Проникнув сквозь вершину холма, он тут же оказался в своём дворце Рагноу. Добыча у Лёна была большая, но потеря одного кристалла умаляла всю удачу. Как отобрать у магов этот кристалл? Это вообще возможно?

Так, мрачный от своих мыслей, он даже не навестил Пафа в заново отстроенном Стовирадже, а наскоро передохнул, переоделся и вызвал Грифона. Хотелось поскорее навестить Рауфнерен и убедиться, что кристаллы все в порядке. Захватил с собой и сетки с добытыми яйцами, чтобы сложить их в неприступном месте.

Пролетая над землями нового Сильвандира, он видел с высоты селения, дороги, рудники, поля. По морю уже плавали корабли, отстроился порт и судоверфь. И вот предстал перед ним с высоты неприступный Рауфнерен, и снова кипит бешеный прибой среди скал-игл и клокочет море на самых подступах к каменным стражам острова. Там, внизу, тянут воду и изрыгают её огромные воронки, и ничто живое не проникнет на Рауфнерен с моря - это непреодолимое препятствие. За пенным бурлением, рождающим вечно стоящую над Рауфнереном радугу, за частоколом грозных скал, находится широкая полоса круглых островков, омываемых вечным биением прибоя. А уже в центе этого ансамбля находится сам Рауфнерен - гора с плоской макушкой, куда ведут скальные уступы. На каменном монолите острова стоит сооружение. И видит Лён, что на безжизненный остров принесло ветром какие-то семена, и те за несколько лет дали всходы и лианы с разлапистыми кожистыми листьями и крупными цветами сплошь затянули переплетением своих ветвей то сооружение из камней, что он собрал тут в прошлом. Такая вот картина.

Он озадаченно смотрел на эту увитую зеленью гробницу и думал: что с этим делать? Положил сетки с яйцами на землю и в сопровождении Грифона начал обходить кругом, ища вход, потому что под этой растительностью ничего не поймёшь.

- Вырубить или пожечь? - спросил он у слуги.

- Красиво, - совсем не в тему ответил тот.

- Ну да? - усомнился Лён, а сам подумал: в самом деле как-то экзотически необычно.

Он представил себе внутренность этого склепа и совершил прыжок вместе со своей сумкой. Внутри всё было так, как он оставил несколько сот лет назад - стояли три сундука с кристаллами и один каменный шар. Никто не мог потревожить его в этом месте, и Лён наконец, сделал то, что давно мечтал сделать: он высыпал на пол зелёные кристаллы, среди которых виднелись редкие тёмные вкрапления - это заселённые осколки. Он брал их в руки, прислушивался, и чувствовал одному ему доступным образом, что пленники кристаллов как бы впали в длительное оцепенение - одинокие и бесполезные. У них нет ясной и глубокой цели, которой они могли бы служить. И поэтому эти кристаллы Исполнения Желаний были самым бесполезным источником могущества, какой только можно придумать. Им ничего не нужно.

Сложив всё в одну горку, Лён принялся перекладывать кристаллы в круг, образованный лентой символов. Ему хотелось знать, сколько ещё тут не хватает. Осколок за осколком перекладывая внутрь круга, он считал вслух, чтобы не ошибиться. Перевалило за первую сотню тысяч, и он устал произносить слова. На второй сотне тысяч у него село горло, и он уже только шевелил губами, а оставшаяся куча была немаленькой. Чем дальше шёл счет, тем более он испытывал радости, а под конец к нему пришло ликование.

- Двести девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять, - прошептал он пересохшими губами.

Не хватает всего одного! Того-единственного, что унёс Пантегри! Вот это здорово! Не думал он, что этот момент наступит так скоро! На волне радости его осенила гениальная идея.

- Вы не представляете, ребята, как я вас обставлю! - проговорил он слегка охрипшим голосом, представляя себе ликование в Совете Дивояра.

Затем проскочил прыжком стену из камней, увитую лианами, и уже на ходу обернулся и послал пасс, превративший всё это растительное богатство в камень - не нужно ему, чтобы эти растения раскачали и развалили со временем блоки хранилища.

