— Когда ты достигнешь озера и найдёшь свои пещеры, что ты будешь делать дальше? — спросила царица утром.

Он помолчал, глядя в сторону и пощипывая бородку.

— Ты добудешь свои книги, потом отправишься обратно, и мы расстанемся с тобой. Так всё закончится?

— Больше всего хотел бы я никогда с тобой не расставаться. — тихо ответил Соломон. — Но возвращение в Иерусалим вместе невозможно.

— Я бы тоже не хотела.

— О чём же ты мечтаешь?

— О жизни в новом месте. Ты и я — мы царская пара. Здесь, за пределами Офира много земель, в которых правят лишь дикарские вожди. Ты мог бы основать великое государство. Здесь множество твоих рудников всевозможных металлов, драгоценных камней. Я могла бы всю свою страну предоставить тебе в пользование. Так отчего же?

Он снова тяжело молчал, не глядя на неё. Потом проронил:

— Видимых препятствий нет. Но только видимых, на самом деле всё сложнее. Я сам мечтал об этом. Но, я не могу…

— Почему же ты не можешь? Смогла же я!

— Да, ты оставила свою Сабею по причине, которой так и не объяснила. Теперь ты ждёшь, что я поступлю так же? Оставлю тех, кто от меня зависит? Обману тех, кому должен? Я не просто царь, я — Избранник Свыше.

— Зачем же ты позвал меня с собой? — горько спросила Маргит.

— Не терзай меня, слишком трудно всё решить. Я не могу всецело доверять тебе. Я…

Она затаила дыхание, услышав ноту мучительного колебания в его голосе.

— …буду думать. — тихо завершил он.

* * *

В один прекрасный день караван дошёл до цели. Озеро возникло перед глазами столь внезапно, что у Маргит перехватило дыхание.

Оно лежало во впадине среди горных кряжей, похожее на неровную жемчужину, сияющую в свете дня. Зелёная долина окружала береговую линию и переходила в такие же зелёные холмы, а уже далее возвышались заснеженные вершины.

— Из этого озера берёт начало река Аббай, которую египтяне называют Голубым Нилом. — сказал Соломон.

Экспедиция начала спуск в долину и пустилась в обход озера с южной стороны на восток. Местность была наклонной и у подошвы гор сплошь поросшей лесами. Бук, граб, секвойя, баньян — такая разная растительность собралась на этих склонах, укрытых от влияния ветров высокими горами. Были видны стада антилоп, сходящих к воде.

Среди мощных древесных великанов скрывались остатки некогда населённого дворца. Он был ещё вполне хорош, хотя непогоды и заброшенность лишили местами крышу черепицы, а местами среди нанесённой земли укоренились растения и даже молодые деревца. Балконы были заселены ползучими растениями, они же поднимались по мощным каменным столбам. Толстые двери, сделанные из целиковых плах, не упали, хоть петли, держащие их, сгнили. Окна, лишённые рам, глубокими тёмными очами смотрели на прекрасную картину, что открывалась с естественной террасы, на которой стоял заброшенный дворец. Сохранились остатки низких ограждений, дворцовые бассейны под открытым небом.

Пока солдаты справлялись со входными дверями, царь и царица пошли в обход грандиозных построек со множеством пристроев, внутренних двориков, в которые можно было войти, минуя арки. Они нашли большой бассейн под крышей, на провалившемся дне которого виднелись продырявленные керамические трубы, забитые всяким растительным мусором.

— Смотри, это трубы для подогрева воды. — сказал ей Соломон.

Те трубы, что подводили воду в это сооружение, пустовали, зияя сухими руслами, зато немного в стороне пробил себе дорогу тот родник, от вод которого питался бассейн. Подземное искусственное русло, ведущее от котельной, прохудилось, и источник нашёл себе новый выход. Наверно, он давно тут тёк в полном одиночестве и изливался через пролом в платформе. Далее маленьким водопадом он низвергался в зелёную долину и сбегал к озеру по руслу, установившемуся за много веков.

— Здесь можно жить. — сказала Маргит. — Только всё привести в порядок.

— Да, здесь можно жить. — согласился Соломон.

Были монументальные конюшни, нынче пустые, следы террасового земледелия, разбитые башни и колонны, обрушенные стены — всё заросло во влажном климате этого природного горного котла.

