Ахульго теперь считалось официальной столицей Имамата, и сюда отовсюду шли люди. Одни, откликнувшись на призыв Шамиля, сами покидали родные аулы, создавая пустыни на пути надвигавшихся войск. Другие оставляли насиженные места после боев с неприятелем. А колеблющихся мюриды выселяли силой. Аулы пустели, разрушались, горели, и люди превращались в беженцев. Многие уходили выше в горы, к своим родственникам и кунакам. А те, кого нигде не ждали, приходили к имаму.

Шамиль не успевал принять одних, как являлись другие старшины джамаатов. Шамиль старался их обнадежить и отдавал необходимые распоряжения секретарю Амирхану. Повеления Шамиля, касалось ли оно еды или другой помощи, тут же исполнялись мюридами, о чем Амирхан делал запись в специальной книге.

Люди нуждались в помощи. Они поднимались на Новое Ахульго, располагались на Старом или разбивали шатры в садах Ашильты в ожидании решения своей участи. Приходили целыми аулами. Ахульго превращалось в огромный лагерь. Дни уже были теплые, но ночью люди мерзли, и их нельзя было долго оставлять без крыши над головой. Кого-то, особенно детей, удавалось разместить в ахульгинских жилищах, в мечети или в уцелевших домах Ашильты. Но места для всех уже не хватало, а поток переселенцев-мухаджиров не иссякал. Тогда Шамиль призвал своих наибов и велел им устроить мухаджиров в своих обществах.

Когда Шамиль вышел из резиденции проводить очередного старейшину, хлопотавшего о своем джамаате, то увидел своего старого друга, которого давно ждал. Это был наиб Андалальского общества Омар-хаджи Согратлинский. Он был немного нескладен телом, но в глазах Шамиля был красивее многих, потому что был известен большой ученостью и бесстрашием истинного воина. Если ему что-то поручалось, он думал не о том, сумеет ли это исполнить, а о том только, как сделать больше, чем от него ждал Шамиль.

Согратль, откуда прибыл Омар-хаджи, был знаменитым аулом ученых и храбрецов, зодчих и умелых торговцев. Согратлинцы с самого начала поддерживали имамов, твердо держались шариата и были надежным бастионом на границе Имамата с Кази-Кумухским ханством. Многие приходили в Согратль, чтобы учиться у знаменитого алима Абдурахмана-хаджи Согратлинского.

После обычных приветствий Омар-хаджи сказал:

– Прости, что не явился сразу, как только получил твое повеление, имам.

– Значит, на это были серьезные причины, – ответил Шамиль.

– Обустраивали беженцев, которые пришли от тебя, – объяснял Омар-хаджи.

– Люди приходят и из других мест, у многих есть кунаки в наших селах.

– Такие времена, – сказал Шамиль.

– Люди оставляют свои аулы не от хорошей жизни. Потерпите.

– Принять гостей – дело богоугодное, – улыбнулся Омар-хаджи.

– Что мы имеем, то будут иметь и они.

– Пойдем в дом, – сказал Шамиль.

– Тебе нужно отдохнуть и поесть.

– Спасибо, имам, – вежливо отказывался наиб.

– Очень хочется посмотреть, что сотворил здесь Сурхай, да будет доволен им Аллах.

Омар-хаджи восхищенно оглядывал Ахульго, а затем спросил, указывая на Щулатлул-гох:

– Это и есть Сурхаева башня?

– Она самая, – кивнул Шамиль.

– Машаалла! – восторгался Омар-хаджи.

– Да тут целая крепость!

– И под землей тоже, – добавил Шамиль.

– Пойдем, прошу тебя. А посмотреть, что тут и как, ты еще успеешь.

Они спустились в подземное жилище Шамиля и расположились в кунацкой. Наиб не переставал удивляться и шутил:

– Некоторые наибы живут лучше имама.

– Сказать по сердцу, я тебе завидую, – согласился Шамиль.

