Три недели он провёл с родными; навёрстывал упущенные дни в играх с сыном, помогал Татьяне с ремонтом, наслаждался общением с друзьями и за считанные дни до начала командировки вернулся в Москву. Там его ждал сюрприз.

— Соседа посадили! — сообщила ему Ольга после того как рассказала, что на лето отправила дочь к бабушке.

— Опять мотоцикл угнал? — поинтересовался Герман, входя в дом.

— Куда как хуже!.. За измену Родине!

От неожиданности Поскотин оторопел.

— Быть не может! Алкаши не изменяют! Скорее, загулял с подружкой, а закосил под шпиона.

— Не знаю, Герочка… Только вчера опять к ним приходили. Лиду второй раз допрашивали… Хочешь, я её позову?.. Да, чуть не забыла, к тебе какой-то пожилой грузин приходил, просил чтобы я ему позвонила, как приедешь.

— Какой грузин? Дай сюда номер, — сам позвоню!

— Нет, он настаивал, чтобы я с ним связалась. Тебе звонить нельзя! Сказал, что вопрос якобы затрагивает нашу с тобой судьбу.

— Бред какой-то! Грузин… Судьба… Измена Родине… Что всё это значит?

Прояснить все вопросы помешала соседка. Лида позвонила в дверь, когда Герман вертел в руках бумажку с незнакомым ему номером телефона. «Отпустили! Отпустили!» — закричала она с порога. — «Сам сейчас звонил, сказал, что ещё раз побеседует со следователем, подпишет какие-то документы и вернётся домой!» Поскотин отправил будущую супругу на кухню приготовить чай, после чего усадил женщину и попросил рассказать ему всё по порядку.

«…Ещё в среду мы с Мишей справляли день рождения у его сменщика, а в четверг он не пришёл с работы… С утра начала обзванивать знакомых, потом — больницы, морги… Нет его, как в воду канул, а под вечер пришли… Вежливые такие, всё „извините“, да „простите“, а сами весь дом перерыли… И не зря!.. Мишкину заначку нашли, что он от меня утаил… Всё дивились, что, мол ему так мало „хозяева“ платили… Потом до самой ночи про нашу с ним жизнь расспрашивали… А между делом всё фотографией какого-то мужика в нос тыкали, дескать кто такой? Когда познакомились?… Я того и знать не знаю, да и как его по карточке опознать, если он спиной повёрнут!» Германа прошиб холодный пот. «Какой такой мужик на фотографии?» «Кто ж его знает! В папахе из каракуля… и ухо видно… Ты что, Гера!.. Ты же фильтром прикуриваешь?» Поскотин был бледен. Сломав испорченную сигарету, он затянулся новой. «Лидочка, как хорошо, что всё разрешилось… Я так рад за вас с Мишей… Бывают же ошибки…» — лепетал он на одной ноте, пытаясь размотать клубок ворвавшихся в его сознание мыслей. «Да, уж, представить жутко: посадили бы моего Мишеньку ни за что, ни про что, а при дурном раскладе и расстреляли бы как шпиона!» — словно сквозь сон слышал он голос соседки, в который раз пересказывающей свою грустную историю подошедшей с подносом Ольге.

Когда Герман захлопнул за ней дверь, в доме воцарилась напряжённая тишина. Он в очередной раз сделал попытку прикурить от фильтра, после чего молодая женщина, вынув из его дрожащих губ сигарету, не выдержала.

— Да что с тобой происходит?!

— Ничего… Ты все вещи сложила, что я тебя просил?

— Да, всё, как сказал, упаковала… Не знаю даже, как ты их донести сможешь.

— А фотографии наши положила?

— Конечно… Без них ты меня за месяц забудешь!..

— Оленька, о чём ты говоришь!.. Да, кстати, а помнишь, ты меня накануне отъезда спросила про Мишкину фотографию?

— Которую? Ту, что я хотела выкинуть? Накой она тебе? Или тоже в багаж положить?.. Теперь уж не знаю, где она… Да и ошибся ты. На ней не сосед был, а кто-то из твоих друзей, может Дятлов?.. Со спины — вылитый Шурик.

— Откуда ты знаешь, что не сосед?

