Una medesma lingua pria mi morse, sì che mi tinse l'una e l'altra guancia, e poi la medicina mi riporse; [3] così od'io che solea far la lancia d'Achille e del suo padre esser cagione prima di trista e poi di buona mancia. [6] Язык, который так меня ужалил, Что даже изменился цвет лица, Мне сам же и лекарством язву залил; [3] Копье Ахилла и его отца Бывало так же, слышал я, причиной Начальных мук и доброго конца. [6]

Язык Вергилия, ужаливший Данте упреком и вызвавший на его лице краску стыда, сам же исцелил душевную рану утешением. Тот, кто наказывает, тот и поощряет – принцип любой власти.

Копье Ахилла, унаследованное им от его отца, Пелея, наносило раны, которые могли быть исцелены только вторичным ударом того же копья.

Noi demmo il dosso al misero vallone su per la ripa che «l cinge dintorno, attraversando sanza alcun sermone. [9] Quiv'era men che notte e men che giorno, sì che «l viso m'andava innanzi poco; ma io senti» sonare un alto corno, [12] tanto ch'avrebbe ogne tuon fatto fioco, che, contra sé la sua via seguitando, dirizzò li occhi miei tutti ad un loco. [15] Спиной к больному рву, мы шли равниной, Которую он поясом облег, И слова не промолвил ни единый. [9] Ни ночь была, ни день, и я не мог Проникнуть взором в дали окоема, Но вскоре я услышал зычный рог, [12] Который громче был любого грома, И я глаза навел на этот рев, Как будто зренье было им влекомо. [15]

Путники идут равниной, отделяющей больной, десятый ров Злых Щелей, к которому они стали спиной, от центрального колодца. Путь их лежит от Тулы на Москву. Мартовская пасмурная погода, с его снегопадами и туманами, не даёт увидеть далеко расположенные объекты. Ночью не видно звёзд, не видно и дороги, покрытой грязью, в отличие от зимней, просматриваемой и ночью на белизне снега. Длинные сумерки, перед наступлением весеннего равноденствия и прилётом грачей, вкупе с большими расстояниями, которые нужно преодолеть – образ, рисуемый Данте. Но вот он слышит зычный рог – гул большого колокола – колокольный звон, который громче любого грома. Гром – вспышка – ударил, и нет его, а большие колокола при набате гудят громко и непрестанно, созывая народ и предупреждая его о бедах, так же, как и указывая страннику направление движения. Взор невольно устремляется к источнику звука, в надежде увидеть жильё среди снежной и морозной пустыни.

Dopo la dolorosa rotta, quando Carlo Magno perdé la santa gesta, non sonò sì terribilmente Orlando. [18] В плачевной сече, где святых бойцов Великий Карл утратил в оны лета, Не так ужасен был Орландов зов. [18]

Старофранцузская, «Песнь о Роланде» рассказывает, что, когда Карл Великий возвращался из похода в Испанию, его племянник Роланд (Орланд) подвергся в Ронсевальской долине нападению сарацинских полчищ. Зовя на помощь, Роланд с такою силой затрубил в рог, что у него лопнули жилы на висках. Карл услышал его далеко за горами, но было уже поздно.

Poco portai in là volta la testa, che me parve veder molte alte torri; ond'io: «Maestro, di», che terra è questa?» [21] Ed elli a me: «Però che tu trascorri per le tenebre troppo da la lungi, avvien che poi nel maginare abborri. [24] Tu vedrai ben, se tu là ti congiungi, quanto «l senso s'inganna di lontano; però alquanto più te stesso pungi». [27] И вот возник из сумрачного света Каких-то башен вознесенный строй; И я «Учитель, что за город это?» [21] «Ты мечешь взгляд, – сказал вожатый мой, — Сквозь этот сумрак слишком издалека, А это может обмануть порой. [24] Ты убедишься, приближая око, Как, издали судя, ты был неправ; Так подбодрись же и шагай широко». [27]

Через морозные сумерки и дымку, перед путниками возникает город, из которого и доносился звон больших колоколов. В сумеречном воздухе возникли очертания башен Московского Кремля. Этот город гигант – столица Великой Тартарии, был брошен её новыми властителями – Романовыми, когда третий правитель этой династии, Пётр I Алексеевич Романов, перенес Российскую столицу в Санкт – Петербург в 1718 году.

