Маленькая справка
Модуляция в музыке – это переход в другую тональность. Наиболее распространена модуляция, основанная на гармоническом родстве тональностей.
Совершенная модуляция – модуляция с закреплением новой тональности.
Модуляция 1
Гаврила Романович Державин (1743−1816)
Что мы знаем о Державине? Знаменитое пушкинское:
Итак, у Державина в русской поэзии была роль – заметить Пушкина и благословить его.
Что же касается его поэзии, то Державина, как и всех допушкинских поэтов, коснулось одно несчастье: они все остались в нашем восприятии «поэтами предпушкинской эпохи». Так уж печально случилось. И в этом никто не виноват (кроме Пушкина).
Пушкин и в русском Слове, и в поэзии, и в самих принципах мышления оказался настолько значителен, что всё до него, да и многое после него стало восприниматься либо как предтеча – подготовка к Пушкину, либо как послевкусие.
Я не хочу перегружать эту часть книги информацией и называть имена блестящих до– и послепушкинских поэтов, но что касается Державина, то жизнь его – увлекательнейший роман.
(О, если бы голливудцы добрались до биографии Державина, то я убежден – они сумели бы снять один из самых кассовых фильмов в своей истории. Им ничего не надо было бы придумывать.)
Достаточно процитировать самого Державина:
«…без всякой подпоры и покровительства, начав с звания рядового солдата и отправляя через двенадцать лет самые нижние должности, дошел сам собою до самых высочайших…»
Я очень не хотел бы выдавать вам совершенно невероятную информацию об уникальной жизни человека, который прошел путь от преступника (по сути, перед нами антиобщественный человек из уголовного мира) до одного из высочайших правдоискателей.
От картежника, проигравшего в карты все деньги, в том числе даже те, которые прислала ему мать на покупку имения, до виднейшего государственного деятеля, секретаря Екатерины Великой.
От трактирного завсегдатая до великого поэта всея Руси, одного из самых уважаемых людей в русской истории.
Вот начало и конец его стихотворения «Признание», подводящего итоги его долгой жизни:
Когда я читаю подобные стихи Державина, то чувствую такую остроту современности, какую не часто встретишь у наших поэтов сегодня.
Даже этот восклицательный знак, поставленный как бы в нарушение всех законов стихосложения, выдает нам подлинно современный стиль.
Достаточно прочесть последние две строчки два раза по-разному.
Первый – словно восклицательного знака нет, а второй – так, как написано.
И вы почувствуете невероятную многозначность строк. Ведь «брось, мудрец!» – это означает еще и «брось перечислять мои проступки, брось осуждать меня».
А затем – гениальное «брось камень», но вдруг совершенно потрясающее: «Если ты не человек».
И здесь, конечно, имеется в виду древнелатинское: «Я – человек, и ничто человеческое мне не чуждо».
Здесь и библейское Христово: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень».
Видите, сколько ассоциаций рождают эти две строчки?!
И здесь я не могу удержаться, чтобы не дать целиком державинскую оду «Бог».
Я уверен, что всякий глубоко образованный русский человек обязан знать ее и гордиться тем, что наша страна – родина столь грандиозного подарка человечеству.
Я даже думаю, что много значительных научных исследований о Человеке вы сможете написать, вдохновившись этим творением.
Если вы заинтригованы тем, что я написал об одном из самых невероятных русских людей, то у вас есть возможность прочесть про Державина замечательную книгу выдающегося поэта Владислава Ходасевича.
Если же вы увлечетесь и поэзией Ходасевича (один из любимых мной поэтов Серебряного века русской поэзии, удивительный представитель русской литературной культуры XX века), то я буду безмерно рад за вас.
Гаврила Державин
БОГ
1784
Модуляция 2
Людвиг ван Бетховен (1770−1827)
Один из величайших музыкальных мыслителей в истории культуры планеты.
Человек, вся жизнь которого звучит и читается как легенда. Согласно официальному музыкознанию – один из трех венских классиков. (Два других – Моцарт и Гайдн.)
Но личности такого масштаба не вмещаются в рамки стиля, времени или направления.
По сути, в его музыке подготовлен и проведен в жизнь следующий музыкальный стиль – романтизм.
Но если говорить еще сильнее, то Бетховен в последние годы настолько ушел от всяких традиций музыкального письма, что произведения последних лет и сегодня звучат как музыка суперавангарда.
В ней Бетховен разрушил все привычные формы и каноны и построил в музыке энергетику свободного космического пространства. Иногда я даже начинаю думать, что бетховенская глухота – подарок Бетховену от Судьбы. И, конечно же, подарок всем любителям музыки. Я буду очень рад, если вы послушаете и полюбите его симфонии и сонаты. Но если вы сумеете добраться до его поздних сонат и квартетов и почувствовать их, то начнете принадлежать к элите из элит. Еще хочу вам сказать, что бетховенский Концерт для скрипки с оркестром я считаю величайшим концертом, написанным за последние 200 лет. Когда я говорю об этом пианистам (для которых Бетховен написал в пять раз больше, то есть пять концертов), то большинство из них грустно вздыхают и… соглашаются.
В моей предыдущей книге «Тайны гениев» есть глава со странным названием: «Был ли глухим Бетховен».
Когда в начале 1800-х годов Бетховен начал глохнуть, то, несмотря на это, он продолжал интенсивную композиторскую работу. Более того, самые великие свои произведения он создал, будучи совершенно глухим.
И это – еще одно доказательство того, что в искусстве не все так просто и легко объяснимо, как в обыденной жизни.
Модуляция 3
Борис Леонидович Пастернак (1890−1960)
Для меня как для человека искусства очень важно знать, что после Пушкина в русской поэзии не было перерыва. Весь XIX век был веком большой поэзии.
Но особенно важно то, что и в XX веке Россия продолжала дарить миру поэзию высочайшего уровня.
Для меня поэзия Пастернака – поэтический пик России XX столетия.
С одной стороны – пушкинская энергетика.
С другой стороны – невероятно раскованное движенье образов.
С третьей – общая культура Пастернака столь необычайно высока, что он сумел в своей поэзии воплотить идеи музыки Шопена, Бетховена, Скрябина.
Кроме того, Пастернак начинал свою карьеру как композитор. Значительным композитором он не стал, но его глубокое музыкальное знание помогло ему в музыкальности построения стихов.
Музыкальность пастернаковских стихов сравнима в русской поэзии только с пушкинской.
Или:
Или:
Или:
Или:
О жизни, поэзии и прозе Пастернака существуют горы литературы. Если вы почувствуете внутреннюю потребность в общении с ней – вам открыты все дороги.
Если нет, значит, из поэтов XX века вам ближе Цветаева, Ахматова или Мандельштам.
Но пастернаковские «стихи из романа» – мне кажется – обязательное чтение.
Здесь же предлагаю вам один из самых живописных стихов русской поэзии «Давай ронять слова».
Мой друг, ты спросишь, кто велит,
Чтоб жглась юродивого речь?
Модуляция 3А
Осип Мандельштам (1891−1938)
Место Мандельштама в русской поэзии совершенно уникально. Это, пожалуй, самый интеллектуальный поэт. У него даже природа интеллектуальна. Она почти никогда не пейзаж, а скорее мысль:
Это – о музыке, о первозданности. Это – спрессованное до четырех строк философское эссе.
У Мандельштама – очень опасный вид поэзии. Опасный потому, что невероятно трудно осмелиться в одном виде искусства говорить о других. Здесь поэзия как бы лишается своего права быть ТОЛЬКО поэзией, а стремится проявиться как синтез искусств. Но Мандельштаму это удается. Если он пишет стихотворение «Бах», то, при глубоком чтении, из него можно узнать об эпохе Реформации, об органе, о Бахе, о протестантском богослужении даже больше (а лучше сказать, глубже), чем из ряда научных книг. Если Мандельштам пишет стихотворение об импрессионизме, то это – сама суть постигнутого им направления в живописи. Мандельштам может писать о французском классическом театре, о шотландской поэзии, о европейской музыке, об архитектуре. Но все это – поэзия. Аналогий его поэзии у нас нет.
Модуляция 3Б
Николай Гумилев (1886−1921)
Один из тончайших стилистов в русской поэзии. Изысканность его поэзии не имеет границ.
Был расстрелян большевиками в 1921 году, став, таким образом, одной из первых жертв режима (первый в длинном ряду, кульминация которого – Мандельштам).
Расстреляв Гумилева, убийцы совершили преступление против поэта.
Но и против русской поэзии.
Гумилев был мужем великой Анны Ахматовой.
Их сын – гениальный ученый Лев Николаевич Гумилев.
Модуляция 4
Фредерик Шопен (1810−1849)
Две цифры:
рост Шопена – 1 метр 76 сантиметров,
вес Шопена – 48 килограммов.
Напрягите все свое воображение и представьте себе, как он выглядел.
