Александр Яковлев оказался фигурой, сыгравшей самую зловещую роль в судьбе нашей державы. Было время, когда я считал его образованнейшим, интеллектуальнейшим человеком, тонким политиком. И только в годы «перестройки» сначала усомнился, а прочитав его книгу «Обвал», и вовсе разочаровался в нём. Доказывая одно, он тут же утверждает противоположное. Допускает неточности, не в ладах с логикой, искажает факты. У него получается, что события 1905 года были вызваны не экономическим кризисом в тогдашней России, не поражением в русско-японской войне, не кровавым воскресеньем, а большевиками. Суть «Обвала» - антикоммунизм. Не какого-то астролога, не предсказателя, а величайшего учёного девятнадцатого века Маркса, постулаты которого легли в основу политэкономии, изучают в высших учебных заведениях почти всех стран Запада. Хочет того Яковлев или нет, но история развивается по Марксу: он научил капиталистический режим, чего следует избегать, научил капиталистов быть гибкими. Пользуясь его методологией, они упреждают недовольство трудящихся, идут на компромисс с рабочими, внедрив в стиль своей деятельности целый ряд черт, присущих социализму. Многое переняли они у советской России, например, планирование, спасшее их от жестокого кризиса.

Сравнивать персону Яковлева с личностью Маркса, вошедшего в плеяду гениальных учёных мира, смешно. Пигмей мысли, приспособленец и двурушник Яковлев, оказывается, ошибался в неопровержимой правде Маркса, которому принадлежит крылатая фраза «бытие определяет сознание». На примере того, что произошло с нашей страной, особенно сознаёшь, насколько был прав гениальный немец. Ему же принадлежат слова о том, что идея, овладевшая массами, становится материальной силой. Вот почему телевидение, радио сутками дурачат людей, отвлекая их от политики. Народом неосведомлённым, аполитичным, без светлых идеалов легко управлять.

Александр Николаевич призвал к борьбе за утверждение общечеловеческих ценностей в качестве высшего политикообразующего фактора межгосударственных отношений, за практическое возвращение себя (надо понимать Россию) в общие процессы мирового развития. Но что такое общечеловеческие ценности? Что под ними понимает Яковлев? Выдавая желаемое за действительное, он уверяет нас, что как только демократия начала проявлять характер, мы увидели её оздоровляющее, преобразующее воздействие. Однако большинство нашего народа ничего оздоравливающего не увидело, наоборот, ощутило разрушительное действие перемен. Так это, по утверждению Яковлева, происходит потому, что все хотят сначала истину, идеал, а уж потом жизнь. А через два года он же бьёт тревогу в «Литературной газете», сокрушаясь по поводу того, что до сих пор в России не появилась идеология нового общества. И получается: сначала он против того, что люди хотят иметь идеал, потом упрекает их в том, что у них не появилась идеология. Где же логика?

Новая идеология, видимо, капиталистическая, должна строиться, по мнению Яковлева, на рационализме, здравом смысле, прагматизме. Человеку ничего не нужно навязывать: хочет - работает, хочет - нет. А вдруг никто не захочет работать? При этом Александр Николаевич удивляется, когда подобные установки выплеснули наружу самые низменные, тёмные пласты психологии: карьеризм, взяточничество, воровство, коррупцию. Но виновником оказалась вовсе не перестройка по рецептам Яковлева, а прошедшие 70 лет советской истории.

В Конституционном суде России он вещал: «Зло, посеянное большевизмом, взбесилось и берёт верх над требованиями морали и нравственности». Он же здесь ни при чём. Он за единение и примирение, по которому исстрадалось наше общество. Какое же может быть единение, когда средства информации, опора перестройки, упорно призывают к индивидуализму, эгоизму, обогащению любыми путями, усиленно пропагандируя постулаты Александра Яковлева: департизацию, денационализацию, деколлективизацию, демонополизацию, деиндустриализацию, деанархизацию? Только такое решение, по его мнению, подвигнет страну к победе реформ, к новой культуре, новой цивилизации. Однако, какое отношение имеет партия, индустриализация, коллективизация к анархии, Яковлев не объясняет. Впрочем, он всегда не договаривает, выдаёт всегда полуправду. Подчёркивая приверженность большевиков к насилию, преднамеренно умалчивает о том, что оно «явилось ответом на белый террор, намного превосходящий красный», что откровенно признал даже Деникин.