— Наверно, это разграбленная сокровищница. — подумала вслух Маргит, глядя на пролом в стене и ведущие вниз узкие ступени.

— Наверно. — согласился Соломон.

Они вернулись ко входу, где солдаты уже расчистили двери от мусора и сумели открыть массивные створки, которые не тронуло гниение.

— Это дерево ванза. — сказал Соломон, проводя своими длинными пальцами по дверному полотну. — Это очень твёрдое дерево, которое трудно достать. Оно не поддаётся гниению. Представь себе, каков был тот великан, из которого изготовили эти огромные двери. Сколько сотен лет ему было? Возможно, он был свидетелем потопа.

Помещения представляли собой печальное сочетание былой роскоши и разрушительной силы времени. Большие залы со сводчатыми кедровыми потолками, на которых ещё сохранились краски росписи и позолота. Массивные подпорки по стенам, заменяющие колонны — тоже из таинственного дерева ванза, но с них осыпались мозаичные узоры. Пол представлял собой прекрасно сохранившуюся кладку из белого и зелёного мрамора. На стенах оставались местами фрески, изображавшие жизнь царской семьи.

Проходя трапецеидальными дверями, царица Савская и Соломон миновали комнаты для женщин. Там ещё сохранились стенные ниши, в которых, как в шкафчиках, когда-то стояли флаконы с маслами и притираниями, коробочки с пудрами, кувшинчики.

Была купальня в крытом помещении чтобы женщины царя не испытывали холода от зимних ветров.

В одной из четырёх угловых башен сохранилась винтовая лестница, ведущая наверх. В стенах зияли дыры от вырванных с огромной силой бронзовых светильников. О возможном варварском разграблении свидетельствовал оставшийся искорёженный предмет, который не сумели выломать из кирпичной кладки.

Местами пол в залах был занят бледной растительностью, которой не хватало света — это происходило там, где был обрушен потолок, потому что через окна вода не попадала в дом — слишком толстые стены, а наружный ступенчатый карниз далеко выдавался над стеной. Это был не просто дворец, а настоящая крепость. И всё же этот царский дом оставлен.

Во внутренних покоях нашлась и царская опочивальня — большое помещение, в котором сохранилась царская кровать, поистине достойная монарха. Это было грандиозное сооружение из редкой чёрной древесины, которое со временем не только не потеряло цвета, но и даже не утратило резьбы и позолоты на ней. Неудивительно, что это великолепное ложе не сумели утащить грабители: толстые ноги ложа представляли собой львиные фигуры, основания которых уходили под толстые плиты пола.

— Вот это одр! — не удержалась от восхищения Маргит.

— На этом одре, — заметил ей Соломон. — наверняка родилась вся династия, которая правила этими местами до той поры, когда в Офир пришли завоеватели из Шебы.

— На этом царском ложе и я бы согласилась родить тебе царя. — ответила ему царица.

Пока слуги осваивали дом, Маргит и Соломон решили прогуляться по окрестностям, потому что конца пути они достигли, и торопиться до завтрашнего дня было некуда. Они проехали по остаткам царских садов, которые за многие века разрослись и одичали. Нашли разрушенное поселение, обрушенные земледельческие террасы, миновали две небольших реки, несущих воды в озеро Тан, из которого вытекала только одна река — Голубой Нил. Это была чудесная и грустная поездка, во время которой они говорили о чём угодно, но только не о будущем.

— Где среди этих гор, — спрашивала Маргит, — скрыты твои тайные пещеры?

Высокие вершины, утопающие макушками в снегах, снизу имели серо-бежевый цвет. И было их очень много — вершины за вершинами, перевалы за перевалами.

«Мой царь, я готова, как коза, лазить по этим горам всю жизнь, лишь бы искать с тобой твои пещеры.»

— Завтра ты увидишь, как именно я собираюсь отыскать их. — ответил Соломон.

— Есть приметы?

— Есть.

— Какие же?

— Ты видела среди пергаментов рисунок, на котором были изображены пещеры? — спросил он, поворачивая коня обратно.