Когда Пётр II Алексеевич Романов в 1727 году вступил на трон, случился «обратный перенос столицы» и Москва снова стала на два с лишним года столицей Российской империи.

Данте правильно называет увиденное башнями большого города, но бес Геркулес шепчет ему, что он обманывается; в самом деле, если всё называть своими именами, тайна Комедии будет скоро раскрыта.

Poi caramente mi prese per mano, e disse: «Pria che noi siamo più avanti, acciò che «l fatto men ti paia strano, [30] sappi che non son torri, ma giganti, e son nel pozzo intorno da la ripa da l'umbilico in giuso tutti quanti». [33] Come quando la nebbia si dissipa, lo sguardo a poco a poco raffigura ciò che cela «l vapor che l'aere stipa, [36] così forando l'aura grossa e scura, più e più appressando ver» la sponda, fuggiemi errore e cresciemi paura; [39] И, ласково меня за руку взяв: «Чтобы тебе их облик не был страшен, Узнай сейчас, еще не увидав, [30] Что это – строй гигантов, а не башен; Они стоят в колодце, вкруг жерла, И низ их, от пупа, оградой скрашен». [33] Как, если тает облачная мгла, Взгляд начинает различать немного Все то, что муть туманная крала, [36] Так, с каждым шагом, ведшим нас полого Сквозь этот плотный воздух под уклон, Обман мой таял, и росла тревога: [39]

Вергилий просит Данте не пугаться увиденного, говоря, что он видит строй гигантов, а не башен, которые стоят в колодце, вокруг жерла, ведущего в нижние круги Ада. Низ этих гигантов от пупа и ниже скрыт оградой.

Это – строй церквей и колоколен за Кремлёвской стеной, вместе с круговым хороводом полутора десятков высоких Кремлёвских башен, низ которых от пупа скрыт оградой – стеной Московского Кремля [Рис. А. XXXI. 1].

По мере приближения к башням, скрытым в тумане, постепенно прорисовываются их очертания. Путники спускаются по пологому склону холма, вглядываясь в туманную даль. Тревога поэта растёт с каждым шагом, вернее, не тревога, а охватившее его сильное волнение, он, спустя почти 13 лет, вступает в город своей юности, в столицу, где он был провозглашен императором, в город, откуда его вывезли в далёкую Италию, затем в Авиньон, в «тёмный лес» постижения наук.

però che come su la cerchia tonda Montereggion di torri si corona, così la proda che «l pozzo circonda [42] torreggiavan di mezza la persona li orribili giganti, cui minaccia Giove del cielo ancora quando tuona. [45] Как башнями по кругу обнесен Монтереджоне на своей вершине, Так здесь, венчая круговой заслон, [42] Маячили, подобные твердыне, Ужасные гиганты, те, кого Дий, в небе грохоча, страшит поныне. [45]

Московский кремль поэт сравнивает с Монтереджоне – замком в Сьенской области, который располагается на холме, и стена его увенчана башнями. Название – Монтереджоне (Горный регион) – выдаёт нечто более великое, чем какой-то замок в Италии. А учитывая, что он расположен в Сьене – это, скорее всего, Константинополь с его стеной и башнями. Сравнение вполне достойное.

Вергилий убеждает Данте, что видимое им, – строй гигантов, с которыми вёл войну – Гигантомахию, верховный Олимпийский Бог Зевс и которых он победил, а не строй башен большого Кремля. Согласно греческой мифологии, Гиганты пытались приступом взять небо и свергнуть власть Зевса (Дия), но были низвергнуты сами его молниями и завалены громадами камней. Дий, в небе грохоча, страшит их, но громче раскатов грома звучит колокольный звон церквей в окружении башен – гигантов.

Данте различает уже одного из гигантов, видит у него лицо и грудь, тучные бёдра, вдоль которых висят руки. Это – точное описание Спасской башни Московского кремля, с циферблатом Курантов (на лице которого стали различимы цифры и стрелки) [Рис. А. XXXI, 2]. Поэт восхваляет природу, не создавшую подобных Гигантов, сражения с которыми не под силу людям, в отличие от слонов или китов; описывает увиденное, как рукотворное чудо, созданное человеком, в котором есть смысл для взора, мера и властвует разум. Видя перед собой неприступную крепость, с бойницами для мушкетов и пушек, он остро чувствует свою беззащитность перед ней. Руки вдоль боков – боковые купола церквей, поэт указывает висящими книзу, как они видны в отражении в воде реки Москва, окружающей Кремль.