Улетая на своем Грифоне с Рауфнерена, он уже раздумывал о том как поступит дальше - он обставит дивоярцев, вернувшись в прошлое, и добудет последний кристалл на той замороженной планете до того как на свет родится Пантегри и его приятели-жаворонарцы!

***

По выходе из убежища в холме, особенное ощущение времени, которое становилось ему с каждым разом всё более доступно, подсказало, что в той точке, откуда и покинул прошлое. То есть по времени он снова там, откуда ушёл - почти в тот же час. Он может, если пожелает, отправиться и остановить Юги от проникновения в Дерн-Хорасад, чтобы тот не похитил шар с кристаллами. Но не сделает этого, чтобы не нарушить уже сложившихся событий, иначе покатится ком изменений, наматывая на себя новые витки перемен, и кто знает, что получится в результате там, в будущем. Он пришёл сюда за последним кристаллом, чтобы проникнуть на ледяную планету из прошлого и надёжно опередить Пантегри. Но была ещё причина. Которая побудила его забраться так далеко: он не посетил Нияналь в прошлый раз. Тогда разговор с Гомониилом настолько отвлёк его, что он забыл про своих девочек. Теперь же он пришёл в тот срок, как договорился со своей женой.

Сначала к ней, потом уж за кристаллом - никуда тот не убежит. И Румистэль свистнул в небо, зная, что зов будет услышан - его дракон Лахайо всегда настроен на зов своего хозяина. И вот крупный белый дракон опускается перед ним на холм, и далее несёт своего хозяина к волшебной весенней долине, где ждёт его Нияналь. Он снова её видит - она выбегает из замка и машет ему белым шарфом: как встреча вечно юных влюблённых, которых время не касается. Они никогда не состарятся и не умрут, но придёт день, и будет это не скоро, ох не скоро! когда они решат рука об руку начать новый жизненный цикл и воплотятся в новых бессмертных телах.

- Я знала, что ты не опоздаешь! - воскликнула она с оживлением, которому предшествовало сорокалетнее терпеливое ожидание.

- Да, и мой дракон готов нас нести! - ответил он, глядя в эти яркие зелёные глаза. Он не хочет снова долгого путешествия на лошадях - это так скучно! К чему это промедление?! Летим прямо сейчас!

Она села на оперённую мягкую спину дракона позади него и крепко обхватила его руками. Он не позволит ей упасть с высоты и охватил себя и её серебряной пеленой защиты, связав их двоих одной нерасторжимой сетью. И сам смеялся, слыша её веселый смех.

Поплыли внизу знакомые уже пейзажи - он столько раз летал между садом Ниянали и горой! На востоке занималось утро, и величественный Дивояр плыл в небе на своем волнующемся светом облаке. И всё было чудесно. Их девочки уже взрослые девушки к этому времени. Он сам будет их обучать всему. Когда всё окончится, он оставит все дела и будет с семьёй.

- Нет, Румистэль, - смеялась Нияналь у него на спиной, - они обе новые, молодые души. Они только народились, они не могут обладать нашими силами в той мере, в какой ими владеем мы. Даже по меркам людей-магов они слабые волшебницы. Им предстоит прожить несколько воплощений прежде, чем они станут подобны нам, древним бессмертным.

- Ну пусть так, - соглашался Румистэль, видя перед собой конец пути - вершину холма.

Это всё равно прекрасно, потому что они с Нияналью родили для эльфийской расы целых две новых души! Это так редко происходит у них, у эльфов.

Они высадились на холм, сияющие от ожидания встречи. И Румистэль приказал порталу дворца принять их. Когда он утром вышел отсюда, то совершил перенос из будущего. Теперь же, когда он снова войдёт в холм, там будет прошлое: холодное, неосвещённое пространство за окном, и лишь дворец будет жить своей жизнью, ибо Грифон сумеет обставить жизнь девочек весело и интересно. Он отличный учитель и воспитатель, этот старый слуга, хотя и просто биоформа.

