Собрание разных по положению и красоте женщин в замкнутом пространстве, даже если это и роскошный гарем, всегда грозило бурными и непредсказуемыми событиями. Мир и покой в серале сохранялся до поры до времени, и гарантировать его не мог даже сам великий повелитель.

Многовековой опыт доказывал необходимость особой иерархии, которая хотя бы отчасти поддерживала дисциплину в кипящем страстями дамском собрании. Сей гаремный кодекс, напоминающий «табель о рангах», жестко регламентировал взаимоотношения, привилегии, права и обязанности гаремного персонала в зависимости от того, на какой ступени «служебной лестницы» находилась та или иная обитательница сераля.

Осман-бей — один из турецких чиновников в своей полной сарказма книге «Турки и их женщины, султан и его гарем» писал:

«Восточные мудрецы признали эту истину, что доказывается тем, что, наполняя свои гаремы сотнями женщин, они нашли нужным положить в основание гаремной жизни строгую дисциплинарную систему, благодаря которой мужья, имеющие три-четыре жены, могут управлять своим гаремом и поддерживать в нем порядок, повиновение. То же, что делали владетели буржуазных гаремов, должны были сделать и султаны, только в гораздо больших размерах. В самом деле, чтобы содержать и держать в повиновении тысячи женщин, они должны были создать целую конституцию со своими иерархическими степенями, своими законами и регламентами. Учреждение иерархии было безусловно необходимо, потому что иначе было бы невозможно определить место каждого члена гарема, а также и обязанности, лежащие на каждом из них.

Эта гаремная конституция не имеет основателя, автора, имя которого было бы известно потомству: она — дело необходимости и времени.

Иерархия императорского гарема представляет такой же правильный план, как и всякая другая иерархия, имеющая свои посредствующие ступени и своих субалтернов, отношения которых устанавливаются на основании прав старшинства, прав на производство, на награды и пр. Благосклонность султана является, конечно, великим краеугольным камнем всего иерархического здания. Иначе, впрочем, и быть не может».

Для ориентации в лабиринтах гарема Осман-бей составил следующую схему:

Гарем султана:

Валиде-султан (мать султана).

Хазнедар-уста (великая казначейша).

Бах-кадина (первая жена султана), вторая, третья и четвертая кадины.

Бах-ирбаль (первая фаворитка его величества), вторая, третья и прочие ирбаль.

Гезде (девицы, замеченные султаном, чающие или вздыхающие).

Кадины-эфенди (матери принцев или принцесс).

Султанши (не выданные замуж принцессы крови).

Каждая из поименованных дам имеет свой особый двор (даирэ) и свиту из женщин.

А теперь представим устройство собственного двора валиде-султан, служившего образцом для всех остальных.

Валиде-султан.

Ее казначейша, секретарь, хранительница печати, первая хранительница гардероба, первая наливательница воды, первая подательница кофе, первая приготовительница шербета и проч., одним словом, дюжина дам, называющихся кальфа (госпожа).

Каждая кальфа имеет в своем распоряжении известное число учениц, называющихся аляибр, что значит рабыни. Все аляибры очень молоды — от пятнадцати до двадцати — и составляют низшую ступень гаремной иерархии.

Перейдем теперь к более обстоятельному описанию основных ступеней гаремной «табели о рангах».

 

Валиде-султан (мать-султанша)

Мать правящего султана была вершиной гаремной иерархии. Ее власть была непререкаема и безраздельна, как у императрицы.

«Первая леди», сумевшая сделать своего сына, как правило, одного из многих, наследником престола, невольно внушала уважение своему окружению, а прочим — страх и трепет. Да и кто лучше ее знал гаремную жизнь со всеми ее явными и тайными сторонами.

Казалось бы, правительницей гарема могла быть одна из законных четырех жен султана, однако это влекло за собой опаснейшие интриги, в которые неминуемо включились бы конкурирующие кланы каждой из жен. Проще и безопаснее было держать жен в равном положении, предоставив власть почтенной матроне. А женам оставить соперничество за внимание султана и надежду сделать очередным султаном своего сына.

