«Я, Гедрикс Вероньярский, был виновником разрушения прекрасного мира, в котором родился, что повлияло на всю мою дальнейшую жизнь. Будучи в ужасе от нечаянно содеянного мною, ибо я не знал, что от целостности огромного кристалла, спрятанного моим дедом на неприступном острове Рауфнерен под защитой чудовищ, зависит существование самого моего мира. Этого я не знал, поэтому пустился в путь, коварно наущаемый моей родной тёткой, волшебницей Эйчварианой. Она до последнего мгновения таила свои намерения от меня и обещала, что оживит моего друга герцога Алариха Вайгенерского, будущего супруга принцессы Гранитэли, дочери короля Килмара, наследницы трона и всех земель королевства.

Будучи потомком великого волшебника Джавайна, как и Дивояра, я оказался обладателем волшебных сил, о которых до своего путешествия в Рагноу не подозревал. Сам того не зная, я вызвал к жизни огромные силы и пользовался ими, как ребёнок играет горящей головнёй. Преодолев все трудности пути и потеряв всё войско короля Килмара, посланное со мной, я оказался на острове Рауфнерен, где с помощью неведомой мне силы разрушил хранилище Кристалла. В неведении я расколол мечом великий Кристалл, содержащий своей силой всё живое в моём мире, и тем погубил последний. Единственный осколок, что взял я с собой, погубил принцессу Гранитэль, невесту погибшего страшной смертью Алариха Вайгенерского, моего герцога и господина. Лишившись обоих, я обезглавил во гневе и свою тётку, волшебницу Эйчвариану, гореть ей в преисподней веки вечные за преступление её!

Оставшись один в заоблачном замке проклятой ведьмы, я видел угасание последних крох моего мира, исчезновение воздуха и нисхождение во тьму всех его земель. Ещё раньше я заморозил море неосторожным обращением к тайному знанию своего рода. Я был в той высокой и просторной башне, где стоял алмазный трон Эйчварианы и лежало её обезглавленное тело, а внизу, на ступенях, где ранее стояла прочная хрустальная стена, находилось заключённое в горный хрусталь тело моего друга — герцога Алариха. При мне остался камень, что образовался из осколка Великого Кристалла, в котором заключена была душа принцессы Гранитэли, которую я погубил.

Сознавая свою скорбь, я подошёл к окну и, отворив его, увидел, что тьма поглотила весь мир, в котором я родился, и звёзд нет на небе, и луна исчезла, и солнца больше нет. Все, кого я знал, помнил и любил, исчезли, поглощённые великим мраком небытия. Дворец же оставался нерушимым.

Не зная, что мне делать, я пошёл по лестнице вниз, чтобы сесть у тела моего герцога и умереть. Придя же туда, я обнаружил, что разрушенная стена вновь цела и отделяет подвал дворца от тайного хода, что привёл много ранее меня и моего несчастного герцога в жилище волшебницы Эйчварианы, которую всю жизнь свою я буду ненавидеть, хоть бы и мёртвую.

Я начал обходить все помещения дворца, чтобы найти выход, но обнаружил, что каждый выход, кроме лестницы, ведущей в башню, был запечатан толстой хрустальной стеной, а за ней не было ничего, кроме мрака. Я помнил, как велик был дворец, стоящий на одной из вершин Кентувиорских гор, но путь в другие помещения оказался для меня закрыт. Тогда я вернулся в тронный зал, где лежало на полу тело тётки.

Там я сел на трон и призадумался. Что делать дальше, я не знал, и как жить мне в этой хрустальной клетке, не имел понятия. Возможно, лучшим выходом было бы умереть, но я вспомнил слова Эйчварианы про Джавайн и про то, что он спешит на помощь погибающим мирам. Это было всё, что знал я тогда про Джавайн, а больше спросить не успел, когда во гневе снёс голову своей тётке.

Бессильный в своём невежестве, я откинулся на спинку трона и закрыл глаза: мне было больше невмоготу видеть великолепие дворцового убранства, превосходящее все мыслимые фантазии любого человека. Поистине, тут и только тут могли жить великие волшебники Джавайна, одну из которых я только что убил.

— Сгинь с глаз моих, — бессильно сказал я телу Эйчварианы. — Отправляйся в ад навеки.

