Оставив в Москве острые общественно-политические конфликты, высокопоставленный курортник в Форосе, как говорится в народе, играл Ваньку. Он не мог не знать, что нерешённые коренные проблемы неизбежно влекут столкновения с судьбой, обществом, миром и заканчиваются крахом. Таковы законы власти. Взявшись решать неразрешённые проблемы бытия целого народа, он не мог не знать этого. Если не знал, то знала Раиса Максимовна, кандидат философских наук, лидер Союзного фонда культуры. Вероятней всего, она говорила мужу об этом. Не слушал, видать, свою верную тайную советницу.

Не нашёл он общий язык и с ближайшими своими соратниками. Лукьянов как-то обмолвился, дескать, Михаил Сергеевич устроил себе в Форосе самоизоляцию. Это не совсем так. Все входы и выходы на даче перекрыли и отключили связь по приказу его доверенного лица - генерала КГБ Плеханова. Горбачёв стал пляжным узником с того самого момента, когда к нему прибыли для переговоров соратники - Шенин, ведавший всеми кадровыми вопросами в ЦК, Бакланов, секретарь ЦК, Болдин, начальник аппарата Президента и популярный генерал Варенников. Нет никакого сомнения в том, что эти люди были верны Президенту и Советской власти и хотели лишь одного - договориться о совместных активных действиях по наведению порядка в стране. Горбачёв решительно отказался. Он не самоустранился, он струсил. Он предал своих соратников и обрёк их на репрессии в дальнейшем.

А изолирован он был из опасения, что предпримет какие-то нежелательные для введения чрезвычайного положения действия. Но и этим он всё равно обрёк ГКЧП на провал.

Растерянность Янаева и его команды, вызванная двойственной игрой Президента СССР, отсутствие необходимых конституционных полномочий, нежелание проливать кровь и проводить репрессии в лагере Ельцина - все эти и другие трагические и комические обстоятельства стали причиной неудачи. Но главной из них был Горбачёв. Если бы он считал, что его сторонники допускают ошибку, а его изоляция унизительна для Президента, он мог бы разорвать свою «блокаду» в два счёта ещё до отъезда парламентёров ГКЧП из Фороса. Не надо было спешить к Раисе Максимовне за советом, а дать команду своему преданному начальнику охраны Владимиру Медведеву, включить связь и открыть ворота. В распоряжении охраны были и вертолёты, и два самолёта, и другие возможности.

Во-первых, как свидетельствует генерал Варенников, аппарат правительственной связи (ВЧ) был отключён только в кабинете Горбачёва, чтобы он не раззвонил всему свету, начиная с Америки, о планах ГКЧП хотя бы до начала переговоров с приехавшей из Москвы делегацией. В административном же здании, рядом с покоями Горбачёва, ВЧ никто не отключал. Оттуда, по словам генерала, можно было связаться с кем угодно. Во-вторых, даже после того, как Медведев покинул Форос по приказу Плеханова, в Крыму оставался ещё один человек, который мог бы силой своего авторитета и партийной власти обеспечить Горбачёву свободу действий. Это был первый секретарь Крымской партийной организации Леонид Иванович Грач.

Я знаю этого беззаветно преданного коммуниста. Его имя упоминается в мемуарах о том периоде. Газета «Известия» посвятила ему большую, нашумевшую статью, показав до какой степени дошло разложение в партийных рядах после так называемой «самоизоляции» Горбачёва. Мне много рассказал о нём бывший редактор «Кавказской здравницы» Савченко Дмитрий Иванович, который знал Леонида Ивановича и был дружен с ним. Рассказал, каким моральным страданиям и преследованиям подвергался человек, который сумел предотвратить экстремистские акции крымских татар, возвращавшихся на полуостров с гораздо более агрессивным зарядом, чем другие репрессированные народы. Каких невероятных усилий стоило ему на фоне нарастающего украинского национализма провести в Крыму, впервые в СССР, референдум. Как даже после выхода из партии почти всего руководства Крыма и Украины Леонид Иванович не покинул свой пост, сказав: «В партийной организации 150 тысяч коммунистов. Я не могу их покинуть. Это же люди. Они нам верили».

Три сердечных приступа, один за другим, свалили Леонида Ивановича. Неизлечимая болезнь настигла и Раису Максимовну именно в Крыму. Сколько бед принёс август. А ведь задолго до этого чувствовал Леонид Иванович, и не он один, что на страну надвигается большая беда.

- Всё к тому идёт, - сказал он как-то у меня на даче,- вспоминал редактор.- Ищу выходы на Горбачёва. Хочу рассказать ему о том, что партия постепенно теряет способность удерживать ситуацию.