Когда ничего не произошло, он немного растерялся: может, думал о другом и плохо сосредоточился? Тогда собрал волю и приказал захватам главной башни раскрыться и принять их. Ничего.

- Что случилось? - удивилась Нияналь и попыталась сама раскрыть холм.

Что-то препятствовало им, и проход не открывался - ни сверху, ни снизу, и вообще ни с какой точки. Холм наглухо перекрыл им путь в Рагноу.

Он только утром беспрепятственно пользовался им! Отчего же теперь этот древний его дом не повинуется ему. И пришло на ум то страшное воспоминание, которое он пытался изгнать из памяти, как нечто совершенно невозможное: та враждебная жизни пустота, которую он ощутил, когда пытался проникнуть в холм, чтобы остановить Гедрикса. Как оно вообще могло быть?! Это был не просто выключенный мир и даже не холод космического вакуума. Это было отсутствие пространства - там не было ничего! Как лимб!

- Я ничего не понимаю! - застонал он, в бессилии садясь на сухой макушке горы и обхватывая голову руками. Была уже ночь, и звёзды молча смотрели на двух растерянных и оглушённых несчастьем эльфов, бессмысленно бродящих по вершине своего подземного жилища.

Нияналь уселась рядом, свесив с колен тонкие руки, и широко открытыми глазами смотрела на освещённый луной ночной пейзаж. Она замолчала и ушла в себя, как будто пыталась своей волей разрешить постигшее их несчастье.

- Где ты провёл все эти годы? - спросила она, наконец.

- Я выполнял задачу, собирал разлетевшиеся кристаллы Вечности, - признался он.

- Кристалл распался? - удивилась она и повернула к нему мерцающие зеленью глаза.

Он вздохнул: предстояло многое объяснить.

- Значит, этот герой Гедрикс разбил Великий Кристалл и убил Эйчвариану? - спросила она спустя некоторое время, когда Румистэль завершил печальный рассказ о гибели подземного мира и о том как именно случилось рассеивание осколков по мирам. И звучало в её голосе такое небывалое напряжение, как будто Ниянали было известно что-то, чего не знал Румистэль. и это что-то было самым ужасным, что только можно представить.

- Я правильно поняла: этот Гедрикс убил свою тётку мечом Джавайна, который отправляет свои жертвы в лимб? - вкрадчиво спросила она, глядя на него своими необыкновенными глазами, и в голосе её начали звучать яростные нотки тигрицы, защищающей свое потомство.

Перед внутренним взором Румистэля явственно предстала картина. которую он видел столько раз во снах и словно наяву: преследующий его образ Гедрикса, убивающего Эйчвариану. Как голова её скатилась с плеч, и подогнулись ноги, и как упала она обезглавленным телом на сверкающие алмазные полы и потекла алая кровь из перебитых артерий. И голова, откатившись в сторону, смотрела на него несколько мгновений полными разума и ужаса глазами, а потом свет в них потух. И ненависть свою, с которой он проклинал Эйчвариану, которую смертельно ненавидел Паф - всей памятью своего чудовищного сна.

- Да, он отправил её в лимб, - и про себя подумал: "проклятая, проклятая Эйчвариана".

- Эйчвариана, - голосом, в котором пробуждался гром, сказала Нияналь, и этот мрачный рокот подступающей убийственной стихии, собирающей все силы, чтобы обрушить свой гнев на несчастного, посмевшего пробудить её, начал собирать вокруг неё зловещие огни, - Эйчвариана... Ты знаешь, Румистэль, что значит это имя?

Он не нашёлся, что сказать, но сердце уже сжалось.

- Это значит "папина дочка"! Она бредила тобой и мечтала стать похожей на тебя! Я рассказывала им, какой великий у них был отец! Я рассказывала им о твоих великих подвигах, и девочки играли в нашу с тобой жизнь! Вививан наряжалась тобой, а Сивион изображала меня! Они плакали обе, отправляясь в это заключение в темном мире подземелья! Они умоляли не делать этого, обещая прилежно учиться и овладеть нашей письменностью, прочитать все наши книги! Я едва сумела объяснить им, что это не наказание, а спасение! Гедрикс твой внук, Румистэль! И он убил твою дочь!

