Чем больше я вдумываюсь в историю августовского путча, тем больше утверждаюсь в мысли, что он не был ни началом, ни концом разрушения нашего некогда единого и могучего государства. Он был самой драматической, самой лукавой и самой загадочной страницей искусственного разрушения СССР.
Можно серьёзно поспорить с теми, кто утверждает, что Союз изжил себя и это было исторической необходимостью. Не надо подменять понятия: это был исторический факт. У государств нет строго очерченных сроков жизни, как в природе, они не рождаются и не умирают. Они создаются или разрушаются по чьей-то воле и в силу каких-то причин. Если, конечно, не считать исторической причиной амбициозность одних политиков, ограниченность других и близорукость третьих.
Сейчас принято говорить, что объективно Горбачёв способствовал разрушению старой тоталитарной системы. Действительно, способствовал. Но была ли историческая необходимость в том, чтобы страна, шагнув в новую социально-политическую систему и почти восемьдесят лет развивая её, вдруг отступила назад к уже пройденному? СССР был великой державой, крепко удерживал возле себя страны социалистического содружества и развивающиеся страны. По потреблению основных продуктов питания на душу населения Союз входил в первую десятку стран мира и развивался, пусть с ошибками, пусть с большими трудностями, но двигаясь вперёд.
Так была ли необходимость менять советский тоталитаризм, полный контроль над всей жизнью общества во имя сохранения жизненных гарантий для всех: бесплатное образование, здравоохранение, полная занятость всего населения на производстве?.. Стоило ли менять всё это на тоталитарную защиту частной собственности и свободного предпринимательства? Стоило ли ради этого разрушать сложившуюся экономику, надёжно защищавшую государство от посягательств, а народ от нищеты и безработицы?
Вот и свершился антискачок в истории. Я пишу «анти», противопоставляя то, что случилось, положительному понятию «скачок» как позитивному переплетению двух процессов - исчезновению старого качества и возникновению нового. В данном случае то, что было хорошего в прошлом, исчезло, новые положительные изменения так незначительны и так зыбки, что вызывают только тревогу. Государственная система зависла и так прочно, что спустя почти десять лет после августовских событий, Президент России В.В. Путин скажет, что большинство населения страны не знает, при какой системе мы живём. Да и трудно понять. От социализма ушли, к капитализму ещё не пришли. Потеряно безмерно много, найдено ничтожно мало.
Проблемы и пороки прошлого не были ни решены, ни уничтожены. Ельцин вступил в драку за демократию, даже не подозревая, что его втравили в борьбу с социализмом. Во всяком случае так было до 9 часов утра 19 августа 1991 года, когда Б. Ельцин, И. Силаев, Р. Хасбулатов подписывали обращение «К гражданам России». В нём говорилось: «Руководство России заняло решительную позицию по Союзному договору, стремясь к единству Советского Союза, единству России». Далее высказывается тревога о том, что силовые методы дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе. Какая трогательная забота о престиже социализма, о единстве СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК.
Подписание Договора было намечено на 20 августа. И, судя по всему, Горбачёва не очень волновало, что уже в проекте из названия этого документа выпало слово «социалистический». Он назывался «Договор о Союзе суверенных государств». Готовился этот документ узким кругом лиц. Казалось, что соблюдаются все формальности: проводятся обсуждения, предлагаются варианты. На самом деле, Договор с каждой новой редакцией целенаправленно подменял понятия Союза Советских Социалистических Республик на мало к чему обязывающее конфедеративное объединение. Союзные полномочия размывались передачей перенасыщенных прав субъектам страны. Этот замысел до поры до времени держался в тайне от широкой общественности.
