— Прошло более месяца, как его сиятельство покинул стены виллы и уехал в фамильное имение Кабрерас в Кастилию. За это время он не прислал мне ни одной весточки, ни одной, черт возьми, строчки, хотя я точно знаю, что сеньору де Сильва он пишет с завидной регулярностью. Даже Анселмо получил на прошлой неделе письмо от дона Себастиана. Ну, где это видано обращаться к прислуге, обходя вниманием собственную жену? Как это понимать?

Каталина в голубом кашемировом платье и кружевной мантильи, скрывающей две толстые, уложенные в высокую прическу косы, угрюмо взирала снизу вверх на дородную экономку, ожидая от той вразумительного ответа. Беатрис, скромно сложив морщинистые руки на переднике, стояла, опустив голову так низко, будто несла на плечах всю скорбь мира. Однако это было ложное впечатление. Каталина была уверена, что прислуга и Родриго получили на ее счет вполне ясные предписания от маркиза.

— Я жду, Беатрис.

— Что вы хотите услышать от меня, сеньора?

— Я хочу знать, когда дон Себастиан, мой супруг, вернется на виллу! Неужели не ясно?!

Пухлые щеки экономки покрылись густым румянцем.

— Мне неизвестно о том, сеньора.

— Значит ли твои слова, Беатрис, что его сиятельство ни разу не упоминал обо мне в своих письмах?

Каталине было неловко выспрашивать прислугу о намерениях собственного мужа в отношении ее самой, но другого выхода она не видела. Не станет же она справляться по тому же вопросу у Родриго! После всего, что между ними произошло, она боялась его как огня, под любым предлогом отказываясь покидать покои до тех пор, пока он оставался на вилле, а на ночь запирала все двери на засов и для пущего успокоения держала при себе Пилар.

Каталина не понимала, что происходило вокруг нее, и сказать по правде порядком подустала от всей той непостижимой таинственности, которая сопровождала ее с того момента, как она появилась в Сент-Ферре. Теперь маркиза была полна решимости выяснить все до конца.

— Нет, сеньора, — отрицательно покачала головой Беатрис, — конечно, нет. Уверяю вас, дон Себастиан не станет обсуждать с прислугой свою личную жизнь.

— Вот как? — усмехнулась в ответ Каталина. — Я полагаю, что ты, Беатрис, больше чем кто-либо другой знаешь секреты своего сеньора.

Надо отдать должное, экономка и бровью не повела, осталась стоять на прежнем месте, все так же понуро опустив плечи.

— Я много лет знаю нашего сеньора, донья Каталина, с самого его рождения, — Беатрис прямо взглянула на молодую маркизу. — Дон Себастиан честный и порядочный человек…

— Вот только не нужно говорить о его благородстве. В моей памяти еще свежи воспоминания о его поспешном… бегстве.

— Сеньор бежал не от вас, донья Каталина, поверьте мне…

Каталина нетерпеливо передернула плечами. Последние дни она чувствовала себя слегка на взводе. Ее решительно раздражало все вокруг — и то, что она вынуждена была скрываться от Родриго, и это в собственном-то доме! И медлительность, нерасторопность слуг, которые, как ей казалось, только занимались тем, что следили за ней. Она перестала, как прежде восхищаться окружающими ее живописными видами, морем, цветами, даже книги и любимое вышивание не спасали от внезапно навалившейся хандры. У нее пропал аппетит, а к вечеру наваливалась такая дикая усталость, что порой она ощущала себя совершенно разбитой. И это не упоминая возмутительного поведения маркиза, воспоминание о котором терзали душу и сердце! Что она сделала не так, почему не заслужила простого объяснения или… прощального поцелуя? Хотя, нет! О чем это она? Поцелуев как раз было более чем достаточно. Встряхнув головой, она отогнала прочь так некстати мелькнувшие мысли.

— Тогда от кого же, позволь спросить?

— Сеньор бежал от себя самого.

Фиалковые глаза подозрительно прищурились:

— А говоришь, что дон Себастиан не посвящает тебя в личные тайны. Или ты знаешь маркиза настолько хорошо, что можешь читать его мысли?