Словно бездна разверзлась в его рассудке, и он снова, раз за разом видел свистящее лезвие меча Джавайна, легко срубающее голову Эйчварианы. Вивиан-лиль, сердце моё! Её глаза, с ужасом смотрящие на него, и смачное чавканье перерубаемой плоти, и кровь... Проклятая, проклятая Эйчвариана! Сердце моё!

Если бы он был человек, он потерял бы сознание, и был бы хоть на время погружён в спасительную бездну бесчувственности. А так ему пришлось всё перенести - секунда за секундой, час за часом, день за днём. Но что-то ускользяло от разбитого беспамятством сознания, что-то важное, такое, что не укладывалось в логику событий. Было что-то ещё, очень важное, а его ошеломлённый открывшейся правдой рассудок никак не мог собраться и найти ответ.

- Но Сивион тоже умерла, - бессознательно ища себе оправдание, говорил он. - Её убили осатаневшие орды крестьян, когда она решила стать женой графа Гебриана.

- Простая смерть - такое случается с нами, когда мы вздумаем иметь дела со смертными, - непримиримо отвечала Нияналь, - это просто перевоплощение, начало новой жизни. Жаль, что она оборвалась так рано, но сейчас юная душа её витает среди звёзд и забывает свой ужас. Судьба даст ей новое воплощение, и мы встретимся. Но Вивиан погибла навеки - её душой владеет лимб, нижнее измерение, обиталище призраков чудовищ и проклятых навеки душ.

Он опустил голову. Если его проклятия что-то значат, то сейчас душа Вивиан корчится от ужаса в чудовищных снах лимба. И так навеки.

- Как всё случилось? - допытывалась Нияналь, и в этом её упорстве чувствовалась нечеловеческая порода: она не предавалась безудержной скорби, а упорно пыталась найти выход. - Как там оказались люди? Почему в нашем локале оказалось столько народу?

Он не мог дать внятного ответа на этот вопрос, потому что сам ничего не понимал. Только бились в мозг какие-то разрозненные детали, которые должны были сложиться в ясную картину, но никак не складывались - память отказывалась служить ему. И вспомнил он презрительное слово Ниянали, брошенное ему неизвестно по какому поводу: беспамятный!

Да, беспамятный! Это то, о чем сказал ему Гомониил: он жертва перекрученного времени и перетасовавшихся событий. Он сам есть искажение.

И снова пришло ему видение: как он пытается одолеть Бесконечную Дорогу. Как видит он своих предков и наблюдает шествие Лёна, последнего потомка на этом пути, ведущем в узкую горловину меж двух гор. А там опять начинается всё та же Бесконечная Дорога, и он снова видит ту же долгую процессию! Он видит свою дочь - Сивион-лиль, а следом Гедрикса. Но всё было непонятно ему на этом пути. Он силился увидеть того, кто предшествовал матери Гедрикса. И никак не мог пробиться. Но однажды Дорога приоткрыла перед ним свою тайну, и он видел... Румистэля! Самого себя! Вот когда мог он догадаться! Он сам был своим предком и сам завертел всю эту круговерть со временем. И сам был повинен во всех последствиях! Гедрикс выйдет из локала, полный гнева на Эйчвариану, и будет проклинать её каждую минуту своей жизни. И начнёт свой долгий путь, собирая разлетевшиеся по его вине кристаллы! Будет скитаться по мирам, оставляя потомков в надежде вырастить сильного мага. И будет собирать осколки, к которым будут устремляться его потомки, чтобы обрести могущественное наследие. Века, века будут они гибнуть в Дерн-Хорасаде! И только трое достигнут степени могущества своего предка - Румистэля! Не Гедрикса, а Румистэля - вот откуда источник власти над стихиями! Он корень, а не Гедрикс! И последним придёт в этот мир Лён, в котором соберутся все дары Говорящего, ибо он сам и есть Говорящий! И он овладеет самым страшным даром Румистэля - временем! - и начнёт свой путь. Пытаясь разгадать собственную тайну и множа тем все бедствия Селембрис и своей собственной судьбы! О, ужас! Он замкнул время на себе - вот отчего случился этот катаклизм! Он и есть причина нарушения логических связей! Вот эта ошибка была скрыта от глаз проницательного Гомониила, который искал её на Планете Эльфов, а она всё время пряталась в глухом локале Рагноу! Вот почему они столько раз крутились в этом бесконечном круговороте перезагрузки, сами не зная своих прошлых судеб и отчаянно пытаясь послать известие самим себе!