Достаточно сказать, что даже в ЦК Коммунистической партии РСФСР, где я в тот период работал, никто ничего не знал о том, какая бомба подкладывалась под социализм и что сам Горбачёв нажмёт кнопку этого взрывного устройства. Нажмёт её своим лукавством перед партией, которую возглавлял. И, оскверняя память об этой им же преданной партии, через восемь лет после Фороса, где разыгрывал из себя политического пленника, скажет на семинаре в Американском университете в Турции: «Целью моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми...» Следовательно, в мировом коммунистическом движении Горбачёв сыграл роль Троянского коня. И эта его речь - чистосердечное признание в содеянном. Вот его лекция, опубликованная в прессе.
М.С. Горбачёв: «Целью моей жизни было уничтожение коммунизма»
Речь на семинаре в Американском университете в Турции
Целью моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми. Меня полностью поддержала моя жена, которая поняла необходимость этого даже раньше, чем я. Именно для достижения этой цели я использовал своё положение в партии и стране. Именно поэтому моя жена всё время подталкивала меня к тому, чтобы я последовательно занимал всё более и более высокое положение в стране. Когда же я лично познакомился с Западом, я понял, что я не могу отступить от поставленной цели. А для её достижения я должен был заменить всё руководство КПСС и СССР, а также руководство во всех социалистических странах. Моим идеалом в то время был путь социал-демократических стран. Плановая экономика не позволяла реализовать потенциал, которым обладали народы социалистического лагеря. Только переход на рыночную экономику мог дать возможность нашим странам динамично развиваться.
Мне удалось найти сподвижников в реализации этих целей. Среди них особое место занимают А.Н. Яковлев и Э.А. Шеварднадзе, заслуги которых в нашем общем деле просто неоценимы.
Мир без коммунизма будет выглядеть лучше. После 2000 года наступит эпоха мира и всеобщего процветания. Но ещё сохраняется сила, которая будет тормозить наше движение к миру и созиданию. Я имею в виду Китай.
Я посетил Китай во время больших студенческих демонстраций, когда казалось, что коммунизм в Китае падёт. Я собирался выступить перед демонстрантами на той огромной площади, выразить им свою симпатию и убедить их в том, что они должны продолжать свою борьбу, чтобы и в их стране началась перестройка. Китайское руководство не поддержало студенческое движение, жестоко подавило демонстрацию и... совершило величайшую ошибку.
Если бы настал конец коммунизму в Китае, миру было бы легче двигаться по пути согласия и справедливости.
Я намеревался сохранить СССР в существующих тогда границах, но под новым названием, отражающим суть произошедших демократических преобразований. Это мне не удалось. Ельцин страшно рвался к власти, не имея ни малейшего представления о том, что представляет из себя демократическое государство. Именно он развалил СССР, что привело к политическому хаосу и всем последовавшим за этим трудностям, которые переживают сегодня народы всех бывших республик Советского Союза.
Россия не может быть великой державой без Украины, Казахстана, закавказских республик. Но они уже пошли по собственному пути, и их механическое объединение не имеет смысла, поскольку привело бы к конституционному хаосу. Независимые государства могут объединяться только на базе общей политической идеи, рыночной экономики, демократии, равных прав всех народов.
Когда Ельцин разрушил СССР, я покинул Кремль, некоторые журналисты высказывали предположение, что я буду при этом плакать, но я не плакал, ибо я покончил с коммунизмом в Европе. Но и с ним нужно также покончить и в Азии, ибо он является основным препятствием на пути достижения человечеством идеалов всеобщего мира и согласия.
Распад СССР не приносит какой-либо выгоды США. Они теперь не имеют соответствующего партнёра в мире, каким мог бы быть только демократический СССР (а чтобы сохранилась прежняя аббревиатура «СССР», под ней можно было бы понимать Союз Свободных Суверенных Республик - СССР). Но этого мне не удалось сделать. При отсутствии равноправного партнёра у США, естественно, возникает искушение присвоить себе роль единственного мирового лидера, который может не считаться с интересами других (и особенно малых государств). Это ошибка, чреватая многими опасностями как для самих США, так и для всего мира.
Путь народов к действительной свободе труден и долг, но он обязательно будет успешным. Только для этого весь мир должен освободиться от коммунизма.
