Позаимствовав в закутке служанки её бедную одежду, Маргарет покинула дворец. Теперь она стояла на невысокой горе на запад от Мариба, глядя, как между низких гряд в рассветном сумраке уходит караван. Они вышли ещё во тьме и теперь двигались к побережью — множество верблюдов, лошадей, ослов. Покачивалась в тюках поклажа, слышались окрики погонщиков, всадники на лошадях носились вдоль длинной змеи, ползущей вокруг склона, поросшего лишь саксаулом да полынью — плотина осталась позади, и тут была пустыня во всей своей знойной утомительности.

Они будут ехать так неделю, пока не доберутся по побережья. Там у излучины порта их будут ждать суда — весельные низкобортные финикийские корабли с небольшим парусом на мачте — древние мореплаватели, подданные царя Хирама, занимаются грузовыми перевозками в Красном море. Так что корабли хирамовы — это корабли финикиян. Потом они будут плыть по морю целую неделю, потому что путь от западного побережья Сабеи до портов Офира недалёк. Потом поклажу перегрузят на наёмных верблюдов, лошадей, ослов и снова двинутся в дорогу. Путь будет снова недалёк — он будет углубляться в горы, но через пару дней караван достигнет главного города Офира — Аксума.

Ничего этого Маргарет своими глазами не видела, и никогда там не бывала, представляя себе Эфиопское нагорье только по картам и картинкам в Интернете. Так что, теперь она стояла в раздумье: плыть ли ей кораблями, теряя дни и, возможно, встречу с Соломоном. Ведь в любой момент её могут позвать обратно. Или прибегнуть к своей способности переноситься по воздуху. Да, это быстрее, но сумеет ли она отыскать среди всех городов и селений Офира именно то, что нужно. Да и прибыв туда, кого спросит: где царь Соломон? Кроме всего прочего не стоит забывать о настырном ангеле, который обещал её не трогать лишь в том случае, если она останется в Сабее.

Да, было о чём подумать, и Маргарет никак не могла выбрать верный путь, глядя на уплывающий внизу караван.

Фигура на вершине холма снялась с места, нырнула вниз и полетела над впадиной меж двух вершин. Она ушла в сторону от караванных путей, выбрав извилистую дорогу ближе к северу, среди безжизненных горных перевалов. Она летела, как летают хищники — стригущей тенью, скользящей по выжженным бокам гор. Только лисы да шакалы видели её, только тушканчики да мыши пугливо прятались при виде безмолвно несущегося силуэта с раскинутыми руками, на которых трепетали, словно крылья, рукава.

Так будет лучше — прибыть на побережье и там уже искать переправы. При ней есть небольшой запас монет, который она взяла в сокровищнице — для царицы Савской нет запоров в её дворце. Глядя на закрома, заполненные чеканной монетой, золотыми самородками, сундуками с драгоценными камнями, чёрным деревом, слоновой костью, царскими коронами, драгоценными тканями, кораллами, она поняла, какие масштабы приняло правление Лилит — демоницы, высасывающей Сабею, как лимон.

Этих денег Маргарет хватит, чтобы оплатить переправу через море — кому какое дело, зачем отправилась странница в скромном одеянии в Офир. Что будет там — ей неизвестно.

Покрывало скрывало её глаза, а склонённая фигура прятала и лицо, и очертания, которые позволили бы признать в ней молодую женщину. Несколько слов, монеты, скользнувшие со звоном из ладони в ладонь, и она получила доступ на грузящийся корабль. Большие, тяжёлые, чеканные кружки с изображением царицы Савской позволили подлинной царице вернуться к тем местам, где она когда-то родилась — в тот сакральный город, откуда царица Савская начала покорять мир. Отсюда Маргарет начала путешествие к тайне своего происхождения. К своей первой жизни, к своей подлинной личности, к царице Савской, которая столько лет молча спала в её затменной памяти.

Окончилась долгая погрузка, отплыли обратно к поселению лодки, перевозящие добро. Улеглась суета, возникшая при распределении мест — пассажиры размещались, согласно своим рангам — кто побогаче, тот и лучше. Бедные пассажиры устроились, сбившись в кучу на корме. Всё место занимали огромные тюки. Было лишь место повыше для капитана судна, да возле мачты устроился под навесом купец. На носу же судна, у самого форштевня, сидела молчаливая женщина, тщательно закутанная в покрывала, которые скрывали её лицо, оставляя видимым лишь подбородок. Она не говорила ни с кем ни слова. Купец перестал кидать на неё игривые взоры, и гребцы перестали ею интересоваться. Корабль поднял паруса и двинул, повинуясь дружным гребкам вёсел, через неглубокое Красное море, минуя россыпь безлюдных островов, на которых гнездилось множество птиц.

