В первый момент Лён ничего не понял — слишком резок оказался переход от темноты снаружи к яркому свету от огней, которые они с Финистом зажгли вместе. Наверно, это получилось не нарочно, но теперь яркий свет озарял всю внутренность пещеры, безжалостно обнажая страшную картину.

К дальней стене судорожно отползал жутко изуродованный человек. Поначалу даже сложно было в нем признать человеческое существо — столько было на нем шрамов, ожогов, ран. На теле, едва прикрытом лохмотьями, не было здорового участка — старые и новые язвы, рубцы, волдыри. Голова совершенно лысая, покрыта струпьями. Руки и ступни ног в каких-то не то грязных бинтах, не то самодельных обмотках. Человек отползал прочь от входа, загораживая лицо ладонью, поверх которой смотрели совершенно безумные глаза — без ресниц. Весь грязный, тощий, вымазанный сажей, он являл собой ужасное зрелище.

— Нет, нет, нет, нет… — бормотал он сорванным, хриплым голосом и отползал, в безумном ужасе глядя на двоих вошедших людей.

Финист и Лён переглянулись, не зная, что и думать — откуда здесь, в этом гиблом месте, человек? И что же пришлось вытерпеть этому несчастному, если он пришёл в такое состояние? Чем питался всё это время — а, судя по количеству ожогов, он провел тут не один день.

— Не пугайся, пожалуйста, милый человек, — осторожно заговорил Финист, делая шаг вперёд, но ответом был пронзительный вопль — как будто кошке наступили на хвост. Несчастный в смертельном ужасе смотрел на ярко-красные волосы князя.

— Он нас боится, — с огорчением заметил Финист. В самом деле, было чего испугаться — ведь огненный князь выглядел слишком экзотично для обыкновенного человека.

Тогда вперёд выступил Лён — ему было ужасно жаль этого беднягу, которого судьба закинула в такое пекло.

— Послушайте… — как можно ласковее заговорил он, опускаясь перед незнакомцем на одно колено, чтобы быть ближе к тому — присесть на корточки мешали латы. Тот сделал попытку отползти, передвигаясь на пятой точке и отталкиваясь от пола тощими ногами.

— Мы вас не обидим, — успокаивающе продолжил Лён.

— Почему ты обращаешься к нему, как будто его много? — поинтересовался князь.

— Пожалуйста, не мешай, — повернулся с просьбой к нему Лён, поэтому не заметил, что в глазах незнакомца появилось осмысленное выражение — тот рассматривал дивоярца: его волосы, его красные доспехи, его лицо. Кажется, он начал соображать, что это не враги. Но всё ещё не верил и сделал попытку отползти подальше, но дальше уже была глухая стена, и несчастный прижался к ней спиной, выставив перед собой обе руки, словно надеялся, что такая слабая защита ему поможет. В одной руке его оказался странный, грязный, горелый, пованивающий предмет, в котором с трудом можно было узнать ящерицу, какую видели два путешественника в этой долине. Очевидно, бедняга питался вот такими ящерицами, поджаривая их на раскалённых камнях где-нибудь возле гейзера.

— Как же он заполз сюда? — удивлялся Финист, — Неужели в ту самую дыру пролезал?

Да, наверно, эта пещера многие дни была ему домом, но как его занесло сюда?

— Ты хочешь есть? — стараясь говорить отчетливо, обратился Финист к бедолаге, словно говорил с глухим, — Румистэль, давай его накормим — смотри, до чего отощал. То удивительно, что вообще выжил!

Лён заметил, что при слове "есть" у несчастного дёрнулся кадык — он понимал их речь.

Финист между тем, не смущаясь присутствием хозяина жилья, располагался на ночной отдых. По его неслышному приказу Гранитэль освободила обоих рыцарей от громоздких алых доспехов и от стёганых подстёжек, снабдив их новой, удобной и красивой одеждой. В пещере откуда-то взялись лёгкие одеяла для ночлега. Воздух сделался прохладным и чистым, что было приятно после изнуряющей жары, которая царила на этой планете. Финист удобно уселся на одеяле, и тогда перед ним образовался низкий столик, уставленный посудой с замечательной едой — это Гранитэль проявила свое обычное гостеприимство.

При виде такого обилия еды у несчастного человека выкатились глаза — он уставился на стол, как завороженный.

— Давай, иди сюда, — как больного умом, поманил его Лён.

Дрожащими руками бедняга схватил хлеб и прижал его к грязному лицу, вдыхая запах. А потом начал глотать всё, что ему предлагали — почти не жуя. Неудивительно, что через полчаса ему стало плохо, и он схватился за живот. Повалился наземь, закатил глаза и принялся мучительно икать, постанывая.

— Э, как бы не кончился, — с опаской проговорил Финист.

Незнакомец с трудом поднялся и пошёл на выход — его сотрясали рвотные позывы.

— Вот так накормили! — огорчился Лён, но тут снаружи донёсся трубный рёв дракона, и следом пронзительный визг. С невиданной прытью больной вскочил обратно в пещеру. С невнятным воплем он бросился в самый дальний угол и зажался там.

Ну да, ошарашенные своей неожиданной находкой, рыцари забыли предупредить бедолагу, что снаружи находится огненный дракон, который вовсе не безопасен и отнюдь не дружелюбен, особенно с незнакомцами. Тот принялся дрожать и плакать, и вообще являл собой зрелище такое жалкое и ничтожное. Попытки поговорить с ним ни к чему не привели — неизвестный как будто не понимал речи.

— Намаялся ж ты, человече, — вздохнул Финист, — Живучий, однако, если столько выдержал!

Следовало до завтра выспаться, потому что с утра начнутся поиски волшебного кристалла.