La faccia sua mi parea lunga e grossa come la pina di San Pietro a Roma, e a sua proporzione eran l'altre ossa; [60] sì che la ripa, ch'era perizoma dal mezzo in giù, ne mostrava ben tanto di sovra, che di giugnere a la chioma [63] Лицом он так широк и длинен был, Как шишка в Риме близ Петрова храма; И весь костяк размером подходил; [60] От кромки – ноги прикрывала яма — До лба не дотянулись бы вовек Три фриза, стоя друг на друге прямо; [63]

Шишка в Риме близ Петрова храма – сосновая шишка, отлитая из бронзы, высотою около четырех метров, снятая с мавзолея Адриана и во времена Данте, стоявшая перед базиликой святого Петра.

Данте сравнивает лицо великана – циферблат Курантов диаметром около четырёх метров, с размерами этой шишки, подчёркивая соразмерность остальных членов «тела» гиганта, размеру его лица. Три Фриза – три здания церкви обычной высоты. Фриз – строитель Кремля Алевиз Фриз (Фрязин).

Фризы (германское племя, обитавшее на побережье Северного моря) считались в средние века самым рослым из народов земли.

От кромки ноги гигантов прикрывает яма – Москва река.

tre Frison s'averien dato mal vanto; però ch'i» ne vedea trenta gran palmi dal loco in giù dov'omo affibbia «l manto. [66] « Raphèl may amèch zabì almì », cominciò a gridar la fiera bocca, cui non si convenia più dolci salmi. [69] E «l duca mio ver» lui: «Anima sciocca, tienti col corno, e con quel ti disfoga quand'ira o altra passïon ti tocca! [72] Cércati al collo, e troverai la soga che «l tien legato, o anima confusa, e vedi lui che «l gran petto ti doga». [75] От места, где обычно человек Скрепляет плащ, до бедер – тридцать клалось Больших пядей. «Rafel mai amech [66] Izabi almi», – яростно раздалось Из диких уст, которым искони Нежнее петь псалмы не полагалось. [69] И вождь ему: «Ты лучше в рог звени, Безумный дух! В него – избыток злобы И всякой страсти из себя гони! [72] О смутный дух, ощупай шею, чтобы Найти ремень; тогда бы ты постиг, Что рог подвешен у твоей утробы». [75]

От шеи Спасской башни до бёдер, переходящих в Кремлёвскую стену – тридцать саженей.

Раздался бой курантов Спасской башни. Колокольный звон нельзя передать словами. Для Данте, прибывшего из Западной Европы, музыкальный стиль которой к середине XVIII века сформировали такие великие композиторы, как Бах и Вивальди, музыка курантов кажется какофонией, хотя он различает в ней отдельные ноты, из которых складывается мелодия. Колокольная музыка курантов, сформированная до канонизации гармонического звукоряда, не строго соответствует тонам и полутонам мелодической гаммы. Поэт изображает мелодию курантов непереводимой фразой: – «Rafel mai amech izabi almi». В ней легко различаются ноты: – «ре, фа, ля, ми, затем звучат два мощных аккорда (то ли диез, то ли бемоль), после чего музыкальная фраза заканчивается рефреном – ля, ми».

Вергилий советует гиганту: – «Ты лучше в рог звени», имея в виду просто колокольный звон. Звук колоколов и слышал поэт на пути к колодцу гигантов – Московскому Кремлю. Рог, подвешенный у утробы Спасской башни – Царь Колокол, отлитый в 1735 году, но так и не поднятый на звонницу, потому что не смогли найти подходящий ремень; ремни и канаты лопались.

Poi disse a me: «Elli stessi s'accusa; questi è Nembrotto per lo cui mal coto pur un linguaggio nel mondo non s'usa. [78] Lasciànlo stare e non parliamo a vòto; ché così è a lui ciascun linguaggio come «l suo ad altrui, ch'a nullo è noto». [81] И мне: «Он сам явил свой истый лик; То царь Немврод, чей замысел ужасный Виной, что в мире не один язык. [78] Довольно с нас; беседы с ним напрасны: Как он ничьих не понял бы речей, Так никому слова его не ясны». [81]

Хуш родил также Нимрода; сей начал быть силен на земле; он был сильный зверолов пред Господом. Царство его вначале: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар. Из сей земли вышел Ассур и построил Ниневию, Реховофир, Калах и Ресен между Ниневией и Ресеном; это город великий (Быт. 10 8—12).