Валиде-султан была не только правительницей гарема, но и законодательницей мод. Дамы, посмевшие одеваться более роскошно или носить более дорогие украшения, рисковали навлечь серьезные неприятности не только на себя, но и на своего супруга. Валиде-султан величали «О, венец укрытых паранджой!» или «Наша госпожа». Без ее ведома в гареме не происходило ни одного значимого события, включая выезды из сераля или посещения родственниц. Без ее одобрения никто не мог быть «зачислен» в гарем, будь то чернокожая рабыня-кухарка или белокожая одалиска, которой устраивался придирчивый экзамен.

Формально к валиде-султан был приставлен важный сановник, именовавшийся валиде-киясси, назначавшийся императорским указом. Он исполнял административные функции. И хотя должен был быть «оком султана» в гареме, большей частью был занят материальным обеспечением «Дома счастья», следуя пожеланиям валиде-султан.

 

Хазнедар-уста

Опорой матери-султанши в самом гареме была хазнедар-уста — главная экономка, исполнявшая также обязанности казначея и интенданта. Эта, обычно немолодая и весьма опытная, дама имела сотни личных слуг, помощников, рабынь и евнухов. Хазнедар вела хозяйство, следила за порядком и представляла регулярные доклады госпоже.

Одной из ее главных прерогатив было возведение осчастливленных вниманием султана избранниц на ложе повелителя. Она руководила этой деликатной церемонией с глубоким знанием дела, после чего встречала и провожала к предмету страсти самого султана.

При необходимости она представляла валиде-султан вне гарема. И ей оказывали не меньше уважения, чем султанше-матери, на которую хазнедар имела существенное влияние.

Если случалось, что мать-султанша оставляла этот мир, ее обязанности и полномочия переходили к хазнедар-уста. Однако она не всегда честно выполняла свои обязанности. Когда умерла мать султана Абдул-Меджида, в гареме начался хаос, которым хазнедар не преминула воспользоваться в своих интересах. Со своими приближенными она растащила имущество и казну гарема, завладев таким образом многомиллионным состоянием. Но власть ее была так велика, что осведомленные о ее проделках министры, включая министра финансов, лишь смиренно склоняли перед ней головы.

 

Жены султана (кадины-эфенди)

Как мусульманин султан имел право иметь до четырех жен, то есть жен официальных, с которыми заключались брачные контракты, игрались свадьбы со всеми подобающими церемониями. Однако со временем это правило претерпело немало изменений. Брачные контракты заключались уже не со всеми или вовсе не заключались.

Сам институт наложниц был кощунственным нарушением мусульманского закона, потому что наложницами могли признаваться лишь женщины, оказавшиеся в плену у мусульман в ходе джихада — войны за веру. Но таковых было немного. Подавляющее же число наложниц поступали в гаремы совсем иными путями, о чем будет рассказано позже.

В конце концов султаны стали без излишних формальностей жениться только на рабынях. Женами признавались те из рабынь-наложниц, которые рожали султану детей, считавшихся законными наследниками.

Тем не менее главными или любимыми (хасеки) по-прежнему считались только четыре супруги. Первая жена именовалась бах-кадина.

Каждая из главных жен имела даирэ — собственные апартаменты с соответствующим штатом рабынь, евнухов и т. д. Обычно жены султана жили на верхних этажах, а прислуга на нижних.

Если место одной из жен по какой-либо причине становилось вакантным, его занимала женщина, сумевшая обратить на себя особое внимание султана. И нетрудно представить, какая жестокая, хотя и скрытая от посторонних глаз борьба велась за право занять эту вожделенную нишу.

 

Кадины

Основными претендентками на звание одной из четырех законных жен повелителя были просто кадины. Эти дамы тоже находились в весьма привилегированном положении, так как были или беременны, или уже успели произвести на свет принца или принцессу.

