Брунгильда явилась поздней осенью, когда северные ветра вовсю уже гуляли по Селембрис, неся с собой холодный дождь. Наверно, Лён теперь до самого конца своей жизни будет вздрагивать от северных порывов.

Валькирия сначала поболтала о том, о сём с Магирусом, поинтересовалась Пафом, потом попросила Лёна выслушать её наедине.

— Я бы хотела, чтобы ты поехал со мной в одно место, — без всяких предисловий начала она.

Место, в которое она его звала, лежало далеко за перевалом, в сумрачных горах, над которыми всегда клубились сизые туманы. Причины Брунгильда объяснять не стала, но Лён не думал сприть, он собрался и отправился в дорогу. Паф с ним не поехал — так настояла валькирия.

Они летели над мокрой серой землёй, ожидающей прихода зимних холодов. Везде шёл мелкий моросящий дождик — везде, но только не над двумя крылатыми жеребцами и их всадниками: Лён своей силой Говорящего-К-Стихиям запретил дождю сыпаться над ними.

За полдня они добрались до гор, и молодой волшебник с любопытством оглядывался: он не знал, что удивительного могла тут обещать ему Брунгильда, а уж у неё вид был самый что ни есть загадочный — оставалось либо гадать, либо терпеливо ждать.

Коней они оставили у входа в тёмное ущелье и вошли туда под своды вечного тумана. По мере продвижения в глухой непрозрачной мгле становилось теплее и теплее, и вскоре два путника вышли на широкую зелёную равнину. Здесь было удивительно хорошо — не ощущалось осеннего холода. Туман остался позади и лишь низко висящие тучи создавали полумрак. Трава здесь была по-летнему зелена, росли цветы и пели птицы. Всё хорошо, если бы не отсутствие солнечного света.

— Пойдём, — позвала его с собой Брунгильда, и Лён пошёл, уже ощущая странное очарование этого места.

Долина разрослась, горы скрылись за лесом — местность изменилась как-то удивительно скоро, и так же быстро наступил летний вечер. И вот Лён увидел в вечерней полутьме среди высоких кудрявых тополей и весёлых ёлок огни жилищ — там располагалась какая-то деревня.

— Пойдём, — снова позвала Брунгильда и пустилась по тропе, бегущей среди густых трав и сонных колокольчиков.

Войдя в деревню, Лён словно окунулся в море тёплых родных запахов — то пахло свежескошенное сено, черёмуха, коровник, грибы, парное молоко. Он тихо следовал за провожатой, жадно вглядываясь в окна, за которыми своей неспешной жизнью жили люди. То было волшебное ощущение — покой и теплота. Да, Брунгильда мудро поступила, что привела его сюда: она безошибочным женским своим чутьём уловила, что её бывшему ученику очень тошно и плохо. Так думал он и ошибался.

— Ничему не удивляйся, — сказала она ему, останавливаясь у одной калитки и берясь за крючок, на который та запиралась. У старого забора росла старая большая вишня, а в стороне, у крыльца, юная рябинка. Под рябинкой стояла лавка простого струганного дерева, а под лавкой спала пятнистая собака.

Брунгильда открыла калитку и прошла внутрь. Собака сонно приоткрыла один глаз и со сладостным зевком перевернулась — это был не сторож. Тогда валькирия тихонько постучала в дверь, и в ответ на стук чуть сдвинулась занавеска за стеклом. Кто-то выглянул в окно, и тут же простучали за дверью босыя пятки. Дверь отворилась, и два гостя ступили в темноту сеней.

— Сюда, сюда, — радушно проговорил чей-то голос, и вот Лён, приклонив голову перед низким косяком, ступил в деревенскую избу.

— Здравствуйте, мама, — сказал молодой мужчина, кланяясь вошедшей, а из-за стола поднялась красивая женщина в лёгком сарафане.

— Здравствуйте, — сказала она, с улыбкой посматривая на мужа.

Лён потерял дар речи: перед ним стояли два человека из его прошлого, из той сказки, что когда-то называлась его прошлой жизнью: Сергей и Марианна!

— Садитесь-ка к столу, — радушно позвала их Марианна, доставая из старого буфета две чашки с блюдцами. На столе важно доходил до боевой готовности пузатый самовар.

— Вы к родственникам? — спросила Марианна.

Лён тупо сел на стул, всё ещё ничего не понимая, а Сергей переглянулся с Брунгильдой.

— Мы чаю попьём немного и пойдём, — сказала валькирия, принимая чашку.