(Газета «Usvit» - «Заря», № 24, 1999 г., Словакия).
Это циничное объяснение в любви к Западу сегодня толкуется по-разному: или как признание преимуществ капитализма, или как переход Генсека на службу ЦРУ для выполнения программы Аллена Даллеса по разрушению СССР. Эту программу в 1945 году отверг Рузвельт, но утвердил его преемник Трумен. На развал советского общества и строя было выделено 89 миллиардов долларов, построено 12 радиостанций. ЦРУ долго не удавалось выполнить один пункт программы - внедрить в самые высшие сферы руководства страной человека, который бы способствовал осуществлению плана разрушения великой державы. Таким человеком, как считают люди, не доверяющие ни одному горбачёвскому слову, стал сам Горбачёв. И их доводы заставляют серьёзно задуматься, хотя бы над тем, почему главе СССР - страны, развязавшей войну в Афганистане, присуждена Нобелевская премия мира? Присуждена в период, когда в стране один за другим вспыхивали национальные и межнациональные кровавые конфликты. Взяткой ЦРУ назвал эту премию даже ряд зарубежных средств массовой информации. Премией за предательство назвали её противники Горбачёва в нашем отечестве. Однако он её принял. Речь его в Американском университете с особой убедительностью подтверждает то, что лидер мирового коммунистического движения разрушал это движение всю жизнь, карабкаясь по ступеням власти. Я её цитировал по газете «Заря», Словакия. Так что неверный перевод маловероятен. Да и важно ли то, что говорят о нём, и что он теперь говорит в своё оправдание. Он вверг страну и народ в невероятные испытания.
Напрасно к стопам Ельцина возлагают все чёрные лавры развала. Он всего лишь шёл за Горбачёвым. Растащиловка народного достояния - заводов и фабрик - началась не с ельцинского Указа от 29 декабря 1991 года об утверждении основных положений программы приватизации на 1992 год. Экспроприация пролетариев началась ещё в пролетарском государстве в 1988 году с Закона СССР «О государственном предприятии (объединении)» и создания кооперативов. Зри в корень, говорил Козьма Прутков.
И вновь просится аналогия. Ельцин тоже на одном из последних пленумов ЦК заявлял в своё оправдание: «Что касается перестройки, никогда не дрогнул, и не было никаких сомнений ни в стратегической линии, ни в политической линии партии. Был в ней уверен, соответственно проводил вместе с товарищами по бюро, по городскому комитету партии эту линию». Даже не верится, что это говорил человек, который 9 ноября 1991 года издал указ: «...Прекратить на территории РСФСР деятельность КПСС, а их структуры распустить». Распускали с двух сторон. Ельцин шёл напролом с риском для себя и своего окружения. Горбачёв действовал осторожно, исподтишка. Мне лично хорошо запомнилось 29 июля 1991 года. Москва бурлила и негодовала. В областях и республиках тоже было неспокойно. А Горбачёв продолжал свои соловьиные трели.
В этот день рано утром мне неожиданно позвонил давний товарищ - ответственный работник аппарата Лукьянова. Говорит, надо посоветоваться. Договорились встретиться на Красной площади. У обоих были в тот день дела в Кремле, да и удобней - на площади нет прослушивающих аппаратов. Он рассказал, что в обстановке большой секретности разрабатывается Союзный договор и процитировал по памяти несколько мест из этого документа. «Каждая республика - участник договора является суверенным государством». «Союз Суверенных Государств (ССГ) - конфедеративное демократическое государство».
- Это же развал СССР, возмущался мой товарищ. - «ССГ имеет единые вооружённые сил». - Кажется, нормально, но... «Государства - участники договора вправе создавать республиканские вооружённые формирования...». Это же межнациональная резня!
Мы оба были удручены и взволнованы. Долго обсуждали, что мы можем сделать в этой ситуации. Наконец, он предложил: - Звони Генеральному.
