Я жил в лесу, как дикий зверь, Под шум дождя и ветра вой. В людском жилье к порогу, в дверь, Лежал, уткнувшись головой. А люди приходили в лес. Я вскакивал навстречу им; С оглядкой полз наперерез, Пугаясь голосам чужим. Меня пытались приручить И в клетке комнатной держать; Ласкать, и глупостям учить, И сладко пить, и сытно жрать. Но дикий нрав держал меня Вдали от сытного жилья. Ночами вскакивал, дрожа, Почувствовав, что в клетке я. Но вдруг пришла меж них одна… В тот мир, где жил я, затаясь, С улыбкой вторгнулась она, С каким — то странным блеском глаз. Ей нравился мой дикий вид, Блеск ярких глаз моих в ночи, Когда луна, дрожа, блестит В плесах озёр, в стволах осин. Мы игры затевали с ней, И пляски в солнечном огне Любили мы среди полей. И в клетку захотелось мне. И я приполз к ней, весь дрожа. Мой вид был жалок и смешон. Я выл под дверью, чуть дыша, Она меня прогнала вон. Добрёл до первых я берёз, Упал под сенью их ветвей. Луна, свидетельница грёз, Взошла над зеленью полей. Поднявшись, выл я на луну, И понял вдруг, что я ручной. Я знал из всех людей одну, Я диким буду ей одной. Наутро вновь она пришла. Я гордо вынес встречу с ней. Она не знала, что была Свидетель гибели моей. Оскалив зубы, как всегда, Рыча, я бросился за ней. Но мир бы отдал я тогда За ласку, за тепло речей. — Люблю тебя, мой дикий зверь, — Она воскликнула, смеясь. С восторгом понял я теперь, Как жалок был я, притворясь, Я следовать за ней готов, И на глаза не попадусь. Но с первым звуком нежных слов, Как тень пред нею я явлюсь.