Молодые с пониманием кивнули и ничего не произнесли — была в этом какая-то тайна.

Разговор шёл о простых вещах: о покосе, о надое, о пристройчике к сараю. Лён молча слушал и соображал: помалкивай и наблюдай. Не зря его Брунгильда позвала сюда. Погибшие трагической смертью молодые люди здесь были живы и здоровы — они были мужем и женой. Всё это очень странно даже для волшебства Селембрис. Сколько лет Лён скитается по этому миру, а такое видит впервые.

Попив чаю, Брунгильда засобиралась, пообещав Сергею, что прибудет в другой раз и погостит подольше. Она вышла в теплоту летней ночи, в густые запахи деревни, закрыла за собой калитку и обратилась к Лёну:

— Это ещё не всё, я это сделала для того, чтобы ты приготовился.

Ничего по-прежнему не понимая, он пошёл за ней. Валькирия пересекла улицу, и только тогда он заметил, что на волшебнице уже было совсем другое платье, нежели то, в котором она обычно ходит. Теперь на ней был сарафан с подолом-колоколом и пуговичками спереди. И выглядела Брунгильда не воительницей, а красивой деревенской женщиной — пышной и пригожей. Он взглянул на дом, к которому они приблизились, и невольно испугался: тот был один в один похож на деревенский дом Семеновых.

— Спокойнее, не тревожь, — предупредила его валькирия.

Когда они вошли в сухое ароматное тепло семёновского дома, навстречу поднялась стройная женщина в лёгком летнем платье.

— Сынок, неужто ты?! — обрадовалась Зоя — живая, невредимая!

— Саша! — закричала она в другую комнату, — Смотри, кто к нам пришёл!

Из комнаты вышел дядя Саня — румяный, чистый, улыбающийся.

— Вот это встреча! — удивился он.

Лён едва не потерял сознание, спасибо, Брунгильда быстро подхватила разговор и увлекла его к столу.

— Мама, как ты? — чувствуя ком в горле, спросил он.

— Хорошо, сынок, — с улыбкой ответила она, — Правда, Саша?

— Правда, — довольно кивнул Семёнов.

Он смотрел и не верил себе: они здесь, они живы. Пьют чай, закусывают ватрушками, которые у Зои так и не получались — кривые выходили.

— У нас корова, — рассказывала Зоя, — Яблони, груши растут в саду, терновник. Варенья вот наварила! Приходи к нам, Лёня, почаще.

— Конечно, — едва сдерживая слёзы, отвечал он и понимал: они не помнят об аварии. Мама и Семёнов были вполне счастливы и не подозревали о том, что произошло после их ухода. Они с большим азартом потащили гостей осматривать новый коровник, который только что закончил делать дядя Саша — Семёнов на все руки был умелец. А Зоя учится ваять из глины горшки — вот гончарный круг, а за задами у них сарайка с печью для обжига! Страх, как интересно! Вот, смотри, какие крынки она понаделала — вся деревня пользуется и спасибо говорит!

Здесь был их мир — таинственный, загадочный. В деревне были и другие семьи — Семёновы всех знали и со всеми дружили. Маленькое поселение жило, как в раю.

— А я пасеку завёл, — довольно провещал дядя Саня. — Давно мечтал. Вот думал: выйду на пенсию, заведу пасеку. Да с пенсией не получилось.

— И не надо, Саша, — тихо ответила Зоя, и лёгкая слеза скользнула по её щеке, а через минуту женщина уже весело болтала.

— Уходим, Лён, — позвала Брунгильда, тронув его за локоть. — Долго с ними быть нельзя — иначе может память пробудиться.

Они радушно распрощались с хозяевами и вышли, пообещав потом приехать.

— Это Сумрак, — говорила ему валькирия, идя по дорожке между заросших гусиной лапкой участков перед избами. — Ты можешь иногда приходить сюда и видеться с родными. Мы не знаем истинной природы Сумрака и не пытаемся в неё проникнуть. Здесь живут не люди, а их души — погибшие безвременно родные дивоярцев. Сумрак кажется небольшим, на самом деле он обширен — здесь у пространства свои законы, и, ступи сюда иной волшебник, он на этом самом месте встретил бы совсем иное.

— Как они сюда попали?

— Ты их перебросил. В момент смерти родителей ты перебросил их в Селембрис.

— Значит, всё-таки получилось?

Она кивнула, останавливаясь у выхода из деревни.