Ответственность демократов за всеобщее обнищание народа, правовой беспредел, межнациональные конфликты Яковлев старается переложить на коммунистов. Которыми сам десятки лет руководил. Доходит до того, что он без стеснения клевещет на российский народ, якобы предрасположенный к люмпенству, к произволу. Кого он считает люмпенами? Может быть, шахтёров, которым месяцами не платят зарплату, квалифицированных рабочих и ИТР, оказавшихся безработными, несчастных, кончающих жизнь самоубийством из-за того, что поставлены в безвыходное положение?

Не сам ли он в 1989 году писал: «Социализм - живое творчество масс... Мы были бы никуда не годными марксистами,.. если бы искали объяснение общественных процессов только в субъективном... Не снимая, конечно, ответственности с личности, надо смотреть на условия, в которые она поставлена и сама в одиночку изменить не властна и не в силах». А вскоре Александр Николаевич заявил, что каждый должен пройти «через котёл борьбы за своё существование». Человек один, а философии противоположные. По первой получается, что «один в поле не воин». По второй - каждого в новом обществе ждёт котёл борьбы за выживание. Не выдержал — умирай, вешайся...

Но таков уж Яковлев, менявший многочисленные идеологические маски, как перчатки, в зависимости от политической погоды. Поклонялся Сталину, после XX съезда - Хрущёву. Становился гонителем диссидентов, бичевал писателей-деревенщиков, развенчивал теоретиков «пражской весны». При Горбачёве он - незаменимый его наставник, общепринятый идеолог перестройки, «нового мышления». Его даже называли «серым кардиналом». Но такие кардиналы если и остаются в памяти современников, то, как нечистая сила, как оборотни. Под идейным руководством А. Яковлева «отец» перестройки Горбачёв и его единомышленники, тоже выпестованные Западом, крутили колесо истории вспять. Трехсотмиллионная держава надломилась, пошла под откос и, рухнув, развалилась на кусочки.

Особенно старался Яковлев после августа 1991 года. Забыв, что призывал к «обновлению социализма», сразу начал призывать к радикальным реформам. Как профессионалу в идеологии, в лицемерии ему нет равных. Когда была создана общественная программа на первом канале российского телевидения, шефом которой стал Александр Николаевич, он выступил по радио «Свобода». И столько злобы, желчи против своих оппонентов и так называемых люмпенов было в его инквизиторских речах, словно все во всём виноваты, а он - святее всех святых.

У многих на глазах в течение нескольких лет разыгрался процесс политического перерождения Яковлева из партийного работника в перевёртыша и предателя, беспринципного лжеца.

Обманув коммунистов, которые когда-то своими рекомендациями поручились за него перед ВКП(б), изменив клятве, которую он давал при вступлении в партию, поменяв в угоду конъюнктуре свой политический окрас на антикоммуниста и переметнувшись на сторону врагов своего народа, Яковлев тем самым избрал себе судьбу предателя. Кто же такой А.Н. Яковлев? Этот вопрос и по сей день задают люди, не искушённые в политике. Видимо, стоит вернуться к его жизненному пути.

Родился он 2 декабря 1923 года в деревне Королёво Ярославской области. О его родителях и детских годах почти ничего неизвестно. Учился он, как и все, в школе, затем в институте. Воевал в период Великой Отечественной войны на фронте в должности командира взвода, судя по всему, не очень долго - три-четыре месяца. В августе 1943-го он был ранен, убыл в госпиталь и оттуда в запас.

