1

Парень за стойкой внимательно разглядывал меня.

Он ничего. Для двадцатилетнего бармена. Могу поспорить – играет на гитаре, бренчит ночами напролет, как и я. Я поняла это по легким теням, залегшим под длинными ресницами зеленых глаз, и по завиткам светлых волос, торчащих в разные стороны. Такое бывает, только когда нет времени принять перед работой душ, потому что, как обычно, просыпаешься слишком поздно.

– Что будете заказывать? – спрашивает он и пристально смотрит на меня, не скрывая причины такого внимания: «Я изучаю тебя».

Я понимаю, что он разглядывает меня только потому, что я – единственная в очереди.

Впрочем, почему бы и нет? Я хорошо выгляжу. Точнее, та часть меня, которая торчит из объемной зимней одежды. Сегодня утром я тщательно накрасилась (в отличие от юноши-бармена мне приходится замазывать темные круги под глазами тональным кремом), а под курткой совсем не видны те два или, ладно уж, четыре килограмма, которые я прибавила во время каникул. Кто же в Рождество считает калории? Или в Новый год? Или сразу после Нового года, когда в магазинах распродажи рождественских сладостей? Еще полно времени, чтобы к купальному сезону привести себя в форму.

Хорошо, признаюсь, что вот уже пять или шесть лет даю себе слово похудеть, но даже не пытаюсь его сдержать. Хотя кто знает? Может, в этом году? У меня как раз осталось два отгула с октября, когда я была на испытательном сроке. Я могла бы съездить в Канкун. На выходные.

Ну и что из того, что я на пять или даже на шесть лет старше этого юноши-бармена? Я уже это поняла.

– Большой стакан кофе-мокко, – заказала я.

Вообще-то я против пенистых напитков с шапочкой взбитых сливок, но сегодня первый учебный день весеннего семестра (весеннего, заметьте!), а на улице собачий холод, метеорологи предсказывают снежную бурю. Купер с утра исчез (как всегда, в неизвестном направлении), не включив кофеварку, а моя собака Люси отказалась выходить на улицу из-за холода (это означает, что по возвращении меня ждет неприятный сюрприз), И МНЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужен хоть какой-то допинг, чтобы не чувствовать себя такой несчастной.

По-моему, пять баксов, которые я вбухала в стаканчик кофе, делают его практически золотым.

– Один большой стакан кофе-мокко. Сейчас будет готов, – сказал бармен, направляя в стакан одну из многочисленных трубочек.

Он сделал это так, будто держал в руках пистолет, словно преступник в классическом вестерне.

О, да. Он наверняка играет на гитаре. Интересно, он тоже, как и я, пишет песни, которые никогда не будут исполняться со сцены? И, как я, зарывает в землю свой сочинительский талант?

Нет, скорее всего, он выступает на сцене, перед публикой. С первого взгляда видно.

– Соевое или обезжиренное? – спросил он.

О господи, неужели я должна первый рабочий день после отпуска отметить обезжиренным молоком? Или соей? Соей?!

– Добавьте, пожалуйста, цельного молока, – сказала я.

Чуть позже мне станет лучше, и на обед я возьму куриную грудку с салатом или капельку охлажденного йогурта…

Если только у Магды не найдется батончика «Дав»…

– Знаете, – сказал юноша-бармен, – по-моему, я вас где-то видел.

– О… – ответила я и зарделась от удовольствия.

Он меня помнит! Он ежедневно видит сотни, а может, и тысячи жителей Нью-Йорка, жаждущих получить дозу кофеина, но помнит меня! К счастью, на улице было так холодно, а в кафе так жарко, что мой румянец можно было принять за следствие перегрева.

– Я живу и работаю по соседству, – сказала я. – Все время здесь кручусь. – Это не совсем правда: мой бюджет настолько мал (у меня совсем небольшая зарплата), что в нем не предусмотрено ни одного стаканчика кофе, кроме тех, что я в любое время могу взять бесплатно в столовой колледжа.

Только в кофейных автоматах колледжа нет сиропа мокко. И взбитых сливок. Мы пытались ставить в столовой баллончики со сливками, но студенты предпочитали украшать сливками своих друзей и недругов.

– Нет, – возразил бармен, покачав кудрявой головой. – Не поэтому. Вам не говорили, что вы очень похожи на Хизер Уэллс?

Я взяла у него стакан. Что я должна ответить? «Да, действительно… потому что я и есть Хизер Уэллс». Потом он вцепится в меня как клещ из-за моих якобы обширных связей в музыкальной индустрии. (А у меня их нет. Я боюсь опозориться перед публикой).

Может, лучше рассмеяться и сказать: «С чего вы это взяли?» А позже, когда мы начнем с ним встречаться, он узнает, что я – Хизер Уэллс. Возможно, мне и удастся какое-то время скрывать от него это, но так или иначе он все равно узнает мое настоящее имя. Хотя бы на таможне по дороге из Канкуна. Или даже во время брачной церемонии…

Я решила ответить: «Правда?»

– На сто процентов, если бы вы слегка похудели, – сказал бармен с улыбкой. – Так что у вас есть шанс. Не упускай те его!

Не могу взять в толк, зачем весь город так тщательно готовится к предсказанной снежной буре? Зачем пригонять такое количество грузовиков с солью и песком, под которыми можно полностью похоронить всю Десятую улицу? Зачем скупать в магазинах весь хлеб и все молоко? Зачем показывать по телевизору только репортажи о грядущем буране? Лишь торговцы наркотиками работают в обычном режиме, слоняясь по парку Вашингтон-сквер.

Вот яркое свидетельство того, как много мы, американцы, еще не знаем о тяжелой доле рабочих-иммигрантов.

Вот они стоят вдоль боковой дорожки и перекусывают лепешками, прихваченными из дома. Поскольку в это утро жителям Нью-Йорка было обещано выпадение огромного количества снега, мимо торговцев проходит очень мало людей, но вслед тем, кто все-таки проходит, несутся щедрые обещания райского наслаждения. Впрочем, все их предложения единодушно отклоняются. Когда торговцы увидели, что я направляюсь в их сторону, они специально для меня любезно стали перечислять предлагаемый ассортимент.

Я бы посмеялась, если бы не была так сердита на бармена. Ко всему прочему, эти парни пристают ко мне всякий раз, когда я выхожу из дома. По-видимому, им неважно, что я ни разу у них ничего не купила. Они лишь пожимают плечами, будто я вру, сообщая, что единственным искусственным стимулятором, который я употребляю, является кофеин. Как грустно.

А ведь это правда. Бутылочка пива, выпитая по случаю, – единственное доступное мне приключение.

Светлого пива, разумеется. Девушка должна следить за фигурой.

– Что ты думаешь по поводу всей этой белой гадости, которая должна просыпаться с неба на наши бедные головы, Хизер? – вежливо спросил меня один очень любезный парень-торговец по имени Реджи.

– Все лучше той гадости, которую ты и твоя свора пытаетесь втюхать прохожим, Реджи, – с ужасом услышала я свой грубый ответ.

Господи, да что со мной такое? Обычно я очень вежлива с Реджи и его коллегами. Не стоит враждовать с местными торговцами наркотиками.

Да, но обычно юноша-бармен не обзывает меня толстой.

– Эй, детка, – насупился Реджи. – Почему ты меня оскорбляешь?

Как он прав! Нельзя называть Реджи и его друзей сворой.

– Прости, Реджи, – раскаялась я. – Ты прав. Просто вот уже девять месяцев, как ты каждый день встречаешь меня у дома, и девять месяцев я отвечаю тебе – нет. Или ты рассчитываешь, что я вдруг превращусь в любительницу кокаина?

– Хизер, – вздохнул Реджи, глядя на тяжелые сизые облака над головой, – я – бизнесмен. Какой из меня будет толк, если я позволю пройти мимо молодой женщине, которая переживает не самый простой период в жизни и которой в любой момент может потребоваться доза бодрости?

И в качестве иллюстрации к сказанному Реджи достал последний номер «Нью-Йорк пост» и открыл газету на первой странице. Там огромными четырехсантиметровыми буквами было напечатано: «Все еще на коне». Заголовок шел прямо поперек черно-белой фотографии моего бывшего жениха рука об руку с его «конем», невестой, поп-дивой Таней Трейс.

– Реджи, – сказала я, сделав спасительный глоток кофе.

Но лишь потому, что замерзла. Кофе я больше не хотела, ведь он впитал в себя запах бармена. Или мне все еще хотелось взбитых сливок? Они, вообще-то, полезные, потому что относится к молочным продуктам, а молочные продукты являются важной частью сбалансированного питания в утреннее время.

– Ты что, решил, что я сижу и целыми днями мечтаю, как бы мне вновь воссоединиться с моим бывшим? Это абсолютно не так.

На самом деле, я целыми днями мечтаю, как бы мне соединиться с братом моего бывшего, который оказался невосприимчивым к моим чарам. Но зачем об этом знать местному торговцу наркотиками?

– Прости, Хизер, – сказал Реджи, складывая газету. – Просто я подумал, что ты захочешь узнать. Сегодня по первому каналу сказали, что церемония венчания назначена на субботу и пройдет в соборе Святого Патрика, а после церемонии состоится прием в «Плазе».

– Реджи, – изумилась я, – ты смотришь первый канал?

Реджи слегка оскорбился.

– Только метеопрогноз перед работой, как и любой житель Нью-Йорка.

Ух ты! Как мило! Он смотрит прогноз погоды перед тем, как выйти торговать наркотиками на угол моей улицы!

– Реджи, – сказала я, все еще находясь под впечатлением, – прими мои извинения. Я восхищаюсь твоим призванием. Ты не только не позволяешь силам природы помешать твоей работе, но и находишься в курсе всех местных сплетен. Пожалуйста, продолжай в том же духе и не прекращай своих попыток продать мне наркотики.

Реджи улыбнулся, продемонстрировав все свои зубы, большинство из которых было в нарядных золотых коронках.

– Спасибо, детка, – сказал он так гордо, будто я только что оказала ему королевские почести.

Я улыбнулась ему и потащилась на работу. Хотя, строго говоря, слово «потащилась» тут не совсем подходит. Я живу в двух шагах от работы, что очень здорово, так как я с трудом просыпаюсь по утрам. Если бы я жила на Парк-Слоп или в Верхнем Вест-Сайде, мне ежедневно пришлось бы добираться до работы на подземке, вот ужас-то (хотя, если бы я действительно жила в районе Парк-Слоп или в Верхнем Вест-Сайде, мне бы по закону полагалось иметь детей, так что все к лучшему). По-моему, мне просто повезло. Я с трудом осилила кофе. После праздничных вечеринок, на которые я ходила, я так и не смогла влезть в свои любимые брюки-стрейч двенадцатого размера.

Плевать, что мой бывший женится на красотке, которая входит в список пятидесяти самых красивых людей, по мнению журнала «Пипл», а у мена нет даже собственного автомобиля, не говоря уже о доме.

Зато мне повезло поселиться в бесплатной квартире на верхнем этаже потрясающего особняка и найти работу в самом крутом городе мира.

Ну и пусть я работаю помощницей директора студенческого общежития Нью-Йорк-колледжа, чтобы сдать экзамен на бакалавра.

Пусть у меня возникли некоторые проблемы с поступлением в Школу искусств и науки из-за низких оценок. Настолько низких, что декан отказывается зачислить меня, пока я не сдам курс математики за среднюю школу, хотя я пыталась ей внушить, что вместо арендной платы веду счета одному очень симпатичному частному детективу и еще ни разу, насколько я помню, не сделала ни одной ошибки.

Бесполезно ждать от бездушной бюрократки, что она будет относиться к тебе как к личности.

Вот такая я, двадцати девяти лет от роду, впервые в жизни изучающая методы Фойля (должна сказать, что очень сложно представить ситуацию, в которой они бы мне пригодились!).

Да, я допоздна пишу песни, хотя прекрасно знаю, что при такой жизни мне никогда не найти исполнителя, который споет их со сцены.

И все-таки. Я добираюсь до работы две минуты и частенько вижу хозяина особняка (к которому давно неровно дышу) в одном полотенце, когда он перебегает из ванной в комнату в поисках чистых джинсов.

Так что жизнь не так уж и плоха. Если не брать во внимание юношу-бармена.

Но проживание в непосредственной близости от работы имеет и отрицательные стороны. Мне бесцеремонно звонят домой по самым незначительным поводам, типа засорившегося туалета или шума у соседей. И только потому, что живу в двух шагах от работы, я вынуждена улаживать проблемы, которые находятся в компетенции моего начальника, живущего прямо в здании общежития.

И все-таки мне нравится моя работа. Мне даже нравится мой новый шеф – Том.

Когда я пришла в Фишер-холл, Тома еще не было, и я немного расстроилась, но вовсе не потому, что некому оценить, что я пришла на работу раньше половины десятого. Только охранник Пит висел на телефоне и пытался выяснить, почему одного из его пятерых детей оставили после уроков.

Наша лаборантка-студентка, сидящая за стойкой в приемной, не подняла головы, когда я проходила мимо. Она погрузилась в журнал «Ю-Эс-Уикли», который стащила из чьей-то почты. (На обложке – Джессика Симпсон. Снова. Она и Таня Трейс плечом к плечу специально для этого таблоида.)

Свернув за угол и пройдя лифтовые холлы, я заметила перед кабинетом директора очередь студентов. Ну да, сегодня не только первый учебный день весеннего семестра, но и день возвращения после зимних каникул. Многие приехали только что.

И когда Шерил Хебиг – второкурсница, тщетно пытающаяся поменяться комнатой по причине того, что она – убежденный член команды поддержки, а ее теперешняя соседка – гот, презирающий школьные порядки и частенько ворующий у нее меховое боа, – вскочила с голубого дивана перед дверью в мой кабинет и закричала: «Хизер!» – я поняла, что сегодня утром меня ожидает та еще головная боль.

Хорошо хоть по дороге подкрепилась стаканчиком кофе!

Остальные студенты, каждого из которых я знала по имени, – они частенько приходили ко мне улаживать конфликты с соседями по комнате, – расселись на холодном мрамор ном полу, поскольку диван был двухместным. Я знала, чего они ждут. Я знала, чего они хотят.

И это мне не нравилось.

– Ребята, – обратилась я к ним, доставая из кармана ключи, – я уже сто раз говорила. Никаких переселений, пока не приедут студенты, переведенные в наш колледж. Потом посмотрим, что осталось.

– Это несправедливо, – заныл худенький мальчик с огромными наушниками на голове. – С какой стати все свободные места достанутся этим придуркам? Мы первые приехали.

– Мне очень жаль, – сказала я.

И это была правда, ведь если бы я могла их всех переселить, мне бы больше не пришлось выслушивать возмущенные вопли.

– Но вам нужно подождать, пока они не зарегистрируются. Потом, если останутся свободные места, вы сможете переехать. Подождите до понедельника, и тогда станет ясно, кто зарегистрировался, а кто – нет.

Мои слова заглушил всеобщий стон.

– До следующего понедельника я не доживу, – заверил один студент другого.

– Или не доживет мой сосед, – ответил тот, – потому что до понедельника я его убью.

– Убивать соседей по комнате запрещено, – проговорила я, входя в кабинет и включая свет. – И себя, кстати, тоже. Потерпите до следующей недели.

Большинство, ругаясь, ушло восвояси. Только Шерил нырнула в кабинет за мной следом, притащив с собой похожую на мышку девушку.

– Хизер, – снова сказала она. – Привет. Помнишь, ты говорила: если я найду кого-нибудь, кто согласиться поменяться со мной местами, то смогу переехать? Так вот, я нашла. Это моя подруга, соседка Линдси, Энн. Она сказала, что не возражает против переезда.

Я стащила с себя куртку и повесила ее на ближайший крючок. Опустившись в кресло, я посмотрела на Энн, которая, по всей видимости, была простужена и непрерывно сморкалась в насквозь промокший одноразовый платочек. Я протянула ей коробку с салфетками.

– Ты хочешь поменяться местами с Шерил, Энн? – спросила я, чтобы быть абсолютно уверенной.

Неужели кто-то может добровольно переселиться к человеку, который перекрасил стену над своей кроватью в черный цвет?

Хотя, наверное, и соседку Шерил не могло не раздражать, что часть комнаты украшена бесчисленными анютиными глазками, которые являлись эмблемой школы.

– Наверное, да, – безучастно проговорила Энн.

– Она хочет, – сияя, подтвердила Шерил. – Правда?

Энн пожала плечами и снова повторила:

– Наверное, да.

Я подумала, что Энн заставили согласиться на переезд.

– Энн, – сказала я, – а ты видела соседку Шерил, Карлу? Ты знаешь, что она… любит черный цвет?

– А… – догадалась Энн, – да, конечно. Она помешана на всем готическом. Я в курсе. Все в порядке.

– А… – попыталась я найти правильное слово, – змея?

– Все, что угодно. – Она посмотрела на Шерил. – Не обижайся, но лучше уж жить со змеей, чем с членом команды поддержки.

Шерил, ничуть не обидевшись, подмигнула мне.

– Видите? – сказала она. – Мы можем оформить наш переезд прямо сейчас? Потому что мой папа приехал специально, чтобы мне помочь, он хочет вернуться в Нью-Джерси до того, как начнется буран.

Я достала бланки и невольно пожала плечами, совсем как Энн. Наверное, это заразно.

– Хорошо. – Я протянула им бланки, которые следовало заполнить.

Когда девочки – Шерил, подпрыгивающая от возбуждения, и куда более спокойная Энн – заполнили бланки и ушли, я просмотрела отчеты за прошедшую ночь. В Фишер-холле круглосуточно работает охрана, студенты в приемной, лаборанты, которые отрабатывают жилье и бесплатное питание, дежуря в холлах. Все они обязаны составлять отчеты после дежурства, а моя обязанность – читать и принимать к сведению. Это всегда скрашивает мои утренние часы на работе.

Отчеты бывают и очень смешные, и совсем банальные. Прошлой ночью, например, из окна верхнего этажа выкину ли шесть пол-литровых бутылок пива, которые попали в крышу проезжавшего мимо такси. Десять полицейских из шестого участка битый час бегали по общежитию, пытаясь выяснить, кто у нас такой меткий.

Было сообщение и о том, что в приемной потерян чей-то диск с записью самого популярного фильма этого месяца. Один из лаборантов мрачно докладывал, что какой-то студент несколько раз громко хлопнул дверью, выкрикивая: «Как я все здесь ненавижу!» Лаборант предлагал послать этого студента на консультацию в службу психологической помощи.

В другом отчете сообщалось о небольшом переполохе, который возник, когда работник столовой застукал студента, пытающегося разогреть замороженную пиццу в тостере.

Телефон зазвонил, и я радостно схватила трубку, благодаря Бога за то, что меня еще кто-то помнит. Я действительно люблю свою работу. Но должна признать, что она не слишком помогает развитию моего интеллекта.

– Фишер-холл, это – Хизер, чем могу помочь? – Моя бывшая начальница, Рейчел, очень строго относилась к форме ответа по телефону.

Теперь она здесь не работает, но привычка осталась.

– Хизер? – Я услышала в трубке сирену «скорой помощи» – Хизер, это Том.

– Привет, Том. – Я посмотрела на часы.

9. 20. Да! Я оказалась на работе, когда он позвонил! Не только вовремя, а даже на 10 минут раньше!

– Где ты?

– В больнице Святого Винсента. – Том говорил очень устало.

Должность директора общежития Нью-Йорк-колледжа чрезвычайно хлопотная. Нужно присматривать за семью сотнями студентов, большинство из которых раньше никогда не жили вне дома и уж ни в коем случае не делили ванную ни с одним из человеческих существ. Жильцы валом валили к Тому со всеми своими проблемами – конфликты с соседями по комнате, академические задолженности, кризисы сексуальной самоидентификации – в общем, с чем к Тому ни приди, он должен помочь.

Если обитатель общежития получит травму или заболеет, директор должен убедиться, что с ним или с ней все в порядке. Нужно ли говорить, что Том проводит долгие часы в отделениях «скорой помощи», в особенности по выходным, когда студенты устраивают пьянки. И все это двадцать четыре часа в сутки, триста сорок три дня в году (у всех служащих Нью-Йорк-колледжа отпуск – 22 дня) он делает за бесплатную комнату, еду и зарплату не намного больше моей.

Кому-нибудь интересно, почему моя бывшая начальница проработала здесь лишь несколько месяцев?

Том, на первый взгляд, казался более постоянным. Если судить по его росту в 153 см и девяностокилограммовой фигуре болельщика техасского клуба «А&М», он до смерти рад был переехать из своей дыры в Нью-Йорк.

– Слушай, Хизер, – устало сказал Том, – мне придется проторчать здесь еще несколько часов. Вчера вечером у нас был двадцать первый день рождения.

– Хо-хо. – Двадцать первый день рождения считался самым плохим.

Именинник в обязательном порядке должен был выпить с гостями двадцать одну порцию алкоголя. А поскольку человеческий организм не в состоянии усвоить та кое количество спиртного за такой короткий промежуток времени, в большинстве случаев празднование этого великого дня заканчивалось в отделении «скорой помощи» местной больницы. Здорово, правда?

– Да, – сказал Том. – Мне стыдно тебя об этом просить, но не могла бы ты переделать мое расписание на первую половину дня? Я еще не знаю, положат его в больницу или нет, а он не желает, чтобы я сообщал обо всем его родителям…

– Нет проблем, – ответила я. – Ты уже давно там?

Том тяжело вздохнул.

– Было около семи вечера, когда он вырубился. Так что я здесь с полуночи или около того. Кучу времени с ним потерял.

– Хочешь, я тебя сменю? – Когда наш студент находится в отделении «скорой помощи», но еще не госпитализирован, представитель колледжа обязан находиться рядом с ним все время.

Нельзя даже сходить домой и по-быстрому принять душ, не оставив кого-то вместо себя. Нью-Йорк-колледж не оставляет своих студентов в отделении «скорой помощи». Даже если эти студенты имеют обыкновение самовольно вы писываться и не ставить вас об этом в известность. Вы можете просидеть там битый час, просматривая испанские сериалы, а потом вдруг узнать, что ваш подопечный уже сбежал.

– А ты позавтракаешь.

– Знаешь, Хизер, – ответил Том, – пожалуй, я воспользуюсь твоим предложением.

Я открыла коробочку с деньгами на текущие расходы, даже не успев повесить трубку. Как хорошо, что у нас есть такая коробочка. Это как иметь собственный банк у себя на работе. К несчастью, Джастин, девушка, работавшая до меня, считала так же и потратила всю кассу на покупку керамических обогревателей для всех своих друзей и знакомых. Бюджетный отдел до сих пор всякий раз тщательно проверяет наши расходные ордера, несмотря на то, что все наши траты абсолютно законны.

Забежав в столовую за байтом, я почувствовала, что готова. Кофе-мокко – это прекрасно, но он не может в полной мере восполнить энергетические затраты моего организма. Багет – совсем другое дело. Особенно, если он промазан сливочным сыром (молочный продукт) и в нем присутствуют несколько кусочков бекона (протеины).

Я схватила куртку и протянула руку к багету, но тут увидела Магду, мою самую близкую на работе подругу, старшего кассира столовой. Она стояла в дверях моего кабинетам выглядела очень странно.

– Доброе утро, Магда, – улыбнулась я. – Ты ни за что не догадаешься, что сказал мне юноша-бармен.

Но Магда, обычно очень любопытная, к тому же большая поклонница юноши-бармена, не проявила к моим словам никакого интереса.

– Хизер, – проговорила она. – Мне нужно кое-что тебе показать.

– Если это первая страница «Пост», то Реджи тебя уже опередил. Поверь мне, Мэг, со мной все в порядке. Не могу поверить, что она простила ему похождения с парижскими «кошечками». Хотя, дело, видимо, в его папочке, который владеет звукозаписывающей компанией. Что ей оставалось?

Магда покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Это не «Пост». Пойдем со мной. Хизер, пойдем.

Больше заинтригованная тем, что Магда мне ни разу не улыбнулась, чем поверившая, что ей нужно показать мне что-то действительно из ряда вон выходящее, я пошла по коридору, мимо кабинета комитета студенческого самоуправления, закрытого в столь ранний час, мимо кабинета начальника Магды. Обычно в офисе заведующего столовой не протолкнуться от служащих и не продышаться от сигаретного дыма. Джеральд Экхарт, заведующий столовой, завзятый курильщик. По идее, он должен курить на улице, но я неизменно заставала его курящим за рабочим столом, а потом проветривающим комнату. Наверное, он надеется, что никто ничего не замечает.

Сегодня его кабинет был пуст, и сигаретный дым отсутствовал.

– Магда, – окликнула я подругу, когда розовая форменная куртка скрылась за дверями шумной, пропахшей вкусными запахами кухни, – что случилось?

Но Магда не произнесла ни слова, пока мы не подошли к массивной промышленной плите, на которой бурлила одна-единственная кастрюля. Джеральд в деловом костюме тоже был здесь в окружении подчиненных, одетых в розовые куртки, подавляя всех своей мощной фигурой – результатом чересчур частых дегустаций куриной грудки, приготовленной по его собственному рецепту.

Джеральд выглядел – иначе не скажешь – смертельно напуганным. Как и Сандра, официантка у салат-бара, и Джимми, подавальщик горячего. Магда казалась бледной даже под огромным слоем косметики. А Пит – кстати, что он здесь делает? – похоже, был готов упасть в обморок.

– Ладно, ребята, – сказала я.

Я была убеждена, что это какая-то шутка. Джеральд обожал всякие розыгрыши, типа резиновых крыс и пластмассовых пауков в супе.

– Что случилось? Первое апреля только через три месяца. Пит, а ты что здесь делаешь?

И тогда Пит, почему-то с прихваткой в руке, подошел к плите и приподнял крышку с мирно бурлящей кастрюли. И я прекрасно разглядела, что там внутри.

 

2

В кафе Фишер-холла людей – как сельдей в бочке. Причем не студентов. Мы сказали жильцам, что произошла не значительная утечка газа. Эвакуацию людей из всего здания проводить не требуется, а из столовой – будьте добры.

Все были так утомлены вчерашней бурной вечеринкой, что нам, похоже, поверили. По крайней мере, никто не протестовал, когда я стала раздавать талоны на бесплатный обед в студенческом союзе.

Но все равно в обеденном зале негде яблоку упасть. На этот раз из-за руководителей колледжа, администраторов, работников столовой, полицейских и следователей, а не из-за оголодавших восемнадцатилетних оболтусов.

Странно, но в помещении было так тихо, что жужжание энергосберегающих лампочек в люстрах было громче, чем обычно. Сквозь жужжание я слышала сопение Магды. Она сидела в сторонке, в компании своих помощниц в розовых униформах, с сетками на головах и французским маникюром. С ними вежливо беседовал полицейский.

– Мы отпустим вас домой, как только возьмем отпечатки пальцев, – сказал он.

– Зачем вам наши отпечатки? – Грудь Магды заколыхалась от страха или возмущения. – Мы ничего не сделали. Никто из нас не убивал эту девочку!

Сотрудники кафе одобрительно загудели. Они тоже не убивали девочку.

Голос полицейского был все таким же мягким.

– Нам нужны ваши отпечатки, чтобы понять, какие из следов, оставленных на кухне, – ваши, а какие принадлежат убийце. Если он, конечно, вообще оставил следы.

– Выяснить? – проговорил Джеральд, вставая на защиту своих сотрудников. – Я же вам только что сказал, никто из моих ребят не может быть убийцей. Правда, ребята?

Все, кто был в розовых форменных курточках, торжественно кивнули в знак согласия. В глазах заблестело нечто более значительное, чем слезы, подозреваю, что возмущение. Это они обнаружили жертву среди хот-догов и батончиков с арахисовым маслом. И теперь к ним следовало относиться не как к работникам пищеблока – неприкасаемым (именно так и относились к ним студенты, которых они обслуживали), а как к мыслящим человеческим существам.

Для некоторых из них это имело огромное значение.

Я заметила шефа отдела размещения, доктора Джессапа, он сидел в компании других начальников. Все начальство выглядело недовольным. Из-за досадного недоразумения, чьей-то отрезанной головы, обнаруженной на территории кампуса, они были вынуждены явиться на работу раньше положенных 10 часов, и это в преддверии снежной бури! Даже президент колледжа, Филипп Эллингтон, был здесь и сидел рядом со Стивеном Эндрюсом, новым тренером баскетбольной команды. Стивен выглядел озабоченным. У него были на это причины: вся баскетбольная команда Нью-Йорк-колледжа, не говоря уже о группе поддержки, находилась сейчас в Фишер-холле.

После того как в первом семестре в студенческом обще житии погибло двое студентов, нашу резиденцию стали обзывать «Общагой смерти», что слегка нервировало всех университетских служащих, включая тренеров. Но кто бы осмелился поставить им это в вину? Уж никак не президент Эллингтон. Его положение было не из легких. Кому, как ни мне, помощнице директора «Общаги смерти», это знать?

Сейчас ситуация хуже некуда не только для президента Эллингтона, но и для начальника моего начальника, шефа отдела размещения. И он прекрасно это понимал. Привычный белоснежный платок в нагрудном кармане был скомкан, как будто кто-то – мои уникальные сыщицкие дарования позволили предположить, что это был сам доктор Джессап – им уже успел хорошенько попользоваться. Получасовое сидение за липким столом тоже не добавляло изящества его костюму.

– Хизер, – подозрительно сердечно обратился ко мне Джессап, когда я по зову одного из полицейских встала из-за стола, где сидела с того самого момента, как Питу пришло в голову обзвонить всех, кого только можно, включая доктора Джессапа и моего непосредственного начальника, Тома. – Детектив Канаван хочет с тобой поговорить. Ты помнишь детектива Канавана из шестого участка?

Еще бы не помнить!

– Детектив, – сказана я, протягивая руку слегка помятому мужчине среднего возраста с седеющими усами, который поставил ногу на сиденье пустующего стула.

Детектив Канаван оторвал взгляд от чашки кофе, дымящегося у него в руках. Его глаза цвета стали были окружены многочисленными морщинами, образовавшимися, видимо, от упорного стремления не упустить ни одной улики. Быть в Нью-Йорке детективом убойного отдела – это вам не шуточки! Печально, что не все, кто этим занимается, похожи на Криса Нота. Точнее говоря, как я успела заметить, никто.

– Рад снова видеть тебя, Хизер, – сказал детектив. Его рукопожатие оказалось таким же впечатляющим, как и в прошлый раз. – Как я понимаю, ты все видела. Что ты по этому поводу думаешь?

Я посмотрела на моего начальника, потом снова на детектива.

– Хм, – промычала я, не понимая, что происходит.

Погодите-ка, что же получается? Доктор Джессап и детектив Канаван на самом деле хотят, чтобы я помогала им в расследовании этого гнусного убийства? И это несмотря на то, что в прошлый раз их отношение к моей помощи было весьма отрицательным…

– Где тело?

– Детектив Канаван имел в виду совсем другое, Хизер, – натянуто улыбнулся доктор Джессап. – Он всего лишь хочет спросить, ты знаешь, кто… это?

Кэрол Энн Эванс, декан факультета – да-да, та самая, которая не хотела зачислять меня, пока я не продемонстрирую, что умею умножать дроби, – при слове «это» закашлялась и прикрыла рот скомканным платочком. Хотя, насколько я помню, она даже не попыталась взглянуть на то, что находилось в кастрюле.

Вот как! Они не хотят, чтобы я им помогала. Им нужно другое.

Тогда я сказала:

– Сложно сказать… – Я совсем не собиралась во всеуслышание заявлять, что Линдси Комбс, доморощенная принцесса и несостоявшаяся соседка Шерил по комнате, была обезглавлена каким-то или какими-то неизвестными, которые потом положили ее голову в кастрюлю и поставили на плиту в студенческой столовой Фишер-холла.

Я просто это знала. Вот так-то.

– Ну, давай же, Хизер, – улыбнулся одними губами доктор Джессап, взгляд его оставался холодным.

И специально для детектива Канавана он громко, чтобы слышали все, кто сидел в кафетерии, сказал:

– Хизер знает каждого из семи сот обитателей Фишер-холла по именам.

Он пытался произвести впечатление на президента Эллингтона, которому Адам обо мне так ничего и не рассказал, хотя меня вместе с его женой чуть не убили.

– В общем-то, да. – Неловкая ситуация. – Если только их несколько часов не варили на медленном огне.

Я не переборщила? Надеюсь, нет. Декан Эванс опять закашлялась. Я не специально, так получилось.

Мне крупно повезет, если декан мне этого не припомнит, когда я буду сдавать экзамены в Школе искусств и науки.

– Итак, кто же это? – По-моему, детектив не сознавал, что нашу беседу внимательно слушают все присутствующие. – Скажи, пожалуйста, имя.

Я почувствовала, что в животе у меня все сжалось, как тогда на кухне, когда Пит поднял крышку и я увидела мертвые глаза.

Я глубоко вдохнула. В воздухе витали привычные запахи… Пахло яйцами, колбасой и кленовым сиропом. Это не трупный запах. Хотелось бы верить.

Слава богу, что сегодня утром у меня не было времени съесть багет с сыром и беконом. Хотя и стаканчика кофе было вполне достаточно. Пол кафетерия слегка поплыл у меня перед глазами.

Я прокашлялась. Стало немного лучше.

– Линдси Комбс, – проговорила я. – Из группы поддержки «Анютиных глазок».

«Анютины глазки» – так, к сожалению, называется студенческая баскетбольная команда третьей лиги Нью-Йорка. Свое истинное название – «Пумы» она потеряла в пятидесятые годы в результате громкого скандала и до сих пор носит название «Анютины глазки» к радости всех команд, с которыми она встречается, и к неизбывной грусти болельщиков.

Все сидящие в комнате судорожно вдохнули. Президент Эллингтон, одетый по обыкновению так, как должен одеваться в его понимании (если бы мы жили в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году), студент Нью-Йорк-колледжа – в тесный пиджак и брюки в рубчик закричал:

– Нет!

Сидевший рядом тренер Эндрюс, если я не путаю его фамилию, побледнел.

– Господи, – проговорил он.

Это был крупный парень с темными прямыми волосами и обезоруживающе голубыми глазами… у нас таких называют «черный ирландец». Он был бы вполне ничего, если бы не перекачанные мышцы и упорное нежелание замечать, что я вообще-то живая.

– Только не Линдси, – простонал он.

Мне стало его жалко. Правда. Шерил Хебиг была далеко не единственной, кому нравилась Линдси. Мы все ее любили. Все, кроме нашей аспирантки Сары. Линдси была очень популярной девочкой, капитаном команды поддержки Нью-Йорк-колледжа. У нее были длинные, до пояса медовые волосы и крупная, размером с грейпфрут, грудь – яркое подтверждение успехов современной пластической хирургии. Хотя временами Линдси и вела себя (на мой взгляд) нагловато, она выгодно отличалась от типичных представителей студентов нашего колледжа, которых я имела счастье наблюдать в нашем офисе – избалованных, вечно всем недовольных, грозящих пожаловаться своим отцам-адвокатам, если мы их сию же секунду не обеспечим двуспальными кроватями не стандартной длины.

– Господи боже! – Доктор Джессап не сразу поверил мне, когда я позвонила и попросила срочно приехать по причине того, что одна их наших подопечных потеряла голову (в буквальном смысле этого слова).

Теперь, похоже, до него по-настоящему дошло.

– Ты уверена, Хизер?

– Да, – ответила я, – уверена. Это Линдси Комбс. Глава группы поддержки. – Я снова сглотнула.

Детектив Канаван достал из кармана блокнот, но писать ничего не стал, только полистал страницы, не поднимая глаз.

– Как ты это поняла?

Я изо всех сил старалась не вспоминать мертвые глаза, смотрящие на меня из кастрюли. Нет, только не это.

– Линдси носила контактные линзы. Цветные. Зеленые. Оттенок был таким необычным, что всякий раз, когда Линдси заходила к нам в офис, я задавала себе один и тот же вопрос: «Кого она дурачит? Такого цвета в природе не бывает».

– И это все? – спросил детектив Канаван. – Цветные контактные линзы?

– И еще сережки. Три в одном ухе и две – в другом. Она часто заходила в мой кабинет, – добавила я, пытаясь объяснить, почему мне так хорошо известны подробности ее пирсинга.

– Она любила поскандалить?

– Нет, – ответила я.

Большинство студентов заходили к нам в офис, когда с ними случались какие-то неприятности или возникали проблемы с соседями по комнатам. Линдси забегала, когда хотела взять бесплатные презервативы, которые я держала на своем столе вместо конфеток «Хершиз киссез».

– Заходила за презервативами.

Детектив Канаван удивленно поднял седые брови.

– Что-что?

– Линдси частенько приходила за бесплатными презервативами, – сказала я. – Линдси и ее приятель – горячие ребята.

– Его имя?

С опозданием я поняла, что поставила под удар одного из наших подопечных. Эндрюс это тоже понял.

– Да бросьте, детектив, – сказал он – Марк не способен на…

– Фамилия Марка? – строго спросил детектив Канаван.

Кажется, Эндрюса охватила паника. Доктор Эллингтон бросился выручать своего любимого студента. По крайней мере, выглядело это именно так.

– Завтра вечером у «Анютиных глазок» очень важная игра, – обеспокоенно начал президент, – против команды «Восточные дьяволы» из Джерси. Как вы знаете, сейчас мы на восьмом месте.

К чему тренер Эндрюс не замедлил весьма агрессивно добавить:

– Никто из моих парней не имеет никакого отношения к убийству. И я не желаю, чтобы их вмешивали в это дело.

Детектив Канаван честно и открыто (хотя я была уверена, что честным он как раз не был) сказал:

– Понимаю вас, тренер. И вас тоже, доктор Эллингтон. Но я должен выполнить свою работу. А теперь…

– Нет, вы не понимаете, – перебил его доктор Эллингтон. – Завтрашняя игра будет транслироваться на первом канале телевидения. Речь идет о многомиллионной коммерческой рекламе.

Я и декан Эванс уставились на президента с открытыми от удивления ртами. Мы встретились с ней взглядами и поняли, что нам в голову пришла одна и та же мысль: «Не может быть! Он это признал!»

Учитывая, что направление наших мыслей было одинаковым, вы, должно быть, подумаете, что она с пониманием отнеслась к явному завышению суммы? По-моему, нет.

– Это вы не понимаете, доктор, – голос детектива был твердым и достаточно громким.

Магда и кухонные работники прекратили разговаривать и повернулись в нашу сторону.

– Вы сию же секунду назовете мне имя приятеля девушки, в противном случае уже в этом семестре вам придется послать домой в пластиковом мешке тела еще нескольких девушек. Я вам гарантирую, если этот ублюдок смог совершить такое с мисс Комбс, он наверняка сделает это и с кем-то другим.

Доктор Эллингтон посмотрел на детектива тяжелым взглядом, ответный взгляд детектива был еще тяжелее.

– Марк Шепельски, – выпалила я. – Ее приятеля зовут Марк Шепельски. Он живет в комнате 212.

Тренер Эндрюс уронил голову на стол и обхватил ее руками. Доктор Эллингтон застонал и зажал нос, будто сраженный внезапным приступом синусита. Доктор Джессап просто уставился в потолок, а доктор Флинн, штатный психолог отдела размещения, сидевший с другими сотрудниками администрации, грустно улыбнулся, глядя на меня.

Детектив Канаван, заметно успокоившись, снова открыл блокнот и записал в него имя.

– Вот видите, – сказал он, – это было не так уж и страшно.

– Но… – проговорила я.

Детектив многозначительно кивнул, услышав мое «но».

– … приятель Линдси действительно ни причем.

Детектив Канаван повернул похожую на скалу голову в мою сторону.

– Откуда тебе это известно?

