Свадебные обычаи
Горянки всегда славились красотой и грациозностью. Не случайно понятие «черкешенка» стало общепризнанным эталоном красоты. Описание прекрасных черкешенок мы находим даже у Вольтера. О черкешенках говорили: «Капля ее крови очищает целое поколение». На черкешенках женились самые важные особы, не избежал этого искушения и Иван Грозный. Множество черкешенок стали женами восточных владык, они были непременным украшением богатых гаремов. Любовь, встреча молодых, сватовство, подвиги во имя избранницы - важная часть фольклора горцев.
В ингушском приветствии любимой поется:
Ты, что словно гора, высока
И чиста, как зимой гора,
Ты, что ко мне добра и щедра,
Как грудь, что полна молока,
Ты, что чиста, как в долине река
Иль звезда на небе ночном,
Ты, что сама так же легка,
Как рубашка на теле твоём,
Ты, что как сон винограда сладка,
Ты, что, как синее море, гладка,
Ты, которой прекраснее нет,
Прими мой поклон, мой сердечный привет!
Свадебный обряд у народов Северного Кавказа был одним из самых торжественных и красочных. Свадьбы играли круглый год, но большинство из них приходилось на осень, после сбора урожая.
Обычно юноши и девушки присматривались друг к другу на праздниках, свадьбах, посещая родственников и кунаков, в ходе сельских работ. Делалось это осторожно, пристальные взгляды и слишком явный интерес считались неприличными.
Классическая сцена выглядела так: девушка с кувшином идет за водой к роднику, навстречу ей едет джигит на лихом скакуне и просит напиться воды. В жизни случалось по-разному, но традиции при этом никогда не нарушались.
Примером может служить одна из самых известных романтических историй, которая произошла с наибом Шамиля Ахвердилавом. Однажды в Чечне он увидел девушку необычайной красоты и грации, Ахвердилав решил, что это его судьба, и попросил своего друга - чеченского наиба сосватать ему прекрасную чеченку. Друг Ахвердилава тут же отправился к родителям девушки и вернулся с их согласием. Увозя в Дагестан невесту, Ахвердилав был счастлив, как никогда. По горским обычаям невесте полагалось грустить, но скупые слезы невесты показались Ахвердилаву особенно горькими. Он осторожно, мизинцем, снял слезинку с глаз девушки и попросил открыть причину ее печали. Девушка молчала. Настойчивый Ахвердилав добился от нее неожиданного признания, ранившего его в самое сердце. Девушка любила его друга - того самого чеченского наиба, которого Ахвердилав посылал сватом. Верный мужской дружбе и своему обыкновению решать трудные дела посредством кинжала, Ахвердилав тут же отрубил себе мизинец, коснувшийся девушки. На свадьбе друга Ахвердилав был самым почетным гостем. Подобные истории случались в горах не так уж редко.
И. Алироев и Д. Межидов в книге «Чеченцы: обычаи, традиции, нравы» описывают свадебный церемониал, включающий в себя свадебный поезд, скачки, ввод невесты в дом, знакомство с невестой, вывод невесты к реке, посещение зятем родителей невесты и Другие красочные обряды, которые сопровождались пением, танцами, музыкой, пантомимами. Гостей на свадьбе веселили «джутаргаш» - клоуны в масках. Как пишут авторы: «На свадьбу приходят и приезжают с подарками. Женщины приносят, как правило, отрезы материи, коврики, кур, сладости, иногда деньги; мужчины - деньги или баранов… Причем мужчины часто передают свой подарок непосредственно невесте: «мотт баститар» («развязать язык»). Суть этого ритуала в следующем: к пришедшим на свадьбу гостям, после того как они поели, выводится невеста, у которой старший застолья просит воды с таким намерением, чтобы она с ним заговорила, пожелав выпить воду на здоровье. При этом с невестой шутят, говоря о положительных и отрицательных сторонах ее внешности, характера и ее жениха. Наконец она произносит одну-две фразы, предлагая выпить воду на здоровье. Присутствующие благодарят ее и желают ей всего наилучшего, счастья будущей семье, детям, родственникам…
В этот вечер совершается регистрация брака - «махбар», в которой участвуют доверенный отца (братья, дяди) невесты и жених. Обычно представителем от родственников жены бывает мулла, который от имени отца (а в случае его отсутствия - брата, дяди) дает согласие на вступление в брак дочери (сестры, племянницы). На следующее утро невеста становится молодой хозяйкой дома. Во время свадьбы и церемонии вывода невесты к воде жених отсутствует, часто проводит это время с друзьями в веселье.
Через месяц, а иногда и через 2-3 месяца (а у ингушей - и через год) невестка отправляется домой («децъа яхар») с подарками для своих родителей и родственников в сопровождении близкой родственницы жениха, которая преподносит подарок - приношение родителям. Сопровождающая невестку женщина сразу же возвращается с подаренным ей обычно отрезом или ковром. Дома невестка бывает, как правило, месяц, но может быть и меньше, в зависимости от ее желания. Дома она готовит постельные принадлежности и другое свое приданое, затем возвращается к мужу с подарками для свекрови, свекра, деверя и золовок. Для свекра, как правило, она привозит из дому постель («мотт-гъайба»), а для остальных - различные подарки».
А вот как описывал свадебный обряд вайнахов в 1868 году в «Этнографических очерках Аргунского округа» А. П. Ипполитов: «Задумавши сватовство и получивши на это согласие родственников невесты, жених делает уже предложение формальное: выбираются два или три почетных человека, обыкновенно родственники жениха, и едут к отцу девушки. Если он согласен, - ему отдают калым или часть калыма, и дело считается оконченным. На мусульманские калымы европейцы вообще смотрят чрезвычайно ошибочно. Их обыкновенно считают платою, даваемой женихом отцу или родственникам девушки за саму невесту, как за какую-нибудь вещь. Между тем это мнение не верно. Калым есть приданое, даваемое невесте самим же женихом: он составляет обеспечение всей ее будущей жизни и есть исключительно ее собственность. Цифра калыма различна и зависит от богатства народа, равно как и от общественного положения девушки. Между теми племенами горцев, где есть сословные различия, калымы были значительны. У кабардинцев, например, даже в последнее время они доходили до 1500 руб. серебром за дочь князя; за дочь узденя от 100 до 400 руб. Из числа этой суммы половина отдается тотчас же, а другая половина остается обыкновенно замужем. В случае если бы муж дал развод своей жене или умер, она сполна весь калым (накях) и получает. Лет сто тому назад, когда монет в обращении между горцами было весьма мало, калымы выплачивались панцирями, шашками, оружием и холопами, в особенности холопками…
У племен чеченского происхождения, где народ не богат и где сословных классов, так резко счерченных, как, например, в Кабарде, никогда не было, калымы (урдау) не превышали никогда цифры 250 руб. серебром, обыкновенно же были всегда и менее. Меньшая цифра их - 28 руб. за девушку и 14 руб. за вдову. Взять назад свое слово жених имеет право; но, ни невеста, ни ее родственники по получении калыма не имеют уже права отказаться от своего обещания, не нанося этим обиды жениху. Если же девушка, засватанная за одного, выйдет замуж за другого, то это навлекает месть на ее родственников и такое происшествие редко не оканчивается кровью. Засватавши девушку, жених делает подарки ее отцу, деду или дяде - кому-либо из главных и ближайших ее родственников; дарится обыкновенно оружие, лошадь, кусок шелковой материи и прочее. Время свадьбы зависит от согласия обеих сторон и может быть отложено на неопределенный срок… Во все это время жених имеет право свою невесту посещать, стараясь только не встречаться с ее отцом и матерью. За четыре дня до свадьбы невесту везут в дом родственников жениха. Обыкновенно посылают за ней на арбе какую-нибудь старую женщину с бойким и острым языком, и с ней вместе человек 20-30 молодежи, любителей всякого рода скандалов и бурных сцен. Вся эта толпа недалеко от дома невесты встречается криком и бранью мальчишек, камнями и выстрелами; но несмотря на это, отшучиваясь и защищаясь каждый как сумеет, посланные подъезжают к ее дому. У дверей ее комнаты они, обыкновенно, встречают одного из родственников девушки, который при их приближении запирает дверь и требует подарка. Ему дается кинжал - и заветная дверь отворяется. Но там их встречает другое препятствие: вместо цербера мужского пола в комнате невесты ожидает их множество церберов-женщин; это родственницы и подруги невесты, собирающиеся к ней за несколько дней до свадьбы, чтобы заготовлять вместе с ней приданое и свадебные подарки, как то: тесьмы, галун, пистолетные чехлы и прочие недорогие вещицы. Женщины встречают посланных за невестою истинно по-женски - иглами, булавками, ножницами, рвут на них черкески и бешметы, отнимают шапки, так что половина из них выходит из комнаты без рукавов и без одной или обеих пол платья. Когда достаточно пошумели, посланные за невестою угощены, и поезд вместе с нею тронулся в обратный путь, его провожают снова камни мальчишек и ружейные залпы взрослых.