— Ты иди, посмотри тут, — сказала валькирия. — Тебе должно быть интересно — тут много чего занятного можно увидать. А я пойду на выход. Запомни: чтобы оказаться увыхода, надо только пожелать.

И она скрылась в тумане, а Лён остался. Он огляделся, всматриваясь в горы, и увидел, что местность изменилась. Теперь это была уже не долина, а гористая местность, а сам он стоял на каменистой тропе. Вдали возвышался среди утёсов замок, и окна башен приветливо сияли огнями. Ночной ветер приносил звуки музыки.

Внезапно послышался стук подков по камню — кто-то приближался по тропе. Лён посторонился, чтобы пропустить всадника, спешащего домой. И вот он выехал: на вороном коне сидели двое — мужчина и женщина. Он был рыцарем и правил жеребцом, направляя его по тропе. Прекрасный и суровый лик, чёрные волосы. Мужчина не заметил Лёна — он смотрел вперёд, на окна замка, на огни. А женщина, сидящая позади и крепко обнимающая рыцаря, повернула к Лёну своё лицо.

— О, Гранитэль! — беззвучно проронил волшебник.

Она смотрела на него, и глаза её смеялись. Принцесса Гранитэль и герцог Аларих встретились в Сумраке, где теперь был их дом.

— Прощай, мой принц, — одними губами прошептала она, и конь унёс обоих в ночь.

* * *

— Так, у меня есть одно маленькое дело. — Лён собирался в дорогу. Он одел поверх длинной тёплой шерстяной рубахи меховую накидку без рукавов — просто два сшитых куска выделанной овечьей шкуры с отверстием для горла, перехватил в талии широким поясом. Сверху накинул плащ с прорезями для кистей рук — этот плащ Пафнутий привёз ему в подарок из осенней поездки на городскую ярмарку. Это была хорошая, лёгкая и добротная вещь из благородной чернобурки. Зима нынче выдалась суровая, так что подарок оказался очень кстати.

— В город собрался? — спросил Паф, отрываясь от книги.

— В-общем, да.

Он в самом деле собирался посетить один городок, но только не ближайший. Тот город, куда собирался Лён, лежал довольно далеко от замка Гонды, где они остались до весны, которая уже не за горами.

Два месяца Лён просиживал в библиотеке Магируса перед волшебным зеркалом, отыскивая в нём что-то, известное лишь ему самому. Но зеркало Магируса ничем ему не помогло. Зато помогло другое — маленькое эльфийское зеркальце. Эта штучка и показала ему, куда следует направить своего летучего коня. И вот Лён вышел в дорогу.

— Когда вернёшься? — спросил его друг.

— Думаю, дня через три.

Он вышел, более ничего не объясняя, потому что иначе пришлось бы рассказывать слишком много.

Вид волшебника, летящего над заснеженной равниной на лунном жеребце никого тут не удивлял — жители окрестных сёл и городков прекрасно знали, кто живёт в замке на утёсе. Но Лён правил дальше — на запад. К полудню зеркальце дало знать, что он у цели, тогда Сияр направился вниз и вскоре понёсся по дороге, как обыкновенный конь, разве что слишком совершенный.

Всадник на белом коне обогнал неторопливо идущие сани и проскакал в городские ворота. Он пролетел мимо ряда скромных домиков и направился на более респектабельную улицу. Там он завертелся на месте, поглядывая в маленький предмет в своей перчатке, и решительно направился в проулок. Остановился он возле дома, на котором была вывеска с докторской дудкой. Из двери выходил человек с перевязанной теплым платком щекой.

— Хорошо доктор лечит? — спросил у него Лён.

— Форофо, — ответил тот.

Войдя внутрь, новый посетитель тут же наткнулся на немолодую даму в очках и синей льняной шапочке поверх высоко уложенных волос.

— Вам назначено? — спросила дама, чиркая в воздухе гусиным пером. Перед ней лежал раскрытым солидный гроссбух.

— Нет, не назначено, — любезно ответил Лён. — Я вообще по поводу налогов.

Дама тут же поскучнела и крикнула в соседнее помещение:

— Господин Фазиско, к вам из городской управы!

И тут же в сомнении уставилась через очки на явно не казённый тип одежды посетителя.

— Я всё уплатил! — недовольным тоном заявил доктор, выходя из кабинета. Увидев посетителя, он запнулся, потом сказал секретарю:

— Фрау Кляйн, не тревожьте нас примерно полчаса.

— А потом? — осведомилась фрау Кляйн.