– Мне кажется, – ответила я, – тот, кто убил ее, должен был иметь доступ к ключам от столовой. Ему нужно было проникнуть сюда до открытия, расчленить девушку, убрать за собой и скрыться до прихода персонала. Каким образом ключ мог попасть к Марку? Если вы хорошенько подумаете, то главными подозреваемыми в этом деле окажутся только работники столовой.

– Хизер, – прищуренные глаза детектива Канавана стали еще уже. – Даже не думай, я повторяю, даже не думай предпринимать самостоятельное расследование убийства этой девушки. Тот, кто его совершил, сумасшедший извращенец» и доверь на этот раз расследование профессионалам, в интересах всех присутствующих и тебя в особенности. Поверь мне, девочка, мы все держим под контролем.

Я мигнула. Детектив Канаван умел напугать, когда хотел. Могу сказать, что даже деканы были напуганы. А тренера Эндрюса просто парализовало от ужаса. Хотя он был на целую голову выше детектива и на пятьдесят фунтов тяжелее… за счет мышц.

Мне страшно хотелось напомнить детективу, что я никогда бы не занялась собственным расследованием убийств в прошлом семестре, если бы он с самого начала послушал меня.

Но мне стало ясно, что и на этот раз он меня не послушает.

Наверное, следовало ему сказать, что у меня нет никакого желания вмешиваться в расследование этого преступления. Одно дело – сбросить девушек в шахту лифта. Но отрезать голову? Лично я не желаю этим заниматься. У меня до сих пор коленки дрожат от того, что я увидела в кастрюле. Детективу Канавану не о чем беспокоиться, я не буду ничего рас следовать. Пусть этим занимаются профессионалы.

– Ты слушаешь меня, Уэллс? – строго спросил детектив. – Я сказал, что не потерплю больше никаких спектаклей…

– Поняла, – перебила я его.

Я собралась сказать о том, что вообще не хочу иметь ничего общего с обезглавленной лидершей группы поддержки, но решила, что разумнее будет просто повторить его слова.

– Я могу идти? – Свой вопрос я адресовала скорее доктору Джессапу, так как именно он был моим начальником.

Строго говоря, моим непосредственным шефом был Том, но в данный момент он пытался выяснить, на самом ли деле пропали ключи. (Он делал это с явным удовольствием, ведь это позволяло ему находиться подальше от того, что мы нашли на плите. Что ж, полицейский департамент Нью-Йорка действительно держал все под контролем). Стэн Джессап просто оказался поблизости.

Но Стэн, в свою очередь, смотрел на президента Эллингтона, который пытался привлечь внимание детектива Канавана, полностью занятого мной. Надо же, даже этого пижона можно испугать.

– Насколько я вас понял, детектив… – проговорил доктор Эллингтон.

Осторожные формулировки его речи наглядно свидетельствовали о том, что он имеет степень доктора философии.

– Вы сказали, что это досадное недоразумение не может быть разрешено сегодня к обеду? Дело в том, что мы запланировали специальное мероприятие в честь наших трудолюбивых студентов-спортсменов, было бы стыдно откладывать его на более позднее время…

Взгляд, которым одарил президента детектив, был как застывшая лава.

– Доктор Эллингтон, сейчас речь идет совсем не о студенте, который заблевал своим завтраком всю раздевалку после урока физкультуры.

– Понимаю, детектив, – сказал доктор Эллингтон, – но все-таки я надеялся…

– Ради бога, Фил, – перебил его доктор Джессап. С него было достаточно. Более чем. – Кто-то приготовил фрикасе из ребенка, а ты хочешь открыть салат-бар?

– Я только хотел сказать, – доктор Эллингтон выглядел возмущенным, – что, на мой взгляд, было бы лучше, если бы этот инцидент не мешал повседневной жизни колледжа. Помните, как несколько лет назад, когда школа была потрясена волной самоубийств, именно ненужная реклама спровоцировала много новых случаев…

Седая бровь детектива Канавана поползла вверх.

– Вы считаете вероятным, что с полдюжины студентов бросятся домой и отрежут себе головы?

– Я пытаюсь сказать, – высокомерно продолжил доктор Эллингтон, – если сегодняшний торжественный обед, не говоря уже об игре, будет отменен, станет невозможно скрывать правду о том, что здесь случилось. Мы не в состоянии долго держать такое в тайне. Я не говорю о «Пост» или «1010 Вине», речь идет о таких средствах информации, как «Нью-Йорк тайме» или даже CNN. Если вы не найдете тело девочки в самое ближайшее время, мы привлечем внимание прессы и телевидения, что нанесет серьезный ущерб репутации колледжа.

– Отрезанная голова найдена в столовой колледжа, – к всеобщему удивлению произнесла Кэрол Энн Эванс.

Когда мы все повернулись в ее сторону, она потрясение добавила:

– Сегодня в «Факультетском вестнике».

Детектив медленно выпрямился и убрал ногу с сиденья стула.

– Президент Эллингтон, – сказал он, – через пять минут мои люди закроют доступ в это крыло здания. Это касается и ваших сотрудников. Мы начинаем полномасштабное расследование этого преступления. И надеемся, вы нам поможете. Ваша помощь будет заключаться в том, чтобы удалить сотрудников колледжа с места преступления, когда сюда придут мои люди. Второе, вынужден потребовать, чтобы эта столовая оставалась закрытой до тех пор, пока я не сочту, что она достаточно безопасна. Сегодня утром на территории колледжа была убита студентка, убийца до сих пор на свободе и, весьма вероятно, находится сейчас на территории общежития. Возможно, именно в этом помещении. Не могу себе представить, что может быть ужасней для репутации школы. Уж никак не отмена праздничного обеда или баскетбольного матча.

По-моему, нельзя винить декана Эванс за то, что она вскочила на ноги и нервно захихикала. Предположение, что убийцей студентки Нью-Йорк-колледжа может быть один из сотрудников администрации, у самого уравновешенного человека может вызвать истерический смех. Более занудных персонажей трудно сыскать на нашей планете. Джеральд Экхарт в клетчатом галстуке, курящий тайком от всех, расчленяет топором тело? Тренер Эндрюс в спортивных брюках и тесном пиджаке режет девушку на куски? Доктор Флинн со своими ста с лишними килограммами кромсает циркулярной пилой лидера группы поддержки?

Все это за гранью реальности.

И тем не менее.

Тем не менее даже Кэрол Энн Эванс вполне способна сообразить, что человек, убивший Линдси, имел свободный доступ в столовую. Только тот, кто работает в Фишер-холле и отделе размещения, мог иметь доступ к ключу от столовой.

И это означает, что кто-то из сотрудников может быть убийцей.

Самое грустное, что это Меня даже не удивило.

А я действительно становлюсь прожженной жительницей Нью-Йорка!

 

3

– У тебя целая куча сообщений, – в третий раз с момента моего возвращения в кабинет сообщила мне Сара, студентка, работающая в нашем офисе помощницей.

В общежитии принято за бесплатное проживание и питание нанимать в отдел размещения студентов.

– Все просто телефон оборвали. Каждый хочет узнать, почему закрыли столовую. Я говорю, что там утечка газа, но не знаю, как долго нам будут верить, ведь копы так и шастают туда-сюда. Они уже нашли тело?

– Ш-ш-ш, – прошептала я и оглянулась, нет ли поблизости студентов.

Но кабинет (все еще увешанный гирляндами из искусственных цветов, уставленный менорами и тыквами в виде подсвечников – свидетельство моей мании к праздничным украшениям) был пуст, только Том уже вернулся к себе и раз говаривал по телефону в закутке, отгороженном металлической решеткой.

– Да ладно тебе, – сказала Сара, закатывая глаза.

Сара – большой специалист в области психологии, знает уйму вещей о человеческой психике. Или думает, что знает.

– Половина студентов еще не проснулась. А если и проснулась, то спешит на занятия. Как думаешь, они отменят завтрашнюю игру? Не из-за бури, которую предсказали по телевизору, а из-за… Ты понимаешь, из-за нее?

– Хм-м, – ответила я, садясь за стол.

Как приятно наконец сесть. Оказывается, у меня до сих пор дрожат коленки, а я даже не замечала этого.

Не каждый же день случается обнаружить голову лидера команды поддержки в кастрюле. Особенно знакомого лидера. Ничего удивительного, что меня немного потряхивает. К тому же кроме стаканчика кофе у меня с утра и маковой росинки во рту не было.

Не то чтобы мне хотелось сейчас есть. Хотя на самом деле хотелось, и даже очень.

– Не знаю, – сказала я. – Они хотят допросить Марка.

Сара возмутилась.

– Он этого не делал, – проговорила она презрительно. – У него бы ума не хватило. Если только ему кто-то не помог.

Это правда. В Нью-Йорк-колледже одни из самых высоких приемных требований в стране, но… только не для спортсменов. Обычно любого более или менее среднего спортсмена, который хочет поступить в колледж, принимают безоговорочно. Президент Эллингтон считает делом всей своей жизни возродить былую славу баскетбольной команды колледжа, по слухам, его конечная цель – вновь вывести колледж в Первую лигу.

Вероятность того, что такое случится, особенно в свете сегодняшних событий, весьма призрачна.

– До сих пор не могу понять, – сказала Сара, – куда дели ее тело?

– Оно там, где оказываются все тела в Нью-Йорке, – сказала я, просматривая сообщения, – где-то в реке. Его не найдут до весны, пока температура не поднимется и тело не вздуется.

Конечно, я не сильна в судебной медицине и до сих пор не могу записаться на курсы криминалистики из-за коррекционного экзамена по математике, который все еще не сдала.

Но я смотрела так много серий «Закона и порядка».

Плюс к этому, знаете ли, живу с частным детективом. Точнее, снимаю у него квартиру, ведь выражение «живу с…» предполагает нечто большее, чего на самом деле нет, к великому сожалению.

Сара передернула плечами, хотя в кабинете было тепло, а на ней был надет толстый полосатый свитер, связанный лично для нее одним обитателем кибуца, в котором она провела свои первые каникулы. На ее костлявой фигуре свитер смотрелся прелестно.

– Какая-то бессмыслица, – проговорила она. – Как в этом же здании могло произойти еще одно убийство? Мы и в самом деле становимся «Общагой смерти».

Я просматривала сообщения. Моя лучшая подруга Пэтти, наверняка видевшая обложку сегодняшнего «Пост», боится, как бы я не расстроилась. Кто-то, не назвавший себя и сообщивший, что перезвонит позже, – наверняка из банка. Я превысила кредитный лимит, когда в предпраздничном ажиотаже скупала подарки. Если бы мне удалось уговорить их подождать до марта, я бы расплатилась… И…

Я вскинула взгляд на Сару.

– Это правда? Он правда звонил? Или ты испортила мой телефон?

Сара удивилась.

– Честно, Хизер. Неужели ты думаешь, что мне сегодня хочется шутить? Джордан Картрайт действительно сегодня звонил. Или это был кто-то, назвавшийся его именем. Он просил, чтобы ты ему срочно перезвонила. Сказал, что это вопрос жизни или смерти. Причем акцент был сделан именно на жизнь.

Все верно, очень на него похоже. У Джордана все на свете – вопрос жизни или смерти. В особенности, когда речь идет о том, чтобы так или иначе меня унизить.

– А что, если тело Линдси не в реке? – предположила Сара. – Вдруг оно все еще в ее комнате?

– Тогда мы бы уже узнали об этом от Шерил, – сказала я. – Они сегодня утром поменялись комнатами с соседкой Линдси.

Сара расстроилась. Потом глаза ее снова загорелись.

– Может, оно где-то в здании? В чьей-то комнате? Представляешь, возвращается кто-то с занятий и видит обезглавленное тело, сидящее на кресле перед компьютером?

У меня скрутило живот. Видимо, кофе не очень там прижился.

– Сара, – пригрозила я. – Я серьезно. Заткнись.

– О господи, а вдруг мы найдем его в игровой комнате на теннисном столе?

– Сара!

– Да взбодрись же ты, наконец, Хизер, – проговорила она со смехом. – Я всего лишь пытаюсь применить юмор висельника, чтобы разорвать связь между этим ужасным событием и непроизвольной эмоциональной реакцией, выражающейся в страхе или отвращении. Разве в данный момент это не может считаться профессиональной помощью?

– Да, я испытываю отвращение, – проговорила я. – Но не думаю, что в данной ситуации, когда речь идет о лидере группы поддержки без головы, нужно применять профессиональные навыки.

И тут в дверях кабинета возник Том.

– Не могли бы вы воздержаться от употребления этого слова? – полуобморочно проговорил он, держась за дверной косяк, чтобы не упасть.

– Какое? Лидер команды поддержки?

– Нет, – ответил Том. – Без головы. Как раз голова у нас есть. А остальное отсутствует. О боже, сам не верю, что такое сказал!

Он жалобно посмотрел на меня. Покрасневшие глаза были обрамлены фиолетовыми кругами. Это из-за ночи, проведенной в госпитале. Жиденькие светлые волосы некрасиво облепили лоб. В обычных обстоятельствах он никогда не выглядел столь непривлекательно. Но сейчас ему, как и мне, было глубоко наплевать на прическу.

– Тебе нужно поспать, – сказала я ему. – Мы с Сарой тебя здесь прикроем.

– Не могу. – Тому было не по себе. – В моем здании обнаружили мертвую девочку. Представляешь, как это будет выглядеть в глазах Джессапа и вообще всех? Если я просто так возьму… и пойду спать? Ты же знаешь, я до сих пор на испытательном сроке. Они решат, что я не в состоянии ишачить здесь… – Он сглотнул. – Господи, я только что произнес слово «ишачить»?

– Возвращайся в свой кабинет, закрой дверь и глаза. Поспи немного.

– Не могу, – ответил Том. – Всякий раз, когда я закрываю глаза, я вижу… ее.

Мне не нужно было спрашивать, что он имеет в виду. Я очень хорошо его понимала. То же самое происходило и со мной.

– Эй! – Парень в капюшоне с парой тонких серебряных сережек в кончике носа просунул голову в дверь. – Почему столовка закрыта?

– Утечка газа, – сказали мы в один голос.

– Боже! – скривившись, простонал парень. – Мне что, тащиться через весь город, чтобы позавтракать?

– Иди в студенческий союз, – быстро сказала Сара, протягивая ему талон на еду. – Скажешь, что от нас.

Парень посмотрел на талон.

– Ладненько. – Талон давал право на дополнительное питание.

Теперь парень сможет пообедать два раза, если захочет. Он довольно засопел и удалился.

– Не понимаю, почему мы не можем сказать им правду, – заявила Сара, как только он вышел. – Они же все равно узнают.

– Верно, – ответил Том, – но мы не хотим, чтобы поднялась паника. Сама знаешь, в здании бродит убийца-психопат.

– И, – добавила я осторожно, – не нужно, чтобы студенты сами его обнаружили, нам хватит проблем и с родителями Линдси.

– Да уж, – сказал Том, – Именно так. – Ужасно иметь босса, который не умеет справиться с ситуацией.

Том, конечно, прелесть, не поймите меня неправильно. Но он не Рейчел Уолкотт. Спасибо и на этом.

– Эй, ребята, – проговорила Сара. – Ха-ха-ха! Кто я?

Том и я растерянно переглянулись.

– Не знаю, – ответила я.

– Тот, кто прохохотал свою голову. Поняли? Ха-ха-ха, шутка. – Сара посмотрела на нас укоризной, мы так и не засмеялись. – Это юмор висельников, ребята. Помогает справиться с ситуацией.

Я взглянула на Тома.

– А кто остался с парнем, у которого был день рождения? – спросила я у него. – Там, в госпитале?

– Черт! – Лицо Тома стало пепельно-серым. – Я совершенно о нем забыл. Мне позвонили, и я…

– Ты просто оставил его? – Сара закатила глаза.

Она не скрывала своего отношения к нашему новому боссу. Она рассчитывала, что доктор Джессап назначит на эту должность ее, хотя она учится на дневном отделении. Студентка дневного отделения, посвящающая часть своего времени анализу проблем каждого, кто попадется на ее пути. Я, например, по ее мнению, страдаю комплексом покинутого ребенка из-за того, что моя мамаша сбежала в Аргентину с моим менеджером… и всеми моими деньгами.

А раз я не стала обращаться в суд по этому поводу и вообще не выказывала ни малейшей агрессии по отношению к матери, Сара решила, что у меня низкая самооценка, и что я – пассивная личность.

Но, по-моему, я просто оказалась перед выбором (хотя это и не так, ведь у меня нет денег, чтобы обратиться в суд): сидеть и жаловаться на то, что сотворила моя мамаша, или забыть обо всем и продолжать жить дальше.

Разве я не права, что выбрала последнее?

Сара так не думала. Именно об этом она и твердит мне, когда не осуждает мой комплекс супермена, выражающийся в том, что мне хочется защитить подопечных из Фишер-холла от всех серьезных и не очень серьезных неприятностей.

Для меня не стало неожиданностью то, что Сара не получила эту должность, а Том получил. Том говорил со мной только о том, что ему нравятся мои туфли, или спрашивал, смотрела ли я последнюю серию «Американских идолов». С ним было гораздо легче общаться, чем с Сарой.

– Убийство серьезнее алкогольного опьянения, – встала я на защиту Тома, – но все-таки кто-то из нас должен посидеть со студентом, тем более что его до сих пор не госпитализировали… – Если Стэну станет известно, что мы оставили нашего подопечного без присмотра в отделении «скорой по мощи», он выйдет из себя.

А мне совсем не улыбается потерять нового начальника, как раз тогда, когда он начал мне нравиться.

– Сара…

– У меня лабораторная, – сказала она, даже не поднимая взгляд от документов, которые старательно копировала на ксероксе на тот случай, если полиция решит проверить, не было ли у Линдси в тот вечер гостей, которые решили отплатить за гостеприимство, отрезав хозяйке голову.

Хотя к Линдси никто не приходил. Мы проверяли. Дважды.

– Но…

– Я не могу ее пропустить, – сказала Сара. – Это первая лабораторная в семестре!

– Тогда я пойду, – сказала я.

– Хизер, нет! – запаниковал Том.

Не знаю, то ли он не хотел, чтобы я мучилась в зале ожидания отделения «скорой помощи» после всего, что случилось у нас в колледже, то ли просто не хотел оставаться один в кабинете.

– Я пошлю туда кого-нибудь из практикантов…

– У них у всех занятия, – сказала я, снимая с вешалки куртку.

На самом деле, я вовсе не изображала жертву. Я просто радовалась возможности поскорее отсюда смыться. Хотя и не показывала виду.

– Все в порядке. Они скоро его примут. Или отпустят. Я сразу вернусь. Это он или она?

– Разве может девушка быть такой глупой, чтобы выпить 21 порцию спиртного за ночь? – закатила глаза Сара.

– Это парень, – ответил Том и протянул мне листок с именем и идентификационным номером студента. – Не жди от него изящной риторики, впрочем, когда я был там, он еще не очнулся. Может, сейчас уже пришел в себя. Нужны деньги на такси?

Я заверила его, что у меня еще остались деньги, которые я вытащила из коробки до того… до того, как мы обнаружили Линдси.

– Ладно, – уже спокойнее сказал мне вслед Том. – Ты с этим и раньше сталкивалась. – Мы оба понимали, что он имеет в виду. – А что, по-твоему, должен делать я?

Он и вправду был очень обеспокоен. Эта обеспокоенность и встрепанная голова делали его моложе, чем он был на самом деле… хотя ему, в отличие от меня, было всего 26. Он был таким же молодым, как и юноша-бармен.

– Крепись, – сказала я и похлопала его по массивному плечу. – И не пытайся влезать в расследование преступления, не стоит, поверь мне на слово.

Он сглотнул.

– Ни за что в жизни. Не хочу, чтобы и мою голову сунули в кастрюлю. Нет уж, спасибо.

Я еще раз ободряюще его похлопала.

– Если понадоблюсь, звони на мобильный.

Я быстро ретировалась в вестибюль и буквально наткнулась на старшего уборщика Хулио и его недавно принятого на работу племянника Мануэля – как и везде, в Нью-Йорк-колледже процветает семейственность. Мануэль застилал резиновыми матами мраморные полы, чтобы защитить их от соли, которую в изобилии натащат на ботинках обитатели общежития, когда начнется буран.

– Хизер, – взволнованно обратился ко мне Хулио, когда я попыталась проскользнуть мимо. – Это правда? О… – Его темные глаза обратились туда, где до сих пор толпились полицейские и администрация колледжа.

– Правда, Хулио, – сказала я тихо. – Они нашли… – Я чуть было не сказала «тело», но это было бы неправдой. – Мертвую девочку в столовой.

– Кого? – С беспокойством поинтересовался Мануэль Хуарес, очень симпатичный парень, по мнению многих девушек и даже юношей.

(Мне на это было наплевать – я не верю в служебные романы. И потом, он никогда дважды не смотрел в мою сторону. Неудивительно, ведь рядом так много девятнадцатилетних девушек с обнаженными животами. Я давно уже не открываю живот, с тех самых пор, как он начал свешиваться над поясом джинсов).

– Кого убили?

– Я не могу пока сказать, – ответила я. – Нас попросили не раскрывать ее имени, пока не сообщат родителям.

По правде говоря, если бы это была не Линдси, я бы не выдержала и проговорилась. Но все, даже персонал, чья толерантность к людям, от родителей которых зависит благо состояние, вообще-то минимальна, очень ее любили.

Я не хотела первой рассказывать им, что с ней случилось.

Хулио бросил на племянника укоризненный взгляд – он, как и я, знал, что имя убитой не подлежит разглашению, – и что-то пробормотал по-испански. Мануэль побагровел, но ничего не ответил. Я знаю, что у Мануэля, как и у Тома, испытательный срок еще не кончился. А еще я знаю, что Хулио – очень строгий наставник. Я бы не хотела, чтобы он был моим начальником. Я видела, что он де лает со студентами, которые осмеливаются ездить на роликах по натертым полам.

– Мне нужно сбегать в больницу по поводу одного студента, – сообщила я Хулио. – Надеюсь, это ненадолго. Пригляди за Томом, ладно? Он еще ко всему этому не привык.

Хулио мрачно кивнул, и я поняла, что он воспринял мою просьбу буквально и выполнит ее… даже если для этого ему придется разлить бутылку содовой прямо у нас под дверью и целый час водить тряпкой по полу, вытирая воду.

Мне удалось незамеченной пройти мимо всех столпившихся в вестибюле и выйти на улицу. Я не стала ловить так си, а сломя голову понеслась за угол, к нашему каменному особняку. Если мне придется просидеть в госпитале целый день, нужно взять учебник по математике, чтобы приготовиться к первому занятию и, возможно, прихватить с собой «Гейм-бой» с «Тетрис». (Впрочем, кого я дурачу? Если пере до мной стоит выбор между учебой и «Тетрис», скорее всего, он будет в пользу «Тетрис». Должна же я попытаться побить свой собственный рекорд!) И потом, может, мне удастся уговорить Люси сделать свои делишки, чтобы не обнаружить вечером на полу ее дурно пахнущие сюрпризы.

Тучи над головой потемнели и набухли снегом, но не они были причиной того, что Реджи с приятелями скрылись со своих излюбленных мест. Их напугало огромное количество полицейских, которые съехались в Фишер-холл. Наверное, они зашли в кафе на Вашингтон-сквер, чтобы выпить по чашечке кофе. Убийство плохо отражается на торговле наркотиками, как и на любом другом бизнесе.

Люси была так потрясена моим ранним появлением, что даже не сопротивлялась, когда я вывела ее в небольшой садик, разбитый у дома еще дедом Купера. Когда я нашла учебник и «Гейм-бой» и спустилась вниз, Люси уже сидела под дверью, недалеко от нее виднелась желтая лужица. Я уже собралась выходить, но заметила мигающий огонек на автоответчике домашнего телефона в холле. (Наверху у Купера есть еще один, служебный телефон.) Я нажала кнопку, и в коридоре раздался голос брата Купера.

– Привет! – проговорил мой бывший жених. – Это сообщение для Хизер. Хизер, я пытался дозвониться тебе и по мобильному, и по рабочему телефону. Но так и не смог тебя поймать. Не могла бы ты мне позвонить сразу, как получишь это сообщение? Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

Вот это да! У него действительно важное дело, если он позвонил мне на домашний телефон Купера. Семья не раз говаривала с Купером уже много лет – с тех пор, как узнала, что дед, основатель «Картрайт рекорде», Артур Картрайт, оставил Куперу в наследство особняк в Вест-Виллидже – жемчужину нью-йоркской недвижимости стоимостью восемь миллионов долларов. Правда, до этого отношения тоже не отличались теплотой (в особенности, когда Купер отказался петь в группе «Изи Стрит», основанной его отцом).

Если бы не я и не моя лучшая подруга Пэтти с мужем Фрэнком, Купер проводил бы Рождество и Новый год в пол ном одиночестве (хотя такая перспектива его никогда не пугала)… Что ж, члены моей семьи либо сидели за решеткой (папа), либо находились в бегах с моими деньгами (мама). Какое счастье, что я – их единственный ребенок.

Как я убедилась за годы, проведенные с братом Купера, то, что важно для Джордана, редко бывает важным для меня.

Поэтому я не бросилась к телефону и не стала перезванивать. Вместо этого я прослушала остальные сообщения, вышла на холод и отправилась в больницу Святого Винсента.

Теперь, когда мне нужно, такси, разумеется, не было. Придется тащиться в больницу пять-шесть кварталов (и не маленьких!) пешком. Ну и ладно. По распоряжению руководства мы обязаны полчаса в день заниматься физическими упражнениями. Или час? В любом случае, пять кварталов по собачьему холоду показались мне более чем достаточным. Когда я добралась, щеки и нос уже ничего не чувствовали.

В зале ожидания было тепло и многолюдно, хотя и не так, как обычно, видимо, холод заставил большинство ипохондриков сидеть дома. Мне легко удалось отыскать свободное место. Какая-то сердобольная нянечка переключила телевизор с мексиканского сериала на первый канал, чтобы все присутствующие наблюдали за тем, как на нас надвигается ураган. Теперь все, что мне было нужно – это стаканчик горячего шоколада, который я легко получила, бросив пару монет в автомат, и плотный завтрак.

С едой в больнице Святого Винсента было несколько сложнее, в автомате продавались только «Сникерсы» и «Марсы», которые я в обычных обстоятельствах уплела бы с большим удовольствием.

Но в свете утренних событий, в моем животе было неспокойно, и я боялась, что ударная доза сахара и карамели не будет воспринята им с привычной благосклонностью.

Кроме того, было уже пять часов. В это время охранники открывают двери и пускают посетителей к пациентам.

Как всегда, я не смогла сразу найти листок бумаги с именем студента и его идентификационным номером. Ладно, надеюсь, что к ним сегодня поступило не так много двадцатилетних студентов, выпивших огромное количество коктейлей вчера на дне рождении. Наверняка, медсестры помогут мне его найти…

В конце концов помощь мне вообще не понадобилась. Я узнала своего студента, как только увидела. Он лежал на кушетке, покрытой белой простыней.

– Гевин!

Он застонал и нырнул лицом в подушку.

– Гевин! – Я остановилась у кушетки и посмотрела вниз.

Ну, конечно, Гевин МакГорен, первокурснике режиссерского факультета и вечная головная боль всего Фишер-холла. Кто еще мог продержать Тома в госпитале всю ночь?

– Я знаю, что ты не спишь, Гевин, – строго сказала я. – Открой глаза.

Веки Гевина приподнялись.

– О, боже, женщина! – воскликнул он. – Разве ты не видишь, что мне плохо! – Он показал на капельницу, торчащую у него из руки.

– Я тебя умоляю, – сказала я поморщившись. – Ты не болен. Ты просто болван. Двадцать один коктейль?

– Кажется, да, – пробормотал он, прикрыв глаза свободной от капельницы рукой. – Мои ребята были рядом, я знал, что ничего не случится.

– Твои ребята? – пренебрежительно заметила я. – Они очень о тебе позаботились.

– Минуточку! – Гевин сморщился, как будто его собственный голос доставлял ему боль, впрочем, наверное, так оно и было. – Они же привели меня сюда?

– Точнее, приволокли, – поправила я, – и оставили. Посмотри сам, здесь никого из твоих ребят нет.

– Им нужно было на занятия, – промямлил Гевин. – Тебе-то откуда знать? Тебя здесь не было. Был другой кекс из отдела размещения. Куда он делся?

– Если ты имеешь в виду Тома, то он ушел разбираться с еще одним происшествием. Ты не единственный жилец в резиденции.

– Почему вы меня оставили одного? – пожелал узнать Гевин. – Ведь у меня же день рождения.

– Ты его прекрасно отметил, – ответила я.

– Плевать! Зато я снимал его на пленку. Для курсового проекта.

– Ты всегда снимаешь глупости для курсовых проектов. Помнишь, как вы переснимали сцену из «Ганнибала»? С коровьими мозгами?

Он приподнял руку и посмотрел на меня.

– Откуда мне было знать, что у меня на них аллергия?

– Я, наверное, тебя удивлю, – сказала я, и в кармане моей куртки зазвонил телефон, – но и у Тома, и у меня есть дела поважнее, чем держать тебя за ручку всякий раз, когда тебе одумается выкинуть еще один фокус.

– Какие дела? – всхлипнув, спросил Гевин. – Получать удовольствие or того, что эти студентки-подхалимки так и стелятся перед тобой?

Он еще страдает от жалости к себе. Попав в больницу по собственной ужасающей глупости? Знал бы он, что погибла девочка, и тела ее до сих пор не нашли!

– Сходи-ка лучше и узнай, когда мне можно отсюда слинять? – простонал Гевин. – И заодно принеси что-нибудь пожрать.

– Хорошо. – Я была счастлива оставить его наедине с собой.

От него не слишком хорошо пахло.

– Хочешь, я позвоню родителям?

– Только не это! Зачем?

– Расскажу, как ты справил день рождения. Они будут тобой гордиться…

Гевин положил налицо подушку. Я улыбнулась и пошла к сестре, узнать о перспективах его выписки. Она сказала, что спросит у доктора. Я поблагодарила ее и отправилась в холл, на ходу доставая телефон, чтобы посмотреть, кто мне звонил…

… И в ужасе увидела на экране «Картрайт Купер».

Еще больше я испугалась, когда услышала за спиной голос:

– Хизер!

Я оглянулась и увидела его самого собственной персоной.

 

4

Ну и что из того, что я влюблена в него, а он не проявляет никакого интереса к моим чувствам? Что из того? Может девушка помечтать или нет?

Предмет моих мечтаний вполне подходит мне по возрасту, ведь Куперу уже за тридцать – на десять лет больше, чем бармену.

Он не перебивается случайными заработками в кафе. У него свой собственный бизнес.

Он мне не сказал, где будет пропадать весь день, жалея мою нежную натуру.

Разве это не означает, что я ему небезразлична?

Я и сама это знаю. Иначе зачем он попросил меня переехать к нему в особняк (строго говоря, в мансарду) после того, как Джордан дал мне пинка под зад (хотя он утверждает, что я сама его бросила. Но, простите меня, кто, как не он позволил Тане Трейс припасть лицом к его ширинке в нашей с ним нашей квартире? Разве это не означает, что я должна немедленно собраться и покинуть наш дом?) Купер ясно дал понять, что будет относиться ко мне, только как к другу. И ни когда от этого правила не отступал.

Правда, однажды, когда я была потрясена тем, что меня чуть не убили, кто, как не он, сказал, что я милая девочка?

Неужели я и вправду решила, что это хорошо? Быть милой. Парни никогда не идут к милым девушкам. Они ходят к таким, как Таня Трейс, которая в своем последнем видеоклипе «Удар шлюхи», лоснясь от масла, кувыркалась на полу в одних кожаных трусиках с хлыстом в руках.

Кожаных трусиков моего размера не шьют! Я совершенно в этом уверена.

И все-таки есть вероятность, что Купер небольшой поклонник кожаных трусов. В отличие от всех остальных. Это обнадеживает. А вдруг он пришел сейчас сюда, чтобы сказать, что не может больше и секунды прожить без меня и что на улице ждет машина, которая отвезет нас в аэропорт, мы отправимся в Вегас на свадебную церемонию, а потом в свадебное путешествие на Карибы…

– Эй, – произнес Купер, протягивая мне какой-то пакет. – Я почему-то подумал, что ты еще не ела, и решил принести тебе несколько сандвичей от Джо.

Что ж, ладно, это не Вегас и не медовый месяц на Гавайях.

Но это сандвичи от Джо из моей любимой сырной лавки! Если вы никогда не пробовали копченой моцареллы от Джо, знайте, она так же хороша, как и медовый месяц на Гавайях, возможно, даже лучше.

– Откуда ты узнал, что я здесь? – изумленно спросила я, и взяла сверток.

– Мне сказала Сара. Я услышал на полицейской волне о том, что произошло, и позвонил тебе на работу.

– Понятно.

Разумеется, Купер слушает полицейскую волну. А еще джаз. Он обожает Эллу Фицджеральд. Если бы она была жива, я давно умерла бы от ревности.

– А твои клиенты тебя не хватятся? – спросила я, не в силах поверить, что он бросил дело ради меня.

– Все нормально, – ответил Купер, пожав плечами. – Муж моей клиентки сейчас занят. – Мне и в голову не пришло спросить, что он имеет в виду, я заранее знала, что он не ответит. – Я пошел пообедать, а потом подумал, что ты тоже еще не ела.

При слове «обед» у меня в животе заурчало от голода.

– Есть хочу – умираю, – призналась я. – Ты – мой спаситель.

– А как же! – Купер отвел меня к ряду оранжевых пластиковых кресел. – Из-за кого ты здесь?

Я бросила взгляд в сторону дверей отделения «скорой помощи».

– Из-за кого? Из-за Гевина, конечно. Из-за его хронической глупости.

– Снова Гевин? – Купер извлек из кармана куртки две шоколадки и протянул одну мне.

Мое сердце заколотилось, как бешеное. Шоколадка! Боже, я обожаю этого человека! Да и кто бы его не обожал на моем месте?

– Если этот парень доживет до окончания колледжа, я буду сильно удивлен, А как там, в колледже? Я имею в виду ту мертвую девочку.

Я впилась зубами в хрустящий батон, начиненный сыро копченой моцареллой, перцем, чесноком и вялеными томатами. Разве я могла говорить в такой момент, у меня во рту случился оргазм.

– Мне нужно сделать один звонок. – Видя, что мой рот набит едой (и к счастью, не представляя себе, какие фейерверки вкусов взрываются там, внутри), Купер отошел в сторону. – Одному приятелю, который работает у коронера. Они довольно быстро туда приехали, учитывая сегодняшнюю бурю. Знаешь, они абсолютно уверены, что ее сначала убили, а потом… ну, ты понимаешь.

Обезглавили. Я кивнула, дожевывая сандвич.

– Мне кажется, что это важно, – продолжал Купер.

Он начал разворачивать свой сандвич. По-моему, с ветчиной.

– Я имею в виду, что она… не мучилась. Они почти уверены, что ее сначала задушили.

Я сглотнула.

– Как они узнали? Ведь у нее нет… шеи.

Когда я об этом спросила, Купер как раз откусил небольшой кусочек сандвича. Он слегка поперхнулся, но все-таки сумел протолкнуть его в себя.

– Изменение цвета кожи вокруг глаз, – сказал он, кашляя. – Они это называют прижизненная асфиксия.

– Прости, – извинилась я за то, что ввела его в шоковое состояние.

Он откусил шоколадку, и у меня появилась возможность украдкой рассмотреть его. Сегодня утром он не побрился… такого с ним еще не бывало. Он все-таки самый красивый парень, которого я когда-либо встречала. С возрастом угловатые черты лица стали более выраженными, а волевая челюсть и высокие скулы просто восхитительны. Некоторые, включая его отца, Гранта Картрайта, считали, что Куперу не мешало бы подстричься.

А мне нравятся парни, волосы которых можно пропускать сквозь пальцы.

Конечно, если он разрешит.

По-моему, с длинными темными волосами он смахивает на дружелюбную бернскую овчарку, и это производит на многих неизгладимое впечатление. Будто в подтверждение моих слов, сидевший рядом бездомный с завернутой в пакет бутылкой, рассеянно взглянул в его сторону… и тут же вскочил и бросился к выходу, сраженный наповал широкими плечами Купера, которые казались еще шире в толстой пуховой куртке.

Купер даже не заметил этого.

– Они считают, что она недолго там пролежала, – сказал он, не подавая вида, что ему неприятно рассказывать. – Там, на плите. Ее положили туда перед рассветом.

– Боже!

И тем не менее по пути в общагу, то есть в резиденцию, я думала о том, что случилось с Линдси, не испытывая приступов тошноты, и все-таки доела сандвич, Наверное, из-за того, что была сильно голодна.

Или это присутствие Купера подействовало на меня успокаивающе. Любовь творит с нами странные штуки.

Кстати, о любви…

Мой мобильный зачирикал. Снова Джордан. Я зло засунула телефон подальше.

Но не так быстро, как хотелось бы.

– Наверное, ему действительно нужно поговорить с тобой о чем-то важном, – мягко проговорил Купер. – Он и дома оставил сообщение.

– Знаю, – ощетинилась я. – Слышала.

– Понятно. – Купера, похоже, что-то позабавило, судя по тому, что уголки его губ слегка изогнулись. – Почему ты не хочешь поговорить с ним?

– Просто так, – буркнула я, рассердившись.

Но не на Купера. На его брата, который все никак не мог понять, что разрыв есть разрыв. Нельзя продолжать звонить своему бывшему после разрыва, если на горизонте появился кто-то другой. Мне кажется, что именно так поступают воспитанные люди.

Хотя, если всерьез, мне пришло это в голову только сейчас, когда меня провожает Купер и когда я сама чувствую себя отвратительно.

Можно сказать, что в настоящий момент я была немного зла и на себя саму.

– Ты ее знала? – спросил Купер, мастерски меняя тему, хотя и этот предмет обсуждения не доставлял мне большого удовольствия.

– Кого? Убитую? – Я откусила шоколадку. – Конечно. Ее все знали. Она была очень популярной девочкой. Лидером команды поддержки.

Купера это потрясло.

– А что, в колледже есть команда поддержки?

– Конечно. Команда Нью-Йорк-колледжа в прошлом году прошла в финал.

– В финал чего?

– Понятия не имею, – призналась я. – Но они этим очень гордятся. Линдси, убитая, гордилась в особенности. Она училась на бухгалтера. Но до сумасшествия была увлечена всеми школьными делами. Она… – Я замолчана.

На этот раз даже шоколадка не помогла.

– Как можно сделать такое с человеком? За что?

– Ладно, что еще ты знаешь об этой девочке? – спросил он. – Кроме того, что она была лидером команды поддержки и училась на бухгалтера.

Я задумалась.

– Она встречалась с баскетболистом, – сказала я наконец. – Конечно, он может быть подозреваемым. И детектив Канаван, по-моему, именно так и думает. Но Марк этого не делал. Он приятный парень. Он бы никогда никого не убил. Тем более свою девушку. Да еще таким способом.

– Все это похоже на… – Купер пожал плечами. – Это выходит за рамки. Как будто убийца оставил ее в таком виде, как предупреждение.

– Предупреждение кому? – спросила я. – Повару Джимми?

– Если бы мы знали, то поняли бы, кто это сделал. И почему. Канаван прав, что начал с этого парня. Он что, и вправду прекрасный баскетболист?

Я посмотрела на него без всякого выражения.

– Куп, мы же в третьей лиге, разве он может быть по-настоящему хорошим?

– Но «Анютины глазки» стали играть намного лучше с тех пор, как к ним пришел тренер Эндрюс, – сказал Купер, усмехнувшись, наверное, из-за того, что в спорте я полный профан. – Их игры даже начали показывать по телевидению, одну-то уж точно показали, насколько я знаю. Но наверняка из-за всей этой истории завтрашнюю игру отменят.