Лён с удовольствием растянулся на чистом одеяле, и некоторое время сонно смотрел в неровный потолок пещеры. Воздух был приятен и свеж, приключение было интересным, но в глубине души засела грусть — он думал об утраченном Перстне. Несколько лет, проведённых в дружбе с призрачной принцессой, привязали его к Гранитэли — теперь он тосковал по ней. Как никогда он ощущал свою потерю: она рядом, но совсем чужая, не узнает его. Когда-нибудь она узнает, что Лён и был тем, кого Финист называет Румистэлем? Что она тогда ему сказала, возле выхода из зоны сказки, когда он побывал в образе этого таинственного принца, который, что ни говори, не есть Лён? Она сказала: Румистэль тот, кто будет после тебя? Где же он, этот неуловимый герой-двойник? Везде он оставил след. В какое время ни попади, он там уже побывал или его там ждут.

Сон незаметно втянул Лёна в себя, обволакивая мягкими волнами и убаюкивая чуть заметной мелодией. Казалось ему, что летит он высоко-высоко над странной местностью — так летают в детстве. Где-то далеко в тумане невысокие горные вершины, а внизу — гладкая равнина, покрытая кое-где редким травяным покровом жухлого цвета. Равнину надвое делит ровная, прямая, как нить, дорога, а по ней бредут люди. Откуда бредут, куда бредут?

Лён посмотрел туда, откуда вытекала эта длинная людская река, и увидел, что исток её лежит меж двух горных вершин. Непроходимые гряды кольцом охватили равнину и образовали глубокую чашу, с одной стороны в которую просачивалась длинная процессия, и вытекала с другой стороны — в такую же воронку между двумя горами. Значит, там, откуда входят — прошлое, а в другой стороне — будущее? Идут, идут они по этой дороге, нескончаемо идут. И всё никак не покинут котловину. Страшно тут, как будто время остановилось.

Непонятно как он сумел снизиться и полетел над головами толпы, причём, никто не обратил на него внимания. Вот идёт мама, как тогда…

— Мама, почему ты тут, а не в Сумраке? — спрашивает он, и сердце сжимается от тоски по ней.

— А я в Сумраке, — спокойно отвечает мама, не глядя на него и продолжая мерно идти вперед — переход через узкую горловину был совсем близок, рукой подать.

Он поднял голову и посмотрел на всю толпу, идущую за мамой, как будто она была их предводительницей, вожаком. Вон их сколько, его предков. Вон видна среди пеших людей высокая фигура на коне. Кажется, что это далеко, но почему так хорошо видно? Лён уже знает, что это — Елисей. А ещё дальше — красная фигура — очень далеко, но всё видно. Это Финист.

Всё так же неведомым путём рея в воздухе над идущей мамой, он оглянулся и посмотрел вперёд, и сердце ёкнуло в груди — в той одинокой фигуре, что далеко шла впереди всей колонны, он узнал себя. Но как же так? Вот же он, парит вверху — он вообще вне времени!

Отлетев от мамы, Лён подлетел к невысокому подростку с рыжими волосами — отчего же раньше он себя не видел? Да, таким, наверно, он и был в тринадцать лет, когда первый раз попал в Селембрис. Как странно себя видеть — словно бы чужой.

— Куда идёшь ты, Лён, — спросил он у самого себя.

— Вперёд, — ответил тот, — к тому, кто будет после меня.

И указал рукой в горный проход.

— Там Румистэль? — в волнении спросил старший Лён, витающий в воздухе над дорогой.

— Конечно, — уверенно ответил подросток и замолчал так, что Лён понял: больше тот ничего не скажет.

"Как преодолеть время?" — подумал Лён. В прошлый раз оно сопротивлялось, и каждый шаг давался страшным усилием. И не заметил сразу, что начал скольжение в воздухе — прямо по направлению к проходу среди гор. Так легко было теперь, как трудно в прошлый раз. Наверно, это потому что тогда он шёл по дороге, а теперь летит! Но радость от своей власти над Дорогой переполнила его сердце — так, что он смеялся.

Оглянулся назад — как все далеко! Посмотрел вперёд: близко выход! Сейчас он минует это узкое горлышко и увидит Румистэля! Наконец, он спросит: скажи, Румистэль, где тебя искать? Кто ты такой, Румистэль?

И видит: правда, не обманул он сам себя — впереди идёт фигура. Знакомый плащ из чернобурки, пепельные волосы. Ты, Румистэль?

Он подлетает ближе, боясь, что принц исчезнет. Всё так же с воздуха, чуть опережает кого-то такого знакомого и заглядывает в лицо.

— Гедрикс?! — отшатывается он так, что чуть не падает на землю.

И видит он, что впереди толпа — все идут по длинной-длинной дороге, уходящей туда, куда Лён только что вошёл — в будущее. Как он попал опять в начало?! Там, откуда он вышел, должен идти он сам — последний в роду Гедрикса! Парадокс, небывальщина, абсурд!

— Да это же сон, сон! — говорил он сам себе, в отчаянии оттого что ничего у него не получилось. Сон обманул его, вывернул видения наизнанку и склеил события в непрерывную ленту. Такое бывает во сне, когда никак не освободишься от кошмара, от однообразно повторяющейся чуши.

Гедрикс уходил по Бесконечному пути вперёд и никак не удалялся — его высокая фигура всё так же маячила на ровной, гладкой ленте дороги.

"Если там будущее, — думал Лён, паря в воздухе, — то прошлое в другой стороне".

Нигде на всей этой дороге он не нашёл Румистэля — этот таинственный потомок Гедрикса скрыт во времени. И Лён быть им никак не может — он только что видел себя.

— Где ты, Румистэль?

Взгляд его обратился к узкой горловине, которую он только что миновал. Будущее его обмануло. А прошлое?

