Наутро, навьючив на лошадей свой нехитрый скарб, канатоходец Айдемир и его помощник Аркадий двинулись в путь. Жахпар-ага с парой нукеров проводили их до подъема в горы.

– Идите туда, – показал Жахпар-ага нагайкой в сторону невысокого хребта.

– Сначала будет аул Инчха, потом – Хубар, а оттуда до Буртуная недалеко. Люди покажут.

– Инчха? – припомнил Айдемир.

– Когда-то я был там с отцом, да смилостивится над ним всевышний.

Впереди лежали лесистые, укрытые снегом горы.

Лазутчики медленно поднимались по извилистой дороге. Вокруг была сверкающая на солнце белая пустота. Только следы зверей паутиной покрывали снежную гладь между буковыми и дубовыми рощами. Но кое-где уже проглядывали проталины. Наступала весна, и солнце понемногу набирало силу.

Кони часто сбивались с дороги и останавливались. Понукаемые седоками, они опускали головы, будто принюхиваясь, а затем снова двигались вперед. К полудню путникам повстречалась арба, на которой горец вез на базар в Эндирее сыр и сушеную курагу. Поздоровавшись и переговорив с горцем, Айдемир двинулся по колее, оставленной арбой.

С трудом поднявшись на первый перевал, они увидели в сумерках огни небольших аулов. Подтаявшая колея вела к тому, что виднелся слева. Это и был аул Инчха. Спускаться оказалось труднее, чем подниматься. Совершенно выбившись из сил, они добрались до аула только к ночи.

У въезда в аул их окликнули. Затем появилось несколько человек в бурках и с ружьями наготове. Аркадий похолодел, решив, что их окружили свирепые мюриды и что миссия его закончится, так и не начавшись. Но больше всего он опасался, что мюриды найдут припрятанный среди реквизита футляр с дуэльными пистолетами. У него было оправдание на этот счет, и они даже репетировали номер в духе Тиля Уленшпигеля, когда Айдемир сбивал с головы Аркадия яблоко. Но теперь все было иначе, и мюриды в ночи сильно отличались от солдат во Внезапной, которые только и ждали, чтобы их кто-нибудь поводил за нос.

Айдемир объяснил, что они странствующие канатоходцы, и назвал имя человека, у которого он когда-то останавливался с отцом, тоже канатоходцем.

– А, Нур-Магомед? – закивал один из горцев, опуская винтовку.

– Живой еще. Пойдемте.

Эти люди оказались вовсе не мюридами, а просто жителями аула, несшими по очереди караул. Гостей по обычаю должны были проводить к их кунаку. По пути горцы уговаривали не покидать их аул, не дав представления, до которых все горцы большие охотники.

Нур-Магомед оказался еще бодрым стариком. Он отлично помнил и Айдемира, и его отца – своего кунака. Он с радостью пригласил их в свою саклю. Оружие полагалось оставлять у входа, и это очень беспокоило Аркадия. Хотя сам он был безоружен, но надеялся на кинжал Айдемира. Однако опасения оказались напрасными. Кровля кунака берегла гостей лучше всякого оружия.

Нур-Магомед угостил их хинкалом с сушеным мясом. Проголодавшийся Аркадий ел хинкал и обгрызал кости с таким аппетитом, будто ничего вкуснее никогда не пробовал.

– Я слышал, с твоим отцом случилось несчастье? – спросил старик.

– Стар уже был, а не хотел канат оставлять, – рассказывал Айдемир.

– Услышал, что один пехлеван прошел по канату между двумя минаретами, и решил пройти над пропастью, где Хунзахский водопад.

– И что же случилось? – сочувственно спрашивал старик.

– Он почти прошел, – говорил Айдемир, горестно опустив голову.

– А под тем местом, где он укрепил канат, оказалось орлиное гнездо. И орлица начала быть его крыльями.

– Вах, – хлопнул себя по коленям старик.

– Отец и не удержался.

– Смелый был человек, – вздохнул старик.

– Видно, так предопределил ему Аллах. А ты свое дело не бросаешь, значит?

– Как бросишь, когда оно меня кормит, – ответил Айдемир.

– А это кто, брат твой? – кивнул старик на Аркадия.

– Помощник, – объяснил Айдемир.

– У него голова плохо работает, зато шут хороший получился.

– Пакир, – сказал старик, что означало «несчастный».

– Теперь и такого не найдешь, люди в горы ходить боятся.

– Да, неспокойно теперь, – согласился старик.

– А у нас будешь по веревке ходить?

– Если джамаат разрешит.

– Почему же не разрешит? Люди до сих пор помнят, как вы с отцом их развлекали.

– А Шамиль разрешает? – спросил Айдемир, незаметно подмигивая аксакалу.

