На рассвете пушки обстреляли Аргвани с холма, откуда аул просматривался до мельчайших подробностей. На этот раз пушки били прицельно, а не наугад. А тем временем батальоны пошли на новый штурм.

Горцы, всю ночь боровшиеся с зажигательными ракетами и последствиями артиллерийского обстрела, не сразу поняли, что происходит. Ядра теперь падали с другой стороны и наносили серьезный урон. В рядах защитников Аргвани возникло смятение.

Когда Шамиль понял, что случилось, он приказал немедленно очистить холм от неприятеля. Но большинство мюридов отбивалось от атакующих батальонов, а среди ополченцев нашлось немного желающих выполнить этот приказ.

– Истинно говорю вам, – возвысил голос Шамиль.

– То, что произошло у пророка, да будет над ним молитва Аллаха и мир, в день битвы при Оходе, было результатом неисполнения воинами приказа. Так подождите же, и вы увидите то, что произойдет у нас!

– Мы пойдем на них! – крикнул Султанбек.

– И я пойду! – присоединился к другу Юнус.

За ними последовали несколько мюридов и десяток аргванинцев. Пойти с ними вызвались и бывшие рабы, горевшие желанием отстоять звание свободных людей.

– И мы с вами! – крикнул старый солдат.

К нему присоединились остальные перебежчики, приговаривая:

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Среди перебежчиков уже были потери. Погиб молодой казак, когда пытался погасить упавшую рядом гранату, но она успела взорваться.

Прибежал раненный ополченец и сообщил, что солдаты ворвались в завалы с левой стороны аула.

– Приложите старания, братья, – напутствовал Шамиль тех, кто уходил отбивать холм, – и всевышний не оставит вас милостью!

Затем имам обнажил шашку и поспешил вслед за ополченцем.

Султанбек остановился в нерешительности, ведь он был не только отважным воином, но и телохранителем имама.

– Ты иди с ним, – сказал Юнус.

– А я пойду на этот проклятый холм.

Султанбек бросился за Шамилем. Остальные двинулись за Юнусом вверх по улочкам, прячась от падающих сверху ядер и гранат. Аркадий остался один. Он неумело держал ружье, доставшееся ему после убитого солдата, и не знал, как теперь быть. Но все же решился и побежал вслед за солдатами. Он скоро догнал их и спросил Юнуса:

– А о чем говорил Шамиль?

– О битве при Оходе, – ответил Юнус.

– А что это была за битва? – не отставал Аркадий.

– Под Мединой есть холм, Оход называется, – рассказывал Юнус, стараясь изложить суть дела покороче.

– Мекканские язычники пришли, чтобы сразиться с пророком, да будет над ним милость Аллаха. Мекканцев было в три раза больше, но мусульмане были на холме и сначала побеждали врагов. Когда язычники отступили, люди, которые были с пророком, захотели разграбить их лагерь. Пророк Мухаммед запрещал это, приказал не сходить с холма, но они его не послушали и захватили лагерь. Тогда язычники вернулись и разбили мусульман. Они даже ранили пророка. Вот как Аллах наказывает за непослушание!

– А что было потом? – спрашивал Аркадий, волоча за собой тяжелое ружье.

– Аллах милостив, – ответил Юнус.

– А с пророком остались истинно верные.

С ними он возвысил ислам и завоевал полмира.

Аргванинцы поднимались к холму впереди остальных. И если остальные являли храбрость, то аргванинцев переполняло еще и негодование. Это была их земля, их аул, их холм! А теперь приходилось его штурмовать! Их разум не мог вместить в себя эту нелепость. Они знали тут каждый клочок, а теперь каждый шаг по родной земле становился смертельно опасным. Сверху начали стрелять, но аргванинцы не шли – бежали, увлекая за собой остальных. Бежали и падали под пулями. Но остальные упорно лезли наверх. Они уже видели стрелявших по ним солдат, уже бросились на них в рукопашную, но те вдруг расступились и открыли пространство для стоявших наготове пушек. Пушки ударили по наступавшим картечью. Несколько человек упало, заливая кровью каменистую землю. Старый солдат рухнул на Аркадия, который вжался в землю, пережидая залп. Пока Аркадий пытался понять, жив солдат или нет, другие, не дожидаясь, пока пушки снова зарядят, бросились в штыки и кинжалы.