Я всхлипнула.

– Шутишь? Мы же играем с «Восточными дьяволами» из Нью-Джерси на нашей площадке. Разве ты не знаешь, что мы проигрываем?

Улыбка Купера стала шире, но в голосе зазвучал лед.

– Лидер команды поддержки найден мертвым в общежитии, но они решили не отменять из-за этого завтрашний матч?

– В столовой общежития, – поправила я.

– Хизер Уэллс? – обратилась ко мне доктор с блокнотом в руке.

Доктор сказала, что Гевину стало значительно лучше, и что его выписывает. Он выйдет, как только подпишет необходимые документы. Я поблагодарила ее, повернулась к Куперу и увидела, что он уже встал и собирает мусор, оставшийся от нашего с ним пикника.

– Гевин готов идти домой, – сказала я.

– Я в этом не сомневался. – Купер натянул перчатки, готовясь вновь погрузиться в арктическую мглу – Этому парню нужен провожатый?

– Сомневаюсь, что Гевин способен дойти самостоятельно, – сказала я. – Но я поймаю такси. Не хочу рисковать, вдруг он испачкает тебе машину.

– И на том спасибо, – хриплым голосом проговорил Купер. – Увидимся дома. И еще, Хизер… насчет Линдси…

– Не волнуйся, – перебила я его. – Я ни за что в жизни не стану заниматься расследованием. Я отлично усвоила урок. Пусть полиция Нью-Йорка обходится на сей раз без меня.

Купер стал серьезным.

– Я совсем не это хотел сказать. Мне и в голову не приходило, что ты можешь вмешаться в расследование.

Смешно, конечно, но мне стало стыдно.

– Это потому, что в прошлый раз я раньше всех догадалась, кто убийца? – спросила я. – Еще до того, как кому-то пришло в голову, что это была не случайная смерть, что девушек убили?

– Остынь, я просто хотел сказать…

– Ты хотел сказать, что тот, кто сотворил такое с Линдси, имел доступ к ключам от столовой, правильно? – Мне было плевать, что тот бездомный с бутылкой в пакете теперь пялился на меня, так же, как несколько минут назад на Купера.

То, чего Купер добивается размахом плеч, я беру обхватом бедер. И, разумеется, пронзительным голосом.

– Там не было следов взлома, – продолжила я, – У того, кто принес туда голову Линдси, должна быть универсальная отмычка. Ему требовалось открыть три или четыре разных замка. Никто не может взломать три или четыре замка незаметно. Это наверняка был кто-то, кто работает в колледже. У кого был доступ к ключам. Кто-то, кого я знаю.

– Ладно, – сказал Купер спокойнее.

Вполне вероятно, что именно так он разговаривает со своими клиентами, истеричными женщинами, которые убеждены, что мужья им изменяют, и нанимают его, чтобы он застукал их на месте преступления в одном из пляжных домиков в Хемптоне.

– Успокойся. Ведь этим уже занимается детектив Канаван?

– Совершенно верно, – сказала я, не добавив, что не слишком доверяю профессионализму детектива Канавана.

Ведь из-за него я однажды чуть не погибла.

– Тогда тебе не о чем беспокоиться. – Купер положил руку мне на плечо.

Как плохо, что на мне столько всего надето – куртка, свитер, водолазка, майка, лифчик – я даже ничего не почувствовала.

– Кто бы это ни был, Канаван его поймает. В прошлый раз никто, кроме тебя, вообще не догадался, что это убийство. В этот раз… все очевидно. – Его пальцы сжали мое плечо.

Он посмотрел мне в глаза. Я почувствовала, что могу нырнуть в их голубизну и плыть, плыть далеко за горизонт.

– Эй, Уэллс.

Именно в этот момент из отделения неотложной помощи умудрился выйти Гевин МакГорен.

– Этот парень к тебе пристает? – поинтересовался он, дернув своей редкой козлиной бородкой в сторону Купера.

Я с трудом сдержалась, чтобы не ткнуть его в физиономию кулаком. Персоналу колледжа запрещено бить студентов даже в самых крайних случаях. Забавно, но целовать их мы тоже не имеем права. Хотя мне этого никогда и не хотелось, в особенности, если дело касалось Гевина.

– Нет, он ко мне не пристает, – сказала я. – Это мой друг, Купер. Купер, это Гевин.

– Привет, – произнес Купер, протягивая руку.

Гевин не обратил на нее никакого внимания.

– Это твой парень? – грубо спросил он.

– Гевин! – Я была готова провалиться сквозь землю.

На Купера я даже не решалась посмотреть.

– Нет, и ты сам прекрасно знаешь, что он не мой парень.

Гевин слегка расслабился.

– Тогда ладно, – сказал он. – Ты похож на всех тех красавчиков, типа мистера Джордана Картрайта или мистера Изи Стрита.

Купер опустил руку. Его явно забавляла эта ситуация.

– Ладно, Хизер, раз тебе нужно приступать к своим обязанностям по опеке малолетнего, я пошел.

– Эй! – Гевин оскорбился. – Кого это ты назвал малолетним?

Купер, проигнорировав Гевина, подмигнул мне.

– Увидимся дома. – И направился к двери.

– Увидимся дома? – Гевин с подозрением уставился на удаляющуюся спину Купера. – Так вы, ребята, живете вместе? Кажется, ты сказала, это не твой парень.

– Он мой арендодатель, – сказала я. – И он прав. Ты еще малолетний. Готов идти? Или тебе еще нужно забежать по пути в винный магазин, чтобы купить бутылочку пивка для полного счастья?

– Женщина, – сказал Гевин, покачав головой, – почему ты вечно лезешь в мои дела?

– Гевин! – Я закатила глаза. – Серьезно, я позвоню твоей маме.

С него мгновенно слетела вся спесь.

– Не надо, – сказал он, и его козлиная бородка опустилась. – Мама меня убьет.

Я кивнула и взяла его за руку.

– Тогда пошли домой, пока не начался снегопад. Тебе дали справку, что ты освобожден от занятий?

Он нахмурился.

– Они не дают справок тем, у кого алкогольное отравление.

– Бедный ребенок! – сказала я бодро. – Может, это послужит тебе уроком на будущее.

– Женщина! – снова взорвался Гевин. – Не надо говорить мне, как себя вести!

Мы вышли на холод, переругиваясь, как брат и сестра. По крайней мере, мне так казалось.

Я и понятия не имела, что Гевин думает совсем иначе.

 

5

Не могу сказать, что остаток дня пролетел, как одно мгновение. Забавно, как медленно тянется время, когда единственное, чего ты хочешь, это попасть домой.

По крайней мере, когда я вернулась из госпиталя в Фишер-холл, дело было сделано – семье Линдси уже сообщили о ее смерти… и это означало, что теперь мы могли рассказать персоналу и студентам, что произошло на самом деле.

Но это, как я и подозревала, не улучшило обстановку. Реакция на правду – мол, в столовой обнаружена отрубленная голова лидера группы поддержки и дело вовсе не в утечке газа – была самой разной: от полнейшего ступора до хихиканья, плача и даже рвоты.

Но мы все равно не могли бы скрыть правду, особенно после того, как об этом стала говорить местная новостная станция, первый канал нью-йоркского телевидения. Тина, студентка, работающая у нас в приемной, прибежала и сказала, что видела репортаж по телевизору, потом, когда мы все спустились вниз, она до отказа повернула ручку громкости.

«Общежитие Нью-Йорк-колледжа было потрясено сегодня кошмарной находкой в одном из жилых корпусов Фишер-холла», – тревожным голосом сообщил ведущий.

За его спиной виднелся фасад Фишер-холла с развевающимися флагами Нью-Йорк-колледжа по обеим сторонам парадного входа. Охрану у входа мы усилили, чтобы не допустить внутрь зевак и прессу, но они столпились неподалеку и срывали раздражение на закаленных шахматистах, которые отважились в такой собачий холод выйти на улицу и играть.

«Многие из вас помнят, что именно в этом корпусе недавно были убиты две девушки, – тщательно интонируя фразы, продолжил ведущий. – После той трагедии некоторые стали называть злополучное здание «Общагой смерти».

Я посмотрела на Тома. Он сжал губы, но ничего не сказал. Бедняга, Первый опыт профессиональной деятельности после института, и именно в «Общаге смерти».

«Сегодня утром в начале рабочего дня сотрудников Фишер – холла ожидала еще одна страшная находка – человеческая голова в кастрюле на плите».

Это сообщение было встречено дружным «Не может быть!», которое вырвалось у Тины и нескольких собравшихся в холле студентов. Том застонал и в полном отчаянии уронил голову на руки. Пит, начальник службы безопасности, тоже не выглядел счастливым.

«Голова была опознана скорбящими родственниками. Она принадлежит студентке второго курса, лидеру группы поддержки баскетбольной команды, Линдси Комбс», – продолжил репортер, и на экране появилась большая фотография Линдси, сделанная в тот вечер, когда ее выбрали королевой бала. Улыбка Линдси была такой же сверкающей, как и корона в волосах цвета меда. Она была в белом сатиновом платье и держала в руках большой букет красных роз. Кто-то, сидящий за кадром, обнимал ее за плечи, корона лихо съехала набок, почти закрыв неестественно зеленый глаз Линдси. Мне правда непонятно, почему она считала такой цвет красивым.

По словам свидетелей, в последний раз Линдси видели вечером. Она вышла из своей комнаты примерно в семь вечера, сказав соседке по комнате, что идет на вечер. Обратно она уже никогда не вернется. Все это мы уже знали, Шерил прибежала к нам вся в слезах. Она даже не успела похихикать со своей новой соседкой. Линдси была убита до того, как Шерил к ней переселилась.

Бывшая соседка Линдси, Энн, восприняла новость менее истерично и нашла в себе силы ответить на единственный вопрос, который по-настоящему интересовал полицейских, – о вечеринке. Но отношения между Линдси и Энн нельзя было назвать теплыми, и Энн не смогла сказать детективу Канавану, на какую именно вечеринку отправилась Линдси. Шерил захлебывалась от рыданий. Том был вынужден попросить одного из студентов проводить Шерил в кабинет психологической помощи, там ей помогут справиться с горем… и с тем, что она обречена жить в полном одиночестве до конца учебного года.

Кстати, Шерил была единственной во всей общаге, кто не хотел жить один.

«Как могло случиться, что Линдси нашла свою смерть на кухне Фишер-холла, остается тайной. Руководство Нью-Йорк-колледжа пребывает в растерянности», – продолжал репортер. На экране мелькали кадры, запечатлевшие президента колледжа Филиппа Эллингтона, стоящего рядом со взъерошенным и хмурым детективом Канаваном перед входом в библиотеку, тренера Эндрюса, который почему-то тоже оказался рядом с президентом и выглядел почти спокойным и очень озабоченным. Камера, остановившаяся на тренере, Дрогнула. Насколько я поняла, корреспондент тоже был сражен его атлетической статью.

Голос за кадром продолжал: «Пресс-секретарь департамента полиции Нью-Йорка заявил: «Хотя по этому делу не произведено ни одного ареста, полиция уже выявила ряд подозреваемых в совершении данного преступления. Есть несколько версий преступления». На пресс-конференции, состоявшейся сегодня днем, президент Эллингтон заверил академическую общественность, что поводов для тревоги нет».

Далее по телевизору показали репортаж с этой пресс-конференции.

«Нам бы хотелось воспользоваться возможностью, – деревянным голосом прочитал президент Эллингтон по бумажке, которую кто-то написал специально для него, – и еще раз заверить наших студентов и общественность, что стражи закона, не жалея сил, делают все возможное для поимки виновного. В то же время я призываю всех наших студентов проявлять максимальную осторожность, пока убийца Линдси не будет пойман. Несмотря на то, что девизом нашей резиденции является укрепление чувства товарищества и взаимопомощи – именно поэтому мы называем ее резиденцией, а не общежитием, – в эти тяжелые времена студенты должны запирать на замки двери своих комнат. Не позволяйте посторонним входить в ваши комнаты и вообще в здание резиденции. Хотя полиция считает это бессмысленное убийство единичным актом патологической жестокости, мы не можем не предпринимать никаких мер безопасности, пока виновный не будет отдан в руки правосудия…»

Как только слова «запирать двери комнат на замки» прозвучали из уст президента Эллингтона, почти половина студентов мгновенно исчезла из холла. Все они с безумными лицами бросились к лифтам. В таких резиденциях, как Фишер-холл, многие студенты имеют привычку оставлять двери комнат открытыми, чтобы свободно ходить друг к другу в гости.

Теперь все изменилось.

Никому и в голову не пришло, что Линдси была убита со всем не в своей комнате, и что вовсе не случайная жестокость прервала ее жизнь. Убийца отлично знал Линдси, и столовая Фишер-холла тоже была ему знакома. Он там явно бывал.

В мозгах студентов этот факт явно не отложился, зато намертво впечатался в головы персонала столовой, который распустили по домам после целого дня изнурительных допросов. Меня потрясло, с какой скоростью они вылетели из обеденного зала сразу же после пресс-конференции, а с ними и те, кто обычно остается в вечернюю смену и готовит завтраки. Как будто детектив Канаван с коллегами поджарил их на сковородке… простите за это сравнение.

И все-таки смертельно уставшая Магда, заметив меня, попыталась улыбнуться, тщательно вытирая пальцы влажными салфетками. Когда она подошла ближе, я увидела, что ее пальцы испачканы черными чернилами.

У Магды взяли отпечатки пальцев.

– О, Магда! – Я обняла ее за плечи и повела в наш кабинет, где было намного спокойней.

– Все в порядке, – проговорила Магда, всхлипнув.

Глаза ее покраснели, тушь размазалась по щекам.

– Они просто выполняют свою работу. Не их вина, что одна из моих кинозвездочек…

Магда разрыдалась. Я затолкнула ее в приемную, чтобы спрятать от любопытных глаз обитателей общежития, стол пившихся перед лифтом и обсуждавших, где теперь ужинать.

Магда плюхнулась на оранжевый казенный диван напротив моего стола и зарыдала, обхватив голову руками. Я с силой хлопнула наружной дверью, которая вообще-то закрывалась автоматически. Том вышел из своего закутка, встал в дверях и воззрился на Магду, испытывая неловкость от слов «маленькая кинозвездочка» и «прелестный ребеночек», которые бурным потоком изливались из ее уст.

Том посмотрел на меня.

– Что еще за маленькие кинозвездочки? – прошептал он.

– Я тебе рассказывала, – прошептала я в ответ.

Том иногда удивительно несообразителен.

– Здесь, в Фишер-холле, снимали сцену из «Черепашек-ниндзя – мутантов-подростков». Как раз во время смены Магды.

Том еще несколько минут постоял и посмотрел как она плачет.

– И на, нее это произвело впечатление? Этот фильм я не видел.

– Люди его смотрели, – сказала я ему довольно агрессивно, – У тебя есть какие-нибудь дела?

Он кивнул.

– Я жду человека из кризисного центра, С пяти до семи в нашем офисе будет принимать психолог, чтобы помочь студентам в кризисной ситуации. – Я промолчала.

– Я говорил им, что никто не придет, – сказал он, нарушая корпоративные правила, – кроме Шерил Хебиг и первокурсников, но распоряжение поступило из секретариата президента. Администрация хочет, чтобы все видели, как мы заботимся о студентах.

– Отлично. – Я кивнула в сторону рыдающей Магды. – Здесь есть человек, которому действительно нужна психологическая помощь.

Услышав это, Том побледнел.

– Она твоя подруга, – сказал он осуждающе.

– Но у тебя есть полномочия.

– Только в отношении студентов! Вынужден тебе это на помнить, Хизер. – Он явно испугался. – Кошмар какой-то! Я и понятия не имел, что так бывает. У нас в Техасе все было намного проще.

Мой взгляд стал еще тяжелее.

– Ну, уж нет. Ты не посмеешь уйти и оставить все на меня из-за какого-то там убийства.

– Какого-то убийства?! – Лицо Тома все еще оставалось пепельным. – Знаешь, Хизер, после того, как тебе отрежут голову и оставят ее в кастрюле на плите, домой вернуться уже не удастся. По статистике каждый год в результате несчастных случаев погибает пара детишек. Но убийство? Честно, Хизер, сейчас мне кажется, что дома намного лучше.

– Прекрасно, – заметила я с сарказмом, – если тебе было там так хорошо, что же ты притащился сюда?

Том сглотнул.

– Ну…

– Давай поговорим о твоем уходе позже. – Я с размаху села на диван рядом с Магдой. – Сейчас у меня есть дела поважнее.

Том бросил на Магду панический взгляд и пробормотал:

– Ну, ладно, мне нужно, хм… доделать кое-какие бумажные дела. – И скрылся в своем кабинете.

Я положила руку на вздрагивающую от рыданий спину Магды. Я знаю, что так полагается вести себя друзьям… но как человек, обязанный по работе помогать людям, я не знала, правильно ли это. Как мог доктор Джессап взять меня на работу? С ума сойти… Я, конечно, понимаю, что других претендентов не было. Но я же катастрофически не гожусь для такой работы. Я понятия не имею, что делать, когда у людей большое горе. Куда подевался этот психолог?

– Магда, – сказала я, похлопав ее по розовой форменной куртке. – Послушай, я уверена, они и не думали тебя подозревать. Все знают, что ты не можешь быть причастна к убийству. Не стоит из-за этого расстраиваться. Никто не думает, что ты убийца. Полиция просто делает свою работу.

Магда подняла залитое слезами лицо и в изумлении уставилась на меня.

– Я… я совсем не из-за этого вышла из строя, – сказала она, встряхнув головой.

Ее локоны, выкрашенные на этой неделе в тигровый окрас, взметнулись вверх.

– Они всего лишь выполняют свою работу. Все правильно. Никто из нас не виноват. Никто из нас просто не мог бы этого сделать.

– Я знаю, – поспешно заверила я, все еще похлопывая Магду по спине. – Это ужасно, что они тебя подозревают. Но, видишь ли…

– Это справедливо, – продолжала Магда, как будто не слыша меня. – Мне сказали… сказали, что это была Линдси. Как такое может быть? Только не Линдси с ее прелестными глазками и волосиками. Только не лидер группы поддержки!

Я молчала. Не может быть, чтобы она не узнала Линдси, когда смотрела в кастрюлю. Правда, я видела Линдси гораздо чаще, чем Магда, учитывая привязанность девушки к моей вазочке с презервативами. Ничего удивительного в том, что я ее узнала, не было. Правда?

Или я просто подхожу именно для такой работы? Опознавать головы, сваренные в кастрюле? К какой работе я пригодна? На подобные навыки не может быть спроса, разве что в немногочисленных племенах, где до сих пор практикуется каннибализм. Если такие еще существуют.

– Да, – ответила я на вопрос Магды. – Да, мне очень жаль, но это была Линдси.

Лицо Магды вновь скривилось.

– О, нет! – сказала она с надрывом. – Хизер, нет!

– Магда, – проговорила я, обеспокоенная реакцией, которая, если задуматься, была более естественной, чем моя собственная – я предпочла бы сбежать отсюда в тепло отделения неотложной помощи больницы Святого Винсента.

Или, Сары, которая отпускала такие нехорошие шуточки!

– Мне жаль. Вряд ли это утешит тебя, но Купер сказал, что уже установлено – ее сначала задушили. Она умерла не из-за… не из-за того, что ей отрубили голову. Это произошло позже.

Эти слова немного успокоили Магду. Я и правда оказала ей что-то вроде психологической помощи. Может, мне еще за это заплатят?

– Просто это… – всхлипнула Магда. – Просто я не понимаю, почему именно Линдси, ведь она была такой милой? Ей так нравилось здесь! Она всегда надевала форму в дни игр. Она никогда никому не сделала ничего плохого. Она не заслужила такую смерть, Хизер. Кто угодно, только не Линдси!

– О, Магда… – Я похлопала ее по руке.

Что еще я могла сделать? Я заметила, что каждый ноготок Магды был покрашен в цвета баскетбольной команды Нью-Йорк-колледжа – золотой и белый. Магда, как самый активный баскетбольный болельщик, не пропускала ни одной игры.

– Ты права, Линдси не заслужила такой страшной кончины. Насколько нам, конечно, известно.

Вот видите? Опять двадцать пять! Откуда во мне этот прожженный цинизм? Неужели только из-за того, что я – отмытая поп-звезда, которая пытается наладить свою жизнь и сдать, наконец, этот проклятый вступительный экзамен по математике.

Или именно из-за этого?

– Люди все перевернут с ног на голову. – Взгляд Магды стал пронзительным. – Ты же знаешь людей, Хизер. Они наверняка скажут: «Ей не следовало крутить романы с таким количеством мальчиков» или что-то в этом роде, но ведь Линдси не виновата, что была такой красивой и популярной. Она не виновата, что мальчики крутились вокруг нее, как пчелы вокруг меда.

Или мухи вокруг конского навоза.

Боже, что со мной? Почему я осуждаю жертву? Сара, будь она здесь, объяснила бы мне. Я, сама того не желая, пытаюсь дистанцироваться от того, что случилось с Линдси. Может, мне кажется, что со мной такого никогда не случится, потому что мальчики не слетаются на меня как пчелы на мед? И никто не задушит меня, никто не станет отрубать мне голову?

Или есть другая причина, которую я никак не могу выбросить из головы? А вдруг смерть Линдси произошла не в результате единичного акта чьей-то немыслимой жестокости? Действительно ли она была такой лучезарной и исполненной духа коллективизма? Или на самом деле ее ярко-зеленые линзы что-то скрывали?

Магда подвинулась ко мне и так сильно сжала мою руку, что мне стало немного больно. Ее глаза, все еще залитые слезами, сверкали, как стразы, которые она иногда приклеивала на кончики ногтей.

– Слушай, Хизер. – Ее тщательно подведенные карандашом губы дрожали. – Ты должна найти того, кто это сделал. Обязана найти его и отдать в руки правосудия.

Я попыталась вскочить на ноги, но не смогла: Магда держала меня мертвой хваткой.

– Мэгс, мне приятно, что ты высоко оцениваешь мои розыскные способности, но тебе следует помнить, что я всего лишь помощница директора общежития…

– Но ты – единственная, кто понял в прошлом семестре, что тех девочек убили! И оказалась права! Детектив Канаван, будь он тысячу раз умным, никогда бы не поймал убийцу, ведь он даже не думал, что их убили. Но ты, Хизер… это знала. Ты разбираешься в людях.

– Ну, да, конечно. – Я закатила глаза.

– Возможно, ты сама так не считаешь, но это правда. Вот почему у тебя все получается. Ты сама не знаешь, на что способна. Говорю тебе, Хизер, ты – единственная, кто может поймать убийцу Линдси, кто может доказать, что она действительно была милой девочкой. Умоляю тебя, хотя бы попытайся…

– Магда! – Моя ладонь в ее руке стала влажной. – Я не полицейский. Я не могу вмешиваться в расследование. Я обещала, что не буду…

Разве она не понимает, что этот парень не сталкивает людей в шахту лифта? Он душит, отрубает им головы и прячет тела. Эй, Магда, это совсем другое дело. Тут пахнет смертельной опасностью.

– Магда… – Мне стало неловко.

Интересно, что бы ответил психолог, если бы пациент попросил его расследовать жестокое убийство человека, от которого тот находился в психологической зависимости?

– По-моему, ты переборщила с просмотром сериала «Неразгаданные тайны».

Очевидно, я выбрала не самый правильный способ ответа, так как Магда еще крепче сжала мою руку и сказала:

– Подумай об этом, Хизер. Просто немного подумай.

Однажды Магда рассказала мне, что в юности была королевой красоты и два раза подряд претенденткой на титул «Мисс Доминиканская Республика». Сейчас, когда она смотрела на меня своими огромными глазами, в это несложно было поверить. Вся эта косметика от Дианы Рид, густая подводка на бровях, полуметровый начес не могли скрыть ее подлинного очарования.

Я кивнула. Я всегда была падка на симпатичные мордашки. Именно поэтому Люси и села мне на шею.

– Я подумаю, – сказала я, и почувствовала, что Магда ослабила хватку. – Но ничего не обещаю. Ты должна понять, Магда, я совсем не хочу, чтобы и мне тоже отрубили голову.

– Спасибо, Хизер, – проговорила Магда со счастливой, несмотря на смазанную помаду, улыбкой. – Спасибо, мне кажется, что душа Линдси успокоится, если она будет знать, что Хизер Уэллс не оставит ее в беде.

Я снова похлопала Магду по плечу, и она с легкой улыбкой отправилась через вестибюль к столовой, где располагалась раздевалка для сотрудников. Я смотрела ей вслед и чувствовала себя немного странно. Впрочем, как может чувствовать себя человек, который за целый день съел только один сандвич с копченой моцареллой, жареным перцем и вялеными на солнце помидорами, и выпил только один большой стакан кофе-мокко.

Кажется, я помогла Магде почувствовать себя намного лучше. Сама не верю. Неужели она думает, что я брошусь проводить расследование убийства Линдси? Если так, то она, похоже, чересчур надышалась лаком для ногтей. Мне что, теперь нужно идти, искать парня с топором и раскапывать свежую могилу у него на заднем дворе? Ну что ж, все верно. И заодно подставить под топор собственную голову. Все это смешно. Детектив Канаван не дурак. Он быстро найдет убийцу. Каким образом кто-то может спрятать тело без головы? Его обязательно найдут.

И когда это произойдет, я надеюсь, что буду где-то далеко, очень далеко.

 

6

Когда я выходила с работы, снегопад еще так и не начался, но, несмотря на раннее время, тьма стояла кромешная. Вдоль парка Вашингтон-сквер до самого Фишер-холла до сих пор стояли автомобили прессы, их было даже больше, чем раньше, к ним присоединились машины самых крупных медиакомпаний, включая CNN… как и предсказывал президент Эллингтон.

Присутствие прессы никак не повлияло на торговлю наркотиками в парке. Зайдя за угол на улицу, ведущую к дому Купера, я буквально врезалась в Реджи. Он начал по привычке шипеть: «Кокс, кокс», – но, узнав меня, посерьезнел.

– Хизер, – сказал он, – я очень сожалею о трагедии, которая произошла в вашем здании.

– Спасибо, Реджи. – В розоватом свете уличных фонарей он выглядел непривычно безобидным, хотя, как поведал мне Купер, носил в ножной кобуре пистолет двадцать второго калибра и всегда готов был использовать его в случае необходимости.

– Хм… ты случайно не знаешь, кого там убили? И кто это сделал?

Реджи ухмыльнулся.

– Хизер, – сказал он почти восхищенно, – ты хочешь знать, что говорят об этом на улице?

Я смутилась. Такая формулировка показалась мне чересчур прямолинейной.

– В общем, да.

– Я ничего не слышал. – Улыбка Реджи увяла, более того, он смотрел мне прямо в глаза – значит, говорил правду. – Но если я что-то узнаю, ты будешь первой, кому я скажу.

– Спасибо, Реджи, – сказала я и повернулась, чтобы уйти.

Но Реджи окликнул меня, и я остановилась.

– Надеюсь, ты не собираешься вмешиваться в то, что случилось с той девочкой, Хизер? – проговорил он.

Теперь уже без улыбки.

– Она наверняка во что-то вляпалась… за это ее и убили. Мне бы не хотелось, чтобы подобное случилось с такой симпатичной девушкой, как ты.

– Спасибо, Реджи, – ответила я, хотя на языке вертелось совсем другое.

Как бы мне хотелось, чтобы люди в меня верили. Я вовсе не такая дура. Все просто хотят быть вежливыми.

– Не беспокойся. На этот раз пусть поработают профессионалы. Все, что ты мне расскажешь, я передам им.

– Это правильно, – сказал Реджи и, завидев вдали группку потенциальных клиентов из Вест-Виллидас, бросился к ним, бормоча: «Травка, травка, кокс, кокс».

Я улыбнулась – как приятно смотреть на человека, столь преданного своему делу.

Я долго отпирала многочисленные замки входной двери Купера, но едва смогла открыть ее из-за горы писем, сваленной на коврике. Включив свет (Купер, должно быть, все еще на работе), я разобрала внушительную груду бумаг, комкая и отбрасывая в сторону купоны на скидки в магазинах и рекламные проспекты. Интересно, почему мы никогда не получаем настоящей почты, а только счета и рекламу? Услышав, что я пришла, по лестнице кубарем скатилась Люси. Она держала в зубах каталог «Виктория сикрет». Значит, весь вечер она провела за превращением его в слюнявую бесформенную массу.

Люси – потрясающее животное, она всегда выбирает единственный каталог, который заставляет учащенно биться мое сердце, и уничтожает его, прежде чем мне удается открыть первую страницу.

Я бросилась вырывать каталог из пасти Люси, спасая от расчленения торс Хайди Клам, но тут в холле раздался телефонный звонок. Я схватила трубку, не удосужившись посмотреть на определитель номера.

– Алло? – рассеянно проговорила я, глядя на свои испачканные собачьей слюной пальцы.

– Хизер? Это я, – зазвучал у меня в ухе встревоженный голос моего бывшего. – Где тебя носит? Я весь день пытаюсь тебя разыскать. Мне очень нужно поговорить с тобой о серьезном деле.

– Что случилось, Джордан? – нетерпеливо спросила я. – Я занята. – Чем именно я уточнять не стала.

Ему совсем необязательно знать, что я пытаюсь помешать своей собаке сожрать каталог нижнего белья. Пусть думает, что я занимаюсь любовью с его братом.

Ха-ха, хотелось бы, чтобы это было так.

– Я на секунду, – сказал Джордан. – Таня пожаловалась мне, что ты отказалась от нашего приглашения на свадьбу.

– Совершенно верно. – Я, наконец, стала понимать, что к чему. – В субботу я занята.

Хизер… – В голосе Джордана зазвучала обида.

– Серьезно, – настаивала я. – Мне нужно на работу. Суббота – день выписки уезжающих студентов.

Совершеннейшая ложь. День выписки студентов и правда пришелся на субботу. Только не на эту, а на прошлую. Впрочем, откуда Джордану это знать.

– Хизер, свадьба назначена на пять часов. Ты хочешь сказать, что будешь работать после пяти?

Черт!

– Хизер, я не понимаю, почему ты не хочешь прийти на мою свадьбу. Да, конечно, между нами были кое-какие недоразумения, но…

– Джордан, я тебя застукала с твоей невестой, хотя тогда думала, что невестой являюсь как раз я, а не она. Мне кажется, мое возмущение этим фактом вполне объяснимо.

– Понимаю, – сказал Джордан. – Тебе… неудобно появляться на свадьбе. Именно поэтому я и звоню, Хизер. Я хочу, чтобы ты знала, как много для меня значишь и как мне важно, чтобы ты пришла на свадьбу. И для Тани тоже это важно. Она до сих пор чувствует себя ужасно из-за того, что случилось. Нам хотелось показать тебе, как искренне…

– Джордан. – Я вышла с трубкой на кухню, впереди, высунув от восторга язык, бежала Люси.

Отшвырнув несчастный каталог «Виктория сикрет», я повернула выключатель и взялась за ручку холодильника.

– Я не приду на твою свадьбу.

– Послушай! – Джордан расстроился. – Я знаю, что ты скажешь. Именно поэтому и звоню. Хизер, я уверен, что нам удастся все исправить. Свадьба – важное событие в моей жизни. Мне просто необходимо, чтобы люди, которые мне небезразличны, были в этот день рядом. Все, без исключения.

Там, за пакетом молока (вчера, услышав о надвигающейся буре, я сходила в магазин) стояла нетронутая белая картонная коробка с жареной курицей. Другими словами, коробка, наполненная радостью.

– Джордан, я не пойду на твою свадьбу.

– Потому что я не пригласил Купера? – поинтересовался Джордан. – Если так, если это имеет для тебя такое значение, я и его приглашаю. Пусть он тебя сопровождает. Не понимаю, что ты в нем нашла, но, раз вы живете вместе и тебе так хочется взять его с собой…

– Я не приведу твоего брата на твою свадьбу, Джордан, – сказала я, доставая из холодильника белую картонную коробку, кусок козьего сыра из сырной лавки Мюррея, крепкое красное яблоко и молоко.

Люси ходила за мной по пятам. Она обожает жареную курочку (без костей), как никто другой.

– Потому что я не пойду на твою свадьбу. И не делай вид, что приглашаешь меня потому, что я тебе небезразлична, Джордан. Я прекрасно понимаю, это будет выглядеть так, будто я простила тебя за то, что ты наплевал мне в душу, и что мы снова дружим.

– Неправда! – оскорбился Джордан. – Хизер, как ты можешь так говорить? Это просто смешно.

– Вот как? – Я свалила все, что вытащила их холодильника, на разделочный стол, достала тарелку, стакан и села. – И что же тогда случилось с твоим последним сольным альбомом, почему он застопорился? Не потому ли, что образ пай-мальчика был подпорчен статьями, в которых описывалось, что ты променял меня, Принцессу Рока, на последнее приобретение твоего папочки?

– Хизер, – прервал меня Джордан, – не обижайся, но память американской публики не столь длинна, как тебе хотелось бы. К тому времени, как мы расстались, ты же несколько лет не выпускала альбомов. Ты нравилась какой-то части слушателей, это правда, но эта часть давно отвернулась от тебя…

– Да, – ответила я и почувствовала, что это меня задело, – она отвернулась от нас обоих. Просто ты вовремя присоседился к нашей восходящей звезде Тане. И не проси, чтобы я наслаждалась этим зрелищем.

– Хизер! – Теперь голос Джордана звучал так, будто он долго мучился. – Почему ты так относишься ко мне? Я думал, ты простила мой уход к Тане. Я был уверен в этом с того самого вечера, когда ты у Купера в прихожей…

Я побледнела. Не могла поверить, что он осмелится такое вспомнить.

– Джордан… – Мои губы онемели. – По-моему, мы договорились не вспоминать тот вечер. – Никогда не вспоминать и никогда-никогда не повторять.

– Конечно. – Джордан попытался меня успокоить. – Но ты не можешь заставить меня вести себя так, будто этого не было. Я знаю, ты любишь меня, и поэтому хочу, чтобы ты была на свадьбе…

– Я кладу трубку, Джордан.

– Нет, Хизер, подожди. А что там с головой девочки, о которой говорили сегодня в новостях? Ее нашли в твоем общежитии? Что, черт возьми, за работу ты себе выбрала? Что за Общага смерти?

– Пока, Джордан, – сказала я и нажала кнопку.

Положив трубку на стол, я потянулась к курочке. Люси встала наизготовку, чтобы не пропустить ни одного кусочка, который по случайности не попадет в мой рот и упадет на иол. В таких случаях мы работаем, как одна команда.

Я знаю, что есть люди, которые предпочитают есть курочку горячей. Но они наверняка не пробовали курочки из винного погребка или, как мы с Купером его обзываем, «куриного погребка». Эта курочка не предназначена для ежедневного потребления. Она кардинально отличается от любой жареной курочки или «чикен-макнагетсов». Я специально купила вчера девять кусочков, зная, что сегодня будет ужасный день, первый учебный день нового семестра.

Я понятия не имела, что он будет настолько ужасным и я смогу съесть за раз все девять кусочков. Вот Купер помучается! Немного подсолю и…

О! Ода! Не гастрономический оргазм, конечно, но очень близко.

Я потянулась за второй ножкой. Люси, увидев, что я так ничего и не уронила, начала поскуливать. Телефон зазвонил снова. На этот раз я, вытерев руки бумажным полотенцем, посмотрела на определитель и с облегчением увидела, что это моя лучшая подружка Пэтти.

– Я ем жареную курочку из погребка, – сообщила я.

– Если бы я была тобой, то поступила бы так же. – Как всегда, голос Пэтти был мягким и бархатистым, как каше мир. – Бедняжка, что ты сегодня пережила!

– Видела новости?

– Девочка, я видела все новости и читала все утренние газеты. И ты не поверишь, кто мне только что звонил.

– О господи, он и тебя доставал? – застонала я.

– Что значит и тебя? Он с тобой говорил?

– Да! Он даже предложил мне взять с собой Купера.

– Боже! – Вот что я люблю в Пэтти.

Она умеет отвечать прямо в точку.

– Это его пресс-секретарь придумал.

– Или Таня, – сказала я, приканчивая ножку и протягивая руку за крылышком.

Знаю, мне следовало бы вместо этого съесть яблоко. Но, к сожалению, яблоко бесполезно. После такого-то дня.

– Если я покажусь на свадьбе, она не будет выглядеть такой стервой. Все решат, что я не держу на нее зла за то, что она разлучила меня с Джорданом.

– Что в действительности не так?

– Мы были уже близки к разрыву, Таня лишь ускорила процесс. И все-таки я не пойду. Как бы неделикатно эти ни выглядело. Здорово придумано – пригласить свою бывшую невесту на свадьбу с другой. Все увидят, что ничего страшного не произошло. Но бывшая невеста не желает там светиться.

– Не знаю, – сказала Пэтти. – Теперь эго модно, судя по тому, что пишут в колонке сплетен «Тайме».

– Плевать, – ответила я. – Я вышла из моды еще в девяностых. Зачем снова начинать? Кстати, а ты сама пойдешь?

– С ума сошла? Конечно, нет. Хизер, скажи бога ради, что случилось у тебя в общежитии? То есть в резиденции. Ты знала эту бедную девочку?

– Да, – сказала я, выковыривая кусочек курицы, застрявший в зубах.

Какое счастье, что подруга меня сейчас не видит.

– Знала. Она была милой девочкой.

– Боже, кто мог сотворить с ней такое? И почему?

– Не знаю. – Я отломила кусочек курочки и, убедившись, что в нем нет ни косточек, ни жил, дала его Люси.

Она мигом сглотнула и посмотрела на меня с грустью, словно вопрошая, куда это он подевался.

– Пусть этим занимается полиция.

– Погоди, – не поверила Пэтти, – что ты только что сказала?

– Ты слышала. Не хочу в это вмешиваться.

– Умница! – Пэтти отодвинула трубку ото рта и сказала кому-то в сторону. – Все в порядке. На этот раз она не будет вмешиваться.

– Передай привет Фрэнку, – проговорила я.

– Она передает тебе привет, – сказала Пэтти мужу.

– Как там ваша новая няня? – Они только что наняли настоящую английскую няню – женщину средних лет.

Пэтти поклялась, что не допустит, чтобы с ней случилось то же самое, что и с Сиеной Миллер.

– О! – проговорила Пэтти. – Няня – просто супер. Мы оба ее боимся, зато Инди ее просто обожает. Кстати, Фрэнк говорит, что гордится тобой. Оставить расследование убийства полиции… Это настоящий прогресс.

– Спасибо, – сказала я. – А вот Магда с этим не согласна.

– То есть?

– Она думает, что копы станут винить во всем жертву. Даже Реджи сказал, что это выглядит как месть, что она, наверное, кому-то насолила.

– Реджи… это торговец наркотиками, который ошивается на углу вашей улицы? – озадаченно спросила Пэтти.

– Да. Он сказал, что поспрашивает у людей. Узнает, что говорят по этому поводу на улице.

– Хизер, прости меня, пожалуйста, возможно, я ошибаюсь, но когда ты говоришь такие вещи, мне кажется, что ты собираешься участвовать в расследовании.

– Нет, – ответила я.

Вдалеке послышался невнятный мужской голос. Потом Пэтти сказала Фрэнку:

– Хорошо, я ее спрошу. Но ты сам знаешь, что она ответит.

– Спросишь меня? О чем? – Мне стало любопытно.

– На следующей неделе Фрэнк выступает в пабе «У Джо», – напряженно сказала Пэтти. – Он спрашивает, не хочешь ли ты присоединиться?