Да, она видела рисунок — это был довольно хорошо сделанный набросок углём, правда, он плохо сохранился. Рука художника изобразила странные пещеры у подножия горы — те походили на разломанные соты мёда. Как будто гигантская рука переломила гигантское восковое полотно, отделила один обломок от другого — так, что тягучие волокна растянулись и так застыли, образовав глубокие проёмы и узкие щели. Даже на пергаменте зрелище впечатляло — художнику удалось придать рисунку ощущение грандиозности и величины.

— Вот эти проёмы и есть вход в подземный лабиринт. — продолжал царь. — Я купил рисунок и описание у одного заезжего финикийца, который, в свою очередь, привёз их из Персии, где купил на базаре за бесценок.

— А ты уверен, что это здесь? — спросила Маргит, удивляясь про себя способности Соломона к откровенному авантюризму: взять и затеять дальний переход из-за какой-то старой бумаги.

— Уверен. — отвечал царь.

— И как же ты собираешься искать этот вход? — дознавалась она, оглядывая уходящие в вечерние тени горы. — Ведь тебе придётся со своими людьми обойти все эти вершины! На это уйдёт год!

— Не думаю. — засмеялся царь. — Я полечу на воздушном корабле и буду обозревать окрестности с высоты.

Она не верила своим ушам: он снова заговорил про воздушный корабль — что это значит?! Или это снова шутка?

Во время возвращения обратно ко дворцу Маргит приставала к царю, требуя немедленно рассказать про таинственный корабль, которого взять было негде — разве что он где-то тут припрятан.

— Женщина, прекрати. — с удивительным терпением отвечал Соломон на все её домогательства.

Вернувшись во дворец, Маргит увидела, что здесь многое преобразилось — за время их прогулки с царём, слуги вымели мусор из помещений, прилегающих к спальне, а в спальне отмыли пол, под слоем грязи на котором проявились прекрасные мраморные мозаики. На холодный камень набросили ковры. Монументальное королевское ложе тоже отчистили от загрязнений, положили на него множество меховых одеял и парчовых покрывал и сумели как-то установить полог. В комнате с занавешенными от ночного холода окнами стояли медные треноги с курильницами и жаровнями. Тут же поставили два раскладных стула возле столика с едой. Всё было приготовлено к вечерней трапезе и сну.

«Прекрасные слуги у Соломона. — подумала Маргит, — и дворец прекрасный.»

Ей рисовались в уме чудесные картины: как можно поселиться здесь, перевезти сюда все необходимые вещи из её дворца. Как можно обустроить этот уголок и оживить его царским присутствием. Здесь снова будут жить люди, и снова будет кипеть жизнь. Здесь замечательные условия для земледелия, здесь есть вода — не то, что её плотина, которую надо подлатывать в конце сухого сезона всякий раз, когда вода из неё уйдет.

Она обнаружила, что замечательные слуги Соломона, которых она считала неприветливыми из-за их молчаливости и угрюмости, постарались даже в соседней комнатке устроить ей что-то вроде алькова. Тут стало чисто, были постелены ковры, перенесены её сундуки, стоял столик с зеркалом и маленький пуфик. Тут стояла оловянная бадья, полная горячей воды!

Когда она появилась из-за полога, повешенного над дверью, в лёгком одеянии для сна, то самым своим счастливым видом вызвала на лице царя светлую улыбку. Это была ночь полного согласия.

«Чего ещё я желаю от судьбы? Я получила всё полной мерой. Кажется, лучше уже ничего не будет. Нельзя ждать от жизни слишком много — так не бывает. Как бы ни решил он, каков ни был бы исход — всё лучшее уже было. Когда я увижу, что он пресыщен мной, я тихо уйду, чтобы сохранить в сердце эти лучшие мгновения. Не он меня покинет, а я его, потому что вечным счастье не бывает.»

* * *

Наутро она опять встала раньше Соломона, потому что желала предстать пред ним свежей и убранной. Ещё вчера она заметила лестницу, ведущую из алькова наверх — там был небольшой балкон, с которого ещё одна лестница вела вниз — прямо к купальням заднего двора. Сами купальни были бесполезны — кроме мусора и грязи в них не было ничего хорошего, но родник, пробивший себе дорогу и падающий водопадом, — это было то, что нужно.