Схватка была ужасной, штыки сошлись со штыками, сабли с шашками, кинжалы с кинжалами. Но силы оказались не равными. За ночь на холм поднялось большое подкрепление. И схватка бы закончилась очень быстро, если бы не солдаты-перебежчики, изумившие своих старых знакомцев, не отчаянная храбрость аргванинцев и не стойкость мюридов, дравшихся каждый за троих.

Когда от смельчаков осталось всего несколько человек, окруженных плотным кольцом, Попов приказал прекратить огонь.

– Сдавайтесь, если жизнь дорога! – предложил полковник.

– Нака, выкуси, – солдат показал полковнику фигу.

– Одумайся, Никита! – крикнул ему бывший приятель.

– Повинись!

– Как бы не так!

Никита криво усмехнулся, а затем перекрестился и посмотрел в небо, будто прощаясь с миром, который обошел его счастьем.

– Предупреждаю в последний раз! – пригрозил Попов.

В ответ Юнус запел гимн мюридов, и его подхватили уцелевшие горцы. Поддерживая друг друга и подняв сабли, они пошли на солдат Попова, которые целились в них из ружей.

Попов не верил своим глазам. Но когда между противниками осталось всего несколько шагов, полковник скомандовал:

– Отставить!

Солдаты удивленно смотрели то на полковника, то на идущих на них горцев и солдат-перебежчиков.

– Расступись! – приказал Попов.

Солдаты расступились, пропуская этих диковинных людей, ценивших свободу выше жизни.

Их осталось всего семеро. Они спускались с холма, подбирая раненых и взглядами прощаясь с убитыми друзьями. По пути они встретили Аркадия, который тащил на плече смертельно раненого старого солдата. Он корил себя за то, что не пришел на помощь другим. Он собирался это сделать, но было поздно, его товарищи уже дрались в кружении.

Юнус нашел Шамиля среди мюридов, на левом краю аула. Отбив очередной натиск, горцы ждали следующего.

– Я знаю, – сказал Шамиль, положив руку на плечо Юнуса.

– Вы не смогли отбить холм.

– Люди не щадили себя, – сказал Юнус, опустив глаза.

– Но там уже много солдат и пушки стоят.

– Еще не все потеряно, – сказал Шамиль.

– Найди Айдемира и пошли его на перевал, к Муртазали. Если Ташав уже подошел, пусть атакуют. Пусть возьмут укрепление, из которого генерал получает помощь, а потом ударят по Граббе с тыла.

– Хорошо, имам, – ответил Юнус и отправился искать разведчика.

У речки, протекавшей через аул, Айдемир приводил в чувство Аркадия, который сидел, вцепившись в свое ружье и отрешенно качая головой.

– А ты как думал? – пытался шутить Айдемир.

– Война – это не каша с маслом!

– Зачем они убивают друг друга? – отвечал Аркадий.

– Я не понимаю, Айдемир.

– У генерала спроси, – говорил Айдемир, смачивая водой голову несчастного Аркадия.

– Думаешь, мне воевать охота? Я на канате танцевать хочу, а не под этими ядрами.

– Айдемир! – окликнул канатоходца Юнус и сделал ему знак подойти.

– Дело есть.

Айдемир подошел и внимательно выслушал все, что ему говорил Юнус. Когда Юнус ушел, Айдемир вернулся к Аркадию и сказал:

– Ты зайди в какой-нибудь дом, отдохни.

– А ты?

– Мне идти надо.

– Я пойду с тобой, – вскочил Аркадий.

– Далеко надо, – сказал Юнус.