Беатрис, застигнутая врасплох изобличениями Каталины, заметно растерялась:

— Сеньора, я… я просто предполагаю. Я не знаю наверняка.

— Почему ты мне лжешь? — с негодованием воскликнула Каталина. — Вся округа считает, что маркиз носит маску, потому что обгорел лицом при пожаре, но я-то знаю, что это ни так! Я видела его! На нем нет следов ожога, ни на лице, ни на теле.

— Так вы видели сеньора, донья Каталина? — Беатрис изменилась в лице, ее кустистые брови поползли вверх, она недоверчиво впилась ястребиным взором в раскрасневшееся лицо молодой маркизы. С широкого лица спал весь румянец и чтобы унять дрожь в руках, она спрятала их за спину. — Прошу простить мою дерзость, но… что же вы теперь думаете о маркизе?

Каталина ответила не сразу, она отошла к окну и устремила растерянный взор на расстилающиеся внизу просторы. Солнце медленно клонилось к горизонту, окрашивая небо в огненный цвет. Средиземное море было умиротворяюще спокойным, чайки кружили над водой, перекрикивая шум набегающих волн. Ей вспомнилась ночь на побережье и сердце учащенно забилось.

— Я думаю, Беатрис, что никого красивее мне в жизни не доводилось видеть, — тихо прошептала она, поджимая губы и обнимая себя за плечи, будто она замерзла.

В темных глазах экономки блеснула искорка надежды:

— Неужто, донья Каталина, вы влюблены в сеньора?

Каталина резко повернулась и вскинула хорошенькую головку:

— Что?

Она так сильно злилась на Себастиана, что другие чувства отошли на задний план. Бесспорно, ее муж был необыкновенно хорош собой. Его серые глаза завораживали и притягивали ее, как под гипнозом. Она все еще помнила восхитительный вкус его губ и жаркие объятья, как она трепетала от его прикосновений, отдаваясь ему без остатка. Но могла ли она любить человека, который так скверно обошелся с ней? Тем более вопрос с Родриго до сих пор не был разрешен! Каталина глубоко вздохнула. Все вконец запуталось, и у нее снова голова пошла кругом. Она опустилась на стул и попросила воды.

Беатрис подала сеньоре полный кубок и, прокашлявшись, виновато потупила взор:

— Простите, сеньора, за мой язык без костей. Я не подумала… Просто я не знала, что для вас эта новость станет такой же неожиданностью.

— От тебя ничего не утаишь, — неохотно вымолвила Каталина, понимая, что вездесущую экономку лучше иметь другом, нежели врагом. Пусть бывшая кормилица думает, что хочет. Вон как мгновенно оттаяла, едва решила, что все знает наперед, хоть веревки из нее вей, от радости так и готова пуститься в пляс. — Хорошо, ты права. Да, я люблю своего мужа и хочу быть с ним счастлива. Ты меня понимаешь? — слова мгновенно слетели с губ и Каталина, испугавшись собственного признания, быстро захлопнула рот.

— Конечно, сеньора, — энергично закивала меж тем Беатрис. — Я вас очень хорошо понимаю! Более того, мы все, слуги дона Себастиана, только и ждем того светлого дня, когда наш сеньор, наконец, познает истинное счастье вместе с вами, законной супругой. Он этого заслуживает, как никто другой на свете!

— Так, значит, ты поможешь мне? — осторожно спросила Каталина.

— Да, сеньора. Но чем же я могу помочь?

Маркиза удовлетворенно улыбнулась.

— Я желаю видеть своего супруга, и ты сейчас же мне в подробностях расскажешь, как добраться до Кабрераса.

Беатрис смущенно улыбнулась:

— Пусть дон Себастиан все хорошенько обдумает. Дайте ему еще немного времени, донья Каталина. Он вернется, поверьте…

Однако Каталина не хотела внять доброму совету кормилицы, знавшей сеньора еще с пеленок. Возможно, если бы она прислушалась к словам немолодой, уже повидавшей жизнь женщины, она благополучно избежала бы излишних треволнений, которые неминуемо поджидали ее в родовом замке семьи де Кабрера. Но Каталину в ее теперешнем состоянии ничто не могло остановить.

