Ступени широкой лестницы восходили вверх по склону, словно неровные волны дышащего огня. Казалось, по высокому холму уступами стекает лавовая река, но вместо убийственного жара — лишь таинственные тени перемещались внутри пламенеющих пологих ступеней.

По обе стороны от лестницы и ниже по холму, насколько хватало взгляда, пышно разрослась роскошная растительность — и ни одного знакомого вида. Причудливые деревья, травы, кустарники, цветы, лианы — всё это буйно цвело, тесня друг друга. Самые нетерпеливые пытались захватить и лестницу — длинные стебли распластались по её бокам, но не нашли ни единой зацепки, чтобы ползти дальше, так идеально гладкими были ступени. Жадные до света листья диковинных форм и расцветок только чуть трепетали на янтарной поверхности.

День засыпал, уступая место ночи, и небо окрасилось в длинные полосы сиреневого и малинового цвета. Всевозможные оттенки заиграли на стеблях и листьях, не трогая лишь лестницу, которая сама в себе была источником света, теперь освещала холм, словно огромная лампа.

На небе засветились три луны — оранжевая, жёлтая и голубая.

Два человека стояли у основания лестницы и озирались. Один был одет в великолепные одежды из материала напоминающего шёлк — густо-фиолетовый и глубоко-пурпурный были основные его цвета. Второй был одет в чёрно-золотое.

— Волшебники сказали, что первый полёт в такую ночь может преподнести совершенно фантастические впечатления. — сказал одетый в фиолет и пурпур. — Глубоко скрытые желания и подавленные мотивы летящих определяют выбор. Очевидно, мы попали в то, что соответствует твоим и моим тайным желаниям, Кирилл.

— Это и есть твой другой мир? — спросил чёрно-золотой, прекратив оглядываться по сторонам. Он обратил внимание на свой необычный костюм.

— Это тоже дар волшебной ночи. — ответил Лён. — Очевидно, это самое подходящее одеяние для назревающих событий. Давай не будем медлить и пойдём по этой лестнице, поскольку ночь коротка, и с рассветом чары рассеются.

Тогда оба шагнули на первую ступеньку и двинулись вверх по холму к причудливым строениям, виднеющимся в буйных зарослях на его макушке. Лестница начиналась прямо у подножия холма, и к ней не подходила дорога — ниже первой ступени была трава со светящимися в ночи белыми цветами, а ещё дальше — сплошные джунгли.

Ночь между тем всё более овладевала этим странным миром — она разбудила в диком лесу ночных птиц, пронзительные крики которых наполнили пространство. Длинная рука ветра пронеслась по утонувшим во мраке широким листьям, вызвала нестройный гул и шёпот, зажгла огоньки ночных цветов. Алые, жёлтые, голубые, зелёные флуоресцирующие лепестки разворачивались, выкатывались, выползали из бутонов, выбрасывали пушистые ресницы тычинок, вытягивали жадные пестики, и те алчно раскачивались на слабом ветру, словно искали добычу. Запахи шли отовсюду — нежно-волнующие, пряно-требовательные, знойно-соблазнительные, терпко-настойчивые, горько-пьяные, сладко-обманчивые.

Лестница извилистой змеёй уходила верх, изгибалась, как лиана, обегала узкой золотой лентой непроницаемо-пышные кусты, сплошь усаженные, как диковинными птицами, белыми цветами.

— Они поют… — потрясённо обронил Кирилл, прислушавшись к тихому жужжанию, исходящему от похожих на магнолии цветов. Но спутник увлекал его выше — впереди уже виднелось окончание лестницы. Она снова расширилась, словно торжественно приближалась к финишу, и выходила на широкую площадку без перил — та возвышалась над колдовскими ночными джунглями. Высокие колонны всё того же янтарного цвета, с медленно текущими внутри них тенями поддерживали лёгкую крышу, на которую взбирались самые дерзкие из растений и оплетали лианами карнизы, украшения, столбы. За чешуйчатой покатой крышей виднелись сияющие мягким светом строения — это был дворец необычайной архитектуры — сплошь состоящий из широких окон и колонн, из множества крыш разнообразных форм. Казалось, здание парит над вершиной холма, исторгая изнутри потоки золотого света. И среди этого вольно извивались лианы, тёмные на фоне этого сияния и лишь украшенные множеством цветочных звёзд.