– Чем дальше – тем лучше, – кивнул Аркадий.

– Не оставляй меня тут, кунак.

Айдемир сомневался, стоит ли ему брать с собой Аркадия, который был не в себе от пережитого. Но потом Айдемир решил, что он может пригодиться, если они вдруг наткнутся на посты противника. Во всяком случае вреда от него быть не могло. Но прежде Айдемир отвел Аркадия в дом своего знакомого, где старик-хозяин дал им поесть и угостил медом. В благодарность Айдемир оставил хозяину ружье Аркадия, и они двинулись в путь.

Чтобы выбраться из аула и миновать засады, Айдемир избрал мало кому известные тропы. Но чтобы пройти по ним, требовалось мастерство эквилибриста. Для Аркадия, научившегося ходить по канату, это оказалось нетрудно.

На рассвете они уже были на перевале, где их встретил Муртазали Оротинский. Его отряд заметно уменьшился, потому что регулярно нападал на Удачное, хотя взять его у него не хватало сил. Муртазали тоже с нетерпением ждал Ташава, который должен был вот-вот явиться со своими людьми и чеченским ополчением.

– Ну что там, в Аргвани? – спрашивали горцы.

– Как Шамиль?

– Держится, – успокаивал людей Айдемир.

– А то мы тут слышим, какой там ад.

– И ночью будто гроза над аулом и молнии сверкают.

– Ничего, – говорил Айдемир.

– Наши люди стоят, как скалы, а дерутся как львы.

Когда Айдемир объяснил Муртазали кто с ним пришел, тот даже обрадовался:

– Русский!

Затем достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул его Аркадию.

– Мы перехватили почту. Взяли кое-что. А это никто прочесть не смог.

Аркадий развернул лист. Это было письмо.

– На каком языке написано? – спросил Муртазали

– На французском, – ответил Аркадий, углубляясь в текст.

– Секретное?

– Как вам сказать… – произнес Аркадий, не отрываясь от текста.

Это было письмо Михаила Нерского его жене Лизе, из Хунзаха в Шуру. Поначалу Нерский употребил самые нежные слова, говоря о своей любви к Лизе и о том, как он жаждет ее увидеть. Но затем писал об охватившем его отчаянии, когда он узнал, что она приехала в Шуру. И, наконец, требовал, чтобы Лиза немедленно покинула воюющий Дагестан, который считал неподходящим местом для романтических свиданий.

– Что там? – нетерпеливо спрашивал Муртазали.

– От царя?

– От простого солдата, – ответил Аркадий.

– Из Хунзаха.

– Ты надо мной смеешься? – нахмурился Муртазали.

– Ваши солдаты даже по-русски писать не умеют.

– Это он теперь солдат, а раньше был князь.

– Князь? – не поверил Айдемир.

– Царя хотел свергнуть. И попал в тюрьму, а потом сюда сослали.

– Наш человек! – улыбался Муртазали.

– А зачем по-французски пишет?

– Чтобы жандармы не поняли, – объяснил Аркадий.

– А о чем пишет? – допытывался Айдемир.

– Чтобы кунаки царя скинули?

– Он о любви пишет. О любви всегда легче по-французски.

– О любви? – удивился Муртазали.

– Он что, в горянку влюбился? Князь, а не знает, что наши по-французски не понимают.

– Это письмо жене, – пояснил Аркадий.

– Она в Шуру приехала, чтобы к нему поближе, а он пишет, чтобы уезжала обратно.

– А ты не врешь? – усомнился Муртазали.

– Хунзах где, а Шура – где? А письмо мы здесь отобрали.

– Не хотите – не верьте, – пожал плечами Аркадий.

Но Муртазали только махнул рукой и отправился проверять посты.

– Зачем вы пишете по-французски? – спросил Айдемир.

– Я слышал, вы с ними воевали и французы даже вашу Москву сожгли.

– Погоди, Айдемир, – ответил Аркадий.