— Меня это не устраивает, — категорично заявила она, нетерпеливо взмахнув рукой и отставив в сторону пустой кубок. — Мне нужно знать дорогу до замка маркиза. Если ты не сможешь помочь, мне придется просить кого-то другого. Но так и знай, я поеду туда чего бы мне это не стоило!

— Вы совершите ошибку, сеньора, — умоляюще взглянула экономка на госпожу.

— По-моему, ошибку совершил маркиз, когда решил уехать, не поставив меня в известность!

Каталина говорила с таким пылом, что Беатрис, в конце концов, сдалась. Если уж молодая маркиза уверена в своем праве, то нет никакого смысла чинить ей препятствия. Она все равно добьется своего. Так пусть свершится то, чему дано свершиться.

— До Сьерра-Морена пять дней пути, донья Каталина. Я укажу вам подробную дорогу, но должна вас предупредить, дон Родриго должен знать о ваших планах.

— Конечно, — улыбнулась краешками пухлых губ Каталина, — я оставлю ему записку.

— Но…

Каталина с вызовом взглянула на прислугу:

— Дон Родриго в Малаге и вернется не раньше третьего дня. Я не намерена ждать его, теряя время даром.

— Как будет угодно, вашему сиятельству, — сдержанно кивнула Беатрис и продолжила будничным тоном: — через три дня вы доберетесь до Ла-Манчи.

— Совершенно верно.

— Хорошо, я все поняла, сеньора. К утру ваш багаж будет готов.

— Не стоит утруждаться, моя милая Беатрис, — уже мягче улыбнулась Каталина, — я поеду налегке.

Экономка недоуменно развела руками:

— Но маркизе Сент-Ферре приличествует путешествовать в карете с внушительным эскортом, останавливаться в респектабельных гостиницах, заранее оповещая их владельцев, дабы…

— От охраны и приличных дворов не откажусь, остальное пустое, — нетерпеливо перебила Каталина дотошную прислугу. — Не хочу привлекать излишнего внимания. Я ведь не ко двору еду или на увеселительную прогулку, а вслед сбежавшему супругу. Нам не нужны лишние толки.

На следующее утро, едва за окнами забрезжил рассвет, Каталина посетила семейную часовню, получила благословение от отца Пио и, переодевшись в мужскую сорочку, брюки, высокие ботфорты и длинный серый плащ, сидела верхом на Арии, по-мужски, в широкополой шляпе, под которую спрятала свою роскошную гриву волос, и отдавала последние распоряжения Анселмо.

— Я оставила письмо для дона Родриго на столе в библиотеке, — Каталина немного замялась. — Путь от Малаги не близкий. Сеньору не помешает отдохнуть с дороги, поэтому отдавать записку сразу не стоит.

Вышколенный дворецкий и бровью не повел, догадываясь о мотивах молодой маркизы. Он только степенно поклонился и с невозмутимым видом произнес:

— Слушаюсь, донья Каталина. Все будет исполнено, согласно вашим указаниям.

— Очень хорошо, — Каталина облегченно вздохнула, весело подмигивая Анселмо, отчего пожилой слуга невольно покраснел. Они отлично поняли друг друга. — Я полагаюсь на вас с Беатрис. Ну, а теперь в добрый путь, — она взмахнула на прощанье рукой, затянутой в тонкую кожаную перчатку и развернула Арию. — Гей, — легонько хлопнув по крупу лошади, маркиза устремилась со двора.

Следом за ней галопом поскакали с полдюжины охранников Сент-Ферре, поднимая в просоленный воздух клубы серой пыли. Небольшую кавалькаду замыкала едва поспевавшая за остальными Пилар верхом на смирной гнедой кобылке.

На закате путники прибыли к подножью северо-восточного склона Сьерры Невады. Перед их взорами предстала живописная долина с реками Хениль и Дарро. На трех холмах, опоясывающих плодородную долину, где круглый год плодоносили фруктовые сады, и зрел сладкий виноград, расстелилась, словно раскрытый спелый гранат, благоденствующая Гранада, бывшая когда-то последним мавританским оазисом среди всей католической Испании.