Услышав про Шамиля, Аркадий напряг слух, замерев с обглоданным ребром в зубах.

– Шамиль нам не хозяин, – ответил старик.

– Мы сами по себе. А если бы и спросили – разве Шамиль смелых людей не любит? Еще как любит! Вы к нему идите – он вас с радостью примет.

– Думаешь, примет? – сомневался Айдемир.

– Он всех принимает, кто с добром приходит, – сказал аксакал.

Канат натянули на площади между домами. Позвали музыкантов с зурной и барабаном. Те умело взялись за дело, и выступление канатоходца с его уморительным помощником превратилось в настоящий праздник, особенно для детей, которые никогда еще не видывали подобных чудес.

Аульчанам так понравились канатоходцы, что они не хотели их отпускать. А когда, наконец, согласились, то снабдили их съестными припасами и дали проводника до следующего аула.

Молодой горец повел их по крутой дороге, поднимавшейся к лесистому плато. Аркадию дорога показалась ужасной, но проводник клялся, что дорога очень хороша, просто ее не видно под снегом.

– Летом две арбы туда-сюда ходят, – говорил проводник.

– И то я вас по короткой дороге веду, а рядом дорога еще лучше.

Вскоре показался Хубар, и оттуда уже спешили всадники, которые давно заметили путников. Проводник растолковал хубарцам, какая им выпала удача, и те с гиканьем помчались обратно.

Когда канатоходцы прибыли в Хубар, их встречали всем аулом. Народ толпами стекался к годекану – главному общественному месту аула, а дети торопились занять крыши соседних домов.

Начались приветствия и знакомства. Айдемир отвел в сторону старшину аула и стал с ним о чем-то говорить, показывая на Аркадия. В таких случаях Аркадию полагалась радостно улыбаться и кланяться на манер юродивого. И он прилежно исполнил свою роль.

Пока натягивали канат, Аркадий оглядывал окрестности. Вид отсюда открывался далеко во все стороны. Впереди покрытое лесами плато пересекалось множеством глубоких оврагов, которые, как потом выяснилось, им еще предстояло пересечь. Во всяком случае возложенное на Аркадия обозрение местности и собрание сведений о дагестанских обществах он мог производить беспрепятственно.

Представление началось. Нашлись и музыканты, умевшие подчеркнуть особенно опасные трюки. Люди смотрели на канатоходца с замиранием сердца и радовались каждый раз, когда он оставался цел.

Аркадий тоже отменно вошел в роль.

А в перерывах между своими дурачествами даже успевал внимательно разглядеть горцев сквозь дыры в своем колпаке. Эти добродушные люди совсем не были похожи на свирепых мюридов, какими их представлял Аркадию полковник Попов. Мужчины искренне восхищались трюками бесстрашного Айдемира, а женщины и дети потешались над выходками шута. Простые люди бесхитростно наслаждались веселым зрелищем, и никто не спешил разоблачать Аркадия и делать ему «секир-башка».

Но вдруг Аркадий заметил, что стоявшая в стороне молодежь весьма недружелюбно на него поглядывает. Они о чем-то спорили, и было заметно, что Аркадий вызывал у них большое подозрение. Но Аркадий знал, что, пока канатоходцы находились под покровительством старшины аула, им ничего не угрожало. Тем не менее бдительные молодые хубарцы предпринимали попытки выяснить, такой ли этот шут слабоумный, за какого себя выдает. Как бы откликаясь на проделки ряженого, одни грозили ему кинжалами, другие – пистолетами, а третьи неожиданно кричали ему по-русски:

– Пошел к черту!

– Зачем обманываешь?

– Деньги хочешь?

– Я тебя знаю, солдат!

– Шамиль голову отрубит!

Но все было тщетно. Аркадий сохранял совершенное равнодушие и безмятежную веселость, хотя понимал, что жизнь его висела на волоске.

К вечеру зарезали барана и на славу угостили новых кунаков. Как обычно, пирушка сопровождалась разговорами и обменом новостями. А когда речь зашла о Шамиле, хубарцы гордо заявили, что давно выгнали всех мюридов, а имама с его шариатом и знать не желают.

– И правильно, – заявил Айдемир, косясь на Аркадия.

– От него одни беспокойства.

Хубарцы дали им сразу двух провожатых и просили приезжать еще.

Миновав Теренгульское ущелье, путники приближались к аулу Буртунай. Но тут дорогу им преградило несколько негодующих горцев, в которых Аркадий сразу узнал тех, кто косо поглядывал на него в Хубаре.

– Чего вам? – спросил провожатый.

– Эти люди не те, за кого себя выдают, – заявил предводитель сомневающихся.