Три дня празднуют свадьбу в доме одного из родственников жениха…
По прошествии пяти-шести дней после свадьбы новобрачная, взявши большую чашку блинов и кувшин, в сопровождении целой толпы женщин с песнями и музыкой отправляется на реку и там бросает, один по одному, несколько блинов в воду, проколовши предварительно каждый из них иглою или булавкой. После этого, зачерпнувши в кувшин воды, она снова провожается обратно домой, С того же времени она становится вполне женщиною-хозяйкой и получает право, наравне с другими женщинами, ходить на реку за водой; до этого же дня она из комнаты не выходит и никому не показывается…»
Любопытное описание свадебных обрядов горского населения Кабардинского округа Терской области оставил этнограф Н. Грабовский. В 1868 году он был приглашен на свадьбу одного из балкарских таубиев - горских князей - с представительницей знатного сословия родственного карачаевского народа.
«Прискакал гонец и объявил, что свадебный поезд находится от аула в 2-3 часах езды, - писал в своем очерке Н. Грабовский. - Так как в брак вступал таубий и, по принятому обыкновению, невесту его должно было встретить со всевозможным почетом, то привезенное известие подняло в ауле большие хлопоты: молодежь принялась ловить и седлать лошадей, девушки то и дело перебегали из одной сакли в другую, люди солидные отдавали приказания и непривычно суетились, а юное население с криком и гиком спешило карабкаться на плоские крыши сакль и занимать там наиболее удобные места для наблюдений. Через полчаса суета угомонилась и из аула медленно двинулась целая толпа разряженных в шелк и галуны девушек, направляясь к реке, где был назначен пункт для встречи и приема невесты; туда же поехала и арба, запряженная двумя добрыми волами и накрытая сверху, в виде кибитки, персидскими коврами, предназначенная служить экипажем для почетной семьи. Молодежь забралась на коней и также отправилась на встречу; к ним присоединился и я.
Проехав версты три от аула, мы встретили несколько лошадей, навьюченных сундуками с приданым невесты - коврами, тюфяками, подушками и т. п.; караван этот служил авангардом свадебной процессии и извещал о скором приближении ее. И действительно, взъехав на один небольшой гребень, внизу его, на площадке, обнесенной кругом сосновым кустарничком, мы заметили довольно густую кучу людей, садившихся на коней. Через минуту люди эти, затянув оридада (свадебная песня), двинулись в путь по дороге к нам. Заметив нас, некоторые из них начали джигитовать; поравнявшись же с нами, этот маленький отряд остановился, и встретившиеся начали приветствовать друг друга. Оказалось, что люди эти были киедженгеры (то же, что у нас поезжане), ездившие за невестою и составлявшие в дороге конвой ее. Один из них держал в руках длинную хворостину, на верхушке которой развевался тонкий гарусный шарф и малинового цвета шерстяная перчатка. Это импровизированное знамя… служит знаком соединения молодых людей для одной общей цели - защиты вверенной им девушки.
Сзади, саженях в 30 от конвоя, показалась другая небольшая кучка людей… Когда эта кучка поравнялась со мною, я увидел, что в середине ее на лошади сидит женская фигура - невеста, с ног до головы покрытая шалью; помещалась она на широкой подушке, положенной на обыкновенное мужское седло, придерживаемая сзади мужчиною, который правил и лошадью. Этот мужчина бывает обыкновенно или родной брат невесты, или самый ближайший родственник ее; окружающая свита состоит также из родственников…
Переправившись через реку, отряд киедженгеров и присоединившаяся к ним аульная молодежь тотчас же удалились в сторону, чтобы не присутствовать при том, как невеста будет слезать с лошади и садиться в арбу. Я же остался посмотреть на церемонию приема приезжей вышедшими навстречу девушками. Как только поезд приблизился к тому месту, где стояла арба, мужчины, сопровождавшие невесту, слезли с коней, а ожидавшие прибытия ее девушки тотчас же стали в кружок около нее. Один из мужчин достал откуда-то ходули (напоминающие японскую обувь «гета» - Авт.), издали казавшиеся серебряными, на которые стала снятая с лошади невеста. Поддерживаемая с обеих сторон девушками, она дошла до арбы и с несколькими знатными из вышедших к ней навстречу села в этот экипаж; остальные девушки остались вокруг арбы. В таком порядке поезд тронулся с места, а с ними одновременно двинулись вперед и стоявшие в стороне киедженгеры; большая часть из них затянула опять оридада, а некоторые зрители пустились скакать, стреляя в бросаемые по дороге папахи.
За несколько десятков саженей пути до аула поднялась вдруг непонятная для меня тревога… Вся толпа киедженгеров преследовала одного человека… Преследуемый лихо скакал, направляясь к одному из крайних дворов, обнесенному высокою каменною стеною, и в свою очередь тоже громко кричал и махал рукою. В то время как он приближался к воротам означенного двора, несколько человек из аула подбежали туда и, быстро сняв загораживавшие ворота жерди, пропустили во двор переднего всадника, а затем тотчас же снова заложили ворота. Между преследовавшими… поднялся шум с еще большим неистовством. Некоторые из них, успевшие подскакать к воротам, торопились сбросить ненавистные жерди. Эта маленькая задержка дала возможность убегавшему скрыться с глаз. Преследование прекратилось, но толпа не унималась и продолжала страшно кричать… Я встретил там своего хозяина, который не замедлил объяснить мне причину суматохи. Оказалось, что один из аульных стариков, протиснувшись к знаменосцу, сорвал с древка шарф и ускакал. Потерять это импровизированное знамя считается между горцами величайшим позором, способным вызвать серьезную драку и неприятные последствия ее. По мнению солидных людей, молодежь, позволившая каким бы то ни было путем овладеть знаменем, может допустить это и по отношению к невесте. Несмотря, однако ж, на дурные последствия, вызываемые подчас смелым нападением на святыню киедженгеров, нападения эти делаются все-таки почти при каждой свадьбе. Обычай этот остался напоминанием о прошлом горцев, когда, при неприязненных отношениях с соседями, подобные нападения имели нешуточное значение, и обязывает молодежь не дремать даже и при нынешних, «мирных» условиях жизни.