Сам Яковлев, вспоминая о войне, утверждал, будто для того, чтобы вывести его из строя, фашисты пошли на грубейшее нарушение действовавшей в те годы международной конвенции, запрещавшей применение разрывных пуль. В него они всадили целых «четыре разрывных пули». Бывалые фронтовики только головой качают и удивляются, как при этом командир взвода Яковлев остался жив и был отправлен после госпиталя в запас, а не списан из армии подчистую.

Что касается упомянутой выше широко известной фронтовой страницы из биографии Яковлева, то многих искренне удивляло и озадачивало крайне негативное, высокомерно враждебное отношение с его стороны к военным, ко всему, что связано с армией. Никогда в кругах его неформального общения не было бывших или действующих армейских офицеров. По этой причине можно согласиться с теми, кто пишет о Яковлеве, что в его фронтовом прошлом есть какая-то неприятная для него история. Её-то, похоже, он и пытается скрыть.

Чтобы не возвращаться в дальнейшем к армейской теме, следует особо сказать о памятном для многих сенсационном приземлении на Красной площади 28 мая 1987 года, в День пограничника, спортивного самолёта немецкого лётчика Матиаса Руста.

Обстоятельства появления Руста в Москве были и остаются загадочными. К примеру, уже тогда стало известно, что при подлёте юного провокатора к столице, на командный пункт Московского округа ПВО поступило указание о внеплановом отключении АСУ РЛС для проведения профилактических работ, что, разумеется, снизило качество обрабатываемой службами ПВО оперативной информации. Как свидетельствовали поступившие в те дни и недели в ЦК документы, таких подозрительных «мелочей» по маршруту неуловимой «Цессны-172» набралось более чем достаточно для серьёзных размышлений и выводов. Однако «охотников» до них в окружении Горбачёва не нашлось. Вместо этого инцидент был использован для проведения в руководстве Вооружённых Сил широкомасштабной кадровой чистки в интересах укрепления позиций Горбачёва.

Сразу же после приземления Руста состоялось заседание Политбюро ЦК КПСС, на котором проводились кадровые изменения в связи с делом нарушителя границы. Было принято решение о смещении со своих постов ряда высших советских военачальников. Итоги этого заседания привели Яковлева в восторженное состояние.

Скрытый от глаз широкой публики политический подтекст возникшей в те дни ситуации заключался в следующем: Горбачёв давно и настойчиво искал повод для смещения с должности министра обороны СССР маршала Соколова. В своё время, после неожиданной кончины в декабре 1984 года министра обороны Устинова, решающую роль в выдвижении Соколова сыграл секретарь ЦК по обороне Романов. Ещё при Андропове, а затем и при Черненко член Политбюро Романов исполнял функции заместителя председателя Совета обороны. Он хорошо знал Соколова со времён, когда будущий маршал командовал Ленинградским ВО, а сам Романов возглавлял Ленинградский обком КПСС. Этого было достаточно, чтобы считать Соколова «человеком Романова».

Как известно, оказавшись в кресле генсека, Горбачёв, никогда в своей жизни не занимавшийся вопросами ВПК и обороны, первым делом отправил в отставку Романова. Затем положил свой ревнивый глаз на Соколова. Надо сказать, что, подобно Яковлеву, Горбачёв также испытывал по отношению к военным некий комплекс. В общении с ними легко раздражался, впадал в менторский тон. С возражениями мнительный честолюбивый генсек мириться, разумеется, не мог. Постоянно подзуживаемый своим ближайшим окружением, в котором Яковлев уже играл важную роль, Горбачёв искал повод для расправы над оппозиционным, как он полагал, руководством Вооружённых Сил СССР. Его-то и доставил ему в урочный час на хвосте своего спортивного самолёта Матиас Руст. Вскоре в Минске проходило Всесоюзное совещание, которое проводило Министерство обороны. На это совещание прибыл и М.С. Горбачёв с женой. Спускаясь по трапу, - а встречать прибыли генералы различных округов и родов войск Министерства обороны, - Раиса Максимовна вдруг заявила: «Михаил Сергеевич, смотри, как много генералов собралось». Горбачёв в своей манере заявил: «Да, слишком много. Надо сокращать».