Медленно, словно боясь спугнуть догадку, он двинул по воздуху туда, откуда вышел Гедрикс, племянник волшебницы Эйчварианы, уничтожившей по глупости целый мир и поплатившейся за то своей головой, навеки сброшенной племянником в лимб, ледяное узилище навеки погибших душ.

Едва он оказался в горловине меж двух гор, как на дороге образовалась человеческая фигура — она шла в одиночестве. И в первый миг Лён подумал, что увидел Румистэля. Но это был не он — по дороге шла женщина.

Недоумевая, он приблизился и вдруг вскрикнул в гневе:

— Эйчвариана?!

Молодая женщина, закутанная в синий плащ, подняла голову и посмотрела наверх.

— Гедрикс, мальчик мой! — вскрикнула она, а в следующий миг разочарованно опустила голову — нет, ошиблась.

Нет, то была не волшебница Рагноу, не царственно-прекрасная Эйчвариана. Её лицо, её красота, но глаза выдавали иную душу. И тут вдруг Лён с внезапным всплеском сердца понял кого видит: мать Гедрикса, сестру Эйчварианы! Ту, что погибла при осаде замка Вероньяр, когда шестилетний Гедрикс бежал через тайный ход. Об этом он забыл. В памяти осталась только Эйчвариана, эта ненавистная убийца, а про её сестру он забыл.

И далее взгляд его с твёрдостью устремился вперёд — туда, где прошлое открывает все тайны. Сегодня его день.

Словно из воздуха вышла высокая худощавая фигура — с каждым шагом она становилась отчетливее. А в следующий момент это уже был всадник, но конь под ним менялся каждый миг. То это белый крылатый лунный жеребец, то вдруг он превращается в грифона и так же торжественно шествует по полотну дороги. То превращается в гигантского орла и тут же — в белого дракона. Яркий свет вдруг охватил фигуру принца, и все краски померкли в этом сиянии — теперь фигура была серебряной.

"Великий волшебник Джавайна!" — сами собой всплыли в памяти Лёна слова Эйчварианы — так она сказала о своем отце, деде Гедрикса. Том самом, который создал для своих дочерей целый мир и отбыл неизвестно куда. Вот эта фигура всегда была за пределами внимания Лёна! Он не вспоминал об этом! А тот, в кого пошёл своим магическим дарованием Гедрикс, прародитель всех, кто прошёл по Бесконечному пути, тот, кто говорил ко всем стихиям, и был Румистэль! Вот почему его не видно на дороге! Он вне времени! Повелитель времени! Волшебник Джавайна! Не Дивояра — нет! — древнего эльфийского Джавайна!

Все эти мысли быстрее молнии сверкнули в сознании Лёна, пока он смотрел на серебряного всадника. Румистэль приблизился, сияние вокруг него стало ослепительным. И вот Лён увидал прекрасное лицо принца эльфийской крови, его необыкновенные, яркие глаза, серебряные волосы, схваченные бриллиантовой диадемой. Пышный белый мех плаща, мягко колыхался в такт неспешному аллюру крылатого жеребца, плавно стлался согласно невесомому движению грифона, вздымался от взмахов орлиных крыльев и трепетал под молниями, что источали крылья белого дракона. В руке принца был меч Джавайна.

Видение настолько поразило Лёна, что он завис над полотном дороги, не имея сил оторвать взгляд от неземной картины, и опомнился лишь тогда, когда всадник буквально наехал на него. Мощная фигура на таком же мощном скакуне надвинулась со всей скорости на Лёна, а в следующий миг прошла сквозь него, как нереальная. Дивоярец оглянулся: куда девался Румистэль? Дорога оказалась пуста.

Он очнулся с сердцебиением, лицо покрыто потом, в голове гудит набат.

Кругом спокойно — спит на своем одеяле Финист, мирно дышит во сне. Бедняк, которого они вчера обнаружили тут, тоже спит — вертится, чешется, поскуливает. Что же это было такое? Что видел Лён во сне? Было такое ощущение, что был это даже не сон, а явь. Бесконечная дорога, дорога родовой памяти, которая пролегает в каждом человеке, проходит через скрытые глубины его подсознания. Что-то в этом видении было не то, нарушена логика. Что-то сон хотел сказать ему.

Постепенно Лён успокоился, усталость брала свое. И вот снова задремал. Сколько времени он проспал — неизвестно, но во сне с кем-то ожесточённо пересекался, спорил, обвинял, ругался. И этот кто-то, невидимый, но очень злобный, орал ему в ответ: ты виноват, что со мной это случилось! Ты сделал меня таким! Ты меня предал, отнял у меня всё! Ты убил меня, ты бросил меня на мучения! Ты, ты, проклятый Румистэль! Из-за тебя я стал драконом! Это было то единственное тело, которое мне оказалось доступно, когда я по твоей милости попал в лимб! Огненный дракон из мира Унгалинг, который есть чудовищный сон лимба!

Лён злился, что-то пытался возразить, но никак не мог заставить замолчать этот мерзкий голос, твердящий: Унгалинг, Унгалинг!

Что за Унгалинг, какой Унгалинг? — сердился он. А голос отвечал из тьмы: сквабаров помнишь? Пласкатов помнишь? Про жажлоков слышал? Вот это Унгалинг, где всё мертво, и мертвечина эта хочет поглотить живое — твой мир, Румистэль, твою драгоценную Селембрис! Ненавижу!!

Он снова проснулся и понял, что наступило утро. Но вместо сияния солнца в пещеру проникал мрачный дрожащий багровый свет. Это огненный мир, куда они с Финистом проникли, чтобы найти зелёный кристалл.