В это время уже близко к аулу приближался торжественный поезд невесты, молодежь приумолкла и соединилась с поездом для того, чтобы сопровождать невесту при вступлении ее в аул и потом в дом жениха. Едва эта толпа, увеличившаяся еще аульными зеваками, вступила во двор жениха, как раздалась сильная ружейная трескотня. Гул выстрелов, крики людей и страшная давка продолжались до тех пор, пока невесту, закрытую по-прежнему с ног до головы, не увели в приготовленную для нее саклю…
К вечеру шум немного приутих и к нам в кунацкую ввалилось несколько человек из бывших киедженгеров. Едва эти молодые люди ступили за порог, как были встречены насмешками бывших в кунацкой; за оплошность - главную причину потери знамени - их величали «бабами», - эпитетом в высшей степени укоризненным для мужчины и особенно джигита… В это время вошел в кунацкую и мой хозяин с предложением идти попировать и повеселиться на свадьбе.
Вышедши из кунацкой, я увидел в той стороне, где находился двор жениха, яркое освещение. Пробираясь по узким и темным закоулкам аула, мы через несколько минут вступили в этот двор, наполненный, как три часа тому назад, большою толпою, на этот раз пешею. Пробравшись сквозь толпу, мы очутились на небольшой площадке, оставленной посреди двора для танцующей публики. Здесь на середине был разложен большой, ярко пылавший костер из сосновых дров, а полукругом около него пар двадцать девушек вперемешку с мужчинами тихо и медленно, с отсутствием даже малейших порывистых движений, отплясывали свой местный танец.
…Во все время танцев между танцующими и особенно около любопытной толпы суетился один молодой человек, имевший в руках довольно большую и длинную палку; он то и дело отгонял наступавшую толпу, прикрикивал на танцующих, пускался сам плясать, словом - поспевал всюду. Иногда в два-три прыжка он оказывался посредине площадки и, остановившись перед танцующею парою, заграждал ей дальнейший путь своим посохом. Парочка останавливалась и кавалер… доставал кошелек или портмоне и платил за свадебный пропуск. Получив «выкуп», молодой человек быстро удалялся, поднимал вверх руку, показывая всем достоинство полученной им монеты или кредитного билета, прятал эти деньги и, очутившись вновь около толпы, успевшей в его отсутствие нахлынуть за указанную черту, без милосердия бил по ногам переступивших границу. Задержки танцующих и требование «выкупа» повторялись довольно часто, причем не имевшие денег давали какую-нибудь мелкую вещицу… Молодой человек этот имеет значение распорядителя танцев и по-горски называется «бегеул» (бегаул); обыкновенно в это звание выбирается расторопный и бойкий человек - мастер на все руки. Собираемый им выкуп идет в пользу музыкантов…
Вскоре появилась перед нами и полуведерная деревянная чаша с пивом; осушаемая и вновь наполняемая, она не уставала ходить из рук в руки и самым наглядным образом давала чувствовать свое присутствие: некоторые почетные люди, сидевшие или стоявшие до того весьма солидно, начинали уже выражать свое участие в свадьбе сперва тихим, а потом и довольно шумным хлопаньем в ладоши, а некоторые, помоложе, пустились танцевать и сами. Всякий раз, как кто-нибудь из почетных пускался в танцы, музыка тотчас же оживлялась и каждое па танцующего сопровождалось громкими рукоплесканиями и другими одобрительными приемами в виде неистовых взвизгиваний и стрельбы…
Возвратившись в гостеприимную кунацкую, я попросил хозяина рассказать мне обычай сватовства и вообще женитьбы в горах. Родственники человека, желающего вступить в брак, если они принадлежали к высшему сословию, прежде всего начинают наводить справки о семействе, из которого предполагают взять невесту; и если это семейство удовлетворяет всем условиям обычая, то есть хорошего происхождения, равного с желающими свататься, и имеет достаточное материальное состояние, то приступают к сватовству. Для этого выбирают одного из племянников или вообще близкого родственника (родной брат или посторонний может быть в качестве свата, когда нет родственников) и, снабдив его необходимыми инструкциями, отправляют туда, где живут родные выбранной девушки. Доверенный, смотря по обстоятельствам, или прямо объявляет о своем намерении, или же дает знать о нем намеками. Когда нет причин без всяких объяснений отказать сватающему, собираются все родственники девушки и общим собранием решают: принять ли предложение доверенного жениха или отказать ему? Если жених, в свою очередь, удовлетворяет всем требованиям обычая, родственники соглашаются принять предложение, но, не давая решительного ответа, зовут девушку из семейства аталыка невесты (аталыками вообще в Кабарде называются члены семейства, в котором воспитываются малолетние дети лиц высшего сословия) и вместе с нею посылают доверенного жениха к самой невесте узнать лично от нее, желает ли она вступить в предлагаемый ей брак. Доверенный жениха, после троекратного вопроса о согласии девушки на брак получивши удовлетворительный ответ, возвращается к родным девушки и объявляет им об этом. Тогда призывают аульного эфендия (муллу), который пишет «накях» - брачное условие. Вызвав доверенных со стороны жениха и невесты, он сажает их перед собою на корточки и соединяет большие пальцы их правых рук; обхватив эти пальцы своею правою рукою, он спрашивает о согласии их доверителей вступить в брак; получив необходимый ответ, эфендий читает молитву и тем завершает обряд венчания.
Согласие девушки на выход в замужество требуется непременно, но оно не всегда служит выражением ее собственного желания. Девушка, заключив из разговора присланной к ней депутации, что родственники на предварительном совещании уже решили выдать ее замуж, изъявляет на то и свое согласие, руководствуясь в этом случае искони заведенным порядком и боязнью скомпрометировать отказом родную семью… Впрочем, бывают случаи, что девушки пренебрегают своим сословным происхождением и положением в обществе и бросаются в объятия своего любезного - простого, незнатного человека. Но так как вообще немного охотниц следовать подобным героическим примерам, то почти все горские барышни выходят замуж по желанию родных, не имея понятия не только о наружности своего будущего супруга, но часто и никогда не слышавши о нем. Это последнее случается потому, что в горах претендентом на руку девушки является обыкновенно не только не одноаулец, но даже и не житель одного общества; главная причина тому - родственные узы высшего класса, который в целом обществе нередко составляет одну фамилию. Более счастливая доля выпала на сторону горянок простого класса: они не стеснены тяжелыми правилами этикета, не ведут замкнутой жизни, не избегают встреч с аульною молодежью и потому имеют возможность выбирать себе мужей по сердцу. Говоря, каким образом выходят замуж девушки, нелишним будет сказать несколько слов и о том, как смотрят на это мужчины. Здесь главную роль также играет не личное расположение к девушке, которую молодой человек, может быть случайно, проездом, видел один раз, - чаще же совсем не видит, - а сословное ее положение и расчет. Мужчинам, впрочем, обычай позволяет делать некоторые уступки сословным их взглядам и брать жен себе из сословия, не равного им, в том предположении, что муж жене дает и имя, и права; обратного же условия обычай не допускает.