Всю свою короткую жизнь Шопен был болен туберкулезом. В любой момент удушающий кашель мог свести его в могилу. Врачи предрекали ему раннюю смерть. Но гениальный композитор дожил до 39 лет. И это – тоже чудо истории искусства.
Музыка Шопена – такой силы протест против смерти, что музыкальная энергетика его собственного творчества задерживала болезнь, оттягивая смерть.
Шопен прожил на 20 лет больше, чем предрекали врачи.
Шопен плохо владел оркестровкой, ничего не писал для скрипки, очень мало – для других инструментов.
Но звучание рояля у Шопена – это и скрипка, и флейта, и гобой, и любые самые богатые оркестры.
Гениально написал о его музыке Пастернак:
Я ничего не хочу добавить к этим строчкам. В ином случае я должен написать об этом целую книгу.
Первая глава называлась бы
«Вероятье Шопена».
Вторая —
«Правота Шопена».
Третья —
«Окрыляясь на лету».
Четвертая —
«Один».
Пятая —
«Выход из вероятья».
И эпилог —
«В правоту».
Но этой книги о Шопене я не напишу.
Во-первых, потому, что Пастернак спрессовал всякую возможную книгу до плотности «черной дыры».
А во-вторых – такая книга должна быть плодом целой жизни.
Слушайте музыку Шопена!
Я рекомендую учиться у шопеновской музыки тем, кто мечтает стать настоящими артистами.
Тем, кому нужно поэтическое вдохновение.
Тем, кто хочет хотя бы на время уйти от прозы жизни.
Тем, у кого очень хрупкая нервная организация.
Дабы на примере музыки убедиться, к каким фантастическим результатам это может привести.
Тем, кто всей своей жизнью тоже «прокладывает выход из вероятья в правоту».
Модуляция 5
Хокку, написанные детьми школы № 232 Санкт-Петербурга после нашей второй встречи
Встречи я проводил в духе и стиле, которым я пишу свои книги.
Глобенко Игорь, 15 лет
Манеева Эльвира, 14 лет
Олеся Ганжа, 13 лет
Олеся Ганжа
Олеся Ганжа
Грачева Женя, 16 лет
Чайко Р., 14 лет
Ткачев В., 16 лет
Фролова Саша, 13 лет
Фролова Саша
Румянцева Ира, 14 лет
Толкова Юля, 12 лет
(учительница)
Лебедева Яна, 15 лет
Фролов Сергей, 16 лет
Генералов Сергей, 16 лет
Максим, 11-й класс
Дударева Любовь, 16 лет
Дударева Любовь
Дударева Любовь
Чачина Олеся, 14 лет (?), 7-й класс
Михамина Настя, 13 лет
ССН, 15 лет
Бычков Андрей, 16 лет
Овчинников Артем, 16 лет
Мерзликин Игорь, 15 лет
«Белый ворон»
Илькин Ализаде, 14 лет (?)
Илькин Ализаде
Тихомиров А., 16 лет
Тихомиров А
Гайдук В., 15 лет
Попов Никита, 17 лет
Ира, 15 лет
Л. Екатерина, 16 лет
Антон, 14 лет
(Вариант не хокку)
Антон, 14 лет
Шанкин Д., 15 лет (8-й Б класс)
(неразборчиво) Ольга, 15 лет
Иванов Алексей
Баранов Игорь
Коновалова Катя
Матвеев Дмитрий, 15 лет
Нодоилова Алина, 15 лет (?)
Любовь, 16 лет
Сергеев Андрей
В. Таня, 10-й А класс
Дунаева Александра, 13 лет
Галинова Ольга, 15 лет
Галинова Ольга
Ефимова Юлия, 15 лет
Ражева Маргарита, 13 лет
Дмитрий Корчагин и Дан Кичук, 16 лет
?????
Надя Костикова, 14 лет
Киселева Юлия, 15 лет
Галкова Юлия, 11 лет
О «Лунной сонате»
Васильева А., 5-й класс
Куликов Роман, 16 лет
Олеся Чачина, 7-й класс
Магарамова Дилара, 10 лет
Душилина Мария, 14 лет
Леонов А., 5-й класс
Голоскова Юля, 16 лет
Карлова В., 15 лет
Титова Ксюша, 13 лет
Перед вами хокку, написанные моими питерскими слушателями в возрасте от 10 до 17 лет после второй нашей встречи.
Это дети, первая встреча с которыми у меня произошла полгода назад.
Об этой встрече писали газеты. Второй встречи они ждали с нетерпением.
Встречу никак не мог закончить, поэтому она продолжалась свыше двух часов.
Модуляция 6
Модест Петрович Мусоргский (1839−1881)
Если кто-то попросит меня назвать всего несколько величайших творений культуры, то я обязательно назову
«Фауста» Гёте,
«Гамлета» Шекспира,
«Божественную комедию» Данте,
«Жертвоприношение Авраама» Рембрандта,
роспись Сикстинской капеллы Микеланджело,
«Картинки с выставки» Мусоргского.
Тот, кто сознает, какого уровня ряд я сейчас выстроил, поймет, КАК я отношусь к Мусоргскому.
Если кто-нибудь поведет себя очень жестоко и потребует оставить только три творения из этого списка, то я оставлю
«Фауста» Гёте,
«Божественную комедию» Данте,
«Картинки с выставки» Мусоргского.
Мне тяжело производить подобные эксперименты, я не могу жить без постоянного общения с музыкой Баха, Моцарта, Бетховена, Брамса, но этим самоограничением я хочу показать, ЧТО для меня «Картинки».
Ибо это музыка ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.
Именно Человечество во всех своих ипостасях представлено в этом тридцатиминутном произведении.
Когда я читаю все, что написано о Мусоргском и его «Картинках», я всегда очень огорчаюсь.
Его музыку по-прежнему рассматривают с позиций
узкомузыковедческих,
узкотерриториальных,
узкожанровых.
А рассматривать нужно с позиций
психологии (самых современных и самых последних ее достижений),
театра (от классицизма до абсурда),
истории Человечества,
космологии (макро– и микромир),
теоретической физики,
теории игр,
медицины,
философии,
филологии.
Вот тогда (может быть) мы придем к какому-то начальному пониманию Космоса Мусоргского.
Рассказывать сейчас о его невероятно тяжелой жизни, о его болезнях (где одна привела к другой) я не в состоянии.
Каждый раз я обещаю себе написать книгу о «Картинках». И каждый раз чувствую, что мне недостает знаний в области физики, медицины, психологии. Ибо каждая часть, будь то
«Балет невылупившихся птенцов»,
или «Катакомбы»,
или «Гном»,
или «С мертвыми на мертвом языке»,
по отдельности и тем более вместе рождают ТАКОЙ ОКЕАН АССОЦИАЦИЙ И РАЗМЫШЛЕНИЙ, что мне просто хочется верить в рождение личности, способной, изучив «Картинки с выставки» Мусоргского, вывести ФОРМУЛУ БЫТИЯ на уровне ЖИЗНИ И СМЕРТИ, МАКРО– И МИКРОКОСМА.
Мне кажется, что нужно было бы создать лабораторию, где стали бы сотрудничать психологи и музыканты, физики и историки, математики и философы.
Даже сексопатологи должны были бы участвовать в исследованиях.
Почему?
Да потому что «Балет невылупившихся птенцов» – это не шутка, а знак из классического психоанализа.
Да потому что «Быдло» – это знак невыносимости и возможной трагической развязки.
А «Гном» – это описание первой болезни Мусоргского.
А «Римская гробница», следующая сразу за болтающими кумушками Лиможского рынка во Франции, – это провал в бездну, трагедия цивилизации.
Да потому что «Прогулка», постоянно сопровождающая нас по «Картинкам», вдруг исчезает. И не возвращается.
Для того чтобы ответить на вопрос, почему не возвращается «Прогулка», придется начинать с Шута в трагедии Шекспира «Король Лир», где один из ярчайших персонажей вдруг исчезает из дальнейшего действия и больше не появляется. Здесь для меня все проще.
После того как король Лир отдал свое королевство двум старшим дочерям, лишив себя и свою подлинно человечную младшую дочь всего, Шут уже не нужен. Им стал король – сам король Лир.
Вот и «Прогулка» тоже становится не нужна после того, как мы побывали в «Царстве мертвых».
Почему?
Не смею делать скороспелых выводов.
Знаю только, что для того, чтобы пытаться рассуждать на эти темы, нужно очень внимательно слушать цикл Мусоргского «Песни и пляски смерти».
Нужно вслушиваться в сцену смерти Бориса в «Борисе Годунове».
Наконец, «Ночь на Лысой горе».
Почему Мусоргского взволновал сюжет шабаша ведьм? И что за плач звучит в музыке после окончания шабаша?
Видите, что я делаю?
Не отвечаю на вопросы, а наоборот, нагромождаю их один на другой.