– Но не потому, что ты живешь в красивом доме, а я в подземной келье. А потому, что Согратль наполнен благодатью, исходившей от великого шейха и исходящей от больших ученых, живущих там и ныне. А я здесь лишен такого счастья.

Шамилю хотелось поговорить с Омар-хаджи еще о многом, но он вспомнил, что перед ним не только его наиб и известный алим, но и гость, проделавший немалый путь.

– Есть кто-нибудь в этом доме? – позвал Шамиль.

Дверь приоткрылась, и в кунацкую заглянула Джавгарат со спящим ребенком на руках.

– С благополучным приездом, – поздоровалась она с наибом, опустив глаза.

– Моего брата нужно хорошенько накормить, – сказал Шамиль.

– И побыстрее!

Но Джавгарат осталась стоять на месте. Только испуганно посмотрела на Шамиля и снова опустила глаза.

– Что с тобой? – не понял Шамиль.

– Ты слышала, что я сказал?

– Да, – кивнула Джавгарат.

– Чего же ты стоишь?

– У нас ничего нет, – смущенно произнесла Джавгарат, краснея от стыда перед гостем.

– Как это? – растерянно спросил Шамиль.

– Ты в своем уме?

– На Ахульго пришло столько людей, – объясняла Джавгарат.

– А дети их были голодны. Мы все отнесли им, даже последний мешок муки отправили в пекарню.

– И правильно сделали, – вступился за Джавгарат Омар-хаджи.

– Верно, имам?

– Да, но… – огорченно покачал головой Шамиль.

– Я послала брата в Чиркату, чтобы привез чего-нибудь, – ответила Джавгарат.

– Он скоро вернется.

– Ты разве не знаешь согратлинцев? – улыбнулся Омар-хаджи, вставая.

– Да у меня с собой столько припасов, что на всех хватит.

– Погоди, Омар-хаджи, – пытался удержать его Шамиль.

– Что-нибудь и у нас найдется.

– Лучше попробуйте нашей еды! – сказал Омар-хаджи, выходя из кунацкой.

Шамиль с укоризной взглянул на жену.

– Все так сделали, – сказала Джавгарат и ушла, опустив голову.

Шамиль опять вспомнил Согратль, с которым у него было связано много хорошего в жизни. Там свои последние годы прожил и шейх Магомед Ярагский, обновитель веры и духовный вождь горцев. Когда Ярагский завершил свой земной путь, для Шамиля будто померк свет. Будто затворилась пещера, когда он осознал, что уже не увидит своего учителя, не получит от него письма и ему не у кого будет искать ответа на неразрешимые для него вопросы.

После похорон шейха опечаленный Шамиль предался уединению. Он исступленно молился и просил всевышнего о милости к душе Магомеда Ярагского, который говорил, что ислам означает открыть свое сердце Богу и не причинять зла ближнему. И теперь каждое упоминание о Согратле вызывало в душе Шамиля особенно сильные чувства.

Два года назад, когда Фезе обложил Шамиля в Телетле, шейх прислал имаму письмо. Он делал это всякий раз, когда не мог явиться сам, чтобы поддержать Шамиля и его воинов. Ярагский будто читал мысли имама, и письма его приходили, когда Шамиль особенно нуждался в помощи, но ему не у кого было спросить совета.

Это письмо Шамиль часто перечитывал, и каждый раз ему казалось, что Магомед Ярагский незримо присутствует где-то рядом. Шейх писал ему, что трудности лишь укрепляют веру и что Шамиль должен полагаться на великую силу – Золотую цепь шейхов, восходящую к самому пророку. «Всегда держи с нами связь, – наставлял шейх.

– И ты победишь».

Письмо шейха также предопределяло, что имамство Шамиля и его жизнь не окончатся ни в Телетле, ни на Ахульго, сколько бы сил ни было у его врагов. Сражение при Телетле обернулось отступлением Фезе и подписанием мира с Российским государством. Мира, который нарушил Граббе. Но Шамиль чувствовал, что и Граббе не добьется того, за чем явился.