По совершении накяха со стороны жениха должна быть внесена третья часть калыма, следуемого за жену. Этот последний в горских обществах Кабарды распределяется следующим образом: лица, принадлежащие к сословию таубиев, платят от 700 до 1000 руб. серебром, а фамилия Урусбиевых - 1500 руб.; лица простого сословия - не свыше 300 руб. Спустя некоторое время после уплаты первой трети калыма вносится вторая, а затем, обыкновенно через год, жених может взять невесту в свой дом и после этого уже заплатить остальную часть калыма… При совершении накяха, кроме части калыма, со стороны жениха следует сделать подарок отцу или брату невесты - одну лошадь и пару быков; а эфендию, писавшему условие, - одну лошадь или, если жених не особенно состоятельный - 10 руб.
Когда настает время взять невесту в дом жениха, последний собирает в своем ауле молодежь и вместе с нею сам, или ближайший родственник его, отправляется туда, где живет невеста. Родственники невесты, предуведомленные заранее о прибытии киедженгеров и жениха, делают приготовления к отъезду ее, а между тем приглашают девушек и молодежь, которые до отъезда невесты веселятся в доме у ней; веселье это, как и на свадьбе, заключается в пляске. Жених, если он сам приехал за невестою, во все это время скрывается у кого-нибудь из своих знакомых и никуда не показывается; точно так же он скрывается и в своем ауле, пока празднуется свадьба; здесь для своего пребывания он выбирает дом кого-нибудь из своих коротких знакомых, который с этого времени становится уже для него родственником, вроде аталыка, и называется «болушьюй». Жених в поезде невесты также не бывает и следует сзади; в свой аул въезжают ночью и так, чтобы никто не видел.
Обыкновенно при отправлении партии жениха за невестою участвующие в ней одеваются самым лучшим образом. Приехавши в аул невесты, они щеголяют перед тамошней молодежью своим нарядом, оружием и лошадьми; все это делается с целью сколь возможно возвысить достоинство жениха. Местная молодежь как нельзя лучше пользуется хвастовством приезжих и обирает их, в силу обычая, с ног до головы. Таким образом, к отъезду киедженгеры обращаются в толпу оборванцев, а местная молодежь начинает щеголять их костюмами и оружием… По приезде в дом жениха свадебное веселье, если жених таубий, продолжается дней 10-15; простой же народ веселится дней семь.
В супружеские права жених вступает или в день привода невесты в его дом, или на другой день. К молодой супруге он отправляется не иначе как тайком и ночью; в первое посещение молодого мужа сопровождает в дом жены кто-нибудь из близких и друзей его. Войдя в саклю, муж садится на кровать, а жена в это время стоит в углу около кровати, с головы до ног покрытая шалью; пришедший вместе с мужем снимает последнему чувяки и затем удаляется из сакли. Муж обязан снять с жены покрывало и вообще раздеть ее. Так как горские девушки для сбережения стройной тонкой талии и вообще грациозности еще с малолетства зашиваются в сафьяновый корсет, то молодому мужу представляется немало трудов и хлопот снять этот корсет, развязав аккуратно все узелки, с умыслом хитро запутанные подругами невесты перед увозом ее в замужество; разорвать же или разрезать эти узелки считается большим стыдом для молодого человека. Но, несмотря на это, нередко все узелки разрываются, уступая силе или кинжалу молодого человека.
Через несколько дней после окончания свадебного пира новобрачный делает угощение для мужчин, то есть кормит и поит их, а на другой день после этого угощает всех аульских женщин и девушек (жены таубиев не бывают здесь, так как они вообще никуда не показываются). Каждая состоятельная женщина, идя на это угощение, должна принести с собою одного барана, котел пива и котел бузы (буза приготовляется из проса; это довольно хмельной напиток, напоминает русскую брагу), а кто победнее - курицу, кувшин пива или бузы, или, наконец, что в состоянии. Этот назначаемый для угощения женщин день называется «аувалгангюн» и играет весьма важную роль в свадебной процедуре: в этот день снимают с новобрачной покрывало и с этого времени она остается навсегда с открытым лицом; а если случается, что закрывает его иногда после, то это делается лишь при посещении ее какими-нибудь особенно важными гостями. Когда нужно приступить к этой церемонии - «открытию» лица новобрачной, муж. заранее выбирает кого-нибудь из своих ближайших приятелей и поручает это дело ему; последний отправляется в саклю новобрачной и там палкою, обмотанной с конца шелковою матернею, сбрасывает покрывало. Исполнивший этот обряд становится родственником новобрачных - также аталыком. Кроме этого, в тот же самый день показывается народу все привезенное молодою приданое. Тут же молодая обязана подарить матери своего мужа, а за неимением ее - сестре его шелковый полный женский костюм; такой же подарок она должна сделать и аталычке, то есть воспитательнице мужа.
Молодой супруг живет в доме своего приятеля - болушьюй - не только свадебное время, но часто, по обычаю, остается в этом доме несколько месяцев и даже год, посещая в это время свой дом и жену только по ночам. Когда же, наконец, он оставляет дом болушьюй, этот последний обязан сделать, по средствам, угощение аулу. В благодарность за гостеприимство новобрачный дарит при этом случае лошадь, а потом, от времени до времени, семейство болушьюй получает и другие подарки, более или менее ценные. Благодарность за гостеприимство вообще не ограничивается только материальным вознаграждением, но выражается также и покровительством семейству болушьюй, если проживавший у них человек влиятельный и сильный в обществе.
Когда новобрачная раздает, по принятому обыкновению, привезенное с собою приданое родственникам и близким знакомым своего мужа, она отправляется снова в дом своих родителей… Перед отъездом своим вновь к мужу она делает угощение своим одноаульцам; родственники и остальные жители аула обязаны сделать ей подарки, каждый сообразно со своим состоянием. Забрав все подаренное ей, она отправляется к мужу. Вот это-то благоприобретение, в сущности, и составляет действительное приданое жены. При вступлении в брак таубия с каждого двора в ауле должны дать ему по одной штуке рогатого скота, стоящей не менее 10 руб.; подарок этот известен у горцев под названием «берне». Всех описанных выше порядков придерживаются строго только люди привилегированного класса; у простонародья же принято делать все это гораздо проще. Мужчина этого последнего сословия, приобретя возможность жениться (собравши калым), выбирает знакомую и нравящуюся ему девушку и, встретившись с нею после принятого им решения, говорит ей о своем намерении. Если девушка согласна, он для соблюдения принятой формальности посылает сватать ее. Присутствовать на своей свадьбе жениху-простолюдину обычай не воспрещает, но он должен стоять где-нибудь в сторонке и не принимать участия в веселье. Не возбраняется также мужу видеть свою жену во всякое время, лишь бы только не при старших…
Молодые люди - холостяки и товарищи вступившего в брак, выпивши на свадьбе достаточное количество бузы или пива и дождавшись окончания пляски во дворе новобрачного, забираются куда-нибудь поблизости в засаду и там терпеливо подкарауливают секретное шествие молодого мужа на подвиги «первой ночи». Давши ему возможность, как будто незамеченному, пробраться в саклю своей жены, шаловливая молодежь покидает засаду и отправляется также к этой сакле, захватив с собою заранее припасенные воду, курей, кошек и даже собак. Так как подобные нашествия предвидятся тоже заранее, то молодой человек, сопровождавший в первый раз мужа к жене, и «джемхагаса» (слуга из приближенной к дому невесты семьи) принимают на себя обязанность стражей чертога новобрачных. Но, несмотря на бдительность этих аргусов, злонамеренная молодежь, пользуясь преимущественно силою, успевает завладеть этими стражами и крышею сакли новобрачных. Достигнувши этого последнего пункта, посылают в трубу камина весь запас животных и пернатых, льют туда воду, бросают папахи и стреляют, пока, наконец, истощатся и материал для беспокойства молодого супруга, и собственная охота к подобному занятию. По принятому обыкновению, новобрачный обязан все эти «подарки» шутников-товарищей выкинуть вон из своей сакли тотчас же; но так как эти шутки иногда переходят границы терпения супруга, то он принимается бранить беспокоящих его и дальше не обращает внимания на посылки их; таким образом молодой чете иногда приходится довольно долго оставаться в сообществе мяукающих кошек, визжащих собак и кудахтающих кур; только по уходе беспокойной толпы взволнованный муж освобождает несчастных пленных. Подобные развлечения, впрочем, позволительны только в отношении супругов - молодых людей, но отнюдь не пожилых и пользующихся исключительным положением в обществе.