- Да неужели ты думаешь, что он ничего не знает?

Леонид Иванович промолчал. Был он тогда вторым секретарём Крымского обкома партии и, естественно, хорошо видел, как меняется обстановка на местах. А как кандидат исторических наук, уже написавший докторскую диссертацию, прекрасно знал историю переворотов и безвременья. На следующий год встречались мы уже в Крыму, колесили по области. Грача всегда окружали люди, задавали тревожные вопросы. Крым первым почувствовал неладное, беспокоился о своей судьбе...

Меня поражало всеобщее доверие к этому человеку. Да и сам я относился к нему с огромной симпатией с первого дня знакомства, когда он был ещё рядовым работником аппарата обкома. Примечательно, что Леонида Ивановича везде встречали, как своего. Пограничники пропускали нас, не спрашивая документов, приглашали в гости, достаточно было одного звонка Грача в Севастополь, чтобы меня тепло приняли на противолодочном корабле, показали на адмиральском катере легендарную бухту. Я говорю о влиянии этого человека. И его бы было достаточно, чтобы вывести Горбачёва из пиковой ситуации.

Рассказ журналиста мне кажется убедительным. Горбачёв не обратился за помощью к верным ему людям. Зато принял эту помощь от Ельцина и под охраной автоматчиков Руцкого вернулся в Москву, разыграв ещё один водевиль. Поразительную заботу о Горбачёве проявил Ельцин, требуя предоставить Президенту СССР свободу действий и заявив в «Обращении к гражданам России»: «Безусловно, необходимо обеспечить возможность президенту страны Горбачёву выступить перед народом». Больно и обидно было слушать оправдание обанкротившегося президента великой страны: «Я отслеживал ситуацию в Форосе». Жалкий, растерянный человек произносил эти слова. Он, видимо, не мог поверить в то, что его годами проверенные трюки вдруг дадут такой сбой. Но он ещё по-прежнему на что-то надеялся, хотя уже тогда был никому не нужен.

На политическом небосклоне зажигались новые «звёзды», ещё изощрённей, ещё демагогичней и коварней, чем сам Горбачёв. И они уж не собирались уступать место «пляжному рыцарю». Не зря говорится, что время раздрызганной свободы для всяких самоутверждений, как ночь для воровства. Страной политических импотентов охарактеризовал в те дни Россию Станислав Фёдоров. У президента СССР не было ни программы вывода страны из политического кризиса, ни воли для этого. У Ельцина вообще не было ясного представления о том, что же будет, когда он утвердится окончательно. Всё решалось спонтанно, всё складывалось так, как требовала та или иная локальная ситуация. Так складывался новый государственный строй -приблудное дитя раздрызганной свободы.

События мелькали, как спицы в беличьем колесе. За ними трудно было уследить, ещё труднее осмыслить их.

19 августа вице-президент Г.И. Янаев объявляет о неспособности Горбачёва по состоянию здоровья выполнять свои обязанности. Вечером с трясущимися руками он отвечает на вопросы журналистов в пресс-центре МИД СССР. На следующий день ГКЧП обращается к советскому народу: «Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность... Власть на всех уровнях потеряла доверие населения... Страна по существу стала неуправляемой... Права на труд, образование, здравоохранение поставлены под вопрос... Мы зовём всех истинных патриотов, людей доброй воли положить конец нынешнему смутному времени». Тревожные и верные слова, но не имеющие никакого организационного значения.

Ельцин более конкретен. Утром он в «Обращении к гражданам России» призывает к бессрочной всеобщей забастовке. Вечером издаёт Указ, квалифицируя действия ГКЧП как государственный переворот. Р.И. Хасбулатов подписывает Постановление Президиума Верховного Совета РСФСР: «Исполнение решений так называемого Чрезвычайного комитета будет расцениваться как участие в совершении государственного преступления...».

На следующий день министр обороны РСФСР генерал-полковник Кобец издаёт приказы о возвращении войск к местам постоянной дислокации и призывает все подразделения, службы и граждан, участвующих в защите Дома Советов РСФСР, сохранить выдержку и высокую бдительность в связи с поступившими сведениями о предполагаемом штурме Белого дома России офицерами КГБ СССР.