Жерар де Нерваль, которому устроили тайную экскурсию по сералю, когда в нем не было женщин, писал: «Это были комнаты кадин. Абсолютное сходство этих помещений удивило меня, но мне объяснили, что между женами султана царит полное равенство… В качестве примера художник рассказал мне, что когда его высочество заказывает для своих жен в Пере, обычно у французского кондитера, коробки конфет, они обязательно должны быть одинаковыми. Дополнительная обертка, особая форма конфеты, даже лишние пастила или драже вызвали бы нежелательные разногласия между этими прелестными созданиями; как и у всех мусульман, у них очень развито чувство равенства».

Кадины считались признанными, хотя и неофициальными, женами султана. До своего возвышения кадины находились в ранге икбал — фавориток.

 

Икбал

Категория икбал (счастливые) была переходной от простой гаремной рабыни к уважаемой даме. Такая счастливая перемена судьбы зависела и от случая, и от гаремных интриг.

Дюжина очаровательных одалисок, более других преуспевших в гаремных науках, составляли своего рода аристократию прислуги и окружали посетившего гарем султана.

Главное было попасться на глаза султану и остановить на себе его внимание. Одни рабыни искали такого случая, других случай находил сам. Это могло произойти в самых обычных обстоятельствах — когда он спал, ел, одевался. Случалось, что султан примечал наложниц на приемах, праздниках или выездах.

В отличие от всех остальных мужчин султан мог видеть женский персонал любого гарема с открытыми лицами. Эта привилегия его величества принималась безропотно, хотя и Выходила за рамки единого для всех мусульман закона.

В Коране по этому поводу сказано: «И скажи (женщинам) верующим: пусть они потупляют свои взоры и охраняют свои члены, и пусть не показывают своих украшений, разве только то, что видно из них, пусть набрасывают свои покрывала на разрезы на груди, пусть не показывают своих украшений, разве толь своим мужьям, или своим отцам, или отцам своих мужей, или своим сыновьям, или сыновьям своих мужей, или своим братьям, или сыновьям своих братьев, или своим женщинам, или тем, чем овладели их десницы, или слугам из мужчин, которые не обладают желанием, или детям, которые не постигли наготы женщин; и пусть не бьют своими ногами, так чтобы узнавали, какие они скрывают украшения. Обратитесь все к Аллаху, о верующие, — может быть, вы окажетесь счастливыми!» (24:31)

«Предположим, что султан решил навестить свою мать или одну из своих законных жен, — пишет Осман-бей. — В покоях, которые желал посетить султан, начиналась страшная суматоха. Все шумят, кричат, наряжаются и украшают апартаменты.

Когда его величество усаживается на предназначенный только для него диван, ему с особыми церемониями предлагают угощения.

Рабыни, которые прислуживают на приеме, имели теперь возможность приблизиться к султану и предъявить его взору свои естественные и искусственные прелести.

Султан и сам был не прочь взглянуть на этих очаровательных девушек, которые кружатся вокруг него, подавая кофе, набивая табаком трубку и стараясь всячески угодить повелителю. И нет ничего удивительного в том, что какая-то из этих прелестниц сумеет обратить на себя особое внимание повелителя. Плененный красавицей-рабыней султан не стеснялся демонстрировать вспыхнувшую страсть — жестом, слишком пристальным взглядом, легкой улыбкой.

— Как ее зовут? — спрашивал султан.

Этого было достаточно, чтобы рабыня была возведена в ранг гезде — попавшейся на глаза.

Мать или жена султана подавали рабыне специальный знак, та приближалась и целовала край дивана, на котором сидел повелитель. Вслед за тем ему представляли рабыню, которая с этого момента и становилась гезде.

На следующий день гезде покидала даирэ своей бывшей хозяйки и помещалась в другие апартаменты, где ее приводили в необходимый вид, наряжали и давали необходимые наставления, перед тем как султан пожелает поближе познакомиться со всеми ее достоинствами».

Похожую ситуацию описывал и Джордж Дорис:

«Может статься, что выбор падишаха падет на одну из рабынь, принадлежащих его родственницам-султаншам или его дочерям-принцессам, которые живут за пределами Йилдыза и лишь иногда посещают его. Так, однажды вечером, когда Его Величество давал в своем гареме танцы и балет, он приметил среди танцовщиц юную рабыню по имени Местэ-Алем, служанку его младшей дочери — принцессы Зеккие. Наутро двое евнухов султана прибыли во дворец принцессы и объявили ей, что они пришли за юной Местэ-Алем, которая удостоилась особой чести — монаршего желания.

