Прошёл декабрь, пролетел Новый Год — хуже этого праздника не было у Лёна ничего. Запас денег, оставшийся от собранных на похороны средств, закончился, и в холодильнике было пусто. Что делать, он не знал. И вот решил, что следует поискать какую-нибудь работу. Для этого следовало сначала получить паспорт, но первый же заход в паспортный стол ошеломил его. Оказывается, он не может получить никакого документа, удостоверяющего личность. Нет родителей — нет паспорта. А справка о смерти — это не документ.

— Ну ты же понимаешь, — объясняла ему паспортистка. — Всякий человек родится при некотором участии двух сторон. А у тебя ни той стороны, ни другой.

И при этом засмеялась, весьма довольная своим остроумием.

Следующим пунктом было посещение дамы из опеки над несовершеннолетними. Лёну объяснили, что проживать в квартире самостоятельно он не сможет, поскольку не является ответственным квартиросъёмщиком по причине несовершеннолетия. Следовательно, ему надлежит отправиться на проживание в интернат.

— У тебя отец родной жив? — спросила тётка.

Лён никогда не думал о том, что где-то может быть его родной отец, и только помотал головой.

— Вот плохо-то. — посетовала тётка. — Если бы найти отца, он мог бы взять над тобой опеку. И родных никого?

Нет никого родных.

Ну что ж, она постарается что-нибудь выяснить. А пока… тётка бесцеремонно отправилась на кухню и открыла холодильник.

— Всё ясно. Полный ноль. Срочно необходимо что-то делать.

Как бесполезны были в этой обыкновенной житейской ситуации все его магические дары. Ни волшебная иголка, ни умение зажигать огонь или оборачиваться птицей не могло ни в малейшей мере решить его проблемы. Простейший бутерброд с маслом он не мог сотворить.

В таком горестном раздумье Лён сидел перед молчащим телевизором, пока на экране мелькали кадры новостей. К счастью, он не видел репортажа программы «Кстати», где показывали искорёженную «Волгу» дяди Сани и не мог видеть собственного горя, а то едва ли выдержал бы это зрелище. Но, одноклассники с увлечением обменивались впечатлениями по этому поводу — увидеть на экране новостей знакомого! Он едва помнил, как к нему подкатывалась с микрофоном какая-то тётка, как охотился за ним видеооператор, и так не смог понять, чего же они от него добиваются, о чём он должен рассказать им. Вся школа была в курсе того, как он кричал и рвался к «Волге», как его сдерживали люди, как заталкивали его в какую-то машину, чтобы не мешался.

Звонок от двери вырвал Лёна из горестного оцепенения, и он пошёл открывать, думая, что снова пришли товарищи, но у порога стояли незнакомые мужчина и женщина.

— Здрассьте. — поздоровался средних лет дородный мужчина с красным лоснящимся лицом.

— Мы родственники Сашки Семёнова. — неприветливо представилась полная неопрятная женщина.

Странно, подумал Лён, а отчего же их не было на поминках? К дяде Саше вообще никто не пришёл, кроме сослуживцев. А родственники уже бесцеремонно попятили его и проникли в квартиру.

— Так, мы за вещичками Санькиными. — остро оглядываясь по сторонам, сообщил мужчина. — Меня зовут Евгений. Сашка брат мой. А это жена моя.

— Что тут его? — деловито спросила женщина и открыла шкаф.

— Постойте! — запротестовал совершенно обалдевший от этого вторжения Лён. — Это же мамины вещи.

— А Сашкино где? — спросил Евгений. — Тебе-то его одёжа не нужна.

— А телевизор? — ревниво подала голос его жена.

— Телевизор на кухне. — едва проронил Лён, уже чувствуя к новым родственникам неприязнь. Хотя, какие они ему родственники? Мама с дядей Саней не была расписана.

— Это старьё?! — возмутилась женщина. — У Сашки был телевизор поновее!

— Куда новее? — отозвался из большой комнаты Евгений, рассматривая «Сони», тоже далеко не новый. — Ещё телевизоры есть?

— Нет. — ответил сквозь зубы Лёнька, раздумывая, как бы ему избавиться от этих «родственников».

— А это что? — вытащил из угла коробку с инструментами брат. — Это Сашкино.

— Забирай. — с отвращением ответил Лён.

— А постельное бельё? — уже забралась в платяной шкаф женщина.

— Ну ты, Вер, совсем уже. — засомневался муж.

— А что такого? — сварливо отозвалась та. — Я сама дарила Сашке новый комплект ещё на деньрожденье.