Усталые путники оставили в стороне Сакрамонте, беднейший район, ранее заселенный маврами, а после их изгнания прочно занятый цыганами и беглыми преступниками, жившими и прятавшимися от преследования властей в многочисленных пещерах, вырытых прямо на склоне холма; миновали развалины крепостных стен и, проехав вдоль ряда узких улочек, попали на небольшую площадь. Каталина намеренно избегала центральных районов города с их роскошными дворцами знати, утопающими в зелени садами и фонтанами, церквами и величественным Кафедральным Собором, где она любила бывать всякий раз по приезду в Гранаду. Но не теперь. Сейчас она не хотела случайно столкнуться с кем-нибудь из многочисленных знакомых, отвечать на их неудобные вопросы и ловить на себе любопытствующие взгляды. В этот час она мечтала только об одном — растянуться на мягкой постели и забыться быстрым сном, прежде чем на заре вновь пуститься в дорогу.

На вымощенной камнем площади располагались лавки торговцев, менял и ремесленников. Между теснившихся, жмущихся друг к другу домов с облупленными кое-где стенами, стояла старинная церковь Святой Анны с колокольней из красного кирпича и затейливыми узорами над арочными проемами, доставшимися ей в наследство от бывшего минарета.

На площади было многолюдно, запоздалые покупатели стремились подешевле купить товар, громко торгуясь и бранясь с толстыми лавочниками, тут же суетливо сновали зеваки, выискивая чем бы поживиться задаром, уличные собаки бросались на нетрезвых прохожих, нищие стояли на паперти в ожидании милостыни. Каждый был занят своим делом и мало обращал внимания на приезжих путников.

Каталина ловко спрыгнула с седла, словно не было позади долгих двадцати лиг и нестерпимо ноющих бедер, и бодро зашагала к дверям церкви, на ходу обернувшись к командиру их маленького отряда:

— Марко, — сказала она двухметровому здоровяку с черными проницательными глазами, правая щека которого пересекала глубокий шрам, — найди здесь приличную гостиницу да не забудь про горячий обед и овес для лошадей.

Когда она вышла из церкви над городом сгустились сумерки. У входа ее встретила Пилар вместе с молодым охранником, не спускающим восторженных глаз с черноокой смуглянки, будто веретено кружащейся в ожидании сеньоры.

— Комнаты готовы? — спросила маркиза, скользнув взглядом по раскрасневшимся щекам служанки и мимоходом подавая нищим мелкие монеты, которые она заранее вынула из кошелька, висящим на ее поясе.

— Все готово, донья Каталина, — с готовностью закивала девушка.

— Хорошо, показывай дорогу.

— Это недалеко, вон там.

Пилар кивнула на противоположенный конец улицы, где приветливо горели маслянистые факелы, а у столба были привязаны их лошади. Скоро они очутились у таверны с говорящей вывеской «Усталая лошадь» и переступили порог небольшого, но довольно опрятного заведения. Внутренне убранство показалось Каталине простым и незатейливым. Добротная мебель, побеленный стены и потолок с бревенчатыми перекладинами, большой очаг, где на вертеле жарился молодой барашек, распространяющий дразнящий и аппетитный аромат, и чистые, подметенные полы. По-видимому, к порядку здесь относились с уважением, а значит, можно было рассчитывать на горячий обед и постель без блох. В душе она поблагодарила слуг за сметливость и прошла к отведенному для нее столику. Но едва она успела разместиться на месте, как неожиданно для себя заметила знакомое лицо. По спине Каталины пробежал неприятный холодок.

Напротив нее собственной персоной, напоминая своим видом разряженного павлина, сидел Луис-Антонио Наварро де Перес, наследник ее отца и ныне их заклятый враг. Он вел оживленный, но явно не праздный разговор с каким-то неприметным господином. Его крупное, мясистое лицо было сосредоточено, на висках от напряжения выступили капельки пота. Ничего не замечая вокруг себя, он жадно ловил каждое слово своего собеседника.