22 августа мне в руки попал протокол №64 заседания Президиума Верховного Совета СССР. Вёл это заседание Председатель Совета Национальностей Р.Н. Нишанов. Тот самый, который конфликты в Средней Азии объяснял очень просто: «Ничего страшного. Поссорились из-за цен на апельсины». Из зала град вопросов. Спрашивают, где члены ГКЧП? Ответы даёт Ю.В. Голик (?). (Вопрос поставлен в самом протоколе, видимо, даже стенографистки не знали, кто такой Голик. В.К.). В списке присутствующих на заседании его нет. Он сообщает о том, что Крючков арестован накануне прямо в аэропорту, чтобы никуда не ходил дальше. Спрашивают, кем арестован? Ответ: с санкции прокурора России Степанкова». (Шум в зале)... «Язов - арестован. Янаев - по моему распоряжению его не выпустили из Кремля. Павлов лежит в больнице. Больного мы не потащим никуда... И охрана стоит... Бакланов, Стародубцев - получена санкция, сейчас... Пуго застрелился утром... Были сведения, что тяжело ранен? Нет, это жена тяжело ранена». Вопрос Левашова А.В.: «Почему все действия правоохранительных органов по задержанию путчистов и санкции на арест получаются только от российских властей? То есть Россия выполнила всю работу, которую, в частности, должны были сделать Вы?» Отвечает Нишанов «Благодарю за столь лестную мою оценку»... В зале шум. Реплики с мест: «...Россией руководили мы... Чтобы товарищи Голики на сессии не выступали по этому вопросу... (Нишанов предлагает пойти послушать Президента)... Вы (обращение к Нишанову) очень неуважаемый человек. Как так можно?... Вы к тому же ещё и трус...». Так Верховный Совет сдал Ельцину своих депутатов-членов ГКЧП, а 29 августа дал согласие на привлечение к уголовной ответственности и арест народного депутата СССР А.И. Лукьянова - своего председателя.

Этот документ вспоминается очень редко. Надо сказать, что вообще вся эпопея переворота и первая осада Белого Дома покрыты мраком. Весь архив Верховного Совета СССР вывезен на московскую свалку. Из истории страны вырваны целые страницы. Остались только воспоминания. Вот почему я считаю чрезвычайно важным каждое слово о том периоде. Каждое свидетельство о нём, пусть даже не очень точное, даже субъективное, послужит в какой-то мере восстановлению истины. А многим очень не хочется этого. Не случайно ведь и в 1993 году во время расстрела Белого Дома пушки палили именно по верхним этажам, где размещался архив и чемоданы Руцкого с компроматом, не случайно и уничтожение ряда приказов Министерства обороны.

Затруднён исторический анализ и последующих событий. Приходится полагаться в основном на память. А последовавшие за августом 1991 года события были не менее трагичными и загадочными.

В начале сентября Украина передаёт сама себе в государственную собственность предприятия и учреждения союзного подчинения, находящиеся на территории республики.

Конец сентября - в России уже около 400 тысяч беженцев.

Середина октября - в Северной Осетии грузинскими силами ведётся обстрел Цхинвали из автоматов, крупнокалиберных пулемётов, гранатомётов, орудий.

6 ноября - Виктор Илюхин, государственный советник юстиции 2-го класса Прокуратуры СССР, рассмотрев документы, связанные с признанием независимости стран Прибалтики и выходе их из состава СССР, возбуждает уголовное дело в отношении Горбачёва Михаила Сергеевича по признакам статьи 64 УК РСФСР... Горбачёв бессилен.

9 ноября - газеты сообщают о том, что на территории РСФСР запрещена деятельность КПСС и КП РСФСР, а их организационные структуры распущены... И с этим смирились миллионы членов партии, свершившей в 1917 году Октябрьскую революцию и вдохновлявшей в 1941-1945 годах народ на победу над фашизмом, партии борцов и созидателей.

Это были жуткие дни. На кострах сжигались партийные билеты. Растерянность рядовых коммунистов граничила с шоком. А руководящие товарищи покинули свои капитанские мостики, которые много лет давали им немалые льготы и неплохо кормили. В один прекрасный день прихожу в ЦК КП РСФСР, где я в то время работал, а там лишь технический персонал остался. Все номенклатурные кабинеты покинули их хозяева. Последние документы ЦК пришлось подписывать мне.

9 декабря ТАСС сообщает: «Председатель Верховного Совета Белоруссии С. Шушкевич, Президент РСФСР Б. Ельцин, президент Украины Л. Кравчук 8 декабря подписали заявление об образовании Содружества Независимых Государств...» Великая держава могла бы отразить этот удар. Но некому было поднять народ, проголосовавший на референдуме за СССР. Армия растеряна. Сломлена КПСС - становой хребет Союза Социалистических Государств. В странах капиталистического «содружества» ликование. А Горбачёв мямлит что-то невнятное о том, что он не согласен, но относится с пониманием и мог бы помочь и прочую ахинею, да продолжает раздавать ордена от имени Союза Советских Социалистических республик. Последним орденом Ленина был награждён директор Маслянинского кирпичного завода Новосибирской области 21 декабря 1991 года.

