Вскоре подошли отряды салатавцев, гумбетовцев и койсубулинцев. Они сначала дрались в Чохе, но Мадилав и Муртазали решили, что в Согратле теперь тяжелее, и отправили большую часть воинов к Хицибу.

Свежие силы сначала потеснили шахские полчища, но страшный приказ Надира сделал свое дело. Каджары предпочитали погибнуть в бою, чем принять позорную смерть под секирой палача.

К тому же фитили, наконец, просохли, и тысячи больших каджарских ружей открыли по горцам смертельный огонь.

Желая воочию насладиться победой, Надир-шах снова двинулся к Хицибу. Свита пыталась его отговорить, но шах никого не слушал. Он пожертвовал слишком многим, чтобы сломить горцев, и хотел убедиться, что сокрушил, наконец, сильного противника, с каким ему еще не приходилось встречаться.

Хициб был завален трупами, приходилось объезжать целые холмы из убитых, но шаха это не смущало, он спешил насладиться своим триумфом.

Горцы проявляли чудеса отваги, но совладать с изрыгающей огонь и стрелы тучей шахских полчищ становилось все тяжелее. Охваченные ярой ненавистью к врагу, горцы сражались до изнеможения, пока могли держать в руках оружие, пока бились их благородные сердца.

Чупалав, бившийся в первых рядах, был уже несколько раз ранен, но не чувствовал боли. Все в нем было подчинено одной цели – уничтожить врага. Кровь заливала Чупалаву лицо. Он отер ее рукавом и увидел приближающуюся шахскую свиту. По золотым доспехам, сияющему самоцветами щиту и драгоценному убранству коня Чупалав узнал Надир-шаха. Он был окружен телохранителями, а впереди – полк личной гвардии. Но это уже не казалось Чупалаву препятствием для того, чтобы покарать главного врага его родины.

– Сразись со мною, если ты такой герой! – с ненавистью закричал Чупалав и врезался в плотные ряды каджаров.

За Чупалавом последовало еще несколько горцев, но далеко пробиться им не удалось. Каджары взяли их в кольцо, и скоро Чупалав остался один. Его сабля и топор обрушивались на каджаров с такой силой, а вид израненного богатыря был так страшен, что враги невольно расступались.

Чупалаву удалось пробиться сквозь ряды сарбазов, до цели оставалось совсем немного, когда в него ударили пули из ружей шахской гвардии. У Чупалава потемнело в глазах, и он упал. Его сочли убитым, но кольчуга мастера Абакара сберегла Чупалаву еще несколько минут жизни, и он услышал чей-то властный голос:

– Кто этот герой?

– Чупалав Кривоносый, – послышался голос Шахмана. – Он был предводителем андалалцев.

– Он погиб достойно… – уважительно прозвучало в ответ.

Чупалав открыл глаза и увидел Надир-шаха, заслонявшего ему солнце.

– Я еще не погиб, – произнес Чупалав.

Он сжал рукоять сабли, все еще бывшей в его руке, и попытался встать, чтобы нанести удар ненавистному тирану.

Но его опередил телохранитель Надира, ударив Чупалава тяжелым копьем. Такого сильного удара кольчуга не выдержала, но и не позволила копью проникнуть слишком глубоко. Чупалав все же сумел подняться и ударом сабли свалил телохранителя. Затем Чупалав выдернул из себя копье и размахнулся, чтобы послать его в шаха, в оцепенении смотревшего на андалалского богатыря, но в спину ему ударило еще одно копье.

К упавшему Чупалаву подскочил шахский палач, собираясь его обезглавить, и взглянул на шаха, ожидая приказа.

– Похороните его с честью, – сказал Надир-шах. Он уже считал себя победителем и мог позволить себе милосердие хотя бы к погибшему врагу. Но милосердие это заключалось лишь в том, что он велел не отрубать погибшему голову, а сбросить его с кручи.

Он бы не сделал этого и похоронил Чупалава с великими почестями, если бы не то унижение, которое испытал Надир-шах, видя, как сражался этот горец и как сражаются его земляки – дагестанцы. В войске Надир-шаха, которое величали непобедимым, такой самоотверженности никогда не видели. Так можно было драться только за святое, за родину и свободу, а не ради добычи и даже не из страха перед палачами шаха. Надир сожалел, что у него не было таких воинов, и понимал, что у него не может их быть.

