Мотоциклы снова со сдержанным гудением прорывались сквозь ночную тьму. По дороге они попали на широкую полосу, по которой не столь давно проходила миграция яйценосных животных. Вытоптанная трава ещё не поднялась — по ней были размазаны тонны навоза. Путь кукумачей и ворукачей прямо-таки светился жидким блеском под длинными лучами с востока и пах очень крепко. Животные шли здесь огромными стадами, друг за дружкой.

— Куда-то мы не туда заехали. — озабоченно проговорил Заннат, остановив свой мотоцикл. — Если мы сейчас покатим по этому, то сами будем в нём по уши. Нас забрызгает с колёс.

Никому такая перспектива не нравилась, даже Цицерону, который сам умел делать кучки не хуже иного кукумача.

— Давайте проедем стороной. — предложил кот-архивариус. — Они шли в своё убежище в горах, где пережидают утро. Это глубокие пещеры, уходящие далеко вниз, а сверху это небольшая каменная вершина. Мы можем объехать её. Кстати, там я покажу вам наскальные рисунки древних квази.

Предложение всем понравилось, и мотоциклы взяли вправо, погнав вдоль источающего миазмы пути.

Вскоре в рассеянной слабыми лучами Джарвуса-2 темноте забрезжила коническая вершина скалы — к ней и шла прямая, как стрела, дорога. Кукумачи с ворукачами, наверно, были крупными животными, поскольку они даже не обходили густые заросли, а просто проламывали путь через них. Местами на земле лежали деревья, растоптанные копытами в тряпки.

— Стороночкой, пожалуйста! — указывал когтистым пальчиком Культяпкин, сидя перед Моррисом. Он почему-то считал его главой экспедиции.

Оторвавшись от благоухающего чудными запахами пути, гости обогнули скалу с высоким тонким верхом и рассевшимся низом. Навозная дорога уходила прямо в гору — в полукруглую щель у самой земли. Ни одного животного видно не было, так что оставалось только гадать об их внешнем виде.

— Вот уж, наверно, там внутри авгиевы конюшни! — предположил Заннат.

— Нет. — подал голос ослик. — Мы с Максютой всё хорошо продумали: кукумачи с ворукачами хорошенько прочищают желудки перед впадением в спячку. Так что, весь навоз остаётся на земле и уходит в почву с первым же дождём. Экосистема просто идеальна.

— Ну ладно, уже легче. — проворчал Заннат.

Культяпкин между тем соскочил с мотоцикла и побрёл, волоча хвост, через густую нетронутую траву к скале. Лапой он придерживал свой драгоценный футляр с бумагами — так странно было видеть этого прямоходящего кота с высоким лбом и в очках.

Низ скалы имел вертикальные стенки примерно до высоты человеческого роста — это была довольно ровная поверхность, вся покрытая выбитыми изображениями.

— Древнее наскальное искусство. — с почтительным восторгом сообщил Культяпкин. — Так наши предки передавали своим потомкам сведения о мире. Потом уже была изобретена письменность.

Фонарь Инги осветил широкими концентрическими кругами поверхность скалы, отчего архивариус издал неясный звук и задвинул тёмные очки на переносицу.

По всей стене располагались корявые изображения, выбитые по контуру. Судя по мелким блестящим вкраплениям, камень был очень твёрд.

— Кремний. — безошибочно определили археологи-недоучки.

Да, это был титанический труд — всю огромную скалу по основанию охватывали полосы стилизованных рисунков — они изображали жизнь квази-котов на райской планете.

— Идёмте дальше. — почему-то шёпотом позвал Культяпкин. — Я покажу вам картины творения!

С другой стороны скалы обнаружились более крупные изображения — очевидно, первые ваятели не жалели места, чтобы увековечить важные для потомков сведения. Это была своего рода наскальная Библия квази-котов. Два кота ходили по пустой земле и создавали виды. Один кот побольше — полосатый, второй поменьше — они держали в передних лапах нечто вроде рога изобилия, а оттуда выходили многоногие животные, похожие на длинную корову, и коротконогие животные, похожие на жирафов.

— Сотворение кукумачей и ворукачей. — почтительно сообщил Культяпкин.

