Когда брод был найден, Надир-шах приказал открыть по Шовкре огонь из всех своих орудий. Это отвлекло защитников крепости, и нескольким большим отрядам удалось скрытно перейти реку. Обстрел еще продолжался, когда перед Шовкрой появилась конница Кани-хана, а за ней уже надвигались полки пеших сарбазов. Воины Сурхай-хана не ждали такого маневра противника и спешно меняли оборонительные порядки. Вскоре стало известно, что и сам Надир-шах уже перешел ущелье и приближается к Шовкре.

Артиллерия, нанесшая крепости немалый урон, вдруг смолкла. Сурхай-хан обнажил саблю, ожидая штурма, но сначала шах прислал парламентера. Надир подтверждал свое согласие заключить мир, но на прежних условиях, которые были неприемлемы для гордых кумухцев.

Сурхай в гневе прогнал шахского парламентера и решил сам атаковать наглого каджара. Вместе с сыновьями во главе своего храброго войска Сурхай-хан бросился на врага. Но шах будто этого и ждал. Сначала он сделал вид, что отступает, а затем обошел Сурхая с двух сторон и ударил по его флангам. Началась беспощадная кровавая битва. Доблестные воины Сурхая дрались отчаянно, потери Надира были велики, но и горцев погибло немало. Сурхаю пришлось отступить к крепости Шовкра, но и там ненадолго удалось сдержать лавину каджарских головорезов. Когда Сурхай отошел в Кумух, вскоре и он оказался осажденным.

Однако воины Сурхай-хана и не думали сдаваться. Битва разгорелась с новой силой. Сурхай-хан с болью видел, как тают его ряды, как рушатся укрепления, как ядра подтянутых Надир-шахом пушек уже рвутся в Кумухе, разрушая дома и поднимая волны в тихом Кумухском озере.

Оставшиеся в Кумухе жители помогали воинам чем могли, а те – кто мог поднять оружие – заменяли павших отцов, братьев и сыновей.

Ночью, когда наступило короткое затишье, Сурхай позвал к себе сыновей:

– Дети мои, вы мужественно бились с врагами, а народ наш не уронил своей чести, – сказал он. – Но еще один день таких штурмов, и никто из нас не останется в живых, а Кумух будет превращен в развалины.

Сурхай помолчал, чтобы сдержать свои чувства перед тем, как сказать сыновьям то, что не примут их сердца, исполненные ненавистью к врагу.

– Прежде я думал, что сам смогу победить Надир-шаха, но теперь понимаю, что судьба наша и всего Дагестана решится не здесь. И мне пришлось принять трудное решение. Я останусь биться со старым врагом, а вы должны уйти в Андалал. Люди там готовятся к сражению. Возьмите лучших джигитов и будьте рядом с ними, будьте рядом со всем Дагестаном, который встает против презренного Надира. Поднимайте на битву всех: и кази-кумухцев, и наших соседей. И позовите на помощь Хунзахского хана, вашего дядю. Иначе нам Надир-шаха не одолеть и не отомстить за все бедствия, которые он принес на нашу землю.

– Оставить тебя и уйти? – не понимал Муртазали.

– Надир-шах согласится на мир, – пытался убедить сыновей Сурхай-хан. – Я не верю ни одному его слову, но, может быть, это поможет мне задержать его, пока народы гор собираются для великой битвы. Так и передайте Пир-Мухаммаду в Андалале и Хунзахскому хану.

– Лучше погибнуть, чем оставить отца, – опустил голову Мухаммад.

– А еще лучше – исполнить отцовскую волю, – твердо сказал Сурхай-хан. – Каджаров надо задержать любой ценой. Или погибнут все.

– Но как мы посмотрим в глаза матери? – воскликнул Муртазали.

– Она останется со мной, – сказал Сурхай. – Иначе Надир поймет, что его обманули. Вы должны отправиться сегодня же. И не терзайте отцовское сердце, оно и так вот-вот разорвется.

В ту же ночь сыновья Сурхай-хана прорвали окружение и ушли в Андалал со своими дружинами и чохцами, приходившими к ним на помощь. А наутро, с трудом переборов свою гордость, упрятав далеко в сердце ненависть к Надиру, Сурхай решился на тяжелый шаг.

Сопровождаемый почетными лицами, Сурхай-хан вышел из Кумуха и объявил, что принимает условия Надир-шаха.

Узнав об этом, Надир велел прекратить стрельбу и доставить Сурхай-хана с почетными лицами в свой шатер.

Дожидаясь шахской аудиенции, кумухцы с отвращением слушали глашатаев, которые сладкими голосами восхваляли своего повелителя:

– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! О боже, боже, боже! Без конца молимся тебе! Да будет власть твоего избранника Надир-шаха от края и до края! Ведь он и солнце, и ночь, и день, самое мудрое из божьих созданий, единственное и бесподобное порождение!

– Да будет друг его другом! И враг его да станет другом!

– Да здравствует вечно, о наш счастливый, милостивый, благодетельный и справедливый падишах!