Я давно не общался с Горбачёвым и, признаться, не хотел этих встреч. Да и повадки его мне были хорошо известны. Я не сомневался в том, что он всё знает, мало того, исподволь направляет эту работу. У него всегда было много информаторов и хорошо отлаженная система перекладывать все ответственные и трудные дела на плечи своих ближайших помощников, а сам оставался как бы ни при чём. Но слишком серьёзную тайну доверил мне сотрудник аппарата Лукьянова. Речь шла о судьбе государства. И я, переступив через неприязнь к этому человеку, решил поговорить с ним.
Позвонил его помощнику. Сказал, что у меня нет никаких личных вопросов, но дело чрезвычайной важности, надо встретиться с Горбачёвым. Прошёл день-другой - никакой реакции. Звоню ему на дачу. Трубку взяла Раиса Максимовна. Повторил ей слово в слово то, что говорил помощнику Генерального. «Всё понятно», - сказала Раиса Максимовна, задала в своей обычной манере пару ничего не значащих вопросов, на этом разговор закончился. Зашёл к Ивану Кузьмичу Полозкову. «Давай звонить вместе». Полозков удивился: «Не пойму, чего ты так волнуешься? Шестого августа у нас пленум. Михаил Сергеевич обязательно придёт, вот и встретитесь». «Он не придёт, посмотришь», - ответил я. Полозков не поверил, тем более, что вскоре Михаил Сергеевич всё-таки позвонил мне из машины и сказал, что четвёртого августа его ребята меня найдут. Я окончательно понял: наша встреча не состоится. Он, скорее всего, вычислил, о чём я хочу говорить, и постарается уйти от этой щекотливой темы. Зачем ему лишний свидетель тайной игры. Встреча, действительно, не состоялась. И на пленум коммунистов России он не пришёл.
Он улетел с Раисой Максимовной в Форос. В Крыму у трапа самолёта его встречало всё высшее руководство Украины и курортного полуострова. Был банкет, произносились прекрасные тосты, обслуживающий персонал горбачёвского дворца у моря встречал почётных гостей пышными букетами роз. А в стране всё шло кувырком. Страна оказалась в коме.
Когда Николай II отрекался от престола, он мечтал уехать на юг в Ливадию и выращивать розы, пережидая российскую смуту. Но царя не пустили питерские рабочие к южному солнцу. Горбачёв укрылся от нарастающих волнений на морском пляже. Здесь было хорошо. Построенный для него персонально дворец затмил своим великолепием ливадийские хоромы русских царей. А розы? Розы быстро увяли, обнажив лишь шипы. Отречение ждало и Михаила.
Но пока, кроме перегрева от жаркого южного солнца над пляжем, ничего не грозило Михаилу Сергеевичу. В Крыму бархатная нега - в Москве шок. Пресса развязала беспрецедентную травлю коммунистов, КПСС и древнейшего учения о коммунизме. Заблуждения сменялись прозрениями яркими, как вспышки света, настолько яркими, что слепили глаза и от этого опять затуманивались новой пеленой ещё больших заблуждений. Восторги уступали место сарказму. На улицах мат, поносят «дублёров», которые забрались в политическое ложе «отца новых преобразований» и породили ему блудное, крикливое дитя перестройки. Все читают Яковлева, который и до и после нёс всякую ахинею, лишь бы почернее измазать дёгтем социализм. Повсюду расклеены листовки, сообщающие о том, что рабочим недоплачивается три четверти заработка, а эксплуатация в СССР в четыре раза выше, чем в капиталистических странах. Полусоциалисты канонизируют Бухарина. Полудемократы расхваливают НЭП, приписывая его успехи живительной силе частной собственности и забывая о том, что, к примеру, в послевоенный восстановительный период, вплоть до 1960 года, страна развивалась гораздо более стремительными темпами, чем при НЭПе. Полукоммунисты, партийные «бояре» (так называли тогда партноменклатуру), бегают из лагеря в лагерь, как во времена Лжедмитриев, успевая за сезон сменить «политические убеждения» полдюжины раз. В кабинетах аналитики подсчитывают, что за шесть лет Генсек 40 раз побывал в зарубежных странах. Вряд ли столько раз он посетил регионы своей страны. Вряд ли столько раз он встречался с родной матерью, которая не смогла жить в царских хоромах сына с невесткой и уехала к себе в степное, знойное село на Ставрополье.