Из дворца доносился приглушённый гул многих голосов, а под сводом патио в мягком свете колонн стояли и смотрели на прибывших две особы.

Одна особа была одета в тёмно-синее платье из какого-то изумительного материала, который, казалось, имел глубину. Длинный подол охватывал тонкую фигуру, отчего казалось, что девушка заключена от талии в узкую амфору, украшенную россыпями мелкого и крупного жемчуга. Из длинного разреза спереди виднелись стройные ноги в синих атласно сияющих чулках под цвет платья. И высокий лиф, и плотно облегающая плечи мерцающая ткань, и облегающие рукава были того же цвета. И, как ни странно, волосы, украшенные жемчугом, тоже синие! И лишь лицо девушки было белым — оно чуть светилось тем же удивительным белым светом, который испускали цветы.

Вторая девушка была одета точно так же и похожа внешностью на первую, словно близнец. Только цвет платья и волос был глубоко-зелёным, густо-изумрудным. Обе не шевелились и только следили глазами за подходящими гостями.

По мере приближения Лён и его спутник увидали, что глаза у девушек необыкновенны. У синей глаза были синими, у зелёной — зелёными, но широкая радужка вся искрилась и переливалась, словно в калейдоскопе!

— Меня зовут Газуелла. — сказала синяя, протягивая руку Лёну.

— А меня Ливиоль. — произнесла зелёная, точно так же беря за руку Кирилла, который от изумления потерял дар речи.

Они одновременно повернулись с необыкновенным изяществом, и протянули приглашающим жестом тонкие руки ко входу во дворец. От этого синхронного движения подолы прошуршали по полу и разошлись сзади, обнаружив длинные разрезы — это делало их похожими на узкие крылья.

Вблизи девушки были ещё тоньше — как будто две живые статуэтки из синего и зелёного драгоценного камня со вкраплениями жемчуга. Они провели двоих гостей под завесу из цветов, свисающую над высоким входом, и оба молодых человека оказались в просторной зале, освещённой всё тем же знойным янтарным светом, среди высоких тонких колонн в которой танцевали пары под нежную музыку, идущую непонятно откуда. Стрельчатые окна выходили в ночь, в зал вползали разные лианы, оплетали столбы, стелились вдоль стен, свисали с янтарных потолков.

Танцующие отличались друг от друга, как люди разных рас. Было много таких же тонких, изящных красавиц, как те, что встретили Лёна и Кирилла. Наряды их были самых разных цветов — от тёмно-золотого, сочно-коричневого, алого, до бледно-сиреневого и даже белого. Примечательно то, что волосы дам были совершенно в тон их платьям — очевидно, такова здесь мода. Удивительны были также и мужчины. Кто-то был в строгой чёрной шёлковой паре, но большинство также золотыми, зелёными, синими, красно-чёрными, крапчатыми. Необыкновенные драгоценные ткани, яркие глаза, тонкие лица, стройные ноги — толпа была просто фантастична, а над разноцветными волнами танцующих плыли волны ароматов.

— Скоро выйдет королева, — проговорила своим слегка шелестящим голоском Газуелла. — А пока давайте потанцуем.

Не спрашивая разрешения, она увлекла Лёна в толпу и положила ему на плечи свои благоухающие тонким ароматом руки в облегающей гладкой синей ткани. Большие глаза смотрели странно — их выражение понять было невозможно, потому что таких глаз у людей просто не бывает.