Дорога, хоть и была недолгой, но очень утомительной. В тесноте плоскодонного судна, не имеющего палубы, не было никакой возможности уединения. Уставшие люди покидали свои места и шатались среди тюков, вызывая ругань купца, который поэкономил на переезде, позволив взять пассажиров. Ругались и гребцы — брань так и стлалась над скамьями, восходя, словно дурной фимиам, над потными телами. Купец тревожился и всё оглядывался по сторонам, выглядывая пиратов. Одна лишь фигура молча сидела на носу, глядя из-под покрывала в море.

Никто не видел, как душными ночами она выскальзывала из-под своего серого покрывала и под храп гребцов и трепет паруса скользила в море. Удобств на паруснике не имелось никаких, и все свои человеческие нужды люди справляли прямо друг перед другом, лишь уходя для этого на корму. Сколько раз во время этого тоскливого пути она хотела бросить всё и взмыть над морем, вызывая суеверный ужас и похотливого купца, и капитана, и пассажиров, и гребцов. Но терпела, ожидая конца этого недолгого плавания.

Но всё кончается, кончилось и морское путешествие царицы Савской, скрытое от истории и скрытое от любого человеческого взора. Корабль миновал группу островов, покрытых зеленью, и причалил к плоской прибрежной равнине, которая тянулась вдоль берега Офира. Там было людно, имелось большое поселение, в котором обычно нанимали носильщиков, верблюдов, лошадей, мулов.

Суета выгрузки тут же охватывала всех, кто прибывал на этот берег. Все ехали сюда по делу, все знали, куда следовать, где что взять — всё решали деньги. Бедняки-пассажиры тут же нанялись к купцу носильщиками. Это были морские ворота Аксума — порт Зулис. От Зулиса вдоль мелкой реки Атбар начинались караванные пути, которые вели в самых разных направлениях. Купец вёз свои товары в район Среднего Нила, в Мероэ.

Перед Маргарет опять встала задача — искать ли Аксум самостоятельно или снова присоединиться к каравану. Она ходила в сомнении по берегу и смотрела, как грузятся караваны. Ей не хотелось снова окунаться в атмосферу медленного продвижения по горным дорогам, потому что далее начиналось восхождение на Эфиопское нагорье.

— Эй, чего ходишь? — игриво спросил её купец, который уже взобрался на своего верблюда. — Всё смотришь чего-то. Ждёшь кого?

— Я никого не жду. — неохотно отозвалась Маргарет. — Мне надо в Аксум.

— Красивая женщина, а платишь деньгами. — удивился купец. — Хочешь, довезу?

Она смотрела на него и смеялась про себя: к ней пристают, как к обыкновенной потаскушке, каких полно в портах.

— Думаешь воспользоваться мною? — насмешливо спросила Маргарет, видя, как заблестели его глазки. — Напрасные надежды. Я посвящена божеству.

— Это какому же? — встревожился купец.

— Чёрной Луне. — не подумав, брякнула Маргарет и тут же с удовлетворением увидела, как побледнели его жирные щёки.

— То-то я смотрю: т-ты ни с кем не говоришь! — пролепетал купец и тут же усомнился: — А чем докажешь? Может, врёшь?

Тогда Маргарет приподняла покрывало и взглянула на купца уже в упор. Он некоторое время смотрел, оцепенев, потом проронил осипшим голосом:

— Прости, госпожа, я… я не знал.

Торговец сполз с верблюда, предоставив ей своё место под зонтом, а сам куда-то улетучился.

Прекрасно, она прикрывается своим врагом. Очевидно, облик Лилит, ложной царицы Савской, всем известен. Так что, показывая своё лицо, Маргарет рискует в любой момент напороться на её агентов, и выгода этого сходства гораздо меньше, чем опасность от него.