На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг-другу: наделаем кирпичей и обожжем огнём. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотой до небес, и сделаем себе имя, прежде, нежели рассеемся по лицу всей земли.

И сошёл Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдём же и смешаем там язык их, так, чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле. (Быт. 11 1—9)

Вергилий называет гиганта Немвродом из библейской легенды, царствовавшим в земле Сеннаар, который замыслил построить башню до небес – Вавилонскую башню, испугавшись чего, Бог произвел смешение прежде единого языка, и люди перестали понимать речь друг друга. И верно, он, рождённый раньше Христа, не может назвать башню Спасской и уделяет Немвроду участь богоборцев-гигантов, располагая того в колодце Гигантов.

Путники стоят перед Московским Кремлём, точнее, перед Спасской башней, которую Вергилий называет Немвродом.

Он проводит прямую аналогию Спаса – Христа с Немвродом, обвиняя его в том, что в мире нет единого языка. Здесь отразился известный Библейский сюжет о сошествии Святого Духа на апостолов, после чего апостолы стали говорить на разных языках, для того, чтобы проповедать Евангелие Божие всем народам.

При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать.

В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. Когда сделался этот шум, собрался народ и пришёл в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились? Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киренее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, Критяне и Аравитяне, слышим их, нашими языками говорящих о великих делах Божиих? И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг-другу: что это значит? А иные, насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина. (Деян. 2 1—13).

Поэт относится к большому количеству европейских и мировых языков резко отрицательно. С его точки зрения, Богу-Создателю, а ещё проще Богу-Сыну – Иисусу Христу, чтобы преодолеть разногласие между народами, было вполне по силам ввести на всей Земле единый язык. С другой стороны, он отождествляет Спасскую башню с Вавилонской, которую строил Немврод, следовательно, отождествляет Москву и Вавилон.

Facemmo adunque più lungo vïaggio, vòlti a sinistra; e al trar d'un balestro, trovammo l'altro assai più fero e maggio. [84] A cigner lui qual che fosse «l maestro, non so io dir, ma el tenea soccinto dinanzi l'altro e dietro il braccio destro [87] d'una catena che «l tenea avvinto dal collo in giù, sì che «n su lo scoperto si ravvolgea infino al giro quinto. [90] Мы продолжали путь, свернув левей, И, отойдя на выстрел самострела, Нашли другого, больше и дичей. [84] Чья сила великана одолела, Не знаю; сзади – правая рука, А левая вдоль переда висела [87] Прикрученной, и, оплетя бока, Цепь завивалась, по открытой части, От шеи вниз, до пятого витка. [90]

Свернув налево от Спасской башни на расстоянии выстрела, путники видят перед собой другого гиганта, больше и дичей: – Покровский собор на рву или, как его обычно называют, собор Василия Блаженного [Рис. А. XXXI. 3]. Боковые купола поэт называет руками. Купола собора Василия Блаженного имеют скрученную (витую) структуру. Цепь завивалась – витые купола собора Василия Блаженного. До пятого витка – до пятого яруса боковых куполов.

Такой архитектуры куполов в христианском мире больше не встречается. Ни канонические Православные храмы, ни огромные Католические соборы не украшены витыми куполами.

«Questo superbo volle esser esperto di sua potenza contra «l sommo Giove», disse «l mio duca, «ond'elli ha cotal merto. [93] Fialte ha nome, e fece le gran prove quando i giganti fer paura a» dèi; le braccia ch'el menò, già mai non move». [96] «Гордец, насильем домогаясь власти, С верховным Дием в бой вступил, и вот, — Сказал мой вождь, – возмездье буйной страсти. [93] То Эфиальт; он был их верховод, Когда богов гиганты устрашали; Теперь он рук вовек не шевельнет». [96]

Вергилий называет Собор Василия Блаженного гигантом Эфиальтом – верховодом в Гигантомахии, когда Богов гиганты устрашали. Теперь же Эфиальт так скручен, что не может и шевельнуть рук. Верно – храмы стоят недвижно.