— Я, когда фотографии перебирала, хотела ему отдать, а он пьяный в тот день был. Крутил-крутил её в руках, потом сказал «Может, я, но определённо — не я», после чего отрубился.

Поскотин, удовлетворённый её ответом, хмыкнул и готов был приступить к обеду, как в дверь снова позвонили. «Наверное, опять Лида, а, может, и Мишу привезли» — сказала Ольга, направляясь к двери. «Гера, это тебя!» — крикнула она из коридора. Герман поспешил на голос и лоб в лоб столкнулся с… полковником Геворкяном. «Так вот он какой грузин!» — мелькнуло в его голове перед тем как старый разведчик заговорил.

За неполный месяц, что Поскотин не видел начальника, тот, казалось, осунулся и даже постарел. Его некогда оттенённые сединой смоляные волосы, стали тусклыми, морщины будто забились копотью, а жёсткая щетина усов пропиталась ржавой табачной смолой. «Здравствуй, Герман, — пряча тревогу за будничностью слов, произнёс он. — Закрой поскорее дверь и веди меня на кухню… На кухню, говорю… Теперь включи воду и радио…» Поскотин, успев лишь вставить короткое «здрасьте», беспрекословно повиновался. Встревоженный неожиданным визитом, он делал всё, что, как ему казалось, способствовало быстрейшему раскрытию тайны, которой несомненно был обременён старый разведчик. Захваченный внезапной вспышкой параноидальной конспирации, хозяин вывернул на максимум регулятор сетевого трёхпрограммника, и, вернувшись в гостиную, включил телевизор. Под аккомпанемент музыкальных отрывков из телепередачи «В гостях у сказки» диктор всесоюзного радио начал зачитывать победные реляции о борьбе с пьянством и алкоголизмом.

— Идиоты… — кусая усы, промолвил Геворкян, доставая свою неизменную трубку.

— Не понял?..

— У нас в Армении под Иджеваном все виноградники под бульдозер пустили… Причём тут виноградники? Пять миллионов наших алкоголиков марочные вина пьют, так что ли? — он тяжело вздохнул, затягиваясь ароматным дымком. — Ты знаешь, что в наших вытрезвителях на должностях числится столько же человек, сколько сейчас воюют в Афганистане?

— Нет.

— А они на виноград ополчились!.. Четыреста лет без малого с алкоголизмом боремся. Когда Борис Годунов первым на Руси кампанию начинал, про виноград и слыхом не слыхивали!.. Ладно, забудем… Теперь о деле…

— Танюша! — слащавым тенором позвал Ольгу Герман, — Согрей-ка нам чайку!

— Полноте, Герман Николаевич! — поморщился гость, — Обойдёмся сегодня без привычной лжи. Побереги её для будущих партсобраний… — Он повернулся в сторону стоящей в дверях женщины. — Так вот вы какая, Ольга Виленовна! Ну, что ж, рад знакомству. Надеюсь, всё у вас с этим шалопаем срастётся! В конце концов, каждый из нас имеет право на счастье!

Поскотин был ошеломлён.

— Так вы знали?..

— Возможно, не с самого начала… Пожалуй, с того момента, как ты оставил Людмилу… — перешёл на «ты» полковник. — Что сконфузился?.. Не сто?ит!.. Сломал карьеру — выиграл жизнь… Кстати, и мне надломил… Жду отставки.

— Не может быть!

— Представь!.. А как ты хотел, если у меня в друзьях числится резидент американской разведки.

— Ре-зи-дент? — удивлённо протянул молодой человек. — Выходит, он вербовал агентов в нашем Институте?

— Выходит… На тебя, как оказалось, виды имел… Ты, поди, полагал, что Палыч тебя в свои зятья готовил?..

Несостоявшийся зять густо покраснел, скосив глаза на ошалевшую Ольгу. Геворкян, перехватив его взгляд, не без лукавства усмехнулся и, откашлявшись в кулак, продолжил.

— По моему разумению, готовил он тебя к вербовке, а ты, шельмец, взял и разоблачил секретаря парткома…

Полковник, не выдержав, засмеялся, но тут же надсадно закашлялся и отложил в сторону трубку.

— Угости своей, — попросил он.