Караван тронулся в путь, поднимаясь вдоль реки по склонам гор, по извилистым тропам, местами переходя провалы по навесным мостам. Вокруг причудливо играла красками жизнь. В восторженном изумлении Маргарет смотрела на удивительное чудо Офира — террасированные склоны гор. Вот когда ещё взяла место эта фантастическая форма ирригации! Широкие уступы сбегали с гор, словно тягучий зелёный мёд. Издали склоны казались глубоко-бархатными, верхушки их утопали в пальмовых рощах. Местами встречались рощи сикомор, финиковые деревья, акации. Во множестве встречались мартышки, шумели, кричали, летали виды самых разных птиц.

Когда дорога выводила на открытое плоскогорье, Маргарет видела проносящиеся мимо стада антилоп, лежбища диких горных львов, гиен и носорогов. Это была территория народа тигре — одного из самых древних в Эфиопии, хотя здесь эту землю звали Офир — страна богов. Сюда когда-то приплыли через воды Красного моря и основали новое государство сабеи. Здесь они построили свой великий город Аксум и привезли своих богов.

— Мне в ту сторону. Я еду до Мероэ. — не поднимая глаз, сказал ей купец. Он стоял перед Маргарет, словно скованный, и ожидал, что она скажет. Если жрица прикажет ехать в Аксум, он поедет.

— Хорошо, но я заберу этого верблюда. — сказала Маргарет, жалея, что приходится наносить купцу ущерб.

Тот сразу же воспрянул, не скрывая радости, и даже услужливо оставил ей порядком еды в дорогу. Он был заметно счастлив, избавляясь от неё, так что Маргарет даже стало смешно. Подумаешь — верблюд! Как-то не по-царски переживать из-за того, что берёшь какое-то имущество у своих подданных!

Она снова забралась на своего верблюда и направилась по дороге, ведущей к главному городу Офира. Пути туда был только день, так что к вечеру она доберётся.

По дороге встретился ей ещё один караван, но никто не обратил внимания на одиноко едущую на верблюде женщину, которая скрывалась под накидкой — Маргарет обошла медленно идущую кавалькаду тяжело груженых животных. Что она будет делать в Аксуме, куда пойдёт — все эти вопросы как-то мало касались её. Уж куда-нибудь пойдёт и что-нибудь сделает. Куда больше её занимала мысль: где сейчас находится Соломон. Может, зеленоглазая дьявольца уже добралась до него и вовсю морочит ему голову, выдавая себя за царицу Савскую. Да, собственно, так оно и было, поскольку Лилит подмяла под себя весь Мариб — это её черные люди слонялись по улицам и площадям, торчали на базарах и ступенях храма. Может, они выглядывали настоящую царицу Савскую? Тогда откуда Лилит могла знать, что подлинная владычица Сабеи вернётся? Все эти мысли доставали Маргарет, но ответа на них не было. Осталось только отыскать Чёрную Луну и спросить у неё.

Как чужестранка, она вошла в Аксум поздним вечером, когда солнце уже садилось среди западных гор. Вошла и не узнала ничего — ни единой зацепки из прошлого не дала ей память. И даже говор был чужой — неясное наречие, в котором только изредка встречались понятные ей слова. Остатки денег дали Маргарет ночлег и пищу, большего она и не искала.

* * *

Утром её поднял крик и суета. В гостинице у самых городских ворот, среди двора, в котором находился скот приезжих, шли торопливые сборы. Купцы и прочие грузили свои пожитки, поднимали лошадей, верблюдов, собирали своих людей.

Гостиница была устроена очень своеобразно — это были не комнаты, а ниши в высокой и толстой каменной стене, которая прямоугольником охватывала пахнущий скотом и навозом двор. Посередине этого загона располагались столбы с брусьями, к которым привязывался скот. Среди животных ночевали помощники купцов — они следили за сохранностью имущества. Сами же купцы устраивались в тех глубоких нишах, которые углублялись в стены. Эти ниши назывались лееваны. От чужих глаз можно было отгородиться занавесом, который висел на брусе у входа в лееван. Внутри имелись кирпичные скамьи, небольшие очаги для приготовления пищи. Некоторые купцы, жалея денег, готовили себе из своих запасов в таких печурках. Но большинство пользовались услугами держателей гостиниц. Тут можно было за деньги найти всё — от перин и дорогой посуды до изысканного восточного ужина. Когда утром Маргарет открыла глаза, то увидела, что все лееваны уже открыты, а приезжие давно проснулись и занимаются своим багажом.