E io a lui: «S'esser puote, io vorrei che de lo smisurato Brïareo esperïenza avesser li occhi miei». [99] Ond'ei rispuose: «Tu vedrai Anteo presso di qui che parla ed è disciolto, che ne porrà nel fondo d'ogne reo. [102] Quel che tu vuo» veder, più là è molto, ed è legato e fatto come questo, salvo che più feroce par nel volto». [105] И я сказал учителю: «Нельзя ли, Чтобы, каков безмерный Бриарей, Мои глаза на опыте узнали?» [99] И он ответил: «Здесь вблизи Антей; Он говорит, он в пропасти порока Опустит нас, свободный от цепей. [102] А тот, тобою названный, – далеко; Как этот – скован, и такой, как он; Лицо лишь разве более жестоко». [105]

Бриарей, названный поэтом, далеко отсюда и скован, и лицо его более жестоко. Вергилий говорит про храм Святой Софии в Константинополе. Этот храм скован более жестоко, чем Собор Василия Блаженного; он обращён в мусульманскую мечеть. И в облике собора Василия Блаженного угадывается мусульманский храм – мечеть (Моска, откуда Москва). Таким он является и внутри, изукрашенный растительными орнаментами, скупая роспись стен аналогична росписям в мечетях.

Non fu tremoto già tanto rubesto, che scotesse una torre così forte, come Fialte a scuotersi fu presto. [108] Allor temett'io più che mai la morte, e non v'era mestier più che la dotta, s'io non avessi viste le ritorte. [111] Так мощно башня искони времен Не содрогалась от землетрясенья, Как Эфиальт сотрясся, разъярен. [108] Я ждал, в испуге, смертного мгновенья, И впрямь меня убил бы страх один, Когда бы я не видел эти звенья. [111]

На колокольне Василия Блаженного раздался звон больших колоколов, сотрясающий город и площадь: – звон на всю Ивановскую. Если не знать, что это звучат привязанные колокола, можно умереть от страха. Поэту прекрасно видны и сами колокола (звенья) на колокольне и мощные дубовые брусья, на которых они подвешены, и языки колоколов, которые раскачивают звонари, но даже, когда видишь, как это делается, звон больших колоколов проникает до самой глубины души, рождая религиозный экстаз.

Noi procedemmo più avante allotta, e venimmo ad Anteo, che ben cinque alle, sanza la testa, uscia fuor de la grotta. [114] «O tu che ne la fortunata valle che fece Scipïon di gloria reda, quand'Anibàl co» suoi diede le spalle, [117] recasti già mille leon per preda, e che, se fossi stato a l'alta guerra de'tuoi fratelli, ancor par che si creda [120] ch'avrebber vinto i figli de la terra; mettine giù, e non ten vegna schifo, dove Cocito la freddura serra. [123] Мы вновь пошли, и новый исполин, Антей, возник из темной котловины, От чресл до шеи ростом в пять аршин. [114] «О ты, что в дебрях роковой долины, — Где Сципион был вознесен судьбой, Рассеяв Ганнибаловы дружины, – [117] Не счел бы львов, растерзанных тобой, Ты, о котором говорят: таков он, Что, если б он вел братьев в горний бой, [120] Сынам Земли венец был уготован, Спусти нас – и не хмурь надменный взгляд — В глубины, где Коцит морозом скован. [123]

Водовзводная башня Кремля расположена ниже остальных башен, примыкая к Москве реке, как бы в тёмной котловине Кремлёвской стены [Рис. А. XXXI, 4].

Вергилий говорит, что Антей обитал в тех местах, где Сципион победил Ганнибала.

Антей – сын Посейдона и Геи (Земли), обитавший (Лукан, «Фарсалия», IV, 583—660) в пещере, Баградской долине, близ Замы. Он питался мясом пойманных им львов. Прикосновение к матери-Земле наделяло его новой силой, но Геркулес одолел его, приподняв и сдавив насмерть. Во Флегрейской битве гигантов с Богами Антей не участвовал, потому что родился позже. Чтобы задобрить его, Вергилий говорит, что если бы в этом бою участвовал Антей, то его братья-гиганты, сыны Земли, одержали бы победу над Богами. Польстив Антею, Вергилий просит его опустить их в глубины Ада, к скованному морозом озеру Коцит.