Велико было волнение юной черкешенки, даже не мечтавшей о таком возвышении! Ее госпожа поспешила распорядиться о том, чтобы она могла принять традиционную ванну и, окруженная своими рабынями, сама присутствовала при ее туалете. В аромате духов, в богатом наряде новая избранница, все еще думавшая, что она грезит, села в роскошную карету и в сопровождении верховых евнухов прибыла в Йилдыз, где валиде-султан тотчас же вызвала ее и дала ей обычные наставления.

Однако, несмотря на поспешность, с какой ее доставили во дворец, лишь на четвертый день Местэ-Алем была представлена господину. И то ли его каприз прошел, то ли девушка показалась ему не так уж красива, то ли он не узнал ее в ее новом наряде, но Его Величество, поведя бровью при виде ее, резко сказал: „Эта не та. Отправьте ее назад“. Дрожащая, опозоренная, глубоко уязвленная в своей зарождавшейся гордости, взлетевшая столь высоко, чтобы так низко и так внезапно упасть, бедняжка была препровождена обратно к принцессе Зеккие — на сей раз без каких бы то ни было знаков почета, в сопровождении уродливого и старого чернокожего евнуха.

Однако ей, безутешной в своем горе от пережитого тяжкого испытания, не пришлось долго страдать: она сделалась печальной, томной и бледной, стала кашлять и вскоре умерла».

Превращение гезде в фаворитку или попросту — наложницу (любовницу), совершалось известным образом. И если султан оставался доволен своим выбором, гезде получала титул икбал, а вместе с ним — ежемесячное денежное содержание, прислугу и евнухов.

Об отношениях султана Абдул-Хамида со своим гаремом Джордж Дорис писал:

«Иногда он благоволит побеседовать со своими фаворитками, в глазах которых ему нетрудно выглядеть человеком блистательного ума: все они абсолютно невежественны, и то поверхностное воспитание, которое они получили, не мешает им оставаться по-детски наивными. Он посвящает их — в самых общих чертах — в дела мировой политики, рассказывает им разные истории, сенсационные анекдоты из заграничной дворцовой жизни (до которых он сам большой охотник), — и это единственные уроки истории, которые им преподаются.

…Гарем — вот весь их мир. Сюда они были привезены еще детьми; здесь их берегут, как драгоценное стадо; здесь они живут и умирают, ничего не узнав об окружающем мире, не осознав даже, что такое жизнь».

Фаворитки тоже были «первыми», «вторыми», а то и десятыми или сотыми… Но, в отличие от главных жен, первенство фавориток было весьма относительным. Султану ничто не мешало «осчастливить» своим монаршим расположением новую рабыню, чтобы тут же забыть о ее предшественнице.

Мелек-ханум писала: «Меня сопровождали одалиски, шеи которых были повязаны белыми платками с вышитыми на них стихами, и это означало весьма благосклонное отношение к ним господина».

Этот сверкающий страстями калейдоскоп, по-видимому, развлекал всевластного султана, но управителям гарема приносил множество хлопот. Определить, кто сегодня настоящая фаворитка, а кто — любимая жена, было непросто, учитывая непредсказуемость любовных фантазий падишаха.

Неясность положения не давала покоя и самим фавориткам. Они мечтали лишь о том, чтобы забеременеть и произвести на свет принца или принцессу. Кроме самой радости материнства, это поднимало фавориток на новую ступень гаремной иерархии, превращая их в кадин. Но на этом пути их поджидали почти непреодолимые трудности.

 

Кальфы

Эти старые многоопытные рабыни, в том числе и бывшие наложницы, многое знали и многое умели. Каждая кальфа заведовала отдельным «департаментом» — прислугой, поварами, гардеробом, банщицами, лекарками, певицами, музыкантшами и т. д. Были также кальфы — хранительницы печатей, церемонийместерши, заведующие протоколом, секретарши-письмоводительницы, дегустаторши и пр.