– Они не канатоходцы? – удивился провожатый.

– Тогда попробуй пройтись по канату, как они.

– Этот, который строит из себя сумасшедшего, – указал на Аркадия предводитель.

– Он хочет нас обмануть, он прикидывается.

Аркадий понял, что дело принимает дурной оборот, но продолжал изображать юродивого и безмятежно улыбался.

– Ты, похоже, тоже сошел с ума, если оскорбляешь гостей нашего аула, – заявил проводник.

– Аул остался позади, – ответили ему.

– Прочь с дороги! – крикнул провожатый, трогая своего коня.

– Мы хотим поговорить с этим человеком, – настаивал предводитель.

– Говорите со мной, – сказал Айдемир, кладя руку на кинжал.

– Это мой человек, и я за него отвечу.

– Постыдитесь, – увещевал парней провожатый.

– Он же больной.

– А если это шпион? – вопрошал предводитель.

– Вынюхает тут все, а после солдат приведет.

– Мы видели, как он все кругом разглядывал, – добавил другой хубарец.

– Вы меня знаете? – спросил провожатый, едва сдерживая гнев.

– Знаем, Хайбула, как не знать, – ответил предводитель.

– Тогда вы должны знать, что я не позволю оскорблять своих кунаков.

– Мы его не пропустим, – стояли на своем молодые хубарцы.

– Отдайте нам его!

– Мы отведем его к Шамилю как лазутчика.

– Попробуйте, возьмите! – вспылил Хайбула, выхватывая кинжал.

Второй провожатый вынул саблю, и они двинулись на своих обидчиков. Но их опередил Айдемир, тоже обнаживший кинжал.

– Мы гостей не предаем, – пытались оттеснить его провожатые.

– А я не хочу, чтобы в ауле, который так хорошо нас принял, началась кровная месть, – упрямился Айдемир.

В этой напряженной суете про Аркадия все позабыли. А он блаженно щурился на солнце, будто ничего особенного кругом не происходило. Со стороны он и вправду казался умалишенным, хотя на самом деле Аркадий уже беззвучно молился, прощаясь с жизнью.

Но тут прозвучали выстрелы. Горцы завертелись на лошадях, не понимая, кто стрелял. А затем увидели всадников, двигавшихся к ним со стороны Буртуная.

Хубарцы убрали оружие, не желая выглядеть плохо перед соседями. Айдемир тоже вложил кинжал в ножны, наблюдая за приближавшимися всадниками.

– Салам алейкум! – крикнул буртунаец, подъехавший первым.

– Ва алейкум салам, – ответили хубарцы.

– Не к нам ли собрались?

– Гостей провожаем, – сказал Хайбула.

– К вам едут.

– Гости – подарок Аллаха, – кивал буртунаец, а затем крикнул своим.

– Это хубарцы! Спорили, оказывается, кому гостей провожать!

Остальные буртунайцы остановились невдалеке и посмеивались.

– Гостеприимный народ, – говорили они.

– Знаем мы их!

– Но раз вы уже здесь, то передаем гостей вам, – сказал Хайбула.

– Такие ловкие пехлеваны, каких я в жизни не видел!

– Пехлеваны?! – возрадовался буртунаец, протягивая гостям руку.

– Люблю пехлеванов!

Айдемир пожал протянутую руку, а Аркадий все еще будто отсутствовал.

– Что с ним? – спросил буртунаец Айдемира.

Айдемир покрутил рукой у виска, давая понять, что его помощник не совсем в своем уме, и сказал:

– Напарник мой, со смеху умрете.

Тем временем молодые хубарцы подъехали к стоявшим поодаль буртунайцам и стали жарко им что-то объяснять, кивая на канатоходцев. Аркадий видел это краем глаза и уже готов был к самому худшему. Жаль только было, что он так усердно затвердил в памяти дорогу, которая теперь вот так бессмысленно оборвется, а подвиг его окажется напрасным.

Выслушав встревоженных парней, один из буртунайцев подъехал к гостям, внимательно оглядел канатоходца и его спутника, а затем откинул башлык и улыбнулся:

– Добро пожаловать в Буртунай!

Это был Юнус, ближайший помощник Шамиля.

Простившись с хубарцами, буртунайцы двинулись к аулу, сопровождая своих гостей.

Буртунай оказался большим аулом, и гостей здесь принимали особенно тепло.

Представления давались несколько дней. Юнус опекал гостей, как своих лучших кунаков, и охотно рассказывал им все, что делалось вокруг Буртуная. Особенно он любил поговорить о Шамиле. Эти сведения Аркадий впитывал, как губка. Он не все понимал, но главное улавливал.

– Были и у нас его мюриды, – сообщал Юнус.