- Я знала, что нельзя нам снова быть вместе, - горькие слова Ниянали, словно яд, капали ему в душу.

- Почему?

- Потому что нельзя возвращать прошлого, - подтвердила она его мысли, - Мы расстались. И ты прошёл новое воплощение, избрал себе новую любовь. А я осталась в прошлом. Я ушла сюда, чтобы забыть о тебе. И удивилась, когда ты явился снова - как будто ничего не произошло, и нашего разрыва не было. И чувства снова всколыхнулись во мне, когда пришёл ты светлой лунной ночью, весь горящий от весеннего полёта. Я знала, что это ненадолго, и ты лишь выкроил время между своими многочисленными и интересными делами. Ты снова посетил Селембрис, где я уже не думала тебя увидеть, и снова вошёл в Рагноу, наш старый пост предыдущей службы. Я отошла от дел и хотела лишь покоя. Какие же дела привели тебя, Румистэль. обратно на нашу Селембрис?

Он молчал.

- И я решила родить двух дочерей - прощальный твой дар мне в память былой любви. Новые души юных эльфов. Да, видно, нельзя воскрешать прошлое, ибо судьба наказывает за это. Что случилось с Великим Кристаллом, Румистэль, что ты снова открыл хранилище? Как туда попали люди?

Он сам бился над этим вопросом. Но не находил ответа: не хватало каких-то утраченных знаний, и он всё более ощущал недостаток и неполноту своей души.

- Однажды я путешествовал по лимбу, - размышлял он вслух, пока несвязные видения прошлого-будущего посещали его и проходили перед глазами бледными призраками полузабытых эпизодов. - Инициированный кристалл провёл меня по закоулкам лимба, и видел я тени душ и призраки чудовищ. Где-то там скрыта и наша дочь.

- Кристаллы разлетелись по мирам.

- Да, но уже собраны почти все. И сложены к этому времени на Рауфнерене - я сам носил их туда, находясь именно в этом времени. Вынес из Дивояра клады Гедрикса и Елисея. Клад Финиста пока скрыт. Шар, оставленный в Дерн-Хорасаде, пока путешествует неизвестно где, и, возможно, я сам сейчас гонюсь за ним, чтобы превратить одно из воплощений Лембистора в каменную статую.

- Ты и его убил? - спросила Нияналь, и в этом голосе звучало столько унизительного для Румистэля сочувствия его беспамятности, что ему стало тошно. Наверно, Нияналь знала Лембистора.

Одного он не понимал, но чувствовал, что в этом кроется самая главная тайна: смерть его дочерей должна стать событием будущего - неизвестно сколько ни проживут в Рагноу прежде чем герой по имени Гедрикс обезглавит Эйчвариану и покинет подземный мир, открыв тем самым дорогу для кристаллов. Это случилось в прошлом, века назад. Много лет уже как умер Гедрикс и собрал свою добычу Елисей. Это было в прошлом, во времена предшествующего Дивояра - третьего. И это было нелогично, ибо события в холме тогда должны двигаться вспять по времени, назад, а не в будущее! Вот что никак не достигало поначалу его сознания - слишком уж запрыгался он между временами! Причина должна предшествовать последствию, а не наоборот!

- Это значит, что был включён локал, - объяснила Нияналь, и её слова прозвучали так, словно были чем-то само собой разумеещимся. - ты забыл, зачем он нужен?