Non ci fare ire a Tizio né a Tifo: questi può dar di quel che qui si brama; però ti china, e non torcer lo grifo. [126] Ancor ti può nel mondo render fama, ch'el vive, e lunga vita ancor aspetta se «nnanzi tempo grazia a sé nol chiama». [129] Così disse «l maestro; e quelli in fretta le man distese, e prese «l duca mio, ond'Ercule sentì già grande stretta. [132] Тифей и Титий далеко стоят; Мой спутник дар тебе вручит бесценный; Не корчи рот, нагнись; он будет рад [126] Тебя опять прославить во вселенной; Он жив и долгий век себе сулит, Когда не будет призван в свет блаженный». [129] Так молвил вождь; и вот гигант спешит Принять его в простертые ладони, Которых крепость испытал Алкид. [132]

Вергилий вспоминает и других гигантов, участвовавших в Гигантомахии, которые были способны заменить Антея в этом предприятии. Чудовище Тифей (или Тифон) пытался одолеть Зевса, но был сброшен в преисподнюю и накрыт горою Этною, откуда, лежа, связанный, он изрыгает пламя (Метам., V, 346—358). Гигант Титий, оскорбивший Латону, пал от молнии Зевса или от стрел Аполлона и Артемиды-Дианы. Теперь хребет его лежит под Кавказом (Титий = Прометей, прикованный к вершине Кавказа, где его печень клюёт коршун).

Антей снова принимает в свои ладони Геркулеса, чтобы спустить того в Ад. В своё время, согласно мифологии, Геракл (Алкид), посланный царём Авгием за яблоками из сада Гесперид, вынужден был прийти к Антею, державшему на плечах небесный свод. Антей согласился принести ему яблоки в обмен на то, что Геракл подержит на плечах небесный свод, пока он сходит за ними. Вернувшись с яблоками, он хотел обмануть Геракла, оставив его вечно держать на плечах небесный свод. Но Геракл попросил Антея подержать свод на плечах, пока он завяжет развязавшийся ремень сандалий. Как только небесный свод оказался на плечах Антея, Геракл схватил яблоки и убежал. Антей тряс небосвод, с которого сыпались звёзды, но не смог повредить Гераклу.

Вергилий прельщает Антея тем, что Данте, возвратившись на Землю, прославит его в веках, упомянув в Комедии. Когда Российским императором был Пётр II Алексеевич (1727—1730 годы), случился «обратный перенос столицы» – столицей на это время снова стала Москва.

Становятся яснее слова Вергилия, произнесенные им в Константинополе:

«Туда, на дно печального жерла, Спускаются ли с первой той ступени, 18 Где лишь надежда в душах умерла?» Так я спросил; и он: «Из нашей сени По этим, мною пройденным, тропам 21 Лишь редкие досель сходили тени. Но некогда я здесь прошел и сам, Злой Эрихто заклятый, что умела 24  Обратно души призывать к телам Едва лишь плоть во мне осиротела. Сквозь эти стены был я снаряжен 27  За пленником Иудина предела. Всех ниже, всех темней, всех дальше он От горней сферы, связь миров кружащей; 30 Я знаю путь; напрасно ты смущен. Ад IX

Что рассказывает здесь Яков Ефимович Лизогуб? Не много, не мало, а историю отправки Петра II после его «смерти» на учёбу в Европу. Этим занимался он сам, по высочайшему повелению Имеющего власть. Он был снаряжен в Иудин предел, в Москву, за пленником – Петром II – будущим Данте. Своё поручение он знал досконально (знал, что душа Данте будет тому возвращена – призвана обратно к телу) и исполнил превосходно. В этой операции его сопровождал встреченный Данте в Константинополе Миргородский полковник, тогда сотник – Василий Петрович Капнист – отец поэта Василия Васильевича Капниста.

Поэтому Лизогуб и утверждает, что путь он знает досконально. А уж как гетманы и полковники Войска Запорожского могут хранить доверенные им тайны, судить тебе, дорогой мой Читатель.

Virgilio, quando prender si sentio, disse a me: «Fatti qua, sì ch'io ti prenda»; poi fece sì ch'un fascio era elli e io. [135] Qual pare a riguardar la Carisenda sotto «l chinato, quando un nuvol vada sovr'essa sì, ched ella incontro penda: [138] tal parve Anteo a me che stava a bada di vederlo chinare, e fu tal ora ch'i» avrei voluto ir per altra strada. [141] Ma lievemente al fondo che divora Lucifero con Giuda, ci sposò; né, sì chinato, lì fece dimora, e come albero in nave si levò. [145] Вергилий, ощутив себя в их лоне, Сказал: «Стань тут», – и, чтоб мой страх исчез, Обвил меня рукой, надежней брони. [135] Как Гаризенда, если стать под свес, Вершину словно клонит понемногу Навстречу туче в высоте небес, [138] Так надо мной, взиравшим сквозь тревогу, Навис Антей, и в этот миг я знал, Что сам не эту выбрал бы дорогу. [141] Но он легко нас опустил в провал, Где поглощен Иуда тьмой предельной И Люцифер. И, разогнувшись, встал, Взнесясь подобно мачте корабельной. [145]