«Может, мы попали к цветочным эльфам?» — подумал Лён. Но, по рассказу Наташи, цветочные малютки выглядели совсем иначе, а тут Лён точно знал, что не уменьшился, как гости цветочных эльфов.

Он чувствовал себя неловко среди этой нарядной толпы — бал в янтарном дворце нисколько не походил на дискотеку. Здесь все были чересчур изящны, и он среди этих лёгких фигур с тонкими талиями смотрелся неуклюжим.

— Позвольте. — сказала с лёгким лукавством девушка, показывая в своей узкой ладони маленький флакончик. Струя запаха коснулась обоняния Лёна. Не понял он что к чему, как пальцы Газуеллы легко коснулись его висков, подбородка, быстрым движением она провела по его волосам, по рукам и груди. И тогда его ощущения внезапно изменились.

Отчего-то томительно-сладко поплыло в голове, как будто обстановка зала и колонны, и цветы, и самый воздух чуть стронулись с места и двинулись в танце вместе с парами. Это продолжалось лишь мгновение, а потом волны разнообразных запахов стали настигать его, и каждый запах словно говорил своим языком. От пары, скользящей мимо, шёл аромат влюблённости, восторга и упоения танцем. Проплыла волна ожидания и нетерпения, струя веселья и легкомысленного флирта, чуть ощутимое дуновение томного кокетства и поток сдерживаемой страсти.

На сердце стало так легко, как будто совлеклись с него давящие путы, как будто отпустили тяжкие заботы, и ноги сами понесли его в летящем шаге танца. Музыка обрела объёмность, глубину, проникновенность, чувственность, раскованность. Мимо скользнула пара, распространяя флюиды удовольствий, и Лён увидел, что это Базиль легко порхает со своей зелёной дамой.

— Мы ждём выхода королевы, — сказала ему на ухо Газуелла. — а потом отправимся в полёт. Сегодня праздник опыления.

— Я думал, это называется Вальпургиева ночь. — тихо ответил он, с наслаждением ощущая, как упругий шёлковый синий локон скользит по его щеке. От него лукаво пахло обольщением.

— Первый раз слышу. — рассмеялась девушка.

— Как называется ваш мир? — спросил он, ожидая любого ответа.

— Наш мир называется Эдем. — ответила она.

Неизвестно, сколько времени минуло с той минуты, когда они вступили в тёплые объятия Эдема, в его чувственную атмосферу и вовлеклись в нескончаемый танец среди залов янтарного дворца. Но вот пришёл миг, и что-то изменилось — ярче засияли стены, потёк с потолков новый аромат, возвещающий — в этом Лён не сомневался — появление царицы. Все гости расступились, освобождая середину, и по ней пошла необыкновенной красоты женщина — яркая брюнетка в открытом платье с расходящимся книзу подолом. Её кожа была бела, а волосы сияли чёрным блеском. Удивительное платье будто скроено из крыльев бабочки — чёрно-белое, с переливающимися пятнами.

— Её величество Махаон. — сказала с почтением Ливиоль, и обе девушки, как и все прочие, присели в изящном поклоне.

За королевой шла её свита — толпа стройных молодых мужчин в блестящих разноцветных одеяниях. Они вели себя очень оживлённо и буквально летели вслед за королевой, когда та лёгким и скорым шагом увлекла всех гостей в другой зал — так было просто всё, что никаких иных церемоний, кроме поклона в самом начале, не было.

— Давайте немного выпьем перед полётом. — сказали девушки, приглашая молодых людей к столику с напитками и лёгким угощением из незнакомых фруктов. Перед столиком, словно ждали их, стояли четыре диковинных стула с тонкими изогнутыми ножками, полупрозрачным сидением и такой же спинкой. Невесомые с виду, эти кресла оказались очень крепки и лишь слегка пружинили, принимая гостя.

Ливиоль и Газуелла угощали своих кавалеров, наливая им бледно-золотистого вина в высокие фужеры. У него был вкус нектара и не ощущалось алкоголя, но через минуту пришло весёлое головокружение.