В результате на заседании Политбюро сам Горбачёв потребовал и были отданы под суд 150 генералов и офицеров СА. По данным американских спецов, внимательно следивших за ситуацией, «под Руста» было смещено не только руководство войск ПВО во главе с маршалом авиации Колдуновым, но и министр обороны маршал Соколов со всеми своими заместителями, начальник Генерального штаба и два его первых заместителя, главнокомандующий и начальник штаба ОВС Варшавского договора, все командующие группами войск (в Германии, Польше, Чехословакии и Венгрии), все командующие флотами и округами. В ряде округов командующие заменялись неоднократно. Волна горбачёвской чистки достигла по меньшей мере уровня командования дивизиями, а возможно, пошла и ещё ниже. Это была большая работа, так что руки «в крови» были, разумеется, не только у Яковлева и Горбачёва, но и у всех членов горбачёвского Политбюро. Но в роли застрельщиков и кураторов чистки выступала, бесспорно, зловещая, мстительная связка Горбачёв-Яковлев.

Подытоживая за кулисами публичного спектакля подлинные итоги «дела Руста», Горбачёв в телефонном разговоре сказал одному из своих ближайших помощников Черняеву (кстати, невероятно амбициозному, злобному, писучему старичку и к тому же махровому предателю): «Теперь умолкнут кликуши насчёт того, что военные в оппозиции к Горбачёву, что они вот-вот его скинут, что он на них всё время только и оглядывается».

Если же посмотреть на всю эту историю с колокольни более высокой, чем политические амбиции ставропольского наполеончика, то станет ясно, что «дело Руста» подвело окончательную черту под длительным историческим периодом, на протяжении которого Советская Армия и её высший генералитет занимали в политической структуре СССР прочное высокое положение. Практически все высшие советские руководители до Горбачёва были так или иначе связаны с армией, являлись её воспитанниками.

Парадокс, между тем, заключается в том, что наиболее сокрушительный удар по политическим позициям армии нанёс человек, который одновременно и больше всех сделал для строительства Вооружённых Сил СССР, укрепления оборонного могущества страны, член Политбюро ЦК, министр обороны СССР, маршал Д.Ф. Устинов.

Устинов был, несомненно, великим человеком, выдающимся организатором производства, непревзойдённым знатоком всех тонкостей советского оборонного комплекса, талантливым инженером. И вместе с тем - слабым политиком. В последние годы жизни Брежнева Устинов сосредоточил в своих руках все нити управления армией и ВПК, практически единолично распоряжался колоссальными людскими, материальными и финансовыми ресурсами. Андропов, став генсеком, попытался ограничить могущество Устинова, подтянув в противовес ему в Москву из Ленинграда также знающего ВПК Романова.

После Андропова 75-летний Устинов превратился в бесспорно ключевую фигуру советского партийного, государственного и военного руководства.

Преследуя собственные интересы, Устинов в паре с Громыко решил вопрос о выдвижении на пост генсека полуживого Черненко, ставшего незадолго до этого, осенью 1983 года, жертвой тяжелейшего отравления, от которого он не оправился до последнего своего часа. Именно Устинов, преодолевая упорное вязкое сопротивление остальных членов Политбюро, буквально продавил на вторую позицию в партии вслед за Черненко сельхозника Горбачёва, преследуя при этом единственную цель: перекрыть пути политического роста для Романова. Именно Устинов, пользуясь слабостью Черненко, добился смещения его первого заместителя, начальника Генштаба, талантливого советского военачальника и стратега, маршала Огаркова, в котором многие ответственные люди видели наилучшего из возможных преемников самого Устинова.

