Фет-Али-хан со своими отдохнувшими и отменно вооруженными войсками надеялся привести горцев в трепет одним своим появлением. Но уже в Самурской долине его ожидало упорное сопротивление. Жителей разоренных аулов не хватало для настоящей, открытой борьбы, однако действия их небольших отрядов, ночные вылазки, завалы на дорогах, камнепады в ущельях, разрушенные мосты и мужество в стычках с каджарами нарушили планы Фет-Али-хана, который надеялся покончить с повстанцами за несколько дней. Так и не сумев окончательно разбить лезгин, рутульцев и цахуров, населявших Самурскую долину, и прибывших к ним на помощь горцев из соседних обществ, он с большими потерями пробивался дальше, где его ожидало не менее отчаянное сопротивление.

Еще до того, как отряды Фет-Али-хана вторглись в прекрасные горы и долины Табасарана и Кайтага, там начались волнения. Владетелям, знавшим, какая грозная сила надвигается на их благодатные места, еще хотелось верить, что беда пройдет стороной, если они не окажут сопротивления войскам Надир-шаха. Но народ был другого мнения об иноземных захватчиках. Кроме того, было известно, что шах был намерен выселить тысячи табасаранцев и кайтагцев в Персию, а на их земли прислать верных ему каджаров. И люди, по примеру своих соседей, предпочли драться за свою родину и свободу. К тому же их побуждали и письма, получаемые из других мест, и добровольцы, спешившие на помощь с дальних гор.

Ополчение табасаранцев возглавил Мирза Калукский. Храброго воина и одаренного поэта народ любил за его песни, в которых он обличал греховную знать и воспевал свободу родной земли.

Мирза был еще молод, но песнями его заслушивались и мудрые старики, и юные красавицы. И когда над Табасараном нависла грозная туча войны, он взял в одну руку саблю, в другую – чунгур, чтобы сражаться и оружием, и песней. И повсюду уже повторяли его призыв:

– Эй, милый мой Табасаран, Родные мои сограждане! Шах Ирана – тиран Надир, Ненавистный враг идет на нас. Встанем все, как один, Как горные смелые львы. Тот, кто подчинится врагу, Пусть не выйдет на поле битвы. Народы Дагестана, как братья, Сплотятся в единую семью: Аварцы, лезгины, кумыки, даргинцы и лакцы – Братья все помогут!

Неожиданно ожесточенное сопротивление табасаранцев обескуражило Фет-Али-хана. Он бросал на горцев все новые силы, но сопротивление только усиливалось. На помощь табасаранцам подходили все новые отряды, среди которых было десять тысяч воинов из горных обществ и сам Сурхай-хан со своей дружиной.

Каджары бросались от аула к аулу, надеясь окружить и уничтожить горцев. Но те, избегая открытых сражений, укрывались в густых лесах и на вершинах гор, заманивали противника в ущелья и громили врага со всех сторон.

Узнав о том, что творится в Табасаране, Надир-шах спешно выступил туда с большим отрядом из Дербента.

Отправляясь в поход, Надир-шах приказал Сен-Жермену закончить новый дворец как можно скорее, а визирю – предоставить для этого французу все, что нужно – от золота до людей, включая гарнизон Дербента.

Шах не сомневался, что вернется с победой, и хотел отпраздновать ее в новом дворце, бросив к ногам все еще неприступной горянки плененных главарей бунтовщиков. Одно ее слово – и он их пощадит. Надир был уверен: сердце горянки дрогнет, она скажет заветное слово и раскроет свои нежные объятия непобедимому воину Надир-шаху.

Но по пути в Табасаран шах получал все более удручающие сведения. Те, от кого он ждал трепета и повиновения, подняли на него оружие. Сурхай-хан, Рустам-хан, Хасан-бек, Мамай-бек, Бек-Али, Амир-Хамза, Муртаза-Кулисултан со своими отрядами вступили в битву с войсками Надир-шаха и готовы были драться до конца.

Приближаясь к местам боев, Надир-шах увидел тысячи убитых сарбазов, которые лежали в лужах крови вперемешку со своими лошадьми. Раненые и нерасседланные кони бродили между трупов, испуганно фыркая на стервятников, слетавшихся на пиршество.

Навстречу шаху попал сотник-юзбаши, который бежал с поля боя, бросив оружие.

– Куда ты так спешишь? – окликнул его Надир-шах.

Сотник от растерянности замер, не смея произнести ни слова.

– Ты, верно, спешил обрадовать своего повелителя вестью о победе? – зло произнес Надир-шах.