Слегка вздрагивая от утреннего тумана, Маргит вышла на балкон, обнесённый широкими перилами с толстыми кубами. На сторонах кубов разевали пасти обколотые морды львов. На одном из кубов её ждал ангел. Сидя в странной позе — на подогнутой под себя ноге, опираясь руками и подбородком на колено другой ноги, он скосил глаза в сторону двери. В глазах его сквозила уже не ненависть, а откровенное страдание.

Увидев выходящую царицу, он поднял голову и прямо посмотрел своими необыкновенными глазами. Ничего не говоря, он так и смотрел, словно надеялся, что она сама собой исчезнет.

— Ну, что ж ты хочешь от меня? — спросила царица Савская, сразу ощутив при виде своего преследователя огромную усталость. Его непонятная враждебность угнетала её.

Он всё молчал и глядел, не препятствуя ей идти, куда нужно — просто всем своим видом напоминая, что не будет царице Савской покоя во все дни её жизни.

— Охраняешь Соломона? — усмехнулась Маргит, проходя мимо и направляясь к ступеням. — Что же ты его от Лилит не охранял — она ведь думала обмануть его, представляясь мной. Она даже лазутчика ко мне подослала, чтобы выведать то имя, которым он назвал меня наедине. Ты не боялся, что она сейчас могла быть с Соломоном?

— Лучше бы она. — непримиримо проронил ангел.

— Вот как?! — Маргит была до того изумлена, что остановилась и обернулась, чтобы посмотреть в глаза своему врагу.

Он не против того, чтобы видеть в объятиях своего царя ту жестокую вампирицу?! Он не против демона с козлиной ногой и уродливой душой? Он не опасается за жизнь Соломона, так отчего же столь сильно ненавидит царицу Савскую?!

— Ты желал бы ему такой возлюбленной?! Ты полагаешь, он был бы счастлив с этим демонским отродьем?!

— Она бы развенчала в его глазах образ царицы Савской. — ответил Ангел. — Он отбросил бы её от себя с отвращением. Красивая кукла с глупыми мозгами — вот что такое Лилит. Он бы почувствовал в ней грязь души и не искал самообмана, как с тобой.

— Ты ничего не понимаешь, ангел, а людских делах. — с сочувствием произнесла Маргит, глубинным нервом души чувствуя, что он не играет и не лжёт. — Я счастлива самым малым его вниманием к себе. Я упиваюсь каждым мгновением с начала нашей встречи. Я всем готова жертвовать, лишь бы остаться с ним. Я его люблю, и он меня любит.

— Это ошибка, это ошибка. — прошептал Ангел. — Он находится во власти чар, он околдован. Прошу тебя, оставь его, уйди. Ты его проклятие, его слабость, его несчастье. Он был несчастлив без тебя, он будет в тысячу раз несчастнее, обретя тебя.

Она молча отвернулась и стала спускаться по лестнице, не удостаивая больше ангела и слова. Он ничего не сможет сделать против воли Соломона, он связан своей службой, он просто ангел.

Небесный воин посмотрел на царицу сверху, когда она пошла к источнику. Потом он оттолкнулся от опоры, падая с высоты спиной вперёд, извернулся на лету и легко приземлился на ноги. Догнал её и пошёл рядом, стараясь приноровиться к шагу.

— Послушай, женщина. — заговорил он примирительным тоном. — Отчего бы тебе не вернуться к своему мужу? Не вечно же ты собираешься здесь оставаться?

Маргит остановилась и резко повернулась к нему.

— Что ты знаешь о моём муже?!

— Я только знаю, что ты явилась к нам из другого мира. Я видел тебя в обличье джиннии.

— Да, это так. — призналась Маргит. — Но это временно. На самом деле я человек.

— Так отчего же тебе не вернуться к мужу? — снова заговорил он, смягчая голос. — Разве ты не любила его? Разве он не будет ждать тебя? Разве не будет в горе?

— Разве я говорила, что останусь тут навсегда?

Ангел словно поперхнулся и некоторое время смотрел на неё широко раскрытыми глазами, а потом спросил с надеждой:

— Так ты уйдёшь? Оставишь его?

— Видишь ли, — усмехнулась Маргит. — я бы осталась с Соломоном до самой смерти, да он не зовёт. Но, если всё же позовёт, то будь уверен: я брошу всё и пойду за ним, куда бы он меня ни звал. Я готова скитаться с ним в безлюдных пустынях, пересекать горы пешком, голодать и умирать от жажды.