Поднялся занавес, и кумухцев пригласили приблизиться к трону Надир-шаха. Сопровождавший их визирь подполз к трону и поцеловал ковер у его подножия. Но Сурхай-хан и его спутники примеру визиря не последовали. Надир простил им эту вольность, она уже ничего не значила по сравнению с той вольностью, которую Надир-шах отнял у старого недруга. Вместе с побежденным Сурхай-ханом шах надеялся получить не только его ханство, но и весь Дагестан.

Аксакалы произнесли подобающие положению речи, а Сурхай-хан молчал, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не броситься на заклятого врага.

– Мир изменчив, брат мой, – заговорил Надир-шах, явно наслаждаясь своим триумфом. – Вчера ты был тут владыкой, а теперь им буду я. Правда, если прибавить твое ханство к моей огромной империи, никто этого даже не заметит.

– Тогда зачем ты сюда пришел? – спросил Сурхай-хан.

– О Сурхай, тебе этого не понять, – продолжал Надир-шах. – Я потерял меньше воинов в Индии, чем в ваших диких горах. Сокровища Великих Моголов все еще везут в Персию, и нет им конца. А что я найду здесь? Не думаю, что твоей ханской казны хватит, чтобы кормить мое войско хотя бы неделю. Но перед тобой владыка мира, которого давно не интересует золото. Покорность храбрецов – вот редчайшая добыча, которая мне желанна! Покорив Дагестан, я сделаю то, что не удавалось еще никому.

– И тебе это не удастся, – подумал про себя Сурхай, но шаху сказал другое: – На все воля Аллаха, и будет так, как будет.

Но казалось, шах понял то, что Сурхай-хан не сказал вслух. И Надиру это не понравилось, как не нравился ему слишком независимый вид и гордый взгляд старого хана, имевшего давнюю славу великого воина.

Решив напомнить ему, кто есть кто, шах сказал:

– Будет так, как захочу я. Разве ты думал, что случится то, что случилось?

Глаза Сурхая вспыхнули гневом, и рука его невольно потянулась к кинжалу. Сурхай был однорук, но ему хватило бы и одной руки, чтобы покарать этого безродного разбойника, посмевшего так обращаться с ханами. Но кумухские аксакалы вовремя сдержали Сурхая.

Телохранители шаха тоже все видели и ждали лишь знака своего повелителя, чтобы расправиться с Сурхаем и его людьми. Но шах решил быть милостивым. Убить этих гордецов ему ничего не стоило, но это бы лишь осложнило достижение главной цели. А если бы знаменитого хана удалось сделать своим союзником, это принесло бы немало пользы. Не говоря уже о том, что его примеру могли последовать и те дагестанские владетели, с которыми Надир-шаху еще предстояло иметь дело.

Однако Надир не собирался ограничиваться пленением хана. Войско его жаждало добычи, и Надир сказал Сурхаю:

– Будет справедливо, если я верну то, что ты собирал с Шемахи и прочих моих земель, когда объявил себя их владыкой.

Сурхай ответил шаху примерно так же, как отвечал турецкому султану:

– Ширван и Шемаху я завоевал. А военная добыча принадлежит ее обладателю.

Надир-шах усмехнулся:

– Если там была твоя добыча, то здесь будет моя. – А своему визирю велел: – Дом и семья почтенного Сурхая не должны пострадать, а право на остальное мои воины заслужили.

Аксакалы взволнованно поглядывали друг на друга, и только Сурхай-хан старался сохранять спокойствие.

– Я – хан своего народа, – сказал он Надиру. – И мой дом пусть разделит судьбу остальных.

– Судьба твоя и твоего народа зависит теперь от меня, – ответил Надир-шах.

Надир оглянулся на визиря и велел:

– Исполняй что приказано.

– С усердием и немедленно, мой повелитель, – поклонился визирь и, пятясь, покинул шатер.

Присутствовавший при этом Калушкин горестно наблюдал печальную сцен у.

А после того, как шахские разбойники принялись за Кази-Кумух, Калушкин написал в донесении: «А от персидского войска жителям такие наглые обиды и нахальства чинятся, что и описать трудно, ибо последнее у них пограбили. В войске шаховом такое воровство завелось, что явно в дома входят и, что под руки попадается, нагло отнимают».

Каджары предали Кази-Кумух варварскому разграблению. Сопротивлявшихся убивали на месте. Видя все это, кумухцы спешили покинуть село, спасая свои семьи. Об имуществе они уже не думали, помышляя лишь о том, как отомстить алчным и жестоким кызылбашам.

Дом и жену Сурхай-хана каджары не тронули, но чиновники шаха потребовали выдать казну и драгоценности. Обезоруженные нукеры Сурхая были заключены под стражу, но наутро оказалось, что они задушили стражников и скрылись в горах. Начальник стражи поплатился за это головой. Дом Сурхай-хана был оцеплен. С Сурхаем и его женой осталось лишь несколько слуг.