Прошу тех, в ком работает мысль: послушайте всю эту музыку. Быть может, вы сможете ответить хотя бы частично на вопросы.
Мусоргский – один из самых великих СТИХИЙНЫХ ПСИХОЛОГОВ И ФИЛОСОФОВ В ИСТОРИИ ВСЕЙ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ.
К тому же давно и хорошо известно, что важнее прежде всего не ответить на вопрос, а правильно его поставить.
Даже белая горячка, от которой умер Мусоргский, вызывает массу вопросов.
Помогала ли Мусоргскому, его способности выходить за рамки обыденности его нечеловеческая алкогольная зависимость? Если это отрицать, то невозможно понять, как Мусоргский, большую часть жизни находившийся в состоянии запоя, сумел зашифровать в своей музыке столько всего, что и тысячи трезвых исследователей во всем мире не могут на уровне этой музыки раскодировать шифры.
И, в лучшем случае, обходятся утверждениями, что Мусоргский – интересный самородок, открывший новые пути в музыке.
В музыке ли только?
Модуляция 7
«Могучая кучка»
Пять русских музыкантов совершенно различного уровня дарования объединились в группу, которую критик Стасов назвал «маленькой, но уже могучей кучкой русских музыкантов».
Это определение так и существует как клише на протяжении многих поколений.
Ничего страшного в этом нет.
Называет же весь мир сонату «Как бы фантазия» Бетховена «Сонатой лунного света», а по-русски еще лучше – «Лунная соната».
Хотя справедливости ради следует сказать, что и то и другое – несправедливо.
Не может сверхгений Мусоргский соседствовать и работать в одной «кучке» с композитором весьма среднего дарования – Цезарем Кюи. Не удалось харизматическому, невероятно музыкально одаренному, но, по сути, не сумевшему реализоваться из-за жесточайших мучительных депрессий Милию Балакиреву научить музыкально «неграмотного» Мусоргского писать «по-настоящему».
Не получил Мусоргский ни одной положительной газетной рецензии на свою музыку от «кучкиста» и главного музыкального критика России генерала фортификации Кюи.
Не сумели «кучкисты» убедить великого ученого-химика Бородина в том, что музыка важнее, чем химия. И мне как музыканту обидно.
То, что открыл в химии Бородин, мог бы, пусть позже, сделать другой ученый. Ибо прогресс науки неостановим.
А вот гениального композитора Бородина НИКТО И НИКОГДА НЕ ЗАМЕНИТ.
Не удалось Балакиреву убедить Римского-Корсакова не идти преподавать в консерваторию.
Ибо, согласно Милию Алексеевичу, – консерватория как система обучения чужда русскому духу.
А вообще замечательно, что в России XIX века было такое талантливое созвездие композиторов.
Без каждого из них мировая культура была бы намного беднее. Правда, «Кучки» не получилось. Ну и слава богу!
Творчество – дело сугубо индивидуальное.
Модуляция 8
Сюита
По-французски слово «сюита» означает «ряд».
В древности танцевали два контрастных танца – танец-ходьбу и танец-прыжки.
Отсюда все и началось.
Древние танцоры даже и не догадывались, какой путь пройдет человечество от чередования их ритуальных прыжков и ходьбы до Французских сюит Баха или «Картинок с выставки» Мусоргского.
Однако попав на современную дискотеку, наши предки успокоились бы и решили, что прошло не так уж много времени с тех пор, как они прыгали и ходили. Особенно легко они узнали бы ритмы. Человечество всегда шло двумя разными путями.
Один путь – духовного совершенствования, когда над всем возобладала мысль.
Другой же – вечная попытка сохранить первобытную основу. Клянусь, в этом нет ничего плохого!
Плохо только, когда первобытная основа существует в качестве единственно возможного способа и стиля жизни.
Ибо первобытное всегда требует не свободы, а вождя. Вождь – значит ритуал.
А ритуал толпы важнее неповторимости личности.
Вождь должен в любой момент легко сосчитать свое стадо, без проблем выбрать самку.
А если вдруг появится партнер, который своими неповторимыми наскальными изображениями взволнует самку больше, чем вождь своими мускулами, то быть беде.
Искусство и высокая личностная культура разрушают стадо.
Высокое искусство – всегда протест против вождя. А значит, против стада.
Поэтому всякий вождь предпочитает рабски послушное стадо, дабы вероятность появления личностей свести к нулю.
Модуляция 9
Дополнение
Эта книга была закончена за год до того, как мы сняли фильм о Дебюсси. И здесь я хочу уточнить одну важную деталь, без которой я не смогу со спокойной душой отдать книгу в печать. Я напишу об этом очень кратко, а затем отсылаю вас к моему фильму «Эффект Дебюсси». Там я говорю об этом подробно.
Дело в том, что сам Клод Дебюсси был категорически против того, чтобы его называли импрессионистом. И я хорошо понимаю почему.
Он причислял себя к знаменитейшему кружку символистов, который возглавлял поэт Стефан Малларме. Одно из самых известных произведений Дебюсси написал под впечатлением эклоги Малларме «Послеполуденный отдых фавна». Если задуматься очень глубоко, то Дебюсси – символист. Хотя бы потому, что в музыке вряд ли было такое направление – импрессионизм. Или наоборот – в музыке всегда есть элементы импрессионизма. А вот Дебюсси привнес в музыку символизм как никто другой. Сами названия его прелюдий могут читаться как символы.
«Следы на снегу», «Затонувший собор», «Канопа» (руины древнего египетского города), «Менестрели». Даже его опера «Пеллеас и Мелисанда» вся построена на недосказанности, на символах, на логической необъяснимости событий и явлений. Но несмотря на то, о чем пишу здесь, оставляю эту встречу, посвященную Дебюсси, без изменений.
Во-первых, потому, что воспринимать его музыку вместе с картинами художников-импрессионистов – значит серьезно погрузиться в мир творческих деталей.
Во-вторых, потому, что импрессионисты были все-таки близки символистам. Они взросли в одной и той же творческой атмосфере – атмосфере таинственной недоговоренности, особого внимания к тончайшим нюансам в искусстве.
И в-третьих, общение как с импрессионистами, так и с символистами дает нам невероятное ощущение чуда, раскрывает особую многозначность мира искусства, силу сцепления ирреальных деталей, открывает путь к многосложному искусству XX века. Еще более подробно о Дебюсси читайте в модуляции 13.
Модуляция 10
Морис Равель (1875−1937)
Того, кто хоть раз в жизни услышал «Болеро» или «Вальс» Равеля, никогда больше не надо уговаривать слушать его музыку. Учебники часто относят Равеля к импрессионистам. Так просто легче его преподать (см. модуляцию 9). Но Равель – явление настолько не умещающееся в рамки стиля, что его с полным правом можно объявить классицистом, так же как и романтиком, импрессионистом и даже модернистом.
Равель – единственный композитор, музыку которого можно стилистически отнести как к XIX, так и к XX веку.
Слушать разную музыку Равеля – словно процесс дегустации самых изысканных вин.
Это одновременно удовольствие для тонкого ценителя и сильная эмоция для начинающего.
Его «Благородные и сентиментальные вальсы» – как стихи самой высокой пробы.
Его опера «Испанский час» передает музыку французской речи. Справедливости ради стоит сказать, что в идее передать музыкой речь Равель не оригинален.
Идея принадлежит русскому композитору Даргомыжскому. Правда, во времена Даргомыжского музыка была еще не готова к подобным экспериментам.
А для того, чтобы взять на себя полный груз первооткрывателя, Даргомыжскому не хватило гениальности. (А вообще Даргомыжский – блестящий композитор! Завидую всем тем, кому еще только предстоит услышать два его романса: «Червяк» и «Титулярный советник»!)
Но для совершения революции в музыке понадобился гений Мусоргского и его оперный эксперимент с «Женитьбой» (по Н.В. Гоголю). Эксперимент настолько дерзкий, что даже в наших книгах о Мусоргском, вышедших еще сравнительно недавно, написано, что композитору не удалось реализовать свою идею (!).
Кумирами Равеля были… русские композиторы – Римский-Корсаков, Бородин.
Но величайшим объектом безграничной любви стал для Равеля Мусоргский.
Может быть, никто как Равель в то время не понял невероятную гениальность Мусоргского.
Отсюда – оркестровка «Картинок с выставки», где через феноменальный оркестр Равеля раскрываются многие грани мышления Мусоргского. Мне иногда кажется, что если бы Мусоргский жил во времена Равеля, то его оркестровка не могла быть иной, чем равелевская.
А Морис Равель – один из нескольких абсолютных гениев оркестровой мысли в истории музыки.
И еще одна особенность творчества Равеля.
Прежде чем я буду о ней говорить – посмотрите на фото композитора во вклейке. Перед вами – человек со своеобразной внешностью. Его отец – француз, а мать испанка, имеющая испанские и баскские корни. Необычность мышления Равеля именно в том, что он усвоил дух Франции с его тонкой интеллектуальностью, остроумием.