И тут мёртвая всплеснула руками, голова, лежащая отдельно, открыла глаза и тонко вскрикнула, и тело исчезло вместе с кровью, которой был запачкан пол!

— Я исполнила твоё желание, Гедрикс, — сказал мне голос Гранитэли, идущий от перстня, что был теперь на моей руке.

Так я узнал, что осколки того огромного кристалла, который я разбил и который назывался Око Вечности, обладают страшной властью: они способны поглощать людские души, и те становятся посредниками между неведомой субстанцией силы и тем, кто владеет таким осколком. Я выпустил на волю демона всевластия! И каждый из таких кристаллов, попади он руки человека, поглотит его и тот будет служителем Камня Исполнения Желаний! Представить невозможно, во что обратится мир, когда его наполнит множество таких камней, владеть которыми будут легкомысленные и недалёкие люди! Одно лишь утешало: мира больше нет.

Так думал я, сидя на кресле и держа в руках кольцо. Власть была передо мной, но власть была мне не нужна.

— Ты можешь восстановить тот мир, что я разрушил? — спросил я Гранитэль с надеждой, что, может быть, сейчас из небытия вернётся всё: король Килмар, его королевство, земли, море Грюнензее.

— Нет, — ответила принцесса, — Но я могу оживить Алариха.

И я едва не пожелал того, но вспомнил вдруг слова: не оживляй его сейчас, пусть он проснётся при входе в новое королевство, при звуках труб. Но где же взять новое королевство, когда земли нет, на которой оно могло б стоять?! Где взять подданных, чтобы населить это призрачное королевство?! Где все леса и горы, что будут украшать его?! Где реки, что будут течь по его долинам?! Где тучные стада, что будут пастись на плодородных склонах?!

Я расхохотался: власть над пропастью, державное ничто, осколок пустоты!

Я ударил по алмазным украшениям на подлокотниках величественного трона, стоящего среди хрустальных волн, по бесполезной роскоши, по гроздьям холодного, бездушного сияния богатства. И в тот же миг со всех сторон разверзлись окна — не те, что были ранее, а во всю ширину стены, так что сами стены как бы испарились, и сияющий купол, что парил над полом, остался висеть ровно в пустоте!

Картина, что открылась мне, была чудовищна: со всех сторон зал окружался глубокой тьмой, в которой сияло множество алмазов, с одной стороны трона висело некое тело, похожее на неровный круг, сделанный из серебра, ниже вращался круг, разрисованный широкими мазками голубой и белой краски, а из центра купола, сквозь прозрачные отверстия в его вершине, било множество лучей и просекало внутренность хрустальной залы!

Поражённый зрелищем, я вновь тронул украшения на троне, сдвинул с места крупный алмаз на тонкой твёрдой нити. И тогда передо мной, прямо в воздухе, развернулось зрелище: в сияющей миллиардами огней тьме, меж двух шаров — серебряного и бело-голубого — висела без опоры маленькая блестящая иголка. Я хотел взглянуть поближе и привстал на троне, при том задел рукавом ещё один алмазный шарик. Изображение дрогнуло и поплыло, ушли в стороны два шара, исчезла за пределами картины чернота пространства, иголка стала вырастать и приближаться. И вот увидел я, что в пустоте парит одна из башен дворца Эйчварианы!

Изображение росло, стали заметны все наружные детали, в окнах нижних этажей был свет, мелькнули хризолитовые перила множества балконов, проплыло широкое кольцо наружной балюстрады, потом открылась полоса, за которой был сплошной свет, и открывалось помещение с возвышением по центру. На возвышении стоял высокий трон, на троне сидел я. Я видел самого себя, как я, привстав с сидения, с побледневшим от потрясения лицом вглядывался в нечто перед собой. Там была картина, на которой я смотрел на самого себя.