– Конечно, хочу. – Меня удивил ее вопрос. – Обожаю это место.

– М-м-м… он имел в виду несколько другое. – Голос Пэтти все еще был напряженным. – Он спрашивает, не хочешь ли ты выступить вместе с ним?

Кусок курочки застрял у меня в горле.

– То есть спеть с ним?

– Нет, показать стриптиз. Конечно, спеть. – Неожиданно в телефоне зазвучал голос Фрэнка:

– Прежде, чем ты скажешь, нет, хорошенько подумай. Я знаю, что ты в последнее время кое-что написала…

– Откуда ты знаешь? – с горячностью спросила я, хотя отлично знала, откуда.

У Пэтти рот открывается гораздо чаще, чем мой. И она, заметьте, не заталкивает в него такое количество батончиков «Дав», как я. Поэтому носит 6-й размер, а не 12-й, грозящий перерасти в 16-й.

– Неважно, откуда, – сказал Фрэнк.

Он всегда был и остается преданным мужем.

– Ты несколько лет не выходила на сцену, Хизер. Тебе нужно снова попробовать.

– Фрэнк, я люблю тебя, и ты это знаешь. Именно поэтому я говорю тебе «нет». Не хочу портить твое выступление.

– Хизер, перестань. Ты сгорела из-за этого паршивца Карграйта. Я имею в виду старшего, а не младшего. Не слушай его. Уверен, у тебя все получится. Я умираю, хочу послушать, что ты там написала. А ребята с удовольствием тебе подыграют. Соглашайся. Там будет клевая тусовка.

– Нет, спасибо, – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрогнул и Фрэнк не почувствовал моей паники. – Видишь ли, мои песни – слишком тяжелый рок для группы Фрэнка Робийярда.

– Что? – Фрэнк не поверил. – Не может быть! Они полюбят тебя. Перестань, Хизер. Когда еще у тебя будет возможность попеть в пабе? Это прекрасная площадка для самого тяжелого рока, который только можно придумать. Представь себе: только ты, стул и микрофон…

К счастью, в этот момент раздался звонок на другой линии.

– Упс… – проговорила я. – Мне нужно ответить, вдруг это Купер.

– Хизер, послушай меня, не…

– Я тебе перезвоню. – Я переключила телефон на другую линию, испытав огромное облегчение. – Алло?

– Хизер? – неуверенно проговорил смутно знакомый голос.

– Она самая, – ответила я также неуверенно.

Не так уж много мужчин мне звонят. Тем более что я стараюсь не давать свой домашний номер направо и налево. Никому. Ведь ник то у меня его и не спрашивает.

– Кто это?

– Это я. – В голосе послышалось удивление. – Твой папа.

 

7

Я секунды три сидела неподвижно, не в силах произнести ни слова.

Потом меня понесло:

– О! Папа! Привет! Прости! Я сразу не узнала твой голос. У меня… У меня сегодня был тяжелый день.

– Я в курсе, – устало ответил папа.

Как тут не устать, вкалывая с 10 до 20 в федеральной тюрьме, куда вас упекли за уклонение от уплаты налогов?

– Это случилось в твоем общежитии? Это там нашли голову девушки?

– Не в общежитии, а в резиденции, – автоматически поправила я. – Да. Вот ужас, правда? – Я судорожно пыталась сообразить, зачем он позвонил.

Сегодня не праздник. Не мой день рождения. Не его день рождения. Точно нет, у него в декабре.

В чем причина? Мой папа не из тех, кто может поднять трубку и позвонить просто так, чтобы поболтать. В особенности сейчас, когда ему разрешено звонить только за счет вызываемого абонента и в строго отведенное для этого время (он отбывает срок в одном из самых «теплых местечек» во Флориде – в федеральной тюрьме «Эглин»).

Минуточку, Этот звонок не из той серии. Никакой оператор не сообщал мне, что звонок за мой счет.

– Пап, – сказала я, – откуда ты звонишь? Ты все еще в «Эглине»?

О чем я? Куда он денется? Если бы его выпустили, я бы наверняка об этом узнала.

Вот только… от кого? Мама с ним не общается с тех пор, как переехала в Буэнос-Айрес с моими деньгами. Впрочем, меня она тоже общением не балует.

– Понимаешь, какая штука, малыш, – проговорил папа, – меня выпустили.

– Правда? – Я прислушалась к себе, пытаясь понять, что я по этому поводу чувствую… ничего.

То есть я, конечно, люблю папу. Но, по правде говоря, я не видела его очень долго, мама никогда не брала меня на свидания с ним. Она сильно злилась на него за то, что он потерял все свои деньги, и ей пришлось работать (в качестве моего агента и продюсера).

А когда я стала достаточно взрослой, да еще после всего, что со мной случилось, у меня уже не было сил ехать во Флориду. Мы с папой никогда не были близки, общались просто из вежливости, а не как родитель с ребенком. Спасибо мамочке.

– Здорово! – сказала я и заглянула в коробку, чтобы посчитать оставшиеся кусочки курицы.

Я решила оставить грудки для Купера, он их очень любит.

– И где ты сейчас?

– Забавно, что ты об этом спросила. Я звоню тебе из кафе на Вашингтон-сквер. Хочешь выйти ко мне и выпить по чашечке кофе?

Такое у меня просто не укладывается в голове. Целыми месяцами со мной не происходит ничего из ряда вон выходящего. Мои дни заполнены прогулками с собакой, работой и просмотром старых серий «Золотых девушек». И вдруг – бац!

В один день в кастрюле на плите обнаруживается голова, мне предлагают спеть в пабе «У Джо» ни с кем иным, как с супер-мега-рок-звездой Фрэнком Робийярдом, мой папа выходит из тюрьмы и просит, чтобы я с ним встретилась.

Почему ничего никогда не случается в разбивочку? Допустим, в один день обнаруживается голова, в другой – Фрэнк просит меня выступить с ним, в третий – звонит папа и сообщает, что он не в тюрьме, а в моем городе.

Но нам не дано выбирать.

Если бы было дано, я бы не стала есть столько курицы перед встречей с папой. Когда я увидела его сидящим в нашей тошниловке – я сумела хорошенько рассмотреть его прежде, чем он меня увидел – у меня свело кишки.

Не так свело, как при виде головы Линдси, тогда я испугалась. Просто вид моего отца сильно меня опечалил.

Может, потому, что он сам выглядел печальным. Печальным и очень худым. Это был уже не тот плечистый игрок в гольф, которого я видела два десятка лет назад вне комнаты свиданий тюрьмы «Эглин», а лишь оболочка от него, тощая, с седыми волосами и еще более седыми усами и бородой.

И все-таки, когда он взглянул в мою сторону и заметил, что я стою в дверях, его лицо изменилось. Не то, чтобы оно выразило радость. Он растянул губы в улыбке, которая ни как не повлияла на его грустные усталые глаза, такие же голубые, как и мои собственные. И точно такие же тревожные.

Что бы вы сказали отцу, отношения с которым у вас были всегда какими-то… несуществующими, даже когда вы жили с ним вместе?

Я сказала:

– Привет, пап, – И села за его столик.

Что я еще могла ему сказать?

– Хизер! – Он наклонился над столом и взял мою руку.

Пальцы по сравнению с моими были теплыми. Я ответила на его рукопожатие и улыбнулась.

– Вот так сюрприз, – проговорила я. – Когда ты вышел?

– На прошлой неделе. Хотел позвонить тебе сразу же, но не был уверен, что ты будешь рада меня видеть.

– Я очень рада тебя видеть, папа. – Я на него зла не держу.

Конечно, с его стороны, не слишком здорово не платить налоги долгие годы. Но ведь он не с моих денег не платил налоги, не так ли? И не своровал их у меня, как мамочка.

– Когда ты сюда приехал? Я имею в виду в наш город?

– Сегодня утром. На автобусе. Прекрасный повод полюбоваться страной. – Подошла официантка, и он посмотрел на меня вопросительно. – Ты ужинала?

– Да, – сказала я. – Я сыта. Но чашка горячего шоколада пришлась бы очень кстати. – Последние слова были адресованы официантке. – Со взбитыми сливками.

Папа заказал куриную лапшу и кофе. Официантка кивнула и удалилась. Она выглядела рассеянной, возможно, волновалась из-за надвигающегося бурана, о котором возвещал из телевизора, висящего над стойкой, ведущий первого канала.

– Итак, – продолжила я, – на автобусе. – Я почему-то никак не могла выбросить из головы Моргана Фримена, едущего навстречу свободе в фильме «Побег из «Шоушенка».

Ничего удивительного, Морган Фримен в этом фильме тоже был заключенным.

– А ты ничего не нарушил? Тебе можно выезжать из Флориды?

– Не беспокойся, малыш, – сказал папа, похлопывая меня по руке. – У меня все под контролем. На этот раз.

– Прекрасно, – ответила я. – Просто здорово.

– Что слышно о маме? – поинтересовался он.

Я заметила, что он старается не смотреть мне в глаза. Он старательно кидал ложку за ложкой сахара в свой кофе.

– С тех пор как она улетела в Буэнос-Айрес, опустошив мой счет? Ни черта больше не слышно.

Папа поджал губы и покачал головой. Он все-таки поднял на меня взгляд.

– Мне очень жаль, Хизер, – сказал он. – Ты даже не представляешь насколько. Твоя мама не была такой. Не понимаю, как это могло произойти.

– Правда? А я-то как раз все прекрасно понимаю, – сказала я.

Официантка принесла суп и мой горячий шоколад.

– Да? – Папа стал уплетать суп так, будто ел впервые за этот день.

Для такого тощего парня, как он, аппетит у него был просто прекрасный.

– И что именно?

– У нее от такого жирного куска просто память отшибло, – заявила я.

– Хизер, – сказал папа, отрываясь от супа, – не говори так. Мама тебя очень любит. Просто она никогда не была сильной женщиной. Я уверен, что забрать твои деньги не ее идея. Я склонен думать, что это Риккардо ее заставил.

Я склонна думать совсем по-другому, но промолчу, потому что не хочу спорить по этому поводу.

– А ты о ней что-нибудь слышал?

– Уже давно – ничего, – ответил папа, открывая одну пачку крекеров, которые подали к супу. – Я это заслужил.

– Не вини себя, папа. – Я почувствовала, что живот снова скрутило.

Только на этот раз сжалось немного выше от желудка. В непосредственной близости от сердца. Видимо, от жалости.

– Она тоже вряд ли бы завоевала титул «Мама года».

Папа покачал головой.

– Бедная Хизер, – сказал он со вздохом. – Когда на не бесах все выбирали себе родителей, ты тянула жребий после дней.

– Не знаю, – сказала я, вдруг почувствовав, что волнуюсь. – По-моему, все хорошо. У меня есть работа, прекрасное жилье и… скоро я стану бакалавром.

Папа удивился и обрадовался.

– Как здорово! В Нью-Йорк-колледже?

Я кивнула.

– Я получила льготы, потому что работаю там. Мне нужно сдать вступительный экзамен по математике, и я начну учиться, но…

– А по какой специальности ты будешь учиться? – заинтересовался папа. – Музыка? Наверняка это будет музыка. Ты всегда была талантливым ребенком.

– Видишь ли, – сказала я, – я буду изучать криминальное право.

Папа был потрясен.

– Боже правый! – сказал он. – Почему? Ты хочешь работать в полиции?

– Не знаю. – Я была слишком смущена, чтобы сказать правду… сказать, что со степенью бакалавра по криминальному праву Купер может взять меня в качестве своего партнера по бизнесу, и мы вместе будем расследовать преступления.

Как Ремингтон и Стил. Или Харт и Харт.

Как грустно, что все мои фантазии выстроены под впечатлением телешоу восьмидесятых годов.

– Ты должна изучать теорию музыки, – твердо сказал папа. – Это поможет тебе в написании песен.

Я вспыхнула. Совсем забыла, что к Рождеству посылала папе диск с записями песен. О чем я тогда думала?

– Я уже стара для карьеры певицы. Ты видел этих девушек на MTV? Я больше не могу косить мини-юбки. У меня целлюлит.

– Не глупи, – успокоился папа. – Ты прекрасно выглядишь. А если стесняешься, носи брюки.

Брюки. Порой папа меня просто убивает.

– Какой стыд, нет, какой грех зарывать богом данный талант в землю!

– Знаешь, я не считаю, что он у меня есть. Я уже пробовала выступать на сцене. По-моему, сейчас самое время попробовать себя в чем-то другом.

– В криминальном праве? – расстроился папа. – В этом твой талант?

– По крайней мере, если я буду этим заниматься, меня не закидают гнилыми помидорами, – заметила я.

– Да кто посмеет! – закричал папа и положил ложку. – Ты поешь, как ангел! Твои песни намного лучше тех, что передают по радио. Помнишь, та девица, которая поет про какие-то бугры или глыбы? Или эта Трейси Трес, на которой женится твой бывший парень в эти выходные, почему она на видео полуголая?

Я постаралась спрятать улыбку.

– Таня Трейс, – поправила я. – Это самый популярный клип на MTV.

– Неважно, – твердо сказал папа. – Все равно – это мусор.

– Кстати, пап. – Я решила сменить тему, пока он не слишком перевозбудился. – Ты пробыл в «Эглине» почти… 20 лет. Что ты собираешься делать на свободе?

– Есть кое-какие задумки. Некоторые кажутся очень перспективными.

– Да? Прекрасно. Ты останешься здесь, в Нью-Йорке?

– Да, – проговорил папа.

Я заметила, что уверенность в его голосе снова исчезла, он опять не смотрел мне в глаза.

Хо-хо.

– Пап, – сказала я, так как у меня в животе появилось совсем новое ощущение.

Это не было ужасом или жалостью. Это был страх.

– Ты позвонил мне только для того, чтобы встретиться и вспомнить старые времена или что-то другое задумал?

– Разумеется, я хотел тебя видеть, – сказал папа чересчур строго. – Ты же моя дочь, в конце концов.

– Прекрасно, – заметила я, – но…

– Почему ты решила, что есть «но»?

– Потому что мне уже не девять лет. Я знаю, что всегда и у всего есть «но».

Он снова положил ложку на стол и глубоко вздохнул.

– Ладно, – сказал он, – «но» действительно есть.

И рассказал мне, в чем оно заключается.

 

8

На следующий день я опоздала на работу на пятнадцать минут. Лично я считаю, что пятнадцать минут не так уж и много. Пятнадцать минут вообще нельзя считать опозданием, особенно, если учесть то, что случилось со мной вчера вечером по милости моего дорогого папочки.

Однако эти же пятнадцать минут могут многое изменить. Пятнадцати минут вполне достаточно для того, чтобы сотрудник службы психологической помощи нашла мой стол и уселась за него.

А когда я, запыхавшись, вбежала в офис, увидела ее там и спросила: «Могу я вам чем-то помочь?» – оказалось, что этих пятнадцати минут было вполне достаточно и для того, чтобы она вполне освоилась, почувствовала себя как дома, и ответила. «О нет, спасибо. Хотя, если вы сбегаете за кофе, то принесите не слишком крепкий и без сахара»

Я удивленно воззрилась на нее. На ней был элегантный серый кашемировый костюм, украшенный – ни больше, ни меньше – жемчугом, и я, в джинсах и свитере грубой вязки, почувствовала себя золушкой. Дамочка даже не надела шапки. Ее каштановые кудрявые волосы были уложены в безупречную прическу. Как ей удалось пройти через парк или, как я его позже обозвала, замерзшую тундру, из своего офиса к нам, не отморозив начисто голову?

Но, оглянувшись и заметив на вешалке (на моих плечиках!) черное шерстяное пальто, я все поняла. Меховые наушники. Ну разумеется!

Хитрая модница.

– Хизер, вот ты где, – сказал Том, выходя из своего кабинета.

Сегодня он выглядел намного лучше, чем вчера. Выспался, вымыл и причесал светлые волосы и даже надел галстук.

К галстуку в качестве аксессуара прилагались светло-розовые брюки, но все равно это был прогресс.

– Знакомься, это доктор Джиллиан Килгор из службы психологической помощи, – продолжил он. – Она здесь, чтобы оказать психологическую поддержку студентам, которые в этом нуждаются после вчерашних событий.

Я улыбнулась доктору Килгор. А что еще я могла сделать? Плюнуть в нее?

– Привет, – сказала я. – Вы заняли мое место.

– О! – Том сделал вид, что только заметил, где обосновалась доктор Килгор. – Все в порядке. Доктор Килгор, это стол Хизер, я приготовил для вас стол нашей лаборантки…

– Мне здесь больше нравится. – Доктор Килгор своим ответом сразила нас обоих (особенно Тома, его лицо стало таким же розовым, как и брюки). – Разумеется, мистер Снеллинг, когда начнут приходить студенты, я буду принимать их у вас в кабинете.

Это было для Тома новостью. Он стоял и блеял, как потерянная овца, не сходя с места, когда в комнату вошла первая жертва Джиллиан Килгор. Марк Шепельски – главный на падающий «Анютиных глазок», рост 196 см. Он проживал у нас в Фишер-холле в самой вожделенной из-за вида на парк комнате 212. Она была расположена на втором этаже, что делало ее обитателей абсолютно независимыми от лифтов, которые обычно были битком набиты или вообще не работали.

– Меня кто-то вызывал? – спросил, точнее, прорычал Марк.

Этот тощий юноша был довольно симпатичным. Но он в подметки не годился бармену, это точно.

И вовсе не потому, что бармен мне нравится. Или когда-то нравился.

– Вы, должно быть… – проговорила доктор Килгор, водружая на нос очки. Как я подозреваю, чтобы произвести впечатление (не сработало!) – Я доктор Килгор из службы психологической помощи, насколько мне известно, вы были близки с Линдси, с Линдси Комбс?

Услышав имя близкого ему человека, Марк не разразился слезами, а наоборот, возмущенно спросил:

– Так я за этим здесь? Я весь вчерашний день проговорил об этом с копами. У меня сегодня вечером игра. Мне нужно тренироваться.

Джиллиан Килгор постаралась его успокоить:

– Я понимаю, Марк, но мы все о тебе беспокоимся. Нам нужно убедиться, что с тобой все в порядке. Ведь Линдси была твоей близкой подругой.

– Конечно, Линдси была горячей девчонкой, но у нас с ней ничего не было, мы просто развлекались вместе, понимаете?

– То есть вы не были с ней близки? – услышала я свой вопрос.

И Том, и Джиллиан Килгор повернулись, чтобы посмотреть на меня, – доктор Килгор с явным раздражением, Том с широко открытыми глазами и взглядом, говорящим: «Ты что, ищешь неприятностей себе на голову?». Но я не обратила на это внимания.

– Близки? – переспросил Марк. – Никогда. Мы просто тусовались вместе. Я уже говорил этому пижону-детективу, что в последний раз видел ее на одной из игр во время перерыва, да и то мельком.

– Давай поговорим об этом, – сказала доктор Килгор, подхватывая Марка под руку и подталкивая к кабинету Тома (который был отделен от офиса, где я сижу, только решеткой).

– Линдси еще с кем-то встречалась? – успела спросить я, прежде чем Марка увели.

Он пожал плечами.

– Да, по-моему. Не знаю. Мне говорили, что она крутит… то есть встречается с парнями с другого факультета.

– Надо же! – стукнула я ладонью по столешнице. – С какого?

Марк непонимающе посмотрел на меня.

– Не знаю.

– Прекрасно. – В кабинете стало жарко, и я сняла куртку. – Детектив Канаван тебя об этом спрашивал?

– Нет, не спрашивал.

– Марк! – Тон Джиллиан Килгор стал таким же ледяным, как и ветер на улице. – Почему бы тебе не войти в кабинет и не…

– Детектив Канаван не спрашивал, были ли вы с Линдси близки? – удивленно переспросила я. – И ты сам не говорил, что не были?

– Нет. – Марк снова пожал плечами.

У него это хорошо получалось.

– Я не думал, что это так важно.

– Марк! – Голос доктора Килгор стал пронзительным. – Пойдем, пожалуйста, со мной.

Марк испуганно поплелся за ней в кабинет Тома. Она изо всех сил захлопнула за собой дверь, успев кинуть на меня убийственный взгляд. После чего сквозь решетку мы услышали ее слова:

– А теперь, Марк, расскажи, что ты сейчас чувствуешь?

Она, что, не заметила решетки? Она думает, мы ее не слышим?

Том расстроенно посмотрел на меня.

– Хизер, что ты творишь? – вздохнул он.

Мы могли не бояться, что Килгор нас подслушает, так громко она кричала.

– Ничего, – ответила я, встала из-за стола и повесила куртку на вешалку по соседству с пальто доктора Килгор. – Здесь действительно жарко, или мне кажется?

– Очень жарко, – сказал Том. – Я выключил батарею, но она все еще горячая. Я серьезно, зачем ты все это затеяла?

– Просто так, – пожала я плечами.

Наверное, это заразно.

– Просто из любопытства, Они открыли столовую?

– Да, к завтраку. Хизер, ты…

– Прекрасно. Ты уже пил кофе?

Том скорчил гримасу и кивнул в сторону кабинета.

– Нет, когда я пришел, она была уже тут.

– Как она сюда вошла?

– Ее впустил Пит, он открыл дверь универсальным ключом. – Том вздохнул. – Ты принесешь мне кофе? С молоком и сахаром?

– Конечно, – улыбнулась я.

– Я говорил тебе, что ты – моя любимая помощница?

– Том, Том, Том.

В столовой было пусто. Ничего удивительного. Находка головы на кухне вполне может отбить аппетит у самых прожорливых едоков. Если не считать нескольких ковыряющих в тарелках студентов, зал пустовал. Я остановилась у стойки, поздороваться с Магдой. Она выглядела неважно. Подводка для глаз уже почти стерлась, помада размазалась.

– Привет, – проговорила я с максимальной теплотой в голосе. – Как ты, Мэг?

Она даже не попыталась улыбнуться.

– Никто из моих маленьких звездочек не придет, – скорбно сказала она. – Они теперь все едят в Вассер-холле – Она произнесла это так, будто ее слова были пропитаны ядом.

Вассер-холл, резиденция, расположенная на противоположной стороне парка, была недавно отремонтирована и перестроена. В ней имелся даже бассейн. Вассер-холл – наш самый главный соперник и конкурент. После того как пресса и студенты стали именовать Фишер-холл «Общагой смерти», я ответила на огромное число звонков от родителей с требованием переселить детей в Вассер-холл. Помощница директора той резиденции решила, что может задирать из-за этого нос.

Но я ей отомстила во время тренинга, который устроили для персонала в зимние каникулы. Когда мы делали упражнение на доверие и она упала спиной мне на руки, я якобы случайно уронила ее на пол.

– Знаешь, – сказала я Магде, чтобы успокоить ее, – это вполне естественно. Они напуганы, но вернутся, как только полиция найдет убийцу.

– Если она вообще найдет убийцу, – мрачно заметила Магда.

– Обязательно найдет, – уверила я и, чтобы подбодрить, добавила: – Угадай, с кем я вчера ужинала?

Магда оживилась.

– С Купером? Он наконец-то предложил тебе встречаться?

Настала моя очередь помрачнеть.

– Ошибаешься. С папой. Его выпустили из тюрьмы. Он здесь, в городе.

– Твой папаша вышел из тюряги? – Пит проходил мимо с пустой чашкой из-под кофе, собираясь вновь наполнить ее. – Не шутишь?

– Не шучу.

– Ну? – Пит забыл про кофе. – О чем вы с ним говорили?

Я пожала плечами. Черт бы побрал этого Марка с его заразными жестами.

– Да так, обо мне, о нем, о маме. Обо всем понемногу.

Магда тоже заинтересовалась. Она наклонилась ко мне и сказала:

– Я как-то читала книгу, там один человек попал в тюрьму и потом, когда вышел, он… Ну, ты понимаешь. Как твой шеф, Том. Ведь ему пришлось так долго обходиться без женщины.

Я подняла брови.

– Я совершенно уверена, что мой папа не гей, – проговорила я, – если ты это имела в виду.

Магда расстроилась.

– Чего он хотел? – спросил Пит.

– Хотел? Ничего.

– Человек выходит из тюрьмы и сразу же приезжает к тебе, – с сомнением произнес Пит, – говорит, что он ни чего от тебя не хочет… и ты ему веришь? С тобой все в порядке?

– Ну… – протянула я. – Ему нужно где-то пожить, пока он не встанет на ноги.

Пит хмыкнул, как будто я сказала ему что-то очень смешное.

– Ну и что? – закричала я. – Он мой отец. Он растил меня первые десять лет моей жизни.

– Совершенно верно, – цинично заметил Пит. – А сейчас ему хочется понежиться в лучах твоей славы и попользоваться твоими деньгами.

– Какими деньгами? – простонала я. – Он прекрасно знает, что его бывшая жена украла все мои деньги.

Пит фыркнул и направился к кофейному автомату.

– Может, он просто хочет восстановить отношения с дочерью, которую давно не видел, – крикнула я ему вслед.

Он засмеялся еще громче.

– Все в порядке, дорогая. – Магда похлопала меня по руке. – Не обращай внимания. По-моему, здорово, что твой папа вернулся.

– Спасибо, – ответила я.

– А что сказал Купер, когда ты сообщила ему, что твой папа переезжает к вам?

– Знаешь, – промямлила я, стараясь не смотреть Магде в глаза, – Купер еще ничего по этому поводу не говорил. Я его еще не спрашивала.

Магда охнула.

– Нет, – поспешила я объяснить, – не думаю, что папа совсем на мели. Я просто еще не видела Купера. Он занят расследованием. Когда я его увижу, сразу же спрошу. Уверена, он согласится. Потому что папа на самом деле хочет измениться.

– Конечно, – сказала Магда.

– Нет, Магда, я совершенно серьезно.

– Я знаю, что серьезно, дорогая, – заверила Магда.

Но глаза ее были грустными. Как у папы, кстати.

Я сказала себе, что это не имеет никакого отношения к моим проблемам. Это имеет отношение к тому, что случилось с Линдси.

Ну, а Пит… Пусть смеется. Что он понимает?

Хотя, учитывая то, что он – вдовец, воспитывающий пятерых детей, он может знать очень многое.

Черт бы его побрал!

Нахмурившись, я подошла к стойке и сунула два куска хлеба в тостер. Потом нажала кнопку кофейного автомата. Налила одну чашку для Тома – со сливками и сахаром – и одну для себя – половину кофе, половину горячего какао с огромной шапкой взбитых сливок. Тостер выплюнул под жаренные ломтики. Я намазала на них сливочный сыр, пристроила сверху бекон и сложила вместе. Вуаля! Отличный завтрак!

Бросив бутерброд на тарелку и поставив тарелку на поднос, я уже собралась уходить, но краем глаза заметила в углу что-то бело-золотое. Я повернула голову и увидела Кимберли Ваткинс, члена группы поддержки «Анютиных глазок», при полном параде по случаю сегодняшней игры. Она сидела за столом, уткнувшись взглядом в большущий учебник, рядом с книгой стояла тарелка с омлетом из яичного белка.

Прежде чем подумать, что делаю, я поставила поднос на ее столик и сказала:

– Привет, Кимберли.

 

9

– М-м-м, – промямлила Кимберли и с подозрением взглянула на меня, не понимая, кто я такая и почему вдруг села напротив. – Привет.

– Я – Хизер, помощница директора резиденции.

– О! – Выражение подозрения сменилось узнаванием с некоторой долей доброжелательности.

Теперь, когда она поняла, что я не собираюсь делать то, в чем она меня подозревала… бить ее или обращать в свою веру, она расслабилась.

– Доброе утро.

– Кимберли, мне просто захотелось узнать, как у тебя дела. Ну, ты меня понимаешь, после всего, что случилось с Линдси. Я знаю, что вы с ней дружили.

На самом деле я этого не знала. Просто решила, что две девушки, состоящие в одной команде поддержки, не могут не быть друзьями. Правильно?

– О, – сказала Кимберли уже другим тоном, и ее улыбка, сияющая после применения отбеливающих порошков, погасла. – Понимаю. Это так ужасно. Бедная Линдси. Я… я даже не могу думать об этом. Всю ночь проплакала.

Для девушки, проплакавшей всю ночь, Кимберли выглядела просто прекрасно. Она явно ездила на каникулах куда-то в жаркие страны, потому что ее ноги покрывал золотистый ровный загар. Ее не волновали холод на улице и снежный буран, грозивший, по сообщениям первого канала, обрушиться на наши головы в любой момент, но по какой-то прихоти вдруг свернувший в Вашингтон.

А еще ей совершенно очевидно было до лампочки, что она завтракает там, где всего сутки назад найдена отрубленная голова ее подруги.

– Конечно, – сказала я, – ты страшно расстроена.

Она скрестила длинные как у жеребенка ноги под столом и стала накручивать на палец прядь длинных, темных и, разумеется, распрямленных феном волос.

– Я в шоке. Линдси была мне почти лучшим другом. После Шерил Хебиг, конечно. Но Шерил уже больше не нравится с нами тусоваться, она проводит все свободное время с Джеффом. С Джеффом Тернером. – Кимберли выразительно посмотрела на меня. – Вы наверняка его знаете. Он живет с Марком в 212 комнате.

– Спрашиваешь! Конечно, знаю. Я знаю всех членов баскетбольной команды. Их частенько вызывают на ковер из-за попоек, которые они с завидной регулярностью устраивают. В Фишер-холле употреблять спиртные напитки запрещено.

– Так вот, эти двое ведут себя почти как женатики. Они больше не ходят на вечеринки.

Так-так, Шерил переехала в комнату Линдси и, скорее всего, к ней никого не подселят. Этих двоих теперь и бульдозером не растащишь…

Позвольте. Это не повод кого-либо убивать.

– Значит, после Шерил Линдси была твоей лучшей подругой, – сказала я. – Это ужасно – потерять близкого. Без обид, но я удивлена, что ты можешь завтракать в таком месте.

Вспомнив о еде, Кимберли сунула в рот большой кусок омлета.

Я, глядя на нее, откусила кусочек бутерброда с беконом и сливочным сыром. М-м-м. Сказка!

– Я вообще-то не верю в привидения, – ответила Кимберли. – Умерла, так умерла.

– Очень практично с твоей стороны, – проговорила я, сделав глоток смеси какао с кофе.

– Видишь ли, – заметила Кимберли, пожав плечами, – моя специальность – мерчендайзинг модной одежды. – Она показала на устрашающей толщины учебник, лежащий перед ней на столе.

«Введение в бухгалтерский учет».

– Вот это да! – оценила я. – Раз ты так хорошо знала Линдси, может, знаешь, был ли у кого-нибудь зуб на нее? Может, кто-то захотел убрать ее со своего пути? Так сильно, что смог убить?

Кимберли намотала еще одну прядь черных волос на другой палец и медленно проговорила:

– Линдси многие ненавидели. Завидовали. Я даже рас сказала полицейскому, который вчера приходил, о ее соседке по комнате Энн.

– Энн ненавидела Линдси?

– Может, не ненавидела, но они точно не ладили между собой. Вот почему Линдси так радовалась, когда Энн согласилась поменяться комнатами с Шерил. Хоть Шерил с нами больше и не тусуется, Линдси было бы спокойнее, не пришлось волноваться из-за всех идиотских шуточек, которые устраивала ей Энн.

– Каких, например? – спросила я, откусив еще один кусок бутерброда.

– Так, разные глупости вроде стирания надписей, оставленных для Линдси на доске у двери. А еще она подрисовывала рожки на фотографиях Линдси. Регулярно брала у Линдси тампоны и никогда не покупала новых упаковок взамен.

– Выходит, Линдси и Энн не могли ужиться вместе. И все-таки ты не считаешь, что Энн могла убить ее, да? Действительно, зачем? Она ведь знала, что переезжает, так?

Уверена, что детектив Канаван ухватился за версию «одинокой светловолосой особы женского пола». Ошибочка.

– А как насчет парней?

Такой прыжок с темы на тему явно был не под силу нежным мозгам Кимберли. Она изогнула изящную бровь и спросила:

– Что?

– Линдси с кем-то встречалась? Я в курсе, что у них что-то было с Марком Шепельски.

– О! – Кимберли закатила глаза. – Марк. Но они с Линдси давно расстались. Марк ведь еще совсем зеленый. Он с Джеффом, ну, ты знаешь, с приятелем Шерил, только и дела ли, что пили пиво и смотрели по телевизору спорт. Они ни когда не приглашали Шерил и Линдси в клубы или куда-нибудь еще. Шерил не возражала, а вот Линдси… ей хотелось чего-то более захватывающего, более, я бы сказала, возбуждающего.

– Поэтому она нашла себе кого-то другого?

Кимберли удивилась, и я поспешила объяснить:

– Марк заходил сегодня к нам в офис и упомянул какого-то парня с другого факультета.

– Значит, Марк так его обозвал? – чувствовалось, что Кимберли не очень-то благоволит к Марку. – Парень с другого факультета? Он не упомянул, что это – Винер?

– Кто? – не поняла я.

– Винер. В-И-Н-Е-Р. Ты его знаешь. – Я недоуменно уставилась на нее.

От досады она встряхнула головой.

– Господи, как ты можешь его не знать? Даг Винер. Семейство Винер. Строительная компания «Винер». Спорт-комплекс «Винер» у нас в колледже.

Наконец-то я поняла, о ком она. В этом городе нельзя пройти мимо строящегося здания и не увидеть надписи «Винер» на боку любого бульдозера, любой катушки с кабелем или на строительных лесах. В Нью-Йорке без Винеров не строится ни одно здание.

У Винеров полно денег. Пусть они не Кеннеди и не Рокфеллеры, но, в глазах члена команды поддержки Нью-Йорк-колледжа, Винеры – богачи из богачей. Кроме всего прочего, они пожертвовали колледжу огромную сумму, которой хватило на постройку спортивного комплекса.

– Даг Винер, – повторила я. – Он… обеспеченный юноша?

– Более чем, – с придыханием сказала Кимберли.

– Понятно. Даг и Линдси были… близки?

– Они не были помолвлены, – проговорила Кимберли. – Но Линдси думала, что Даг подарит ей на день рождения теннисный браслет. С бриллиантами. Она видела этот браслет у него в шкафу. – Кимберли, словно осознав, наконец, что Линдси убита, сникла. – По-моему, Дагу теперь придется вернуть браслет обратно в магазин, – добавила она печально. – Ее день рождения на следующей неделе Господи, как это грустно!

Я согласилась с ней. Очень печально, что Линдси не дожила до своего дня рождения и не получила бриллиантового теннисного браслета в подарок. Я спросила, не было ли между Линдси и Дагом каких-либо разногласий (не было), где живет Даг (в особняке «Тау-Фи-Эпсилон»), и когда Даг и Линдси встречались в последний раз (в прошлые выходные).

Хотя Кимберли утверждала, что они с Линдси были лучшими подругами, очень скоро стало ясно – они не были так уж близки. Либо жизнь Линдси вообще была лишена каких-либо событий, либо Кимберли оказалась неспособной вспомнить что-нибудь еще, произошедшее с подругой на прошлой неделе. Ничего, что помогло бы мне понять, кто ее убил.

Да и зачем мне это нужно? Я не участвую в расследовании гибели Линдси. Вовсе нет. Я просто задаю кое-какие вопросы о ней. Вот и все. В конце концов, может же человек просто задавать вопросы о преступлении, не участвуя в его расследовании? Правильно?

Так я говорила себе, возвращаясь в офис со стаканом кофе для Тома (мне пришлось налить ему еще один стакан, так как первый успел остыть, пока я разговаривала с Кимберли). Я не слишком удивилась, когда увидела, что у нашей помощницы Сары, уже пришедшей на работу, кислое выражение лица. Именно такое оно у Сары чаще всего.

Только сегодня ее дурное настроение оказалось заразным. Они оба: и Сара, и Том сидели, уткнувшись в бумаги за своими столами. Хотя, вообще-то, Том расположился за моим столом.

– Ты – моя спасительница, – проговорил Том, когда я поставила перед ним кофе. – Почему так долго?

– Видишь ли, – сказала я, опускаясь в кресло, – мне опять пришлось утешать Магду. – Я кивнула в сторону все еще закрытой двери его кабинета.

За решеткой слышались чьи-то приглушенные голоса.

– Она все еще мучает Марка?

– Нет, – с отвращением ответила Сара. – Теперь там Шерил Хебиг.

– А с тобой что случилось?

– Ясно что, – кисло протянул Том, видя, что Сара еще глубже устроилась в кресле и не проявляла никакого желания отвечать. – Доктор Килгор преподает у Сары. Саре она не нравится.

– Она – фрейдистка! – взорвалась Сара, не слишком беспокоясь о том, что ее могут услышать. – Она верит во все эти бредни насчет того, что все женщины влюблены в своих отцов и в глубине души хотят иметь пенис!

– В прошлом семестре доктор Килгор поставила Саре трояк за одну из работ, – сообщил Том с едва заметной ухмылкой.

– Она – антифеминистка, – заявила Сара. – Я ходила жаловаться да нее к декану. Бесполезно. Декан тоже одна из них. – Под «ними», видимо, подразумевались фрейдисты. – Эго заговор какой-то. Я совершенно серьезно намерена написать об этом письмо в «Альманах высшей школы».

– Если уж присутствие доктора Килгор такое тяжкое испытание для Сары, – заметил Том с ухмылкой, – пусть она отнесет ваучеры в бюджетный отдел…

– Ты что, на улице пять градусов мороза! – завопила Сара.

– Я сама схожу, – легко согласилась я.

Том и Сара недоверчиво переглянулись.

– Серьезно. – Я поставила стакан и встала, чтобы взять куртку. – Все равно не смогу работать, пока ты занимаешь мой стол, Том. Заодно подышу свежим воздухом.

– Там же пять градусов мороза! – снова завопила Сара.

– Ну и что? – спросила я, наматывая шарф вокруг шеи. – Я быстренько.

Я сгребла ваучеры со стола и вышла. Увидев меня в вестибюле, Пит рассмеялся. Вовсе не потому, что я была одета как капуста, просто вспомнил, что я сказала о папе.

Ну и что? Разве он не может просто хотеть наладить отношения с дочерью, которую давно не видел?

Вот уж действительно, с такими друзьями, как Пит, и враги не нужны.

Не обращая на него внимания, я вышла на улицу, и чуть было не вернулась обратно. Температура стала еще ниже, чем час назад, когда я шла на работу. От холода у меня перехватило дыхание.

Я быстро взяла себя в руки. Обратной дороги нет.

Опустив голову, я припустила через парк прямо в противоположную от бюджетного отдела сторону, не обращая внимания на призывы «Травка – травка» от коллег Реджи.

Кто-то окликнул меня, но я даже не повернула головы. Уши были плотно прикрыты вязаной шапочкой, и я решила, что мне послышалось. Кто-то подхватил меня под руку, и я повернулась, надеясь увидеть Реджи с золотозубой улыбкой. Теперь мое дыхание перехватило вовсе не от ветра, просто я увидела Купера Картрайта.

– Ой! – прошептала я удивленно.

Он был укутан точно так же, как и я. В это морозное утро мы были единственными живыми существами в парке (глупыми или неприкаянными – неважно), не считая белок и торговцев наркотиками.

– Купер! – Мои замерзшие губы едва двигались. – Что ты здесь делаешь?

– Мне нужно было встретиться с тобой, – сказал Купер.

Он немного запыхался. Наверное, бежал, чтобы меня догнать. Бежал. В такую погоду. В этой одежде. Я бы на его месте уже превратилась в желатиновую капсулу. Но это Купер – он просто чуть чаще дышал.

– Сара и Том сказали, что ты пошла в бюджетный отдел. – Он показал большим пальцем себе за спину. – Но это в другой стороне!