Как вообще у магометан, у горцев Кабардинского округа допускаются многоженство и развод. Первое почти не встречается в горах, принято иметь лишь одну жену: такое обыкновение вытекает… из простого недостатка материальных средств. Если обратить внимание на ту плату за жену, которая существует даже и у простого народа, то станет понятным, что немногие в состоянии заплатить два-три калыма».
До освобождения феодально-зависимых сословий в Кабарде с невестой в дом жениха отправлялись в качестве приданого и слуги: женщина - «каравашка» и упоминавшийся выше джемхагаса. При невесте находилась также «дигиза» - воспитательница (аталычка) или гувернантка и компаньонка новобрачной. Дигиза и джемхагаса должны были прожить в доме будущего мужа девушки, с которою они посланы, от одного до трех лет: первая - в качестве экономки, второй - слуги. При отъезде дигиза, прежде чем передать своей подопечной права хозяйки, должна была устроить угощение обществу того аула, где прожила это время. Впрочем, ни дигиза, ни джемхагаса в итоге не оставались внакладе. По свидетельству Н. Грабовского, каждый из присутствовавших на подобном празднике должен был «сделать дигизе подарок: сам таубий, при жене которого она жила, если он человек вполне состоятельный, дает от 10 до 30 коров, 100-200 баранов и полную женскую шелковую одежду; прочие таубий - по одной лошади, а простой народ - по одной корове. Кроме этих подарков таубий, у которого жила дигиза, предоставляет в пользу ее всю шерсть с баранов и шкуры зарезанного скота за все время пребывания ее у него в доме. Джемхагаса отправляется домой вместе с дигизою и при этом получает от мужа той, которой он служил, всю одежду, полное оружие и лошадь с седлом». Бесправной пожизненной рабой при хозяйке оставалась лишь служанка.
В связи с подобным обычаем даже после отмены крепостного права немало бедняков в Кабарде стремились занять место дигизы и джемхагаса по добровольному соглашению, заслужив чем-нибудь доверие и уважение семей феодалов и зажиточных горцев. Тем не менее, Грабовский был уверен, что «освобождение холопов разрушительно повлияет на некоторые горские обычаи, создавшиеся под условиями барства, как и везде пользовавшегося роскошными удобствами жизни за счет меньшей братии. Не в далеком будущем, по всей вероятности, и свадебный обычай горцев также подвергнется сильному изменению: исчезнут все гомерические обеды, уменьшится плата калыма, выйдут из моды значительные подарки, делавшиеся ради поддержания таубиевского достоинства, и, наоборот, бедному и бывшему задавленному классу горцев представится возможность в свою очередь делать свадебный сюрприз родным невесты чем-нибудь получше куска в 5-6 аршин миткаля или бязи».
Не менее любопытными были свадебные обычаи в Осетии. Изучавший жизнь и быт осетин в начале 70-х годов XIX века В. Пфаф писал: «По достижении сыном 16-17-летнего возраста отец выбирает ему невесту, и после уплаты калыма 12-13-летняя девушка, не спрошенная о согласии, выходит замуж…» Обряды осетин описала в своей статье «Свадебная обрядовая поэзия Осетин» исследователь Т. Хамицаева: «Основным ритуальным моментом осетинского свадебного обряда в его традиционной форме являлось прощание невесты с родным очагом и приобщение ее к очагу супруга, или, как говорят осетины, ее «постоянного дома», в отличие от «отцовского дома».
В осетинской мифологии важное место занимал дух домашнего очага - «уалартон Сафа» (надочажный Сафа). По поверьям осетин, он «дал первый образец для существующих на земле цепей». Олицетворением его на земле являлась железная цепь, висящая над очагом. У очага и цепи происходили многие семейные обряды осетин.
Именно Сафа, покровитель очага, должен был благословить невесту и в ее родном доме, и в доме жениха. По Д. Шанаеву, этот обряд заключался в следующем: «Когда все вещи невесты приведены в порядок и уложены в арбе, крытой сверху ковром, со стороны невесты остается исполнить одно требование обычая: получить напутственное благословление от домашнего очага и надочажной цепи, имеющих, по представлению сего народа, большую святость и силу напутственного благословения. Шафер является проводником невесты в место нахождения домашнего очага. Он берет невесту под руку и в сопровождении всех девиц вводит ее с опущенною на лицо шалью в отделение, служащее для стряпни, где, следовательно, находятся очаг и надочажная цепь. Шафер подходит с невестою к очагу, и в это время дружки и гости встают со своих мест в ожидании молитвы, которую должен произнести старший и почетнейший из них. А между тем во время этой молитвы шафер с невестой делает три полных оборота вокруг очага; в конце третьего оборота он приглашает невесту прикоснуться к надочажной цепи рукой, что, разумеется, исполняется ею немедленно».
Девушки, следующие за невестой, играют на гармони и поют традиционную свадебную песню «Алай».
В Нарской котловине шафер вел к очагу невесту с обнаженной шашкой и, обойдя с невестой вокруг очага, трижды ударял шашкой по цепи. После этого «все присутствующие, не исключая старух и стариков, становятся в круг, берутся под руки и начинают танец вокруг очага с песней и припевом «ой, алай», хлопаньем в ладоши и в доску».
В Дигории данный обряд, совпадая в общих чертах с описанным выше, имел свои особенности; невеста, прикоснувшись к надочажной цепи, сама обращалась с просьбой к Сафа:
Сафа, небесный Сафа,
Благослови меня в путь,
Надели меня большим счастьем.
В доме жениха этот обряд повторялся. Невеста, которую под руку вводил в дом шафер, трижды касалась надочажной цепи и отходила от нее, не поворачиваясь спиной и кланяясь; взявшиеся под руки гости и домочадцы танцевали в такт исполняемой ими же песни «Алай». Важно отметить, что обряд хождения вокруг очага у осетин сохранился в своем подлинно обрядовом оформлении, в теснейшем сочетании действия, танца, песни, молитвословия и дает возможность предположить, что смысл его заключается в следующем: хор поющих вокруг очага и невесты просил у огня (духа огня) дать всяческие блага невесте, благословить брак. Образцовая невеста должна была быть красивой и обходительной, внимательной не только к родным жениха, но и к соседям, односельчанам.