– Только давно к Шамилю убежали.

– А далеко до Ахульго? – любопытствовал Айдемир.

– Совсем близко, – уверял Юнус.

– Через горы только перейти.

– А дороги туда есть?

– Как же без дорог? – удивлялся Юнус.

– Очень хорошие дороги, особенно летом.

– А людей у Шамиля много? – спрашивал Айдемир.

– А тебе зачем? – деланно настораживался Юнус.

– Для пехлеванов чем больше людей, тем лучше, – объяснял Айдемир.

– А… – кивал Юнус.

– Тоже верно… Да откуда у него люди? Заперся, говорят, в Ахульго и от своих же отбивается, которые его выгнать хотят.

– Значит, не стоит туда идти? – разочарованно спрашивал Айдемир.

– Почему? – удивлялся Юнус.

– Там и других аулов много. Аргвани, например, большой аул, богатый. Неделю будете деньги собирать.

– Проводите?

– Еще как проводим, – обещал Юнус.

– В Аргвани тоже пехлеванов любят.

Наутро они покинули гостеприимный Буртунай и двинулись дальше. Теперь им предстояло преодолеть высокий хребет Салатау.

Аркадий растерянно смотрел на покрытые снегом громады, и ему не верилось, что через них можно перебраться. Ему казалось, что это по силам только орлам, которые безмятежно парили в солнечной синеве.

– Вон там, – показывал Юнус на самую высокую вершину хребта, – хорошая дорога идет, а за перевалом и Аргвани, и Ахульго.

– Где же эта дорога? – не понимал Айдемир, тревожно оглядываясь на Аркадия.

– Отсюда ее что-то не видно, – соглашался Юнус.

– Я и не знал, что столько снега насыпало. Но ничего, я послал людей, чтобы посмотрели, можно ли пройти.

И они продолжали двигаться вперед, пока не встретили возвращавшихся посланцев Юнуса.

– Плохие новости, – сообщили они.

– Обвалы. Четырех мюридов снегом засыпало.

– Мюридов? – переспросил Айдемир.

– Лазутчики, наверное, – сказал Юнус.

– А может, абреки, которые проезжих грабят.

– Значит, там не пройти?

– Если очень надо, то можно и рискнуть, – предложил Юнус.

– А ты с нами пойдешь? – спросил Айдемир.

– Я же не пехлеван, – усмехнулся Юнус.

– Это вам ничего не страшно. А я по земле хожу.

– Что же нам делать? – сомневался Айдемир, оглядываясь на Аркадия

– Если на тот свет не торопитесь, можете у нас пожить, пока снег растает, – предложил Юнус.

Аркадий щурился на солнце и безмятежно улыбался. Но про себя решил, что путь к Шамилю уже известен, а замерзнуть на перевале было бы просто глупо. Да и штурмовать Ахульго в одиночку он уже передумал.

Вечером, уже в Буртунае, Айдемир с Аркадием уединились в кунацкой, где при свете масляной лампы решали, как быть дальше. Немного поспорив, они сошлись на том, что не стоит дальше искушать судьбу, которая и без того была к ним чересчур благосклонна.

Утром, позавтракав лепешками с кислым молоком, они двинулись в обратный путь, уже не давая представлений. Хотя у них и были проводники, Аркадий убеждался, что верно запомнил дорогу. Теперь они могли бы вернуться и без провожатых, если бы не опасности, всегда подстерегавшие путников на беспокойном Кавказе.

К изумлению начальства, лазутчики явились в Темир-Хан-Шуру целыми и невредимыми. Траскин отказывался верить, что они побывали в недрах дагестанских гор, пока Синицын не представил подробнейшее описание пути к ставке Шамиля.

Милютин признал отчет весьма убедительным и поспешил известить об этом Граббе. Он писал своему начальнику, что хотя обозрение и не увенчалось полным успехом, однако вряд ли кто-нибудь сумел бы сделать больше при таком невыгодном расположении умов в Дагестане.

Граббе отозвался из Ставрополя благодарственным письмом, исполненным ликования, и предписал Траскину достойно наградить лазутчиков за геройское усердие. Однако шпионский гонорар давно уже был поделен и истрачен. Траскин косился на Попова, будто это он вывел Синицына из опасных пределов. И Попову ничего не оставалось, как упечь Синицына в полковой госпиталь и приставить к нему психиатра, хотя Аркадий уверял, что в лечении не нуждается.

Но доктор имел на сей счет и тайный приказ Траскина, и собственное мнение.

Диагноз, который он поставил Синицы-ну, гласил: «Mania grandiosa» – «Мания величия». Да и как еще можно было определить пациента, который утверждал, что ходил в горы, чтобы вызвать на дуэль самого Шамиля.