Мне показалось, что я сошёл с ума. Это был предел того, что мог выдержать мой измученный рассудок. Так сидел я и наугад трогал крупные бриллианты, которыми украшались подлокотники престола. Я положил ладони на две шарообразных грозди, в которых одни алмазы были на коротких ножках, другие на длинных. Передо мной проходили разные картины. Приблизился тот шар, что имел цвет серебра — настолько, что я стал видеть его поверхность. Она оказалась не серебряной, а просто серой. Потом я догадался, что яркий чистый цвет ему даёт светило, что висело в зените прямо над моей головой, и чей свет проходил сквозь отверстия в куполе, заливая зал светом. Тогда догадка осенила меня: светило — это солнце, а белый шар — луна! Тогда то, что ниже — вероятно, земля?! И понял я по некоторым признакам, что земля не плоская, а круглая. Она — шар! И Луна — шар! И, вероятно, солнце тоже шар. Я вижу иное пространство и иной мир. Мой мир был не единственным — были и другие.

Тогда я стал играть с алмазными шарами на подлокотнике, желая приблизить картину и разглядеть, каков же этот мир. Картина приближалась, расширялась, я не сходя с трона, входил в слой воздуха, окружающий неизвестный мне мир. При том я продолжал неведомым образом видеть самого себя со стороны, сидящим в кресле под крышей башни, которая висела меж солнцем и землей!

Облака пролетали мимо и уходили за края картины, внизу раскрылось зрелище морей и бледной суши, подёрнутой дымком. Я, словно падающая звезда, летел над водными грядами и видел, как солнечный круг отражается от вод, поверхность которых плоской не была — вода была как будто намазана на шар! И никуда не выливалась!

Видение продолжало расширяться, и вот поверхность мира стала плоской, и издали поплыли на меня прекрасные земли. Они становились ближе, ближе, и вот я вижу огромные зелёные равнины, впадины морей, вершины гор, очертания берегов и снова водные просторы!

Это был прекрасный мир, не хуже моего. Я никогда не знал, что земля может быть такой обширной, а мир таким огромным. Всё, что я видел за свою жизнь, это только владение моего отца, земля соседнего Вайгенера, горы Кентувиора и море Грюнензее. Здесь они бы уместились на крохотном клочке — всё сразу.

— Как я хочу быть там, — сказал я в тоске по живому миру.

— Это в моих силах, — ответила принцесса Гранитэль. — Покинь, Гедрикс, этот ненавистный замок.

— Я найду там незанятые земли! — пылко ответил я. — Я образую королевство, тогда ты, Гранитэль, оживишь Алариха, и вы станете править королевством!

— Пусть будет так, — согласилась она, — Но пока оставь его тело здесь: трудно тебе будет везде возить с собой тело друга. Когда придёт момент, я перенесу его к тебе. Пусть пока он остаётся здесь, в безопасности. Никто чужой не сможет сюда проникнуть.

Я согласился: это было здраво. В следующий миг я оказался на земле, и лёгкий нежный ветер коснулся моих щёк. И слёзы брызнули из глаз моих. Я стоял на вершине зелёного холма, открытого и солнцу, и ветрам. Необозримые леса простирались позади меня, великая река несла свои небесно-синие воды, прекрасный город был виден вдали, и непаханая равнина раскинулась широким покрывалом между рекой и тем холмом, на котором я стоял. А на равнине стояли друг против друга два огромных войска. Проревели трубы, и рати двинулись друг против друга.

Прошло немало лет с тех пор. Служил я то одному сюзерену, то другому. Нигде дольше двадцати лет оставаться я не мог, потому что странное моё наследство выдавало меня и вызывало подозрение и страх. Я не старел. Как был, так и оставался я многие года молодым. В моих делах мне помогали три волшебных существа: две птицы: гигантские орлы Вейхорн и Джаунго, спасшиеся вместе со мной во дворце Эйчварианы, и верный мой летучий конь — грифон.

Прошло и сто лет, и двести, а я всё молод. Я был женат и вынужден был оставить свою семью, ибо нескончаемая молодость моя оттолкнула от меня всех. Умирали мои знакомые, состарилась моя жена, сменялись короли на тронах, а я был тот же.