– Придет время, и вы по-русски заговорите.

– Как это? – прищурился Айдемир.

– Зачем?

– Ты же вот говоришь.

– Я – другое дело, мне надо.

– И другим надо будет. После войны.

– Ты хочешь сказать, что царь победит?

– Не знаю, – ответил Аркадий.

– Но думается мне, что царь от Кавказа не отступится. Войск у него много, а война, сколько она ни длись, все равно когда-то закончится.

Айдемир помолчал, размышляя над словами Аркадия, и решил, что он точно – сумасшедший. Но вдруг спросил:

– А зачем царь с нами воюет?

– По правде сказать, никто этого не знает, – ответил Аркадий.

– Как – не знает? Почему?

– Военная тайна.

Айдемир удивленно потер висок.

– У вас что, других врагов нет? Зачем Францию лучше не накажете? Может, и я бы тогда против французов воевать пошел.

– Тебе-то Франция на что?

– Твою же Москву сожгли, – удивился Айдемир.

– А ты – мой кунак!

– Идут! – донесся торжествующий крик дозорного.

Все собрались на гребне, обращенном к Салатавии. Оттуда, левее от дороги, проложенной Граббе, поднимались по тропе всадники. Впереди ехал Ташав-хаджи. Один из его мюридов держал новое знамя наиба.

– Значит, будете снова штурмовать Удачное? – спросил Аркадий.

– Разве ваши офицеры не исполняют приказы? – спросил Айдемир.

– Исполняют, – ответил Аркадий.

– Как долг велит.

– Мы тоже исполняем приказы имама, – сказал Айдемир.

– Или ты думаешь, что мы побоимся?

– Нет, но… – замялся Аркадий.

– Эта женщина, которой было письмо, она там.

– В укреплении?

– Да, – кивнул Аркадий.

– Она ехала с отрядом, чтобы найти своего мужа.

– Ее сюда не звали, – поморщился Айдемир.

– Даже муж, сам говоришь, велел ей убираться.

– Но ее могут убить! – воскликнул Аркадий.

– Нас всех могут убить, – ответил Айдемир.

– И наших жен тоже. Всем было бы лучше, если бы Граббе не лез, куда не просят, а женщины сидели по своим домам.

Горцы радостно махали руками Ташаву и свистели, давая знать, что ждут его на перевале. Но Аркадий становился все мрачней. Он бросился к другому краю перевала, откуда было видно укрепление. Но поднимавшийся из ущелий туман укрывал отроги. И все же Аркадий знал, что Лиза где-то там, в лагере, в фургоне маркитанта Аванеса.

Аркадий очень беспокоился за Лизу и лихорадочно изобретал разные, порой фантастические способы ее спасения. Но все они были отвергнуты Айдемиром как смехотворные или попросту безумные. И тогда Аркадий решился на крайнее средство – выкрасть несчастную Лизу, а заодно и свои пистолеты, по которым очень скучал. Он пойдет в укрепление и скажет, что бежал из горского плена и что его самого выкрали мюриды как проводника Граббе. А теперь он знает все дороги и может указать лучший путь к Ахульго.

Айдемир посовещался с Муртазали, и они согласились, но с условием, что Аркадий передаст не только письмо Лизе от ее мужа, но и серебряный рубль одному из возниц провиантского обоза.

– Рубль? – удивился Аркадий.

– Старый долг, – сказал Муртазали.

– Вдруг погибну, а уходить на тот свет с долгами – грех.

Рубль спрятали в подметке сапога, чтобы не отобрали, когда будут обыскивать. Рубль этот был необычный, в нем содержалась записка, в которой был указан час, когда возница, преданный Шамилю, соберет надежных людей и они откроют ворота укрепления.

На прощанье Айдемир сказал Аркадию:

– Если не сможешь убежать, скажи этой храброй женщине, чтобы хорошенько спряталась, когда мы будем брать укрепление.

Аркадий кивнул и исчез в тумане.