— Закусывайте фруктами! — смеялись девушки и подсовывали ароматные дольки. — А то опьянеете!

В вазах помимо фруктов лежали пышные бутоны с лепестками, усыпанными тонкими кристалликами, как сахарной пудрой. Лён думал, что это для украшения, но оказалось, что цветы съедобны. Взяв по совету Газуеллы один лепесток, он ощутил, как лакомство тает на языке, отдавая тонкий вкус розы. Это действительно были цветы, мастерски засахаренные прямо на стебле.

Это была не просто еда, а пиршество запахов и вкусов — каждый ломтик добавлял свою каплю в букет ощущений, рождалась гамма впечатлений, настроения и лёгких иллюзий. Казалось, запахи обрели материальность — они накатывали лёгкой волной, страстно обволакивали и уносили всё дальше в море удовольствий. Ощущение времени исчезло.

— Что ты чувствуешь? — спрашивала Газуелла, скользя лёгкой рукой по волосам Лёна.

В ответ он нежно провёл рукой по её плечу и тронул пальцами жемчужное колье из перевитых нитей на её стройной тонкой шее. И понял с изумлением, что руки и плечи девушки вовсе не одеты в шёлк — это была её кожа! От запястий до шеи её кожа была тёмно-синей, и только шея и лицо — светлыми. Её платье цвета кобальт, усыпанное жечужинами, оканчивалось высоким плотным лифом. И ноги тоже были не в чулках — это была кожа. Девушка оказалась с тёмно-синей кожей в цвет платья, и волосы её тоже не были париком!

Ливиоль была зеленокожей и зеленоволосой, только лицо, шея и кисти рук были у неё человеческого цвета!

— Как это?.. — изумился Лён.

Обе девушки расхохотались над его открытием. Оба молодых человека оглядывались и обнаруживали, что большинство дам имели цвет кожи и волос в цвет платью, и только лица были светлы.

— Послушай, Лён. — со смехом заговорила Газуелла, закидывая одну длинную стройную ногу на другую. — Какое это имеет значение? Да, эволюция вывела нас от разных видов, но конечный результат весьма схож!

— От кого же вы произошли? — удивился Кирилл.

— От насекомых. — охотно сообщила Ливиоль. — Наша планета не имеет животных, только птиц, пресмыкающихся и насекомых. Эдем — планета-рай, сюда охотно заглядывают туристы из других миров, так что мы имеем понятие об эволюции других видов. У нас нет стран, только территории Роя. Вы попали в рой королевы Махаон. Она порхает со своей свитой от одного холма к другому и приглашает всех на торжество. Нынче у нас праздник и мы выполняем древнее предназначение насекомых — опыление цветов.

Раздался протяжный вибрирующий звон, и девушка прервала свою речь. Газуелла и Ливиоль встали, юноши последовали их примеру. Весь зал, всё разноцветное сообщество поднялось, разговоры смолкли — королева Махаон потребовала внимания.

Черноволосая красавица с молочно-белой кожей вышла в центр зала и встала под люстрой-цветком. Мягкий свет бросал отблески на её обнажённые плечи, отчего казалось, что по её телу вспыхивают блёстки. Широкий подол чуть шевелился — это трепетали множество его невесомых чёрно-белых чешуек, каждая чешуйка с крыло крупной бабочки. В её блистающих локонах гнездились белые цветы. Королева казалась редкой драгоценностью.

— Мой Рой. — сказала она звенящим голосом. — Настало время, и мы летим к островам, чтобы начался праздник опыления.

За этой краткой речью она немедленно двинулась на выход, сопровождаемая своей свитой из стройных красавцев. Толпа тут же потянулась за ней.

— Пошли. — нетерпеливо дёрнула Лёна Газуелла.

— Мы тоже опылять? — изумились гости.

— А как же? — засмеялись девушки. — Стоило являться в Эдем, чтобы миновать праздник опыления!