Как-то слабо вспоминалось то, что виделось во сне — как будто память утратила самое важное из этого странного сна. Проклятый голос невидимки отвлёк его своими злобными выкриками, посеял в душе пакостное чувство, заставил забыть нечто необходимое. Только осталась в памяти картина, прямо зацепилась: тот незнакомец, которого звали Румистэль. Вот он настоящий принц, а не Лён. Теперь он знает, что произошла ошибка и его приняли за другого. А он ни в малейшей мере не похож на того внушительного и властного всадника, который не только не узнал его, а даже проехал сквозь, как через пустое место.

Сон рассеялся, окончательно оставил Лёна. Дивоярец сел на одеяле и потёр глаза. Хоть в пещере, благодаря Перстню, воздух был свеж и прохладен, отчего-то чуть ныл левый висок, и непонятная тяжесть была в голове. Наверняка этот мир пронизан враждебными человеку излучениями, возможно, радиоактивен. Как объяснишь это Гранитэли — наверняка она понятия не имеет, что это такое. Вот Финист — он наверняка не подвержен воздействию вредных энергий, ведь его природа близка огненным мирам. Наверно, Гедрикс вовсе не случайно оставил потомка среди обитателей горячих миров — он знал, что придётся разыскивать кристаллы среди самых враждебных стихий. И Елисей, сын Борея, ему подвластны воздушные и водные стихии — в каких мирах он искал эльфийские осколки? А чей потомок сам Лён? От кого он унаследовал способность обращаться в камень? Вспомнилась ему каменная демоница, дочь царя Лазаря от каменной девы Дарины.

— А где наш друг? — спросил Финист, едва открыл глаза и огляделся в небольшой пещере.

Действительно, они были в пещере вдвоем, а хозяин этого жилища исчез! Ушёл ночью, до рассвета, пока рыцари мирно спали?

— Не верит нам, боится, — покачал головой князь.

Наверно, в самом деле так.

— Как же он сумел миновать Горая? — недоумевал Финист.

Да, вчера дракон так напугал несчастного, когда беднягу затошнило и он вздумал выйти на волю.

Как бы там ни было, надо было собираться и идти на поиски кристалла. Жаль, конечно, бедолагу, его можно было спасти, вывезти отсюда в нормальный мир, вылечить. Не утерпел, струсил, перепугался непонятного и удрал. Короче, оставили ему пищи — такой, чтобы не портилась в удушливо-жарком воздухе этого мира.

Оба рыцаря уже выходили из пещеры в полном вооружении — Гранитэль снова облачила их в алые доспехи, и невидимая магическая защита охраняла их от обжигающей атмосферы этой кошмарной планеты. А тот несчастный сейчас где-то задыхается от жгучего, горчащего пеплом воздуха, в котором мало кислорода.

— А где Горай? — растерянно спросил Финист, выйдя из каменного лабиринта на открытое пространство равнины.

Со вчерашнего вечера дракон устроился возле входа в пещеру, чтобы охранять покой своего хозяина и его друга — он не мог вот так просто покинуть свой пост! И вот теперь его тут нет.

— Он вернётся? — с надеждой спросил Лён.

— Конечно, вернётся. — уверенно ответил князь, — он хоть и не говорит, но всё понимает. Без нас он не выберется отсюда, ведь сам он не сможет найти выход, он невидим с этой стороны.

Меч короля Гедрикса и волшебные осколки эльфийского кристалла были как-то связаны — это Лён заметил ещё в то приключение по воле Жребия, когда побывал Румистэлем. Вот и теперь Финист вышел на открытое место и повёл вокруг себя мечом. Вспышка на лезвии тут же указала направление поиска, и оба рыцаря начали взбираться на гору, чтобы видеть местность. Без дракона такой подъем был труден, хоть доспехи их были почти невесомы, и горячий воздух не проникал под латы.

За пределами долины картина менялась: земля источала неровные, дрожащие, синие огни, как будто пламени не хватало воздуха. Местами взлетали вверх огненные птицы, пробегали зигзагами огненные змеи, из трещин в иссохшей почве шёл столбами дым, а за всей этой адовой картиной раскинулось зрелище совсем страшное — там текла огненная река. И именно туда указывало сияние меча Джавайна! Там, за грядой чёрных, закопчённых гор, за глубокими морщинами земли, за непроходимым огненным потоком, скрывался тайник, в котором спрятан волшебный осколок. Трещина ли это в земле, или камень, оплавленный дыханием огня и спрятавший в себе эльфийское зерно — им предстояло обшарить все это смертельное пространство и найти осколок Вечности. Тут только перед Лёном встала во всей своей тягости задача, которую взвалил на своих потомков король Гедрикс — вот так ему придётся добывать каждый кристалл, идя по следу, годами доискиваясь сведений, ища следы! На это уйдёт вся жизнь!

— Давай, — сказал кратко Финист и первый сделал шаг вниз по склону.

* * *

Несколькими часами ранее, до того как два витязя проснулись от своего ночного сна, хозяин пещеры, некто, кто так и остался неизвестным, открыл глаза в темноте и прислушался к дыханию гостей. Эти двое спали на прекрасных чистых покрывалах, мирно дыша во сне — спокойные, безмятежные. Их не было видно во тьме пещеры, потому что дрожащее багровое зарево, просачивающееся снаружи, света не давало. Но несчастный оборванец, хозяин этого убогого жилища, угадывал состояние гостей каким-то непонятным образом. Его опалённые ноздри шевелились, уши настороженно искали звук — всё было тихо, гости действительно спали, их дыхание было ровным и свободным. И немудрено: впервые в этом убежище можно было спокойно дышать, воздух сейчас был чист и прохладен. Но хозяина пещеры это, кажется, не успокоило. Он неслышно сел в темноте, подобрав свои тощие ноги, потом так же бесшумно поднялся, всё прислушиваясь и принюхиваясь. А затем по стеночке осторожно начал продвигаться на выход.