С другой же стороны, в его музыке причудливо соединяется французское с испанским, ярким, взрывным, баскским – покрытым изрядной долей мистицизма, и, конечно же, мавританским.
Проведите глазами по карте.
Пересеките Францию с севера на юг. Затем – Италия. Перелетаем через Пиренеи.
Мы в Испании.
Пересекаем Испанию с севера на юг (только не забудьте сделать петлю на восток к уникальному народу с единственным в мире неповторимым языком и отличной от испанцев культурой – баскам). Затем – опять на юг, попадаем в Андалузию, где испанское, цыганское, еврейское, мавританское соединилось в непередаваемом колорите.
(Не забудьте посетить дворцы и сады Альгамбры, когда отправитесь в реальное путешествие!)
Далее – на корабле через Гибралтар в Марокко.
Весь путь, который мы проделали, – и есть источник вдохновения для Равеля.
В его музыке – дух испанский, баскский, цыганский, еврейский, мавританский, французский.
Дух музыки безумного романтика Ференца Листа, картины художников-импрессионистов, великих испанских мастеров кисти (Гойя, Веласкес, Эль Греко). Дух русский, немецкий, идущий от высокой культуры, знания и любви к Гайдну, Моцарту, Бетховену, Шуману, Мусоргскому, Бородину, Римскому-Корсакову.
Я ставлю здесь точку только потому, что у нас впереди еще много творцов и я не имею права так долго признаваться в любви к одному из гениев.
Слушайте музыку Мориса Равеля!
Не забудьте рапсодию «Цыганка» для скрипки с оркестром.
Только помните, что есть еще немало прекрасной музыки на свете; и даже если вы почувствуете, что «Цыганка» захватывает вас навсегда, старайтесь не слушать ее чаще, чем 20 раз в месяц.
Модуляция 11
Клод Моне (1840−1926)
Несколько замечаний о картинах Клода Моне:
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Хотите быть счастливее, чем вы есть?
Соберите денег, даже если ваше финансовое положение не блещет.
Купите на них альбом репродукций Клода Моне.
Держите его всегда рядом с вашим рабочим столом.
Чтобы можно было в любой момент открыть и ПОСМОТРЕТЬ!
Можно, конечно, любоваться картинами Моне по Интернету.
Но удобнее смотреть на них в ту же секунду, когда вам это необходимо.
Ибо импрессионизм – это всегда мгновенье.
Модуляция 12
Импрессионисты
Смотрите на картины, отходите подальше, чтобы они стали цветовыми пятнами.
Приближайтесь. Полюбуйтесь каждым мазком. Посмотрите, как невероятно из массы абстрактных мазков и пятен рождается неизбывное чудо импрессионизма.
Подойдите совсем близко, настолько, насколько вам позволят наши замечательные музейные старушки.
Не пугайтесь, если они, с неожиданной для их возраста прытью, вскакивают и бегут к вам, грудью встав на защиту картин, чтобы предотвратить страшное преступление против человечества. Их, старушек, часто собирают и рассказывают леденящие душу истории о преступниках с ножами, молотками, кислотами. И это, увы, правда.
Я страдал перед реставрированной «Данаей».
Уже никогда не вернуть этой картине несколько неуловимых, но самых главных деталей, которые только Рембрандт сам и мог написать.
Никто и никогда не вернет Данае ее неповторимый, неописуемый взгляд. Если бы только можно было использовать машину времени и вернуться назад во времени за несколько минут до появления у картины преступника!
Итак, смотрите импрессионистов, а затем… опять смотрите (с перерывами на другие, менее значительные, но, увы, необходимые дела).
Не забудьте про «Красные крыши» Писарро.
Не пройдите мимо работ Сислея, Дега, Эдуарда Мане. Но не пропустите возможность насладиться предтечей импрессионистов – божественным Камилем Коро.
А старушек не бойтесь.
Модуляция 13
Клод Дебюсси (1862−1918)
У Дебюсси есть одна прелюдия для фортепиано, которой я завидую всеми видами зависти.
Эта крохотная прелюдия под названием «Девушка с волосами цвета льна» не дает мне покоя как поэту.
Для меня эта прелюдия – ПОДЛИННАЯ ПОЭЗИЯ. В течение многих лет я пересматриваю, перечитываю огромное количество стихов, чтобы когда-нибудь найти что-либо приближающееся к этому стихотворению без единого слова.
Я много лет играю эту музыку и много лет не могу понять, в чем ее тайна. Я наслаждаюсь всеми прелюдиями, но тайна этой музыки остается для меня одной из самых сокровенных.
Такие произведения, как «Девушка» Дебюсси, убеждают меня все больше и больше, что музыка – абсолютно высший вид искусства.
Есть люди (я встречал их), для которых такая же тайна – прелюдия «Лунный свет». Мы слушали ее во время нашей встречи.
Частично я могу объяснить (или, по крайней мере, попытаться), в чем секрет магии музыки Дебюсси.
Дело в том, что этот композитор, проживший целых 18 лет в XX веке, на самом деле тайно связан с древнейшей магией.
С теми временами человеческой истории, когда не было привычных для нас сегодня, да и в последние столетия, тяготений между аккордами.
Основой был один звук. Один завораживающий звук.
Все остальные звуки ответвлялись от него, а затем, словно притянутые магнитом, вливались.
Это как флейта древнего бога Пана.
Манящая, завлекающая, гипнотизирующая.
Дебюсси не испугался после стольких лет развития европейской музыки вернуть нам магию одного, двух, трех звуков (его ужасно ругал Мусоргский в своих письмах к Балакиреву).
Дебюсси не испугался вернуть человечеству чистое расстояние между двумя звуками, таинственную квинту. Без мажора и минора. Без привычных последовательностей аккордов.
Когда мы впервые слушаем музыку Дебюсси, то испытываем странное состояние. Мы можем остаться равнодушными к его музыке, ибо в ней нет привычного развития, традиционных опор. Его звуки словно повисают в воздухе. Они бесплотны.
Но мы можем и постичь эту музыку. Всей памятью древности.
Услышать ее невероятную чистоту.
Это музыка созерцания. Она живет не движениями.
Всплесками.
Она – круги на воде. Она – созерцание капли росы, в которой отражается солнце.
Эта музыка – изображение не явлений, но их отблесков. Не выражение чувств, а скольжение.
Ее меньше всего можно вопрошать о цели и направлении движения. Мы даже не знаем, есть ли эта цель. Если да, то нам она неведома.
Так же как в единственной опере Дебюсси «Пеллеас и Мелисанда».
В ней нет ни цели, ни мотивации действий, ни даже сюжета – только догадки, обрывки фраз, видения.
В ней ничего не понятно. Никто не знает, кто она – Мелисанда. Мелисанда не знает, откуда она.
Симфоническое произведение «Море». Здесь (ура!) все понятно.
Это фантазия о море.
М-О-Р-Е. мОре, м Ре.
О
Море с его движениями, разными ощущениями при разном освещении, покоем и бурей.
Море – причина самого себя.
Я боюсь предложить всем читателям слушать «Море» Дебюсси. Я не возьму на себя сразу такую ответственность. Только тем людям, которые способны к тому, что Шопенгауэр называл «незаинтересованным созерцанием». Он наделял этим качеством только гениев. Он утверждал, что (цитирую) «обыкновенный человек, этот фабричный товар природы, который она ежедневно производит тысячами и тысячами, совершенно не способен к незаинтересованному созерцанию».
Многие до сих пор считают Шопенгауэра величайшим из философов, когда-либо живших на нашей планете.
Я не хочу соглашаться с Шопенгауэром и его поклонниками. Поклонники обсуждают его идеи строго между собой. А вот вслух цитировать его идеи об обыкновенном человеке боятся – можно ведь крепко получить от «фабричного товара», тем более что, согласно Шопенгауэру, их произведено так много!
Если вас эта мысль задела, то предлагаю послушать «Море» Дебюсси из принципа.
Ведь то, что я здесь устроил, называется провокацией. Шопенгауэр действительно написал это, но я вполне мог бы этого не повторять.
Слушайте Дебюсси.
Ибо более чистого и незаинтересованного созерцания в музыке я, пожалуй, и вспомнить-то не смогу.
А если вы испытаете потрясение от музыки, то я могу вас поздравить.
Весь Дебюсси – ВАШ!!!
Модуляция 14
ХТК (хорошо темперированный клавир)
О хорошо темперированном клавире Баха я все-таки решился написать в следующей книге. А сейчас – только об одном.
Что такое ХТК?
Бах и здесь оказался на недосягаемой высоте.
Темперация и сегодня – одна из серьезнейших проблем. Ибо вся история человечества – история поисков взаимоотношения музыкальных тонов, а точнее – расстояния между ними.
Дело в том, что звуки, играемые на скрипке, не абсолютно совпадают со строем фортепиано. То же – и с пением.