Новые виды так и пёрли из творческого жерла — это напоминало шествие животных к Ноевому ковчегу. Судя по их количеству, гости ещё очень мало повидали на Скарсиде. Большинство им были неизвестны, зато они сразу узнали идущих парами лильмобла с самкой и супружескую пару гудноглов.

— Кто из этой пары самец, а кто самка? — поинтересовался Заннат.

— Две ноги — одно животное. — буркнул Цицерон, отлично расслышав насмешку.

— Тогда где самка? — удивился Моррис.

— Не надо самку. — мрачно отозвался осёл. — Они плодятся почкованием.

— А к чему этот усечённый антропоморфизм? — снова невинно спросил Ньоро.

— Остальное пребывает в мнимом пространстве. — удручённо ответил Цицерон. — Мы с Максютой пытались сотворить человека, но я привык быть в спутниках у нечеловеческих рас. Заннат первый антропоид, который избрал меня в провожатые.

— Ну, ты меня порадовал. — пробормотал Заннат, нисколько не восхищённый этим фактом.

— Цицерон, я вас уверяю, вы были прекрасным Спутником Максюте! — с обожанием признался квази-кот.

— Давайте дальше. — скромно внесла предложение Инга. Она переместила свет фонаря дальше, и в поле зрения людей вплыло изображение явно человека. У него были человеческие руки и ноги, стройное тело и голова с длинными прямыми волосами. На лице, изображённом в профиль, имелись длинные узкие глаза и безгубый рот. Так часто изображали людей древние земные наскальные рисунки, но тут было иное дело: человек в одной руке держал солнце, а во второй — маленькую планету с кошачьим лицом.

Люди молчали, понимая, что видят изображение додона, который некогда привёл кота Максюту к источнику Сновидений, а затем реализовал его сон.

— Это Бог. — с трепетом произнёс Культяпкин. — Он придёт к нам в конце времён. Он явится с громами и молниями и объявит свою волю.

* * *

Уставший Заннат уже забрался в дупло, чтобы как следует поспать, а Моррис всё никак не уходил из гнезда. Он полулежал, опершись спиной на мягкую травяную подушку, на ворохе сухих листьев гукки, издававших приятный слабый аромат, и задумчиво курил, глядя в звёздное небо меж ветвей. Последняя пачка сигарет и безотказная зажигалка «Ронсон» — это прибыло с ним из пещеры Артефакта, и теперь казалось последней нитью, связывающей Морриса со здравым смыслом. Поэтому он не торопился и смаковал каждый глоток дыма, словно это помогало ему думать.

Моррис в любых обстоятельствах не привык терять голову, и оттого всегда выпутывался из многих сложных ситуаций. Это было его особенностью — чрезвычайно развитая интуиция. Иногда он сам не знал. почему избирает тот или иной путь, но всегда оказывался в выигрыше. Он умел лавировать между равных возможностей и выбирать ту, что выгоднее. Когда случались всё же проигрыши, Моррис затаивался и ждал, что будет. И большей частью получалось так, что исход оказывался совсем не таким, как казалось вначале. Это была рискованная игра с судьбой, тайное верование в удачу.

Он не любил риск, но часто рисковал, потому что риск есть мгновенный и необратимый выбор между двумя неясными путями. То предприятие, в которое он вляпался сейчас, было самой большой афёрой в жизни Габриэла. Он мгновенно понял там, в пещере Артефакта, что, если откажется от стычки с Рушером, то утратит единственную возможность встречи с Ингой. Он ещё не знал, как именно это произойдёт, но не удивился, когда Императрица спросила Мелковича о Спутнике — кого желает тот видеть Спутником в предстоящем деле.

В душе Морриса дрогнула давно и тщательно скрываемая струна — за доли секунды он понял, что происходило с ним все эти десять лет: отчего он не женился, не нашёл себе женщины для долгих отношений. Отчего избегал всякой серьёзности в любом знакомстве.

Все эти десять лет он думал, что причиной независимый его характер, нежелание связывать себя обязательствами. Все женщины были для него на одно лицо: все они западали на его эффектную внешность, на очаровательные манеры, на изысканность облика, на тонкое остроумие. Их задевало то, что он ни к кому не имел привязанности, и все они стремились овладеть Моррисом, как было это у придуманного им персонажа — инспектора Патрика Холливэя. Этот тайный двойник Морриса словно вышел на первый план, подменяя собой подлинного Габриэла.