С минуту ангел смотрел на неё без всякого выражения в глазах, потом проговорил:

— Я скован запретом, а то не задумался бы тебя убить.

Он развернул прозрачные крылья и собрался улететь, но Маргит остановила его вопросом:

— Скажи, что здесь за игра ведётся? Кто и почему манипулирует жизнью Соломона? Каким силам надо, чтобы он поступал так или иначе? Почему он не может сам собой распорядиться?

— Тебе неведомо, женщина, что есть такая вещь, как долг. Что я буду объяснять тебе, когда ты готова бросить всё на свете ради своей химеры?! Ты углубляешься в самообман, не замечая множество прорех в твоей иллюзии. О, если бы я мог сдёрнуть с твоих глаз это покрывало слепоты! Я бы перенёс изгнание, лишь бы он вернулся в разум и отказался от тебя! Он нужен нам, мы без него — ничто!

— Послушай ты теперь. — произнесла царица Савская, терпеливо вынеся весь этот вздор. — Я понимаю, что творю. Я знаю, какое место занимает Соломон в той череде царей, которая когда-то станет незыблемостью. Я понимаю, ты боишься, что хоть одна фигура выпадет из этой цепи. Он тоже беспокоится о своём долге. Но ведь вот что интересно: он заранее позаботился о том, чтобы оставить себе достойную замену. Он посадил регентом в Иерусалиме своего советника Берайю. А они ведь очень похожи внешне. Немного изменений, и никто не догадается, что царя подменили. А в этом случае цепочка царей не прервётся — официально история всё та же.

— Берайю… — пробормотал ангел в задумчивости.

— Соломон увлечён своими планами, у него грандиозные задумки: он мечтает отправиться на поиски затерянного города додонов. Такие люди, как он, совершают исторические перевороты, создают царства, порождают собой легенды. Я мечтала о таком человеке всю жизнь. Я нашла его.

— Как мне жаль, что я не могу тебя убить. — ответил ангел. — Я бы уничтожил и саму эту планету с её тайной и её историческим обманом.

* * *

— Ну где ты пропадаешь?! — в досаде воскликнул Соломон при виде входящей в спальню Маргит. — Время же уходит!

— Что за спешка? — удивилась она, видя, как он быстро одевается.

Всё, сказанное ангелом, проникло, словно разлагающий яд, в её сознание, поэтому она была погружена в свои мысли. О каких иллюзиях говорил он? Иллюзией было чувство Соломона к ней? Нет, все ощущения, все впечатления, каждый факт и каждый миг, что были между ними с того момента, когда они встретились — всё говорит за то, что он поглощён ею, и с каждым днём всё больше. Иллюзией было её чувство, её любовь? Нет, нет! Обманывается ангел, а не она и не Соломон. Он им зачем-то нужен, у них какие-то планы насчёт него, и вот всё небесное воинство вмешивается в их отношения. Но не может ничего поделать, потому что царь свободен в своей воле. Он ведь тоже говорил что-то о своих обязанностях, о своём долге. Но колебания его слишком очевидны — царь ищет последний аргумент, чтобы перевесило его желание, а не долг.

— Надо спешить, пока ветер держится! — воскликнул в нетерпении царь. — Ты забыла: я обещал тебе воздушный корабль!

Воздушный корабль!! Так это всё серьёзно?! Неужели он стал бы так над ней шутить — ведь честолюбие Соломона столь очевидно: он терпеть не может ситуаций, в которых ему приходится испытывать конфуз! Каким же может быть его воздушный корабль?

Царь не дал ей даже перекусить, а потащил прочь из опочивальни. Покинув дворец, они вышли на просторную террасу, с которой открывался вид на озеро Тан. Было ещё довольно рано, и солнечные лучи полого стлались из-за восточных вершин, располосовывая зелёный травяной покров неровным тенями и придавая водной глади вид тёмного алмаза. Но было среди этой мирной картины нечто совершенно чуждое пейзажу: между дворцом и озером вспухал на траве огромный пузырь алого цвета. Поверх пузыря скользила крупноячеистая сеть. Пузырь подрагивал, переваливался с боку на бок и медленно рос. Вокруг его алого купола ходили слуги Соломона, чем-то очень занятые.