– О, – проговорила я, лихорадочно соображая, – я просто хотела убить двух зайцев и поговорить кое о чем с одним парнем. Почему ты меня искал? Что-то случилось?

Пожалуйста, молилась я. Не дай ему заговорить со мной о папе, пока у меня самой не будет желания об этом поговорить…

– Так вот, – начал Купер.

Сегодня утром он опять не побрился. Его черная щетина даже на вид казалась колючей.

– Насчет моего брата. Почему он оставил мне сообщение и сказал, что хочет поговорить со мной о тебе? Что он имел в виду?

– О! – У меня слегка закружилась голова от облегчения.

Или от чрезмерного количества взбитых сливок.

– Он хочет, чтобы я пришла к нему па свадьбу и показала, что не держу на него зла.

– Особенно, фотографам из «Пипл» – закончил за меня Купер. – Теперь понятно. Я должен был сам догадаться, что ничего важного он сказать не может. И еще… – Его ледяной взгляд сфокусировался на мне как лазер. – О чем ты хотела поговорить с тем парнем, к которому идешь?

Черт! Как ему удается обо все догадываться? Всегда!

– Вообще-то, – медленно начала я, – выяснилось, что Линдси перед смертью встречалась с новым парнем. Это Винер.

– Кто?

– Ты должен знать, – Я произнесла это имя по буквам. – Строительная компания «Винер».

Его обрамленные темными ресницами глаза сузились.

– Хизер, мне почему-то кажется, что ты хочешь ввязаться в расследование убийства девушки.

– Так оно и есть, – сказала я и выставила вперед обе руки прежде, чем он начал свою тираду. – Купер, подумай сам! Строительная компания «Винер»! Спортивный комплекс «Винер». У них наверняка есть ключи от всех зданий в этом городе! Даг вполне мог иметь доступ в столовую.

– Его кто-то видел той ночью? – спросил Купер.

Черт! Он знает служащих Фишер-холла лучше, чем я.

– Нет. Но туда можно» проникнуть тысячью способами. Разносчики китайской кухни постоянно это делают, чтобы подсунуть меню под двери студенческих комнат.

– Нет, – отрезал Купер и резко мотнул головой.

– Послушай меня, Купер, – не сдавалась я, зная, что это бесполезно. – Детектив Канаван еще не задал ни одного правильного вопроса. Он не знает, как получить информацию от наших ребят. А я знаю. Клянусь, это все, чем я занимаюсь. Я просто собираю информацию, которую потом передам ему в полном объеме.

– Ты и вправду думаешь, что я такой доверчивый, Хизер?

Он посмотрел на меня сверху вниз. Ветер яростно бил в лицо, щипал глаза, а Куперу хоть бы что. Его защищала густая щетина.

– Знаешь, очень неприятно работать в таком месте, которое люди обозвали «Общагой смерти», – сказала я. – Том только что устроился к нам работать и уже хочет уходить. Сара стала совершенно невыносимой. Мне хочется, чтобы Фишер-холл снова стал приятным для работы местом. Я просто делаю свое дело.

– Журить детей за то, что вместо шампуня они наливают соседям по комнате жидкость для снятия лака, – припомнил Купер самую распространенную в колледже каверзу, – и искать того, кто сварил в кастрюле голову лидера команды поддержки – разные вещи. И только одна из них имеет отношение к твоей работе. Другая – нет.

– Я хотела только поговорить с сыном Винеров. Что страшного в простом разговоре?

Купер продолжал смотреть на меня сверху вниз, ветер протяжно завывал.

– Пожалуйста, не делай этого, – сказал он так тихо, что я вообще была не уверена, что он это сказал.

Только увидела, как шевельнулись его губы. Его необычно пухлые губы, к которым так хочется прижаться…

– Ты можешь пойти со мной, – осенило меня. – Пошли, и сам увидишь. Я только поговорю. Не буду ничего расследовать. Даже не думай.

– Пропащая душа, – проговорил Купер не без отвращения. – Знаешь, Хизер, Сара права. У тебя нечто вроде комплекса Супермена.

– Мы только туда и обратно, – не сдавалась я. – Пошли?

– У меня есть выбор? – поинтересовался Купер.

Я подумала и ответила:

– Нет.

 

10

Вейверли-холл или в простонародье «Братская тусовка» – это огромное здание с арочным входом в каменной стене, огораживающей внутренний дворик от улицы на противоположном конце парка Вашингтон-сквер. По своей архитектуре (явно парижской) Вейверли-холл сильно выделялся среди остальных зданий, выходящих на площадь. Возможно, именно поэтому попечительский совет решил разместить в нем мужские студенческие братства (женские, которых было значительно меньше, размещались в более современном здании на 3-й авеню).

Я (кто бы сомневался) никогда не изучала греческий язык и поэтому не могла понять надписей на входной двери.

Разобрала только «Тау-Фи-Эпсилон». Эта надпись была сделана большими английскими буквами, а не греческими, как остальные. В отличие от ухоженной площадки перед Фишер-холлом, двор Вейверли-холла был замусорен огромным количеством пустых банок из-под пива. Стоящие перед входом вазоны с кустарником были украшены не рождественскими гирляндами, а женским бельем – самых разных фасонов и цветов: от черных кружевных поясов и белых трусиков и лифчиков от Келвина Кляйна до едва заметных стрингов.

– Надо же, – проговорила я, – просто какая-то свалка хорошего женского белья.

Купер по-прежнему был мрачнее тучи и даже не попытался выдавить из себя улыбку на мою попытку пошутить. Он придержал дверь и пропустил меня вперед.

В помещении было жарко. Мы вошли в довольно чистый вестибюль. Нас встретил седой пожилой охранник из службы безопасности колледжа, чье лицо, испещренное огромным количеством лопнувших капилляров, явно свидетельствовало, что хозяин в свободное от работы время (хотелось бы верить!) сильно увлекается виски. Когда я пока зала пропуск и сообщила, что мы пришли побеседовать с Дагом Винером из «Тау-Фи-Эпсилон», он даже не потрудился узнать, на месте ли Даг. Просто махнул рукой в сторону лифта. Проходя мимо его стола, я поняла почему. Он был очень занят просмотром сериала по одному из мониторов на столе.

Я стояла рядом с Купером в тесной кабинке лифта и молчала до самого пятого этажа. Двери открылись, и мы увидели длинный грязноватый коридор, на стене трехметровыми розовыми буквами было написано: «Толстухи, вон отсюда!»

Я уставилась на надпись, варварски испортившую стены и двери. Администрации «Тау-Фи-Эпсилон» придется требовать в конце года возмещения ущерба.

– Впечатляет, – сказала я, не отрывая взгляда от стены.

– Именно поэтому, – взорвался Купер, – я считаю, что тебе не следует принимать участия в расследовании.

– Потому что я – толстуха? – уточнила я, задетая за живое.

Купер стал еще мрачнее, хотя мне казалось, что дальше уже некуда.

– Нет, – сказал он. – Потому что эти парни, они… как животные.

– Животные, которые запросто могут отрубить голову лидера группы поддержки и сварить ее в кастрюле?

Он онемел от возмущения, и я постучала в ближайшую от лифта дверь с табличкой «Тау-Фи-Эпсилон».

Дверь распахнулась. На пороге стояла темноволосая женщина в униформе горничной – слава богу, не в той, что продается в секс-шопах на Бликер-стрит, а в нормальной, с длинными рукавами и юбкой ниже колена.

– Да? – сказала она с сильным испанским акцентом, еще более выраженным, чем у Сальмы Хаек.

Я показала ей пропуск.

– Привет. Я Хизер Уэллс, а это – мой друг Купер Картрайт. Я работаю в отделе размещения. Мне бы хотелось…

– Проходите, – равнодушно буркнула женщина, отступила в сторону и закрыла за нами дверь.

Мы оказались в просторном, хорошо освещенном холле в старинном стиле, с высокими потолками, причудливыми молдингами и паркетным полом.

– Они там. – Женщина кивнула на двустворчатую дверь справа.

– Видите ли, мы ищем одного человека, – сказала я. – Дага Винера. Не могли бы вы показать нам его комнату.

– Послушайте, – проговорила женщина без тени раздражения, – я здесь просто убираю. Откуда мне знать их по именам?

– Извините, что отвлекли вас, – вежливо сказал Купер и, подхватив меня под руку, потянул к двери.

Он еще что-то пробормотал, но я не разобрала… возможно, от того, что сердце заколотилось так громко, что заглушало все другие звуки.

Даже сквозь семь слоев одежды прикосновение Купера возбуждало меня до предела.

Ну что поделаешь… Сама знаю, что очень сентиментальна.

Громко постучав по стеклянной вставке двери, Купер крикнул:

– Всем привет!

Его голос среди сумасшедшего гвалта был едва различим. Купер посмотрел на меня, я пожала плечами. Он толкнул дверь. Сквозь густой серый дым марихуаны я различила лишь зеленое сукно бильярдного стола и огромный экран телевизора в дальнем углу. Комната освещалась панорамными окнами с видом на серые окрестности, теплым светом бра и ламп из закаленного стекла, свисающих над бильярдным столом. В дальнем конце комнаты шла оживленная игра в настольный хоккей, а слева от меня кто-то открыл холодильник и достал банку пива.

Мне на мгновение показалось, что мы с Купером умерли в сорвавшемся в шахту старом лифте и оказались по ошибке в раю для юношей.

– Привет, – проговорил светловолосый юноша, нагнувшийся над бильярдным столом, чтобы выполнить особенно сложный удар.

У него в губах была зажата сигарета с марихуаной. Невероятно, но он был одет в красный сатиновый смокинг и джинсы.

– Целюсь.

Он отвел назад кий и ударил, звук столкнувшихся шаров был немедленно заглушён воплями футбольных болельщиков, приветствующих своего любимого игрока. Юноша выпрямился и, вытащив изо рта косяк, стал рассматривать нас с Купером сквозь длинную челку.

– Могу я вам чем-то помочь? – поинтересовался он.

Я с вожделением смотрела на банку пива, которую высосал этот юнец, пока ждал нашего ответа. Взгляд, украдкой брошенный на меня Купером, сказал мне, что он тоже помнит времена, когда мог себе позволить выпить банку пива перед обедом. Я поняла это, хотя сама никогда так не жила и никогда не училась в колледже.

– Хм… – начала я. – Нам нужен Даг Винер. Он здесь?

Юнец рассмеялся.

– Эй, Брэд, – бросил он через плечо. – Этот поросеночек хочет узнать, Даг здесь?

Брэд, сидевший за настольным хоккеем сморщил нос.

– Если бы его не было, кто бы нам доставал эти сладкие косячки?

Он поднял бутылку с пивом, как Гамлет в одноименной пьесе поднял череп и сказал, что узнал его.

– Конечно, Дагстер здесь. Он, как всегда, везде.

Купер уставился в экран телевизора, будто не заметив, что меня обозвали поросеночком.

Поскольку мой партнер, видимо, впал в транс, я поняла, что именно мне придется повернуть разговор в более удобное для нас русло.

– Что ж, – сказала я, – не могли бы вы мне сообщить, где именно я могу найти Винера?

Один из парней перед телевизором вдруг резко повернулся и вскочил.

– Крис, Скотт, это коп!

В одну секунду все косячки и бутылки пива словно испарились, исчезнув под диванными подушками.

– Копы! – Юнец у бильярдного стола с отвращением бросил косяк на пол. – Может, вы, ребята, представитесь? Вы не можете предъявить мне никаких обвинений.

– Мы не копы, – сказана я, выставив перед собой обе руки в перчатках. – Расслабьтесь, мы просто ищем Дага.

Скотт презрительно ухмыльнулся.

– Да? Так вы, стало быть, покупаете? В таком прикиде не продают.

Комната огласилась одобрительным мычанием. Я посмотрела на свои джинсы, потом исподтишка на расстегнутую куртку Купера, под которой виднелся толстый свитер с северным оленем, перепрыгивающим геометрический рисунок с преобладанием розового цвета. По чистой случайности я знала, что свитер Куперу подарила на Рождество двоюродная бабушка. Купера любили престарелые родственники.

– Хм, – промычала я, лихорадочно соображая, – да, вы правы.

Скот закатил глаза.

– В коридоре первая дверь налево. И не забудьте постучать, ладно? Обычно Даг бывает не один.

Я кивнула. Мы с Купером вышли в коридор украшенный надписью «Толстухи, вон отсюда» Горничной уже не было. Купер выглядел так, будто его ударили.

– Ты почувствовала запах?

– Да. Почему-то мне кажется, что они пользуются услугами поставщика получше, чем Реджи.

– Разве отдел размещения не обязан это пресекать? – поинтересовался Купер. – У них нет дежурного по этажу?

– Только практикант, как Сара. Но он один на все здание, а не на каждый этаж. Он не может быть сразу во всех местам.

– В особенности, – проговорил Купер, слегка задыхаясь, – если «Тау-Фи-Эпсилон» платит ему за отсутствие.

Не знаю, почему он так решил, но я могла поклясться, что он прав. Дежурные – это студенты, нуждающиеся в деньгах.

На первой двери слева красовалось огромное, в натуральную величину изображение Брук Берк в бикини. Я вежливо постучала по ее левой груди и услышала в ответ приглушенное «Что?» Тогда я повернула ручку и вошла.

В комнате Дага Винера было темно, но в уличном сером свете, проникающем сквозь незашторенные окна, виднелась огромная водяная кровать, на которой среди гор пивных ба нок растянулись две фигуры. Преобладающей декоративной темой этой комнаты было пиво – повсюду баррикады из бутылок, банок и ящиков. На стенах – постеры с пивной рекламой. Я, любящая пиво почти так же, как и живущий здесь человек, даже немного больше, чувствовала неловкость за Дага. Одно дело – пить пиво, но украшать им комнату – со всем другое.

– Хм, Даг? – спросила я. – Прости, что разбудили, но нам нужно с тобой поговорить.

Одна из фигур на кровати заерзала, и сонный мужской голос спросил:

– Сколько времени?

Я посмотрела на часы Купера – своих у меня не было. Он включил подсветку.

– Одиннадцать.

– Дерьмо! – Даг потянулся и, похоже, впервые заметил, что у него в кровати находится кто-то еще. – Дерьмо, – повторил он совсем другим тоном и толкнул своего партнера слишком, на мой взгляд, грубо.

– Эй, ты! Вставай.

Что-то мяукнув, девушка попыталась откатиться от него подальше, но Даг продолжал ее расталкивать. В конце концов, она села и заморгала сильно накрашенными ресницами, прикрывая грудь темно-бордовой простыней.

– Где я? – осведомилась она.

– Ксанаду, – сказал Даг, – пошла отсюда вон.

Девушка посмотрела на него и поинтересовалась:

– Кто ты?

– Граф Хокула, – ответил Даг. – Собирай свои шмотки и убирайся. Ванная там. И не бросай свои женские штучки в унитаз, а то он засорится.

Уже в дверях девушка посмотрела на меня и Купера и спросила:

– Кто они?

– Откуда, черт возьми, мне знать? – огрызнулся Даг. – Пошла отсюда. У меня дел полно.

– Хорошо, мистер полные штанишки. – Девушка выскочила из кровати и, одарив нас прекрасным видом ягодиц в форме сердечка, втиснутых в тоненькие трусики, глупо улыбнулась Куперу, когда проходила мимо в ванную, а потом, посмотрев на меня, сузила глаза.

И тебе того же, сестра.

– Кто вы, черт побери, такие? – Даг приподнялся и я раз глядела, что он сложен, как борец в легком весе – маленький, но мускулистый и крепкий.

По странной моде, принятой в последнее время в Нью-Йорк-колледже, его голова была обрита с боков, а по центру оставлен белый, торчащий хохолок. На шее висел медальон со святым Христофором и что-то еще.

– Привет, Даг, – проговорила я и сама удивилась, что мой голос дрожит от злости.

Мне очень не понравилось, как Даг обошелся с девушкой, но я рассчитывала, что смогу это скрыть. Плевать.

– Я Хизер Уэллс, а это Купер Картрайт. Мы хотим задать тебе несколько вопросов.

Даг пошарил по прикроватному столику в поисках сигарет. Наконец, непослушные пальцы сомкнулись вокруг пачки «Мальборо».

Купер сделал два решительных шага, схватил его за запястье и крепко сжал. Юнец завопил и обратил свои злые бледно-голубые глазки на здорового детину.

– Что ты творишь, козел? – завопил он дурным голосом.

– Курение вредит развитию твоего молодого организма, – проговорил Купер, взял сигареты и сунул их в карман, не отпуская руку Дага и сжимая ее все сильнее. – Ты когда-нибудь видел на фотографии легкие курильщика?

– Да кто ты такой, козел?

Собравшись сказать что-то умное, типа «Это твой самый страшный ночной кошмар», я посмотрела на Купера и осознала, кто мы на самом деле есть. Я – помощница директора резиденции, не набравшая проходной балл, он – частный детектив в свитере с оленем, и мы никогда в жизни не были членами никаких братств.

Но Купер может напугать одними своими размерами, что он и сделал, нависнув над кроватью юнца, как скала.

– Кем мы себя считаем – изваяло, – сказал Купер очень зло.

Наверное, ему тоже не понравилось обращение с девушкой.

– Видишь ли, я – детектив, и мне бы хотелось задать тебе несколько вопросов по поводу твоих отношений с Линдси Комбс.

Даг заволновался и чуть не сорвался на крик:

– Папин адвокат сказал, чтобы я ничего не говорил копам.

– Прекрасно, – заметил Купер и присел на водяной матрас. – Только это не совсем правильно, Дуглас. Если ты будешь молчать, копы могут арестовать тебя за нарушение закона. Мне кажется, ни твоему папе, ни его адвокату это не понравится.

Браво, Купер. Напугал мальчишку, даже не соврав ему! Он действительно детектив… и копы могут арестовать Дага за нарушение закона. Вот только Купер не полицейский и не может никого арестовать.

Заметив, что агрессия на лице юноши сменилась страхом, Купер отпустил его руку, выпрямился и скрестил руки на груди. Выглядел он все равно устрашающе, как будто вполне мог сломать мальчишке руку, если тот его спровоцирует.

Даг потер запястье и с обидой посмотрел на своего мучителя.

– Ты не должен был этого делать, парень, – заныл он. – Это моя комната, я могу курить здесь, когда захочу.

– Вообще-то, – сказал Купер с той обманчивой любезностью, которая, насколько я знаю, заставляет его самых не сговорчивых клиентов почувствовать, что детектив на их стороне, – эта комната принадлежит братству «Тау-Фи-Эпсилон», Дуглас, а не тебе. И я уверен, что «Тау-Фи-Эпсилон» будет крайне интересно узнать, что один из его членов занимается весьма выгодным, хотя и не совсем законным бизнесом на принадлежащей ему территории.

– Что? – У Дага отвисла челюсть.

Теперь даже в сером свете было видно, что подбородок юноши покрыт угрями.

– О чем ты, парень?

Купер хмыкнул.

– Хорошо, давай сейчас не будем об этом. Сколько тебе лет, Дуглас? Скажи мне правду, сынок.

К моему удивлению юнец не сказал: «Я тебе не сынок», как я бы на его месте. Вместо этого он выставил свой прыщавый подбородок и ответил:

– Двадцать.

– Двадцать, – повторил Купер, пристально разглядывая комнату. – И все это пивное богатство – твое?

Даг не был таким глупым, как казался. Его лицо помрачнело от подозрений, и он соврал:

– Нет.

– Нет? – вроде бы удивился Купер. – Прости, пожалуйста. Наверное, это твои собратья, те, которым уже исполнился двадцать один год, выпили все это пиво и в шутку оставили посуду в твоей комнате? Извини, Хизер, но мне кажется, что в Нью-Йорк-колледже запрещено пить? – спросил меня Купер, хотя прекрасно знал ответ.

– Конечно, запрещено, Купер, – ответила я, поддержав его игру. – И, несмотря на это, комната молодого человека завалена банками из-под пива. Знаешь, что, Купер?

– Нет, Хизер, что?

– По-моему, в «Тау-Фи-Эпсилон» нарушают сухой закон, установленный в коллеже. По-моему, Студенческому союзу будет очень интересно узнать про вашу комнату, мистер Винер.

Даг приподнялся на локтях, его безволосая грудь вдруг заходила ходуном.

– Я не убивал ее, правда. Это все, что я могу сказать. Перестаньте меня мучить.

 

11

Мы с Купером обменялись изумленными взглядами. Наше удивление не было притворным.

– Разве здесь кто-то обвиняет тебя в убийстве, Дуглас? – Купер развел руками.

– Действительно, – я замотала головой. – Мы лишь обвинили твое братство в том, что оно потворствует употреблению алкоголя несовершеннолетними.

Даг нахмурился.

– Давайте оставим мое братство в покое, ладно?

– Мы могли бы рассмотреть такую возможность, – сказал Купер, задумчиво почесывая заросший щетиной подбородок, – если бы ты был откровенен и поделился информацией, которая интересует мою спутницу.

Винер покосился на меня.

– Ладно, – кивнул он, откинулся на подушки и сцепил руки за головой, продемонстрировав пуки светлых волос под мышками.

Фу!

– Что вы хотели узнать?

Я спросила:

– Мне бы хотелось знать, как долго ты встречался с Линдси Комбс?

– Встречался. – Даг ухмыльнулся. – Ну, да. Встречался. Сейчас вспомню. Она пришла на одну вечеринку в сентябре. Там я ее и увидел. Она была с девушкой Джеффа Тернера. Шерил, кажется.

– Джефф тоже член «Тау-Фи»?

– Он очень хочет вступить. Он получил наследство, так что, вполне вероятно, мы его примем, если он пройдет инициацию. Так вот, она показалась мне симпатичной. Линдси, то есть. Я предложил ей выпить. – Даг виновато взглянул на Купера. – Я же не знал, что ей нет еще двадцати одного. А дальше все пошло-покатилось.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Сами знаете. – Даг пожал плечами и перевел взгляд на Купера.

В манере говорить, во взгляде было столько наглости и самодовольства, что мне захотелось схватить его, сунуть головой в воду и подождать, пока он захлебнется.

Нет. Я бы такого никогда не сделала. Потому что меня бы, скорее всего, уволили.

– Нет, не знаю, – процедила я сквозь зубы. – Пожалуйста, объясни.

– Она тут же подставила мне свой рот, понятно? – Винер заржал. – Чертова домашняя принцесса. Должен сказать, она была профессионалкой. У меня такого никогда не было ни с одной девушкой.

– Ладно, – прервал его Купер. – В общих чертах мы поняли.

Мои щеки запылали, и я выругалась про себя. Почему я реагирую на это, как Дюймовочка? В особенности при Купе ре, который уже и так убежден, что я «славная девочка». Если я буду все время краснеть, он еще больше укрепится в своем мнении.

Я попыталась сделать вид, что покраснела не от стыда, а от жары. В комнате Дага и правда стало жарко, особенно после того, как мы услышали из ванной звук льющейся воды (судя по всему, девушка Дага, или не знаю уж, кем она ему приходится, принимала душ). Я стала разматывать шарф.

– Ничего страшного, – уверила я Купера, показав, что меня не смущает этот грубиян, и сказала Дагу: – Продолжай.

Дуглас с самодовольной ухмылкой пожал плечами.

– И я подумал, что неплохо было бы иметь ее под рукой. На всякий непредвиденный случай.

Меня так поразил цинизм сказанного, что я лишилась дара речи. Купер снова пришел мне на помощь и, внимательно разглядывая свои ногти, спросил:

– Что ты имел в виду – держать ее под рукой?

– Сами знаете. Записать ее телефон в маленькую черную записную книжку. Вдруг выдастся дождливый денек, или будет плохое настроение, я позвоню, и она придет, чтобы его исправить.

Я не могла припомнить, когда в последний раз испытывала такое неодолимое желание кого-нибудь убить, но потом вспомнила, что всего лишь час назад мне страшно хотелось накинуться с кулаками на Джиллиан Килгор, также сильно, как сейчас хотелось придушить Дага Винера.

Точно, Сара права. У меня комплекс Супермена.

Купер, по-моему, понял, что мне сложно держать себя в руках. Он вновь опустил глаза на свои ногти и небрежно спросил Дага:

– Линдси не возражала против такого рода отношения?

– С какой стати? – проговорил Даг со смешком. – А если бы стала возражать, то сильно пожалела бы.

Купер так резко повернул голову в сторону Дага, что я даже опешила.

– То есть?

Сопляк, вероятно, понял свою ошибку, убрал руки от го ловы и слегка выпрямился. Я заметила, что его живот идеально плоский. У меня тоже такой был. В одиннадцать лет.

– Ты меня не так понял, парень. – Голубые глаза Дага расширились. – Я бы просто прекратил ей звонить. Вот и все.

– Ты пытаешься сказать нам, – вновь обрела я дар речи, – что Линдси Комбс сама была готова приходить сюда по твоему звонку и заниматься с тобой – хм… оральным сексом?

Почувствовав враждебность в моем голосе и не понимая ее истоков, Даг Винер перевел взгляд на меня.

– Ну, да.

– Зачем ей это?

Даг, не отрываясь, смотрел на меня.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что девушки обычно не занимаются оральным сексом без всяких на то причин. – По крайней мере, те, которых я знала. – Что она рассчитывала получить взамен?

– Не понимаю. Она получала меня.

Наконец-то наступила моя очередь рассмеяться.

– Тебя?

– Да. – Юнец снова выставил подбородок вперед. – Разве вы не в курсе, кто я?

Мы с Купером, не сговариваясь, обменялись непонимающими взглядами. Сопляк продолжал настаивать:

– Я – Винер.

Увидев, что мы продолжаем недоумевать, Даг решил, что мы тупые и поспешил объяснить:

– Строительная компания «Винер». Спортивный комплекс «Винер». Вы, что, ребята, ничего об этом не слышали? Нам, ребята, принадлежит весь этот чертов город. Мы практически построили этот чертов колледж. Во всяком случае, все новые здания. Я – Винер, ребята. Винер.

Никогда бы не поверила, что Линдси клюнула на юнца именно по этой причине. Она была не из таких девушек.

Нет.

– Плюс ко всему, я дарил ей всякое барахло, – нехотя добавил Даг.

Это уже кое-что. Купер удивился:

– Ты что делал?

– Дарил ей всякое барахло. – Увидев выражение лица Купера, Даг нервно посмотрел в мою сторону и добавил: – Ну, всякие вещи. Я дарил ей вещи. Сами знаете, что нравится девушкам. Драгоценности, цветы.

Понятно, Линдси была как раз из таких девушек. Насколько я знала.

– Я даже собирался подарить ей на день рождения этот браслет. – Юнец неожиданно выскользнул из кровати и, явив нашему взору то, что я предпочла бы не видеть – черные узенькие плавки от Келвина Кляйна – подошел к комоду и достал из ящика небольшую бархатную коробочку.

Повернувшись, он неожиданно кинул ее мне. Я растерялась, но все же поймала ее.

– Не знаю, что теперь с ней делать.

Я открыла черную бархатную крышку – на голубой шелковой подкладке переливались бриллианты. Если именно такую плату Линдси обычно получала за свои услуги, то я могла ее понять.

Сдерживаясь, чтобы не присвистнуть, я протянула коробочку Куперу.

– Неплохая безделушка, – бесстрастно прокомментировал он. – И стоит недешево?

– Да, – пожал плечами Даг. – Но это всего лишь деньги.

– Папины? – поинтересовался Купер. – Или твои собственные?

Юнец порылся в ящике комода и, нащупав пальцами баночку с аспирином, кивнул.

– Какая разница? – бросил он. – Мои, папины, бабушкины. Это одно и то же.

– Неужели, Даг? Деньги папы и бабушки заработаны строительством. Насколько я понимаю, твой бизнес имеет совсем другую природу?

Юнец взвился.

– О чем ты, парень?

Купер любезно улыбнулся.

– Ребята в гостиной намекнули, что ты знаешь, где достать травку.

– Понятия не имею, что они тебе понарассказали, – заявил Даг. – Я не торгую наркотиками, и если ты собираешься меня обвинить в этом, – он погрозил нам банкой аспирина, – мой папа сумеет надрать тебе задницу. Видишь ли, он друг президента этого колледжа.

– Он прав, – сказала я, делая вид, что испугалась. – Мне уже страшно.

– Знаешь что? Лучше бы тебе… – Даг пошел на меня.

Но успел сделать лишь один шаг и был остановлен Купером – большим мускулистым телом в пуховой куртке.

– И куда, интересно, ты направился? – поинтересовался он.

Как Купер и предвидел (юнцы такие предсказуемые!), Даг замахнулся на него. Купер увернулся, его ухмылка стала еще шире. Теперь у него появилось право достойно ответить сопляку, чем он наверняка не преминет воспользоваться.

– Купер, – проговорила я, вдруг поняв, что события развиваются не совсем так, как я думала. – Не нужно.

Бесполезно. Даг замахнулся во второй раз, Купер шагнул навстречу, поймал его руку и легким движением пальцев заставил юнца опуститься на колени.

– Где ты провел позапрошлую ночь? – прорычал Купер, приблизив свое лицо к лицу юнца.

– Что? – заныл Даг Винер. – Мне больно.

– Где ты был позапрошлой ночью? – повторил Купер, все сильнее сжимая его руку.

– Здесь! Я был всю ночь здесь, можешь спросить у парней! У нас была вечеринка с девушками. Господи, ты мне сейчас руку сломаешь!

– Купер, – предостерегла я.

Мое сердце начало стучать, гулко и очень часто. Если я разрешу Куперу нанести физический вред студенту, у меня будут крупные неприятности. Вплоть до увольнения. И еще… как бы Даг ни был мне отвратителен, я все равно не могла спокойно стоять и смотреть, как его мучают. Даже, если он того заслуживает.

– Отпусти ребенка.

– Всю ночь? – Купер не обращал на меня внимания. – Ты всю ночь был на вечеринке? Когда она началась?

– В девять! Отпусти меня!

– Купер! – Я не верила своим глазам.

Таким я Купера еще не знала. И не хотела знать. Может, поэтому он мне не рас сказывает, чем занимается? Вдруг именно это он и делает каждый день?

В конце концов, Купер отпустил юнца, и тот рухнул на пол, схватился за руку и скорчился в позе эмбриона.

– Ты об этом еще пожалеешь, – всхлипнул Даг, едва сдерживая слезы. – Сильно пожалеешь!

Купер моргнул и как будто пришел в себя. Увидев выражение моего лица, он кротко сказал:

– Я использовал только одну руку.

Меня так потрясло его объяснение, что я не нашлась, что ответить.

Взъерошенная светлая голова высунулась из двери ванной. Девушка, спавшая на водяном матрасе, уже успела натянуть на себя оранжевое вечернее платье, но была еще босой. Ее взгляд сфокусировался на позе Дага.

Но она и не подумала спросить, что случилось, лишь поинтересовалась:

– Вы не видели мои туфли?

Я наклонилась и подняла с пола пару оранжевых босоножек на шпильке.

– Эти?

– Да, – с благодарностью проговорила девушка.

Она осторожно обошла хозяина комнаты и взяла туфли.

– Спасибо большое. – Надев босоножки, она сказала Дагу: – Рада была с тобой познакомиться, Джо.

Даг что-то простонал в ответ, все еще сжимая поврежденную руку. Девушка отвела от лица белокурую прядь, наклонилась и, продемонстрировав свои незаурядные умственные способности, сказала:

– Если захочешь меня найти, в любое время звони в резиденцию «Каппа-Альфа-Тетта». Спроси Дану, ладно?

Даг молча кивнул, Дана выпрямилась, подхватила пальто, валявшееся на полу, погрозила нам пальчиком:

– Пока, ребята! – И, покачивая бедрами, удалилась.

– Уходите, – сказал Даг мне и Куперу. – Убирайтесь или я… вызову полицию.

Купера заинтересовала эта угроза.

– Правда? Пожалуй, полиции было бы очень интересно узнать о тебе кое-какие вещи. Давай, зови прямо сейчас.

Даг только застонал в ответ, все еще держась за руку. Я сказала Куперу:

– Ладно, пойдем отсюда.

Он кивнул. И мы вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Мы снова очутились в коридоре «Тау-Фи», пропитан ном густым запахом марихуаны. Из гостиной доносились звуки футбольного матча. Горничная, которая показала нам нужную дверь, старательно смывала надпись на стене с помощью растворителя и губки. Она начала тереть только букву «Т» в слове «толстухи».

Увидев нас, она улыбнулась. Я автоматически улыбнулась в ответ.

– Не верю ни одному его слову, – проговорил Купер, застегивая молнию на куртке. – А ты?

– Я тоже. Нужно проверить его алиби.

Горничная посмотрела на нас и сказала:

– Эти ребята подтвердят все, что он скажет. Они члены братства и должны защищать друг друга.

Мы с Купером обменялись взглядами.

– Она права, – сказала я. – Если уж он не заговорил, когда ты схватил его за руку, то…

Купер кивнул.

– Студенческое братство – замечательное сообщество, – заметил он.

– Действительно, – на полном серьезе подтвердила горничная, потом расхохоталась и снова стала тереть букву «Т».

– Кстати, по поводу того, что здесь произошло… – уже совсем другим тоном обратился ко мне Купер, когда мы ждали лифт. – Этот парень… он… так обращался с девушкой… что я…

– Ну, и у кого тут комплекс Супермена? – поинтересовалась я.

Купер улыбнулся.

И я поняла, что люблю его еще больше. Наверное, мне следовало сказать ему об этом, чтобы прекратить эти наши с ним игры (хотя, вполне возможно, он-то в них не играл. А я, видит бог, точно играла!). По крайней мере, я бы получила возможность узнать, есть ли у меня шансы.

Только я открыла рот, чтобы сказать ему о своих чувствах, он тоже открыл рот. Сердце заколотилось, как сумасшедшее – вдруг он скажет, что любит меня? Сказки иногда сбываются.

Он попросит меня быть с ним и вознесет прямо на небеса. Может, из сострадания, потому что меня бросил жених, случайно оказавшийся его братом.

А может… Он втайне всегда любил меня…

Купер перестал улыбаться. Вот оно! Сейчас скажет!

– Лучше тебе позвонить на работу и сказать, что ты задерживаешься, – проговорил он.

– Зачем? – с замиранием сердца спросила я, все еще надеясь, что он скажет: «Потому что я собираюсь отвезти тебя домой и посвятить тебе весь оставшийся день».

– Я отвезу тебя в шестой участок, и ты расскажешь детективу Канавану все, что знаешь об этом деле. – Двери лифта открылись, и Купер бесцеремонно втолкнул меня в кабину. – А потом ты забудешь обо всем этом, как я тебя и просил.

– О, – только и произнесла я.

Ну и ладно. Это, конечно, не объяснение в любви, но доказывает, что ему не наплевать на меня.

 

12

– Значит, мы должны идти на сегодняшнюю игру?

– Распоряжение начальства. – Том кинул приказ мне на стол.

Или себе на стол, как он, вероятно, привык уже думать с тех пор, как появилась Джиллиан Килгор.

– Присутствие обязательно. Для поднятия духа «Анютиных глазок».

– Меня совершенно не интересуют «Анютины глазки».

– Лучше бы интересовали, – сказал Том. – Потому что перед игрой мы ужинаем в столовой с президентом Эллинг тоном и тренером Эндрюсом.

Я сникла.

– Президент считает, – ласково продолжал Том, как я подозреваю, специально для доктора Килгор, сидящей за решеткой, – что таким образом мы докажем – столовая совершенно безопасна для потребления пищи и, соответственно, Для жизни вообще. Он очень расстроен из-за того, что все называют это место «Общагой смерти».

Я посмотрела на него с недоумением.

– Я тоже расстроена из-за всего, что случилось. Но не понимаю, чем нам может помочь совместное поедание бефстроганов и поход на баскетбольный матч?

– Я тоже, – сказал Том, снизив голос практически до шепота. – Поэтому взял немного мятного ликера во фляжке. Если хочешь, могу поделиться.

Каким бы великодушным ни было его предложение, оно все равно не сделало этот вечер хоть немного приятней. У меня на сегодня были грандиозные планы: я собиралась пойти домой и приготовить Куперу его любимые блюда – маринованный стейк из лавки Джефферсона, салат и обжаренный молодой картофель. Я надеялась ублажить его настолько, что бы набраться смелости и спросить, как он относится к тому, что мой папа немного поживет у нас.

А еще его нужно задобрить потому, что его буквально взбесила вся эта история с Дугласом Винером. Сначала он, конечно, расстраивался, что обошелся так жестко с бедным ребенком (или, точнее, тем, что я была этому свидетелем), но на полпути домой, когда мы ехали от детектива Канавана, он вовсю начал терзать свои голосовые связки по поводу моего участия в расследовании смерти Линдси. По-моему, в машине прозвучало даже что-то вроде «чертовой дуры».

Это немного не стыковалось с моими планами народить Куперу детей, и еще меньше – с планами спросить его на счет переезда к нам моего папы.

Печально, но детектива Канавана нисколько не заинтересовала информация, которую я могла сообщить ему о бурной, но сложной интимной жизни Линдси. Или он решил этого не показывать. Когда я рассказывала, он сидел со скучающим выражением лица, и потом сказал лишь одно:

– Миссис Уэллс, оставьте сына Винера в покое. Разве вы не понимаете, что его папаша может с вами сделать?

– Порубить на маленькие кусочки и закатать в бетон фундамента одного из зданий, которые строит? – спросила я.

Детектив Канаван закатил глаза.

– Нет, он всего лишь будет преследовать вас за попытку оказать давление на его сына. У него больше адвокатов, чем у самого Трампа.

– О, – расстроилась я.

– Кто-нибудь видел молодого Винера в ночь убийства? – спросил детектив, хотя прекрасно знал ответ.

Он хотел, что бы я сама ответила.

– Хоть кто-то его видел?

– Нет, – вынуждена была ответить я. – Но я уже говорила Куперу, есть миллион способов проникнуть в здание, было бы желание.

– Вы считаете, что тот, кто убил девушку, действовал один? – поинтересовался детектив. – Или убийца с компанией сообщников прошли мимо охранника, которому платят зарплату именно за то, чтобы он не пропускал посторонних?

– Может, его сообщники живут в резиденции, – уточнила я. – Именно поэтому у них оказался ключ…

Детектив одарил меня кислым взглядом. Потом сообщил, что он и его помощники уже знают, что у Дага Винера были отношения с жертвой, и мне, как он изящно выразился, вообще не следует совать нос не в свое дело. Именно это пожелание по дороге домой и повторял на все лады кипевший от возмущения Купер.

Я пыталась рассказать ему о Магде и ее просьбе не компрометировать Линдси во время следствия, но в ответ услышала лишь то, что чересчур любвеобильные красивые девушки, какой, вероятно, и была Линдси, часто плохо кончают.

И это только доказало, что Магда была абсолютно права.

Купер, в свою очередь, был убежден: если туфелька пришлась по ноге, Линдси придется носить ее. На что я ответила:

– Разумеется. Если кто-то найдет ее ногу.

– Не знаю, – ответила я. – Кажется, он – козырной парень в нашем кампусе. Он живет в доме, которое занимает одно из братств.

– А… – со знанием дела протянул Реджи, – тусовщик.

– Они так это теперь называют?

– Это я так их называю, – сказал Реджи, оживляясь. – Но все равно, я о нем не слышал. Что у меня может быть с ним общего? Мы вращаемся в разных слоях общества.

– Возможно, не в таких уж и разных, как тебе кажется, – возразила я, вспоминая марихуановую дымку над бильярдным столом в «Тау-Фи-Эпсилон». – Может, поспрашиваешь о нем у людей?

– Для тебя, Хизер? – Реджи сдержанно поклонился. – Считаешь, что этот парень как-то связан с девушкой, которая потеряла голову?

– Возможно, – сказала я осторожно, памятуя о том, как детектив Канаван предупреждал меня о мстительности отца Дага.