Чего он ждал от жизни? По сути, ему было совсем немного нужно. Моррис всегда любил комфорт, и это при его работе агентом секретной службы достигалось довольно легко. Он любил рассчитанный риск — работа давала ему и это. Он любил выигрывать — у него всегда это получалось. Но всё это было лишь, как бледная пелена, за которой не было ничего. Его жизнь была игрой, сценой, иллюзией, и потому он скользил по ней, как по сну.

Он вызывал у мужчин зависть, у женщин — желание, но единственно истинным в нём была память о том давнем сне, в котором он встретил Ингу Марушевич. Слишком поздно инспектор Холливэй понял, что весёлая, остроумная и красивая девушка-Спутник не была одной из многих милашек, которые вешались на шею Холливэю, и не походила ни на одну из тех, с которыми Моррис приятно проводил время.

Этот сон остался самым ярким впечатлением в жизни Габриэла. Никогда не существовавшая в реальности Инга Марушевич стала для него подобна далёкой звезде, свет которой можно видеть, но нельзя поймать. Он жил, как во сне, тревожимый этим непостижимым образом. Больше всего он мечтал снова очутиться в волшебном сне, снова стать инспектором Холливэем, но только не мерзавцем с двойным дном, а честным, простодушным трудягой, за которого его принимала Инга. Тогда бы он никогда не покинул этот сон, разбирая вместе со своим прекрасным напарником множество запутанных происшествий. Это немного походило на дурацкие сериалы про похождения частных сыщиков, в которых были влюблены их секретарши — смотреть эту череду непрерывных и однообразных приключений было тошно, но только не в сериале про Холливэя. Это были сны Морриса.

И вот совершилось невероятное — они снова вместе. Живая Душа, которая однажды оживила облик Инги Марушевич — это была она. Он влюбился в бесплотного духа, в вечно скитающийся призрак, в одну из бесчисленного множества нереальных частиц, составляющих тайный разум Вселенной. Это было само безумие — то, на что Моррис заведомо не способен.

Теперь она была рядом — реальная, зримая, узнаваемая в каждом своём движении. И далёкая. Инга согласилась участвовать в Поединке, как выбранный Спутник, но не проявила к Моррису ни капли влечения. Она была лишь партнёр, но не та девушка, в которой этот подонок Холливэй заметил искреннее чувство и цинично оскорбил его.

Прошло достаточно времени под этим тёмным небом, чтобы Моррис убедился в этом.

«Я не рада тебя видеть, Патрик Холливэй.» — «А я рад тебя видеть, Инга Марушевич.» — от этих слов, сказанных в пещере Артефакта, до нынешнего момента ничего не изменилось — она игнорировала чувства Морриса, принимая участие только в деле Поединка. Вот что более всего занимало Габриэла, а отнюдь не драка квази-котов с собакоидами.

Он давно уже докурил сигарету и теперь просто сидел в гнезде — в этом смешном жилище Инги. Пора было идти на боковую — она не пришла к нему. Моррис потянул тыкву на верёвке и глотнул сока, чтобы отбить вкус табака — за чистящими палочками люлярвы ещё надо сходить.

Гнездо слегка затряслось — это лез в корзину Заннат.

— Смотрю — не спишь. — заметил он.

— Да, я думаю о предстоящей битве. — солгал Моррис.

— Курил, что ли? — с подозрением принюхался Ньоро. — У тебя есть сигареты?!

— На, возьми. — нехотя поделился Моррис. Чёрт, располовинит пачку!

Заннат завозился, усаживаясь поудобнее, и с наслаждением затянулся сигаретой.

— Спасибо тебе, Моррис. — сказал он. — А то я уже пытался лисья люлярвы жевать — совсем не то.

Габриэлу стало смешно — он затрясся от беззвучного смеха.

— Ты чего? — с подозрением спросил Заннат.

— У тебя же есть Сила. — отвечал товарищ, фыркая в рукав. — Сотворил себе мотоцикл, сотвори и сигареты!

— О, великие додоны! — был поражён Заннат. — Так просто! А как это сделать?

— Попробуй себе представить то, что тебе нужно. — посоветовал Моррис. — Вспомни запах, вкус сигарет. Представь себе внешний вид — не обязательны все нюансы. Остальное дополнит твоё подсознание.