— У меня только сигареты…

— Давай!..

Герман услужливо раскрыл гостю новую пачку «БT».

— Так вот, Герман Николаевич, — продолжил гость, — тебе надо немедленно покинуть страну!.. Не перебивай… Сейчас всё изложу… И вы, Ольга, утрите слёзы… Всё только начинается, — Геворкян затушил наполовину выкуренную сигарету и вновь взял в руки трубку. — Я сразу понял, кто разоблачил Фикусова, на первом же допросе, стоило им назвать адрес анонима… Одному мне было известно, кто живёт на одной лестничной клетке с подозреваемым. Как тебя угораздило оставить отпечатки пальцев соседа на фотографии?

— В спешке, товарищ Полковник! Мы уже было собирались…

— Мы?

— Ну, да…

— Выходит, работал «Бермудский треугольник» в полном составе?

— Так точно!.. Ещё Ольга…, - обращаясь к будущей супруге, — сообщил Поскотин. Она ему дала фотографию подержать… Кстати, первым заподозрил товарища Фикусова в измене старший лейтенант Мочалин… Засёк передачу на свой карманный приёмник. Потом радиосканером подтвердил.

— «Предводитель обезьян» разоблачает полковника Фикусова… — смакуя слова, с сарказмом произнёс полковник.

— Вы и клички наши знали?!!

— Герман Николаевич, о чем ты спрашиваешь!? Ну конечно же! Всё про вас знал, а друга своего не раскусил. Поверишь, никогда бы его заподозрить не мог. Это же только в книжках с картинками авторы уже с первой главы развешивают бестолковым читателям подсказки кто злодей, а кто герой! В жизни такого не бывает! Но как же у нас всё запутано!.. — Полковник сделал паузу и, утрамбовав тлеющий табак, глубоко затянулся. — А я, представь, планировал на следующий год на Кипр махнуть. Место торгпреда освобождалось. Не срослось… — Он поднял усталые глаза. — Кто бы мог подумать, что Фикусов позарится на смазливую журналистку?! Подставили! В Джакарте познакомился. И самое удивительное, он мне об этом сам рассказывал… Не понимаю!.. Интрижка, говорит, была. Так, ничего существенного. Я ему, старый дурак, еще позавидовал… Не искоренимо это чувство у мужчин, да кому я это все рассказываю?! — усмехнулся полковник.

Герман залился краской, но промолчал, ожидая продолжения монолога.

— Была б моя воля, всех бы разведчиков через оскопление проводил. Самое уязвимое у них это место, будь оно неладно! Только какой из скопца разведчик?! Ты меня понимаешь?

— Еще как!

— То-то же!.. — Геворкян разжег погасшую трубку и продолжил. — Однако ж и маховик вы закрутили изрядный! — продолжил он свои рассуждения. — Теперь главное — не попасть под него… Срочно уезжай в Афганистан, первым же рейсом… Я тебя вычислил — вычислят и другие, дай им только время… Дятлов и Мочалин — вне подозрений.

— Почему в таком случае Мочалина в Бангладеш распределили, а не в США? Мы, грешным делом, прикинули, что его в разработку взяли. Проверяют, дескать, но сомневаются. Доказать, не могут, но догадываются…

— Кто бы вас заподозрил? И мне не под силу было, если бы пальчики на фотографии не идентифицировали… В картотеке их нашли. Твой сосед сидел, если ты ещё не знаешь. А Мочалин не по своей вине в Дакку направлен. Благодетеля его с должности сняли… С загородным домом в Подмосковье намудрил: дворец стал строить в три этажа. Вот особисты с военными прокурорами на карандаш и взяли. Так, как-то… Тебе же по моему указанию уготована самая забытая Богом провинция в Афганистане. В ссылку едешь, имей в виду… Ты что же думал, о твоих амурных похождениях никто не узнает? Зайцеву доложили… Был поднят вопрос об откомандировании по месту прежней работы. Ничего не попишешь, — аморалка! Еле удалось переломить ситуацию!

— Вазген Григорьевич, но как же так! Весь мой грех от большой любви, так сказать, а другие — сколько не таскались — всё, как с гусей вода?