Когда певец, чтобы петь чисто, стучит нужные ему для пения звуки по клавишам – это верный признак того, что певец будет петь фальшиво. То, что чисто на фортепиано, – фальшиво для певцов, оркестров, скрипок, виолончелей.
И все дело в том, что люди запрограммированы на нетемперированный строй.
Это значит, что расстояния между двумя полутонами не всегда одинаковы.
Рояль ведь разделен на 12 равных полутонов, для живого же голоса или скрипки это невозможно. Посмотрите на клавиатуру рояля…
Так вот, во время Баха существовали клавесины, у которых количество клавиш в пределах октавы было больше чем 12, ибо те тона, которые на сегодняшней клавиатуре вызываются нажатием одной и той же клавиши, тогда нажимались разными.
Это создавало невероятные технические проблемы для музыкантов. И когда появились хорошо темперированные инструменты, то есть инструменты, клавиатура которых разделена на 12 равных полутонов, Бах и написал свои 24 прелюдии и фуги, которые было бы совершенно невозможно сыграть на инструментах старой темперации. Этим Бах способствовал закреплению новой темперации навсегда.
Модуляция 15
Скрябин (1872−1915)
А может быть,
если бы не скоропостижная болезнь и смерть Скрябина,
если бы тогда существовали антибиотики,
и не случилось бы заражения крови,
и Скрябин сумел бы создать свою Мистерию,
то в XX веке был бы не ГУЛАГ, не Освенцим,
не фашизм и коммунизм,
не апокалиптическое убийство миллионов невиновных,
а единение Человечества с Космосом.
И тогда открытие великим Вернадским НООСФЕРЫ (сферы Духа над Планетой) укрепило бы уверенность Человечества в правоте его, Скрябина, духовных устремлений.
Знаю, знаю!!! История не терпит сослагательных наклонений. (Запрещено, говоря о прошлом, употреблять ЧТО БЫЛО БЫ, ЕСЛИ БЫ…)
Прошу прощения.
Хотя почему-то именно сейчас мне хочется это написать.
Та страна, которая первой при составлении бюджета на новый финансовый год под пунктом номер один напишет КУЛЬТУРА, сделает первый шаг по спасению человечества от вырождения, от мировых экономических, политических и религиозных войн.
Модуляция 16
Йозеф Гайдн (1732−1809)
Тот, кто думает, что хорошо знает музыку Гайдна, будет немедленно наказан за самоуверенность.
Если кто-то скажет, что музыка Гайдна остроумна (и будет прав, ибо по количеству юмора в музыке с Гайдном может сравниться только один композитор – Прокофьев), он немедленно услышит у Гайдна музыку, свидетельствующую о том, что Гайдн – один из самых драматических композиторов в истории музыки (и это правда, ибо драматизм Гайдна можно сравнить только с бетховенским).
Если кто-то на мгновение представит себе Гайдна в парике, то будет наказан – он услышит настолько современную музыку, что с трудом поверит в то, что это – Гайдн.
Попробуйте сказать себе, что Гайдн – венский классик, что его музыка воспитана эпохой Просвещения, где главное – Разум. И Гайдн тотчас же разразится таким романтизмом, такой цыганщиной, в нем зазвучит столь широкая славянская душа, что Чайковский решит, что музыку сочинил Дворжак, а Дворжак ни на секунду не усомнится, что музыка принадлежит Чайковскому.
Скажите себе раз и навсегда, что Гайдн – прежде всего симфонист (и это будет правдой – 104 симфонии!).
Сказали?
А Гайдн вдруг потрясет вас ораторией «Семь слов Спасителя на кресте».
ТАКОЙ ХОРОВОЙ МУЗЫКОЙ, что в этот момент у вас появятся сомнения: правда ли, что Бах достиг абсолютных вершин в этом жанре и дальше двигаться невозможно?
Но как только вы согласитесь с тем, что оратория Гайдна – гениальная церковная музыка, то это значит, что пора слушать его ораторию «Времена года», где главный герой – крестьянин Симон. Замечательный крестьянин!
А вся музыка наполнена таким земным светом, нет ни тени религиозности.
А 24 оперы не хотите?
А 83 струнных квартета?
А 52 фортепианных сонаты?
А концерты для скрипки, для виолончели, для фортепиано с оркестром? И все это за каких-то несчастных 500 лет жизни!
Я пошутил. Меньше чем 500. Семьдесят семь.
Кажется, легче поверить в то, что Гайдн прожил 500 лет, чем в то, что он столько сочинил в период с 1752 по 1809 годы.
Но лучше всех сказал о Гайдне его младший современник В.А. Моцарт: «Никто не в состоянии делать все: балагурить и потрясать, вызывать смех и глубоко трогать, и все одинаково хорошо, как это умеет Гайдн».
Модуляция 17
Франц Шуберт (1797−1828)
Самый «некассовый» композитор из всех классиков. У него есть фортепианная соната, которая (если играть со всеми повторами, которые записаны в нотах) звучит больше часа. Его долгие музыкальные построения пианист и музыкальный критик Ганс фон Бюлов назвал «божественные длинноты». Сказано в точку!
Но почему Шуберт писал столь «некассово»?
Да потому что не было кассы.
За всю свою короткую (31 год) жизнь Шуберт ни разу (!!!) не слышал ни одной своей симфонии исполненной.
Его музыка звучала лишь на особых музыкальных собраниях, которые назывались «Шубертиадами».
Маленькая группа людей слушала, сидя в небольшом помещении у самого рояля.
Музыкальные произведения Шуберта относятся к числу самых утонченных творений мировой музыкальной культуры.
Шуберту не надо было напрягаться, раздумывать, купят ли билеты на концерт, хватит ли у него денег на аренду зала, понравится ли его музыка широкой публике, каковы будут отклики прессы, что нужно учесть, чтобы публика пришла в следующий раз.
В результате сформировался гений, который стал писать музыку не для больших заполненных залов, а для себя и для узкого круга. И это повлияло на его музыку.
Вместе с отсутствием этих забот налицо было и постоянное отсутствие денег.
Но это уже другой вопрос.
А в результате отсутствия известности у Шуберта при жизни мы с вами получили гениальнейшую музыку, рожденную экспериментом.
Музыку, которая в идеале должна звучать для узкого круга людей, находящихся в предельной близости от исполнителей.
Музыка Шуберта оказалась настолько интимна, столь глубока, что сегодня воспринимается как одна из абсолютных вершин и одновременно глубин музыкального искусства.
В отличие от музыки Гайдна, Моцарта и Бетховена, произведений которых ждали, музыку которых заказывали и оплачивали и которые, таким образом, жили на доходы от своей композиторской деятельности, музыка Шуберта не была «носителем доходов».
Слушая «Неоконченную симфонию» Шуберта или Большую до-мажорную симфонию, «Форельный квинтет» или его гениальные песни, мы приобщаемся к самой сути музыки.
Модуляция 18
Жорж Бизе (1838−1875)
Посмотрите на годы жизни Жоржа Бизе.
Да-да, он – один из НИХ.
Он прожил 37 лет.
Всего 37 лет.
А кто же – они?
Под НИМИ я имею в виду
Моцарта (1756−1791) (прожил почти 36 лет),
Пушкина (1799−1837) (прожил 37 лет),
Рафаэля (1483−1520) (умер в день своего рождения – 37),
Байрона (1788−1824) (прожил 36 лет).
Бизе – один из НИХ не только потому, что он, как и ОНИ, не смог пересечь роковую цифру 37, но еще и потому, что степень его одаренности такова же, как у Моцарта, Пушкина, Рафаэля, Байрона.
Вопрос в одном: почему Бизе не оставил так же много шедевров, как Моцарт или Рафаэль?
И здесь речь идет не о степени одаренности, а лишь о темпах развития.
Если бы Бетховен умер в возрасте Моцарта, то его имя не значило бы так много, как сейчас.
Ведь в тридцатилетнем возрасте Бетховен перечеркивает все, что он сделал до этого, и начинает отсчет сначала.
Ни Моцарт, ни Рафаэль, ни Байрон не могли позволить себе такую роскошь.
Ибо в этом случае им осталось бы на творчество шесть-семь лет. Трагедия Бизе в том, что у него так получилось. И на великое творчество остался… один год.
Все, что невероятный Бизе делал первые 36 лет, было подготовкой к величайшему творчеству.
Ничего не скажешь – замечательная подготовка: результат оказался феноменальным – опера «Кармен».
Этому композитору я собираюсь уделить немало внимания в следующей книге, ибо трагический провал первой постановки «Кармен» и последовавшая за этим совершенно нелепая смерть совсем еще молодого Бизе – одна из самых мистических историй в мировом искусстве.
У ранней смерти Бизе и истории с премьерой «Кармен» есть одна общая тайна.
Но если я сейчас этим займусь, то книга уйдет совсем в другое (детективное) русло.