Однажды встретил я некоего человека, и тот открыл мне мою правду. Ты волшебник, сказал он. И те необыкновенные способности, что я имел, были магической силой. Я мог сталкивать в битвах королевства, я мог ставить и свергать царей, но я не мог там править, потому что столь явной магии, что была открыта мне, в этом мире опасались. Но этот человек, такой же маг, как я, сказал мне удивительную вещь, которая меня обрадовала и подарила мне надежду. Он сообщил мне, что есть другой мир, в котором магия не вызывает ни у кого ни ужаса, ни опасения. Он провёл меня в тот мир. Этот мир назывался Селембрис. Так что, оставив в прежнем мире своих потомков, ни один из которых ни в малейшей мере не имел магического дара, я ушёл в Селембрис. Там я был свой, там я попал в среду себе подобных, и никого не удивляла слишком затянувшаяся молодость моя.

Из страха выдать свой проступок, не желая говорить о том, как погубил я целый мир, я предпочёл назваться иным именем, когда попал в небесный город Дивояр. И я служил волшебникам небесного города, как прежде служил царям и королям. Я шёл для них в битвы, я покорял миры. Много лет я служил городу волшебников — Дивояру, пока однажды не вспомнил о Джавайне, откуда родом мой дед и о котором тут никто не знал. И ушёл из Дивояра, потому что волшебники небесного города не могли сделать того, что мне было нужно: оживить погибшего Алариха. Это им было недоступно, ибо смерть и в Селембрис есть смерть. А, если бы не так, то слишком многое было бы иначе. Я признаю, что временами этот непреложный закон спасает мир от гибели, но должен быть кто-то, кто выше даже своего закона — тот, кто создал Око Вечности, ибо оно владеет даже смертью.

Я покинул Дивояр, потому что начал собирать кристаллы, которые назвал эльфийскими, потому что, был на Селембрис некогда народ, который владел силой, несравненно большей, чем сила Дивояра. Я ушёл искать этот исчезнувший народ, потому что не желал прибегнуть к силе Перстня Гранитэли для спасения Алариха. Я искал другие камни в надежде снова воссоздать великий кристалл — Око Вечности, или Око Судьбы, как я его назвал, потому что именно тот момент, когда я разбил его, разбил всю мою жизнь. Нигде я не имел приюта и вечно странствовал в поисках кристаллов. Они разлетелись по множеству миров, когда жилище Ока Вечности было разрушено. Они сеяли зло, когда попадали в человеческие руки, ибо нет человека, который бы не пал душевно перед властью эльфийского кристалла, перед вседозволенностью и всевозможностью. Второй болью, точившей моё сердце, была мысль об Аларихе и Гранитэли, потому что я понял, что не в силах соединить этих двоих, поскольку воскрешение его…»

Глаза Лёна скользнули на соседнюю страницу, и он не сразу понял, что слова на новом листе по смыслу не совпадают с началом фразы. Он прочитал несколько раз и убедился, что это так. Только потом заметил следы от выдранной страницы. На самом важном месте текст обрывался! Следующие слова должны были открыть, почему Гедрикс так и не прибег к помощи Перстня Гранитэли, чтобы оживить своего друга, и отчего это оказалось невозможно! Он пролистал книгу в надежде, что оторванный лист лежит где-нибудь внутри, сложенный пополам. Но не нашёл. Делать было нечего — пришлось продолжать чтение того, что оставалось.

«… огромное пространство, незанятое никем. Это было даже удобно, потому что никто не стал бы претендовать на это место, когда вокруг полно земли. Да, я решил, что создам сам будущее королевство, не желая ни у кого отнимать земли. Я создам его на месте гор, а сами горы послужат для строительства города. Те, что пришли со мной, были мне преданы, потому что я обещал им, что сделаю их жизнь и их потомков богатой и безопасной. Что они будут жить в королевстве и править от моего имени, если послушают меня и будут свято выполнять мои заветы.

Я был щедр на зрелища и не жалел показывать им мою магическую силу. Своей властью над камнями я раскалывал на части горы, обтёсывал гигантские блоки. Они сами выползали из каменотёсен, сами складывались в основание будущего города, ложась так ровно и плотно, как ни один каменщик не сложит кирпичи. Я выстроил большую стену и башни в ней, четверо ворот, в которые могли проехать в ряд десяток колесниц. А Гранитэль сотворила изумительные механизмы, которые повиновались единственной человеческой руке, чтобы отворять и затворять ворота. Я выложил фигурным камнем прекрасную дорогу, идущую через весь дугообразный мол, созданный мною же для того, чтобы он служил портом Дерн-Хорасаду, когда в будущем станет этот город царить над окружающими землями и привлекать к себе почтительные взоры заморских королей. Тогда будут слать к Дерн-Хорасаду дружественные суда и вести с ним торговлю.