Кончина Устинова и избрание генсеком Горбачёва - два этих близких по времени события знаменовали собой начало обвального процесса утраты Советской Армией её позиций в системе политической власти и, как следствие, распада самой армии.

Инициированная «делом Руста» массовая политическая чистка высших эшелонов армейского руководства летом 1987 года углубила этот процесс, сделала его катастрофическим. Из армии была уволена когорта профессионально сильных, самостоятельно мыслящих военачальников, выдвинутых в своё время маршалом Устиновым. На смену им шло новое поколение генералов с высоченными тульями, гибкими позвоночниками и загребущими руками. С этого момента авторитет армии окончательно покатился по наклонной плоскости вниз, пока не достиг самого дна, на котором коррумпированные политиканы стали использовать воинские дивизии в междоусобных разборках, направлять бывшие советские полки на усмирение граждан собственного государства.

Государственная дума обоснованно выдвигала против президента Ельцина обвинение в умышленном разрушении Вооружённых Сил РФ. Не следует, однако, забывать при этом и о тех деятелях, которые запустили преступный механизм уничтожения армии задолго до появления Ельцина в Кремле, таким деятелем является бывший президент СССР Горбачёв.

Вернёмся снова к Яковлеву. Успешно восстановившись после ранения, он принялся обстоятельно обустраивать свою дальнейшую жизнь, в 1944 году вступил в ВКП(б). С этого момента на протяжении почти полувека, намертво присосавшись к партии, Яковлев вытягивает из неё для себя чины, звания, льготы, должности. В 1946 году он оканчивает Ярославский педагогический институт. Но вместо карьеры педагога выбирает путь партийного работника, следуя которым, быстро достигает солидной должности заведующего отделом пропаганды Ярославского обкома партии.

В 1953 году Яковлева переводят в Москву инструктором отдела пропаганды ЦК КПСС. Затем его направляют в Академию общественных наук при ЦК КПСС. Более того, в 1959 году ему была предоставлена возможность пройти научную стажировку в Колумбийском университете, одном из старейших и наиболее престижных учебных заведений США. Потом ходили упорные слухи, будто именно в это время американские спецслужбы «обработали» Яковлева.

В апреле 1960-го Яковлев снова в отделе пропаганды ЦК. Начинается очередной успешный период его партийной карьеры. Он защищает кандидатскую диссертацию. В награду - пост заведующего сектором отдела пропаганды ЦК. В июле 1965 года он поднимается на действительно головокружительную, с точки зрения недавнего инструктора, высоту - становится первым заместителем заведующего отделом пропаганды ЦК. Это назначение подписывает новый генеральный секретарь Брежнев Л.И.

Следует отметить, что ещё до академии Яковлев недолгий срок работал в отделе пропаганды вместе с Черненко, занимавшим тогда скромную должность заведующего сектором печати. Яковлев сумел извлечь и из этого обстоятельства для себя немалую выгоду.

Занимая хлопотную должность первого зама, Яковлев не проявляет должной щепетильности, которая предписывала воздерживаться на столь высоком посту от халтуры, и в 1967 году защищает докторскую диссертацию. Говорят, что именно это обстоятельство переполнило чашу терпения Суслова М.А., непосредственного куратора Яковлева со стороны Политбюро. Михаил Андреевич строго придерживался мнения, что в аппарате ЦК, тем более на руководящих должностях, следует предаваться до конца исполнению своих прямых служебных обязанностей, а не лепить, пользуясь высоким служебным положением, докторские диссертации. Наукой, справедливо полагал Суслов, следует заниматься в специально существующих для этой цели научных и учебных учреждениях.

Словом, у Яковлева после докторской наступил застой. Правда, в 1969 году он ещё успел получить звание профессора по кафедре всеобщей истории, но это и всё. Кстати, профессор - это учёное звание и должность преподавателя вуза или на умного сотрудника научно-исследовательского учреждения. Каким образом Яковлев умудрился стать профессором, не будучи ни первым, ни вторым, - это маленький личный секрет всесоюзного моралиста демократии.