– Да, мой повелитель, – еле слышно ответил побледневший от страха юзбаши и упал перед Надир-шахом на колени.

– Это так же верно, как то, что твоя голова еще на плечах, – сказал Надир-шах и подал знак палачу.

Секира блеснула на солнце – и голова сотника покатилась в овраг.

Чтобы ускорить участие в сражении новых сил, Надир приказал трем тысячам всадников посадить за своими спинами на крупы лошадей столько же стрелков-джазаирчи и мчаться во весь опор.

Но, явившись на место боев собственной персоной, Надир-шах был изумлен тем, как горские ополченцы расправлялись с его лучшими войсками, кося пулями, стрелами и саблями облаченных в доспехи сарбазов. Скоро выяснилось, что небольшой отряд горцев напал на кызылбашей, затем отступил и заманил противника в лесистое ущелье, где среди деревьев засели десятки тысяч горцев. И тогда началось самое страшное, напомнившее каджарским предводителям Заман-беку и Рахим-хану то, что произошло в Джаре с братом повелителя Ибрагим-ханом.

Не желая терпеть нового позора, Надир-шах ринулся в битву сам. Стороны сошлись в открытом бою и бились до изнеможения, но исход битвы не принес никому победы. Войска отошли друг от друга, чтобы подготовиться к новому сражению.

– Опять этот безрукий Сурхай решил помериться со мной силой? – в ярости процедил Надир-шах, заметив знамя Сурхай-хана.

Но рядом с тем знаменем было еще несколько. И Надир-шах понял, что в горах многое изменилось. Табасаранцы, лезгины, кайтагцы, кумыки, лакцы, аварцы – все народы гор начали сливаться в неодолимую силу – в единый народ Дагестана. Это грозило нарушить все замыслы Надир-шаха, и допустить этого было нельзя.

Шах обещал великую награду тем, кто принесет ему головы Сурхай-хана и Мирзы Калукского. А Мирза своими песнями воспламенял отважных горцев на новые победы. Сурхай-хан же пытался пробиться к самому шаху и снести голову своему заклятому врагу.

Всю ночь в обе стороны уносили раненых и хоронили погибших. Ночь, обычно звеневшая журчанием рек и водопадов, наполнилась заупокойными молитвами. И над благоухавшим ароматами цветов Табасараном стелился дым пожарищ.

Надир-шах сулил страшные кары трусам, но это мало помогало делу. От изнеможения участвовавшие в битве сарбазы спали как убитые. Казалось, все оборачивалось против великого мирозавоевателя. Даже ослы, на которых перевозили оружие и боеприпасы, ночью исчезли. Они просто разбрелись по горам, возвращаясь к своим хозяевам, у которых были отобраны каджарами.

На рассвете, когда Надир-шах намеревался дать решительный бой, оказалось, что большая часть его войска окружена горцами. Разгорелась новая битва, кызылбаши были разбиты, а пытавшийся пробиться к ним на помощь Надир-шах был ранен в руку. Это была пуля Сурхай-хана, так и не дождавшегося Надир-шаха для поединка. Но щит Надира и на этот раз его спас.

Разъяренный Надир-шах не чувствовал боли. Он с ужасом смотрел на свои войска, бегущие вспять, пробившись из окружения, и чувствовал унижение, которое нужно было на ком-то выместить.

Потерявшие в боях больше десяти тысяч воинов и бежавшие с поля боя военачальники предстали перед Надир-шахом, не смея оправдываться или просить пощады. В последней надежде сохранить свою жизнь они по обычаю повесили сабли на свои шеи и закутались в саван. Но шаха это не остановило.

– Ваша жизнь не в счет.

Палачи связали им руки, а затем умертвили самым позорным способом – затянув на их шеях шелковые шнуры. Трупы казненных военачальников были сброшены с кручи.

Продолжать битву шах не пожелал, решив отступить, чтобы вернуться с достаточными силами и стереть бунтовщиков с лица земли. Тех же, кто проявил слабость, он приказал арестовать. Получилась почти тысячная колонна сарбазов, у которых руки были связаны за спиной, а сверх того – привязаны к шее.

У горцев тоже были немалые потери. Они сочли, что преподали заносчивым каджаром достаточный урок, и не стали их преследовать. Сурхай-хан ушел в Кази-Кумух, куда теперь непременно должен был явиться обозленный Надир-шах. И к его визиту следовало основательно подготовиться. Так же думали и все остальные горцы, приходившие на помощь табасаранцам. Большая война была теперь неизбежна. Она уже началась.