У самой дыры, ведущей наружу, он оглянулся на двух спящих, и на грязном, измождённом лице его появилось нехорошее выражение: кажется, он не был благодарен двоим пришельцам за сытную еду и все прочие добрые дела. В следующий момент он насторожился и вслушался в происходящее снаружи. Там не было спокойно: всё так же гудел воздух, глухо вздыхала земля, всё время что сыпалось, катилось, шипело, ухало, а временами раздавались далёкие взрывы и полыхало пламя.

Всё это, кажется, нисколько не беспокоило тощего оборванца, но он напряжённо искал каких-то иных звуков. И вот уловил шумный вздох огненного дракона, и, как ни странно, не испугался, а даже расплылся в кривой улыбке, обнаружив обломанные, почерневшие, редкие зубы.

Обитатель пещеры уверенно двинулся по лабиринту из крупных осколков и осыпей из мелкой крошки — он шёл на выход, где спал дракон. Теперь неизвестный уже не выказывал признаков испуга, как было в тот раз, когда он выскочил из пещеры, чтобы исторгнуть из себя поспешно съеденную пищу. Нет, теперь он пробирался уверенно, хоть и бесшумно — наверно, он столько раз ходил этим путём, что знал тут каждый камешек и каждую трещину — ни одна песчинка не была потревожена его ногами, обутыми в рванину. И вот он добрался до последнего валуна — далее уже было свободное пространство, где только гейзеры время от времени выбрасывали в воздух сноп пламени, да удушливые жёлтые дымы сочились из всех щелей. Среди этого спокойно располагался огромный красный дракон — он не спал, а лежал на брюхе, широко раскинув свои оперённые твёрдыми пластинами крылья, и только поворачивал голову из стороны в сторону, словно сторожил сон своих всадников.

Человек застыл у выхода. Замерев вприсядку за последним валуном, и разглядывал во все глаза огненное чудовище, прячась всякий раз, когда дракон поворачивал голову, украшенную длинными шипами, в его сторону, и снова высовывался, когда Горай отворачивался.

Но вот незнакомец стал делать что-то странное — осторожно обвёл себя с головы до ног ладонью в грязном бинте, и с ним начала происходить метаморфоза: на месте, где только что сидел, свернувшись в комок, человек, появился новый камень. Едва дракон отворачивался, камень быстро передвигался. Стоило дракону повернуть голову к пещере — камень застывал на месте. Так примерно за полчаса ложный камень отодвинулся достаточно далеко, за пределы зрения дракона. Тогда человек снова принял свой вид и, осторожно двигаясь, отошёл ещё дальше. И там остановился, снова во все глаза разглядывая огненного красавца, благо, что тот светился своим светом и был весь на виду.

Иноморф явно беспокоился — что-то не давало ему спокойно спать. Его огромные алые глаза мерцали, шкура вспыхивала искрами, по крыльям пробегали волны света. Будь тут Финист, он сразу бы сказал: Горай находится в состоянии нервного возбуждения, ему не терпится идти искать самку. Дракон ждал утра: хозяин обещал, что как только они найдут ещё один камешек, так сразу отправятся искать Гораю невесту. Скорее бы утро.

Внезапно дракон насторожился — какой-то посторонний звук вторгся в какофонию привычных шумов огненного мира — среди шипения, взрывов, гула и уханья раздался тихий зов — его кто-то звал!

Горай, Горай, — с нежным смехом звал прекрасный голос.

Дракон вскочил с места и огляделся, и увидел: на вершине небольшой горки сияет что-то странное — как будто светлая птица призывно машет крыльями. Он рванулся с места и одним длинным прыжком перемахнул на горку — и ничего не обнаружил. Разочарованный дракон оглянулся и снова видит: вон вдалеке призывно машет золотыми крыльями изумительно прекрасная драконница! О, моя красавица, откуда ты?!

Он только хотел взреветь в восторге, как она пропала! Исчезла с места и всё! Горай подавил в себе возглас радости и стал прислушиваться — не подаст ли голос прелестная особа? Перевалил через горку и поднялся выше, но с высоты да в темноте ничего почти не видно. И он снова опустился наземь в надежде, что ему не привиделось чудесное явление. И вправду — вдалеке опять мелькнуло светлое пятно, и раздался чудный зов: Горай, Горай!

Он опять хотел трубить — а она опять исчезла! Ну девушка, зачем вы так? и вдруг снова — о, прелестница! — за очередной горкой! Выглядывает, крыльями изящно трясёт, головкой вертит. Хотел герой вострубить, как полагается огненному дракону при виде самки, а она так внимательно посмотрела на него и вид сделала: сейчас исчезну.

Всё понял, милая, больше так не буду. Вот только дай схватить тебя, а там пасть мне не заткнёшь: наорусь от души.

И он взлетел вверх и сделал великолепную свечу. А она давай низом от него удирать, да так изящно, что у Горая прямо дух захватило. Скажите, незнакомка, откуда вы взялись?!

Ах, вам какое дело, я тут гуляю, может.

Я с вами, барышня, дружить хочу!

Ай, бросьте, вы такой обманщик.

О, нет! Я вас люблю!

А чем докажете? Вы точно любите меня?

Люблю, люблю!

Да? Ну ладно. Но только не здесь, у меня гнездо неподалёку.

Куда лететь? Я быстро!

Ах, какой вы торопыга! Я так не могу! Я сейчас обижусь!

О, милая, как ты прекрасна, я очарован, восхищён, я трепещу, горю, пылаю! Иди ко мне, любовь моя!

Кокетка вертится, трясет хвостом, шеей извивает, крыльями призывно взмахивает — зовёт, зовёт!