А 23 декабря Ельцин принял Горбачёва и назначил ему день отречения под рождественского гуся по католическому календарю. Во всяком случае, так в Москве шутили остряки, когда на рождество, 25 декабря, он заявил по телевидению о своём отречении, которое фактически уже давно состоялось. «Я покидаю свой пост с тревогой, но и с надеждой», - сказал он. О чём он мог тревожиться через день после того, как выторговал, выклянчил, вырвал, называйте, как хотите, у Ельцина щедрую подачку? Он получил пенсию, дачу, машину с шофёром, прислугу, охрану, а ещё комплекс сооружений для Горбачёв-фонда. Цена всего этого, пожалуй, больше, чем Нобелевская премия. Несчастные тридцать серебряников. Несчастные, проклятые людьми Иуда и Каин. Им и не снилось, что чёрные деяния могут быть оценены так щедро. Есть от чего зарыдать Иуде и Каину. Есть над чем задуматься и удивиться.

Загадки, вопросы на каждом шагу. Их так много, что все даже не перечислишь. Но всё же. Почему Ельцин не пошёл на уговоры Гавриила Попова попробовать взять на себя руководство СССР? Какая такая связь существовала между Ельциным и КГБ, что даже в осаждённом Белом доме он получал пакеты из этой организации? Почему Собчак не дал согласия участвовать в работе комиссии Верховного Совета СССР по расследованию причин и обстоятельств государственного переворота? Кто пригласил в президиум V Съезда народных депутатов СССР глав республик и те, оказав давление на депутатов из своих регионов, сорвали работу Съезда? Почему после подписания Беловежского соглашения Горбачёв не подчинился требованию депутатов и не собрал VI чрезвычайный Съезд?.. Здесь надо бы поставить многоточие на множестве страниц сразу, так много «почему?» напрашивается в продолжение.

Будущее бросает свою тень задолго до того, как войти. Эти мудрые строки принадлежат поэтессе Анне Ахматовой, но их надо бы взять на вооружение политикам. Непрощенные ошибки Горбачёва накрыли своей тенью Ельцина. Вот что пишет в статье «Мы пришли к новой диктатуре» один из самых близких к Ельцину людей Владимир Исаков, бывший Председатель Совета Республики Верховного Совета РСФСР: «Мы пришли к власти под лозунгами борьбы за демократию, права человека, за правовое государство, но, утвердившись, все это забыли и восстановили один к одному, и даже ещё хуже... вот такой грустный вывод у меня».

Горбачёв, с его провинциальным политическим опытом, с периферийной самоотверженностью начал «чистить» кадры. Убирал тех, кто был интеллигентней его, опытней и умней. На одном пленуме сменил треть состава ЦК, на другом ещё треть, затем ещё, почистил Политбюро, заменил пожилых, «тёртых калачей», упрямых и опытных на молодых, торопливых, крикливых, но бесхребетных и зелёных. Они легко попали во власть, легко и отдали её, голосуя за Ельцина, сдавая партбилеты. Им нечего было терять, Борис Николаевич позволил каждому уютно устроиться. Сам же он, получив неограниченные полномочия, начал менять министров чаще, чем галстуки. Четыре премьера за год. Это достойно книги Гиннеса. И менял он всё чаще, не лучшее на ещё более лучшее, а худшее на ещё более худшее. Не могу сказать, что в его окружении не было людей достойных и умных. Но и они уходили.

Я с особым сочувствием пишу об Алексее Ивановиче Казанникове. Рядом с Ельциным таких людей было мало. Его называют Дон-Кихотом, редко вспоминают о нём. А ведь именно Казанников встал на пути репрессий, которые могли бы захлестнуть Россию. «Я сижу в кабинете Вышинского, но я никогда не буду возрождать дух Вышинского», - говорил Казанников. Так он определил свою позицию, когда от имени «Демвыбора России» ему принесли огромный список людей, «которых якобы надо арестовать в первую очередь». В первую. Значит, предполагалась и вторая, и третья очереди - обвальный поток арестов, репрессии, которые могли привести к повторению 37-го года. Казанников порвал этот список. Низко надо поклониться этому человеку за его гражданское мужество. Мы все в правительственных кругах знали, что его заставляют стать на путь Вышинского. Мы с тревогой наблюдали, какое давление на него оказывалось.