– Попробую, – сказал Реджи. – Куда это ты собралась? Опять на работу? Они тебя на этой неделе совсем заездили.

– Пожалуйста! – Я закатила глаза. – Мне даже не хочется об этом говорить.

– Ну ладно, – проговорил Реджи, – если тебе понадобится маленький допинг…

– Реджи!

– Неважно, – сказал он и скрылся.

Вы решите, что, когда я вернулась, Фишер-холл буквально кипел от возбуждения по поводу обеда с президентом и баскетбольной игры? Нет. Совсем наоборот. Большинство служащих слонялось по вестибюлю, не скрывая дурного настроения. Работники столовой (дневная смена) протестовали особенно громко, требуя, чтобы им оплатили сверхурочные. Джеральд, их начальник, утверждал, что они будут ужинать бесплатно, и нечего так орать. Понятно, его подчиненные считали, что есть вчерашнюю пищу там, где вчера было совершено страшное убийство, не такое уж большое удовольствие, как им старались внушить.

Странно было видеть обслуживающий персонал не в уни форме. Я с трудом узнала Карла, начальника инженерной службы, в кожаной куртке и джинсах (с огромным количеством золотых цепей на шее). Старший уборщик Хулио и его племянник Мануэль были почти неузнаваемы в спортивных пиджаках и галстуках. Они явно ходили домой, чтобы переодеться.

А Пит без формы охранника выглядел так же, как и любой отец пятерых детей… суетливым, помятым и волнующимся за детей, которых оставил дома одних. Его мобильный телефон как будто приклеился к уху. Пит говорил: «Нет, сначала нужно вытащить их из кастрюли. Нельзя разогревать спагетти прямо в кастрюле. Нет, нельзя. Нет, послушай… Видишь? Что я тебе говорил? Почему ты не послушал папочку?

– Это затягивает, – сказала я, подойдя к Магде, выглядевшей, как всегда, великолепно в белых обтягивающих джинсах и блузке из золотой парчи (цвета школы!).

Но на щеках Магды горели красные, не нарисованные пятна.

– Сюда пришло столько моих маленьких кинозвездочек, – возбужденно проговорила она. – Столько за весь день не приходило!

Это правда, ужин в Фишер-холле был самым посещаемым мероприятием. То, что президент решил показать пример, взяв поднос и поставив на него тарелку, наполненную фаршированной индейкой, возымело действие: студенты, оставив свои капризы по поводу еды в «Общаге смерти», последовали его почину.

А может, они просто хотели посмотреть на выражение его лица, когда он попробует знаменитую картофельную запеканку?

Том с кислым выражением лица незаметно подкрался ко мне. Через секунду я поняла, в чем причина. За ним с самодовольным видом шествовала Джиллиан Килгор.

– Видите, разве это была плохая идея? – Она показала на толпу, скопившуюся у столика с приборами с космической скоростью разбирающую вилки и ножи. – Это показывает, что у нас есть средства, чтобы победить болезнь. Теперь нужно только начать лечение.

– По-моему, никто не говорил, что ее присутствие обязательно, – прошептал Том, становясь за мной в очередь.

– Шутишь? – прошептала я в ответ. – Это целиком и полностью ее идея. По-твоему, президент своим умом до этого дошел?

Том взглянул через плечо на доктора Килгор. Она стояла у салат-бара, разглядывая свою тарелку, на которой ничего, кроме айсберга и… айсберга не было.

– Дьяволица, – прошептал Том.

Тут к нам подошла запыхавшаяся Сара.

– Спасибо, что сообщили, – с сарказмом бросила она Тому и поставила свой поднос вперед.

– Сара, – укоризненно покачал головой Том, – этот ужин только для постоянного персонала, а не для студентов.

– Ну, разумеется, – проговорила Сара. – Мы – граждане второго сорта. Мы не имеем права разделить терапевтическое воздействие совместного обеда во время всеобщего горя? Это идея Килгор? Исключить из списка работающих студентов? Господи, как это типично для фрейдистки…

– Заткнись, – сказал Том. – И ешь.

Мы нашли столик на безопасном, как нам показалось, расстоянии от президента и уже начали за него усаживаться, но президент Эллингтон нас заметил.

– Идите сюда, – помахал он нам рукой. – Садитесь рядом с нами, Скотт.

– Том, – нервно поправил его Том. – Я – Том Снеллинг, сэр.

– Конечно-конечно, – закивал президент, а сидевший рядом доктор Джессап, чувствуя необходимость поддерживать президента и на совместном со служащими ужине, и на матче, уточнил:

– Том – директор Фишер-холла, Филипп.

Бесполезно. Президент его не слышал.

– А вы – Мери? Правильно? – обратился он ко мне.

– Хизер, – выдавила я, мечтая, чтобы подо мной разверзлась пропасть, в которую я могла бы провалиться. – Помните меня? По тому случаю в пентхаусе, когда вы еще жили в Фишер-холле?

Его глаза остекленели. Президенту Эллингтону не нравилось, когда ему напоминали о том дне, это очень не нравилось и его жене. Из-за того случая она реже, чем раньше, приезжает в Нью-Йорк из загородного дома в Хэмптоне.

– Конечно-конечно, – сказал президент Эллингтон.

К нашему столику подошла с подносом доктор Килгор. Она, видимо, не заметила, что за ней идет Сара, и лицо у нее злющее.

– Мне кажется, мы все здесь друг друга знаем…

– Извините, президент Эллингтон?

Пять членов группы поддержки выстроились в линию перед нашим столиком и посмотрели на президента.

– Хм… – Президент озабоченно взглянул на доктора Килгор, как будто прося у нее помощи.

Потом, вспомнив, что он слывет доступным для студентов, попытался выдавить улыбку и сказал:

– Здравствуйте, девочки. Я могу вам чем-то помочь?

Сидевший рядом тренер Эндрюс помрачнел и положил на стол вилку.

– Знаете что, девочки, – проговорил он медленно, словно продолжая разговор, начатый раньше, – мы уже это обсуждали. И ответ…

– Мы разговариваем не с вами, а с президентом Эллингтоном, – сказала Шерил Хебиг, ее щеки залил нежный румянец.

Она старалась оставаться спокойной.

Президент переводил взгляд с тренера на девушек и обратно.

– В чем дело, Стив? – поинтересовался он.

– Они хотят торжественно пронести по залу свитер, принадлежавший Линдси, – тяжело дыша, объяснил тренер Эндрюс.

– Не понял… – забеспокоился президент Эллингтон.

– Позвольте, я все улажу, – проговорил тренер Эндрюс и обратился к девушкам, стоявшим перед столом. – Леди, я переживаю за Линдси точно так же, как и вы. Давайте простимся с ней на официальной церемонии, в присутствии родителей бедной девочки.

– Сегодня вечером ее семья в полном составе будет здесь, – сухо проинформировала его Меган Макгаретти из комнаты 1410.

Для такой малышки она выглядела достаточно грозно – руки скрещены на груди, губа угрожающе приподнята.

– Они не хотят никакой официальной церемонии. Они ждут, что сегодня на игре кто-нибудь скажет о Линдси хорошие слова.

– О… – президент Эллингтон замялся. – Не уверен, что это уместно.

– Вы не можете притворяться, что ничего не случилось, – заявила Хейли Николс из комнаты 1714.

– Да, – кивнула Шерил Хебиг, и ее блестящие карие глаза наполнились слезами. – Мы не хотим, чтобы Линдси забыли. Она была такой же частью команды, как и любой мальчик.

– Я полагаю, мы все это понимаем, – сказала доктор Килгор, пытаясь прийти на помощь президенту, – но…

– Если бы погиб любой из игроков команды, – перебила ее Тиффани Парментер, соседка Меган по комнате, – вы помести ли бы его майку на перетяжку, рядом с баннерами чемпионата.

– Хм… – Доктор Килгор явно попала в затруднительную ситуацию. – Это правда, девочки. Но баскетболисты – спортсмены, а…

– Хотите сказать, что члены группы поддержки не являются спортсменами, доктор Килгор? – ледяным голосом спросила Сара.

– Конечно, являются, – дрогнула доктор Килгор, – только…

– Тогда почему вы не разрешаете пронести свитер Линдси? – поинтересовалась Хейли, взмахнув для убедительности русым хвостом. – Почему?

Я взглянула на Кимберли Ваткинс, надеясь увидеть, что она на стороне девчонок, но Кимберли почему-то была необычно молчалива. Все пять девочек пришли на ужин в униформе – белых свитерах с вышитой золотой буквой «А» на груди, в коротеньких плиссированных, белых с золотым юбочках и белых кроссовках «Reebok» с золотыми бубенчиками на задниках. Все были блондинками, кроме черной как ночь Кимберли.

– Послушайте, – тренер Эндрюс выглядел уставшим, под глазами чернели круги, – когда спортсмен умирает, мы прощаемся не с его майкой, а с его номером. У Линдси не было номера. Мы не можем прощаться с предметом одежды.

– Почему это?

Все взгляды обратились к Мануэлю, который сидел с дядей в компании охранников.

– Почему? – повторил он.

Его дядя Хулио готов был провалиться от смущения под землю.

Я оглядела столовую и заметила неподалеку Магду, с ужасом смотревшую на группу поддержки. Мне даже не нужно было спрашивать, о чем она думает. Потому что я и сама думала о том же.

– Я согласна с Мануэлем, – услышала я собственный голос.

И все, разумеется, посмотрели на меня. К великому облегчению Мануэля. Мне стало очень некомфортно. Но я сумела взять себя в руки.

– Я считаю, что это будет выглядеть достойно, – сказала я. – Особенно, если сделать это со вкусом.

– Ну, конечно, – заверила нас Шерил. – Мы уже спрашивали у музыкантов, смогут ли они тихо сыграть гимн колледжа. Мы все вместе пройдем по площадке с венком из белых и золотистых роз. А я буду держать выглаженный свитер Линдси…

Я заметила, что все, включая доктора Джессапа, шефа от дела размещения, уставились на меня.

Ну и что тут такого? Это просто глупый баскетбольный матч. Кого волнует, что во время него вынесут какой-то несчастный свитер?

– Я полагаю, что так мы воздадим должное девушке, которая болела за «Анютины глазки» больше, чем кто-либо в этом колледже, – сказала я президенту Эллингтону, который все еще выглядел сконфуженно.

– Но, – забеспокоился он, – игра будет транслироваться в прямом эфире. Целых три штата увидят, как проносят свитер Линдси Комбс.

– Мы будет посмешищем всего баскетбольного сообщества колледжей, – мрачно пробормотал тренер Эндрюс.

– Как будто мы уже им не являемся, – совершенно искренне удивилась я.

Тренер Эндрюс еще больше погрустнел.

– Это правда, – сказал он.

Уверена, он никогда не мечтал тренировать команду третьей лиги с эмблемой, на которой изображен цветочек.

Тренер обреченно вздохнул:

– Если президент Эллингтон не возражает, то я тоже не имею ничего против.

Президент выглядел испуганным, скорее всего, из-за того, что положил в рот слишком большой кусок запеканки, в котором, судя по выражению лица, оказался комок муки.

Выпив полстакана воды, президент заявил:

– Делайте, что хотите. – Он был побежден пятью девочками и комком муки.

Шерил Хебиг немедленно прекратила плакать.

– Правда? – всхлипнула она. – Правда, господин президент? Вы разрешаете?

– Я разрешаю.

Потом, когда Шерил с подругами завизжали так громко, что доктор Килгор была вынуждена закрыть уши ладонями, тренер Эндрюс сказал:

– Они все равно не будут снимать шоу в перерыве между таймами.

Президент Эллингтон испытал явное облегчение.

– Хорошо, – сказал он и поднес ко рту вилку с куском индейки.

Но потом облегчение внезапно перешло в отвращение, и он проговорил «Хорошо» уже совсем другим тоном.

Он быстро поднес ко рту стакан воды, очевидно, демонстрируя, что это последнее блюдо, которое он попробовал в столовой Фишер-холла.

 

13

Ладно, признаюсь вам честно. Я никогда раньше не была на баскетбольном матче. Ни на игре высшей лиги (хотя Джордан каждый раз уговаривал сопровождать его на матч NBA. К счастью, мне всегда удавалось придумать приемлемую отговорку, типа мне нужно срочно помыть голову), ни на играх школьных команд (я бросила школу сразу после того, как вышел мой первый альбом), ни на играх среди колледжей (я в состоянии придумать себе более интересное занятие).

Не могу сказать, чего именно я ожидала, но уж никак не громких приветствий сотен болельщиков, когда я вошла в двери спортивной арены (игры третьей лиги обычно не привлекают внимания тысяч болельщиков, даже когда проводятся в самом густонаселенном городе мира). Лица болельщиков были раскрашены в цвета команд, на головах которых красовались половинки баскетбольных мячей с прорезями для глаз, многие от нетерпения стучали ногами по лавкам, на которых сидели.

Магда, матерый ветеран спорта – все три ее брата играли в командах высшей школы – взяла бразды правления в свои руки и повела меня, Тома («Не оставляйте меня одного!»), Сару («Баскетбол – такая сексистская игра!») и Пита («Я тебе говорил, не клади туда хомяка!») к свободным местам на лавках, расположенных не слишком высоко (Магда считает, глупо садиться далеко от туалетов) и не слишком низко, чтобы не попасть под мяч.

Другие представители Фишер-холла, включая президента Эллингтона, для которого был выделен специальный сектор, доктора Килгор и Джессапа, с видимым облегчением отряхнувших прах «Общаги смерти» со своих ног, тоже расселись по лавкам и, зараженные всеобщим возбуждением, принялись стучать ногами по стальным перекладинам. Удары сотен ног спились в один непрекращающийся раскат грома.

Только когда оркестр заиграл первые ноты «Взвейтесь знамена», толпа успокоилась и с воодушевлением начала подпевать симпатичной светловолосой девушке, самозабвенно выводящей сольную партию. Наверное, девушка решила, что в зале находится представитель крупной компании звукозаписи, который так и горит желанием подписать с ней кон тракт. Или бродвейский продюсер, который подойдет к ней после выступления и скажет: «Вы просто великолепны! Не согласитесь ли сыграть в римейке «Южного Тихого океана», который я собираюсь поставить?»

Что ж, сладких грез тебе, детка…

Когда стихли последние звуки «Знамен», оркестр стал исполнять школьный гимн, и по игровой площадке, пританцовывая и размахивая в такт музыке руками, пошла Шерил со своими сестрами по команде поддержки. Они и впрямь были хороши. Я ни у кого еще не видела такой гибкости, разве что у Тани Трейс в последнем видеоклипе.

За командой поддержки на площадку вышли долговязые игроки «Анютиных глазок» в белых с золотом майках. Я с трудом узнала среди них Джеффа, Марка и других обитателей Фишер-холла. В форме они совсем не походили на желторотых первокурсников и второкурсников, а были похожи на… спортсменов. Каждый из них поочередно хлопнул по рукам баскетболистов команды «Восточные дьяволы Нью-Джерси». Мне понравилась эта демонстрация спортивного братства, хотя я прекрасно понимала, что их попросили так сделать. Телевизионные камеры нацелились на тренера Эндрюса и его помощников. Наши тренеры прошли кряду стульев на боковой линии, пожав по дороге руки тренерам команды противника. А потом началось то, что бывалая Магда назвала вбрасыванием мяча.

Несмотря на зимнюю стужу, в зале было невыносимо жарко из-за орущих зрителей в полной зимней экипировке. В воздухе витало напряжение. Сара, в частности, видимо, ощущала потребность кому-то пожаловаться. Она говорила, что деньги, потраченные на спортсменов Нью-Йорк-колледжа, разумней было бы дать лаборатории психологии, и что поп корн здесь пахнет плесенью. Сидящий рядом с ней Том прихлебывал из своей фляжки (Саре он сообщил, что делает это в медицинских целях).

– Конечно, – с сарказмом заметила Сара.

– Я тоже не против так полечиться, – сказал Пит, выключая мобильный.

Кризис с хомячком был успешно раз решен.

– Угощайся. – Том протянул ему фляжку.

Пит глотнул, сморщился и вернул ее обратно.

– Пахнет зубной пастой, – проговорил он скрипучим голосом.

– Правильно, это же лекарство, – сказал довольный Том и сделал еще один глоток.

В это время Сара вдруг начала следить за игрой.

– За что этому юноше назначили фол? – поинтересовалась она.

– Он нарушил правила, – терпеливо объяснила Магда. – Когда мяч у тебя, ты не имеешь права расталкивать защитников.

– О! – закричала Сара, схватив Магду за локоть так резко, что та пролила свою минералку. – Смотри! Тренер Эндрюс что-то орет судье. Почему?

– Арбитру, – пробормотала Магда.

Она промокнула салфеткой свои белые брюки.

– Здесь арбитры, а не судьи.

– А что сказал этот человек? – Сара нетерпеливо заерзала на лавке. – Почему у него такой ненормальный вид?

– Не знаю. – Магда с раздражением посмотрела на Сару.

Оказывается, и ее бесконечному терпению тоже есть предел.

– Откуда мне знать? Хватит дрыгаться. Ты пролила мою воду.

– Почему этот парень делает штрафной бросок?

– Потому что тренер Эндрюс назвал арбитра слепым сукиным сыном. – Магда вдруг воскликнула: – Боже…

– Что? – Сара лихорадочно оглядела площадку. – Что, что такое? Это ограбление?

– Нет. Хизер, это Купер.

Внутри у меня все сжалось.

– Купер? Не может быть. Что он здесь делает?

– Не знаю, – сказала Магда. – Но могу поклясться, что он тут с каким-то пожилым мужчиной…

Эти слова заставили похолодеть мое сердце. Купер мог прийти только с одним пожилым мужчиной.

Потом я их увидела. Они стояли внизу рядом со скамей кой запасных игроков «Анютиных глазок». Купер внимательно оглядывал зал, наверняка в поисках меня, а папа… папа стоял и развлекался, наблюдая за игрой.

– О господи, – простонала я и прижала голову к коленям.

– Что? – Магда положила руку мне на спину. – Кто это, дорогая?

– Мой отец, – проговорила я, не поднимая головы.

– Твой кто?

– Отец. – Я подняла голову.

Не сработало. Он все еще был здесь. Я надеялась, что закрою глаза, и он исчезнет. Не повезло.

– Это твой отец? – Пит вытянул шею. – Птичка, вылетевшая из клетки?

– Твой отец был в тюрьме? – Том еще не работал у нас, когда я сообщила сотрудникам свое настоящее имя, и поэтому ничего не знал о моей прошлой жизни.

А ведь это не было секретом даже для поклонников Хизер Уэллс, хотя большинство из них были геями.

– За что?

– Не могли бы вы, ребята, немного отклониться, – раздраженно проговорила Сара. – Мне не видно игру.

– Я ненадолго, – сказала я, заметив, что Купер все-таки нашел меня в толпе и решительно направляется в нашу сторону.

Папа следовал в фарватере, поминутно оглядываясь на площадку. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы мои друзья стали свидетелями весьма неприятной сцены, поэтому я поспешила навстречу.

Выражение лица Купера было очень решительным. Однако, как я успела заметить, он успел побриться. Может, все не так уж и плохо?

– Хизер, – проговорил он ледяным тоном.

Прекрасно. Все гораздо хуже, чем я думала.

– Посмотри, кого я нашел под нашей дверью, – продолжил он.

И хотя мое сердце дрогнуло, когда он сказал «нашей», я знала, что он имел в виду совсем не то, что мне хотелось бы услышать.

– Когда ты собиралась мне сообщить, что твой папа вернулся в Нью-Йорк?

– Я просто хотела выбрать подходящий момент, – пролепетала я, сознавая, насколько лживо звучат эти слова. – Я думала… я хотела сказать…

– Неважно, – отрезал Купер.

Похоже, и до него наконец дошло, что все слушают наш разговор, хотя что уж они там могли расслышать сквозь крики болельщиков и грохот оркестра?

– Поговорим об этом дома.

С тайным облегчением я ответила:

– Прекрасно. Оставь его со мной. Я за ним присмотрю.

– Кстати, он не такая уж и плохая компания, – сказал Купер, взглянув сверху вниз на моего отца, который стоял как столб посреди зала, видимо, не понимая, что загораживает обзор изрядному количеству болельщиков, и смотрел игру.

По-моему, он просто давно не был на спортивных мероприятиях. А игра оказалась довольно увлекательной, особенно, если в ней разбираешься. Команды сравняли счет.

– Эй! Есть там еще попкорн?

Сара удивила всех, во всяком случае, меня. Оказывается, она понимала, что происходит вокруг. Она замотала головой, не отрывая взгляда от игровой площадки.

– Почти кончился. Скажите Хизер, чтобы она сбегала в буфет.

– А мне принеси соду, – сказан Пит.

– А я бы не отказался от чипсов, – добавил Том.

– Нет! – Завопила Магда, реагируя на что-то, происходящее внизу. – Он, и правда, слепой!

– Кто? – спросил Купер и опустился на мое место. – Зачем он свистит?

– Фол противнику, – выпалила Магда. – Но он почти не дотронулся до него.

Недовольно помотав головой, я пошла к отцу, который не отрываясь, следил за игрой.

– Пап, – позвала я его.

Он никак не отреагировал. Не сказал ни слова. Часы на табло отсчитывали последние секунды тайма. Оставалось девять секунд, и мяч был у «Анютиных глазок».

– Пап, – повторила я.

Ничего удивительного, что он не понял, что я обращаюсь к нему. Много лет никто не называл его папой.

Мяч был у Марка Шепельски. Марк, неистово колотя мячом по полу, бежал по площадке. Его лицо выражало такую концентрацию внимания, какую я не видела у него даже тогда, когда он пытался выколотить сдачу у кофейного автомата.

– Папа, – повторила я в третий раз, гораздо громче, чем раньше.

Папа вздрогнул и взглянул на меня.

В этот момент Марк остановился и бросил мяч через всю площадку прямо в корзину, за секунду до того, как прозвучала финальная сирена. Толпа неистовствовала.

– Что? – спросил папа. Но не меня, а болельщиков. – Что случилось?

– Шепельски забил трехочковый мяч, – подсказал кто-то сердобольный.

– А я прозевал, – искренне расстроился папа. – Черт!

– Пап! – Я не могла поверить.

Действительно не могла.

– Зачем ты пришел ко мне домой? Ты обещал сначала позвонить. Почему ты не позвонил?

– Я звонил, – пробормотал он, завороженно глядя, как «Анютины глазки» в восторге обнимают друг друга. – Никто не отвечал. Я подумал, что ты меня избегаешь.

– А тебе не приходило в голову, что меня просто нет дома?

По моему голосу папа понял, что я расстроена. К тому же действие на площадке закончилось, и он наконец смог взглянуть на меня.

– Что случилось, дорогая? – спросил он. – Я сделал что-то не так?

– Совершенно верно, – ответила я, чувствуя себя совершенно по-идиотски, но не в силах ничего с собой поделать. – Мои отношения с Купером, хозяином дома – дело очень деликатное, а ты свалился как снег на голову…

– Он симпатичный парень, – сказал папа, взглянув туда, где сидел Купер. – Он не глупый, забавный. – Папа усмехнулся. – Твой старик тебя вполне одобряет.

– Мне не нужно твое одобрение, пап, – буквально закричала я. – Я без него прекрасно обходилась последние двадцать лет.

Папа отшатнулся. По-моему, мне не следовало его обижать. Не его вина, он просто не понял, что происходит между мной и Купером.

– Я только хотела сказать, – продолжила я виновато, – что ты все неправильно понял. Про Купера и меня. Мы просто друзья. Я веду его счета.

– Я знаю, – сказал папа, смутившись. – Он говорил мне. Теперь настала моя очередь смущаться.

– Тогда зачем ты мне сказал про одобрение? Ты же знал, что между нами ничего нет.

– Но ты ведь в него влюблена, разве не так? – прямо спросил папа. – Это написано у тебя на лбу. Ты можешь обмануть его, но не своего старика. В девять лет у тебя было такое же выражение лица, когда ты увидела по телевизору Скотта Байо.

Я изумленно смотрела на него, не сознавая, что у меня от удивления рот раскрылся. Наконец я закрыла рот, щелкнув зубами, надеюсь, никто сквозь шум этого не расслышал, и сказала:

– Пап, почему бы тебе не сесть рядом с Купером? Я через минуту вернусь.

– Ты куда? – поинтересовался папа.

– За чипсами, – и я вышла из зала.

 

14

Спортивный комплекс «Винер» мне был немного знаком. После того как прошел мой испытательный срок, я за 25 долларов купила абонемент на посещение занятий по аэробике и даже один раз туда сходила.

К несчастью, я очень скоро обнаружила, что в Нью-Йорк-колледже на аэробику ходят только очень худенькие девушки, и особам посолиднее, вроде меня, приходится стоять где-то в задних рядах, откуда за частоколом костлявых ручек вообще не видно инструктора.

Поэтому, посетив одно занятие, я решила не продолжать. И мои 25 долларов мне, разумеется, не вернули.

Поскольку это занятие позволило мне немного освоиться в спортивном комплексе, я в его закоулках довольно быстро нашла туалет. Выйдя из кабинки, я подошла к раковине, что бы вымыть руки и взглянуть на свое отражение в зеркале. Может, изменить цвет волос? Тут дверь соседней кабинки распахнулась, и оттуда вышла Кимберли Ваткинс в плиссированной юбочке и золотом свитере. Ее покрасневшие глаза (я уверена, она плакала!) удивленно распахнулись, когда она увидела меня.

– О, – сказала она, – это ты.

– Привет, Кимберли, – ответила я, тоже немало удивленная.

Я думала, члены команды поддержки пользуются отдельным VIP-туалетом.

Возможно, так оно и было. Просто Кимберли пришла сюда, чтобы поплакать в одиночестве.

Она быстро пришла в себя и стала мыть руки в соседней раковине.

– Понравилась игра? – поинтересовалась она.

Она, вероятно, решила, что я не заметила разводов туши у нее на щеках.

– Конечно.

– Не знала, что ты поклонница баскетбола.

– Я не поклонница, – призналась я. – Нас заставили сюда прийти. Чтобы показать всем, что Фишер-холл не «Общага смерти».

– А-а, – протянула Кимберли.

Она закрутила кран и одновременно со мной взяла несколько бумажных полотенец.

– Продолжайте в том же духе.

– Слушай, Кимберли, – проговорила я, вытирая руки. – Я сегодня ходила к Дагу Винеру.

Кимберли удивленно замерла, забыв, что у нее мокрые руки.

– Правда?

– Да.

– Зачем? – Ее голос дрогнул. – Я же говорила тебе, что ее убила соседка по комнате, не Даг.

– Да, – сказала я и выбросила использованное полотенце в корзину для мусора.

– Говорила. Но это бессмыслица. Энн не убийца. Зачем ты ее обвиняешь? Хочешь отвлечь полицию от настоящего убийцы?

Ее проняло. Она опустила взгляд, и, как будто вспомнив про свои мокрые руки, достала из настенного диспенсера целую пачку полотенец.

– Не понимаю, о чем ты.

– Конечно, – сказала я. – Ты не в курсе, что Даг торгует наркотиками?

Кимберли поджала безупречно накрашенные губы и посмотрелась в зеркало.

– Может быть. Во всяком случае, у него всегда есть травка и кокаин.

– О… Только-то? – заметила я с сарказмом. – А почему ты раньше об этом ничего не говорила? Почему ты пыталась внушить мне, что виновата Энн, хотя знала все о Винере?

– Да потому! – закричала она и, оторвавшись от зеркала наконец посмотрела на меня. – Если парень торгует наркотиками, это не означает, что он убийца! Этим многие занимаются. Очень многие.

– Распространение запрещенных препаратов – это на рушение закона, Кимберли, – сказала я. – И хранение тоже. Он может попасть в тюрьму. Или его исключат из колледжа.

Ее смешок был похож на всхлип.

– Дага Винера никогда не исключат, и он никогда не попадет в тюрьму.

– Да? Почему это?

– Он Винер, – сказала Кимберли таким тоном, будто я умственно отсталая.

Я решила не обращать внимания.

– А Линдси тоже употребляла наркотики?

Она закатила глаза.

– Боже! Да что с тобой? Какое тебе до этого дело? Ты всего лишь отставная рок-звезда. Никто больше не слушает твою музыку. Ты просто девочка на побегушках в захудалом колледже. Даже мартышка может выполнять такую работу. Чего ты так стараешься?

– Линдси употребляла наркотики? – Мой голос был таким громким и таким ледяным, что Кимберли подпрыгнула от испуга.

– Не знаю, – заорала она в ответ. – Линдси много чем занималась… и много с кем.

– Что ты имеешь в виду? – Я прищурилась. – Что значит, много с кем?

Кимберли посмотрела на меня насмешливо.

– А ты как думаешь? Все стараются сделать из Линдси святую. Шерил и некоторые парни возятся с этим дурацким свитером. А она не была такой. Не была святой. Она просто… Линдси.

– Кем она занималась, Кимберли? – не сдавалась я. – Марком, Дагом и… еще кем?

Кимберли пожала плечами, повернулась к зеркалу и стала красить губы.

– Спроси тренера Эндрюса, – сказала она. – Если тебе так интересно.

Я уставилась на ее отражение.

– Тренера Эндрюса? Ему-то откуда знать?

Кимберли ухмыльнулась.

Я оторопела. Просто поверить не могла.

– Не может быть. – Линдси и тренер Эндрюс? – Ты серьезно?

Дверь туалета распахнулась, и в нее просунулась голова Меган Макгаретти.

– Вот ты где, – сказала она Кимберли. – Мы везде тебя искали. Пошли, сейчас будет прощание со свитером Линдси.

Кимберли бросила на меня заговорщический взгляд, повернулась так, что плиссированная юбочка взметнулась вокруг ног, и вышла.

– Кимберли, подожди! – Мне очень хотелось узнать, что было между Линдси и тренером Эндрюсом.

Этого не может быть. Как она могла? То есть как мог тренер Эндрюс? Он всегда казался таким… придурком.

Но Кимберли уже скрылась. Неудивительно, что она даже не сказала мне «Прощай».

Я стояла и тупо смотрела на дверь. Линдси и тренер Эндрюс?

Даже если это правда и Эндрюс – подозреваемый, я все равно не могла понять, зачем ему убивать Линдси. Ей было всего восемнадцать лет. Конечно, в колледже не приветствуется, когда служащие вступают в близкие отношения со студентами. Но тренера Эндрюса за такое никогда бы не уволили. Он ведь любимчик Филиппа Эллингтона, человека, который добивается, чтобы Нью-Йорк-колледж в конце концов по пал в первую лигу. Тренер Эндрюс мог спокойно переспать со всеми студентками. Попечители даже глазом бы не повели, пока «Анютины глазки» выигрывают. Зачем ему убивать Линдси?

Как эта соплюшка меня обозвала? Девочкой на побегушках? Я гораздо больше, чем девочка на побегушках. Без меня Фишер-холл вообще бы развалился. Почему она решила, что я задаю слишком много вопросов о Линдси? Мне небезразлично это место и люди, которые тут живут. Если бы не я, сколько бы еще девушек погибло в прошлом семестре? Если бы не я, кто бы добился бесплатного кофе в автоматах? Понравилось бы тогда Кимберли Ваткинс жить в Фишер-холле?

Кипя от негодования, я вышла из туалета. В коридоре было тихо. Наверное, девушки уже начали церемонию, посвященную Линдси, и все поспешили обратно, чтобы занять места. В зале негромко зазвучал школьный гимн. Оркестр, как и договаривались, играл его тихо. Я сгорала от желания увидеть церемонию собственными глазами.

Но я еще не купила Тому чипсы, а Питу – содовую воду. Не говоря уже о попкорне для Купера. Самое время заняться этим, а не глазеть, как свитер Линдси проносят вдоль трибун. Что ж, придется наступить на горло собственной песне. Я повернула за угол и прошла мимо пустого зала для сквоша. Если бы Сара серьезнее подошла к изучению спортивного центра, у нее было бы гораздо больше поводов сетовать по поводу недостаточного финансирования факультета психологии. Винеры вбухали в это здание миллионов двадцать – тридцать. Оно построено по последнему слову техники. В него можно попасть по специальным магнитным карточкам. Даже автоматы по продаже напитков оснащены сканерами, и можно получить баночку кока-колы, просто сунув в них пропуск.

Впрочем, хоть автоматы и оснащены сканерами, звуки, которые они издавали, были какими-то странными. Не обычное жужжание, а нечто вроде туд-туд-туд, весьма непривычное для слуха такого любителя содовой, как я. Автоматы с водой так не стучат.

Потом до меня дошло, что я не единственная в коридоре.

Обойдя автоматы, я увидела, откуда исходят глухие звуки. Трое в масках из половинок баскетбольных мячей с прорезями для глаз втыкали острый кухонный нож в ребра человека, лежащего у стены напротив автоматов.

Услышав мой крик (любой на моем месте закричал бы, если бы увидел такое, идя по своим делам и думая о чипсах), они повернулись в мою сторону.

Разумеется, я снова закричала. Потому что очень испугалась.

Потом один из них вытащил нож из тела лежащего на полу – раздался отвратительный чмокающий звук. Лезвие было темным от крови. Меня чуть не стошнило.

Человек с ножом бросил своим спутникам: «Бежим!», и тут я поняла, во что вляпалась. Я только что стала свидетелем преступления.

Но, похоже, в их намерения не входило меня убивать. Они хотели как можно быстрее сбежать, судя по дробному топоту – кроссовок по полированному полу.

Под звуки гимна («Приветствуем тебя, наш колледж, символ бело-золотой! Мы тебя в веках прославим. Пумы, в бой, в бой, в бой!». Слова гимна не менялись с тех самых времен, когда команда Нью-Йорк-колледжа потеряла место в первой лиге и заодно свое название и символ) я опустилась на колени перед раненым, лихорадочно вспоминая, о чем нам говорили на семинаре, посвященном оказанию первой помощи пострадавшим. Нам рассказывали об этом целый час, но я вспомнила только одно – нужно позвать на помощь. Я это и сделала, набрав по мобильному телефону номер Купера, первый, что пришел мне в голову.

Он ответил только после третьего звонка. Прощание с Линдси, видимо, было увлекательным зрелищем.

– Рядом с залами для сквоша зарезали человека, – сказала я в трубку.

В экстремальных ситуациях важно сохранять спокойствие. Я узнала об этом во время семинара.

– Вызови полицию и «скорую помощь». У парней, которые это сделали, лица закрыты баскетбольными мячами. Сделай так, что бы никто в масках не покидал зала. Захвати аптечку. И скорей беги сюда.

– Хизер? – проговорил Купер. – Что? Где ты?

Я повторила все, что сказала раньше. Взглянув на раненого, я с ужасом поняла, что знаю его. Это был Мануэль, племянник Хулио.

– Скорей, – прокричала я в телефон и прервала разговор.

Лужа крови, вытекающей из Мануэля, подступала к моим коленям. Содрав с себя свитер, я приложила его к ране, зияющей у Мануэля в животе. Я не знала, что делать. В лекции, которую нам читали, не было ничего о многочисленных колотых ранах в животе.

– Все будет хорошо, – сказала я Мануэлю.

Его глаза были наполовину прикрыты. Похожая на желе кровь, пропитавшая мои джинсы, казалась почти черной. Я сильно прижала свитер к самой глубокой ране, так что пальцы почти свело судорогой.

– Мануэль, все будет хорошо. Только держись, ладно? Скоро придет помощь.

– Х-Хизер, – простонал Мануэль.

Кровавые пузыри вздулись у него на губах. Я знала, что это очень плохой признак.

– Все будет хорошо, – проговорила я как можно спокойней – Ты слышишь меня, Мануэль? С тобой все будет в порядке.

– Хизер, – едва слышно прошептал он. – Это был я. Я дал его ей.

Зажимая рану изо всех сил – кровь стала сочиться сквозь мои пальцы, я сказала:

– Не разговаривай, Мануэль. Скоро придет помощь.

– Она просила меня. – Он на глазах слабел от потери крови и боли. – Она просила меня, и я ей его дал. Я знал, что не должен был этого делать, но она так плакала. Я не мог сказать «нет». Она была… она была такой…

– Помолчи, Мануэль, – попросила я, обеспокоенная количеством крови, текущей у него изо рта. – Пожалуйста. Пожалуйста, не разговаривай.

– Она плакала, – снова и снова повторял он.

Где же Купер?

– Как я мог ответить ей «нет»? Я же не знал. Я не знал, что они с ней сделают.

– Мануэль, – сказала я, молясь, чтобы он не услышал, как дрожит мой голос. – Тебе нужно помолчать. Ты потерял слишком много крови.

– Но они узнали, – продолжал он, полностью отрешившись от всего, кроме своей боли. – Они узнали, что она его взяла…

В этот момент из-за угла выскочил Купер, за ним – Том и Пит. Пит, увидев меня, достал рацию.

Купер упал на колени рядом со мной и, как фокусник, достал откуда-то аптечку «скорой помощи».

– «Скорая» сейчас приедет. – Мануэль, рану которого я все еще судорожно зажимала пальцами, продолжал бессвязно бормотать.

– Я дал ей его, Хизер, разве ты не понимаешь? Это был я. И они узнали, что это был я.

– Кто это сделал? – спросил Купер, доставая из аптечки толстый моток бинта. – Ты видела, кто это был?

– У них на лицах были маски из баскетбольных мячей, – сказала я.

– Что?

– Половинки баскетбольных мячей. – Я отняла у него бинт, убрала с раны свитер и приложила бинт к самой крупной ране. – Их лица были закрыты половинками баскетбольных мячей с прорезями для глаз.

– Господи! – Побелевший от ужаса Том посмотрел вниз. – Это же… Это Мануэль…

– Да, – ответила я. Купер наклонился и оттянул нижнее веко Мануэля.

– У него шок, – проговорил он слишком, на мой взгляд, спокойно. – Ты его знаешь?

– Он работает в Фишер-холле. Его зовут Мануэль. – Хулио с ума сойдет, если увидит это.

Я молила Бога, чтобы он не пришел сюда.

– Это было предупреждение, – сказал Мануэль. – Чтобы я не говорил, что я ей его дал.

– Дал что и кому, Мануэль? – спросил Купер, не обращая внимания на то, что я толкала его в бок.

– Ключ. Я знал, что не должен был этого делать, но отдал его ей.

– Кому? – не успокаивался Купер.

– Купер! – Да как он может допрашивать умирающего!

Он не обратил на меня никакого внимания.

– Мануэль, кому ты отдал ключ?

– Линдси, – сказал Мануэль. – Я дал ключ Линдси. Она так плакала… сказала, что забыла что-то в столовой. Хотела забрать. Ночью, когда столовая закроется.

Его веки закрылись.

– Черт! – выругался Купер.

Тут подбежали врачи и попросили нас отойти. Я с облегчением подумала, что теперь все будет в порядке. Как же я ошибалась!

 

15

Знаете, что происходит в том случае, если во время прямой трансляции баскетбольного матча чемпионата среди колледжей третьей лиги Нью-Йорка кого-то за пределами площадки убивают?

Все продолжают спокойно играть.

Я не вру.

Ну да, разумеется, на время игры они поставили на всех выходах по полицейскому. Кстати, «Анютины глазки» проиграли со счетом 24:40. После перерыва они так и не смогли собраться. Вовсе не потому, что узнали о Мануэле. Никто им об этом не говорил. «Анютины глазки» элементарно продули. Полицейские всех останавливали на выходе и тщательно проверяли руки, обувь и содержимое сумок на предмет обнаружения крови или оружия.

Они и не намекнули, что именно ищут.

Ничего компрометирующего не нашли. Они даже не могли задержать для допроса тех, у кого на головах были половинки баскетбольных мячей. Потому что практически все зрители мужского пола были в этих дурацких головных уборах.