— У нас, братец ты мой, важна обёртка, а не содержание. Гулять с чужими женщинами — в расчёт не принимается, а развод, это уже по статье покушение на предательство проходит… Так что давай, поезжай, пока не поздно. Контрразведчики нынче злые, никому спуску не дают. Слыхал, наверное, на прошлой неделе очередной перебежчик в Англии скрылся?

— Нет ещё, я в отпуске был…

— Да, такие-то дела, вывезли англичане своего агента. Гордиевский его фамилия. Из наших, из разведчиков… Однако твой Фикусов поважнее птицей оказался. Все ваши служебные документы американцам переправил.

— Фикусов не мой, товарищ полковник, а ваш…

— Это я к слову… Как же я сам-то промахнулся? — вновь начал сокрушаться полковник, — Ведь и тени сомнений в нём не было. С другой стороны, глаза в глаза — души не увидишь! Знал, конечно, что любил он красиво пожить. Но кто ж нынче иначе мыслит. И я — грешен: недавно «Ауди» подержанную приобрёл, на даче из ворованного бруса баню построил…

Старый разведчик вновь замолчал. Герман начал ерзать, ища повод для возобновления разговора, но Геворкян внезапно прервал паузу.

— Ты знаешь, не верю, что Фикусов разуверился в наших идеалах. Внутренне он так и остался коммунистом. Но грехи надо замаливать. Он и замаливал, но не перед Родиной или Богом, а перед Мамоной. Так мне думается, хотя, может быть, я и не прав. Только вижу за этим нечто другое… Посыпалось у нас всё… Не к добру… Может, и ко времени вы мою отставку накликали… Не хочу своими глазами за развалом наблюдать. Вернусь в Армению, стану виноград выращивать…

— Рано вам в отставку!

— Вопрос решённый. Да и обветшал я для нашей работы. Нужны молодые, грамотные, вроде тебя. Поверить не могу: радиоконтрразведка не засекла, а какой-то недоучка старший лейтенант на карманный приёмник перехватил шифрованное донесение.

— Сначала на приёмник, а уж потом на импортный сканер.

— Мне всё едино, не дружит моё поколение с техникой. Ты хоть знаешь, где у Фикусова передатчик был?

— Где?

— В ошейнике у собаки. Стоило ему поравняться с радиоизлучателем в стене посольства, как срабатывал механизм, и шифровка буквально выстреливала в сторону приёмной антенны.

Для Германа всё становилось на место. Ещё продолжался неспешный разговор, а его мысли уже скатывались за горизонт, туда где, как ему казалось, растворяется в жарком мареве афганского забвения вся суетность этого мира.«…вчера Михаил Сергеевич Горбачёв открыл двенадцатый Всемирный фестиваль молодёжи и студентов…» — сообщила встающему из-за стола ветерану разведки коммунальная радиоточка. «Крибле, крабле, бумс!» — эхом отозвалось из комнаты, где мелькали финальные кадры детского спектакля. Рядом с телевизором плакала Ольга.

Вечером Германа и Ольгу пригласили в гости соседи. Стол ломился от спиртного и снеди. Михаил выглядел счастливым, будто выиграл в лотерею «Москвич». «Жаль, что в газетах об этом не напишут…, разве что лет через пятьдесят, — сокрушался он. — Кто бы мог подумать, что я разоблачу американского шпиона?!» «Не может быть!» — хором реагировали гости, выслушивая удивительную историю, на ходу сочинённую отставным матросом. «Только об этом никому! — прижимая палец к губам в очередной раз предупреждал возбуждённый рассказчик. — С меня подписку о неразглашении взяли! Вы меня понимаете… Предлагали в органах поработать, но как-то не решился… Планы имеются, книгу хочу обо всём этом написать… Как думаете, получится?.. Кстати, Герка, а что у тебя полкомнаты барахлом забито? Собрался куда-нибудь?» «В Таганрог в командировку! — поспешил с ответом благодушно настроенный Поскотин, — Реактор налаживать будем, ну, этот, про который я тебе в позапрошлом году рассказывал. Да, еще… не возражаешь, Ольга в моё отсутствие в этой квартире поживёт?» В этот счастливый для него день, Михаил уже не в силах был кому-нибудь отказать.