В песне «Алай» воспевались черты именно такой невесты: «Дружную с людьми ласточку мы ведем в дом. Старшего от младшего отличающая - она будет такой. Для семьи - обилие, мед, среди соседей - ангел».
Т. Хамицаева пишет: «Отдельным жанром, самостоятельной частью общего действа можно считать молитвословия. Наиболее устойчивыми из них оказались те, которые произносились во время отправления невесты из родительского дома, ввода невесты в дом жениха и в момент снятия платка с невесты. В день свадьбы может быть не спета та или иная песня, если среди товарищей жениха нет хорошего запевалы, но молитвословие будет произнесено обязательно.
Молитвословие произносится старшим, чаще мужчиной, иногда пожилой женщиной. В руке произносящего - чаша с пивом. Перед ним невеста, которую берет под руку шафер, за ними стоят родственники невесты, старшие женщины. После каждой фразы они произносят: «оммен» - истинно, да будет так. Молитвословия имеют определенный канон, их можно разделить на три вида: обращение к богу, пожелание двум роднящимся фамилиям, пожелания невесте. На современной свадьбе произнесение молитвословий осталось обязательным. Молитвословие превратилось в напутствие, в котором кто-то из родственников невесты при всех собравшихся гостях наставляет ее, как вести себя в новом доме, старается напомнить ей, что она должна полюбить свою новую семью так, как любит свою, и даже больше».
Описание свадебных обрядов дагестанцев в 60-х годах XIX века оставил ученый-этнограф Н. Львов в своем очерке «Домашняя и семейная жизнь дагестанских горцев аварского племени», изданном в Тифлисе в 1870 году. Имея в виду, прежде всего аварцев, Львов писал: «Брачный союз (ригьин) горцы предпочитают заключать между близкими родственниками и однофамильцами, если условия для этого благоприятствуют…Браки по любви случаются между горцами не так часто. Нельзя, однако, сказать, чтобы любовь была чужда чувству горца. (Любовь у горцев считается священным чувством. Они говорят, что если мусульманин умрет от чистой любви к женщине, то наследует царство небесное.) Напротив, очень часто слышишь, что такой-то влюбился в такую-то, такая-то влюбилась в такого-то (рокьи ккун), и если чувство не сильнее, то, по крайней мере, настолько же развито у горцев, как и у других народов…
Многоженство между горцами мало распространено. Это более зависит от бедности их. Немногие же, имеющие двух-трех жен, стараются помещать их отдельно, по возможности подальше друг от друга, чтобы не произошло между соперницами столкновения…
Обычай похищения женщин, бывший в большом ходу в дошариатное время, если не совсем забыт был при дагестанских имамах, то, по крайней мере, был весьма редко в употреблении… Если родственники похищенной девушки или вдовы не согласятся выдать ее замуж за похитителя, тогда с него взыскивают штраф: 1) называемый «цахис» (зуб меняющий), то есть скотину в том периоде возраста, когда первые зубы начинают заменяться другими; штрафом этим пользуется джамаат; 2) в пользу хана (ныне казны) 100 овец или вместо них 30 руб. серебром; 3) разламывают один угол дома похитителя (в настоящее время такой адат более не исполняется) и изгоняют его из аула на трехмесячный срок, по истечении коего изгнанный, возвратившись домой, должен угостить всех родственников похищенной. За похищение замужней женщины или за неблагонамеренное прикосновение к ней (то и другое очень редко случается) виновник наказуется как за убийство, с небольшим изменением в определении срока для изгнания.
Сватовство производится через мужчину, посылаемого женихом вместо свахи к родным невесты. Цель такого посещения объясняется намеками; прямое же предложение родным о выдаче дочери их замуж считается неприличным. Просьбу эту сват излагает как можно деликатнее. Началом разговора о таком важном предмете служит следующая общепринятая фраза, объясняющая дело вкратце, не конфузя никого: «Просим вас сделаться отцом и матерью, или братом и сестрою», если первых невеста не имеет, «такому-то человеку». Если предлагаемый жених им не по вкусу, тогда они прямо отказывают; в противном случае говорят: «инша-Аллах» (если Богу будет угодно). Этот ответ означает полное согласие родителей на брак дочери их с предлагаемым женихом.
Если невеста не имеет родных или когда родственник, без согласия которого она не имеет права выходить замуж, находится от нее в отдалении, на расстоянии двух дней пути, тогда место их при заключении брачного союза заступает местный дибир (мулла)…
Уполномоченный от жениха, получив согласие родных невесты, тут же поздравив их, приступает к составлению условий, состоящих в определении приданого невесты, свадебного подарка, делаемого ей женихом до свадьбы, и кебина, или, как мы называем, калыма, которым женщины пользуются после смерти мужей или после развода с ними.
Совершают брачный обряд и играют свадьбу не всегда вскоре по окончании сватовства: то и другое откладывают на несколько месяцев, на год, на два, на десять и более лет. Иногда совершают обряд немедленно по окончании сватовства, а свадьбу откладывают на некоторое время, и в промежуток этого времени молодые, оставаясь в домах своих родителей, не должны ни сближаться, ни даже встречаться друг с другом…
Сосватанные молодые люди пользуются большим почетом от своих родственников. За месяц или недели за три до дня вступления новобрачной в дом мужа они ежедневно приглашаются своими родственниками, которые угощают их самыми вкусными яствами и питиями. Каждый из молодых, отдельно отправляясь в гости, ведет за собою почетную свиту мужчин и женщин, на долю коих, благодаря их патронам, достается немалая часть их вкусных яств. Во время нахождения жениха или невесты у пригласивших их родственников дома последних наполнены гостями, принимающими непритворное участие в радости виновников пирушки. Каждый старается быть веселым, развязным и многие острят самым забавным и приятным для самолюбия жениха образом. Там поются веселые песни, аккомпанируемые стуком бубна (жирхен); поются вприпляску импровизированные песни любви или происходит между женщиной и мужчиной шуточная брань, импровизированная стихами, также нараспев и вприпляску. Рог, наполненный бузою или чабою, сопровождаемый криком обносчика «воре-шораб» (берегись, дошла очередь!), беспрерывно обходит гостей, составляющих собою тесный кружок, посредине которого красуется большое медное блюдо или деревянный лоток, наполненный чуреками, сыром, колбасой, вяленой бараниной, курдючьим жиром, луком, медом, виноградом и другими фруктами. Угощаемая своими родственниками, невеста имеет удовольствие, так же как и жених, слышать от женщин множество приятных замечаний и намеков относительно положения, в каком она будет находиться в день вступления ее в дом молодого мужа, для чего советуют ей, не стесняясь, кушать больше, чтобы до того времени укрепиться в теле. Вместе с тем они, как опытные, считают необходимым сообщить ей обо всем, что каждая из них испытала во время первой уединенной встречи с мужем… В назначенный для бракосочетания день жених уходит из своего дома к товарищу или родственнику, который назначается на свадьбе исполнять обязанность дружка (гьудул). Пред сумерками жених возвращается к себе в дом, куда приходит дибир в сопровождении отца невесты или другого какого-нибудь родственника, в качестве доверенного от нее лица (векиль, вакиль), и двух посторонних свидетелей. Жених при входе гостей соскакивает со своего места и предлагает его дибиру, а остальных гостей хозяин усаживает на разостланные впереди камина ковры и подушки.