— Потом зовите пожарных, — ответил доктор и закрыл дверь за собой и странным посетителем.

— Ну-с, всё-таки нашёл, — не то спросил, не то утвердил доктор, садясь в деревянное кресло, вроде пыточного, и предоставляя гостю другое. Энергичный, хотя уже немолодой доктор скрестил на животе поверх фартука читенькие ручки и воззрился на посетителя.

— Небось, эльфийским зеркальцем воспользовался? — продолжил он, видя, что человек перед ним не торопится отвечать, а оглядывается по сторонам. Посмотреть было на что: вся стена была уставлена стеллажами с большими и маленькими банками. Часть из них была с травами, часть с готовыми микстурами, а в одном шкафу имелась солидная коллекция уродцев.

— Сам делал? — Лён кивнул на эти произведения акушерского искусства.

— Нет, конечно. Купил у прежнего доктора. Так что тебя ко мне привело?

— А почему ты назвался Фазиско? — спросил тот вместо ответа.

— Понравился он мне, — ответил доктор. — Понимаешь, была в парне какая-то изюминка.

— На принцессе жениться больше не мечтаешь? — насмешливо спросил гость.

— Не, — помотал головой доктор, — У меня есть фрау Кляйн.

— Да, насколько помню я твои подвиги, Лембистор, ты всегда умел хорошо устраиваться.

— Тише. Моя фрау любит подслушивать под дверью.

— Чего такую фрау приобрёл?

— Какая уж была, — развёл руками доктор. — Ну ты чего явился? Долги ещё какие вспомнил?

— Хотел тебе по роже дать, — без всякой злости ответил посетитель.

— Что так? — поинтересовался эскулап.

— Скажи, Лем… Фазиско, откуда ты узнал место хранения Красного Кристалла?

Тот некоторое время внимательно разглядывал своего гостя, словно никак не мог решить: звать на помощь сразу, или ещё немного подождать.

— От одного человека, — наконец, сказал Лембистор. — Ты его наверняка не знаешь. Некий Лавар Ксиндара.

— Кто он? — стараясь не выдать себя, спросил Лён.

— Да так. Неплохих магических данных, но больно уж искал дружбы с дивоярцами. Полагаю, на том и погорел.

— Когда же это было?

— Давно, очень давно. Я уж вообще забыл про это, пока не случилась эта история с твоим приятелем. Тогда и вспомнил я как этот Ксиндара рассказывал мне про Красный Кристалл. Он изложил занимательную теорию про аномалию, которая произошла в том месте. Я сопоставил факты и понял, что могу использовать это в своих целях.

— Он не говорил, откуда эти данные?

— Вот этого не помню, — признался доктор, — Ещё вопросы есть?

— Да нет, наверно, — пробормотал гость, видимо, понимая, что ничего он из своего недруга не вытянет против его желания, потому что Лембистор на пару слов правды наваляет двадцать слов вранья.

— А рожу-то за что бить? — всё же поинтересовался тот.

— А то, что область та, в которую ты меня отправил, погибла, полностью испарилась после того, как Гранитэль открыла Красный Кристалл. — зло ответил Лён. — Со всеми людьми и всей своей историей! Как не было его.

— Ё-моё! — удивился Лембистор, — А я-то тут при чём?

Ответить на это было нечего, к тому же полчаса, которые были даны фрау Кляйн до вызова пожарных, истекли. Так что, Лён поднялся с кресла и направился на выход.

— Значит, решил жить скромно? — спросил он напоследок перед дверью, чтобы дать фрау Кляйн возможность убрать нос из щели.

— Да. У меня неплохие способности к врачебной практике, — согласился Лембистор. — Себя вон как подлечил — не видно, разве?

Вид у него и в самом деле был весьма цветущий. От прежней дряблости не осталось и следа. Щёчки румяные, глазки чистые, волосёнки отросли — чего-то курчавится над ушами. Даже, вроде, росту чуть прибавил.

— А ты же кое-чем другим хотел заняться. — коварно напомнил Лён.

— Не вышло, — с сожалением признался старый враг. — Нет у этой тушки ни малейшего дара.

Лембистор замолчал и как-то загадочно уставился на Лёна, в глазах его, маленьких серых глазках Павла Андреевича, промелькнула ироническая искра. Он, кажется, потешался над собеседником.

Росту Лембистор был невысокого и сложения отнюдь не богатырского, поэтому смотрелся рядом с молодым и рослым собеседником весьма невыгодно, но умудрялся держаться так, что казалось, будто бы он смотрит свысока.