— Когда это ты его дарила? — изумился Евгений, перекладывая инструменты в сумку. — С чего бы это? Да ты сроду никому ничего не подарила.

— Так, где ключи от «Волги»? — бросив рыться в шкафу, спросила Верка.

Лён молча достал и бросил на стол ключи. Им нужна эта самая «Волга»! Пусть поищут на свалке!

— А от гаража? — тут же загорелся Евгений.

Лён нашёл и это.

— А документы?! Техпаспорт, страховка?! — вошла в азарт жена старшего из братьев Семёновых. И тут же ринулась к посудному шкафу.

— Убирайтесь отсюда. — свирепея от ярости, произнёс Лён.

— Как это — убирайтесь? — возмутился Евгений. — А ключи от дома в деревне. Мы ещё проверим, не украли ли вы там чего!

— Да, украли. — со злостью ответил Лён. — Телевизоры ваши выкинули — старую Дурынду и её Кварцев — Левого и Правого!

Верка с Евгением встревожено переглянулись.

— Выкинули т-телевизоры? — заикаясь, спросил брат дяди Сани. — Один «Кварц» мой был!

Лён смотрел на него и дивился, до чего же Евгений похож на своего брата — тот же дядя Саня, только постаревший, пьющий и безобразно жадный.

— Да что же это такое?! — запричитала Верка. — Нахозяйничали в доме! Не их дом был, а свекрови! Теперь наш!

Он уже чувствовал к ним настоящую ненависть — близкое горе прорвалось и выразило себя в острой злости. Ему хотелось что-нибудь разнести, чем-то напугать эту отвратительную пару.

Евгений, видимо, почувствовал, что перегнул палку, и дал задний ход.

— Да ладно. — махнул он рукой. — Фиг с ними, с дурындой и «Кварцами» — всё равно не работали.

— Нет! — кипятилась Верка. — Забирай ихний «Сони» взамен нашего «Кварца»!

— Отстань! — уже иным тоном ответил ей муж. — Берём Сашкину одёжу и телевизор, и уходим.

— Да ты что?! — взвизгнула его жена. — А комплект постельный?! А документы на машину?! Страховка-то теперь наша!

— Ну хватит, всё! — заорал на неё муж. — Хватит над Сашкиной памятью изгаляться!

— А квартира! — вдруг прозрела Верка. — Он здесь прописан?

— А что? Прописан? — с надеждой обернулся Евгений, держа в руках телевизор дяди Сани.

— Нет, не прописан. — с жалостью глядя на эту пару, ответил Лён. — А на могилу разве не хотите съездить?

— Некогда нам. — буркнула Верка, вытаскивая узел с дядисаниными брюками, рубашками, курткой и носками. — Нам ещё в деревню ехать. У нас поросёнок некормленый.

— А где могила-то? — оборачиваясь красным потным лицом, спросил Евгений.

— На Сормовском кладбище. — ответил Лён.

— А… я не местный — не знаю, где. Потом как-нибудь скатаю. А документы на гараж?

— Не знаю, где. — равнодушно ответил Лён, выпроваживая «родственничков» и закрывая наружную дверь.

— Судиться будем. — сказал ему из-за железной двери брат дяди Сани.

— Судись давай. — ответил Лён.

* * *

Деньги катастрофически быстро кончались, а приятели не могли вечно снабжать его карманной мелочью. Поэтому, вернувшись из школы, Лён собирался отварить последнюю большую картошину и съесть её с растительным маслом. Это было всё, что оставалось из съестного. Но, дома его ждал неожиданный сюрприз.

Едва войдя в прихожую и аккуратно разувшись у двери, Лён почувствовал странный запах — откуда-то одуряющее несло копчёной колбасой. Глотая слюни, он заглянул на кухню и обалдел.

На кухонном столе громоздились пластиковые пакеты, битком набитые всякой едой. Едва пошевелив их, Лён бросился искать по комнатам. Кто посетил его?! Мелькнула безумная мысль, что это мама и дядя Саня откуда-то вернулись, а их смерть лишь приснилась ему. Сейчас выяснится, что они вовсе не умирали, и авария на мосту, и поминки, и все посещения чужих людей — это было только страшным сном.

Но, всё лежало на своих местах, квартира была пуста, и «LJ» дядисанин на холодильнике больше не стоял.