— Это же воздушный…

Она едва не брякнула «шар», до такой степени её это потрясло. До изобретения воздушного шара ещё чуть меньше трёх тысяч лет!

— Это мой воздушный корабль. — с гордостью сказал Соломон, царственным жестом протягивая руку. — На нём я собирался совершить облёт горных цепей и увидеть с высоты вход в те пещеры, о которых говорил тебе.

Маргит смотрела на царя, онемев от изумления. Он нисколько не сомневался в успехе, хотя совсем не сложно представить, в какие сумасшедшие переделки может занести его этот первый летательный аппарат. Он может свалиться с высоты, его может разбить о гору. Его может захватить воздушными потоками и унести чёрт знает как далеко. Но даже если всё пройдёт прекрасно, и он успешно сядет — то просто затеряется в непроходимых горах в сотне километров от озера! Он не может этого не понимать!

— Возьми меня с собою, Соломон! — горячо попросила она.

— Ты хочешь этого? — он с неподдельным восхищением взглянул на неё.

— Если ты погибнешь, я погибну вместе с тобой. — радостно ответила царица, нисколько не сомневаясь в своём решении. И добавила с улыбкой: — Я умру счастливой.

— Ты изумительная женщина. — прошептал он.

Они вдвоём спустились с террасы и пошли вниз по склону, и на этот раз царь открыто обнимал Маргит за плечи, ни перед кем не скрывая своей радости.

Пузырь вспухал, раздувался и начал отрываться от земли, тогда стало видно как слуги накачивали в гондолу горячий воздух. При помощи хитроумного устройства в виде заклёпанного котла, воздух разогревался и гнался по кожаной кишке к устью шара. Сшитый из тонкого шёлка резервуар заключался в сетку, чрезвычайно искусно сделанную из крепкого конского волоса. Всё сооружение всплывало над землей и открыло плетёную корзину — она крепилась четырьмя углами к сетке. Это был классический воздушный шар, но до братьев Гондольер, которые должны были изобрести его, должно пройти ещё тридцать веков без малого.

Маргарет смотрела на него и понимала, какая это смертоубийственная авантюра — лететь на этом ненадёжном сооружении в горы. Разбиться можно даже летая над зелёной равниной. Но Соломон был так увлечён, он пребывал в нетерпении, глядя горящими глазами на приближение своей возможной смерти. Не это ли имел в виду ангел, когда накинулся на Маргит? Может, не будь её тут, царь не рискнул бы сам лететь? Может, только её просьба взять её с собой решила исход мероприятия? Хотя, едва ли. Достаточно взглянуть в его лицо, как становится совершенно ясно: он непременно сам решил испытать это чудо летательной техники. Час он продержится в воздухе, потом его нанесёт на гору, а потом собирай косточки.

— Мы в этом полетим? — спросила Маргит, указывая на корзину.

— Да. — подтвердил царь. — Там есть всё, что нужно для долгого полёта. Вечером вернёмся.

— Но как?!

— Здесь в течение дня меняется направление ветров. Озеро лежит в глубокой котловине и создаёт движение воздуха в двух направлениях: утром ветер дует на запад, а к ночи меняется обратно.

— Но за это время воздух в шаре остынет!

— Ты в меня не веришь? — он снисходительно посмотрел на неё. — Думаешь, я не догадался?

Она не отвечала, только всматривалась в эти удивительные глаза, в которых отражалась душа царя — его мощный ум, его свободная воля, его страстная натура, его великий гений. Такие люди — редчайшая редкость на Земле, драгоценный алмаз в миллиарднотонных пластах тупой человеческой породы, крупица мудрости в бесчисленном море серого песка, ярчайшая звезда на небе. Царица Савская позволила себе присвоить этот самородок, которым бы гордились и небеса? О, нет! Она лишь только желает сколько можно следовать за этой царственной звездой, лишь греться в её лучах и восхищаться ею.

«Когда наш жизненный полёт придёт к концу, то будем плыть по небу мы, держась за руки. И будут человеческие существа смотреть на нас с Земли и говорить: Это две души, разлучённые в раю и вновь обретшие друг друга.»