На месте срезанных горных кряжей образовались две обширные пустоши, так много камня ушло на строительство города, дорог, порта, береговых укреплений и морских фортификаций. Тогда Гранитэль снова показала чудо: на глазах у людей, и без того потрясённых моим магическим владычеством над стихиями, она перемолола в пыль опустевшие основания гор, затем в породу были внесены изменения, и получилась плодородная почва. Образовались русла рек, в которые с гор потекли потоки чистейшей воды для орошения земель. И получились две огромные долины, с одной стороны охраняемые неприступными горами, а с другой — отвесными стенами, под которыми по моему приказу вечно бился и не умолкал морской прибой, мешая всякому чужому судну причалить вне гавани. И с внешней стороны огромной каменной косы ничто не охраняло порт, как только мощные валы, катящие на скалы и бьющиеся среди них.

Несколько десятков лет прожил я среди них, помогая строить дома и разводить сады. Главной же заботой моей был дворец, в котором думал я поселить династию регентов, правящих Дерн-Хорасадом от моего имени и бережно охраняющих тайну гор. Был на то избран мною один лучник по имени Росуан. Несколько раз я уезжал и возвращался в Дерн-Хорасад, чтобы спрятать в нём свою добычу. Сменились несколько поколений регентов, а город был всё так же прекрасен и безопасен, как было мной задумано, и с каждым поколением мудрых и справедливых правителей из рода Росуанов становился всё более процветающим. Один из регентов приказал высечь и поставить на главной площади мою статую, чтобы при всяком возвращении меня сразу узнавали и более не задавали вопросов и не вынуждали показывать свою магическую силу. В конце концов, меня и так прекрасно узнавали по мечу и перстню, по ним был назван сей великий город, ибо на языке Джавайна, который обретался мной с годами, Дерн — означает Меч, а Хорасад — Кристалл.

Я уходил в походы и добывал отовсюду потерянные кристаллы. Я шёл множеством миров, куда их занесло таинственным ветром времени. Я сражался с чудовищами, я покорял страны и низлагал царей. В одном из путешествий я нашёл Джавайн и в нём обрёл волшебные вещицы, которые и взял, чтобы оставить затем моим потомкам, чтобы облегчить им дело, которое сам не доделал. Триста тысяч кристаллов надо было отыскать среди миров, куда их разнесло. В одном из миров я потерял перстень Гранитэли, а в одно из возвращений понял, что произошло несчастье.

Случилось нечто, чего я не мог понять и чего не мог предвидеть. Какие-то глубины времени поглотили мой город, мой Дерн-Хорасад. В том месте, где лежали обширные земли и было море, не нашлось ничего, словно пространство разинуло пасть и сожрало и горы, и равнины, и море, и царства. Приметы, что вели к тому месту, были те же, с какой стороны ни подлети, а само место исчезло, словно высохшая вода. Осталась лишь впадина, заросшая нехоженым лесом, да полулунные сторожевые камни, окружавшие впадину со всех сторон. Не текли там реки и ничто не вытекало оттуда. Там не было гор. Если бы была со мною Гранитэль, она могла бы, возможно, помочь мне найти Дерн-Хорасад, а так я оказался королём без королевства. Я продолжал собирать кристаллы, всякий раз возвращаясь к месту пропажи и уходя ни с чем. Судьба в очередной раз разбила мне сердце. Но однажды я наткнулся на Скалу-пророка и понял, что дело моё не безнадёжно, просто не мне придётся видеть результат.

Мечтал я однажды собрать вместе все триста тысяч кристаллов и сложить из них великий Живой Кристалл, каким был он прежде — Око Вечности. Что будет вслед за тем, мне неизвестно, но ведь зачем-то мой дед его поместил на остров Рауфнерен! Куда же сам девался и почему не давал знать о себе, так что даже в Дивояре никто о том не знал, и даже в великом Джавайне не было его следов — неведомо то мне. Ещё тайна, которую хотел бы я разгадать, и которая мне недоступна. Я, обладатель многих даров, повелевающий ветрам и говорящий с водой и камнем, не в силах вырвать у Времени ответ.