Он забыл! Он вообще ничего не знает о том, зачем был нужен этот подземный мир в холме! И она ему сказала - то, что едва не свело его с ума, приводя, тем не менее, все события в порядок и задавая смысл их странной, извращённой последовательности.

Эльфийский холм, иначе локал, был машиной времени, которой пользовались эльфы в те далёкие времена, когда не овладели напрямую энергиями Вселенной. Они оставляют каждый в созданных ими мирах, чтобы можно было корректировать неудачные сюжеты развития жизни. Если мир терял нормальный ход развития, то его возвращали в исходное состояние, аннулируя порочный ход истории и начиная всё заново, уже с поправками. Этим можно было достигнуть многого без больших затрат.

Иногда грозящая мирам опасность предотвращалась тем, что дежурящие эльфы перемещались в прошлое и уничтожали опасность в зародыше. Потом, по мере присоединения к великому кругу духократических цивилизаций, после слияния с другими мощными силами Вселенной, эльфы оставили это занятие и предоставили мирам развиваться самостоятельно. Но использовали пустующие локалы как жилье, когда время от времени возвращались, чтобы проведать миры. Вот так некогда вернулись сюда четверо наблюдателей: ангел Гомониил как глава экспедиции, Лембистор - представитель тёмного измерения, некоторые из которых присоединились к Великому Кругу, Лиланда - из последней формации прежних эльфов, новая избранница Румистэля в его последнем воплощении, и он сам, как бывший некогда командир космической техники эльфов предшествующего Объединению периода - Джавайна.

Дальнейшие их действия Ниянали неизвестны, потому что она не видела никаких особенных перемен в Селембрис, тихо живя в своей весенней долине. Она ничего не знает о перезагрузках, но явно видит забвение Румистэля, которое отнесла на счет его нового воплощения. Зачем же было возвращаться к прежней любви, когда нашёл себе новую - так думала она, когда он пришёл к ней. Но не устояла, потому что разрыв их был непрост. Она не желала служить новому объединению древнейших рас Космоса, а желала оставть я той реальности, где эльфы были повелителями миров, отчего и вернулась на Селембрис.

Да, теперь многое стало на свои места, но многое так и осталось непонятным. Теперь он знал, почему не мог застать Гедрикса в том времени, когда искал его: внука не было тогда, он уже покинул подземный мир. События в локале шли обратным времени ходом - назад, в прошлое, а не в будущее. Включённая машина времени дала ход обратному развитию событий, унося развязку этой истории назад. Само по себе это не давало искажения времени, ибо совершалось в локале. Выйди оттуда кто другой, не Гедрикс, он включился бы в общий ход истории, как обычный человек. Но вышел предок Лёна, его же потомок, это и замкнуло цепь событий, пустив историю Селембрис по вариативному, но повторяющемуся кругу. Вот она, причина. Но где начало этой подземной эпопеи? Откуда пошли и размножились народы?

Догадка просилась в рассудок Румистэля, но он боялся верить ей. Килмар Сильвандирский - вот было звание короля Стовираджа. Неужели народ Пафа, вернее, Алая Сильванджи, и был тем корнем, откуда пошло население локала? Заселив беглый народ Сильвандира в пустующий подземный мир, Лён запустил тем самым процесс в прошлое? Но как, если кристалл ещё не полон! Это надежда - ведь пока он не соберёт Вечность полностью, локал не может закрыться! Он может вернуться в будущее и вывести народ Алая из подземелья! Тогда не случатся эти события прошлого, и его дочери спокойно дождутся своего сорокалетия в подземном мире и бедная Эйчвариана - папина дочка! - не погибнет!