Тогда Лён с недоумением принялся разбирать два больших пакета. Чего только там ни было: и колбаса, и сыр, и мясо, и рыба. Куча молочных продуктов, хлеб, ватрушки, сахар, чай, макароны, консервы, бананы, апельсины, лимоны. И только разгрузив пакеты, он заметил, что на пластике стола отчётливо видны следы — кошачья лапа и большая птичья лапа. Вот оно что! Это же друзья с Селембрис тайком навестили его! Они не могли нарушить запрет и встретиться с ним, зато позаботились о нём и даже оставили тайное послание — свои следы.

В тот день он наелся до отвала, напился чаю с лимоном и вдруг почувствовал некоторое облегчение в душе. Никогда бы не подумал, что обыкновенная еда может ненамного ослабить горе.

* * *

Так целую неделю его никто более не посещал, а потом снова явилась тётка из опеки, и не одна.

— Леонид, — позвонила она заранее по телефону. — Я нашла твоего отца.

— Что за отца? — опешил он.

— Ну как? — не удержалась она от небольшого смешка. — От кого-то ты родился.

— Так это сколько ж лет назад было! Я его не помню! — не удержался он от глупости.

— Косицын, для тебя опека со стороны отца, причём, родного — единственная возможность не потерять квартиру. — ответила она. — Уж лучше жить с родным отцом, чем угодить в интернат.

Так в доме появился настоящий, подлинный стопроцентный родственник, причём, с полным правом вселился в квартиру своей бывшей жены. А вместе с ним жена и двое ребятишек.

Звонок в дверь, и Лён, ничего хорошего уже от судьбы не ожидая, встретил инспектора опеки и рядом с ней неизвестного мужчину, которого представили Лёну как отца. Очень ему не понравился этот отец — сухой какой-то, словно старая бумага, с водянистым взглядом, серыми волосами и унылой миной. Едва войдя, отец молча сел на диван и предоставил инспектору опеки рассказать всё о нём.

— Знакомься, Леонид. — сказала та. — Это твой родной отец, Николай Петрович Косицын. Он развёлся с твоей мамой, когда тебе было два года, оттого ты его не помнишь. Николай Петрович женат и имеет двоих детей, так что у тебя, Леонид, появится новая, полноценная семья. Николай Петрович, как опекун, поселится здесь вместе со своей семьёй, потому что нормальных жилищных условий у него нет — он живёт в коммуналке, а там с детьми очень трудно. Так что, мы решаем сразу две проблемы: твоё проживание в этой квартире, и нормальные условия для двоих детей Николая Петровича.

В продолжение всей этой речи Косицын-старший смотрел куда-то мимо Лёньки, и вид родного отца радости по поводу обретения сына не выражал. Николай Петрович сухо пофыркивал ноздрёй, словно с чем-то не соглашался. Он исподлобья осматривал обстановку дома, косился на книжные полки, на палас, словно искал недостатки. Но, Лён старательно прибирал квартиру после смерти мамы и Семёнова — этим он как бы почитал их память. Все предметы в квартире несли в себе воспоминание о лучших днях, и прикасаясь к ним, Лён как бы переживал встречу с родными. Теперь же сюда въедет новая семья, и в ауру дома вторгнется что-то чужое.

— Ну вот, прекрасно. — с удовлетворением закончила инспекторша, вставая. — Ты у нас устроен.

Вселение новоявленных родственников произошло на следующий день. Лён наблюдал вторжение незнакомцев и даже вынужден был помогать им переносить пожитки.

Жену старшего Косицына звали Рая, была она болезненного вида, худенькая, испуганная и бледная. Зато дети Косицыных были просто ужасны. Старшему стукнуло шесть лет, и звали его Петя. А младшему, Ване — четыре года. Выглядели они как-то заморённо, оба были весьма сопливы, рты у них были всегда открыты, и оба бледны, как их мать. Налицо видна крайняя бедность этой семьи, поскольку Рая была больна непонятно чем и нигде не работала, а старший Косицын преподавал в каком-то третьесортном колледже и зарплату имел небольшую.

Ваня и Петя тут же кинулись к видео-двойке и принялись, отпихивая друг друга и обзываясь, торопливо нажимать на все кнопки. Рая тем временем стояла в расслабленной позе, безучастно наблюдая за варварским набегом на видак.

Лён ошалело смотрел на это, не зная, что можно предпринять.

— Дети, перестаньте. — вяло произнесла Рая, не делая попытки остановить своих отпрысков. Но те не слушали и с криками полезли в книжный шкаф — вышвыривать оттуда книги.

— Прекратите! — возмутился Лён.

— Их нельзя ругать. — тут же сделал замечание Косицын-старший. — они ещё маленькие.