Кальфы сами покупали юных рабынь, исходя из потребностей своего «департамента», одевали, кормили и, главное, обучали новоиспеченных служанок тонкостям ремесла.

Сочувствуя участи несчастных рабынь, которыми когда-то были сами, кальфы брали над ними доброе материнское попечительство. Предвидя, как непросто им будет добиться чего-то в гареме, кальфы не упускали случая выдать рабыню замуж, если появлялась подходящая партия. И даже давали им приданое, как родной дочери.

Гаремные профессии требовали особых навыков и большой ответственности. К примеру, кальфа, которая исполняла должность первой наливальщицы кофе, учила своих подопечных, как этот самый кофе варить, как подавать, как распознавать хорошие и плохие кофейные зерна, чтобы не навлечь на себя гнев своих хозяев. Особое внимание уделялось сервировке. Роскошная посуда, в которой подавался кофе, как правило, была украшена эмалью и драгоценными камнями.

Кальфы были хранительницами традиций гарема, его своеобразной культуры и обычаев. Они сами уже были частью гарема и о другой судьбе не помышляли.

Если умирала одна из жен султана, то наследницей считалась ее кальфа, которая, возможно, когда-то сама и купила на рынке девочку, а затем помогла ей вознестись на вершину гаремной пирамиды.

Когда же умирала кальфа, то все ее имущество и даже накопленные деньги становились собственностью султана. Возможно, потому султаны и были так щедры со своими женами, что в конечном счете все потраченное возвращалось к ним самим.

 

Простые рабыни

«Жены султана, кадины и фаворитки почти никогда не покидают гарема, в котором они заживо погребены, — писал Джордж Дорис. — Что касается рабынь, то они иногда выходят за его пределы в сопровождении евнухов, чтобы сделать в городе необходимые покупки и выполнить всякие поручения.

Но эти выходы становятся все более редкими; они были почти полностью отменены после ужасного скандала, случившегося несколько лет тому назад. Директору крупного магазина новинок г-ну К. человеку обходительному и практичному, имевшему в числе своих клиентов и обитательниц дворца, пришла в голову удачная идея оборудовать на втором этаже своего магазина примерочные кабинки, в которых милые дамы могли бы находиться длительное время. Похоже, эти таинственные помещения имели два входа, и примерки, которые там совершались, не всегда имели в виду одежду, ибо вскоре после того, как заведение посетила турецкая полиция, оно было закрыто. Надо ли говорить, что за короткий срок его любезный директор нажил целое состояние!»

Сотни женщин исполняли в гареме самую черную работу. Они готовили пищу и мыли посуду, шили и стирали, топили бани и убирали помещения. Им сносно платили, а со временем отпускали на свободу.

В этот разряд попадали белые и черные женщины, которые, как считалось, не годились ни на что другое. Хотя сами они верили, что вполне могли бы дать фору если не женам, то хотя бы фавориткам.

Их уверенность имела веские основания — султан Абдул-Меджид был сыном рабыни, заведовавшей топкой печей в купальне. Как пишет Осман-бей, однажды банщицу увидел входивший в купальню султан. Минутный каприз владыки обернулся беременностью рабыни, которая мгновенно была вознесена в ранг кадины. Но дело этим не кончилось, и в результате на свет появился будущий султан, а сама банщица в конце концов стала правительницей гарема с высшим титулом — валиде-султан.

О подобных причудах султанов говорится и в «Тысяче и одной ночи»: «И халиф женился на закупщице и проспал с нею ночь, а наутро отвел ей помещение и невольниц, чтобы прислуживать ей, и назначил ей помесячные выдачи и предоставил ей жилище среди своих наложниц».

 

Мужская прислуга

Как бы ни были строги гаремные правила, как бы целомудренны ни были обитательницы сераля, как бы подозрительны ни были евнухи, но без мужчин в таком большом хозяйстве обойтись было нельзя.

Кто-то должен был строить, ремонтировать, украшать, доставлять дрова и продукты, возделывать сады, ухаживать за лошадьми, править экипажами и лодками.