Как он неверно понимал её намерения! Наверно, в закрывшемся локале прошло гораздо больше сорока лет, и сёстры не понимали, почему их не навестили родители. Наверняка они жили обе долго, сохраняя неиссякаемую молодость, даруемую им дворцом Рагноу и его великолепными машинами. Они успели стать легендой подземного мира и его страхом, поскольку скучали в затянувшемся заключении и искали себе развлечений. Наконец, Сивион решила выйти замуж, чтобы родить мальчика своего рода - пусть полукровку, но всё же он мог наследовать дары своего великого дела, волшебника Джавайна! Да, так говорила Эйчвариана, и он не понимал, что это говорится о Румистэле, капитане корабля, который нынешние маги назвали Дивояром. Это рассказывала ей мама - о подвигах Румистэля, когда вёл он свой звёздный крейсер среди множества миров, созданных великой расой эльфов! Она научила дочерей эльфийскому языку, а Сивион обучила ему же Гедрикса. Но был он туповат, как полукровка. И не сразу обрёл свои дары.

Кто объяснил бы Эйчвариане, что нельзя играть с людьми, как с игрушками, что они младшая раса, которой ещё предстоит расти тысячелетия, чтобы выращивать внутри себя особо даровитых, которые начнут постепенно накапливать силы и возможности общения с энергиями Космоса. Они идут своим путём ошибок и порой творят безумства в слепоте своей. Тогда эльфы приходят к ним на помощь и тихо отбирают опасные игрушки, перезагружая события истории и давая новый шанс развития. Но будет время, когда эти полуслепые и неразумные существа приобретут понимание своего назначения, и тогда им откроются глубины древних путей великих цивилизаций, и они войдут в гигантское Объединение, а пока играют в своё Содружество. Да, вот такой путь предназначен живым человеческим мирам, и эльфы курируют именно эти планеты. А сейчас Румистэль должен найти Гомониила, чтобы доложить о своей находке.

Надо ли делать это прямо сейчас, или вернуться в будущее? По логике, не стоит нарушать картины прошлого, чтобы не внести новые коррективы в и без того запутанную картину. Он должен выполнить то, за чем пришёл сюда: достать в холодном мире кристалл, который в будущем похитил Пантегри. Но как он мог оставить страдающую от горя Нияналь? И он отложил своё дело и вернулся с ней в её долину, к карлицам, которые кинулись к ним с радостью, ожидая встретить девочек.

Горе, которое испытывала Нияналь, заставило облететь все цветы в весеннем её саду, и небо над долиной закрылось мрачными тучами. Она закрылась в своей опустевшей спальне и целыми днями сидела за задернутыми занавесками, погружённая в молчание.

Насколько проще, думал Румистэль, вернуться сейчас в будущее и предотвратить эту трагедию. Он понимал, что творится в душе Ниянали: она видела, как сама ощущала, страшную участь Эйчварианы. И сейчас вся ненависть, которую испытывал Лён к волшебнице Рагноу, била по сердцу Румистэля, как безжалостный таран. Он никак не мог её оставить. Он и его беспамятство виновны в её несчастье, и этот разрыв между разумом и чувствами приносил ему мучения.

Однажды рано утром, когда она спала, измученная своим страданием, он вышел в сад - собрать созревших вишен к завтраку. Карлицы подоили козьего молока и наготовили сливок. Он надеялся, что Нияналь поест. Так, бредя по саду с плошкой, он наткнулся на то, чего раньше тут не видел.

У садовой горки с цветами увидел он чужого человека.

- Кто ты? - изумился Румистэль, разглядывая коленопреклонённого мужчину, который словно застыл над карликовыми вересковыми кустами.

Тот обернулся - так стремительно, как будто ждал этого голоса.

В глаза Румистэлю бросилось чем-то очень знакомое лицо - такие лица видел он, но - где? Эти прямые, белые, пушистые, с лёгкой желтинкой волосы, это аскетическое лицо с суровыми чертами, тонкий, с горбинкой нос, худощавое сложение и яркие, хищные глаза густого оранжевого цвета.

- Ты... - пытался вспомнить Румистэль.

- Меня зовут Кречет, - холодно обронил незнакомец.

- Ты с Жаворонара?

- Да, это моя родина, - всё так же враждебно ответил человек.

- Что ты здесь делаешь, Кречет? - надменно спросил мгновенно охваченный гневом Румистэль.

- Я здесь садовник, - отвечал тот.