Она пошарила в своей сумочке и обнаружила, что всех денег остался один золотой, с которого смотрел на неё её собственный портрет. Сходство было несомненным, так отчего же она себя чувствует бедной нищенкой, которая потерялась в чужом городе. Ведь это её город — место, где она родилась. Здесь должны найтись те, кто её помнит: например, её дядя — правитель Офира, который некогда отправил свою племянницу в Сабею, чтобы она правила там. Они одна семья. Здесь, в далёком прошлом, она племянница муккариба Офира — Калеб-зу-Наваса.

Маргарет неторопливо поднялась — пусть спешат те, кого торопит торговля — и направилась к небольшому водоёму, из которого черпали воду для верблюдов. Из каменного желоба, идущего из стены, в водоём стекала чистая вода — своего рода водопровод. Там она умылась, старательно избегая чужих взглядов. На неё посматривали со стороны, но не подходили — странно видеть женщину, путешествующую в одиночестве, в небогатом одеянии, но платящую золотыми монетами.

У Маргарет оставалась всего одна монета, а цен в этом городе она не знала. Поэтому, когда она взобралась на верблюда и направила его к выходу — к широко распахнутым воротам, в руке её с неслышным звоном стали множиться монеты — точная копия той, что оставалась. Делать нечего — приходится призывать Силу на выручку. Вот почему Маргарет нисколько не тревожилась о том, что кто-то из людей может причинить ей зло. Единственный, кого следовало опасаться, был ангел. Он засёк её тогда над Марибской плотиной очень просто — она сама сдала ему себя, прилетев, как птица. Он только догадался, где ждать её. Если она не будет открыто проявлять сверхчеловеческие способности, то может избежать его дальнейшего визита. Он ведь ожидает, что она будет летать по воздуху, и, наверно, напрасно ждёт её у берега.

На улицах Аксума было много народу — все шли и бежали куда-то в одно место. Высокие дома, нередко двух-трёхэтажные, чередовались с богатыми виллами, спрятанными в кущах сикомор и пальм за ажурными каменными решётками огородки. Верблюд Маргарет ступал по мощёной дороге, проходя мимо высоченных каменных столбов, которые виднелись отовсюду. Эти-то столбы и поразили её. Некоторые были узкими стрелами, возносящимися к небу на высоту до двадцати метров. Были видны места стыков, но всё равно Маргарет не понимала, как составлены эти гигантские блоки, какая сила поднимала их, ведь это даже удивительнее, чем египетские пирамиды! Пирамиды, по версии, строили, подтаскивая отдельные блоки по уже уложенным уровням. А тут один длинный камень поставлен торцом на другой такой же, а на нём — третий! И всё это держится веками — ведь местами видны следы полировки, а местами камень уже открошился под действием ветров и дождей! Но были и такие стелы, которые ещё более потрясали воображение!

На холме, образующем три лестничных уступа, возвышались три фантастических строения: три многоэтажных небоскрёба! Один из них был, как тринадцатиэтажный дом, в нём и было тринадцать этажей! Каменные окна, по два на этаже, с глубокими оконными проёмами, и дверь внизу в рост человека. А на двери висел замок, словно вход был заперт! Казалось, что в этом доме должен кто-то жить, что люди вышли и заперли двери, чтобы вернуться. Но всё сооружение было вытесано из трёх гигантских глыб голубого базальта, а стыки так узки, что едва заметны. Откуда это, что означает?! Маргарет казалось, что это некий знак, который говорит ей о двойственности бытия — он соединяет время: время небоскрёбов и время каменного века. Время — это стрела, летящая из прошлого в будущее, а по пути встречающая своего двойника.

Она ехала мимо грандиозных храмов, в которых изображения зверей и птиц чередовались на стенах, а мощную арку входа поддерживали два льва, а под аркой стояла огромная статуя быка, несущего в рогах луну. Это был уже известный ей бог Алмаках — бог луны, храмы которому стояли и в Сабее. Она сама некогда была жрицей Луны и возносила на алтари благовония, курящиеся в лунном свете тем самым изысканно-бледным лунным светом, который так ценил фараон Рамзес. Да, память говорила ей: она была величайшей жрицей Луны, ей было дано собирать Великий Планетный собор лунопоклонников.

— Вот эти монолиты воздвигли великаны-циклопы, которые умели плавить камень. Они заливали его в деревянные формы, а когда он застывал, полировали и складывали в стелы. — сказал по-ионийски голос за её спиной, когда потрясённая величием Аксума, Маргарет сошла с верблюда и приблизилась к подножию холма.