И тут же добавил:

— Тебе придётся потесниться. Мы с Раей будем спать в этой комнате, а твои братики будут жить с тобой.

Лён совершенно обалдел. Его практически вытесняли из квартиры. Эта семейка прекрасно уживалась ранее в двенадцатиметровой комнате в коммуналке, где была общая кухня и не было удобств, а теперь они не могут разместиться в комнате площадью в двадцать метров! Он-то полагал, что сохранит за собой хотя бы свою комнату.

Ваня и Петя тут же сорвались с места и помчались обследовать новую среду обитания, пихаясь по дороге, громко ревя и обзываясь. Судя по пронзительным воплям, они обнаружили компьютер и снова стали драться.

Едва Лён успел отогнать их от своей машины, как в комнату уже ввалили двухэтажную кровать с матрасами, воняющими детской мочой. И далее он уже без сопротивления наблюдал как квартира становится ему чужой, теряя свой опрятный вид и превращаясь в логово. Короб с облупленными игрушками занял весь угол, ворох детского белья свалили ему на диван. Постельное бельё, которое не сумели прибрать алчные Верка с Евгением, теперь пошло в дело — семья Косицыных осваивалась на новом месте. Они его приняли в свою семью и теперь всеми силами являли бескорыстное родственное дружелюбие. Братья с воплями прыгали на его диване, а Рая вежливо позвала его из кухни:

— Лёня, иди, пожалуйста, с нами покушать.

На столе лежали продукты из его холодильника, а Рая накладывала ему в тарелку манную кашу, привезённую из общежития в маленькой кастрюльке.

Его так и передёрнуло от отвращения при виде этой холодной, серой, комковатой каши.

— Простите. — пробормотал он. — Я пока сыт.

— Нехорошо, Леонид. — строго заметил Косицын-старший. — Ты пренебрегаешь нашими обычаями. У нас семья, и у нас должно быть всё едино. Ты свои продукты предоставил, мы — свои.

— Я не хочу есть. — с вызовом ответил он.

Рая пожала плечами и принялась мелко и быстро, как белка, поедать копчёную колбасу.

Лён надел куртку и открыл дверь.

— Куда ты? — спросил Косицын-старший.

— Пойду гулять. — ответил сын.

— Спрашиваться надо. — неодобрительно заметил отец.

— Я уже взрослый, чтобы спрашиваться. — почти грубо ответил Лён. Ему была отвратительна новая семья.

Он вылетел на улицу, взбешенный манерами этих оккупантов, и дотемна сидел с товарищами на трубах, рассказывая им про новую семью.

На следующий день, когда Лён пришёл из школы, то обнаружил, что ключ его не проходит в замок — оказалось, что личинка замка теперь новая. Он принялся звонить — никто не открывал. Потом стучать — снова ни звука.

— Чего колотишь? — сердито спросила соседка Дусяванна, высовываясь из-за двери. — Нет их никого. Старший-то, Николай Петрович, ушёл на работу, а Рая-то с детями пошла гулять в парк.

Лён в совершенно дурном расположении духа отправился к Федюну, посидеть в нормальной обстановке, и сидел допоздна. А в восемь часов отправился домой.

— Почему так долго отсутствовал? — строго спросил его отец.

— Почему замок сменили и мне ключей не дали? — обозленно ответил Лён.

— Я ненадолго ушла погулять с детьми. — оправдывалась Рая.

— А я ждать что ли должен под дверью?!

— Мог бы и подождать. — холодно отозвался Косицын-старший.

Это и вывело Лёна из себя. Немея от ярости, он осмотрел обоих новоявленных родственников с высоты своего роста — те сидели на кухонных табуретках, ужиная остатками даров Вавилы и Вещуна, а он стоял, голодный и злой.

— Ещё скажите, что лишаете меня ужина за плохое поведение. — криво усмехнулся он и ушёл к себе в комнату. Там сошвырнул с дивана охапку застиранных колготок и заявил обоим сопливым оккупантам:

— Тронете мой компьютер хоть пальцем — вырву руки!

— Коля, я его боюсь. — тихонько плакала в большой комнате Рая, утирая бледным пальцем скудные слёзы. — Я потому и ушла сегодня, что боялась его. Сделай что-нибудь, пусть он от нас уходит.

— Что я сделаю с ним, Рая? — отвечал, глядя в телевизор бесцветными глазами, Косицын-старший. — Он мне не подчиняется. Если его не воспитывали с раннего возраста, то теперь уж поздно.