На мгновение Заннат замер, глядя на сигарету в своих пальцах, затем в его руке образовалась новая пачка.

— Так просто! — удивился он.

— Проще, чем сотворять мотоциклы. — заметил Моррис. — Главное не абсолютное сходство, а то, как оно работает. Вот в наших мотоциклах, например, нет ни одной детали в двигателе. Ну и что — главное, они ездят и топлива не требуют.

— О чём ты тут раздумывал так долго? — спросил Морриса Заннат.

— Понимаешь, — тому пришлось изобразить крайнюю степень задумчивости. — чем больше я размышляю, тем больше прихожу к выводу. В общем, мне пришло в голову одно соображение. — растягивал свою мысль Моррис, не зная толком, что же именно пришло ему в голову.

— Ну не тяни — говори давай. — подбодрил его товарищ.

— Я пришёл к выводу, что нам надо разделиться. — во внезапном прозрении изрёк Моррис.

Заннат безмолвствовал, лишь поблёскивая в темноте белками.

— Конечно. — с убеждённостью ответил Моррис, решив отстаивать случайно выскочившую идею до конца — он верил в свою интуицию, а мгновенные решения как раз и есть подсказки с её стороны.

— Суди сам. — продолжал он, находя аргументы на ходу. — Нам противостоит Рушер, а он всегда предпочитал вести войну на территории противника. Согласно статистике, в этот раз должны нападать квази, и война должна вестись на земле Псякерни. Вы думаете, Рушер будет ждать, когда противник явится к нему, чтобы вести войну по всем правилам?

— Нет, конечно! — проронил Заннат, потрясённый стратегическим предвидением товарища. — Ты хочешь сказать, что на этот раз военные действия пойдут опять на Скарсиде?

— Вот этого как раз и надо избежать. Кто первый нападёт, тот и будет диктовать условия. Раньше это было невозможно, но теперь мы может форсировать высадку. А там видно будет. Я полагаю, первым делом надо уничтожить средства межпланетного перемещения на Псякерне.

— Это так. — согласился Заннат. — Но зачем нам расставаться?

— Вот это и есть моё главное стратегическое решение. Твой запас Сил будет неприкосновенным до тех пор, пока я не лишусь своего. Поверь, если ты окажешься в сражении, то непременно вымечешь свою половину Энергии без особой на то необходимости, просто в пылу битвы. А я со своей частью буду вынужден экономить и отыскивать самые эффектные решения.

— Ты всегда был стратегом, Моррис. — пробормотал Заннат. — А я даже на Рушаре не участвовал ни в одной битве.

— Вот поэтому я и устраняю тебя, чтобы ты вступил в дело, когда мы с Рушером отстреляем друг по дружке свои припасы.

— Ты уверен, что справишься с ним?

— Я ни в чём не уверен. — ответил Моррис.

— Я останусь здесь, на Скарсиде?

— Вот именно, что нет. Ведь это самое простое решение — Рушер будет искать тебя именно тут. Тогда Скарсиде не миновать разгрома — он не остановится перед уничтожением квази. Без тебя же ему это будет ни к чему — что зря порох тратить!

— Но где мне быть?! — изумился Ньоро.

— Зови Цицерона. Хватит ему дрыхнуть в дупле!

— Ничего себе задачка! — удивился Спутник. — Ни здесь, ни на Псякерне — куда же деваться?

— Цицерон, ты был Спутником бесчисленное число раз. — сказала Инга, которая тоже оставила спальню и пришла на спонтанно возникший совет. — Ты должен помнить многие сотворённые миры. Конечно, они уже не те, что раньше, но место их расположения там же. Перенеситесь в такой мир.

— О, да! Я помню одну такую прелестную планету-курорт! — оживился ослик. — Да она Скарсиде даст сто очков вперёд! Там такое чудное солнышко! А какие гостиницы на морском побережье! Это была выдумка одного антропоида с планеты Бушарон. Его затею потом овеществили, и парень стал владельцем планеты-гостиницы! Денег огрёб немеряно!

— Вот и хорошо. — одобрил Моррис. — Только вам нельзя будет сидеть на месте — придётся почаще перемещаться, чтобы замести следы. Рушер тоже не идиот.

— А если он сейчас нас слушает?! — испугался Цицерон.