"О ты, обитель наслаждений, огненная роза страсти, пламенный бутон любви! Я грезил о тебе, и ты в мечтах ко мне являлась. И облик твой недосягаемо-прекрасный будил желание во мне. Но вот проснусь — и нет тебя! Неужели ты и сейчас есть мой обман, мой призрак золотой, мой сон неуловимый?! Вот так всегда ты ускользала, едва я начинал искать тебя! Не улетай, прекрасный сон, не покидай меня, не оставляй уныло изнывать от одиночества и боли!"

"Сюда, сюда, Горай! Спеши за мной! Я тебя ждала, я знала — ты придёшь! Настал наш час! Ты меня любишь?"

"Больше света, больше жизни, больше хозяина! Лишь ты одна владеешь мной!"

Обезумев от страсти, дракон кидается на драконницу — обнять и слиться, стать одним и обладать ею! Он сломлен, подчинён, готов сам в ней раствориться. Налетает грудью и бьется о сухие камни — опять пропала! Ну где же ты, любимая?! А она опять откуда-то возникла и смеется, манит, дразнит, зовёт, обманывает, обещает. Очаровательна, плутовка.

Он сам не заметил как далеко ушёл от своего хозяина, и лишь тогда драконница вдруг остановилась, раскрыла крылья, поднялась на задних лапах и встала в полный рост — великолепная, как самый дивный сон!

Сюда, ко мне, мой герой! Ко мне, Горай! Коль любишь, будешь мой!

И он с разлёту кинулся, раскинув крылья, желая её всей своей огненной душой. А она всё ещё по-детски кокетничала, не понимая его страсти — ещё раз отступила, и снова Горай ударился о землю грудью. Но что это? Как будто зелёный огонёк мигнул среди камней у самых ног прелестницы — прекрасных, длинных, стройных? Ах, что за дело Гораю до зелёных огоньков, когда он, наконец, обнял свою любовь, привлёк её к себе и перед самым последним мигом, прежде чем исчез, вобрал её в себя, как растворил.

— Что за чёрт?! — вскричал грязный, оборванный, покрытый болячками человек, на миг появившийся на месте красного дракона, когда тот поглотил иллюзию золотой драконницы. В следующее мгновение человек исчез, превратившись снова в огненного дракона Горая. Драконницы уже нигде не было, а дракон отчего-то растерянно оглядывал себя, как будто до этого никогда себя не видел.

— Что это со мной такое? — панически бормотал дракон, ощупывая себя жёсткими когтистыми пальцами. Он обернулся назад, посмотрел на хвост и издал настоящий драконий рёв — как будто сам себя испугался. Потом начал скрести себя по морде лапами, приговаривая: давай, преображайся!

Преображение ему удалось, но, судя по всему, не слишком. Красный дракон видоизменился, преобразившись в нечто, похожее на человека, покрытого плотной красной чешуей с головы до ног, и даже физиономия у него была покрыта чем-то вроде крокодильей кожи. Глаза же оставались драконьими — только теперь приобрели ярко-жёлтый цвет. И зрачки вертикальные.

— О, ужас! Я теперь дракон!

Потом человек-дракон принялся что-то искать на земле. Ему было неудобно — длинная морда мешала — и он выворачивал голову вбок, чтобы рассмотреть что-то под своими лапами. Далее он встал на четвереньки и опять искал — уже на ощупь. Всё более проявляя признаки паники.

— Куда он подевался? — в волнении спрашивал странный человек самого себя. Наконец, бросил поиски и воззвал:

— Горай, ты где?!

Протяжный рёв был ему ответом, но звучал он так странно, как будто из утробы.

— Он проглотил его?! — в ужасе вскричал человек-дракон, хлопая себя по плотному бронированному брюху.

— Горай. Ты там? — спрашивал он свой желудок, — Ты говорить умеешь?

Ответом снова был глухой рёв — Горай не умел говорить!

— Но ведь ты любишь меня! — настаивал странный человекообразный монстр.

В ответ раздалось возмущённое ворчание.

— А так? — и пластинчатая тварь преобразилась в красного дракона.

Горай, которого поглотил кристалл, и который сам теперь был внутри человеко-монстра, нежно что-то пролепетал.

— Проклятие, я могу им управлять только в облике дракона! — выругался неизвестный, — Тупая ящерица, как мне с ним обращаться? Вот не подумал! Горай, ты меня любишь? Сделай мне мешок золота, Горай!

Вместо мешка золота вокруг красного дракона запорхали золотые вспышки. Когда всё промелькалось, на земле не оказалось ни золотинки — Горай не знал что такое золото и что такое мешок!

— Ах, идиот! — взвыл гибрид человека и дракона, — Пропал кристалл! Впустую истрачен!

Он принялся неистово колотить себя по голове кулаками, топча когтистыми ногами сухую землю.

— Горай, вынеси меня из этого мира! Отправь меня куда-нибудь в нормальное место! — орал он.

— Чёртов дивоярец! — рычал он, размётывая хвостом камни, — Чертов Румистэль! Опять я с тобой накололся! Теперь я вообще не человек! Я тварь хвостатая!

Он попытался преобразиться во что-то другое. Получился странный, совершенно дьявольского вида конь, потом здоровенная змея с тремя хвостами, потом трёхголовая огненная гидра и в завершение — опять человекообразный монстр.

— Мне летать надо! — заскрежетал тот мощными зубами, совершенно целыми, нисколько не похожими на жалкие обломки, какие были во рту прежнего человека.

И тут же преобразился в дракона — тот взмахнул огромными крыльями и легко взмыл с земли. От радости он харкнул длинной струёй огня, очень удивился, даже обрадовался, проделал в воздухе несколько пируэтов и полетел над изрыгающей дымы и языки пламени землёй.