Самый мощный, беспрецедентный по своему цинизму нажим Алексей Иванович выдержал в феврале 1994 года. Государственная Дума приняла тогда постановление об амнистии ряда лиц, находящихся под следствием или содержащихся под стражей в связи с событиями 19-21 августа 1991 года, 1 мая 1993 года, 21 сентября - 4 октября 1993 года, и призвала Россию к национальному примирению и гражданскому миру. «Из администрации президента пришло ещё одно письмо, - вспоминает Казанников. - Правда, без подписи - подпись была оторвана. В письме было написано: предлагаем не устраивать никаких политических процессов. В течение 10 дней расследовать уголовное дело, всем предъявить обвинение по статье 102 старого УК и статье 17 - соучастие в убийстве. Передать дело в Военную коллегию по уголовным делам Верховного суда РФ, самому выступить обвинителем и потребовать для всех смертной казни».

Казанников и эту бумагу порвал и выбросил в урну. Он тогда ещё верил Ельцину, которому, можно сказать, дал вторую политическую жизнь, отказавшись от места в Верховном совете в пользу Бориса Николаевича. Это был не эмоциональный порыв, а выполнение обещания избирателям всячески поддерживать Ельцина, на которого народ одно время возлагал огромные надежды. Каково же было удивление Прокурора России, когда на очередном докладе президенту о состоянии законности Борис Николаевич, который не очень владел даже элементарной правовой терминологией, вдруг спросил, почему не подходят 102 и 17-я статьи применительно к октябрьским событиям? Казанников объяснил, что в данном случае применима статья... «массовые беспорядки». Президент остался недоволен: «А мне так не докладывали. Я даже не знаю, кому верить».

Быстро же скрутило Ельцина его окружение. Слишком легко, не по-государственному отнёсся он к заявлению выдающегося юриста об отставке. Не сумел, а может, не захотел помочь своему «политическому крёстному» и дальше утверждать законность в стране, поверил крёстным отцам коррупции и породил пятую власть - власть криминала. Это одна из самых больших бед России.

Вторая беда в том, что так же часто, как Горбачёв, оглядываясь на Запад, он не увидел, не смог понять того, что в этом веке капитализм выжил лишь потому, что перешёл к элементам государственного регулирования. Горбачёв отпустил вожжи государственного управления, при Ельцине вообще была разрушена эта система.

Теперь это будущее стало нашим сегодняшним днём. Мы с горечью вспоминаем, какими были доверчивыми. Как искренне воспринимали слова Ельцина осенью 1991 года о том, что хуже будет всем только полгода, затем - снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами. «А к осени 1992 года, как я обещал перед выборами, - стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей», - так заверял Ельцин. Да и через год, когда продукты подорожали в 150-200 раз, он обещал финансовую и экономическую стабилизацию уже в первом квартале будущего года. И после первого квартала следующего года он заверял, что достигнута высшая точка напряжения сил перед выздоровлением. И так продолжалось из года в год. Беспрецедентной диверсией называют здравые экономисты разгосударствление собственности. Вот данные Комиссии Госдумы по итогам приватизации: «Потери от разрушения экономики только за один 1996 год в суммарном виде в два с половиной раза превышают потери в Великой Отечественной войне. Доход же бюджета от приватизации за пять лет порядка 0,15 процента суммарных бюджетных поступлений». Не зря на парламентских слушаниях Чубайс говорил о том, что структуры, имеющие власть, обменяют эту власть на собственность. Обменяли - демократию на демагогию, власть - на собственность, а в итоге экономика России по своей худосочности сравнялась с малоразвитыми странами.

Других результатов не следовало и ожидать... Задолго до заката Горбачёва была очевидна неизбежность реформ. Но слишком торопились новодемократы захватить власть, больше думая о себе, чем о народе. Гавриил Попов впоследствии откровенно признается, что они пришли к власти слишком рано. И уж скоро, к концу года, не имея ни программы действия, ни кадров, способных к конструктивной работе, и видя, что дела идут к провалу, пришедшая к власти новая элита во главе с Борисом Николаевичем откровенно заметалась. Народ внимал всему этому с какой-то безысходной верой. Именно безысходностью можно объяснить и то, что по сути дела политический банкрот, явно неудавшийся организатор государственного строительства был и вторично избран Президентом. «А кого избирать? - недоумевали люди. - Некого». В такой огромной стране и некого? У такого трудолюбивого и умного народа не нашлось настоящего лидера? Есть, конечно, такие люди. Только они были отодвинуты, не востребованы. Такое феноменальное подавление перспективных государственников требует глубокого изучения, как и виртуозные манипуляции общественным мнением. Горбачёв и Ельцин - очень разные, но часто приёмы их были очень схожи.

Вот уж поистине, будущее бросает свою тень задолго до того, как войти.