— А нам плевать на него. — ласково ответил Габриэл. — Никакая сила не поможет ему влезть в эту лобастую голову и достать из неё не только координаты миров, но и то, что взбредёт в неё в следующий момент.

— Прямо сейчас? — пролепетал Заннат, большими глазами глядя на товарища. Он даже побледнел от волнения.

— Дай Силе знать, чего ты хочешь. — ответил Моррис. — И пользуйся переносом, как было на Рушаре. Только не забудь Цицерона держать покрепче.

— Как ты найдёшь меня, Моррис? — спросил хриплым голосом Заннат.

— Не беспокойся. — ответил тот. — Между нами остаётся неразрывная подпространственная нить.

— Так куда? — поинтересовалась Инга.

— Не скажу! — отрезал осёл.

Два друга — человек и его осёл — ещё секунду смотрели на товарищей, потом Заннат протянул руку и обнял Цицерона за шею. В следующий миг они исчезли.

— Так. Что теперь? — обронила Инга.

— Теперь нам надо срочно собирать квази на военный совет. — ответил Моррис, вставая с места и отряхивая с одежды листья.

Экстренно состоявшийся военный совет потребовал присутствия старейшин квази — боевых котов, которые уже не раз участвовали в экспедициях на вражескую планету. Жилище Инги было неприспособленно под такое множество народу, и совещание перенесли на площадь.

— Значит, так. — распространялся Моррис среди внимания всей городской верхушки. — Надо начать перелёт на Псякерню до того, как начнётся утро. Я имею способ задать ракетам ускорение, чтобы преодолеть тяготение планеты.

— Не пойдёт. — заявил Кунжут, сосредоточенно слушая рассуждения стратега Габриэла. — Дело в том, что на орбите болтается большое количество всякой дряни, которая все годы всплывала с поверхности планеты во время утренней невесомости. Если ракеты двинут с ускорением, то неминуемо столкновение с орбитальным мусором. Алахоха, конечно, крепкая древесина, но травмы будут неизбежны.

— Да. — подтвердили другие бойцы. — Обычно мы всплываем медленно и лишь на орбите врубаем дюзы.

— Я расчищу перед эскадрой путь. Распылю мусор. — хладнокровно заявил Моррис.

— Тогда ура! — закричали коты.

— Но ваше оружие просто смехотворно. — тут же прервал восторги стратег.

Воцарилась тишина.

— Рогатки, камни, копья, стрелы — всё это просто игрушки.

— Ещё сети. — неуверенно подсказал один из старейшин.

Моррис даже не обрати внимания на такую мелочь.

— Необходимо новое вооружение. — сказал он. — но и не это главное. Я предлагаю решить проблему раз и навсегда — лишить собакоидов возможности совершать межпланетные перелёты.

— Как это?! — изумились коты.

— Чем пользуются ваши враги в качестве средства перелёта? Делают ракеты из деревьев?

— Нет. — помотал головой Кунжут. — Они не пользуются ракетами. Они используют биоскафандры — шкуры толстых крокодалсов, которых специально для того разводят. Скажи, Культяпкин.

К народу вытолкнули архивариуса, которого привезли в город гости. Старик прокашлялся, развернул свои драгоценные свитки и начал объяснять:

— В определённой точке орбиты, по мере приближения планет к фокусу, начинается годовое утро, а вместе с ней невесомость. Собакоиды пользуются этим так же, как и мы. Когда наступает время невесомости, они взлетают и достигают открытого космического пространства. Там при помощи припасённых камней они задают своим телам направление к Скарсиде и ждут, когда снова начнёт действовать тяготение. Тогда они выпадают на землю и начинается война. Она длится всё время, пока планеты совершают пять витков вокруг фокуса.

— Так тяготение восстанавливается, пока планеты кружат вокруг фокуса?! — удивился Моррис. — Но почему? Ведь взаимное тяготение двух солнц должно в точке фокуса действовать максимально!

— Вот этого мы не знаем. — признались коты. — Но, если бы тяготение не восстановилось на это время, никакой войны бы просто не было — как вести военные действия в невесомости?

— Так. Дальше. — сосредоточенно ответил Габриэл, уже увлечённый экзотическими проблемами этой межпланетной войны.

