В детском саду около дверей группы ревут мальчики. Активный коллектив из 4-х человек, рты у них еще такие квадратные. Все хотят к мамам. Не играют, не рисуют. Ревут, аж головы в потолок. А девочки – они умные, конечно. Они сразу (видно, еще с сентября) организовали две группировки «Стервы – 1» и «Стервы – 2». И дружат против друг друга. Одни в куклы. Другие в кухню. Такие деловые, конкуренция, интриги, заварушки. У них сразу дела, вот с самого начала жизни: дочки-матери и кухня. А эти ходят, рты квадратами, и в потолок ААААААА. И по сути ничего сильно не изменится потом.

* * *

Едем сегодня с таксистом, разговариваем. Я сижу с дочкой Асей дома, сейчас для меня любая поездка и даже просто поход в магазин – это как для вас Мальдивы или полет на Марс. Полгода дома, и я уже просто озверела. От детей, от быта, от всего. Я хочу на волю. К людям!

И вот мы едем, таксист говорит: «Я бы вот с удовольствием дома сидел и не выходил, если б мне деньги приносили». – «А вы попробуйте сначала, потом говорите!» – «А что тут говорить? Вон у меня сосед, да даже два соседа – оба дома сидели и не выходили никуда. Так и сдохли, правда, оба. Почти в один день. Один страшно пил. У него язва была. Каждый месяц его на скорой в реанимацию увозили. Подлечат, он домой и опять пить. Сдох потом наконец-то. Я иногда думаю, что вот так растишь, растишь. От себя отрезаешь, им отдаешь. Все лучшее, только лучшее! Хоккей, группы развития, бассейн, физкультура. Английский, французский, немецкий. Танцы. Игрушки. Мать ночами не спит. То высокая температура, то низкая. Этикетки на бутылках с водой читаешь, мало ли что там? А потом лет пятьдесят проходит. И он лежит на диване с язвой. И бухает. И в реанимацию попадает чаще, чем ты его на хоккей водил. Нет же на свете таких родителей, которые бы намеренно выращивали алкоголиков или опустившихся людей. Нет на школьных фотографиях таких девочек, на которых смотришь и понимаешь: эта проститутка будет травить клофелином целые кварталы и поезда. Все нормальные люди на фотографиях, все в бантиках. Все за двойки переживают. Вот случись что-то такое лет через 50, то из гроба поднимусь. Приду и скажу: „Вставай, хуесос!!! Сколько я на твои лего потратил, сколько по кружкам возил! А хоккей? Подъем в шесть утра! Зря это все, что ли?! Лечи язву, иди работать! Или я мать подниму сейчас еще! Она-то быстро разберется. Я пока за ремнем хожу, Люба навтыкать успеет. Матери нашей только скажи, она точно из земли поднимется…“»

Ехали, короче, и говорили такое.