В Согратле было тревожно. Шах уже начал военные действия, а основные отряды ополченцев еще не прибыли в Андалал. Войско каджаров превосходило дагестанцев более чем в десять раз, и горцам приходилось нелегко.

В село доставляли все больше раненых и убитых. Во многих домах слышался женский плач, читались поминальные молитвы.

Горячие головы снова призывали броситься на врага всем вместе. Но Пир-Мухаммад понимал, что это может привести к поражению.

Когда Амирасулав вернулся с передовых позиций, все стали его спрашивать:

– Ну что там?

– Чего выжидает шах?

– Почему не все отряды вступили в бой?

Но это и было успехом горцев, что хотя бы на время удалось остановить шаха, не показав все свои силы, стоявшие на скрытых от врага позициях.

– Что слышно про помощь? – спросил Амирасулав. – Мы сможем удерживать каджаров несколько дней, но от нас ничего не останется.

– Люди идут, – заверил его Пир-Мухаммад. – Но у них нет крыльев.

– Главное – было бы желание, – сказал Амирасулав, – а мы потерпим.

– Не мешало бы напомнить андалалцам наши законы, – предложил Фатали, открывая свою книгу и читая: «Если житель одного из андалалских селений убьет во время тревоги предводителя противника, то тому, кто убил, Андалалское общество ежегодно отдает десять баранов и сто мерок зерна».

– За шаха мы бы дали и больше, – сказал Абдурахман. – А это пусть будет ценой за голову любого его тысячника.

– И не только для андалалцев, – добавил Амирасулав. – А для любого дагестанца. Мы теперь все едины, и цель у нас одна.

– А бараны и зерно тут ни при чем, – сказал Пир-Мухаммад. – Главной наградой будет победа.

– Победа нужна нам всем, – согласился Сагитав. – Но на силу нужна сила.

– Наши отряды знают, что им делать, – продолжал Пир-Мухаммад. – Только каджаров слишком много, и их большие ружья бьют далеко.

– Значит, нам нужен дождь, – сказал Амирасулав.

– Дождь? – удивились аксакалы.

– Чтобы каджары застряли в грязи?

– Муртазали говорил, что тогда каджары не смогут стрелять, – объяснил Амирасулав. – У нас кремневки, а у них ружья фитильные. Когда фитили сыреют, их ружья молчат. И пушки тоже – от мокрого пороха толку мало. Это бы нам помогло.

– Дождь… – размышлял Пир-Мухаммад, глядя на покрытое облаками небо. – Не похоже, чтобы он пошел.

– Значит, нужно попросить его у Аллаха, – предложил Фатали. – Ведь для этого есть особые молитвы?

– Есть, – согласился Абдурахман.

– Так читай же их поскорее! – воскликнул Амирасулав. – Ведь Аллах помогает праведным.

– Я-то прочту, – пообещал Абдурахман. – И все мы будем молить о ниспослании небесной влаги. А хорошо бы, чтобы и дети попросили дождя у всевышнего. Говорят, молитвы этих безгрешных созданий доходят быстрее.

Абдурахман созвал аксакалов в мечеть, и они принялись усердно возносить молитвы.

По улицам аула начали ходить дети, прося дождя у всевышнего по-своему. Они сделали чучело из соломы и зеленых веток и носили его от дома к дому, повторяя:

Каждая хозяйка выносила кувшин воды и щедро поливала чучело, наделяла детей сладостями и говорила:

– Пусть дождь прольется, как вода из моего кувшина!

Все, кто это видел, повторяли просьбы детей и женщин. А те, кто был не из Согратля, просили дождя так, как это делалось в их селах.

Обряд вызывания дождя обычно совершали в засуху, чтобы напоить поля влагой, но теперь был особый случай, и дождь был нужен еще сильнее. Была даже зарезана жертвенная овца, чтобы усилить мольбы о таком нужном дожде.

И просьбы людей были услышаны. Облака потемнели и к вечеру превратились в грозовые тучи. Засверкали молнии, грянул гром, и над Андалалом разразился ливень, продолжавшийся всю ночь.

В горах похолодало, а к утру от ливня остался мелкий моросящий дождь.