Спусти нас, просит Вергилий Антея и верно: – внутри Водовзводной башни Кремля есть спуск к подземному водоёму и в ней размещается водоподъёмное устройство, исполненное Христофором Галловеем (тем, кто сделал куранты Спасской Башни) наподобие крана – журавля. О жизни Христофора Галловея практически ничего не известно, даже дат его рождения и смерти. Но если вспомнить изобретателя часов Христиана Гюйгенса (1629– 1695 годы), всё встанет на свои места. С помощью него можно спуститься вниз, к водоёму, имеющему выход к Москве реке, зимой покрытому льдом. Когда путники оказываются внизу, на льду, устройство легко взмывает вверх, подобно корабельной мачте. Гаризенда – наклонная башня в Болонье; когда облака бегут навстречу ее наклону, глядящему снизу, кажется, что башня падает на него.

Путники спустились в самые нижние круги Ада, окружающие казнящегося в его средоточии предателя Бога – Создателя архангела Люцифера и предателя Бога – Спасителя – Иуду. Поэт говорит, что он знает и другую дорогу – кто лучше Российского императора может знать дороги в своей столице?

Как это было:

«Ваше Высокопревосходительство!» – вытянулся перед Генеральным обозным Войска Запорожского штабной капитан: – «Мне приказано сопроводить Вас к генерал-фельдмаршалу» – и, развернувшись, пошёл перед генералом. Яков Ефимович Лизогуб последовал за ним.

Войдя в небольшой кабинет, он увидел генерал-фельдмаршала Христофора Антоновича Миниха, сидящего в кресле. Рядом на стуле сидел молодой епископ в сером плаще с капюшоном, сверля генерала острым взглядом своих темно-серых глаз, на жестком худом заострённом лице. Сопровождающий капитан, отдав честь, вышел строевым шагом.

Некоторое время Лизогуб молчал, глядя на генерал-фельдмаршала и епископа, стоя навытяжку.

«Молчите…» – первым нарушил тишину резкий скрипучий голос Миниха: – «Это хорошо, нам нужен такой человек, что умеет молчать». Лизогуб не проронил ни слова в ответ. Молчал и епископ.

«Никто не должен знать, что я здесь» – продолжил Миних: – «У меня для Вас секретный указ. „Слово и дело Государево“– никаких бумаг и записей. Всё, что в этой комнате будет сказано, в ней должно остаться, надеюсь, Вам понятно». Лизогуб приложил ладонь к груди и слегка наклонил голову.

«Генерал» – продолжил Миних: – «Поступаете в распоряжение падре Филиппо. Вам необходимо исполнять все его указания. Полагаю, Вы говорите по-итальянски?» Лизогуб ответил утвердительно коротким кивком.

«Приказываю Вам обеспечить сопровождение и безопасность высокой особы из Москвы в Италию, генерал» – проскрипел Миних: – «Маршрут определите сами, людей надёжных выберите на ваше усмотрение из своих. Необходимо соблюдать полную и безусловную тайну».

Лизогуб молчал, стоя навытяжку, слушая приказ. Глаза его смотрели прямо перед собой.

«Хорошо, что Вы молчите, не задавая вопросов о том, кто эта особа» – удовлетворённо проскрипел Миних: – «Во избежание неожиданностей с Вашей стороны, для гарантии полного и безусловного выполнения приказа, считаю необходимым открыть Вам Государеву тайну. Понимаю, что Вы так же будете молчать об этом». Лицо Лизогуба по-прежнему ничего не выражало.

«Особа – молодой Государь император» – так же бесстрастно проскрипел Миних: – «Но он пока об этом не знает. Он должен быть доставлен в Италию, несмотря ни на что. Он может угрожать, сопротивляться, не обращайте на это внимания, всё это уладит падре Филиппо». На шее и висках Лизогуба вздулись жилы, но он не пошевелился.