Она обернулась и увидала человека в одежде грека и с арабской повязкой на голове. Он смотрел на стелы широко раскрытыми глазами. Лицо, опалённое солнцем долгих путешествий, покрыто неровным загаром. Он был запылён и явно устал в дороге.

Хорошо, что царица Савская прекрасно владела несколькими языками, и теперь Маргарет ощутила своё прежнее умение. Может, то сон волшебный дал ей эти свойства, или она в самом деле всё больше вспоминала себя?

— Откуда ты? — спросила она грека.

— Я с острова Хиос. — сказал он, улыбнувшись молодой улыбкой. — Меня зовут Анатас. Я путешествую по свету и давно хотел попасть в Аксум. Я здесь уже неделю и много видел. Я посетил Агаму и видел там алтарь бога-быка, я был здесь неподалёку в Хаулти-Мэлазо и видел его храм. Я видел храмы в Йэха. А ты тоже иноземка? Ты не похожа на здешних жителей.

— Я иноземка. — призналась Маргарет, довольная тем, что нашла кого-то, кто может показать ей город.

— Финикиянка? — спросил грек.

— Нет, я из Сабеи.

— О, Сабея… — мечтательно обронил Анатас. — Я слышал про тамошнюю царицу. Говорят, она прекрасна. А ты знаешь, что она родилась здесь, в Аксуме?

— Слышала. — со смехом ответила Маргарет.

— А видела ты тот водоём, который назван в её честь? — уже загорелся азартом путешественника Анатас.

— Нет. Не слышала. — удивлённо ответила она. Вот как, ей показывают чудеса, на которых наречено её имя? Интересно.

Они вдвоём отправились смотреть тот знаменитый водоём, в котором разрешалось мыться всем, потому что юная царица давно уже не посещала его.

Был высечен огромный водоём прямо в твёрдой каменной породе, красном граните, и имел подступы в виде широких лестниц, окаймлённых кирпичными перилами. К лестницам вели из-под зарослей акаций и пальм широкие мощёные дороги. В воде плескались приезжие и городские бедняки, потому что царские апартаменты теперь были в другой стороне, и бассейн оставили простонародью.

— Купаться будешь? — спросил Анатас у Маргарет, раздеваясь до набедренной повязки с простодушием человека, выросшего в условиях свободы малых государств.

Она отрицательно покачала головой и присела на низкий борт в стороне.

— Откуда ты так хорошо знаешь язык Офира? — спросила Анатаса Маргарет, весьма затруднённая тем, что сама его не знала.

— Я нарочно выучил его. — ответил грек, вытирая своей накидкой голову и подставляя волосы солнцу. — Я осваиваю язык любой страны, в которой бываю. Язык геэза не самый сложный.

Маргарет очень хотелось сохранить его при себе в качестве провожатого, поэтому она постаралась увлечь грека беседой. Спрашивала его об Аксуме, и он показал ей дворец офирских владык и даже рассказал кое-какие истории, которые ей бы самой полагалось знать.

Дворец, в котором жил нынешний муккариб Аксума Калеб-зу-навас, был действительно впечатляющ и по-восточному изыскан. Это было новое здание, а останки прежнего были в старой части города, где теперь располагались торговые ряды. Широкое здание, в котором чередовались галереи с высокими башнями, было облицовано по фасаду удивительным жёлтым камнем, который в лучах дневного солнца отливал золотом. Золото было везде. Оно было на удивительной ограде вокруг дворца, выполненной в воздушном стиле из железа, золотыми были дворцовые ворота.

Благодаря поразительной памяти Анатаса Маргарет узнавала изумительные факты: золото в Офире добывалось в районе реки Замбези, которая так и называлась Рекой Золота. Таинственные рудники чистого золота располагались в междуречье Лимпопо и Замбези, откуда их вывозили в Сабею и другие страны через порт Мамбане в устье реки Сави. Эти месторождения так древни, что от прежнего форта сохранились только величественные развалины в виде длинной каменной стены. Уже тогда сюда приезжали за добычей золота и драгоценных камней — так было до тех пор, пока сабейские владыки не захватили месторождения и не монополизировали добычу. Но, говорят, что недавно открыты новые месторождения — правда, неизвестно — где. Вот почему в Аксум съехалось так много народу. Во дворце гостят многие послы. Но главное событие ещё впереди: говорят, прибывает большой кортеж из Иерусалима с самим царём Израильским Соломоном Мудрым.