— Что это? — заинтересовался он, увидев с высоты двоих людей в красных латах, которые перескакивали через глубокие трещины и медленно двигались, обходя вылетающие из разломов языки пламени. — А, так это Румистэль со своим приятелем! Так, так, а не могу я как-то использовать это обстоятельство? Давайте рассудим здраво: хорошо бы было обоих этих оставить на этой планете. Летать, как птицы, они тут не смогут — уже опробовано, крылья обгорают. Заветного перстня у нашего дивоярца больше нет — уже приятно! Но и без них я не найду выход! Ну что ж, придётся немного потерпеть.

Внизу его заметили, и Финист принялся размахивать руками, призывая к себе беглого иноморфа.

Дракон спикировал с высоты и перед самой землёй остановил падение, мощно вывернувшись, и опустился перед двумя людьми.

— Ну вот, я же говорил, что он вернётся! — обрадовано воскликнул князь, гладя Горая по ноздрям.

Оба рыцаря сели на спину дракона, теперь им будет намного проще искать кристалл! Финист правил в полете, летя в направлении, которое ему указал волшебный меч короля Гедрикса. Вскоре он снова достал его, чтобы уточнить направление, но безотказный доселе волшебный компас на этот раз что-то закапризничал: он давал вспышку в любом направлении, куда бы князь его ни повернул. Некоторое время рыцари на драконе летали кругами, потом растерянный князь проговорил:

— Не знаю что и думать! Меч показывает, что камень везде!

— Может, их тут россыпь? — предположил дивоярец.

— Да всё возможно! Я и такое видел! Но, выходит, осколки рассыпаны по всей округе! А я не вижу ни единого огонька! А здесь сплошной камень везде!

По предложению дивоярца оба высадились на каменное плато, куда ранее указывал меч — Лён думал, не поможет ли его магическое зрение отыскать в толще природного камня скрытые кристаллы. Ведь ему удалось такое однажды, когда он отыскивал клад Гедрикса в толще базальта под Дерн-Хорасадом! И вот смотрит он в глубину, и не видит ничего — нет там кристаллов! Ни единого!

— Что за чудо?.. — бормочет князь и снова ищет осколок при помощи меча Джавайна.

Вот поворачивается вокруг себя, уже ни на что не надеясь (кажется, это путешествие в опасный огненный мир было напрасным), и меч дает отчетливую вспышку.

— Ну-ка, Горай, сдвинься с места! Румистэль, осколок под ним!

Горай послушно отошёл в сторону, рыцари бросились на это место — и снова ничего не нашли. Таинственным образом эльфийский осколок всякий раз перемещался. И его никак невозможно было обнаружить.

— Одно остается предположить, — расстроено сказал принц Румистэль, — Горай его сожрал!

— Да ну! — не согласился князь Финист. — Тогда ему бы не поздоровилось! Он бы сделался невидимым.

— А что, такого быть не может?

— Да может, Румистэль, в том-то и дело, что может! Только это очень плохо, потому что дракон — существо малоразумное, он может под дурным влиянием порождать такие жуткие вещи! Не приведи Джавайн, кому достанется такой камешек!

После нескольких часов безуспешных поисков оба рыцаря признали, что на этот раз действительно вышла ошибка — осколка Вечности они не нашли, и меч что-то не то показывал.

— Первый раз со мной такое, — опечаленно признался Финист. — До сих пор меч меня не подводил.

Они попробовали прибегнуть к помощи волшебного Перстня, но Гранитэль тоже ничего не знала — она не могла определить, был ли волшебный кристалл вообще тут когда-либо. Так неудачей закончился этот поиск.

Расстроенные рыцари снова сели верхом на Горая, и тот послушно поднялся в воздух, неся на своем огромном теле двух всадников. Огненный дракон летел туда, куда правил его хозяин — к проходу, через который можно попасть на Границу Миров, а оттуда уже вылететь в Селембрис.

Дыра в небе была не видна со стороны планеты, только Гранитэль могла открыть этот портал. И вот перед глазами рыцарей засветился среди буро-багрового неба, насыщенного копотью и грузными облаками пепла, круг чистого голубого цвета — это уже была видна Граница Миров. Ещё немного, и всадники на драконе нырнули бы в отверстие, которое уже было велико. Но тут случилось непредвиденное.

— А что, Румистэль, не хочешь ли остаться в этом замечательном месте? — спросил вдруг Горай низким голосом, чуть повернув голову назад.

— Что? — не понял Румистэль, а князь Финист, правящий драконом, даже растерялся — его дракон говорит!

— Нехило было бы пожить тут десяток лет? — ехидно осведомился дракон, переходя на медленный планирующий полёт.

— Кстати, спасибо за защиту, — продолжил он, — если бы не этот твой прощальный дар, я точно бы пропал.

— Горай, ты знаешь Румистэля? — изумлённо спросил Финист. — Румистэль, отчего ты не говорил, что знаешь моего дракона?! Как ты говоришь, Горай?!

— Скажи мне честно, рыцарь, — вместо ответа задал вопрос Горай, — кто твой дракон?

— Кто ты? — не понял Финист, — Ты иноморф, Горай.

— Ах, вот в чем дело! — с непонятной яростью вскричал дракон, делая вираж в сторону и избегая близости отверстия.

— Эй, рыцари, — насмешливо заговорил он, — А здорово я вас обдурил! Ха-ха-ха, я представляю, какие у вас сейчас глупые физиономии! Ваш кристалл во мне! А в кристалле ваш Горай, так что я вам не скотина, чтобы возить вас на спине!

С этими словами он ловко скинул со спины обоих седоков и стрелой помчался прямо в голубое отверстие портала, раскатисто хохоча и крича:

— Разбейся в лепёшку, Румистэль!