Все эти работы исполняли специально отобранные мужчины, которые, как считалось, не способны вызвать у дамского персонала и тени предосудительного интереса. Сверх того принимались меры, чтобы и сами мужчины, допускавшиеся по крайней необходимости за стены гарема, не имели возможности увидеть тех, кого им полагалось обслуживать. Тем, к примеру, кто доставлял дрова (баттаджи), специальным императорским указом было предписано носить нелепую униформу. Ее огромный воротник и прочие несуразные дополнения, как писал Осман-бей, не позволяли слугам видеть что-либо вокруг. Таким образом, они напоминали процессию прокаженных слепцов с вязанками дров на спинах, которые шли за зрячим поводырем — евнухом. Другие евнухи приказывали женщинам скрыться, следили, чтобы баттаджи не нарушали узаконенную конспирацию. Тем не менее усилия евнухов не всегда приносили желаемый результат и баттаджам удавалось время от времени завести в гареме амурные связи. Некоторым из них гаремные затворницы делали такие протекции за оказанные им особые услуги, что баттаджи получали важные чиновничьи посты.

Баттаджи, вышедшие в отставку, имели право на пенсию и могли занимать выгодные должности.

 

Последняя наложница бухарского эмира

Болгарский культуролог Валентин Петров рассказывал автору о встрече с последней наложницей бухарского эмира.

Она была еще совсем юной девочкой, когда ее заприметила в общественной купальне другая наложница эмира, которой было поручено подбирать для гарема самых красивых девушек. Проследив за девочкой, узнав, где она живет и ее имя, посланница эмира отправилась в мечеть. Там, посмотрев родовые книги, имам сообщил, что девочке уже исполнилось тринадцать лет — с этого возраста девушек можно брать в гарем. В базарный день пышная свита направилась из дворца в бедные кварталы. Жители гадали, кому на этот раз улыбнется судьба. Попасть в гарем самого эмира было почетно, это сулило немалые выгоды. Остановившись у нужного дома, процессия преподносила родителям подарки и просила отпустить их дочь к благородному эмиру. Родителям ничего не оставалось, как согласиться.

В книге Роберта ван Гулика «Искусство секса в Древнем Китае» читаем:

«И хотя последователи конфуцианства и считали женщину существом низшего порядка в сравнении с мужчиной, что было в их понимании вполне естественно, так как Земля находится ниже Неба, они ни в коем случае не ненавидели и не унижали женщину, как это делали многие средневековые христианские священники.

Более того, женщины пользовались своими закрепленными за ними законом правами, и одним из них было право на удовлетворение сексуальных потребностей. Хотя физический контакт был строго ограничен спальней, там мужчина должен был уделить каждой своей женщине личное внимание, которого они были лишены, как только покидали ложе. В книге „Ли цзи“ отмечается, что отказ в удовлетворении сексуальных потребностей женщины был серьезным оскорблением, возраст, а не красота мог позволить мужчине менять строгую последовательность и частоту посещений жен и наложниц. Там говорится: „Даже если наложница становится старой, до тех пор пока ей не исполнится пятьдесят лет, муж обязан соединяться с ней один раз в пять дней. Со своей стороны, когда ее провожают в его спальню, она должна быть чистой, аккуратно одета, волосы должны быть причесаны и уложены, на ней должно быть длинное платье и ее домашние туфли должны быть правильно застегнуты“».

Институт наложниц существовал на всем протяжении человеческой истории. Об этом говорится и в Ветхом Завете. «Библейская энциклопедия» сообщает: «…некоторые из самых благочестивых патриархов, как, напр., Авраам и Иаков, имели наложниц: Агарь, Хетту-ру и др. Подобные же примеры встречаются и во времена подзаконные, Судей и Царей, как, напр., Манассия, Халев, Гедеон, Саул, Давид, Соломон и др. …Таким образом, наложничество представляется как слабость, допущенная древними патриархами частию по обычаю, принятому прежде их, частию по нетерпеливости иметь скорее потомство. Бог терпел эту слабость. Но пример патриархов не дает оправдания для нее. Напротив, Свящ. Писание во многих местах дает видеть то ограничение этой слабости, то вредные последствия оной для семейного спокойствия, общественного благосостояния и чистоты нравов, то наконец прямые запрещения как поведения несогласного с первоначальным учреждением брака и волей Божьей. Таким образом, Евангелие дает указание на свящ. установление брака, его первоначальное высокое значение, и по духу его наложничество в настоящее время считается тяжким грехом, равняющимся блуду и прелюбодеянию».