Они выбежали следом за толпой на ту платформу, на которой ранее встретили своих подруг. Там товарищи увидели то, чего ранее не заметили — на каждом зелёном холме, которые смутно виднелись вдалеке, горел на вершине янтарный фонарь дворца — все горы были обитаемы, и ночь украшалась этими далёкими огнями, как гирляндой.

С минуту они любовались этим изумительным зрелищем, потом вовлеклись в весёлую суету толпы. На патио уже вовсю шла посадка в странные парусные экипажи.

Это были лёгкие лодки, похожие на огромные плотные кожистые листья с вогнутой серединой и загнутыми бортами. Острые носы суден высоко вздымались, а на корме имелось нечто, похожее на черенок — толщиной со ствол молодого деревца с отходящим шипом. Над лодкой возвышалась мачта с парусами — зелёный отросток, растущий прямо из середины листа, а на нём выгнулись в сторону носа плотные листья — каждый лист размером большой поднос. Корабли принимали пассажиров и отчаливали от янтарной пристани.

Лёна и Кирилла быстро затащили в это лёгкое судёнышко, на полу которого лежал слой розовых цветов — на этот ковёр опустились дамы и флирт, начатый ещё во дворце, возобновился. За парусами никто не следил, лишь на корме пристроилась одна пара, легко правя своеобразным рулём — длинным черенком.

Корабль легко покачнул боками и развернулся от платформы, отплывая прочь, чтобы дать место другим судам — те подплывали за пассажирами со стороны. И вот лёгкая флотилия стала ловить ветер, возносясь широкими кругами. Зелёные листы поднялись над холмом, и открылась панорама окрестностей.

Море зелени, усеянное, как медленными вспышками, скоплениями цветов, обволакивало высокие сказочные в ночи холмы, на которых угасали золотые маяки дворцов. Три луны освещали густо-зелёные волны растительности, словно стекающей с возвышенностей. Свет небесных странниц отражался в миллиардах листьев, и отблески сияли звёздами в ночи — медовые, лимонные и голубые звёзды. А сверху над этим растительным простором вольно возвышалось бесконечное ночное небо с россыпью серебряных искр.

Мерцающие кудри гор отстали, и под кораблями засияло ночным светом море. Вдали, на фоне огромной медовой луны плыла стая чёрных точек — другой Рой спешил на праздник опыления.

Лён и Кирилл стояли на носу, обняв за плечи своих удивительных спутниц. Пусть они не люди, а только походят на людей, но были девушки так чарующе прекрасны, что немногие красавицы могли сравниться с ними.

Странный каприз эволюции на этой планете породил не одну, а множество рас. Они разделялись на рои отнюдь не по признаку предков, Рой состоял из разных видов и свободно сосуществовал в гармонии. Ливиоль и Газуелла происходили от тропических жуков, отличающихся лишь средой обитания, вот почему одна из них была синей, а другая — зелёной. Их длинные подолы с разрезами напоминали крылья. Разноцветная одежда изысканных фасонов на прочих танцорах была воспоминанием об утраченном хитиновом покрове, так же как и чешуйки на платье королевы. Махаон произошла от бабочки-махаона, её свита была самцами махаона, а прочие подданные происходили кто от мотыльков, кто от жуков, кто тоже от бабочек. Сообщество дружно жило в янтарных дворцах на вершинах холмов. Всё это охотно рассказывали гостям девушки-жуки, пока они стояли вчетвером на носу удивительного судна — воздушного листа, содержащего в своих клетках пузыри, наполненные водородом, что объясняло его летающие качества.

Лист был самостоятельным растением, оторвавшимся при созревании от материнского ствола, — как только его клетки заполнялись достаточным количеством водорода (а кислород выделялся в атмосферу) он отрывался от дома и уплывал, ловя ложными корнями воздух и питаясь светом.