После обычных приветствий дибир, вставая со своего места, дает знак присутствующим последовать его примеру; благословясь, берет правые руки жениха и векиля невесты и соединяет их ладонями так, чтобы пальцы были протянуты и не касались тыльной поверхности кисти руки, причем большой палец жениха должен находиться несколько выше пальца векиля невесты (вероятно, в знак власти мужа над женою). Соединив таким образом руки, дибир кладет свой указательный палец на большие пальцы заключающих брачный союз и, обращаясь к векилю невесты, произносит следующую установленную Кораном формулу: «С помощью и с соизволения Бога и по пути, указанному пророком, за столько-то денег кебина (называет условленную сумму), отдаешь ли ты свою дочь этому человеку (указывает на жениха)?» По окончании этой формулы тот, к кому он обращается с нею, повторяет слова дибира с ответом: «Отдаю». То же самое повторяет дибир, обращаясь к жениху с вопросом: «Берешь ли?» Последний, произнося в свою очередь эти слова, отвечает: «Беру». Эти слова троекратно повторяются дибиром и заключающими брачный союз. По окончании обряда дибир читает молитву, благословляющую новобрачных…
Горцы верят, что между ними есть злые люди, которые во время совершения брачного обряда, желая испортить новобрачного, подслушивают чтение брачной формулы и шепотом опровергают ее со словами: «Гьеб - гьерсси, гьеб - мекъса» («Это ложь, это неправильно»). При этом злоумышленник завязывает на нитке столько узлов, сколько заключается в формуле слов, или вытягивает пальца на три кинжал из ножен и вкладывает его снова туда, повторяя это движение после каждого слова, произносимого дибиром. Это своего рода заклинание, обессиливающее, по мнению горцев, новобрачного, известно у них под словом «бухьин» (завязывание). Для пользования от этой неприятной для новобрачных болезни обращаются к грамотным людям, которые лечат ее молитвою (сабаб). Эта молитва пишется на трех круто сваренных и очищенных от скорлупы куриных яйцах, которые дают есть: сначала одно целое новобрачному; потом, когда он проглотит последний кусок, дают другое яйцо новобрачной и, пока последняя ест, разрезают пополам третье, и новобрачные съедают еще по половине. Этим лечением занимаются иногда учащиеся в мечетях молодые люди (муталимы), большей же частию они снабжают желающих приворотными молитвами (рокьул сабаб).
До начала брачного обряда дибир посылает к невесте двух человек, которым поручает спросить ее, согласна ли она добровольно выйти замуж за такой-то кебин и доверяет ли она действительно своему векилю совершить обряд бракосочетания. Люди эти (они же присутствуют свидетелями при бракосочетании), получив согласие невесты, передают таковое дибиру, который тогда начинает обряд бракосочетания. Неисполнение этой формальности относительно совершеннолетней невесты делает брак недействительным.
…Брачный пир не отличается особенно интересными событиями; он во всем похож на пирушки, устраиваемые родственниками в честь жениха и невесты за несколько времени до свадьбы их. В день, назначенный для брачного пира (тот же день назначается и для вступления новобрачной в дом мужа), в доме новобрачного собираются гости. Более почетные из них приглашаются первыми в саклю, где их угощают на славу; гости средней руки остаются во дворе, ожидая очереди быть приглашенными и занять за столом места откушавших уже гостей… Таким образом, партию за партией, угощают множество гостей.
…Некоторые, большею частию незнатная молодежь, вовсе остаются забытыми хлопотливыми хозяевами: но они уже довольны и тем, что им позволяют плясать с девицами и молодыми женщинами под звуки зурны, аккомпанируемой неистовым стуком глухого барабана. В стороне от пляшущих, окруженных зрителями, поочередно принимающими участие в лезгинке, видна группа девушек и молодых женщин, столпившихся вокруг двух молодиц, поющих песни…
Вступление новобрачной в дом мужа сопровождается следующим церемониальным обрядом. В назначенный день она с утра оставляет дом родителей и отправляется к близкому родственнику, чтобы там приготовиться к торжественной встрече с молодым супругом. Удостоившиеся чести принимать у себя новобрачную оказывают дорогой гостье радушное гостеприимство; ее потчуют всем, что скудное состояние горца может предложить лучшего…
В сумерках новобрачный посылает к новобрачной почетную свиту, состоящую из близких родственников и родственниц, под предводительством младшего дружка, носящего не совсем красивое название «хъама» (ишак). Подойдя к двери дома, где находится новобрачная, посланные спрашивают позволения хозяев войти в дом; получив таковое, с молитвою переступают порог и, отдав салям (салам) всем находящимся в этом доме, садятся по приглашению хозяев возле молодой. Гости, отдав должную честь кушаньям, приготовленным для новобрачной, и поблагодарив хозяев за угощение, обращаются к ним с просьбою, чтобы их не задерживали и отпустили молодую к своему мужу; хозяева не соглашаются на просьбу посланных иначе, как просьба эта не повторится три раза. Тогда посланные просят молодую следовать за ними и отправляются, напутствуемые благословениями хозяев. Встреченная во дворе мужа родственниками и родственницами его, новобрачная останавливается, ожидая приглашения войти в дом. В это время к ней подходит мать новобрачного, держа в руках тарелку с медом, и, обмакнув в него палец, мажет губы новобрачной, прося ее войти в дом. Новобрачная, не обращая внимания на приглашение, остается на прежнем месте, облизывая губы, намазанные медом; это означает, что она желает получить какой-нибудь подарок, прежде чем переступить за порог дома мужа своего. Тогда к ней подводят какую-нибудь крупную скотину и надрезают последней ухо в знак того, что скотина поступает в собственность новобрачной. Последняя, увидя кровь, просачивающуюся из уха подаренной ей скотины, соглашается на вторичное приглашение и, приветствуемая поздравлениями, песнями и выстрелами, входит в саклю, один угол которой занавешен ковром; туда помещают новобрачную со свашками и подружками. Молодые остаются до полуночи на своих местах. После полуночи свашки уводят молодую в приготовленную для новобрачных комнату, куда, спустя немного времени, приходит новобрачный в сопровождении дружков. Последние, повалявшись на приготовленной для новобрачных постели, чтобы убедиться, удобно ли будет молодым провести на ней ночь, и, простившись с ними, оставляют их наедине. Кроме обязанности дружков и свашек услуживать новобрачным и потчевать гостей, они еще должны стеречь молодых от нескромного любопытства посторонних… У горцев Нагорного Дагестана нет обыкновения, как у нас в простонародье, наутро после свадебной ночи выносить на показ пирующим на свадьбе гостям ночное белье новобрачной, сохранившей до выхода замуж доказательство целомудрия… Нет у них также обычая, принятого у некоторых кавказских мусульман, как, например, в бывших шамхальстве Тарковском и ханстве Мехтулинском, где новобрачный стреляет в окно из ружья или пистолета, и тем оповестив публику о своем разочаровании, изъявляет неудовольствие родным новобрачной за небдительный надзор за дочерью их; или, как в некоторых местах Закатальского округа, новобрачный стреляет с целью сообщить радостную весть пирующей публике и выстрелом же изъявляет свою признательность тестю и теще…»
Приведем еще несколько любопытных свадебных обычаев, собранных дагестанскими исследователями.