— Всего доброго вам, фрау Кляйн, — вежливо откланялся посетитель, выходя прочь из приёмной.

— Всего доброго вам… — она думала, что он ей назовётся, но посетитель уже закрыл за собою дверь.

— Кто он такой? — спросила фрау у Фазиско.

— Кто-кто, — небрежно ответил тот, — Дивоярский маг, вот кто!

И посмотрел на секретаршу так важно, будто говорил: да, такая я вот важная персона — ко мне дивоярцы ходят на приём!

— О! — благоговейно проронила фрау, глядя на своего хозяина сверху вниз.

* * *

Полёт над заснеженной равниной особенного удовольствия не вызвал — Лён вообще больше любил лето. На высоте же гулял ледяной ветер, от которого меховой плащ едва спасал. Сияру же мороз был нипочём: лунные кони вообще не испытывали никаких неудобств — была бы ночью луна на небе.

Вечерняя синева быстро затягивала землю, а до замка Гонды было ещё ой как далеко. Будь то летом, Лён спокойно устроился бы под любой берёзой — он легко переносил дорожные трудности. Будь с ним по-прежнему перстень, Гранитэль раскинула бы для него палатку, в которой непременно была бы тёплая постель. Но сам Лён так пока и не освоил бытовую магию — всё не было времени заняться. Так что оставалось гнать коня до ближайшего жилья, а вокруг, как на зло, ни единой деревеньки!

— Что это такое там, внизу? — спросил вдруг конь.

— Что? — Лён отвлёкся от своих мыслей и посмотрел вниз, где среди заснеженных елей выделялся небольшой холм. Сначала он не понял, что видит, а потом изумился. На вершине холма стояла низкая избушка, похожая на те, какие ставят охотники за пушниной в безлюдных местах. Но, это всё нормально, а вот то, что стояло рядом! Рядом с избушкой стоял нечто, в очертаниях которого Лён безошибочно признал присыпанный снегом корпус «Жигулёнка»!

Крылатый конь спланировал с высоты и точно приземлился на клочок свободной земли. Он потоптался немного, едва продавливая пышный снежный покров своими серебряными копытами — крыльев Сияр так и не опустил, наверно, догадываясь о намерениях хозяина. Со временем лунный конь и его хозяин всё лучше понимали друг друга.

Всадник спешился и постучал в окошко — то, что хозяин этого жилища был на месте, не было сомнений — в вечернем сумраке отчётливо виднелся огонёк за стеклом. Да и перед дверью было расчищено от снега. У избушки сбоку был сарайчик, а позади аккуратная дровница. К стене прислонена широкая деревянная лопата для расчистки снега.

За низкой дверью послышалась возня, потом раздался лай, и мужской голос спросил:

— Кто там?

— Пустите переночевать! — на Селембрис в любом доме получить ночлег и сытный ужин обычное дело.

За дверью немного погремели, потом отворилась щель, и в неё выглянуло бородатое лицо.

— Входи давай, — сказал хозяин, — А то косолапый повадился шататься по ночам. Чего-то загулял, беспутный. У тебя лошадь?

— Моей лошади медведь не страшен. — ответил гость, входя в маленькие тёмные сени и стряхивая снег с шубы. — Он уж улетел.

— А, дивоярец, — с пониманием произнёс хозяин, отгоняя прочь любопытного пса, который непременно желал обнюхать ноги гостя. — А я думаю, кого нелёгкая в такую стужу занесла. Щас чаю вот поставлю.

Хозяина, как оказалось, звали Романом, а фамилия у него была смешная: Чибис. Он вытащил из печки горячие щи, к которым прилагались сухари — с хлебом у охотника было туговато. Ароматный чай из сушёных трав и ягод тоже был хорош, к тому же мёд, которого усердно домогался медведь-шатун. Хозяину было, наверно, лет тридцать-сорок, а, может, его просто старила борода. Жил он тут один, промышлял охотой, и, кажется, был всем доволен.

— Скажи-ка, Роман, — заговорил Лён, наевшись и напившись у хлебосольного стола, — а где ты тут бензин берёшь?

— Ты про «Жигуль», что ли? — сощурился тот. — Откуда знаешь?

— Да, в-общем знаю. Только первый раз вижу на Селембрис автомобиль.

— Так он же не работает. Я его просто так держу — девать некуда. Толку от него никакого. А ты, видать, тоже не отсюда?

И поведал он своему гостю такую историю.