Однако я считал и считаю, что с точки зрения всех слагаемых «Кармен» – самая совершенная опера во всем оперном искусстве.
Любители и знатоки оперы могут, читая это, недоуменно покачать головами, упрекнуть в категоричности суждения.
Да, опера, безусловно, замечательная, даже гениальная. Но сказать так безапелляционно: «лучшая в мировом искусстве»? Столь категоричным быть нельзя!
Во-первых, за такие высказывания их автора (то есть меня) убьют вагнерианцы.
Они-то точно знают, что «нет бога кроме Вагнера».
Но даже если вагнерианцы пожалеют, то куда уйти от итальянцев? Которые ни на секунду не сомневаются в том, что подлинная опера писалась только в Италии. И после Верди, Беллини, Доницетти, Пуччини в опере ничего сделать уже невозможно.
А «Борис Годунов»? Как мог человек, только что ТАК писавший о Мусоргском и его «Картинках с выставки», отдать предпочтение композитору и музыке совсем иного склада?!
Я бесконечно люблю оперу Мусоргского «Борис Годунов». Но хочу еще раз вернуться к моей оценке оперы Жоржа Бизе:
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВСЕХ СЛАГАЕМЫХ «КАРМЕН» – САМАЯ СОВЕРШЕННАЯ ОПЕРА ВО ВСЕМ ОПЕРНОМ ИСКУССТВЕ.
Это в свое время сразу понял П.И. Чайковский.
И все-таки собираю всю свою силу воли, чтобы прервать самого себя в рассуждениях о «Кармен», дабы закончить книгу.
Модуляция 19
Роберт Шуман (1810−1856)
Если вы войдете в мир Роберта Шумана, есть опасность никуда и никогда оттуда не выйти. Во всяком случае, если войти глубоко.
Ибо его мир – это мир такой фантазии, такой мечты, такого мистицизма, которых нам так недостает в жизни.
Дело в том, что творчество Шумана не желает, а прямо-таки требует, чтобы вы немедленно прочли книги Эрнста Теодора Амадея Гофмана.
А как только вы попадете в мир Гофмана, есть опасность никуда и никогда оттуда не выйти.
Вы просто не сможете расстаться с героем «Житейских воззрений кота Мурра…» Иоганном Крейслером, ибо он – человек, которого нам так недостает в жизни.
А когда вы доберетесь до новеллы Гофмана «Дон Жуан», то она заставит вас немедленно углубиться в «веселую драму» Моцарта, его мистическую оперу «Дон Жуан».
А как только вы попадете в мир оперы Моцарта «Дон Жуан», то появляется опасность никуда и никогда оттуда не выйти.
Дело в том, что, постигнув дух Вселенной под условным названием «ОПЕРА МОЦАРТА “ДОН ЖУАН”», вы почувствуете творческий подъем, которого нам так недостает в жизни.
Вот что такое Роберт Шуман.
И тогда вы будете делать перерывы в чтении Гофмана для того, чтобы послушать шумановскую «Крейслериану». В перерыве между актами моцартовской оперы выяснять, кто такие Эвсебий и Флорестан (ими по очереди воспринимал себя Шуман). Услыхав шумановский «Карнавал», вы будете вынуждены читать все книги о Никколо Паганини, а затем под впечатлением от прочитанного немедленно слушать музыку Паганини. Музыку дьявольского романтизма, из которого нам никуда и никогда не выйти.
А познав мир Паганини (о котором гениальный оперный композитор Джоакино Россини сказал: «Это наше великое счастье, что Паганини не пишет опер, иначе никто не дал бы нам за наши оперы и ломаного гроша»), вы подвергаете себя опасности обрести потрясение, которого нам так недостает в жизни.
А попав в мир Паганини, вы рискуете никуда и никогда из него не выйти.
Разве что в шумановский «Карнавал» или в моцартовский «Дон Жуан».
Если вы за это время не соскучитесь по Гофману и не проглотите его феноменальную новеллу «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер».
В общем, заколдованный круг. Вы пропали.
По вечерам вместо того, чтобы следить по телевизору за движениями рулеток и «фабрик», где штампуют «звезд», или шоу с очередным политиком, который будет рассказывать вам, как вы должны думать и за кого отдать свой голос, поскольку альтернативы в стране нет, вы будете общаться с этими странными романтиками, слушать музыку, под которую невозможно даже танцевать.
Но самое ужасное, что с вами может случиться (особенно после ВНИМАТЕЛЬНОГО ПРОЧТЕНИЯ «Крошки Цахеса»), – если вы на мгновение отвлечетесь на телевизионный экран, а на экране светится тот самый политик, перед которым вы раньше (до того, как попали в шумановский заколдованный круг) преклонялись, то увидите этого политика внезапно по-другому – он будет походить на… (впрочем, читайте «Крошку Цахеса»!).
Роберт Шуман, его музыка, его личность – это начало великого заколдованного (скажем лучше – волшебного) круга, из которого, к счастью, нет выхода. Разве что в мир высочайшей Духовности и Культуры.
Именно этого вашего выхода так не хотят допустить политики и купленные ими за большие деньги телевизионщики.
Модуляция 20
Барокко
В шведском языке и сегодня если хотят сказать о каком-нибудь человеке, что он не в себе, то говорят так: Han Er lite barock (хан ер лите барокк). По-русски дословно это звучит так: «Он немного странный». Поскольку шведы не любят грубых выражений и заменяют их на минимально грубые (слово «немного» вместо «очень»), то недословный перевод на русский язык будет выглядеть так: «Он – того» (и крутим пальцем у виска).
Итак, до появления стиля архитектуры и музыки барокко слово это носило совсем не то значение, имело вовсе не тот привкус, который мы ощущаем в наше время, любуясь невыразимой красотой архитектуры барокко, слушая музыку Антонио Вивальди, Арканджело Корелли, Иоганна Себастьяна Баха и других гениев музыки барокко.
Как же случилось, что слово, имеющее довольно негативный оттенок, стало характеристикой целого явления в истории искусства Европы?
А можно ответить вопросом на вопрос?
Как случилось, что слово «готика», символизирующее для нас высочайшие достижения церковной архитектуры, в переводе с латыни означает ВАРВАРСТВО?
А разве это нормально, что художников, открывших новое виденье мира, называют «впечатленцами»? Слышали о таком направлении в живописи? Нет?
Тогда придется перевести это слово на французский язык, ибо Россия всегда была неравнодушна к Франции…Импрессионисты!!!
Вот какое пренебрежение к художникам выказали их первые зрители! Картины им настолько не понравились, что они нашли весьма обидное слово для характеристики этих «мазил».
Теперь мы намного ближе к ответу на вопрос, почему большая часть названий целых явлений в искусстве – слова большей частью пренебрежительные или порой откровенно ругательные.
У римлян, назвавших новый стиль архитектуры варварским, хуже, чем это слово («готический»), и слова-то не было!
А думаете, понятие «реализм в искусстве» звучало положительно? Вовсе нет.
Реализм ассоциировался с натурализмом.
Представляете себе? После сказок братьев Гримм, после Шарля Перро, Ханса Кристиана Андерсена, после «Золушек» и «Красных Шапочек», «Дюймовочек» и «Снежных королев», волшебников и принцев, фантазий Гофмана, гётевского Мефистофеля (а попросту – дьявола), после дивных романтиков искусство вдруг залезает в какие-нибудь страшные парижские трущобы и начинает с почти физиологической точностью рассказывать о том, что герои едят, как они стирают белье, куда они выбрасывают мусор. Я еще стараюсь выбирать из всего описанного что-то поприличнее, а то ведь вообще нет на этих «реалистов» управы!
Да и «романтик» в отношении к гению звучало не лучше. Что может быть хуже – бесплодный мечтатель, фантазер, не желающий жить в этом реальном мире!
Итак, барокко – это стиль, проявившийся в архитектуре, изобразительном искусстве, а затем и в музыке к концу XVI века.
Для того чтобы понять барокко в музыке, нужно посмотреть архитектуру барокко и ее отличие от архитектуры готической.
Готический собор – это строжайшие линии, глубина, сдержанность, в какой-то мере – суровость.
Ничто не должно отвлекать верующего от главного назначения храма – места для молитвы в доме Бога.
Посмотрите на соборы эпохи барокко.
Все, чем только можно отвлечь, все, что только можно придумать, все виды украшений, все формы причудливых движений.
С точки зрения верующего, это – ненормальность.
Вот откуда и «барокко» («странный, вычурный, причудливый»).
И в музыке произошло то же самое. Тончайшие украшения мелодий, огромное внимание к опере (ибо именно в жанре оперы можно выразить причудливость взаимоотношений героев).
На смену строгим мелодиям Средневековья и мадригалам Ренессанса приходят мелодии концертов (помните: соревнования-согласия?). Ведь по сути концерт – это тоже своего рода спектакль, где роли играют не певцы, а музыкальные инструменты. Все искусство барокко – это театр.