Каталина надвинула на лоб шляпу и подсела поближе к двум подозрительным личностям. Нужно было держать ухо востро. В памяти слишком свежи были воспоминания о том, как еще несколько месяцев назад кузен покидал имение ее родителей, грозя погубить доброе имя и скромное состояние отца, что и послужило причиной ее скоротечного брака с Сент-Ферре. Но ясное дело никакой признательности она к Луису-Антонио не испытывала. Наоборот, этот скользкий тип вызывал в ней смешанное чувство брезгливости и отвращения. За время, что она его не видела, он еще больше раздобрел. У молодого и пышущего здоровьем сеньора появился второй подбородок и отечные круги под глазами, он то и дело потел, а во время беседы его донимала нездоровая отдышка, что было, конечно же, следствием неуемного возлияния и злоупотребление яствами.

За соседним столом разговор велся, по-видимому, давно. На Каталину никто не обратили внимания и она, сделав вид, что полностью поглощена пищей, стала внимательно вслушиваться в приглушенные голоса. Она инстинктивно чувствовала, Луис-Антонио снова замышляет недоброе. Зачем ему, любящему комфорт и роскошь, приятные беседы в компании высшей знати, сидеть в таверне среднего пошиба со странной личностью в черном, запахнутом до самого подбородка плаще и говорить вполголоса, когда он любил находиться в центре всеобщего внимания? Какие у него могли быть дела с человеком такой подозрительной наружности? Ей непременно захотелось выяснить это, но так осторожно, чтобы не оказаться замеченной.

— Друг мой, — вкрадчиво вопрошал тем временем Луис-Антонио у незнакомца в черном плаще, — какие у меня могут быть гарантии в случае нашего успешного предприятия?

— Как я уже сказал, — спокойно отвечал мужчина, — мой хозяин готов дать вам то, что вы желаете больше всего на свете.

— Я желаю две вещи, титул и…

— Тише, мой любезный друг, мы находимся в людном месте, мало ли кто может нас услышать.

— А, не беспокойтесь, ваша милость, я специально выбрал эту неприметную харчевню, куда ходит всякий сброд. Вы посмотрите вокруг, здесь совсем нет приличных людей. Кому какое дело, что будет трепать на улицах грязное отребье?

— И все же рисковать не стоит, — осторожно заметил идальго.

— Конечно-конечно, ваша милость, как скажете. Так мы договорились о цене?

— Я помню ваши условия, вы подробно их описали. Теперь мне нужны бумаги.

— Вот они, — что-то зашелестело за соседним столом, а затем последовало недолгое молчание.

— Мой хозяин будет доволен, — незнакомец еле сдерживал радостные нотки в голосе. — В ближайшее время вы получите ответ.

— Я надеюсь на положительное разрешение.

— Будьте уверены, я передам ваши пожелания, сеньор. А теперь прощайте.

— Я иду следом за вами, ваша милость, у меня больше нет дел в этом клоповнике, — пренебрежительно отозвался Луис-Антонио и тут же заискивающе добавил: — Холодными зимними вечерами меня будет греть мысль, что один наш общий знакомый лишится головы.

— Будьте уверены, это скоро произойдет.

Двое заговорщиков давно ушли. В таверне становилось слишком шумно и людно, но Каталина продолжала сидеть с застывшим лицом, неподвижно уставившись в пространство. Что за бумаги передал Луис-Антонио этому незнакомому идальго? И о ком шла речь в разговоре? Кого кузен мечтал видеть мертвым? Кто стоял у него на пути? Неужели… но она не могла и помыслить о том.

— Донья Каталина, — Марко подошел совсем неслышно, — ваши комнаты готовы, пора подниматься наверх. Скоро здесь станет слишком оживленно.

Она окинула зал отсутствующим взглядом и тихо попросила:

— Проводи меня до комнат, Марко.

Когда она поднялась из-за стола, обеденные тарелки оставались все такими же полными, как и три четверти часа назад. Каталина не притронулась ни к одному из блюд.

Наверху перед дверью она предупредила Марко:

— Завтра на рассвете я передам послание, которое нужно доставить как можно скорее моему отцу, сеньору Пересу. Это очень важно. Кто-то из твоих ребят должен отвезти это письмо, тот, кому ты лично доверяешь.