Застой в служебной карьере оказался для Яковлева тем более невыносимым, что уже долгий срок прямо перед его носом оставалось вакантным место заведующего отделом пропаганды, а между тем его самого, доктора и профессора, держали намертво в первых замах. Наконец, в ноябре 1972 года нервы профессора не выдержали, он опубликовал в «Литературной газете» скандальную статью «Против антиисторизма». Кое-кто расценил её как русофобскую, поднялся страшный шум, и облепленного учёными званиями-степенями идеологического генерала, наконец, решено было отправить подальше от соблазнов власти на почётное место посла СССР в Канаде. Там он и провёл, «тоскуя по Родине», 10 лет своей замысловатой жизни.

До начала перестроечных трудов Яковлева в окружении генсека Горбачёва остаются ещё только два события, которые заслуживают здесь специального упоминания и небольшого комментария. Первое - возвращение Яковлева из Канады в 1983 году при Андропове. Второе - это обстоятельство, при котором Горбачёв и Яковлев впервые вместе провернули общее «дело», в результате которого поняли, что стоят друг друга.

Достоверно известно отчётливо негативное отношение Андропова к личности Яковлева. Поэтому тот факт, что последний вернулся в Москву, когда генсеком был Андропов, породил в своё время множество различных слухов и догадок. Сам Яковлев намекает, что вернулся в столицу по собственной воле, когда понял, что дальше «так жить нельзя». Отечество в опасности, и пришла пора ему вмешаться. Однако, насколько известно из разных надёжных источников, причины и механизмы прибытия А.Н. Яковлева в Москву имели на самом деле не политический, а обычный житейский характер.

В 1983 году Яковлев достиг своего пенсионного возраста. Избрание в ноябре 1982-го генеральным секретарём ЦК Андропова практически перечеркнуло для Яковлева какие-либо виды на дальнейшее продвижение по карьерной лестнице. Хорошо зная из собственного опыта, что под лежачий камень вода не течёт, посол задумался над обустройством надвигающейся старости. Так совпало, что в этот момент в Москве образовалась завидная для каждого высокопоставленного пенсионера вакансия. Умер широко известный и авторитетный академик Н.Н. Иноземцев, директор престижного Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). На это директорское место и нацелился из далёкой Оттавы советский посол. В решении этой задачи ему помогли Горбачёв с супругой. Возглавляя парламентскую делегацию в Канаду, Горбачёв встретился с Яковлевым - была длительная беседа. И они поняли друг друга. По возвращении в Москву он доложил Андропову и Черненко о своих встречах в Канаде. А вторую позицию в партии занимал в тот период, как помним, давний коллега Яковлева по отделу пропаганды Черненко. К нему-то и направился Александр Николаевич. При всех своих человеческих качествах Черненко как руководитель имел один недостаток: он не умел отвечать на обращения к нему с просьбой «нет». Этим широко, а иногда безжалостно пользовались люди, способные получить к нему доступ. Воспользовался этой слабостью в своих интересах и Яковлев, добившись от Черненко обещания поддержать перед Андроповым его претензии на место директора ИМЭМО, он также получил и поддержку Горбачёва.

В силу сложившегося тогда в Политбюро расклада политических влияний Андропов не стал возражать против ходатайства Черненко и Горбачёва. Тем более, что оно было подкреплено энергичной поддержкой со стороны Громыко. Яковлев перебрался в Москву на последнее, как он полагал, в его жизни место директора престижного академического института, не подозревая, что для него самое главное ещё только-только начинается. Однако именно в этот момент интрига судьбы начала закручиваться вокруг него с небывалой стремительностью.