Полёт над морем длился недолго — около пары часов, но за это время материк скрылся из виду за горизонтом, а впереди затемнели в море группы островов. Они походили на высокие шапки и отстояли друг от друга, так что казалось, что море усеяно бугристыми столбами, образующими диковинный архипелаг. Казалось, растение вырастает прямо из воды, и только при подлёте стало видно, что под каждым деревом имелся остров. Одно дерево на остров!

Против ожидания, корабль не стал снижаться, а направился прямо к густой кроне, чуть ниже верхушки дерева. Изумлённые путешественники увидели, что листья дерева фантастически огромны, и только потом сообразили, что тот корабль-лист, на котором они прибыли, как раз и есть один из таких листов.

Пассажиры необычного судна принялись легко спрыгивать с борта на широкие платформы листовых пластин и убегать во тьму гигантской кроны. Корабль отчаливал, перемещался вокруг дерева дальше, высаживал людей, повинуясь ловкому рулевому, который правил при потощи толстого черенка на корме судна.

Лён с Кириллом старались не глядеть вниз, потому что высота была ужасна, но оказалось, что высадиться на лист было совсем не сложно — он прекрасно держал, лишь упруго пружиня под весом четырёх людей. Снизу же обзор перекрывался множеством других листьев, так что вскоре молодые люди перестали бояться, что упадут.

Вокруг плавало множество покинутых суден — они притёрлись к своим собратьям, как корабли к пристани.

— Пошли, пока есть время, побегаем по веткам. — дёрнула Лёна за руку неугомонная Газуелла, а Ливиоль уже со смехом утаскивала Кирилла. Девушки утянули гостей в глубину кроны, а там было, на что посмотреть!

Только теперь, в непосредственной близи, оба осознали, насколько же велико дерево! Огромный лист, площадью примерно сорок квадратных метров, держался на толстом черешке, изогнутом, как мостик. Поверхность черешка была похожа на черепаховый панцирь, и пластины слегка флуоресцировали, создавая вокруг себя слабое свечение. Нога на них держалась, не соскальзывая, возможно оттого, что были покрыты тонким липким слоем. Черешок крепился к толстой ветви, ветви собирались в ещё более толстые — все они создавали внутри кроны заметный свет, так что путешествие среди этого необыкновенного зелёного дворца оказалось увлекательным.

— Осторожнее. — сказала Ливиоль, задерживая Кирилла и указывая на огромную золотистую каплю, медленно ползущую по ветви. — Это смола. Завязнешь — не выберешься!

— Потом будут через миллион лет смотреть на тебя в куске янтаря, как на древнего ископаемого предка! — засмеялась Газуелла.

Такие капли, величиной с корову, встречались на пути то и дело — они выделялись в коре дерева и медленно ползли к краю листа, чтобы упасть в воду и многие сотни лет твердеть на дне. Затем их выносило на берег — из них жители Эдема делали свои жилища.

Змеящиеся стволы чудовищной толщины и толстые, как брёвна, черенки листьев, создавали ощущение, будто Лён и Кирилл превратились в крошечных букашек, бегущих на невообразимой высоте по балкам гигантского зелёного дворца. Не видно неба, не разобрать внизу земли, только густое переплетение листьев и стволов, по которым со смехом и возгласами несутся тонкие разноцветные фигурки. В этом своеобразном лесу потерялись направления, утратилось понятие верха и низа. Временами казалось, что тяготение исчезло — бег по живым упругим полям с руслами выпуклых жил приносил неописуемое наслаждение. Наверно, это потому, что листья выдыхали волшебный аромат — под ногами в проникающем разноцветном свете лун явственно виднелись открытые устья, из которых выходил слабый пар. Дерево дышало.

— Как на таком маленьком островке помещается столько деревьев? — изумился Лён.