Садовник? Зачем Ниянали, которая повелевает травам, деревьям и цветам, садовник?

Когда он вернулся в замок с прозрачной чашей, полной вишен, эльфийка уже не спала. В лёгкой утренней одежде она сидела возле своего туалетного столика и расчёсывала длинные серебряные волосы.

- Кто такой Кречет? - требовательно спросил Румистэль, и огонь ревности горел в его глазах. Он видел - да, точно понял! - в лице жаворонарца выражалась острая неприязнь, это был взгляд соперника.

- Это мой ученик, - невозмутимо ответила Нияналь.

- Как он попал к тебе? - проводя ладонью по лицу и как будто отгоняя наваждение, спросил он.

- Он дивоярец, - кратко обронила эльфийка.

Как мало знал он о её жизни, постоянно носясь где-то со своими огромными заботами! А у неё был ученик, дивоярец по имени Кречет. Этот выходец из мира Содружества - Жаворонара, напросился к ней, чтобы овладеть некоторыми умениями, и она учила его различать свойства растительных экстрактов, тонкости эльфийской химии в начальной её части. Румистэлю не надо было разглядывать Кречета, чтобы понять, что не химия держит здесь дивоярца, а любовь: тот был глубоко влюблён в прекрасную эльфийку и видел в Румистэле врага. Смешно всё это, потому что между ними не может быть союза. Смешно и печально, ведь любовь Кречета безнадёжна. Но это всё же лучше, чем ничего. Он мог оставить Нияналь на заботы живого человека, а не положить её на хлопоты карлиц, которые всё, что умели, это нянчить детей, доить коз и делать сливки. Поэтому он простился с ней, зная, что возвращение его всё переменит, только надо вывести народ Алая из локала.

Кажется, она немного успокоилась и легко отпустила его.

***

- Кречет, я ухожу, - сказала Нияналь, когда непоседа Румистль исчез прямо с места, отправившись при помощи своего зеркальца по своим делам.

- Что ты хочешь сделать? - спросил её белоголовый садовник, подходя ближе.

- Я пойду искать кристалл, - ответила эльфийка, - Где-то на Селембрис должны быть затерянные кристаллы. Я слышала от него, что где-то в одном городе, называемом Дерн-Хорасадом, хранится целая сокровищница этих осколков. Я воспользуюсь кристаллом и проникну в лимб, чтобы спасти свою дочь.

- Нияналь, ты говорила, что это опасно! - воскликнул Кречет.

- А тебе задание, мой друг.

- Я слушаю, - склонил он голову, чтобы скрыть жгучие слёзы сердечной боли, ибо она обращалась с ним, как со слугой.

- Я знаю, ты варил тайком любовное зелье, чтобы очаровать меня, - продолжала Нияналь, - но прощаю тебя, ибо страсть безрассудна. За то ты выполнишь мой наказ. Ты войдёшь в зачарованную зону, которую я тебе укажу, и будешь жить там, ожидая прихода Румистэля. Я знаю из его рассказов, что однажды в будущем он войдёт туда в поисках своих кристаллов. Найди себе в безлюдных и глухих горах пещеру и придумай историю создания для того эликсира, который сейчас прячешь в рукаве. Когда он придёт к тебе, отдашь ему этот пузырек, и тогда я награжу тебя. Сделай это, Кречет, ради меня.

- Какой толк?! - воскликнул он, возжигаясь гневом, - Он покинул тебя! Он всё время покидал тебя! Он погубил самое дорогое, что было у тебя, и кого любил я! Он разрушил твою жизнь, и теперь ты собираешься пожертвовать собой ради него!

- Не будет этого! - гордо ответила Нияналь. - Я всего лишь собираюсь спасти свою дочь. Для этого мне и нужны кристаллы. Сделай это, Кречет. Иначе я обойдусь без твоей помощи.

- Я сделаю это, - сдался он перед этой твёрдой волей.

- Прощай, мой дом, - окинула взглядом Нияналь свой весенний сад, и за деревьями, усыпанными спелыми плодами, послышался тихий плач карлиц.