— Я понял, сеньора, — коротко кивнул командир их маленького отряда, не вдаваясь в дальнейшие расспросы. — Маноло справится с этим заданием лучше, чем любой другой. Он еще успеет вернуться и нагнать нас в Кастилии.

Незадолго до рассвета быстроногий вороной понес высокого смышленого паренька с умными проницательными глазами к южным воротам города, тогда как остальные путники двинулись в противоположном направлении. Они неспешно проехали Альбасин с его рыночными площадями и торговыми лавками, церквами и банями, свернули по узким улочкам к свежеокрашенным белым домам, растянувшимся вдоль мерно протекающей Дарро и Каталина в очередной раз восхитилась творением мавританских мастеров. На вершине холма Аль-Сабика, в окружении буйной растительности, вязов, дубов и бука, гордо возвышался Красный замок или Альгамбра, грандиозное сооружение эмиров Гранады с непревзойденными по роскоши дворцами, садами и парковыми аллеями, множеством искусственных водоемов и фонтанов, обнесенный толстыми зубчатыми стенами и крепостными башнями. Современники называли замок по-разному — город в городе, цитадель Гранады, «земной рай». Здесь все было для жизни, Альгамбра спокойно могла выдержать многомесячную осаду. Однако со временем все изменилось. Эмират пал, и Красный замок превратился в резиденцию испанских королей, радуя новых владельцев своими причудливыми залами, двориками и павильонами.

Спустившись по пыльной дороге с холма и выехав из начавшего пробуждаться города, группа всадников обогнула горный склон Сьерра-Невада и устремилась на северо-восток по пустынному плоскогорью в сторону утопающего в зелени и оливковых рощицах Хаэна. Через два дня путники прибыли в Линарес, а оттуда, не мешкая, направились в сторону Кастилии. По пути им встречались маленькие деревушки бедняков и окрестные поместья знати, хвойные и широколиственные леса, обширные поля с вольно пасущимися отарами овец, плантации виноградников и фруктовые сады, но чем дальше они продвигались вглубь Пиренейского полуострова, тем сильнее ощущалось присутствие зимы.

Днем было тепло и ясно, а к вечеру, когда солнце садилось за горизонт и на землю опускались сумерки, Каталина и Пилар заворачивались плотнее в плащи и усаживались ближе к огню. Ночи становились длиннее и холоднее, а дни все короче, и Каталина очень жалела, что оказалась столь непредусмотрительной и не послушалась Беатрис, которая настойчиво предлагала взять с собой теплый багаж. Ко всему прочему на одном из постоялых дворов она съела рыбу, обильно посыпанную пряными травами, так по обыкновению хозяйки маскировали несвежую пищу, и на следующее утро почувствовала слабость и головокружение. Вынужденная остановка и лечение местными отварами настроение ей не прибавили. Теперь она переживала, что может разминуться с мужем. Вдруг, в этот самый момент, пока она лежит в постели, он вздумает возвратиться на виллу и как раз проезжает мимо этого треклятого постоялого двора? Недолго промучившись и решая, стоит ли заранее предупредить о своем внезапном визите Себастиана или так и оставить свой приезд в неведении, она подозвала Марко и велела отправить вперед кого-нибудь из охранников.

К середине третьего дня Каталине заметно полегчало, хотя она по-прежнему ощущала некоторую слабость, все же утренняя дурнота отступила, и путники двинулись дальше. Возле живописного местечка Вальдепеньяс их нагнал Маноло. Он сообщил, что сеньора Переса дома застать не удалось потому, как дон Педро отбыл в Мадрид по делу «чрезвычайной важности» и донья Вероника передавала, чтобы дочь попросту не волновалась, они уже знают управу на Луиса-Антонио. Каталина пробежала глазами ровные строчки письма, где мать настоятельно просила ее не вмешиваться в их дела с отцом, что они сами разрешат назревший спор, однако она ни словом не упомянула о том, как именно они собирались это сделать. А в конце короткой записки сеньора Перес высказала предположение, что к весне сей конфликт, она надеется, будет полностью исчерпан.

Каталина, перечитав послание, нахмурила тонкие брови и, ненадолго задумавшись, вновь обратилась к Маноло:

— А матушка ничего не добавила к этому письму? Может быть, что-то сказала?