— Это всего одно дерево. — ответила Газуелла. — Это прадерево, предок всех растений на нашей планете. Оно так велико, что ветер не доносит пыльцу с его цветов до женских соцветий. Поэтому мы приплываем сюда, когда раз в один эдемский год оно цветёт, и помогаем ему. На каждом острове один его ствол, а само растение оплетает всю планету. Его корни пролегают глубоко по дну морей и океанов. Его макушка касается небес. Его отмершими чешуйками коры, опавшими листьями созданы материки, оно — праматерь и праотец всех растений. Оно нас породило во всём многообразии наших видов. Мы благодарны ему и прилетаем сюда, чтобы помочь ему. Потому что он — Эдем.

Они остановились на краю листа на огромной высоте — отсюда океан казался совершенно гладким, как стекло, и отражал свет лун. Вдали виднелись материковые громады, окружающие острова Эдема. Все они — внуки одного дерева.

— Что будет, если мы не удержимся и упадём? — спросил Кирилл.

— Он не позволит. — ответила Ливиоль. — Он разумен. Он знает, что мы пришли. Молчите и смотрите.

Молодые люди стали оборачиваться по сторона, ища чего-то, что они ранее не заметили.

Лист под ногами, до того надёжно неподвижный, вдруг чуть задрожал — что-то двигалось в глубокой пазухе между его широким черешком и толстым зеленоватым телом ветви. Оттуда быстро вырастал шар, он скоро вытянулся в почку, та набухала, распираясь в боках, пока не выросла размером с человека. Тут острый её конец чуть лопнул, в разрыве мелькнуло что-то белое, но почка продолжала стремительно расти — она стала размером со слона. Раздался треск — это тёмные, остро пахнущие смолой чешуи окончательно разошлись, и из них неудержимо стало разворачиваться что-то пышно белое. Оно росло с невероятной быстротой, занимая всё место у основания листовой пластины и вытесняя с широкого листа своих гостей. Огромные белые лепестки выгнулись от внутреннего напора — цветок развернулся почти в полный шар, и тогда из нутра его стала доноситься песня, похожая на жужжание пчелы.

— Давай! — крикнули девушки и дёрнули своих спутников за руки, увлекая их к этому благоухающему живому шатру. Лён только успел оглянуться и увидеть, как вокруг на листьях распустились такие же белые шары. Из некоторых выглядывали широким золотым венчиком тычинки. Дерево-гигант пело песню тысячами голосов, сплошь покрывшись белым цветом, как невеста фатой. Среди этого пения слышались многочисленные голоса и мелькали разноцветные фигуры — они ныряли в белую пену цветения.

Внутри цветка стоял невообразимо густой аромат — пахли прохладные флуоресцирующие стены, создавая свет. Среди огромных лепестков скользили девушки — они легко миновали огромные внешние преграды и теперь, двигаясь змейкой, миновали внутренние лепестки. Едва нога вставала в основание этой выгнутой белой чаши, как лепесток тут же легко отгибался, открывая путь, поэтому пробираться по этому лабиринту было совсем просто.

— Не отставайте! — со смехом кричали девушки своим кавалерам, — А то потеряетесь!

И Лёну с Кириллом приходилось поспешать изо всех сил, впрочем, очень скоро они вошли во вкус этой игры, когда поняли, что все пути внутри этого фантастического цветка ведут к его центру. Они не видели друг друга, но ощущали по движению стен этого живого дворца. Лепестки стали мельчать, и Лён уже мог видеть поверх них своего спутника. Вот они уже лишь по пояс в этих живых, белых, похожих на широколистную траву, внутренних махрах. У центра их уже ждут девушки и машут руками. Над их головами возвышается лес тычинок, каждая из которых оканчивается пушистым золотым семечком. А в центре — высокий столбик пестика, истекающего томным сладким соком.

— Смотрите, как это делается! — крикнули девушки и с азартом стали трясти тычинки за гибкие стволы. Сверху посыпался золотой дождь лёгкой пыльцы, облепляя волосы, лицо, руки — всё тело. Каждый из них превратился в забавную фигуру, сплошь облепленную невесомыми шариками. Лён и Кирилл тоже с увлечением трясли тычинки. Песня цветка изменилась — теперь вместо звона и жужжания стали раздаваться мелодичные курлыкающие звуки, вместе с этим стали происходить изменения с высоким пестиком, который вознёс свою кудрявую голову на неприступную высоту.