Андрей Ланьков писал о том, как обстояли дела с наложницами во дворце короля Кореи:

«…Никаких ограничений на их число не существовало. Обычно официально признанных наложниц было около 10–15, но в распоряжении короля были также и кунъне, то есть в буквальном переводе „женщины дворца“. Кунъне являлись дворцовыми служанками. Они мыли, убирали, стирали, готовили, делали тысячи иных дел, без которых жизнь в огромном дворцовом комплексе была бы невозможной. Однако кунъне не были просто служанками. При „поступлении на работу“ они должны были быть девственницами и рассматривались как потенциальные наложницы короля. Король, если он только захотел, мог провести ночь с любой приглянувшейся ему служанкой, хотя в действительности в королевской постели смогли побывать лишь очень немногие из них. Любая любовная связь с иным мужчиной для кунъне считалась тяжким уголовным преступлением, она приравнивалась к измене супругу, то есть самому королю (даже в том случае, если король и в глаза ни разу не видел виновницу). Набирали кунъне раз в десять лет, при этом и они, и их родители должны были обладать хорошим здоровьем, а также не иметь среди своих предков тех, кто когда-либо осуждался за уголовные или политические преступления. Обычно на службу во дворец отбирали совсем маленьких девочек, которым было только пять-шесть лет, хотя бывали и исключения. Первые пятнадцать лет жизни во дворце считались временем ученичества, а потом девушки официально получали звание дворцовой прислужницы. Любопытно, что проводившаяся по этому случаю церемония была копией свадебного ритуала. Единственное отличие заключалось в том, что на этой „свадьбе“ отсутствовал жених. Дело в том, что женихом (так сказать, „виртуальным женихом“) был сам король и прошедшие церемонию женщины считались потенциальными наложницами короля. Даже в том случае, если кунъне с годами покидала дворцовую службу и возвращалась в «большой мир», вступать в брак она больше не могла, ведь до конца жизни она все равно формально оставалась как бы „резервной наложницей“ Его Величества.

Однако мечтой большинства „женщин дворца“ было стать настоящей наложницей, которую называли „хозяйкой задних покоев“. Для этого, во-первых, кунъне должна была провести с королем ночь (кстати, называлось это официально „подняться до королевской милости“). „Подняться до королевской милости“ удавалось немногим, ведь для большинства прислужниц жизнь так и проходила на кухнях и в прачечных, в вышивальных мастерских и в кладовых дворца, то есть там, куда Его Величество, понятное дело, не заглядывал, где шансы попасться королю на глаза и привлечь к себе его внимание были практически нулевыми. Однако даже сама ночь или две, проведенные в королевской постели, значили не очень много. Как правило, для того чтобы стать официально признанной наложницей, женщина должна была родить королю ребенка. Удавалось это немногим, из примерно 300–400 находившихся во дворце кунъне полноправными королевскими наложницами обычно становились всего лишь 10–15 женщин. Большинству же дворцовых служанок оставалось надеяться на то, что со временем они смогут сделать карьеру и дослужиться, скажем, до старшей служанки, своего рода фрейлины. Старшие служанки или непосредственно прислуживали королеве и наложницам, или же были начальницами всяческих дворцовых хозяйственных учреждений (кухни, прачечные, гардеробные и т. д.). И тем не менее большинство из них мечтало о том, что, может быть, и им улыбнется счастье, что и они тоже когда-нибудь станут матерями королевских сыновей.

Вообще говоря, с политической точки зрения главная задача наложниц заключалась вовсе не в том, чтобы время от времени разделять с королем ложе и радовать его своими прелестями. Им была поручена куда более важная миссия: обеспечивать стабильность династии, производя на свет сыновей — потенциальных наследников».