У даргинцев, в селении Ванашамахи по обычаю родственники жениха на площади выпекали большое чуду (пирог) и относили родственникам невесты. Иногда размер его достигал в диаметре двух метров. У урахинцев в такое чуду помещали семь бараньих грудинок. В Ванашамахи перед приходом невесты жених обычно заранее находился за дверью спальни. Когда невеста входила, он три раза ударял ее по спине в знак своей власти над ней с этого момента.
По гапшиминскому обычаю на третий день свадьбы устраивался танец невесты. Все присутствующие мужчины должны были с ней танцевать. После танца невесты начинался традиционный коллективный танец одиннадцати женщин и одиннадцати мужчин. Рисунок танца очерчивали водящие - пожилые женщина и мужчина. Этот старинный танец еще и теперь исполняется на свадьбах.
В ауле Мекеги невесту, живущую по соседству, вели в дом жениха в течение многих часов. Этот обычай существует и сегодня. Свадебный кортеж вечером из дома жениха направляется за невестой. Невесту не сразу отпускают. Начинается торг, который длится часа три. Наконец, когда уже получено согласие родителей невесты, невесту из дома ни за что не выпускают раньше 12 часов ночи. К часу ночи свадебный кортеж направляется в сторону дома жениха. Движется он настолько медленно, что требуется 4-5 часов, чтобы пройти небольшое расстояние до дома жениха. Двигаются примерно так: невеста и все следующие за нею делают шаг вперед и образуют круг для танцев. Кончаются танцы, начинается движение уже не вперед, а назад. И так продолжается до самых петухов, то есть до утра.
По буркиханскому обычаю нареченная, когда едет или идет к будущему мужу, должна всю дорогу громко рыдать.
Р. Магомедов описывает, как выбирали невесту в ауле Мокок: «Мать парня с хурджином в руках идет в дом девушки, которая по сердцу ее сыну. В хурджине находится специально испеченный сдобный хлеб. В доме невесты мать парня ведет разные посторонние разговоры, в которых никаким образом не касается истинной цели своего прихода. Уходя, она вешает свой хурджин на видное место. Через 2-3 дня она вновь приходит в дом родителей девушки, опять ведет обычный житейский разговор, ни слова не говоря о цели своего посещения. Спустя некоторое время мать парня прощается с родителями девушки, забирает свой хурджин и идет к себе домой. Дома она осматривает хурджин. Если родители девушки взяли принесенный им хлеб и взамен положили свой, значит, они согласны породниться с приходившей к ним матерью парня. Если же хлеб оказался нетронутым, это означало отказ. Разговор на этом должен был кончиться, никто о нем, кроме родителей, не должен был знать. Бывало и так, что хлеб в хурджинах оказывался надломленным. Это надо понимать так, что родители еще подумают, посовещаются».
Был и другой обычай: женихи бросали свои папахи в окно девушки, и женихом считался тот, чью папаху девушка не выбрасывала обратно. Горцы говорят: «В девушку влюбляются многие, а женится один». Папаха, по преданиям, использовалась и для того, чтобы определить, пора ли выдавать девушку замуж. В нее изо всех сил бросали папаху, и, если она не падала, считалось, что она уже может стать невестой. Интересное описание венчального обряда у горских евреев приводит И. Анисимов: «На дворе синагоги стоит балдахин, под которым должны венчаться новобрачные. Балдахин состоит из куска шелковой материи, натянутой на четыре жерди. Жерди эти держатся четырьмя родственниками невесты и жениха. Во время венчания раввин читает молитвы, а жених со своим нареченным братом и невеста с посаженой матерью стоят поникши головами под балдахином и слушают раввина… Потом раввин берет полный стакан вина, произносит молитву и передает его жениху. Последний, так же как и невеста, постится с восьми часов вечера предыдущего дня и только теперь впервые отпивает немного вина и подает невесте. Невеста, сделав то же, подает его раввину. Затем жених надевает невесте на палец кольцо или кладет ей в руку серебряную монету и повторяет за раввином слова Священного Писания. После этого раввин читает вслух брачное условие «кетибо», в котором упоминается, какое приданое приносит с собою невеста и сколько, в случае развода, жених обязывается уплатить ей наличными деньгами. После чтения раввин снова наполняет стакан вином, опять читает над ним молитву, но на этот раз подает его не жениху, а невесте. Та отдает его жениху, а последний, отпив немного, со всей силы разбивает стакан о камень, с этой целью лежащий здесь же под балдахином. Наконец балдахин снимается, и раздается дружное «ура» присутствующих».
Как пишет С. Нахшунова: «Когда жених со своими родственниками идет к невесте, несут специальные подарки - «табаг». Специально готовят «ликах» - большой сладкий пирог (чтоб жизнь у молодых была такой же сладкой), «халиво» (орехи в меде). Все это вместе с вещами красиво укладывается на большие подносы и к дому невесты идет целая процессия. Когда невесту приводят в дом жениха, у порога ее встречает близкая родственница жениха с пиалой меда. И невеста своей рукой кормит всех родственников жениха». «У горцев, как вообще у магометан, - пишет Н. Грабовский, - допускается многоженство. И этим правом описываемые горцы пользуются очень часто: многие из них имеют по две, а случается и по три жены. Нельзя сказать, чтобы эту роскошь позволяли себе одни состоятельные люди; нередко можно встретить двух жен и у бедняка. Результатом подобных супружеств, само собою разумеется, является почтенная цифра детей, доходящая очень часто до 17 душ одних живых… Независимо от описанного законного пути вступления в супружество, горцы придерживаются и другого - похищают жен. Делается это часто из желания избегнуть лишних трат, необходимых при нормальном бракосочетании, а иногда и просто из удальства. Но люди, поступающие так будто из экономии, всегда жестоко ошибаются, потому что, кроме установленного калыма, они обязаны платить и за бесчестие, нанесенное семейству, из которого была похищена девушка, если на то не было ее согласия… Потом, несмотря на предпринятые меры к устранению всяких случайностей, зачастую бывает, что родные догадываются или узнают о похищении и начинают преследование. Если отважным молодцам не удастся скрыться, то происходит драка, последствием которой бывают убийства и поранения…» Как уже говорилось, имам Шамиль уделял серьезное внимание регулированию семейно-брачных отношений. По его инициативе на территории Имамата размер калыма был снижен до символических сумм: 20 руб. за девушку и 10 руб. за вдову или разведенную. При этом стороны могли еще уменьшить калым по обоюдному согласию.
Иметь несколько жен могли те, кто в состоянии был содержать их и потомство. В ситуации многолетней войны, когда погибал цвет мужского населения, многоженство играло важную социальную роль, способствуя воспроизводству населения. Имам Шамиль даже издал указ, по которому вдовы имели право сами выбрать себе мужа, хотя бы и уже имевшего семью. Когда одна молодая вдова выбрала самого Шамиля, он на ней женился, демонстрируя, что исключений не будет ни для кого. Добавим здесь, что у горцев существовал и обычай «люлечного обручения», когда отцы договаривались о будущем брачном союзе своих детей, которые были еще младенцами. Со временем многое могло измениться, но было немало семей, ставших результатом такого уговора родителей.