Роман Чибис по профессии был программистом, а по увлечению — охотником. Жил он в Нижнем Новгороде, работал на заводе в АСУПе. Он был старшим инженером и решал задачи на ЭВМ — такие, как ЕС-2010, знаешь? Нет, не знаешь? Ах, да, тут же, на Селембрис никаких ЭВМ нет. Ну вот, однажды, дай Бог памяти, в семьдесят девятом поехал он на охоту на новеньком своём «Жигуле». Они с ребятами собрались провести неделю отпуска в Рустае да поохотиться на уток. Кстати, вон ружьё стоит в углу. Патроны тоже есть, только без толку они.

И вот едет он по лесной дороге, вроде всё тут знает. Да оказалось, что не всё — вроде, никуда не сворачивал, а попал на какую-то дикую дорогу, и завела она его в тупик. Вьехал он на какой-то холмик посреди леса, и дальше нет дороги. Зато стоит какая-то штуковина — сама, вроде, из камня — столб! Не то бетонный, не то ещё какой. За каким шутом кому-то понадобилось ставить столб в лесу?

Ну, Роману то было вовсе ни к чему — надо было обратным ходом убираться. А места мало, не развернёшься, да и дело уж к ночи. Тут он давай помалу туда-сюда двигать да разворачивать машину. Боится с холма съехать да в деревья угодить. И тут вдруг слышит: сзади звонко так — бумм! Значит, боднул он бампером тот столбик. Не успел выразиться, как машина ко всему прочему заглохла.

Ну, что тут будешь делать?! Вылез, пошёл осматривать. Столб он в самом деле поломал, как срезал: корень-то в земле торчит, а верх лежит. Ну, блин! И ночь уж тут как тут! Только что, вроде, день был, как уже стемнело. Всё некстати! Пытался он тогда в мотор заглянуть, да при лунном-то свете разве что увидишь! Решил утра дождаться. Залез в машину, давай спать.

А утром понял он, что крепко влип: стартёр не работает, даже искры не даёт! Хотел Роман пойти обратно по дороге да поискать кого, глянул: нет дороги! Мать честная, леший, что ли, закрутил?! Как он вообще попал на этот холм?! Оглядывается он и чувствует, что помаленьку, кажется, лишается ума. Вчера была осень, а тут первоцвет растёт! И ландышами пахнет!

Сидел он три дня на том холме. Сначала пытался стрелять в воздух — может, кто услышит. Да только вот что: не получалось у него стрелять. Патроны, вроде, хорошие, а выстрела нет — осечка за осечкой. Потом он попытался развести костёр — увидят дым, придёт кто-нибудь. Набрал он травы и веток, облил бензином из бака и хотел поджечь. Представь себе, бензин-то не горит! Ну, это уж мистика какая-то! Тогда он разобрал патрон, хотел пороху сыпануть в костёр — и порох не горит!

Через неделю он ополоумел. Потом решил: пока ноги держат, надо идти. И пошёл, куда глаза глядят. Продрался через лес и вышел на берег реки. Сначала думал — Керженец, потом понял, что ошибся. Грибы ел, ягоды собирал, шёл берегом. И вот дошёл он до жилья.

В-общем, в деревне той его накормили, травами отпоили, бабке-знахарке показали и всё объяснили. Сказали, что забудь, милок, ты про своё прежнее бытьё — не надо было столбик тот ломать.

— Тут и до меня у них пришельцы появлялись — на том холме, где я застрял с машиной, стоял переходник. Так что, я, когда боднул его, то перенёсся на Селембрис, естественно, с машиной вместе. А обратно путь закрыт — переходник сломался. Откуда у них эти переходники тут взялись — они не знают. Но говорят, что эльфы ещё оставили. Ну, что? Помогли они мне избу справить, научился я охотиться по ихнему. Вот тут, возле своего «Жигуля» и живу. Пушнину добываю, на ярмарку ношу. Уж лет десять, почитай, живу так. А иногда всё думаю: а если бы переходник опять открылся, пошёл бы я обратно? Ну, ладно, ты давай ложись на печке, а я тут на лавке прилягу. Мне завтра утром проверять ловушки надо. Здесь зайцы знатные. Любишь заячье жаркое, дивоярец?

Наутро, когда Лён проснулся, хозяин уже ушёл проверять свои ловушки. Ему оставил молока в деревянной крынке да берестяную записку: щи в печке, сухари на полке. Когда пойдёшь, дверь палочкой приткни.