— Но говорят ещё, что он сюда приехал по несколько иному делу. — блестя тёмными глазами, сообщил Анатас. — Он думает увидеть здесь царицу Савскую!

Маргарет смотрела на него во все глаза и не находила, что ответить, а грек, поощрённый вниманием, продолжал:

— Говорят, она красива, как богиня Афродита, если красу сабеянок можно сравнивать с красотой греческих богинь.

— А я слышала, что у неё козлиные копыта. — насилу продавила Маргарет.

— Я тоже слышал! — залился смехом Анатас. — Я слышал также множество иудейских баек про то, как она летает в ночи и пьёт кровь, как летучая мышь-вампир. Я слышал, что у неё колдовские глаза, которые лишают человека разума. Возможно, у неё в самом деле вместо волос змеи, как у Медузы-Горгоны, поэтому я намерен дождаться выезда царицы. Со дня на день здесь ждут прибытия израильского царя. Возможно, он не знает, что царица, о встрече его с которой рассказывают сказки, находится в Аксуме.

— Так она во дворце своего дяди? — ошеломлённо спросила Маргарет.

— А где же ещё? Конечно, она приехала к брату матери. Так что давай, поторапливайся — надо успеть к выезду царицы Савской, когда она отправится к вечерней молитве в храм Алкамаха. Говорят, у неё совершенно особенная свита.

С этими словами Анатас увлёк её прочь от бассейна с мутной от множества купальщиков водой. По дороге они наскоро перекусили и погнали своих верблюдов в сторону главной площади Аксума, где стояли три каменные стелы, похожие на высотные дома. Через площадь шла дорога к храму бога-быка.

* * *

По обе стороны широкой улицы стоял народ. Всех зрителей заставили спешиться, чтобы никто не нарушил церемонию выезда царей. Рослые стражники стояли длинной шеренгой, сцепив руками копья. Против ожидания Маргарет, эфиопляне не были темнокожими, и не встретилось ей ни одного человека негроидного типа, словно это была не Африка. Жители Аксума были высокорослыми и светлокожими людьми. Черты их лиц напоминали египтян, какими те изображались на фресках — с удлиненными лицами. Волосы они заплетали в косички, а те ещё в косички. Вся эта система укладывалась при помощи гребней на затылке и представляла собой сложное сооружение. Они носили бороды так же витиевато заплетённые. Одежды большинства народа были весьма богаты, ткани очень изысканны. Два путешественника смотрелись среди них бедно. Но Маргарет сообразила, что тут всё дело в деньгах, поэтому, когда стражники грубо попятили её и Анатаса, она сунула в руки им несколько золотых монет, и их тут же оставили на переднем плане.

— Ты дала слишком много! — изумился Анатас.

— Неважно. Зато теперь нам всё видно. — не желая привлекать к себе взгляды, шёпотом ответила Маргарет.

На них никто особенно и не смотрел — два иноземца в довольно скромных одеяниях выглядели очень просто. У грека были коротко стриженые волосы, которые окружали его лицо вольно лежащими завитками, да бородка, тоже без всякого затейливого плетения и украшений. Маргарет была одета скромно — одним словом, смотреть не на что.

Толпа заволновалась в предвкушении зрелища, которое было здесь особенным событием, ибо выход королевской особы всегда обставлялся с великим торжеством. Сегодня вместе с муккарибом Аксума выедет его племянница, царица Сабеи Македа. Она прибыла в Офир на прошлой неделе и до сего момента не появлялась.

Стражники сдерживали напор толпы, иногда прибегая к копьям. Волнение всё нарастало. И вот раздались звуки рогов — это трубили идущие широкой колонной — во всю ширину мостовой — воины, одетые в красно-синие цвета королевского дома Аксума. В позолоченных доспехах, искусно сплетённых из полос металла и кожи и представляющих собой настоящее произведение древнего искусства. Их волосы, заплетённые в косички, мерно колыхались в такт особому шагу. Ноги их, обутые в высокие сандалии, выбивали дробь из мостовой. Следом шли барабанщики, исторгая из украшенных конскими волосами тумнов сложный ритм, плывущий над площадью, как набат.