— Ну, они высаживаются, и мы дерёмся. Собакоидов вообще очень трудно одолеть, когда они в скафандрах — камни стрелы, топоры их не берут. Мы ловим их сетями, связываем и засовываем в клетки. Самое удачное — подбить из рогатки собакоиду глаз, тогда они лишаются возможности видеть. Вообще, это есть наше постоянное и увлекательное занятие — придумывать, что можно сделать с собакоидом, закованным в скафандр.

— Тогда надо уничтожить начисто тот вид животных, которые дают вашему врагу скафандры. — решительно изрёк Моррис. — Ваши враги не просто станут уязвимы, но и лишатся возможности перемещаться на Скарсиду.

Едва коты осознали важность этой идеи, как возопили на все лады в полном восторге. Вот это да! — такого им в голову пока не приходило.

— Я завершу статистику самым блестящим результатом! — плача от избытка гордости, прошептал старый Кульпяпкин.

— Моррис, вы блестящий стратег! — говорили в крайнем восторге вожди Скарсиды.

Моррис не утерпел и взглянул на Ингу Марушевич. Среди взбудораженного кошачьего общества она одна держалась сдержанно и ответный взгляд, который она бросила на Габриэла, был странен.

* * *

Кажется, она не питала больших надежд на гений Морриса, и вообще сомневалась в целесообразности придуманного им плана. Сам Моррис вполне давал себе отчёт в том, что его решение отправить Занната с его Спутником в круиз было откровенно спонтанным и слишком поспешным. Но было у него и такое чувство, словно каждая минута, проведённая всуе, отдаляет их шансы на победу — слишком хорошо знал он Рушера. Последнее слово бывшего Владыки, оброненное им в запальчивости, лишь по причине крайней ненависти к Айрону Коэну, из желания хоть на мгновение насладиться мщением, Габриэл запомнил очень хорошо.

«Рушер не спит уже десять лет.» — вот что сказал перед своим исчезновением Калвин Рушер. И Моррис склонялся к мысли, что он не лгал — не в манере этого тирана хвастать тем, чего нет. Он скорее умолчит о своих возможностях.

Так вот, Моррис был уверен, что у противника есть план, и этот план уже в действии. И чем дольше они тянут, разменивая время на сон и отдых, тем более теряют шансы. Все эти соображения говорили в пользу внезапно принятого Моррисом решения. Он вслушивался в свои внутренние ощущения и всё больше убеждался, что поступил верно.

Дело в том, что ситуация оказалась крайне нестандартной. Любой военный специалист растерялся бы в ней. Нормально считалось знать, каким вооружением обладает противник, как дислоцированы его силы, просчитать возможную тактику. Здесь всё это невозможно: любой из этих параметров может меняться произвольно. Силу можно воплотить в любую форму. По сути, это будет сражение не между квази и псами, а между Моррисом и Рушером. Первый раз Габриэл открыто выступал против Владыки.

Так думал он в то время, когда его мотоцикл летел по направлению к роще пурпурной алахохи. На втором мотоцикле, оставшемся после Занната, мчалась Инга. На совещании вождей было принято решение немедленно выступать в дорогу. Всё было готово — все припасы и смехотворные снаряды квази-котов погружены, топлива навалом. Моррис обращался ко внутренним ощущениям, спрашивая Нечто, поселившееся теперь в его сознании, словно молчаливый спутник, и Оно отвечало, говоря, что нет ничего невозможного в любой его затее. Он хочет лететь через космос в деревянных корытах — пожалуйста. Любой вид оружия — от таинственных энергий до биологически избирательного уничтожения — пожалуйста. Он может крушить горы и скидывать обломки в моря. Он может разломать на острова материки. Он может уничтожить всю планету. Он может потушить солнце.

Он мог бы вообще не впутывать сюда квази, но дело сделано — им обещали. Тем более, коты так и горят желанием сразиться. Они и до этого, со своими палками и рогатками были боевыми ребятами, а теперь их за уши от драки не оттянешь.

Он оглянулся на Ингу — она, пригнувшись, как заправский гонщик, неслась на стильном мотоцикле по ночному полю, освещённому восходящим солнцем. На голове Инги был шлем Занната, на ногах какая-то первобытная обувь, а по бёдрам её метались рыжие лисьи хвосты. Это было необычайно экзотическое зрелище.