В феврале 1984-го скончался Андропов. Устинов и Громыко усадили совместными усилиями в качестве переходной фигуры безнадёжно больного Черненко. В партии и стране этот шаг вызвал резкое неприятие. Обстановка накалилась. В декабре умер Устинов. Генсек Черненко прочно обосновался в больнице. Ключевая роль в составе Политбюро перешла к Громыко, который, напомню, был не только министром иностранных дел, но и первым заместителем Председателя Правительства.

Ещё при Андропове Громыко выказывал претензии на роль главы Советского государства, то есть на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Достоверно известно, что Андропов почти согласился на это назначение, и лишь с большим трудом группа членов Политбюро убедила его, в конце концов, отказаться от своего намерения. Теперь, в новой ситуации, Громыко с присущим ему упрямством решил повторить свою попытку. Для Яковлева, как сказал бы Стефан Цвейг, настал звёздный час.

С целью добиться своего Громыко решает вступить за спиной Политбюро и ЦК в переговоры с Горбачёвым, предложив ему политическую сделку: я тебе - поддержку в случае выборов нового генсека, ты мне - пост Председателя Президиума ВС СССР. Возникает техническая проблема, как передать втайне это предложение Горбачёву. И тут на ум приходит имя Яковлева, у которого, по слухам, неплохие отношения с Горбачёвым. На переговоры с Яковлевым отправляется, как бы по собственной инициативе, Анатолий Андреевич, сын Громыко.

В начале марта Яковлев приносит ответ. Положительный. Для верности, при содействии Громыко, с парламентской делегацией в США направляют наиболее несговорчивого члена Политбюро В.В. Щербицкого, приставив к нему для подстраховки ещё одного академика – Г.А. Арбатова, директора Института США и Канады. Другой возможный конкурент, Романов - в отпуске, в Паланге. Ещё не успела душа Черненко далеко отлететь от его тела, как в Кремль за стол заседаний Политбюро уже слетелись на чёрных машинах его верные соратники. Едва они, несколько ошарашенные столь молниеносным развитием событий, разместились толком в своих привычных креслах, как уже (всё по уговору) встал решительно со своего места Громыко и с ходу двинул в новые генсеки Горбачёва. Следом за ним сказал своё веское слово председатель КГБ В.М. Чебриков. Остальные переглянулись, помолчали, вздохнули и согласились.

Очень скоро и много раз пожалеет Громыко о своём поступке. «Какой-то звонок, а не мужчина», - скажет он о Горбачёве, посмотрев его в деле. А ещё позже подведёт окончательный итог своим наблюдениям: «Не по Сеньке оказалась шапка государева, не по Сеньке!» Горбачёв, использовав в своих целях Громыко, отправит его на пенсию, после чего тот не выдерживает и отдаёт Богу душу.

Сын Громыко, Анатолий, написал об отце очень честную, мужественную и по-своему драматическую книгу: «Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля». В ней он оправдывает сговор своего отца с Горбачёвым интересами государства. Однако для прочих граждан, кому Громыко был не отцом, а ответственным перед ними и историей государственным руководителем наивысшего ранга, помимо слов о чистоте намерений, нужны ещё и доказательства. А оно могло быть только одним: сразу после избрания Горбачёва самому добровольно уйти в отставку, продемонстрировав тем самым отсутствие корыстных интересов в своих действиях. Тем более, что тогда Громыко было уже 76 лет.

Между тем, он без колебаний принял из рук Горбачёва оговорённую плату за свою услугу. В начале июля 1985 года сессия Верховного Совета избрала Громыко Председателем Президиума ВС СССР. Через день были вознаграждены и посреднические хлопоты Яковлева. Политбюро утвердило его заведующим отделом пропаганды ЦК.

Чтобы уяснить себе, чем же, собственно, занимался Яковлев в перестроечные годы, нужно всегда иметь в виду конкретные обстоятельства, в которых находился в тот или иной момент генсек Горбачёв, главный потребитель его идеологических услуг.