В поездках Горбачёва за рубеж было обнаружено одно странное совпадение. Когда королева Испании в Мадриде обращала на Михаила Сергеевича удивлённые взгляды, почему, мол, ваша супруга всё время поворачивается ко мне спиной, начиналась кровавая междоусобица в Приднестровье и Молдавии. Когда на улицах Бонна советский лидер останавливал машину и демонстративно выходил к толпе любопытствующих немцев, начинались события в Фергане. Когда сталкивали солдат и офицеров с непокорными тбилисцами - он был в Англии. Все помнят митинги карабахских армян, которые прошли по всей стране осенью 1987 года. «Карабах плачет - Москва молчит» - с такими плакатами стояли представители армянской диаспоры на своих митингах. Москва действительно молчала. Москва игнорировала 75 тысяч подписей под обращением к Горбачёву.
Бегство Горбачёва в Форос в период подготовки такого действительно судьбоносного документа, как Союзный договор, вызвало у меня тяжёлые предчувствия. Я хорошо знал и изучил повадки Горбачёва за долгие годы работы с ним на Ставрополье. Он, как ремесленник средней руки часто повторял одни и те же ходы. Когда в крае намечалось какое-то трудное новое дело или надо было без достаточных оснований снять с занимаемой должности крупного, известного в Москве работника, Михаил Сергеевич куда-нибудь уезжал. Чем сложнее было дело, тем дальше он уезжал - чаще всего за границу. «Только там, - говорил он, - меня не достают». Возвращаясь, устраивал разносы, если в его указаниях, отданных перед отъездом, обнаруживались какие-то изъяны, если же всё шло гладко, подчёркивал, как важно точно следовать его предписаниям, при этом все успехи и инициативы приписывал себе...
С провинциальным набором комбинаций он и уехал в Москву завоёвывать высшую власть. Историки не любят слова «если» применительно к анализу событий прошлого. А зря. Фёдор Давыдович Кулаков предлагал Брежневу отправить Горбачёва послом в какую-нибудь страну как бесперспективного партийного работника. И если бы не сохранил его Андропов для своих политических игр, то имел бы СССР, в крайнем случае, одного плохого посла в каком-нибудь небольшом государстве. Если бы председатель Госплана СССР Николай Константинович Байбаков не махнул на него рукой, когда тот отказался от предложенного места заместителя, сказав, что не справится с этой работой, то так бы и затерялся Михаил Сергеич в длинных управленческих коридорах. Страна б и не заметила этого, потому что он никогда не был лидером... И ещё одно «если бы» - очень серьёзное. На пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству вначале намечался первый секретарь Полтавского обкома партии, Герой Социалистического Труда Ф.Т. Моргун. Но по каким-то трудно объяснимым причинам занял это кресло Горбачёв. Этого «лидера» создала не история, а стечение обстоятельств, именно то «если бы», которое так не любят некоторые историки...
«Поскольку Горбачёв уехал да ещё со всей семьёй, - решил я, - быть в Москве беспорядкам. И закончиться они могут государственным переворотом. Обстановка накалена до предела». До сих пор убеждён в том, что беспорядки нужны были как Горбачёву, так и Ельцину. Горбачёву, чтобы загнать в угол Ельцина, а Ельцину для того, чтобы померяться силами. Эта «проба сил» привела к неисчислимым бедам. Как бы там ни было, а в августовские дни позолота с Михаила Сергеевича окончательно слезла. И перед страной предстал жалкий, растерянный человек. И в этой ответственейшей ситуации он сумел всё запутать.