Два гвардейца притащили Чупалава к краю ущелья. Когда они приподняли его, чтобы исполнить приказ шаха, Чупалав вцепился в них мертвой хваткой и увлек за собой.

Войска Надир-шаха несли большие потери, но шаг за шагом их лавина оттесняла горцев к реке. Остановить их не могли даже зарбазаны, которые нукеры Ахмад-хана Мехтулинского сняли с согратлинских укреплений и доставили к Хицибу.

Поняв, что силы горцев на исходе, Пир-Мухаммад вынул саблю и пошел на помощь своим людям. За ним, не дожидаясь приказа, двинулись и остальные аксакалы. Несмотря на свои седые бороды, они были в боевых кольчугах и при саблях с кинжалами. Им легче было умереть, чем увидеть свое поражение. Даже Мухаммад-Гази пошел за аксакалами, прихрамывая и опираясь на копье с крюком для сбрасывания всадников с лошадей.

Спускаясь к реке, они встретили юношей, которые несли едва живого Чупалава. Они обстреливали каджаров с окрестных высот и видели, что произошло.

– Чупалав! – бросился к сыну побледневший Сагитав. – Что с тобой, сын мой?

Но страшные раны Чупалава говорили сами за себя.

– Чупалав столько врагов перебил и почти добрался до самого Надир-шаха, – сообщил юноша, не поднимая глаз. – Но у шаха сильная охрана. Они в него сначала из ружей, а потом копьями. А он все равно шаха чуть не убил.

– Они лезут, как саранча, – добавил другой. – У наших клинки ломаются, а у ружей плавятся стволы.

– Он жив? – спросил Пир-Мухаммад, осознавший, что потерял свою главную опору.

– Еще дышит, – ответил юноша. – Он хотел увидеть свою семью.

– Его жена у пороховой мельницы, – глухо произнес Сагитав, до боли в руке сжимая рукоять сабли.

– Останься с сыном, – сказал ему Пир-Мухаммад. – Может, Чупалав еще выживет.

– Идемте, – ответил Сагитав. – Место моего сына в битве не должно пустовать.

Когда едва дышащего Чупалава положили перед Аминат, она застонала от горя:

– Чупалав!..

– Проклятые каджары! – вскрикнула Фируза.

– Не может быть, – роняла слезы несчастная Аминат, омывая раны мужа. – Ты не можешь умереть, Чупалав…

Чупалав приоткрыл глаза и через силу улыбнулся:

– Аминат… Как я хотел тебя увидеть перед…

– Нет-нет, ты должен жить, – умоляла мужа Аминат. – Сыновья так тобой гордятся, а я… Как я останусь без тебя, Чупалав?..

– Побереги детей, – прошептал Чупалав. – Они достроят наш дом.

Чупалав глубоко, будто облегченно вздохнул и закрыл глаза. На лице его замерла прощальная улыбка.

– Нет, нет, он не погиб! – оглядывалась на женщин Аминат. – Мой Чупалав!

Потрясенные этой трагедией, женщины лишь отводили глаза, утирая слезы концами платков.

Почувствовав, что Чупалав ее покинул, Аминат в отчаянии бросилась ему на грудь и зарыдала. Женщины с трудом отняли ее от умершего мужа и старались утешить:

– Твой Чупалав был настоящим мужчиной.

– Твои дети будут гордиться, что их отец погиб героем.

– Не плачь так, Аминат, не радуй наших врагов.

– И вы не плачьте! – воскликнула Аминат, беря в руки саблю своего мужа. – Он бился рядом с вашими мужьями, братьями и сыновьями. Мне легче было бы умереть самой, чем увидеть погибшего мужа. Или мы станем ждать, пока они все погибнут?

– Не дай Аллах! – испуганно говорили женщины.

– Зачем нам жизнь без них?

– Тогда пойдем на помощь! – призвала Аминат, потрясая саблей.

– Я тоже с вами, – воскликнула Фируза, выхватывая свой заветный кинжал. – Быть пленницей каджаров – не лучше, чем вдовой.

– Да лучше в пропасть, чем врагам в лапы! – зашумели женщины, поднимая оружие.

– Мы все пойдем!

– Мы им покажем, каковы горянки!

– Этот проклятый шах требовал женщин, вот он их и получит!

– Только попадись нам этот мерзавец!

Выкрикивая проклятия врагам и призывая на помощь Аллаха, женщины устремились к реке, к которой войско Надир-шаха почти уже оттеснило горцев.