«Чтобы Вы понимали, что я – только солдат, а не заговорщик» – продолжил Миних: – «Да будет Вам известно, что дед молодого Государя, император Пётр Алексеевич, жив и здоров, находится в Италии, восседает на Великом престоле, как папа Бенедикт. Он прислал указ отправить к нему молодого наследника для подготовки к занятию Великого престола. На Российский престол местоблюстительницей заступит его дочь, цесаревна Елизавета, она тоже пока об этом не знает. В своё время самого императора Петра, правда, по его же указу, отправлял в Италию и всё устраивал при дворе Светлейший князь Александр Данилович Меньшиков. Сейчас при дворе всё устроит вице-канцлер Остерман Андрей Иванович, указ ему известен. Вы поняли приказ?» Лизогуб чётко кивнул головой, по лбу его катился холодный пот, он почти не дышал.

«Падре, оставляю Вас наедине» – сказал Миних; встав, вышел прямым шагом.

А. XXXI. 1 Московский Кремль в XVII веке на картине А. М. Васнецова (1856– 1933 годы).

Изображен Кремль со стороны Китай Города. Двуверхая башня над воротами Космы и Дамиана возле Устьинского моста на Яузе сегодня не существует, как нет и ворот и стен Китай Города.

Хорошо видны Собор Василия Блаженного, Спасская башня, Архангельский собор, колокольня Ивана Великого. Сохранившиеся до наших дней постройки изображены максимально достоверно.

А. XXXI. 2 Спасская башня, у Данте – Немврод (Нимрод)

Спасская башня (ранее – Фроловская башня) – выходящая на Красную площадь одна из 20-ти башен Московского Кремля. В башне расположены главные ворота Кремля – Спасские, в шатре башни установлены знаменитые часы – куранты.

Башня была сооружена в 1491 году в период княжения Ивана III архитектором Пьетро Антонио Солари, о чём свидетельствуют белокаменные плиты с памятными надписями, установленные над въездными воротами башни. С внешней стороны башни надпись сделана на латинском языке; с внутренней – на русском: «В лето 6999 [1491] июля божией милостию сделана бысть сия стрельница повелением Иоанна Васильевича государя и самодержца всея Руси и великого князя Володимирского и Московского и Новгородского и Псковского и Тверского и Югорского и Вятского и Пермского и Болгарского и иных в 30 лето государств его, а делал Пётр Антоний Солярио от града Медиолана» (то есть Милана). До постройки существующей башни на этом месте стояла Фроловская стрельница белокаменного Кремля 1367 года. При ремонте стрельницы в 1464—1466 годах В. Д. Ермолин установил на ней белокаменные рельефы с изображением покровителей московских князей – святых Георгия Победоносца и Дмитрия Солунского; эти рельефы перенесли на новую башню, где они находились до XVII века.

А. XXXI. 3 Храм Василия Блаженного, у Данте – Эфиальт.

Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву, также называемыйСобор Василия Блаженного – православный храм, расположенный на Красной площади в Москве. Широко известный памятник русской архитектуры. До XVII обычно назывался Троицким, так как первоначальный деревянный храм был посвящён Святой Троице; был также известен как «иерусалимский», что связано как с посвящением одного из приделов, так и с совершавшимся в Вербное воскресенье крестным ходом к нему из Успенского собора с «шествием на осляти» Патриарха.

Покровский собор был построен в 1555—1561 годах по приказу Ивана Грозного в память о взятии Казани и победе над Казанским ханством, которые случились именно в день Покрова Пресвятой Богородицы – в начале октября 1552 года.

А. XXXI. 4 Водовзводная башня – у Данте – Антей.

Водовзводная (Свиблова) башня – юго-западная угловая башня Московского Кремля. Располагается на углу Кремлёвской набережной и Александровского сада, на берегу Москвы реки. Возведена в 1488 году итальянским архитектором Антоном Фрязиным (Антонио Джиларди). Название Свиблова башня происходит от боярской фамилии Свибло (позднее Свибловы), двор которых примыкал к башне со стороны Кремля.

Одна из красивейших построек Кремля. Современное название получила в 1633 году после установки в ней водоподъёмной машины, изготовленной под руководством Христофора Галловея, для подачи воды из Москвы-реки в Кремль. Это был первый в Москве водопровод из баков, поставленных в верхних ярусах башни. Вода из неё была проведена «в государев Сытный и Кормовой дворец», а потом и в сады.