— Нет, сеньора, она ничего не сказала.

— Ты уверен? — продолжала допытываться маркиза.

Молодой охранник покраснел до корней своих рыжих волос и ударил в худощавую грудь кулаком:

— Пусть Всевышний покарает меня на месте, сеньора, если я соврал!

С выпученными глазами и шляпой набекрень Маноло походил на взъерошенного воробушка, и Каталина против воли не удержалась, сморщила тонкий носик и заливисто захохотала. Маленький отряд дружно вторил ей, и вскоре вся долина огласилась грубым смехом и веселым подтруниванием товарищей по оружию.

— Я верю тебе, Маноло, — улыбаясь, кивнула Каталина.

— Ваша матушка только сказала, что «все будет хорошо» и напоследок пожелала доброго пути.

Каталину вполне успокоили слова посланца, и оставшуюся часть пути она проехала с легким сердцем, сосредоточенно обдумывая предстоящий разговор с Себастианом. Столько вопросов роилось в ее голове, что она не знала, с чего начать. За последний месяц, что они не виделись, она много всего перебрала в уме, но так и не пришла к единому решению. Почему он покинул ее, оставив одну на берегу? А когда она возвратилась на виллу, оказалось, что он внезапно уехал. Ни письма, ни записки, никакого намека. Он просто исчез! Сначала она думала, что он отправился по делам в Малагу, однако быстро выяснилось, что маркиз вовсе не в порту, а далеко от побережья, в своем родовом имении в Кастилии!

Сказать, что она расстроилась, это ничего не сказать. Первые дни были самыми тяжелыми. На глазах у прислуги она вела себя спокойно, со всеми была мила и разговорчива, но оставаясь одной, она бросалась на кровать и, уткнувшись в подушку, давала волю слезам. Когда же слезы, казалось, иссякли, на смену им пришла горечь разочарования, досада и, наконец, сильнейшее раздражение. Она рвала и метала все, что попадалась ей под руку, мало-мальски напоминающее о Себастиане.

Белую розу, которую он подарил ей наутро по ее приезду и, которую долгое время она бережно хранила, засушив между листами папируса, она безжалостно смяла и растоптала ногами, развеяв лепестки по ветру. Свое творение, посвященное благоуханным цветам, она сожгла, ни секунды о том не размышляя, а когда взглядом натолкнулась на жемчужные бусы, подаренные маркизом по случаю свадьбы, то швырнула их через всю комнату о расписанную фресками стену. Тонкая нить порвалась, и розовые жемчужины рассыпались по полу как осколки разбитого стекла.

Теперь ей было стыдно за свою несдержанность, но единственное о чем она сожалела было то, что ей еще раньше следовало определиться с поездкой. Однако она не могла себя долго за это упрекать. Ведь она ждала маркиза, с нетерпением и в то же время с замиранием сердца надеялась на его возвращение, по многу часов простаивая у окна и вглядываясь вдаль в предвкушении, как она увидит скачущего галопом Смелого с таинственным всадником на спине.

Два дня они ехали по открытому плато, заросшему сухой, жухлой травой и кустарниками, пока ближе к вечеру у подножья гор, вдали от больших дорог, точно слитый с огромной черной скалой, перед ними не вырос старинный замок. Когда-то перестроенный из бывшей мавританской крепости, он гордо возвышался над небольшой деревенькой, уютно устроившейся в лесистой лощине. Рядом, спускаясь с горной вершины, по каменистым, почти голым склонам резво бежала извилистая речушка, расширяясь по мере выхода на равнину и образовывая между густыми зарослями камыша озеро зеркальной чистоты. За озером, надежно укрытые от холодных пронизывающих ветров, свободно гуляющих по плато, раскинулись ореховые рощи. Пейзаж был настолько великолепен, что у Каталины и ее спутников от увиденной картины перехватило разом дыхание. Некоторое время они простояли на возвышении пустынного холма, любуясь первозданной красотой природы и творением, созданным умелыми руками человека, прежде чем последовали по пыльной дороге вниз, которая вела к деревушке, а оттуда, причудливо петляя, поднималась к воротам Кастель Кабрерас.