Оба человека, кувыркаясь, полетели наземь. Но длилось падение не более нескольких секунд, а в следующий момент что-то остановило этот страшный полёт в бездну огня и дыма. Оба рыцаря вдруг замерли на высоте, а потом без всякой видимой причины их понесло наверх — прямо в голубой портал, который так и был открыт.

Как две красных птицы, на большой скорости, они проскочили через проход и быстро понеслись по сияющему тоннелю, а впереди мелькала огненная искра — то улепётывал дракон. Почувствовав погоню, он обернулся, увидел преследователей и понял, что дело нешуточное — его настигали, и скоро он попадётся рыцарям! Один из них уже доставал свой страшный меч, который зовется Каратель!

В этот миг тоннель кончился, и троица вылетела в огромный пространственный пузырь, называемый Граница Миров.

— Что, Румистэль, обломалось тебе?! — загоготал дракон, с бешеной скоростью несясь по кругу и удирая от преследования — рыцари всё так же неведомым путём перемещались в пустоте.

— Кто он?! — прокричал товарищу князь. — Ты его знаешь?!

— Да понятия не имею! — прокричал в ответ Румистэль, летя с такой скоростью, что плащ его сносило в сторону, и тот бешено дрожал под напором воздуха.

— Ты меня помнишь, Румистэль?! — злобно орал дракон. — Это из-за тебя всё произошло! Это ты всё натворил! Тебе было жалко для меня кристалла! Но вышло по-моему! Теперь и у меня есть Осколок! Горай, убей обоих!

Долгий гром вдруг разразился в чистой голубизне огромной сферы Границы Миров — мощный звук, как будто тысячекратно усиленное рычание гигантской твари. Дракон, летящий перед преследователями, как будто споткнулся и закувыркался, издавая пронзительные вопли. Потом как будто невидимая рука ударила его. Иноморф потерял направление, сбился и с лёту угодил в одно из зияющих отверстий в сфере. Пронзительный вопль резанул по ушам, и тут же оборвался.

Сумасшедший полёт двух рыцарей по сфере прекратился, они снова зависли в центре и смотрели на отверстие, в котором исчез дракон.

— Он сгинул, — наконец, промолвил Финист, — Из лимба не возвращаются.

— Что-то мне так не кажется, — пробормотал Румистэль, — Знаю я одного типа, который дважды побывал в лимбе и не умер.

— Такого быть не может! — возразил князь, — В лимбе нет ничего вещественного, это обитель проклятых духов!

— О, да, — подтвердил дивоярец, — Но ты забыл, что у этого одушевленный эльфийский кристалл. Поверь мне, с таким кристаллом даже лимб не страшен.

Оба снова замолчали. Финист явно переживал гибель своего дракона — он не верил, что в лимбе можно выжить. Случилось нечто непредвиденное и непонятное. Не тот ли человек, которого они встретили на этой земле, сумел как-то обмануть Горая? Недаром же он тайком сбежал. И эти его слова — как будто он знает Румистэля.

Лён думал о другом, и мысли его тоже были невеселы. Одна догадка просилась на ум, да больно уж невероятная. Да, кажется, только что он видел как Лембистор стал драконом. Что-то такое демон бормотал однажды, и было это во время Жребия, когда направились Лён со своим старым недругом в область наваждения — туда, где оба они претерпели странные изменения. Да, Лембистор стал Ратмиром, а Лён превратился в Румистэля. Опять Румистэль, всё с ним связано! И крикнул тогда Кирбит, то есть Лембистор, что угодил он однажды в огненный мир Унгалинг и не нашёл бы выхода оттуда, если бы не сострадание одного огненного дракона, который отдал ему, умирающему во враждебной среде, свое тело. И что произошло слияние сознаний, и Лембистор изменился — он стал драконом с памятью человека. Тогда Лён не поверил ему, думал: треплет, как обычно. Но вот всё сложилось именно так, и очень похоже на то, что говорил демон. Дракон-иноморф каким-то образом соединился с… кем? Неужели с тем оборванцем, который даже говорить не мог?! Неужели это было всё притворство? Но кто он? Откуда знает Румистэля? И орал он именно то, что снилось накануне Лёну! Именно эти слова: ты во всем виноват — в том, что случилось со мной, ты бросил меня! Как будто Лён во сне услышал мысли этого человека. Но кто он, кто?

Догадка ещё более невероятная осенила его, и он не мог ей поверить. Дракон кричал: пожалел для меня одного кристалла, Румистэль! Был человек, который охотился за кристаллами, и которого Румистэль обратил на пятьсот лет в камень. Лавар Ксиндара! Несчастный, гибель которого Лён тайно оплакивал уже более двух лет! Человек из далёкого прошлого, из времени Дерн-Хорасада! Всё сходится! Всё сходится! Лавар Ксиндара тот, кто стал драконом Лембистором?! Невероятно! Ответить на этот вопрос может только один человек: некий плешивый докторишко в столичном городе королевства Сильвандир.

— Он говорил что-то про то, что нападёт на Селембрис. Это правда? — прервал молчание Финист.

— Он сделает это, — кивнул Румистэль, — через много-много лет мы встретимся с ним, и я отправлю его обратно в лимб. Правда, ненадолго. Наши пути ещё будут не раз пересекаться, и он много чего сделает дурного. Но в конце концов его настолько обломают, что он угомонится и будет тихо-мирно коротать свой век, опять превратившись в человека и начисто лишась всяких магических способностей.

— Да? — оживился Финист, с любопытством и уважением глядя на собрата, — Ты таинственная личность, Румистэль. Иногда ты кажешься таким простым, наивным, даже неумелым. А потом вдруг проявляешь такое знание о том, что было или ещё будет. Кто ты, Румистэль?

— Я сам ещё не знаю, — признался принц, вспомнив свой странный сон про Бесконечную Дорогу.