Несомненно, по крайней мере для меня, парни, зарезавшие Мануэля, давным-давно скрылись. Сомневаюсь, что они остались досматривать игру. Наверняка ушли задолго до того, как появились копы.

Они не присутствовали при разгромном поражении «Анютиных глазок».

Как, впрочем, и я сама. Как только Мануэля в сопровождении потрясенного до глубины души дяди погрузили в машину «скорой помощи» и увезли (медики сказали, что жизненно важные органы не затронуты, и он, скорее всего, выживет), меня доставили в шестой участок к детективу Канавану для составления фоторобота, хотя я уже объясняла ему, что не видела их лиц под масками.

– Во что они были одеты? – спрашивал он.

– Я вам уже говорила, – повторяла я чуть ли не в тридцатый раз. – На них была обычная, повседневная одежда. Джинсы. Фланелевые рубашки. Ничего особенного.

– Вы не слышали, они говорили что-нибудь пострадавшему?

Слово «пострадавший», которым детектив Канаван обозвал Мануэля, резало мне слух, ведь он прекрасно знал, что у пострадавшего есть имя.

Хотя, возможно, он, как и Сара с ее висельным юмором, называл его этим словом, чтобы дистанцироваться от этого ужасающего акта насилия.

Я тоже была не против дистанцироваться, но как только закрывала глаза, сразу видела кровь. Она не была красной, как показывают по телевизору. Она была темно-коричневой. Как пятна на коленях моих джинсов.

– Они ничего не говорили, – сказала я. – Они просто резали его.

– Что он там делал, у этих автоматов? – хотел знать детектив.

– Откуда я знаю? – пожала я плечами. – Наверное, ему захотелось пить. В буфете была огромная очередь.

– А что вы там делали?

– Я уже говорила. Мне нужно было в туалет, а очереди в другие туалеты были слишком длинные.

Детектив Канаван прибыл в спорткомплекс, потому что мы сами его вызвали – хотели рассказать, что Мануэль отдал ключ Линдси. Я предложила Канавану остановить игру и опросить всех присутствующих, особенно тренера Эндрюса, который оказался замешан в этой истории гораздо больше, чем я думала.

Но президент Эллингтон, которого из-за огромного количества полицейских, наводнивших здание, к сожалению, пришлось оповестить о том, что происходит, запретил останавливать игру, сказав, что, если первый канал прервет эфир специальным выпуском, это еще больше подорвет репутацию колледжа, и так значительно подпорченную за эту неделю. Школе меньше всего сейчас нужны толпы репортеров, задающих вопросы о преступлении, которое, вполне возможно, и не имеет никакого отношения к Линдси. И это несмотря на то, что я всем сообщила о признании Мануэля.

А еще президент Эллингтон заверил нас, что первый канал вправе подать на нас в суд за сорванную игру и потребовать возмещения ущерба в размере миллиона долларов, поскольку не будут показаны и многие рекламные ролики.

Вот уж не знала, что коммерческая реклама «Боуфлекса» приносит такой большой доход. Видимо, предполагается, что зрители будут смотреть игру чемпионата среди колледжей третьей лиги специально для того, чтобы купить домашние спортивные тренажеры.

– Я хочу, чтобы все поняли, – сказал президент Эллинг тон детективу Канавану, и я это слышала, хотя он говорил достаточно тихо, – Нью-Йорк-колледж не имеет никакого отношения к смерти девушки и несчастью, произошедшему сегодня вечером с мистером Хуаресом. Если даже он и дал девушке ключ от столовой, мы не несем за это никакой ответственности. Это он преступил закон.

На что детектив Канаван заметил:

– По-вашему, мистер Эллингтон, Линдси специально использовала ключ Мануэля, чтобы пойти в столовую и потерять там свою голову?

Президент Эллингтон так разволновался после этих слов, что один из его подхалимов тут же пришел ему на помощь.

– Президент имел в виду совсем не это. Он сказал, что колледж не несет ответственности за то, что кто-то из его служащих отдал ключ студентке, которая позже была убита на территории данного учебного заведения…

Детектив Канаван не собирался и дальше слушать этот бред и удалился, к моему облегчению, захватив с собой и меня.

Вернее, сначала к облегчению. Я не могла больше откладывать разговор с Купером по поводу папы. А вместо этого мне пришлось разговаривать с детективом Канаваном.

– И все? Это все, что вы в состоянии вспомнить? Джинсы, фланелевые рубашки и маски из баскетбольных мячей? А обувь? Кроссовки? Мокасины?

– Кеды, – ответила я, вспомнив, как они скрипели по полу.

– Прекрасно. – Он прищурился.

Было уже поздно. А он, наверное, провел в участке целый день. Число банок из-под «ред-булла», валяющихся у него под столом, показывало, какой ценой ему удается так долго держаться.

– Это существенно меняет дело.

– Простите, что вы хотите от меня услышать? Они были…

– В масках. Да. Вы уже об этом упоминали.

– Тогда я могу идти?

– Да, – сказал детектив Канаван. – И еще…

– Что?

– Повторяю, не вмешивайтесь в расследование убийства Линдси Комбс.

– Я все поняла, – ответила я.

Я умела быть такой же саркастичной, как и он.

– Ведь я так испугалась сегодня, увидев, что те, кто ее убил, зарезали и Мануэля.

– Мы не знаем, связано ли нападение на мистера Хуареса с убийством Линдси Комбс, – подчеркнул детектив Канаван и, увидев мои поднявшиеся брови, добавил: – Пока.

– Ну-ну, – проговорила я. – Я могу идти?

Он кивнул, и я пулей вылетела из кабинета. Как же я устала! Хотелось быстрее оказаться дома. И еще переодеть джинсы, испачканные кровью Мануэля.

Я вышла в вестибюль шестого участка, думая, что Купер сидит и ждет на том же самом месте, где всегда дожидался меня после моих многочисленных бесед с детективом Канаваном (сегодня был поставлен новый рекорд – я тут уже во второй раз за 12 часов).

Но кресло пустовало. В вестибюле никого не было.

На улице шел сильный снег. Очень сильный. Я с трудом разглядела силуэт «рендж-ровера», припаркованного на площадке перед участком. Сквозь лобовое стекло я увидела Фрэнка, мужа Пэтти. Когда я постучала в окно, он вздрогнул и опустил его.

– Хизер! – закричала Пэтти с пассажирского сиденья. – Наконец-то! Прости, мы не заметили, как ты вышла. Мы слушали аудиокнигу. О воспитании детей. Нам ее посоветовала наша новая няня.

– Которая вас терроризирует?

– Да, та самая. Господи, ты бы видела ее лицо, когда мы сказали, что едем сюда! Она почти… Ладно, неважно. Залезай, на улице холод собачий.

Я уселась на заднее сиденье. Внутри пахло индийской едой. Фрэнк и Пэтти в ожидании меня лакомились самосой.

– Откуда вы узнали, что я здесь? – спросила я, когда они протянули и мне кусочек с тамариндовым соусом.

М-м-м!

– Купер позвонил, – объяснил Фрэнк. – Сказал, что ему нужно бежать и попросил забрать тебя отсюда. Наверное, работает над одним из своих дел. Кстати, чем он занимается?

– Откуда я знаю? – ответила я с набитым ртом. – Как будто он мне что-то рассказывает.

– Ты, правда, стала свидетельницей убийства? – спросила Пэтти, повернувшись ко мне. – Испугалась? В чем это у тебя джинсы?

– У меня не было времени испугаться, – сказала я, работая челюстями. – А это – кровь.

– Господи! – Пэтти в мгновение ока развернулась обратно к лобовому стеклу. – Хизер!

– Все в порядке. Я куплю новые. – Благодаря новогодним пиршествам я прибавила один размер.

К счастью, 14-й размер – все еще самый распространенный среди американских женщин. И все-таки, если не хочешь покупать новые джинсы каждый раз, когда прибавляешь в весе (а это весьма ощутимо для бумажника), то лучше сократить закупку жареных цыплят в погребке. А может, и не лучше.

Зависит от того, как ты выглядишь в новых джинсах.

– А снегопад-то и правда разыгрался, – заметил Фрэнк, выехав со стоянки.

На город обрушился настоящий буран, и никто и носа не высовывал из дома. Крупные хлопья снега быстро покрывали улицы и тротуары пушистым белым покрывалом.

– Не представляю, что там Купер может расследовать в такую-то погоду.

Фрэнк в глубине души слегка завидовал тому, что Купер – частный детектив. Большинство людей мечтают стать рок-звездами. Оказывается, бывает и так, что рок-звезды хотят переквалифицироваться в частные детективы. А я мечтаю только о том, чтобы похудеть до 8-го размера и есть все, что мне захочется.

Хотя я и не звезда. Больше.

– Хизер, надеюсь, хотя бы сейчас ты будешь осторожна, – заметила с переднего сиденья Пэтти. – Ты ведь не занимаешься расследованием убийства той девушки, правда?

– Нет, конечно, – сказала я.

Пэтти совсем необязательно знать о моем визите в «Тау-Фи-Эпсилон». У нее полно своих забот, как у бывшей модели, жены рок-музыканта и мамы малыша, который, судя по последним рассказам, мог в один присест съесть целый бутерброд со всякой всячиной размером с собственную голову.

Няню это не особенно радовало.

– Хотя бы потому, – продолжила Пэтти, – что в колледже платят маловато, а в прошлый раз тебя вообще чуть не убили.

Когда Фрэнк остановился у дома Купера, я увидела несколько горящих окон, чем была немало удивлена, ведь это означало, что Купер дома.

Но прежде чем я вышла из машины, Фрэнк проговорил:

– Кстати, Хизер, по поводу выступления у Джо…

Моя рука застыла на ручке дверцы. После всей этой крови и разных дел я совершенно забыла о приглашении Фрэнка выступить с его группой.

– О, – сказала я, лихорадочно придумывая повод, чтобы отказаться. – Да. Ну, конечно. Давай я тебе перезвоню. Я так устала сегодня, что даже думать не могу.

– А тут не о чем думать, – улыбаясь, проговорил Фрэнк. – Там будут все свои – я, мои парни и человек 160 друзей и родственников. Соглашайся. Это будет здорово.

– Фрэнк, – перебила его Пэтти, наверняка заметив гримасу на моем лице. – Сейчас не самое лучшее время для этого разговора.

– Ладно тебе, Хизер, – настаивал Фрэнк, не обращая внимания на жену. – Ты никогда не преодолеешь страх сцены, если снова на нее не выйдешь. Почему бы не сделать это в кругу друзей?

Страх сцены? Оказывается в этом моя проблема? Забавно, а я-то думала, что боюсь, как бы люди не стали свистеть и бросать в меня разной гадостью. Или, еще хуже… ржать надо мной, как это сделал отец Купера и Джордана, когда я спела ему свои песни в тот памятный день в офисе «Картрайтре корде»…

– Я подумаю об этом, – сказала я Фрэнку. – Спасибо, что подбросили. Увидимся.

Я как ошпаренная выскочила из машины, прежде чем Пэтти и ее муж смогли что-то ответить, и побежала к крыльцу, прикрывая голову от хлопьев снега.

Фу-у! Кстати, о лазейках.

Люси радостно ждала меня в прихожей, но было непохоже, чтобы она, как всегда, хотела сказать: «Мне срочно, сию же минуту, нужно выйти». Кто-то уже с ней погулял.

– Эй? – крикнула я, отряхивая куртку и шарф.

Никто не ответил. Но я почувствовала странный, непривычный запах. Потом я поняла какой: так пахнут свечи. Мы с Купером никогда не были их поклонниками: Купер – по тому что он мужчина, а я – потому что все время боялась, что кто-то в Фишер-холле оставит горящую свечу и случится пожар.

Кто же жжет свечи в нашем доме?

Запах шел сверху… не из гостиной, не из кухни и не из кабинета Купера. Он шел оттуда, где Купер спит.

Потом до меня дошло. Купер наверняка дома. Он просто развлекается.

В своей комнате.

Со свечами.

Это могло означать только одно. У него свидание.

Я постояла у подножья лестницы, пытаясь понять, почему эта новость так расстроила меня. Конечно, Купер не догадывается, что я к нему испытываю. Почему он не может видеться с другими? Если он ни с кем не встречался с тех самых времен, как я к нему переехала, это совсем не означает, что он не будет этого делать впредь. (Насколько я знаю… он ни кого в наш дом не приводил.) Я вспомнила, что мы с ним никогда не обсуждали проблему гостей, остающихся на ночь. Ее вообще не существовало.

До настоящего момента.

Ну и что? Он с кем-то спит. У нас с ним ничего такого не было. Мне нужно прошмыгнуть на свой третий этаж и лечь в постель. Не стоит останавливаться у его двери, стучать и спрашивать, как у него дела. Даже если я до ужаса хочу посмотреть, как она выглядит. В семье всегда говори ли, что Купер встречается только со сверхинтеллигентными красотками экзотической наружности. Например, с нейрохирургами, которые в прошлом были моделями. Не что в этом роде.

Даже если бы я решила, что у меня есть хоть малейший шанс на романтические отношения с Купером, один взгляд на его многочисленных бывших возлюбленных меня бы полностью излечил. Кто в трезвом уме обратит внимание на бывшую, вышедшую в тираж поп-звезду, которая в настоящее время работает помощницей директора пансиона и самоуверенно думает, что носит джинсы 8-го размера (или, в край нем случае, 10-го), когда в любое время может найти себе блестящего ученого-физика, в прошлом мисс Делавэр?

Правильно. Никто. Разве что физик окажется настоящей занудой. Или ей не нравится Элла Фицджеральд (у меня есть записи всех ее песен, даже тех, где она подражает музыкальным инструментам). Или она совсем не то теплое и забавное человеческое существо, к которым я осмеливаюсь причислить себя…

Хватит. Прекрати.

Я на цыпочках стала подниматься по лестнице, стараясь не шуметь, – Люси семенила рядом – и вдруг заметила не что странное. Дверь в комнату Купера была открыта… но свет не горел. Дверь в гостевую комнату дальше по коридору тоже была открыта, там горел, мерцая, какой-то огонек, похожий на пламя свечи.

Кому пришло в голову сидеть в гостевой комнате со свечой?

– Эй! – повторила я.

Если уж Купер решил развлекать свою даму в гостевой комнате, то наверняка он будет счастлив, если я туда ворвусь. Его комната была личным святилищем, я никогда не осмеливалась туда заходить. Ведь он так редко там бывал. А еще простыни стоимостью в тысячи долларов меня просто пугали.

Но гостевая комната?

Дверь слегка приоткрыта. Значит, фактически открыта. Именно поэтому я приоткрыла ее чуть шире и в третий раз сказала:

– Эй?

… и завизжала при виде моего папы, стоящего в позе собаки прямо посреди комнаты.

 

16

– Йога очень расслабляет, – объяснил мне папа. – Там, в лагере, я занимался ею каждое утро и каждый вечер. Благодаря ей я словно становлюсь моложе.

Я не могла оторвать от него взгляд. Странно, что папа называет тюрьму лагерем. Особенно, когда занимается йогой.

– Пап, – сказала я. – Не мог бы ты на минутку прерваться и поговорить со мной.

– Конечно, солнышко, – ответил он и принял вертикальное положение.

Я не могла поверить. Он действительно переехал. Его чемодан, лежавший на стуле у окна, был открыт и пуст. Ботинки стояли в шкафу так ровно, как будто папа всю жизнь был военным. На антикварном столе я увидела пишущую машинку – пишущую машинку! – и рядом аккуратную стопку бумаги. Папа был одет в голубую пижаму с синими кантиками.

На ночном столике горела толстая свечка с ароматом зелено го чая, а рядом лежала биография Линкольна.

– Боже мой! – проговорила я и потрясла головой. – Как ты сюда попал? Ты взломал дверь?

– Разумеется, нет, – возмутился папа. – В лагере я научился многим вещам, но в их число не входит взлом дверей с замками «Медеко» с помощью отмычки. Твой молодой человек пригласил меня пожить у него.

– Мой… Папа! Я тебе говорила. Он не мой молодой человек. Ты не сказал ему о том, что я его лю…

– Хизер, – грустно сказал папа. – Конечно, нет. Я ни когда не выдаю чужих тайн. Я рассказал мистеру Картрайту о своих стесненных жизненных обстоятельствах, и он предложил мне расположиться здесь.

– Пап! – завопила я. – Как ты мог!

– Видишь ли, отель «Челси» не слишком подходящее место для человека, оказавшегося в такой ситуации, – терпеливо пояснил он. – Не знаю, в курсе ли ты, но в этом отеле селятся в основном люди с криминальным прошлым. Настоящие убийцы. Это не очень подходящее окружение для человека, который хочет реабилитировать себя в глазах других. А еще там очень шумно. Громкая музыка, скандалы и драки. Нет, здесь, – он со счастливым видом обвел взглядом комнату, – мне нравится гораздо больше.

– Папа! – Я больше не могла этого выносить.

Меня уже не держали ноги, и я опустилась на край широченной кровати.

– Купер сказал, как долго ты можешь здесь оставаться?

– В общем-то, сказал. – Папа нагнулся и потрепал Люси за ухо.

Она тоже вошла в комнату.

– Он сказал, что я могу оставаться здесь, пока окончательно не встану на ноги.

– Папа! – Мне хотелось кричать. – Давай серьезно. Ты не можешь так поступить. Конечно, я очень хочу восстановить наши отношения, между мной и тобой, я имею в виду. Но мы не можем злоупотреблять благородством Купера…

– А я и не злоупотребляю, – как ни в чем не бывало заявил папа. – Я буду работать на него вместо арендной платы.

Я моргнула.

– Ты… что?

– Он взял меня на работу в качестве служащего «Частного сыскного агентства Картрайта», – сказал папа… с некоторой долей гордости, как мне показалось. – Как и ты, я буду на него работать. Я помогу ему вести слежку. Он сказал, что я выгляжу как раз подходяще… я незаметный. Мне легко смешаться с толпой.

Я еще раз моргнула.

– Ты незаметный?

– Так точно. – Папа открыл ящик ночного столика и достал оттуда маленькую деревянную флейту. – Я решил воспринять это как комплимент. То, что я незаметный. Я знаю, твоя мама тоже так думала, но мне казалось, что для остального мира это не так. Вот. Послушай мелодию, которую я выучил в лагере. Она очень расслабляет. После сегодняшнего вечера тебе точно нужно расслабиться и отдохнуть. – Он поднес флейту ко рту и начал играть.

Я посидела еще минутку, погрузившись в звуки музыки, жалобной и очень спокойной, потом встряхнула головой и сказала:

– Папа.

Он тут же прекратил играть.

– Да, дорогая?

Его сюсюканья меня просто убивали. Или вызывали страстное желание убить его.

– Я пошла спать. Поговорим об этом утром.

– Хорошо. Только я не понимаю, о чем тут еще говорить? Купер – весьма здравомыслящий человек. Не понимаю, почему я должен возражать?

Я тоже не понимала почему. Разве что… как я заставлю Купера понять, что я женщина его мечты, если рядом всегда будет крутиться мой папа? Как я устрою романтический ужин со стейком? Ужин втроем не может быть романтичным.

– Я понимаю, что был для тебя не лучшим отцом, Хизер, – продолжал папа. – Ни я, ни мама не были для тебя достойны ми примерами для подражания. Но, по-моему, вред, который мы нанесли, не настолько велик, чтобы помешать тебе устроить личную жизнь. Я только искренне хочу попробовать начать наши отношения заново. Потому что всем нужна семья, правильно, Хизер?

Семья? Оказывается, мне нужна семья? Вот в чем дело? В том, что у меня нет семьи?

– Ты выглядишь уставшей, – сказал папа. – Это вполне естественно, если вспомнить, что за день у тебя был. Может, это тебе поможет. – И он снова заиграл на флейте.

Ладно. Только этого не хватало.

Я наклонилась, задула свечу и убрала ее с ночного сто лика.

– Так может случиться пожар, – рявкнула я тоном помощницы директора пансиона.

Потом я вышла из комнаты и поднялась к себе в спальню.

Снег так и не прекратился. Я проснулась утром, взглянула в окно и увидела, что снегопад продолжается, не так сильно, как вечером, но такими же большими пушистыми хлопьями.

Я с трудом вылезла из кровати, там было так уютно с Люси под боком, подошла к окну и залюбовалась зимней красотой.

После снегопада Нью-Йорк выглядит совсем иначе. Даже сантиметровый слой снега может его изменить. Он скрывает грязь, надписи на стенах, и город становится сверкающим и чистым.

А уж сорок сантиметров, выпавших сегодня ночью, заставили меня почувствовать, что я вообще нахожусь на другой планете. Все такое спокойное… Не слышно ни ругани, ни автомобильных гудков… все звуки стихли, ветки на деревьях согнулись, укрытые пушистыми шапками, окна запорошило снегом. Глядя на всю эту красоту, я с замиранием сердца понята, что происходит.

День снега.

Я поняла это даже до тогo, как позвонила в метеорологическую службу колледжа. О да! Сегодня занятия отменили. Колледж закрыт. Фактически весь город был закрыт. На улицы вышли только аварийные службы.

Хотя, конечно, когда живешь в двух шагах от работы, ты не можешь отговориться тем, что не смогла до нее добраться.

Но все-таки. В такой ситуации можно и опоздать.

Я долго проторчала в душе – зачем торопиться, если в этом нет необходимости? Потом начала одеваться. Достала свежие джинсы – вчерашние были безнадежно испорчены пятнами крови – и поняла, что они мне слегка тесноваты. Хорошо, не слегка. Пришлось воспользоваться старым трюком: просунуть в джинсы вместо пояса вязаные носки и изо всех сил потянуть их вверх. Потом я согнула ноги в коленях, чтобы джинсы растянулись чуть сильнее, и почти убедила себя в том, что они сели после чистки. Из которой я их взяла уже две недели назад.

Когда я вытащила носки, джинсы уже не были такими тесными. По крайней мере, я могла дышать.

И тут я почувствовала в воздухе что-то странное. Не характерное для этого дома.

Бекон. И, если не ошибаюсь, яйца.

Я сбежала по лестнице. Люси следовала за мной по пятам. Зайдя в кухню, я пришла в ужас, увидев Купера, читавшего газету и папу в плисовых коричневых брюках и толстом свитере, который крутился у плиты. Он готовил завтрак.

– Это нужно прекратить, – сказала я громко.

Папа повернул голову и улыбнулся.

– Доброе утро, солнышко. Хочешь сока?

Купер опустил газету.

– Ты зачем встала? – поинтересовался он. – По телевизору только что передали, что колледж закрыт.

Я не обратила на него никакого внимания. Но проигнорировать Люси я не могла, она уже скреблась в дверь, просилась на улицу. Я открыла дверь, впустив в дом порцию арктического холода. Люси, выглянув наружу, слегка растерялась, но смело шагнула вперед. Закрыв за ней дверь, я вернулась к отцу. Я приняла решение. И дело было совсем не в деревянной флейте.

– Пап, – сказала я. – Ты не можешь здесь жить. Прости, Купер. Как мило с твоей стороны, что ты это предложил. Но это слишком ужасно.

– Расслабься, – сказал Купер из-за газеты.

Я почувствовала, что мое давление упало сразу на десять делений. Почему такое случается со мной всякий раз, когда кто-то произносит слово «расслабься»?

– Я серьезно, я ведь тоже здесь живу. Я тоже работаю в «Частном сыскном агентстве Картрайта». Разве у меня нет права голоса?

– Нет, – отрезал Купер из-за газеты.

– Дорогая, – сказал папа, поворачиваясь и протягивая мне дымящуюся чашку кофе. – Выпей это. Ты никогда не была жаворонком. Как твоя мама.

– Я не похожа на маму, – ответила я, тем не менее, взяв чашку.

Он пах просто потрясающе.

– Понял? Я совсем на нее не похожа. Видишь, Купер? Видишь, что ты наделал? Ты пригласил этого человека пожить здесь, а он уже говорит, что я похожа на мать. А я ни чуточки не похожа.

– Тогда пусть он здесь поживет, – сказал Купер, не отрываясь от чтения. – И сам в этом убедится.

– Твоя мама – прекрасный человек, Хизер, – сказал отец, выкладывая на тарелку глазунью их двух яиц и несколько кусочков бекона. – Но только не по утрам. Совсем как ты. – Он протянул мне тарелку. – Когда ты была ребенком, ты любила, чтобы они были именно такими. Надеюсь, тебе и теперь так нравится.

Я посмотрела на тарелку. Яичные желтки были похожи на глаза, а кусочек бекона – на улыбающийся рот, совсем как в детстве.

Мне вдруг ужасно захотелось заплакать.

Черт бы его побрал! Как у него это получилось?

– Очень симпатично, спасибо, – пробормотала я и уселась за кухонный стол.

– Прекрасно, – сказал Купер, складывая наконец свою газету. – Значит, решено. Твой папа поживет здесь, пока не придумает, чем ему заниматься дальше. Это очень хорошо, потому что мне может потребоваться помощь. Сейчас у меня гораздо больше работы, и стало сложно справляться с ней одному, а твой папа обладает как раз теми качествами, которые мне понадобятся.

– Способность слиться с толпой, – прокомментировала я, прожевывая полоску бекона.

Очень, кстати, вкусно. Я была не единственной, кто так думал. Люси, которую папа впустил в дом, услышав, как она скребется в дверь, тоже смаковала кусочек бекона, который я ей бросила.

– Верно, – подтвердил Купер. – Неоценимое качество для тех, кто работает частными детективами.

Зазвонил телефон. Папа сказал:

– Я возьму трубку, – и вышел из кухни.

Прошло несколько секунд, и Купер совершенно другим тоном сказал:

– Слушай, если это действительно такая проблема, я найду ему комнату где-нибудь в другом месте. Я понятия не имел, что между вами… так все запутано. Я думал, так будет лучше для тебя.

– Лучше для меня? То, что мой папа, бывший зек, будет жить рядом со мной?

– Ну, не знаю, – протянул Купер смущенно. – У тебя же… никого нет…

– По-моему, это мы с тобой уже обсуждали, – язвительно заметила я. – У тебя тоже никого нет.

– Но мне никто и не нужен, – подчеркнул он.

– Мне тоже.

– Хизер, – проговорил он, смягчившись. – Тебе-то как раз нужен. Ведь никто не оставил тебе в наследство дом и не сделал абсолютно независимой. Не обижайся, но двадцать три тысячи в год для Манхэттена – это смешно. Тебе очень понадобятся все твои друзья и родственники.

– Даже отсидевшие?

– Знаешь, – сказал Купер, – твой папа очень интеллигентный человек. Я уверен, что он сможет подняться на ноги. И, по-моему, тебе захочется оказаться рядом, когда это произойдет. Если ты до этого не достанешь его своими обвинениями в прошлых грехах, то он вполне сможет помочь тебе с деньгами. Например, заплатить за твою учебу.

– Мне это не нужно, – сказала я. – Я буду учиться бесплатно, потому что там работаю.

– Да. – Купер старался говорить нарочито спокойно. – Но тебе не нужно будет работать, если твой папа согласится оплатить обучение.

Я опешила.

– То есть… бросить мою работу?

– И учиться на дневном отделении, если, конечно, получение диплома действительно является твоей целью. – Он сделал глоток кофе. – Да.

Забавно, хотя в том, что он говорил, определенно был смысл, я не могла себе представить, что брошу работу в Фишер-холле. Я устроилась туда меньше полугода назад, но теперь мне кажется, что я работаю там всю жизнь. Мысль о том, чтобы не ходить туда каждый день, показалась мне очень странной.

Интересно, все служащие, ходящие в офис на работу, так думают? Или я и правда люблю свою работу?

– Знаешь, – сказала я, жалобно разглядывая свою тарелку.

Свою пустую тарелку.

– Наверное, ты прав. Только, мне кажется, я и так уже злоупотребляю твоим гостеприимством. Мне бы не хотелось, чтобы вся моя семья села тебе на шею.

– Давай-ка я сам побеспокоюсь о том, как мне защититься от нахлебников, – резко сказал Купер. – Я в состоянии сам о себе позаботиться. А еще ты вовсе не нахлебница, Мои счета никогда не были в таком безупречном состоянии. Счета оплачиваются вовремя и ведутся аккуратно. Вот почему мне не верится, что сдать школьный курс математики для тебя такая уж тяжелая работа.

Услышав слова «школьный курс математики» я вдруг кое-что вспомнила.

– О нет!

Купер вздрогнул.

– Что?

– Вчера вечером у меня было первое занятие, – проговорила я, уронив голову на руки. – И я его пропустила! Мое первое занятие… мой первый курс, который оплачивает колледж… и я пропустила!

– Уверен, твой преподаватель поймет, Хизер. Особенно, если прочитает сегодняшнюю газету.

Папа вернулся на кухню с телефонной трубкой в руках.

– Это тебя, Хизер, – сказал он. – Твой шеф, Том. Какой милый молодой человек! Мы так славно с ним поболтали по поводу вчерашней игры. Правда, для третьей лиги ваши парни довольно прилично играют.

Я взяла у него трубку и закатила глаза. Если я услышу хоть одно слово про баскетбол, я закричу.

Что мне делать с тем, что рассказала вчера Кимберли? Между тренером Эндрюсом и Линдси действительно что-то было? А если и было… то зачем ему убивать ее?

– Я уже знаю, что школа закрыта, – сказала я Тому. – Но все равно собираюсь. – Даже несмотря на появление в нашем доме нового повара, я не могла из-за какого-то ненастья оставить в одиночестве моего маленького техасца.

– Еще бы ты не собиралась, – ответил Том.

Ему и в голову не приходило, что я могу сегодня заниматься тем же, чем и все жители Нью-Йорка.

– Хорошо, что я застал тебя дома. Звонил доктор Джессап…

Я застонала. Это плохой знак.

– Так вот, – продолжил Том, – он звонил из своего дома в Вестчестере, или где он там живет. Хотел удостовериться, что представитель отдела размещения сегодня обязательно навестит в больнице Мануэля. Мы должны продемонстрировать нашу заботу. А еще принести цветы, хотя из-за бурана не работает ни один цветочный магазин. Он сказал, что я могу выделить тебе денег из нашей кассы, чтобы ты купила ему что-нибудь в киоске прямо в госпитале…

– О, – ответила я смущенно.

Такое поручение – признак особого доверия. Обычно доктор Джессап не доверяет помощнице директора пансиона быть представителем всего отдела размещения. Не из-за того, что плохо ко мне относится. Просто… просто после того, как я уронила помощницу директора Вассер-холла во время игры на доверие, он считает меня не самой надежной из своих служащих.

– Ты уверен, что именно меня он попросил туда сходить?

– По правде говоря, – признался Том, – конкретно мы ничью кандидатуру не обсуждали. Он просто хочет, чтобы там появился кто-то из отдела размещения, чтобы показать, что мы волнуемся…

– Мы и правда волнуемся, – напомнила я ему.

– Конечно, но он имел в виду именно отдел размещения, а не просто людей, лично знающих Мануэля. Я подумал, что вас с Мануэлем связывали какие-то дружеские отношения, и вообще ты спасла ему жизнь и…

– И я живу всего в двух шагах от больницы Святого Винсента, ближе, чем кто-либо работающий в Фишер-холле, – закончила я за него.

Мне все стало ясно.

– Что-то вроде этого, – сказал Том. – Ладно. Ты не против? Забежишь в больницу, а потом вернешься сюда. Можешь взять такси туда и обратно, если найдешь. Доктор Джессап сказал, что возместит расходы по чекам.

– Хорошо, – вздохнула я.

Каждый раз, когда я трачу деньги отдела размещения, я испытываю настоящее счастье.

– Ты-то как? – спросила я, стараясь казаться совершенно не заинтересованной, хотя от его ответа зависело мое будущее.

Не говоря уже о том, что у меня может появиться самый ужасный босс на свете, если Том уволится. Вроде доктора Килгор…

– Ты все еще собираешься… Вчера ты говорил, что хочешь вернуться в Техас…

– На меня просто много всего навалилось, Хизер, – со вздохом ответил Том. – Убийство и покушение на убийство – такого на прошлой работе у меня не было.

– Верно. Но, знаешь, в Техасе не бывает таких снегопадов. Если и бывают, то очень редко.

– Это правда, – согласился он.

И все-таки, кажется, я не убедила Тома в том, что Нью-Йорк лучше.

– Ладно. Увидимся. Оденься теплее.

– Спасибо, – сказала я и повесила трубку.

Купер как-то странно смотрел на меня.

– Идешь в больницу Святого Винсента навестить Мануэля? – спросил он небрежно.

Слишком небрежно.

– Да, – ответила я, отводя глаза.

Я знала, о чем он думает. Ничего подобного. Может, только чуть-чуть…

– Сомневаюсь, что у меня получится поймать такси. Придется прорываться сквозь сугробы…

– Ты просто пожелаешь Мануэлю скорейшего выздоровления, а потом вернешься на работу, так ведь? И не станешь, м-м-м… что-то вынюхивать и спрашивать, кто напал на него вчера вечером и почему?

Я совершенно искренне рассмеялась.

– Купер! Какой ты смешной! Конечно, не буду! Бедный мальчик так плохо себя чувствует. Его всю ночь оперировали. Скорее всего, он даже еще не проснулся. Я только загляну к нему, отдам цветы, шарики и уйду.

– Правильно, – сказал Купер. – Детектив Канаван просил тебя не вмешиваться в расследование убийства Линдси.

– Абсолютно с ним согласна, – кивнула я.

Папа, наблюдавший за нашей беседой с таким же интересом, как и за вчерашним матчем, слегка растерялся.

– Зачем Хизер вмешиваться в расследование убийства этой бедной девочки?

– О, скажем так, ваша дочь имеет тенденцию близко к сердцу принимать жизнь своих подопечных, – объяснил Купер. – И их смерть тоже.

Папа строго посмотрел на меня.

– Теперь, детка, – сказал он, – ты оставишь полиции заботы подобного рода. Ведь ты не хочешь, чтобы тебе причинили вред, правда?

Я перевела взгляд с папы на Купера и обратно. Вдруг меня осенило: я осталась в меньшинстве. Теперь их двое, а я одна. Я взвыла от безнадежности и вышла.

 

17

Подарочный киоск, слава богу, работал. Цветы были уже не первой свежести – сегодня утром машина доставки не пришла – дороги завалило так, что я не смогла найти такси и пробиралась к больнице прямо посреди проезжей части, что бы не идти по колено в снегу.

Зато у них были шарики всех цветов и размеров, и баллон с гелием работал, так что я заказала огромный букет надувных шаров. Подумав, я добавила к нему плюшевого мишку с надписью «Выздоравливай скорее», предварительно убедившись, что надпись легко стирается, чтобы Мануэль смог потом подарить его своей девушке или племяннице. Когда даришь игрушки взрослому мужчине, приходится об этом думать.

Я прошла в хирургическое отделение, где лежал мой подопечный, и увидела Мануэля, уже очнувшегося после операции, обмотанного многочисленными трубками и мало что соображающего. В палате было полно народа, женщина, скорее всего, мать Мануэля, крепко спала на стуле у кровати, и рядом с ней дремал Хулио. Два полицейских охраняли вход в палату интенсивной терапии, детектива Канавана нигде видно не было. Наверное, он еще не приехал или уже был и успел уехать.

Еще два человека, явно из полицейского управления, в мокрых по колено брюках, с пенопластовыми стаканчиками кофе в руках стояли, прислонившись к стене. Когда я приблизилась, один из них спросил:

– Канаван так и не смог от него ничего добиться?

– Так, бред какой-то. – У того, что помоложе, галстук был с ярким тропическим рисунком. – Канаван спрашивал, знает ли пострадавший, кто его бил ножом. А парень только стонал.

– Канаван спросил его о ключе?

– Да, только с тем же успехом.

– А о девушке?

– Тоже ничего не ответил.

– Может, пусть его дядя еще раз спросит? – предложил старший, кивнув на дремавшего Хулио. – Вдруг парень захочет поговорить с тем, кого хорошо знает.

– Парень в полной отключке, – сказал его напарник, пожимая плечами. – Мы ничего из него не вытянем.

Оба заметили меня почти одновременно. С гигантским букетом из шариков меня сложно было не заметить. К тому же я откровенно подслушивала.

– Я могу вам чем-то помочь, мисс? – скучным голосом спросил тот, что помоложе.

– Здравствуйте, – ответила я. – Не хотела вам мешать. Могу я видеть Мануэля Хуареса? Я из отдела размещения Нью-Йорк-колледжа, где работает Мануэль. Меня послали узнать, как он себя чувствует.

– У вас есть удостоверение личности? – спросил детектив или кто он там был, который постарше, таким же скучным голосом, как и его коллега.

Пока я рылась в сумке в поисках документа, мне пришлось передать связку шариков тому, что помоложе.

– Симпатичный медвежонок, – сухо заметил он.

– Спасибо, – ответила я. – Мне тоже так показалось.

Они проверили мое удостоверение. Старший отдал его мне и кивнул в сторону палаты, где лежал Мануэль.

– Проходите.

Я взяла шарики и подошла к кровати Мануэля. Все это время он смотрел на меня, не издавая ни звука. Кстати, единственное, что нарушало тишину палаты, было ровное дыхание его дяди и женщины, которую я приняла за его мать. А еще тихое пощелкивание медицинской аппаратуры.

– Привет, Мануэль, – сказала я с улыбкой и показала шарики. – Это тебе от всех, кто работает в Фишер-холле. Надеюсь, ты скоро поправишься. Извини за мишку, пони маю, это немного не в масть, но цветов не было.

Мануэлю удалось выдавить из себя слабую улыбку. Приободрившись, я продолжила:

– Я понимаю, что тебе сейчас не слишком здорово. Mне так жаль, что те парни порезали тебя, Мануэль. Это просто омерзительно.

Мануэль открыл рот, чтобы ответить, но лишь захрипел. Я увидела, что его взгляд направлен на коричневый кувшин на тумбочке. Рядом стояло несколько бумажных стаканчиков.

– Хочешь воды? – спросила я. – Тебе кто-нибудь говорил, что тебе нельзя пить? После некоторых операций пить запрещено.

Мануэль покачал головой. Отпустив шарики, которые тут же взлетели к потолку, я налила воды в стаканчик.

– Вот, держи. – Я протянула стакан Мануэлю.

Он настолько ослаб, что не мог поднять руки, к тому же они утыканы огромным количеством трубок, которые не давали им двигаться. Я поднесла стакан к его губам. Он жадно выпил его.

Когда стакан опустел, Мануэль снова показал глазами на кувшин, я налила второй стакан. Мануэль выпил и его, но уже немного медленнее. Я предложила еще, но Мануэль покачал головой. Теперь он мог говорить.

– Мне так хотелось пить, – сказал он. – Я пытался объяснить это тем парням, – он кивнул на двух детективов в коридоре, – но они меня не поняли. Я не мог говорить, потому что у меня в глотке пересохло. Спасибо.

– Да ладно, без проблем.

– А еще спасибо за то, что ты сделала вчера вечером, – сказал Мануэль.

Он говорил не очень громко, вообще-то, он никогда громко не говорил, даже когда был здоровым, к нему всегда нужно было прислушиваться. Я наклонилась, чтобы не пропустить ни слова.

– Дядя Хулио сказал, что ты спасла мне жизнь.

Я замотала головой.

– Нет. Тебя спасла «скорая помощь». Я просто оказалась в нужном месте в нужное время. Вот и все.

– Что ж, – Мануэль улыбнулся, – к счастью для меня. Но мне никто так и не сказал… мы выиграли?

– Баскетбольный матч? – Я не смогла сдержать смех. – Нет. Продули во втором тайме.

– Это из-за меня, – с болью в голосе сказал Мануэль.