Весь смысл моей жизни состоит лишь в том, чтобы отыскивать потерянные по моей вине кристаллы, но тот единственный, который я боялся потерять, был мной утрачен — Гранитэль! Ведь случись мне собрать их все, одним из трёхсот тысяч должен стать чёрный бриллиант! Отдать его подобно утере единственного существа, которое любил я всю свою жизнь. Вложить его своей рукой во множество кристаллов, как ничем не отличающийся от прочих кирпич в стену здания! Чем больше собирал я осколков, тем более боялся приближения финала. Когда же перстень потерялся, то всё решилось само собой. Я просто сделал часть своей работы. Остальное же довершат потомки — те, кто возымеют в себе силу Говорящих-Со-Стихиями. Так сказал мне Камень-пророк, великий Оракул, под конец моей жизни.

Встретился он мне однажды посреди лесной глуши. Стояла огромная каменная скала, острым зубом устремляющаяся в небо. Устал я в тот день, ибо силы понемногу оставляли меня, и полтора тысячелетия источили мою неувядаемую молодость. Не помню я, скольких жён похоронил, сколько детей осталось после меня, помнил лишь того, что родился первым. Наверно, и следа не осталось в них от магического дара. Может, искали меня, как искал я деда своего. Да не нашли, как не нашёл я. Может, были среди потомков моего первенца и маги, но я не стал искать их, чтобы не навязывать им мой тяжкий долг. Теперь же призадумался: кто же возьмёт на себя мою ношу, если никто из моих детей, рождённых от простых людей, так и не перенял мои дары.

Так думая, прислонился я к скале и задремал. Спал и грифон, который был уже десятым внуком того моего грифона, которого я унаследовал от Эйчварианы, которую вечно буду ненавидеть, и смерть меня не примирит с ней. И снилось мне, что камень, у которого я прикорнул, открыл глаза и позвал меня: Гедрикс, Гедрикс!

Проснулся я и стал искать по сторонам: кто же зовёт меня по имени, которое я и сам забыл, поскольку многими именами звался я с тех пор, как потерял свой город, возлюбленный Дерн-Хорасад.

Слышу: зов идёт сверху. Бужу грифона и сажусь на него, и поднимаюсь к вершине скалы. И вижу я: о, правда — у камня есть глаза! Высоко, почти у самой вершины! И рот есть, как будто камень имеет лицо!

— Здравствуй, Гедрикс! — с каменной улыбкой говорит мне скала. — Я ждал тебя, чтобы передать тебе видение. Ищи у Бесконечной Дороги.

«Где же бесконечная дорога?» — хотел спросить я, но не успел, потому что камень вдруг исчез, и вообще всё вокруг изменилось, и вот стою я посреди длинной и прямой дороги, по которой идёт множество людей. Огромная толпа, от края и до края — идут и не оглядываются. Я бросился — хоть спросить у них, кто они такие. Обращаюсь к одному, к другому — нет ответа. Идут и меня как будто бы не видят. Словно спят на ходу и только глаза устремлены вперёд, куда-то в вдаль, в проход меж гор, куда уходит прямая, как стрела, дорога. Пошёл я обгонять их. Как иду по дороге, так не могу обойти, а как схожу на обочину, так легко обгоняю. Так по краю и шёл.

И вдруг вижу, среди толпы всадник на белом коне, возвышается над остальными, хотя и те люди явно не простого рода. А этот идёт немного сбоку колонны и обгоняет многих. Но мне по краю удалось догнать его. Как только я с ним поравнялся, он обернулся и увидал меня. И тут я понял, что конь под ним истинно дивоярский, хоть крыльев не видать — то лунный конь, какие пасутся на облачных лугах вокруг Дивояра! Он поднял руку и помахал мне, и на его руке я увидал свой перстень Гранитэли!

И я узнал его! Да, я узнал! Это был тот, кого я видел в Розовой Башне, когда нашёл Джавайн!

— Здравствуй, Елисей, — сказал я ему, ибо это имя было начертано на витраже под всадником в синем.