Архитектура: церкви, дворцы; музыкальные соревнования – концерты, оперы.
Средневековые мистерии превратились в «Страсти» (Страдания) – грандиозные музыкальные произведения, рассказывающие о последних днях земной жизни Иисуса Христа.
Вершина Страстей – Страсти по Матфею И.С. Баха (правильный перевод с греческого не «по Матфею», а «согласно Матфею». То есть рассказ о страданиях Христа согласно изложению евангелиста Матфея).
Модуляция 21
Романтизм
Когда я писал о Роберте Шумане, о Никколо Паганини, об Эрнсте Теодоре Амадее Гофмане, я, по сути, серьезно и долго рассказывал о романтизме.
Не дай бог мне сейчас увлечься и превратить книгу в разговор о романтизме.
В музыке романтизм пришел на смену классицизму. Обо всем этом написано столько книг, что я попробую произвести эксперимент – сравнить два концерта для скрипки с оркестром, написанные классиком и романтиком.
В концерте классика (Гайдн, Моцарт, Бетховен) на сцене – оркестр и солист-скрипач.
Оркестр начинает играть. Играет без солиста.
Лишь после того как оркестр сыграл все мелодии первой части концерта, вступает солист. И знаете, что он делает?
Он играет все те же мелодии сначала. Правда, он варьирует их. Что делает оркестр? Участвует в игре на равных.
Порой роль оркестра может стать большей, чем солиста.
Например, оркестр играет какую-нибудь тему, а скрипач только опевает ее (как вышивка по канве).
Солирующий скрипач в таком концерте – очень важная фигура, но он лишь часть целого. И понятно почему. Эстетика классиков – гармония мысли, гармония личности (солиста) и общества (оркестр). Идея классиков – гармония мозга и сердца, баланс в ощущении мироздания.
Свою самую веселую сонату для фортепиано Моцарт написал в самый трагический момент своей жизни.
Почему?
Потому что он, Моцарт, классик.
А это значит, что человечеству, к которому он обращается, не важно, как сегодня чувствует себя лично Моцарт.
Человечество ждет от него, Моцарта, Гармонии, Разума, совершенства, уравновешенности.
Теперь к концерту композитора-романтика (Паганини, Венявский, Вьетан).
Поскольку специфика романтизма совершенно другая, то я ДОЛЖЕН назвать конкретного творца. Я выбираю Паганини.
Оркестр на сцене (он, конечно, намного больше по количеству участников, чем оркестр классический).
Никакого солиста не видно. Оркестр начинает играть. Темпераментно, страстно, огненно. Форте, фортиссимо!
Затем звучит мелодия любви (а чего же еще? Романтик ведь!). Но где же солист?
Кажется, оркестр выдохся. Какие-то странные паузы, отдельные мотивы. Что это?
Оркестр перестал играть, а солиста нет!
Есть! Вот он!
Выходит со скрипкой! Публика в безумии привстает со своих мест! Гром аплодисментов! (Посреди концерта?!!)
Конечно.
Концерт не так важен. Главное – сам великий Паганини на сцене.
Он берет в руки скрипку… и начинает играть.
Играть?
Кажется, слово это меньше всего подходит к тому, что делает Паганини на скрипке.
Он творит головокружительные пассажи. Его техника – за пределами человеческих возможностей. Публика в зале накалена до предела. А как же оркестр? Где он?
Оркестр уже никому не интересен. Шутка ли?
Сам великий Паганини сводит с ума публику. И играет он совсем не те мелодии, которые играл оркестр. Он сам по себе.
Появляется чувство, что он, Паганини, творит мелодии на ходу.
Но что делает оркестр? Играет?
Если можно осмелиться так сказать.
Оркестр аккомпанирует.
Но как? Куда делись его сила и мощь?
О какой силе и мощи можно говорить, когда вся сила и мощь у солиста – неподражаемого Паганини!
Оркестр аккомпанирует примерно так, как барды аккомпанируют на гитарах своим песням.
На первом месте – текст, на втором – голос. Цель гитары – помочь донести текст и мелодию, не мешая.
Оркестр играет так:
Пам-там-там-там, пам – -. Пам– там-там– там – пам – —пам – – – – пам – – – – бамбам– там– – .
Понимаете почему? Да конечно же, понимаете.
Для романтика главное – личность, ее сила, ее любовь, ее мощь, ее страсть.
Вот он – романтизм (естественно, одна из граней).
Модуляция 22
Сергей Прокофьев (1891−1953)
А можно ли в начале XX века писать музыку, если ты смеешься над классиками, не выносишь романтиков, не воспринимаешь импрессионистов, не любишь красивых, сладких, нежных мелодий, считаешь, что время классической оперы закончилось, считаешь Скрябина с его идеями спасения человечества не вполне нормальным, не воспринимаешь музыку своего современника Сергея Рахманинова, не собираешься, как некоторые, быть экспрессионистом, то есть кричать об ужасах этого мира? Если ты в душе – скептик.
Если ты – приличный шахматист, видящий на несколько ходов вперед, любитель анекдотов, не прочь серьезно поговорить о гонорарах, прежде чем писать музыку, не веришь в Бога, не любишь вздыхать под луной и страдать от неразделенной любви.
А любишь поэзию Маяковского и считаешь, что вершина поэзии – две строчки из его стихотворения:
Итак, в истории музыки появился «монстр». Какие там «обнимитесь, миллионы»? Водосточные трубы! Какие страдания? От чего?
Когда есть СОЛНЦЕ!
Прокофьев заводит тетрадь, куда все должны написать ответ на один вопрос: «Что вы думаете о солнце?»
Прокофьев называет себя Председателем Земного шара от области музыки.
В общем, скандал, да и только. И этот скандалист, позер, циник сочиняет музыку.
Казалось бы, что можно придумать в балетной музыке после Чайковского?
И можно ли создать что-либо равноценное?
Оказалось, можно! И сделал это – Сергей Прокофьев. Балет «Ромео и Джульетта».
А что делать в жанре фортепианного концерта после Чайковского, Шумана, Брамса, Грига? Оказывается, можно! Да и очень здорово! Целых пять концертов!
А как писать оперу, которая вся про любовь, если ты не романтик? Значит, любовь будет другая. Нужно надсмеяться даже в опере над любовью.
Поэтому назовем оперу «Любовь…
к трем апельсинам».
Это еще что такое? Как можно?
В общем, Прокофьев – это чудовище!
Так его учителя и профессора и воспринимают.
Добрейшие, интеллигентнейшие выходят из зала, не выдержав музыки не романтика, не классика, не… не…
Сегодня Сергей Прокофьев – один из самых исполняемых композиторов на Земле. Почему? Ох!!!
В следующей книге.
Модуляция 23
Маркграф Бранденбургский
Маркграф – это как бы князь земли («марк» – «земля», «граф» – «владелец»).
Все свои шесть концертов Бах написал по заказу маркграфа Бранденбургского.
В Швеции они называются ландсхевдинги (вожди земли).
По сути, это наместник короля в определенной части королевства.
Но поскольку Германия была раздроблена на мелкие княжества, то можно сказать, что маркграф – король земли Бранденбург.
Модуляция 24
Цезарь Антонович Кюи (1835−1918)
Кюи как личность меня интересует невероятно.
Ответив на некоторые вопросы, связанные с его жизнью и творчеством, мы можем ответить на принципиальные вопросы истории искусства. Потому что об опере Кюи «Вильям Ратклиф» Стасов писал, что эта «великая опера будет жить в веках».
А Николай Андреевич Римский-Корсаков?
«“Вильям Ратклиф” – произведение весьма замечательное, которое займет в искусстве свое место, как “Русалка” Даргомыжского, после “Руслана” и “Жизни за царя”» (???).
Да что же с ними со всеми?
Может, потому, что Кюи был генералом, а генерал и в музыке должен победить?
Где она, эта опера? Где «Вильям Ратклиф»?
Где многочисленные грандиозные оперы генерала Кюи, которые с триумфом ставились не только в России, но и в других странах?
Сам же Кюи об опере Мусоргского «Борис Годунов» писал, что «опера не получилась», что в ней «много грязи». Что она – «неудача Мусоргского».
Если сегодня какой-нибудь солидный оперный театр в мире не ставит «Бориса Годунова»,
то только потому, что у них может не хватить низких мужских голосов высочайшего качества.
Иногда причина в том, что в этот момент режиссер и дирижер занимаются постановкой второй гениальной оперы Мусоргского «Хованщина», а «Бориса» планируют к постановке на следующий год.
Почему же и Стасов, и Кюи так ошиблись в оценках?
Кюи интересен и тем, что, когда он родился, еще не была создана первая русская опера «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»).
Не было оперы «Евгений Онегин» и самого автора оперы – Чайковского.