Шли музыканты с флейтами, и цимбалами, звенела медь литавров, гудел огромный медведь-барабан. Сопровождаемые с обеих сторон музыкантами и воинами, шли по четверо придворные, украшенные цветами поверх золотых украшений. Вели львов и тигров на цепях, ехали клетки с чёрными пантерами, влекомые породистыми жеребцами. И вот показался белый слон повелителя Офира, на спине которого была резная беседка сандалового дерева, сплошь увитая цветами и украшенная драгоценными камнями. Через низкие борта её свисали шкуры зебр, а среди опахал сидел сам великий муккариб Аксума Калеб-зу-Навас. Он был гол по пояс и украшен широким ожерельем из золота, рубинов, топазов, бериллов и изумрудов. На голове его была сложная тиара, сплошь в драгоценных камнях. Руками, украшенными множеством браслетов, он приветствовал свой народ. Веки его были оттенены сияющей лазурной синевой, глаза подведены сурьмой, губы карминно-алые. Он был смугл и строен, несмотря на возраст. Толпа разразилась криками восторга.

Сразу за кортежем муккариба шла вторая процессия — его племянницы, царицы Савской.

Четыре шеренги карликов, наряженных в золотую парчу и алый бархат, двигались, кривляясь и подскакивая, по мостовой Аксума. Были они потрясающе черны и уродливы. Плотные тюрбаны подчёркивали их малый рост. Карлики исполняли какой-то дикий танец, они подпрыгивали, как мячики, и кувыркались через голову. Злые чёрные глаза их обозревали толпу из-под вывороченных красных век. В руках их было что-то вроде кастаньет, и чёткий, слаженный звук от их непрерывного вращения наполнял воздух примолкшей в изумлении улицы, как жёсткое жужжание осиной стаи. С этим угрожающим звуком они прошли мимо Маргарет и Анатаса, который застыл с раскрытым ртом и горящими глазами.

Следом шли гиганты — красивые люди двухметрового роста, голые по пояс, в широких юбках алого шёлка с кистями, в золотых сандалиях, в ожерельях, браслетах и серьгах. Их головы были не покрыты, отчего длинные волосы удивительного золотого цвета сияли в свете факелов, которые они несли. Лица великанов напоминали лики древних богов — великолепные, бесстрастные, со смуглотой, отдающей блеском, потому что были напудрены золотой пудрой. Глаза их особенно поражали: длинные, чёрные, немигающие. Как бешено кривлялись карлики, так невозмутимо двигались великаны, завораживая толпу невиданной пластикой своих изумительно сложенных тел — казалось, красно-золотой огонь плывёт по мостовой.

За золотоволосыми гигантами шла рослая нубийская стража с длинными бронзовыми ножами наголо, свирепо оглядывая своими выпуклыми глазами толпу. Они отгораживали собой чётвёрку вороных коней, закрытых от головы до хвоста золотыми пластинами — рослые жеребцы медленно вышагивали, везя за собой открытую колесницу с балдахином. На золотых подушках сидела женщина с короной на голове, похожей на золотую птицу с изумрудным оперением. Лёгкое одеяние не скрывало её красоты, и вся толпа с неподдельным восторгом встретила царицу Савскую продолжительным гулом. Она была прекрасна: с длинными чёрными кудрями, падающими за спину и спускающимися на грудь, с кожей цвета топлёных сливок. Македа сознавала свою непревзойдённую красу и с лёгким презрением смотрела, никого не видя, поверх голов толпы.

Маргарет стояла, как прошитая с головы до ног разрядом молнии. Рядом ахнул Анастас и в потрясении воскликнул:

— Смотри, это же твоё лицо!

Царица резко повернула голову, будто ожившая статуя, и пронзительный взгляд изумрудных глаз безошибочно вонзился в Маргарет. Толпа пришла в неистовство, люди стали выкрикивать приветствия, бросать цветы. Идущие позади колесницы конные воины стали оттеснять людей, создавая хаос. Кони увозили повозку под гром барабанов, визг флейт и пение рогов, толпу вынесло на дорогу, смешав со стражей, а Анастас утаскивал прочь Маргарет.

Она чувствовала, как руки грека уводят её, уносят от толпы, в спокойствие и темноту проулка, но не могла ни объяснить своего сомнамбулического состояния, ни двигаться самостоятельно. Её преследовало видение зелёных глаз, подобное удару. Она увидела саму себя — царицу Савскую, Македу — величественную и неприступную богиню. Она увидела её: жестокое и нечеловеческое существо — Лилит.