— Здравствуй, Гедрикс, — ответил он мне, сияя синими глазами.

И тут же меня понесло дальше — к голове колонны. И там встретил я ещё одного всадника — удивительного всадника на красном коне, каких не видал я среди дивоярских. Одетый в красные доспехи, прекрасный ликом, с яркими глазами, он тоже увидал меня и тоже обратился, приветственно махнув рукой, на среднем пальце которой я снова увидал свой перстень — как на витраже в Розовой Башне!

— Здравствуй, Гедрикс, — сказал он.

И я ответил:

— Здравствуй, Финист.

Его звали Финист — это был всадник в красном на красном коне. Я так понял, что всё это множество людей, что шли по дороге, были мои потомки. И среди них только двое были магами. Один — дивоярец, другой — нет. Лишь Елисей и Финист. Только им придётся доверить мою ношу. Пройдёт много поколений, прежде родится один, а затем другой. И в этом была какая-то ошибка, потому что в Джавайне было четверо. Четверых я видел в Розовой Башне, один из которых я. И говорилось, что в четвёртом прорастёт зерно самого могущественного дара эльфов. На четвёртом витраже был Румистэль.

Я думал, где место мне в этой колонне — впереди, иди позади? Кто был раньше: Финист или Елисей, Елисей или Финист? Так размышляя, я ступил на Бесконечную дорогу, и тут подо мной непонятно откуда взялся конь. Только что я был пешим, и вот уже сижу в седле. Я огляделся. Позади меня не было никого, а далеко впереди уходила толпа людей. Тогда пришпорил я коня, понёсся вслед и увидал, что на обочине дороги стоит юноша и смотрит на меня. Смотрит, а в глазах рождается восторг и удивление. Он тянет руку, словно хочет показать: я вижу тебя! А на руке всё тот же перстень!

— Гедрикс! — восклицает он.

— Здравствуй, Румистэль, — ответил я, и сердце моё сказало мне, что путь мой завершён.

В тот же миг я очутился у подножия Скалы-пророка. Грифон мой спит, и я вроде спал и только что проснулся. Я разбудил грифона, поднялся на нём к вершине камня-зуба и увидел, что там действительно имелись два глаза и рот — камень улыбался.

— Ты видел? — спросил он меня.

— Видел, — подтвердил я.

— Тогда пора искать последнее пристанище, магистр Гедрикс. Твоё время вышло. Ты видел трёх твоих преемников, которые продолжат твоё дело.

Я стал готовиться к отшествию. Среди миров, которые мне были знакомы, нашёл я один мир, лишённый всех живых существ — то было место, в котором отгремели и отошли все страсти, его покинула вся жизнь. Оледенелый, тёмный и печальный, он медленно плыл под чёрным солнцем и чем-то отвечал моей душе. Я сам был такой же одинокий, бесприютный, покинутый, холодный и больной. Из единственной скалы, оставшейся на месте великой некогда горы, ушедшей под воду, я высек своей властью над камнем гробницу без дверей. Мои наследники должны обладать той же властью, что и я, иначе они не есть наследники — тот, кто пройдёт сквозь камень, получит послание моё. Тот, кто носил на пальце Перстень Гранитэли, узнает его изображение и отличит от множества сокровищ, которыми украсил щедро я своё изображение. Случайный маг, который сможет преодолеть преграду камня, польстится на сокровища, а не на бронзу со стеклом — он не обратит внимания на Перстень. Это знак лишь для того, кто посвящён. Здесь, в тиши, поставил я и два изображения орлов, имена которых будет знать лишь подлинный потомок мой. Придёт тот, кто меня сильнее, и откроет дверь в Дерн-Хорасад. Там он найдёт семьдесят тысяч осколков великого Кристалла, найденных мной, и ещё тридцать тысяч, спрятанных мною в Розовой Башне города Джавайна.

Последний мой потомок соберёт Око Вечности, и оно поможет ему обрести всемогущество, которым обладал наш дед. Тогда, кто бы ни был ты из тех троих, первый или последний, верни жизнь Гранитэли и Алариху, которым я должник. Пусть соединятся они в преддверии нового королевства, в котором счастливо проживут они свой человеческий век. Я, Гедрикс, повелеваю»