А умер он, когда Прокофьев и Стравинский были зрелыми композиторами.
В трехлетнем возрасте Кюи мог увидеть Пушкина, а в конце жизни – Маяковского, Пастернака, Блока.
Он мог бы дружить и с Чайковским, и с Шостаковичем. Но вряд ли Кюи понял бы музыку Шостаковича.
Если даже Мусоргский и Дебюсси были для Кюи модернистами, то что же он мог сказать, услыхав «Весну священную» Стравинского?
(А он сказал, да еще как!!!) Бедный, бедный Кюи!
Бедный генерал, учитель по фортификации, учитель царских детей, доживший до большевистского переворота!
До голода, холода и первых жертв ГУЛАГа.
Я хочу надеяться, что Кюи умер раньше, чем революционные матросы и солдаты появились в его доме. И умер не от голода. И не от мороза.
И не от стресса, потрясенный тем, что ему рассказывали о злодеяниях новой власти.
Модуляция 25
Уильям Шекспир
Если бы не было Шекспира…
Не могу даже предположить, по какому пути пошло бы Человечество.
Думаю, мы никогда не доберемся до самых глубин шекспировской мысли.
Мы так и не раскроем тайны его сонетов, не ответим на вопрос, почему Гамлет медлит. И никогда не поймем, почему Шекспиру было все равно, есть ли замок Эльсинор (такого замка нет. Шекспир перепутал. Есть датский город Хельсиньер, и есть замок Кроннборг).
У Шекспира встречаются исторические герои, которые реально никогда не смогли бы встретиться, ибо когда один из них умер – другой еще не родился. А ведь мы по-прежнему называем это так, как хотел Шекспир, – «историческими хрониками».
Мы никогда не поймем, как Ромео плыл на корабле из Венеции в Верону (посмотрите на карту). Или когда Дездемона могла хоть на секунду встретить Кассио, чтобы якобы изменить Отелло.
Да и важно ли все это?
Я хочу предложить вам пять переводов на русский язык одного и того же сонета Уильяма Шекспира.
Это безумно интересно – сравнивать переводы между собой. Для чего я это делаю?
Читая и сравнивая между собой разные переводы, вы становитесь экспертами, проделываете одну из тех работ, которыми занимаются ученые-литературоведы.
Это тот же уровень, когда музыкант или тонкий любитель музыки прослушивает одно и то же произведение в разных исполнениях, прислушиваясь к тому, как разные пианисты, скрипачи, виолончелисты, певцы трактуют один и тот же концерт, сонату, оперную арию. Сравнивают симфонию Бетховена в трактовке разных дирижеров, с разными оркестрами.
Тот, кто достигнет уровня не просто любителя музыки, но эксперта, получит особенное удовольствие. Наслаждение, которое я бессилен даже описать.
ПОЭТОМУ Я ПРЕДЛАГАЮ ВАМ ЭКСПЕРИМЕНТ С СОНЕТОМ В НАДЕЖДЕ, ЧТО КТО-ТО ИЗ ВАС ВПОСЛЕДСТВИИ ТО ЖЕ САМОЕ БУДЕТ ДЕЛАТЬ И С МУЗЫКОЙ.
Вот перед вами – оригинал шекспировского сонета.
У. Шекспир
СОНЕТ 65
Я дал здесь сонет в оригинале для тех, кто, владея английским языком на высоком уровне, может сделать подстрочник, то есть перевести сонет дословно.
В этом случае вы сможете выполнить одно из заданий в конце встречи и создать свой собственный перевод сонета. Я опубликую лучшие варианты в следующей книге.
Задача книги – не только найти читателей, но и вдохновить их, выявить в них таланты, о наличии в себе которых многие не подозревают.
Я убежден, что люди обладают невиданными талантами.
В наличие таланта нужно поверить.
Открытие же в себе подлинного таланта – сродни научному открытию. И особенность этой книги как раз в том, что она предлагает обратную связь, ее главная задача – выявить те огромные творческие силы, которые дремлют в людях.
Я встречал в своей жизни людей, которые в детстве писали гениальные стихи, но все вокруг них было таковым, что писать стихи считалось делом крайне позорным, недостойным.
И лишь через много лет, когда они попадали в другую среду и, по-прежнему стесняясь, вдруг испытывали желание поделиться своей «постыдной» тайной, оказывалось, что погибли замечательные поэты, стихи которых часто оказывались намного сильнее, чем многие напечатанные и официально признанные стихи других поэтов.
Стихи одной такой шведской женщины я перевел и хочу поделиться некоторыми из них. Ее зовут Шаштин Шельберг.
Ее жизнь сложилась так, что она всегда жила в глухой шведской провинции. И там никогда не было измерения поэзии. А она вот такая «белая ворона».
Эти четыре строчки она написала в возрасте 13 лет:
Она жила в небольшом шведском городке и боялась даже говорить о своих стихах – будут считать ненормальной.
А этот стих она написала в возрасте 17 лет. Она по-прежнему скрывала свою поэзию, как постыдную болезнь.
Она никогда не читала своих стихов даже своему первому мужу. Вот так – жить с человеком рядом и скрывать самое главное. Да он, наверное, испугался бы.
А здесь ей – уже под сорок:
По-русски талантливый человек называется «одаренным». Значит, речь идет о чьем-то даре.
То же самое – по-шведски: от шведского слова gåva — «подарок». Значит, слово begåvad – это «получивший подарок».
Кто дарит эти подарки, обсуждать мы не будем. И так все ясно: слова эти – очень древние.
Но единственное я могу сказать точно: человек, получивший и не использующий подарок, – величайший грешник.
Если только он не оказался в системе, которая сама – сплошной грех.
А теперь – пять переводов одного и того же сонета Шекспира.
С. Маршак
А. Кузнецов
С. Степанов
Финкель
Гербель
Мой перевод называется вольным.
Его нельзя ни по каким параметрам сравнивать с пре– дыдущими.
То есть перед вами – не перевод, а сонет на тему Шекспира.
Но даже если вы сравните пять предыдущих переводов, то почувствуете, что, несмотря на единый первоисточник (Шекспир), сонеты немало отличаются друг от друга. Но ведь правда – это интересно?
Интересно сверять переводы друг с другом.
Как и смотреть новгородские и псковские иконы на одну и ту же тему – «Успение».
Их, икон, глубинная идея (каким бы парадоксальным это вам ни показалось) совершенно та же, что и в сонетах Шекспира: прекрасная женщина – Дева Мария как бы умерла, но икона запечатлела ее путь в Вечность, воссоздала ее облик, облик умершей, КОТОРАЯ БЕССМЕРТНА!!!
КАК СОХРАНИТЬ КРАСОТУ ДЛЯ ВЕЧНОСТИ?
КАК ЗАЩИТИТЬ КРАСОТУ ОТ НЕОТВРАТИМОГО ДВИЖЕНИЯ К РАЗРУШЕНИЮ, К СМЕРТИ?
Это – главная задача искусства.
Ибо разрушение – зло.
Искусство – это строительство.
Модуляция 26
А.С. Пушкин Элегия
Модуляция 27
Григорианский хорал
Одним из самых знаменитых пап в истории был римский папа Григорий, прозванный Великим (640−704). Пытался усилить влияние Римско-католической церкви, навести порядок в богослужении. Ему приписывают и работу по упорядочиванию церковного песнопения. В течение всего VII века происходило это упорядочивание.
Одноголосные мелодии-молитвы, которые пел в церкви мужской хор, так и называют – григорианскими. Григорианским хоралам уже более 1400 лет. Затем, когда в церкви стали петь многоголосно, григорианские хоралы не исчезли, а стали главными голосами среди всех других. Поэтому их и называют cantus firmus, то есть постоянной мелодией. Ко времени Моцарта традиции постепенно стали исчезать. Но Моцарт, на которого суровое пение монахов в церкви оказало большое впечатление, через всю свою жизнь пронес несколько особо потрясших его хоральных мелодий из далекого прошлого. В том числе – мелодию из четырех звуков в первой и последней симфониях.
Кода
Обещанные последние слова книги.
Секрет прокофьевского Марша.
Особенность Марша Прокофьева и его отличие от всех маршей заключаются в том, что под него никак невозможно маршировать. Попробуйте, начиная с левой ноги, и все поймете сами.
Однажды, будучи в армии, я очень опасно подшутил над нашим взводным, предложив прошагать на строевом плацу под новый, а не надоевшие всем марши.
После бесчисленных попыток пройти под этот Марш, когда солдаты больше походили на уток, переваливающихся с ноги на ногу, чем на бравых воинов, я вынужден был раскрыть тайну этого Марша.
Взводный понял, что солдаты тут ни при чем.
Но, к счастью, у него хватило чувства юмора, чтобы не посадить меня на гауптвахту.
Тем более я невинно утверждал, что и САМ ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ ПОНЯЛ ТАЙНУ ЭТОГО МАРША.