Перечитывая драгоценные строки, Шамиль старался заново постичь каждое слово наставника, потому что лучше других знал, что это не просто слова. Каждое из них могло быть ступенькой, по которой посвященный восходил к истинам, не доступным для понимания простыми людьми. Это был язык избранных, где даже пустоты между словами могли означать больше, чем целые книги, сочиняемые невеждами. Немощный телом, шейх был могуч духом и умел наделять имамов особой силой.

– Всегда держи с нами связь, – повторял Шамиль и размышлял: – Я ведь так и делаю, стараюсь делать. А «с нами» означало, что святой шейх призывал на помощь своих великих предшественников, что он предвидел свое расставание с этой жизнью и сообщал о том, что ему известен его приемник – новое звено Золотой цепи.

Шамиль знал только одного человека, который был способен продолжить дело Ярагского. И это вскоре подтвердилось: следующим звеном Золотой цепи, шейхом Накшибандийского тариката стал потомок рода пророка Джамалуддин Казикумухский, которому Ярагский передал руководство орденом.

Джамалуддин был одним из учителей Шамиля, в честь которого он назвал своего старшего сына. Имам, как и многие другие, верил, что в Джамалуддине отразилась благодать пророка, наделившая шейха необычайной духовной силой.

Когда Омар-хаджи вернулся с головкой сыра, обернутого душистой травой, кувшином меда и большим круглым хлебом, Шамиль этого даже не заметил. Он был поглощен письмом и своими размышлениями.

Омар-хаджи осторожно положил гостинцы на стол и вышел.

Шамиль мог бы еще часами наслаждаться благодатными строками шейха, но его ждали люди. Он спрятал письмо и только теперь увидел, что на столе ждет еда. Но Омара-хаджи не было.

Шамиль убрал письмо и вышел на Ахульго. Здесь он увидел, что Омар-хаджи беседует с белобородыми старцами. Когда к ним подошел Шамиль, сопровождаемый Юнусом и Султанбеком, старики уважительно поздоровались, а Омар-хаджи сказал:

– Думаю, их людей мы тоже примем в Согратле, а остальных разместим в соседних селах.

– Там вам будет хорошо, – заверил Шамиль.

– Дай Аллах здоровья имаму и его наибам, – согласно закивали старики.

– Наши дети тоже в мюридах.

– Скажите своим людям, чтобы собирались, – сказал Омар-хаджи и пошел за Шамилем, который хотел узнать, как идут дела у других наибов.

– Брат мой Омар-хаджи, – сказал вдруг Шамиль.

– Я прошу тебя остаться здесь, со мной.

– Не проси имам, приказывай, – ответил наиб.

– Хочу поручить тебе начальство над Старым Ахульго.

– Думаешь, справлюсь?

– Ты и не с такими делами справлялся, – положил руку ему на плечо Шамиль.

– Если дело дойдет до битвы, никто лучше тебя не сможет защищать эту половину нашей крепости. А Сурхай поможет тебе сделать все, что нужно для обороны.

– Мы сделаем Старое Ахульго неприступным, – пообещал Омар-хаджи, пожимая Шамилю руку.

– А я пока отправлю людей и пойду проведаю Старое Ахульго.

Когда Шамиль появлялся в расположении той или иной общины, люди поднимались, приветствуя своего имама. Но на лицах было больше тревоги, чем радости. Ничуть не смущаясь, горцы подходили к имаму, чтобы пожать ему руку и расспросить о житье-бытье, так, будто ничего больше их не интересовало. И только старейшины спрашивали о главном – о войне, о том, чем они могут помочь имаму, а уже затем – куда девать их семьи, оставшиеся без крова.

Наибы Сурхай, Али-бек и Галбац-Дибир Каратинский уже заметили имама и спешили ему навстречу.

– Вы не останетесь без нашей помощи, как мы не остались без вашей, – говорил имам людям.

– О вас позаботятся эти наибы. Они лучше меня знают, как вас устроить.

И Шамиль пошел дальше, оставив наибам разбирать нужды переселенцев.