Рыльце пестика кудрилось, разрасталось и одновременно столбик стал снижаться. И вот лохматый золотой круг осел на дне цветочной корзинки — большой, как диван!

— Давайте сюда! — закричали девушки, вольно кидаясь на это диковинное ложе. Они принялись прыгать и валяться на разлохмаченном пестике, отдавая ему прилипшие шарики пыльцы. Красивые причёски Ливиоль и Газуеллы растрепались, жемчужины осыпались с волос и платий, девушки перемазались сладким соком, и это приводило их в восторг.

— Давайте, опыляйте! — зазывно кричали они своим кавалерам.

Молодые люди тоже в азарте бросились опылять цветок.

— Но как же так?! — кричал Кирилл, подпрыгивая на пружинящем кудрявом круге. — Это же самоопыление!

Но тут их потащили прочь с цветка — все четверо выбрались на листок, подошли к краю и девушки с визгом спрыгнули вниз, увлекая спутников! Далеко они не пролетели — попали в новый цветок и снова принялись обтряхивать тычинки и валяться на пестиках. Все четверо перемазались с головы до ног нектаром, потеряли обувь, растрепались, измазались, но продолжали с неубывающим весельем прыгать с цветка на цветок, перенося пыльцу. Вскоре прыжки стали более точными — молодые люди научились переноситься прямо в центр цветка и иногда съезжали к основанию тычинок прямо на кудрявом пестике, когда тот, чувствуя движение гостей, торопливо расщеплял и скатывал свой ствол. Кажется, нектар питал их силой, потому что обыкновенный человек давно бы умаялся. Вокруг шло такое же безумное мельтешение, слышалось довольное мурлыканье цветов и хохот пар.

В очередном прыжке девушки не забрались в цветок, а остановились вместе со своими спутниками на наружном листе и принялись озабоченно топать ногами в основание толстого черешка. Казалось, они пытаются сбить лист в ветви. Лён хотел было сказать, что едва ли это получится, ведь черешок толщиной с бревно, но тут раздался сочный треск, и толстая опора отделилась от ветви! Оба молодых человека в испуге вскрикнули — сейчас же упадут все! — но девушки расхохотались, бросились к ним, схватили за руки и крикнули:

— Летим!

Лист плавно двинулся вниз, при этом собирая края горстью, словно сворачивался. Но, вместо того, чтобы упасть, начал планировать в воздушных потоках, и всю четвёрку понесло прочь от дерева. Вне себя от изумления, Лён и Кирилл смотрели, как их спутницы ловко управляют движением листа, пользуясь черенком, как кормилом. Ветер подхватил широкий лист и понёс его к другому дереву. И вот четвёрка снова принялась прыгать из цветка в цветок, перелетая далее на следующее дерево. Вокруг плавали такие же листья, перенося пары. Порхали юноши и девушки, скатывались с листьев, был слышен несмолкающий смех и голоса. А ночь всё не кончалась. В конце концов Лён закружился и не заметил, что Кирилл с Ливиолью куда-то подевался, а он со своей подругой остался в цветке вдвоём.

— Хватит опылять. — сказала Газуелла, привлекая его к себе и нежно гладя сладкими пальцами его губы. — Ночь ещё не кончилась, а на рассвете вы отправитесь обратно. Мы чудно потрудились, и через полгода по водам океанов и морей поплывут плоды, прибиваясь к берегам и присоединяясь к населению лесов. Пока же не взошло солнце, мы будем радоваться этой встрече, поскольку больше не увидимся никогда.

С этими словами она приблизила к его лицу своё большеглазое лицо, обрамлённое синими кудрями, и оба утонули в сладости поцелуя, лёжа на раскудрявленном пестике, как на большой кровати.