– Совсем не из-за тебя, – снова засмеялась я. – «Анютины глазки» проиграли. Вот и все.

– Это моя вина, – снова повторил Мануэль, его голос дрогнул.

Я прекратила смеяться, вдруг поняв, что он вот-вот заплачет, его припухшие глаза наполнились слезами. Он попытался поднять руку и смахнуть их, но не смог.

– Ты не виноват, Мануэль, – сказала я. – Как ты вообще можешь думать о таких пустяках? Парни из команды вообще не знали, что произошло. Тренер Эндрюс не говорил им до конца игры…

– Heт, – прошептал Мануэль.

Слезы покатились по его щекам.

– Я виноват в том, что случилось с Линдси. Это из-за меня она умерла.

– Мануэль, не твоя вина, что ее кто-то убил. Ты вообще тут ни причем.

– Я дал ей ключ, – не успокаивался он.

Ему даже удалось пошевелить рукой. Он сжал пальцы в кулак и несколько раз слабо ударил по матрасу.

– Но это не означает, что ты убил ее, – убеждала я.

– Если бы я не дал, она бы не погибла. Мне нужно было сказать «нет», когда она попросила. Я должен был сказать «нет». Но она… она плакала.

– Правильно, – сказала я и поискала глазами детективов, которые были в коридоре.

Они куда-то исчезли. Куда, интересно? Я уже собралась побежать за ними и позвать… но мне так хотелось, чтобы Мануэль продолжал говорить.

– Ты уже говорил это вчера вечером. Когда она пришла к тебе в слезах? Когда попросила у тебя ключ?

– Прямо перед моим уходом, – ответил он. – В понедельник вечером. В семь часов, после того, как столовая закрылась. Я дежурил за Фернандо, он отпросился к бабушке на день рождения. В воскресенье. Сама знаешь. Линдси подошла ко мне, когда я уже надевал куртку, чтобы уйти домой. Она сказала, что ей нужен ключ от столовой, она там что-то оставила.

– Она не сказала, что именно? – спросила я, взглянув на дверь.

Куда запропастились эти парни?

– Что она там оставила?

Мануэль покачал головой. Он все еще плакал.

– Мне нужно было пойти с ней. Я должен пойти с ней, открыть дверь и подождать, пока она возьмет то, что забыла. Но я собирался кое с кем встретиться. – По тому, как он сказал «кое с кем», я поняла, что он имел в виду свою девушку. – Я ушел, а она…

– Да, мы все знали Линдси. Мы все ей доверяли. – Хотя я сама уже начинала думать, что зря.

– Да. Но я все равно не должен был отдавать ей ключ, – не успокаивался Мануэль. – Она была такой милой и такой красивой. Все ее любили. Не могу поверить, что ключ понадобился ей для чего-то плохого. Она сказала, что это очень важно… что это чужое. Они разозлятся, говорила она.

Я почувствовала, что кровь в моих венах внезапно похолодела. Иначе как объяснить, что меня затрясло от озноба.

– Она не сказала, кто?

Мануэль покачал головой.

– А она точно сказала «они», во множественном числе? Она имела в виду, что их несколько?

Он кивнул.

– И тогда ты отдал ей ключ, – закончила я.

Он с несчастным видом кивнул.

– Она сказала, что принесет его обратно. Подойдет к приемной в 10 утра и отдаст мне ключ. И я ждал. Я ждал ее даже тогда, когда приехала полиция. Никто не говорил мне, что случилось. Они просто проходили мимо меня. Я ждал, а она была уже мертва!

Мануэль внезапно замолчал. Он разволновался и плакал… Один из подключенных к нему аппаратов вдруг запищал. Женщина, которую я приняла за мать, встрепенулась.

– Если бы… – проговорил Мануэль. – Если бы…

– Мануэль, тебе нельзя говорить, – перебила я его.

Женщине, которая уже окончательно проснулась, я сказала:

– Позовите сестру. – Она выбежала из комнаты.

– Если… – продолжал говорить Мануэль.

– Мануэль, не нужно говорить, – просила я.

Хулио тоже проснулся и что-то залопотал племяннику по-испански.

Но Мануэль не успокаивался.

– Если бы я не был виноват, – наконец удалось произнести ему, – они бы не пытались меня убить.

– Наверное, они думали, что ты знаешь их имена, – сказала я. – Люди, которые убили Линдси, решили, что ты можешь их опознать. Значит, Линдси сказала тебе нечто такое, что заставило их так думать. Так, Мануэль? Постарайся вспомнить.

– Она сказала… она говорила о ком-то, его зовут…

– Даг? – закричала я. – Его зовут Даг? Или Марк?

Аппарат запищал громче, и в палату прибежали две сестры и доктор, за ними – мать Мануэля… и два детектива.

– Нет, – ответил Мануэль.

Его голос стал совсем слабым.

– По-моему, Стив. Она сказала, что Стив сойдет с ума от злости.

– Стив? Кто такой Стив?

Веки Мануэля опустились.

– Дайте пройти! – на всю палату рявкнул доктор.

Я отпрыгнула в сторону. Доктор стал поправлять какие-то трубки. Слава богу, писк прекратился. Доктор вздохнул с облегчением. Мануэль провалился в сон.

– Все выйдите отсюда, – сказала одна из сестер, махнув рукой в сторону двери. – Ему нужно отдохнуть.

– Но я его мать, – возразила пожилая женщина.

– Вы можете остаться, – смягчилась сестра. – Остальные – вон отсюда.

Я чувствовала себя ужасно. Вслед за детективами я побрела из палаты, а Хулио и женщина остались с Мануэлем.

– Что с ним случилось? – спросил молодой детектив, когда мы вышли в коридор.

И я ему рассказала, я ему рассказала все, что сказал мне Мануэль. Особенно про Стива. Они опять поскучнели.

– Мы все это знаем, – с некоторым осуждением, как будто я специально отвлекла их от чего-то важного, сказал тот, что постарше.

– Нет, не знаете. – Я была протрясена.

– Знаем-знаем, – поддакнул младший своему партнеру. – Все это было в рапорте. Он все это уже говорил вчера вечером. Про ключ.

– Но не про Стива, – возразила я.

– Уверен, что в докладе он упоминался, – сказал старший.

– Стив, – сказал молодой. – Или Джон.

– Не было никакого Джона, – не унималась я. – Только Даг. Или Марк. Марк – это юноша, с которым встречалась убитая. А еще она встречалась с неким Дагом. А теперь вот выяснилось, что был еще и Стив. Только я не знаю никакого Стива.

– Нам все это уже известно, – раздраженно повторил молодой.

Я гневно посмотрела на них.

– Где детектив Канаван?

– Он не смог попасть в город, – сказал пожилой. – Все дороги завалило снегом.

– Прекрасно, – кивнула я. – Тогда, может, вы позвоните ему и расскажете о Стиве? Или мне самой это сделать?

Тот, что помоложе, сказал:

– Повторяю, мисс, нам все это уже давно известно…

– Конечно, мы ему позвоним, – перебил его пожилой.

Молодой удивленно воскликнул:

– Но, Марти…

– Мы позвоним ему, – снова повторил пожилой, подмигнув молодому.

До того дошло.

– А, ну, да-да, конечно. Мы ему позвоним.

Я стояла и смотрела на них. Было очевидно, что детектив Канаван уже говорил им обо мне. А еще было очевидно, что ничего хорошего он обо мне не сообщил.

– Знаете, – в ярости заявила я, – у меня есть номер его мобильного, я могу сама ему позвонить.

– Почему бы и нет? – сказал пожилой, тот, которого звали Марти. – Уверен, он будет счастлив услышать вас.

Молодой прыснул от смеха.

Я покраснела. Неужели для детектива Канавана я и правда как заноза в мягком месте? То есть я, конечно, в курсе, что так оно и есть. Но вот уж не думала, что он будет жаловаться на меня остальным детективам. Я что, притча во языцех всего шестого участка?

Возможно.

– Прекрасно, – сказала я. – Тогда я пойду.

– Подождите минутку, вы – миссис Уэллс?

Я оглянулась. Молодой достал из сумки ручку и блокнот.

– Простите, мисс Уэллс, я совсем забыл. – Он говорил абсолютно серьезно. – Не могли бы вы дать мне автограф?

Я прищурилась. Это еще что за шутки?

– Серьезно, – проговорил он. – Я рассказал своей младшей сестренке, что вы часто бываете у нас в участке, и она попросила взять у вас автограф.

Он говорил абсолютно искренне. Я взяла ручку и блокнот, чувствуя себя страшно неловко, из-за того что злилась на этого парня.

– Конечно, – сказала я. – Как зовут вашу сестру?

– О, ей просто нужно, чтобы вы расписались, – сказал детектив. – Она сказала, что персональные автографы не так хорошо продаются в Интернете.

Я замерла.

– Она хочет получить мой автограф, чтобы потом его продать?

– Ну да, – сказал детектив с таким видом, будто и представить не мог, что я подумаю что-то другое. – А что ей, по-вашему, делать со всеми вашими старыми дисками? Она сказала, что с вашим автографом у нее появится хоть какой-то шанс их продать. Поскольку это даст ей преимущество перед миллионами других ваших бывших поклонников, которые жаждут избавиться от ваших дисков.

Я протянула ему обратно блокнот и ручку.

– До свидания, детективы. – И повернулась, чтобы уйти.

– Да ладно вам, – окликнул меня один из них. – Хизер, не обижайтесь!

– Мы не хотели вас обидеть, – всхлипнул Марти.

Он хохотал так, что я с трудом разобрала его слова.

Я подошла к лифту, обернулась и сказала все, что о них думаю. Одним средним пальцем руки.

Но они захохотали еще сильнее.

Неправы те, кто говорит, что жители Нью-Йорка искренне сочувствуют потерпевшим неудачу. Это вранье.

 

18

Я в мгновение ока добралась до Фишер-холла, или почти в мгновение ока. Мне так и не удалось найти такси. Все машины, которые я видела на улице, были полицейскими. Одна из них пыталась отъехать от шестого участка, но задними колесами застряла в снегу. Люди, вышедшие из соседнего кафе, пытались ее вытолкать.

Я в этом не участвовала, на сегодня свою порцию общения с полицейскими я уже получила.

Я вошла в свой кабинет, все еще кипя от негодования из-за истории с автографом. Том опять сидел за моим столом, а дверь его закутка была закрыта. За ней слышалось бормотание доктора Килгор.

– Да что же это такое! – воскликнула я, стягивая с головы вязаную шапочку.

Волосы тут же встали дыбом из-за статического электричества, но меня это не волновало.

– Ты мне не говорил, что она снова придет.

– Она обосновалась здесь до конца недели, – мрачно буркнул Том. – Одно утешает – завтра уже пятница.

– Ну и что? – Я сняла куртку и уселась на стул Сары. – Я все равно чувствую себя ущемленной. Кто там на этот раз?

– Шерил Хебиг.

– Опять?

Он пожал плечами.

– Убита ее соседка по комнате. Это совсем выбило ее из колеи.

Я взглянула на репродукцию Моне.

– Линдси оказалась не таким уж ангелом, как все считали, – неожиданно для себя сказала я.

Том поднял брови.

– С чего ты взяла?

– Сам знаешь, она уговорила Мануэля отдать ей ключ от столовой. Для чего он ей понадобился? Она сказала, что оставила там какую-то вещь и нужно ее забрать. Почему в таком случае она не обратилась к охранникам? Они точно так же могли ее туда впустить, если ей всего лишь требовалось что-то забрать. Нет, вместо этого она подошла к Мануэлю, который спешил на свидание. Она знала, что у него нет времени ждать, пока она что-то там заберет. Знала, что он просто отдаст ей ключ, стоит только попросить. Она получит ключ на всю ночь. Она его обольстила, как обольщала других парней и даже девушек. Вон наша Магда тоже без ума от нее.

– По-моему, ты просто зациклилась на Линдси, – сказал Том. – Может, тебе стоит поговорить с доктором Килгор?

– Заткнись, – предупредила я его.

Он ехидно усмехнулся.

– Тебе тут несколько сообщений.

Джордан Картрайт. Джордан Картрайт. Джордан Картрайт. Тед Токко.

Минуточку. Кто такой Тед Токко?

– Я пошел за кофе. – Том взял со стола свою чашку. – Тебе принести?

– Да, – рассеянно проговорила я. – Было бы здорово. Кто такой Тед Токко, и почему это имя кажется мне таким знакомым?

Уже когда за Томом закрылась дверь, я завопила:

– Не забудь налить в чашку горячего какао!

– Ладно, – прокричал в ответ Том.

Дверь из кабинета Тома рывком открылась и оттуда высунулась голова доктора Килгор.

– Не могли бы вы говорить тише? – раздраженно прокаркала она. – У меня на приеме студентка, которая совершенно утратила душевное равновесие.

– Конечно-конечно, – пробормотала я виновато. – Простите.

Она зыркнула на меня и хлопнула дверью.

Я уселась поудобнее в кресле Сары. На ее столе лежала школьная газета, открытая на спортивной странице. Там была фотография тренера Эндрюса. Он кричал и хлопал в ладоши чему-то происходящему на площадке. Подпись под фотографией гласила: «Тренер Стивен Эндрюс ободряет своих игроков».

Я похолодела.

Стивен. Стивен Эндрюс.

Я тут же момент набрала номер спортивного отдела.

– Здравствуйте, – сказала я, когда кто-то, наконец, поднял трубку. – Тренер Эндрюс сегодня на работе?

Голос ответившего был раздраженным… возможно, его, как и меня, заставили явиться на работу в День Большого Снега.

– А где ему еще быть? Сами знаете, на этой неделе у него еще одна игра.

Парень бросил трубку. Плевать. Я уже узнала то, что мне нужно. Тренер Эндрюс на месте. И это значит, что я могу пойти в спортивный комплекс «Винер» и поговорить с ним о его отношениях с Линдси…

Нет, подождите. Я не могу этого сделать. Я обещала. Я всем обещала. На этот раз я не буду вмешиваться…

Но, с другой стороны, я и Магде обещала, что не дам поливать грязью имя Линдси. А раз тренер Эндрюс с ней спал, как предположила Кимберли, это означает, что ее использовал тот, кто облечен властью. Хотя какую такую власть может иметь баскетбольный тренер над членом команды поддержки? Более странные отношения сложно и представить…

Однако, что Линдси оставила в столовой, что так жаждала отдать тренеру Эндрюсу?

Есть один способ это узнать. Именно поэтому я встала из-за стола, пошла к мусорным бакам под лестницей и взяла большую коробку. Потом побежала в вестибюль, на ходу наматывая на шею шарф, и столкнулась нос к носу с моим начальником, который выходил из столовой с двумя чашками кофе.

– Куда это ты собралась? – спросил Том, посмотрев на коробку.

– Звонили родители Линдси, – соврала я.

Меня по-настоящему пугает, как легко ложь срывается с моего языка. Все закономерно. Я не в состоянии петь перед кем бы то ни было. Поэтому день ото дня становится очевидней, что мои таланты зарыты не в музыке, а в несколько другой области.

– Они попросили забрать вещи из ее шкафчика в комплексе «Винер».

Том растерялся.

– Подожди… Я думал, Шерил с подругами это уже сделали. Перед матчем.

– Оказывается, нет, – ответила я, пожимая плечами. – Я скоро вернусь. Пока!

И я выскочила на ветер и холод, выставив перед собой коробку, чтобы защитить лицо от снега. Никому и в голову не приходило почистить пешеходные дорожки. В ботинках «Тимберленд» мои ноги были сухими и относительно теплыми. К тому же мне нравится снег. Он засыпает окурки с травкой, банки из-под пива, которые валяются на дорожках, приглушает звуки сирен и автомобильных гудков. Правда, владельцы машин еще целую неделю будут откапывать свои автомобили, так как снегоуборочные машины, чьи мигалки – оранжевые – белые, оранжевые – белые то тут, то там мелькали на дороге, подсвечивая высоченные сугробы по обеим сторонам улицы, будут вновь и вновь их закапывать.

Но все равно на улице было очень красиво. Особенно в Вашингтон-сквере, где снег практически засыпал бассейн фонтана и надел на статую Джорджа Вашингтона огромный белый парик. На изогнутых черных ветвях деревьев блестели сосульки. Только белки нарушали белый покой, воцарившийся в парке. Собачья площадка тоже была пуста, как, впрочем, и игровая, и только разноцветные флажки покачивались на ветру. Признаки жизни были видны лишь на шахматном кругу, который, как всегда, облюбовали бездомные со всей округи в надежде обрести здесь хоть какое-то подобие укрытия и самые стойкие игроки, которые пришли сыграть партийку-другую, невзирая на природные катаклизмы.

Вот каким я люблю Нью-Йорк. Пустым.

Господи, я стала коренной жительницей Нью-Йорка!

Впрочем, как бы красиво ни выглядел город, я с облегчением толкнула входную дверь комплекса и даже стряхнула снег с ботинок на резиновые маты, которыми был застелен пол. Когда лицо немного оттаяло, я показала пропуск охраннику. В здании, как всегда, пахло хлоркой из бассейна и потом. Здесь почти никого не было. Большинство студентов, видимо, так и не смогли заставить себя проявить героизм и наперекор природной стихии заняться повседневными делами.

Это, правда, не касалось «Анютиных глазок». Они бегали внизу, на площадке, шлифуя приемы игры. Без транспарантов и перетяжек зал казался гораздо просторнее. Кто-то кинул мяч Марку (я узнала его по плоскому затылку).

– Шепельски! – крикнул игрок. – Задай им жару!

Марк ловко поймал мяч, несколько раз стукнул им по полу и прыгнул. Я готова была поклясться, что между подошвами его кед и полом было добрых три фута. Когда он приземлился, я услышала тот же самый скрип резиновых подошв по гладкому, блестящему покрытию, что и вчера вечером, когда скрытые масками люди бежали от раненого Мануэля.

Может, это ничего и не значит. Все кеды так скрипят. Наверное, Марк с командой были в раздевалке и слушали наставления тренера, когда кто-то напал на Мануэля. Они мог ли и не иметь никакого отношения к тому, что там случилось.

Если только…

Если только тренер Эндрюс не послал их сделать это.

У меня разыгралось воображение. Лучше взять в руки себя и заодно коробку, и отправиться в кабинет Эндрюса. Надо удостовериться, что мое предположение абсолютно абсурдно. А не придумывать сценарии, в которых Стивен Эндрюс представал Вольфом Мессингом, способным заставить почти половозрелых верзил исполнять любое свое желание.

Возможно, в колледжах первой лиги, где тренер – второй после Бога и даже главней самого президента, он имеет в распоряжении собственного помощника, который сторожит его кабинет. В нашем случае в приемной сидел лишь тощенький студент – дежурный и листал потрепанный журнал с комиксами.

– Эй, – обратилась я к нему. – Тренера Эндрюса не видел?

Юноша даже не поднял головы от журнала и махнул рукой в сторону открытой двери.

– Он там.

Я поблагодарила его и сквозь распахнутую дверь увидела тренера Эндрюса, который сидел за столом, заваленным бумагами, вероятно, планами игр. Он обхватил голову руками и пристально смотрел на листок, исписанный буквами «X» и «О». Он был похож на Наполеона, разрабатывающего стратегию сражения.

Или, может быть, на меня, когда я сижу над планами хозяйственных работ. Я до сих пор так и не разобралась, как работает компьютерная система отдела размещения.

– Хм… Тренер Эндрюс? – спросила я.

Он поднял голову.

– Да? – Когда я стянула шапку и наэлектризованные волосы облепили мое лицо, он, похоже, меня узнал. – А… здравствуйте, вы – Мери?

– Хизер, – сказана я, опускаясь на стул у его стола и отмечая про себя, что мебель в спортивном комплексе «Винер» гораздо лучше, чем в моем кабинете.

Здесь не было оранжевых виниловых стульев. Все было отделано черной кожей и хромом.

Могу поспорить, что тренер Эндрюс зарабатывает гораздо больше, чем 23 с половиной тысячи долларов в год.

Хотя, не исключено, что он не может, как я, до отвала наедаться бесплатными батончиками «Дав».

– Все правильно, – сказал он. – Простите. Хизер. Вы работаете в Фишер-холле.

– Точно, – ответила я. – Там, где жила Линдси.

Я спокойно наблюдала за его реакцией на имя Линдси. Реакции не было. Он не покраснел и не побледнел. Просто не понимал, в чем дело.

– М-м-м?

Кремень – мужчина. Этот орешек не так-то просто рас колоть.

– Я хотела узнать, кто-нибудь уже взял ее вещи из шкафчика?

Вот теперь тренер Эндрюс растерялся.

– Из ее шкафчика?

– Совершенно верно. У нее в этом спортивном комплексе был свой шкафчик. То есть, наверное, был.

– Пожалуй, – сказал тренер Эндрюс. – Но, наверное, вам лучше спросить у тренера команды поддержки Вивиан Чемберс. Она вам точно скажет, какой из шкафчиков принадлежал Линдси, и какой код у замка. Ее кабинет дальше по коридору. Только не думаю, что она сегодня здесь. Из-за снега.

– О, – сказала я. – Ну конечно, у тренера команды поддержки! Все правильно. Только… я уже пришла. И принесла с собой коробку.

– Ладно. – Тренер Эндрюс, похоже, действительно хотел мне помочь.

Серьезно. Надо же, парень, у которого на носу важная игра, хочет оторваться отдел и помочь какой-то мел кой служащей Нью-Йорк-колледжа, которая получает гораздо меньше него.

– Можно узнать номеp ее шкафчика и шифр у уборщиц. Сейчас попробую им позвонить.

– Здорово, – сказала я.

Он такой весь из себя услужливый всегда? Или чувствует себя виноватым за то, что сотворил с Линдси?

– Как мило с вашей стороны, спасибо.

– Нет проблем. – Тренер Эндрюс снял трубку и набрал номер. – Если только кто-то вышел сегодня на работу. – Ему кто-то ответил на том конце провода, и Стивен Эндрюс сказал: – О, Джонас, как здорово, что ты здесь. Слушай, тут ко мне пришла женщина из отдела размещения, она хочет забрать вещи из шкафчика Линдси Комбс. Кто-нибудь знает шифр ее замка? Да, и еще, где находится ее шкафчик? Вив сегодня на работу не вышла. Знаешь? Прекрасно. Ладно, перезвони мне, пожалуйста.

Он положил трубку и посмотрел на меня.

– Вам повезло. Они откроют шкафчик и перезвонят.

Я была потрясена. Серьезно.

– Это… Спасибо. Вы так любезны.

– Нет проблем, – снова повторил тренер Эндрюс. – Я готов сделать все, что в моих силах. То, что случилось с Линдси, так ужасно.

– Как такое могло произойти? – поддержала я. – Ведь ее так все любили. Трудно поверить, что у нее были враги.

– Да. – Тренер Эндрюс откинулся на спинку стула. – Это особенно меня потрясло. Ведь она всем нравилась. Всем, без исключения.

– Почти всем, – сказала я, думая о Кимберли, которая и не думала скрывать неприязнь к Линдси.

Так, оказывается, он не в курсе, что Кимберли и Линдси недолюбливали друг друга.

– Да, – продолжила я, – кто-то явно ее недолюбливал. Или хотел, чтобы она не проговорилась.

Тренер Эндрюс вроде бы искренне удивился.

– О чем? Линдси была хорошей девочкой. Именно эго для меня тяжелее всего. А для вас вообще это ужас. Для вас и вашего босса, как там его зовут? Том, как там его фамилия…

Я моргнула.

– Спеллинг. Том Снеллинг.

– Совершенно верно. Он ведь новенький?

– Он пришел к нам всего месяц назад.

Минуточку, как это мы перескочили с Линдси на Тома?

– Откуда он приехал? – поинтересовался тренер Эндрюс.

– Из Техасского политехнического колледжа. Дело в том, что Линдси…

– Надо же! – перебил тренер Эндрюс. – Это серьезный шаг. Я имею в виду переход из провинциального колледжа в Нью-Йорк. Я так его понимаю, я сам приехал их Бурлингтона.

– Представляю, как это было непросто, – заметила я. – Но Том выдержит. – Я решила не говорить, что он хочет отсюда уехать. – Кстати, о Линдси, а она…

– Он не женат? – небрежно спросил тренер Эндрюс.

Слишком небрежно.

– Кто? Том?

– Да. – Его щеки слегка порозовели. – По-моему, я не видел у него обручального кольца.

– Том – гей, – сказала я.

Я, конечно, понимала, что этот парень – тренер баскетбольной команды третьей лиги. Но насколько он крепок?

– Я знаю, – произнес тренер Эндрюс. – И хотел узнать, нет ли у него с кем-нибудь серьезных отношений?

Я непроизвольно затрясла головой и закашлялась.

– Не-нет…

– О! – Тренер Эндрюс явно испытал облегчение, даже радость, услышав такое известие. – Знаете, я думаю, очень тяжело переезжать в новый город и переходить на новую работу. Может, он захочет выпить как-нибудь со мной пивка? Я не…

Тут зазвонил телефон. Тренер Эндрюс ответил.

– Эндрюс. Прекрасно. Сейчас возьму ручку.

Я ждала, пока тренер Эндрюс запишет код замка от шкафчика Линдси, и пыталась осмыслить все, что сейчас узнала. Если не ошибаюсь, тренер Эндрюс – гей.

И, похоже, хочет встречаться с моим боссом.

– Спасибо большое, – проговорил тренер и повесил трубку.

– Вот, – сказал он, подвигая ко мне бумажку с цифрами. – Теперь спуститесь в женскую раздевалку. Шкафчик 6-25.

Я взяла бумажку, сложила ее и сунула в карман. Руки слегка дрожали.

– Спасибо.

– Не за что, – ответил тренер Эндрюс. – Так на чем мы остановились?

– Я… я… – Моя голова вжалась в плечи. – Не помню.

– А… на Томе, – проговорил он. – Передайте ему, пусть он мне позвонит. Ну, если ему захочется поразвлечься.

– Поразвлечься, – повторила я его слова. – С вами.

– Да. – Должно быть, тренер Эндрюс разглядел на моем лице нечто такое, что его обеспокоило. – Слушайте, а может, это не совсем вежливо, может, я сам ему позвоню?

– Может, – пробормотала я. – Позвоните.

– Точно, – кивнул он. – Вы правы. Я так и сделаю. Просто растерялся. Вы показались мне такой милой, может, вы… Хотя, ладно, неважно.

Это была, по моему мнению, либо самая изощренная попытка уйти от подозрения в совершении убийства, либо самое чистосердечное признание в гомосексуальных наклонностях.

Значит, Кимберли соврала? Похоже, что так. Я окончательно удостоверилась в этом, когда тренер Эндрюс наклонился ко мне и прошептал:

– Я, конечно, не девчонка сопливая, но… У меня есть все ваши альбомы.

Я еще раз взглянула ему в глаза и сказала:

– Здорово. Только мне нужно идти.

– Пока, – радостно проговорил он.

Я взяла коробку и вышла. Очень проворно.

 

19

– Позвони тренеру Эндрюсу, – сказала я, войдя в наш кабинет.

Том оторвался от экрана монитора. Надо ли говорить, что это был мой компьютер?

– Что?

– Позвони тренеру Эндрюсу, – повторила я, приземляясь на стул Сары и швыряя на пол пустую коробку – кто-то, как и предполагал Том, уже очистил ее шкафчик. – По-моему, он на тебя глаз положил.

Ореховые глаза Тома полезли на лоб.

– С ума сошла?

– Позвони, – сказала я, разматывая шарф. – Сам увидишь.

– Тренер – голубой? – Том просто остолбенел, как будто я подошла к нему и влепила пощечину.

– Видимо, да. А что? Или твой геедетектор на него не сработал?

– Когда я вижу крутого парня, мой геедетектор безмолвствует, – сказал Том. – Но это совсем не значит, что он не ошибается.

– Так вот, он о тебе спрашивал, – доложила я. – Либо он дьявольски хитер и пытается отвести от себя всякие подозрения в убийстве Линдси, либо и правда на тебя запал. Позвони ему, и все выясним.

Рука Тома уже потянулась к трубке, но он остановился и сказал, смутившись:

– Минуточку. Что общего у тренера Эндрюса с убийством Линдси?

– Либо ничего, либо – все. Позвони ему.

Том замотал головой.

– Ну уж нет! Такие важные дела в присутствии посторонних не делаются. Даже, если этот посторонний – ты. Я пойду домой. – Он резко отодвинул свой (на самом деле, мой) стул и встал. – Прямо сейчас.

– Потом расскажешь, что он тебе сказал, – крикнула я ему вслед.

Он скрылся, и я стала прикидывать, как далеко пойдет Эндрюс, если на самом деле он не голубой. Завяжет интрижку с Томом? Только для того чтобы сбить с толку всех? Разве натурал на это способен? Хотя, может, он бисексуал? Но тренер Эндрюс совсем не похож на бисексуала.

По мне, он и на голубого-то не похож, по крайней мере, я так думала до сегодняшнего дня. Как хорошо он замаскировался. Впрочем, когда ты – тренер баскетбольной команды, иначе и быть не может. Если, конечно, хочешь сохранить работу.

Интересно, президент Эллингтон знает, что его золотой мальчик на самом деле голубой? Тут в кабинет ввалился Гевин МакГорен.

– Что случилось? – спросил он и рухнул на диванчик напротив моего стола, то есть в настоящее время стола Тома.

Я посмотрела на него непонимающе.

– Откуда я знаю? Сегодня День Большого Снега. Все занятия отменены. Ты зачем пришел? Ты сейчас должен находиться где-нибудь в Сохо, в баре и напиваться в хлам.

– Я бы пошел, – сказал Гевин, – если бы твой босс меня не вызвал. – Он достал из заднего кармана много раз сложенное, замызганное уведомление о дисциплинарном взыскании. – Сколько можно читать мне нотации за то, что я случайно напился?

– Ха, – радостно воскликнула я. – А ты как думал, лузер?

– Кто-нибудь говорил тебе, что ты не слишком серьезно относишься к исполнению служебных обязанностей?

– А тебе кто-нибудь говорил, что выпить двадцать одну порцию спиртного за один присест – крайне опасно, если не сказать глупо?

Он одарил меня тем еще взглядом.

– Кстати, а почему они до сих пор не поймали парня, который замочил Линдси? – спросил он.

– Потому что никто не знает, кто это сделал. – Хотя кое-кто прямо из кожи лезет, чтобы это понять.

– Круто! – сказал Гевин. – Это заставляет чувствовать себя в собственном жилище в абсолютной безопасности. Мама хочет, чтобы я переехал в Вассер-холл, там хоть людям головы не отрезают.

Я была потрясена.

– Ты же этого не сделаешь, правда?

– Не знаю. – Гевин отвел глаза. – Оттуда ближе до киношколы.

– Господи! И ты действительно об этом думаешь?

– Ну да, а что? – Гевин смутился. – Не слишком здорово жить в Общаге смерти.

– А, по-моему, очень здорово, – возразила я, – для парня, который мечтает стать вторым Тарантино.

– Эли Ротом, – поправил он.

– Неважно. Давай, переезжай в свой Вассер-холл, если боишься. Вот! – Я нагнулась, подняла с пола пустую коробку, которую притащила обратно из спортивного комплекса «Винер». – Начинай паковать вещи.

– Я не боюсь. – Гевин отодвинул коробку и вздернул костлявый подбородок.

Я заметила, что растительность на его лице стала гуще.

– А ты разве не испугалась?

– Нет, не испугалась. Я разозлилась. Я хочу знать, кто сотворил такое с Линдси и почему. И хочу, чтобы их или его поймали.

– Ладно. – Гевин наконец взглянул мне в глаза. – Есть хоть какие-то версии?

– Не знаю. Если и есть, мне о них не рассказывают. Ответь, пожалуйста, на один вопрос. Тренер Эндрюс – гей?

– Гей? – Гевин заржал, как жеребец. – Нет!

Я покачала головой.

– А почему нет?

– Да он здоровый лоб!

– Знаешь, среди спортсменов было несколько геев, – сказала я.

Гевин хмыкнул.

– Конечно, среди игроков в гольф.

– Нет. Грег Луганис, например.

Он недоуменно посмотрел на меня.

– А это кто такой?

– Неважно, – вздохнула я. – Эндрюс вполне может быть геем, только боится, чтобы об этом никто не узнал. Это может распугать игроков.

– Ты в своем уме? – усмехнулся он.

– Значит, ты не считаешь, что он голубой?

– Откуда мне знать? Я с ним не знаком. Я просто знаю, что он баскетбольный тренер, а они не бывают геями. Обычно.

– А ты ничего не слышал о тренере Эндрюсе и Линдси?

– Это ты про шуры-муры? – поинтересовался он.

– Да.

– Нет. С какой стати. Ему уже за тридцать.

Я прищурила глаза.

– Ну да, он уже дедуля.

Гевин осклабился.

– А как же! По-моему, Линдси крутила с Марком Шепельски.

– А я слышала, они расстались. В последнее время она крутила с парнем по имени Даг Винер. Знаешь его?

– Лично – нет, – пожал он плечами. – Но я знаком с его братом, Стивом.

Мне показалось, что земная ось сместилась.

– Что?

Гевин, удивленный тем, как я отнеслась к его словам, стал заикаться.

– С-стив. Да. Стив Винер. Разве ты не знала?

– Стив? У Дага Винера есть брат Стив? Ты серьезно?

– Да, в прошлом семестре он ходил на занятия в киношколу. Мы вместе занимались одним проектом. По-моему, он хромой. Но мы с ним не слишком часто общались, ведь он старше. Живет в «Тау-Фи-Эпсилон».

– Он тоже живет в «Тау-Фи-Эпсилон»? – Мне трудно было все это переварить.

– Да, он там староста, он старше всех. Ему 25, а он до сих пор еще учится. На факультете социологии вроде. Хочет стать таким же воротилой, как и его папочка. Только Стив слишком тупой и ленивый и считает, что деньги можно заработать лишь торговлей наркотиками. Так что… – Гевин пожал плечами. – Он продает кокаин и еще какое-то дерьмо тем, кто тусуется, а папочка и руководство колледжа смотрят на это сквозь пальцы. В колледже никто никогда и не вякнет против него, ведь старик Винер построил спортивный комплекс. – Он хихикнул. – А его сыновья все время ходят обдолбанными и спортом не занимаются.

– Значит, его сыновья всерьез торгуют наркотой? – Мой первоначальный интерес к тренеру Эндрюсу почти улетучился.

– Не знаю, насколько всерьез. – Гевин пожал плечами. – Просто оба торгуют, вот и все. И следят за тем, чтобы больше этим никто не занимался. Когда я с ним учился, Стив все время был под кайфом. Всегда ходил сонный, а нам нужно было работать вместе над проектом. Мне пришлось все самому делать. Мы, конечно, получили высший балл, но Винер к этому никакого отношения не имел.

– Что именно он продает?

– Все, что ни попросишь. Хотя у него есть принципы. Он продает дурь только тем, кто готов к восприятию альтернативной реальности, которую наркотики помогают разглядеть. Что-то в этом роде. – Гевин закатил глаза. – Принципы! Знаешь, какое увлечение было у этого парня в детстве? Закапывать кошек по шею в землю, а потом косить их головы газонокосилкой.

– Какая гадость!

– И это еще не все. Стив привязывал им к хвосту кирпичи и бросал в бассейн. Этот парень просто маньяк. Их отец заработал кучу денег на строительстве и хочет, чтобы сыновья последовали его примеру, чтобы сколотили свои собственные состояния. Как только они закончат колледж, он им тут же перекроет трубу. Вот почему Стив тянет с учебой, как может.

Я не могла отвести от него глаз.

– Гевин, – сказала я. – Откуда ты все это знаешь?

– Что именно?

– О Винерах.

Гевин явно не понимал, чего я от него хочу.

– Ниоткуда. Я с ними тусовался.

– Тусовался?

– Да. Знаешь, я считаю, что Стив – лузер, но у этого парня есть связи. Я не стал жечь мосты, даже когда он профукал весь наш проект. Когда я буду продюссировать фильмы, мне понадобятся инвесторы. Наркоденьги лучше, чем их полное отсутствие. Мне плевать, откуда эти деньги взялись. И потом, на вечеринках в «Тау-Фи» бывают потрясающие чиксы. Сегодня вечером там будет одна такая… – Он осекся и с тревогой посмотрел на меня. – То есть женщины. Не чиксы. Женщины.

– Сегодня вечером в «Тау-Фи» будет вечеринка?

– У-гу, а что?

Я вдруг поняла, где мне просто необходимо оказаться сегодня вечером.

– Можешь меня туда привести?

Гевин растерялся.

– Что?

– Возьми меня с собой. Мне нужно встретиться со Стивом Винером.

Всегда сонные глаза Гевина широко раскрылись.

– Хочется вмазаться? Вот это да! А я-то думал, ты правильная. Зачем же ты участвовала во всех этих акциях против наркотиков, когда была звездой?

– Мне не нужен кокаин, – сказала я.

– Кокаин тебе и не покатит. Сигаретка с марихуаной – то, что доктор прописал. Я могу достать немного клевой травки, тебя сразу вставит. Ты можешь быть крутой, если захочешь. Я всегда это замечал.

– Я не хочу травки, – процедила я сквозь зубы. – Я просто хочу задать Стиву Винеру несколько вопросов о Линдси Комбс. Мне кажется, он что-то знает.

Веки Гевина опустились на свое привычное место.

– А-а, разве не полиция должна это делать?

– Я тоже так думала, – с горечью усмехнулась я. – Но, насколько я знаю, ей на все наплевать. Так что? Устроишь мне протекцию?

– Конечно, – сказал Гевин, прикидывая, не сошла ли я с ума. – Делов-то.

– Отлично. – Я посмотрела на него, пытаясь понять, хочет он ко мне подлизаться или искренне стремится помочь. – Просто отлично. Я никогда раньше не была на вечеринках, которые устаивают братства. Когда она начнется? Что мне надеть? – Я старалась не вспоминать о надписи «Толстухи, вон отсюда!»

Интересно, она все еще на месте? А что, если они меня не пустят из-за того, что я слишком толстая? Господи, как все сложно.

– Ты раньше не ходила на вечеринки в братства? – Гевин онемел от потрясения. – Даже когда училась в колледже?

Я решила пропустить это мимо ушей.

– Надену что-нибудь покороче. Пойдет?

Гевин больше не смотрел мне в глаза.

– Да, короткое будет в самый раз. Только раньше одиннадцати там ничего не начнется. Мне за тобой зайти?

– В одиннадцать? – почти закричала я, но, вспомнив о докторе Килгор, которая, судя по бормотанию за решеткой, все еще проводила беседу в кабинете Тома, понизила голос. – В одиннадцать? – К одиннадцати вечера я обычно брала гитару и наигрывала перед сном одну из своих песен, над которой в данный момент работала.

Потом скоренько выключала свет.

– Это очень поздно!

Гевин взглянул на меня с насмешкой.

– Что, бабуля вечером из дома ни ногой?

– Нет, – ответила я, нахмурившись.

Кого это он, интересно, называет бабулей?

– Ну, если раньше нельзя, то…

– Нельзя.

– Отлично. Заходить за мной не нужно. Встретимся у Вейверли-холла в одиннадцать.

Гевин улыбнулся.

– Что такое? Боишься, что твой бойфренд нас застукает?

– Я уже говорила, он не мой.

– Да, да, да. Он не твой бойфренд. Может, еще скажешь, что у нас с тобой не свидание?

Я уставилась на него в изумлении.

– Нет. Я думала, ты поймешь. Считай это следственным мероприятием, нужно докопаться, кто именно убил Линдси Комбс. Это совсем не свидание. Хотя, мне очень приятно, что…

– Господи! – взорвался Гевин. – Тогда зачем я с тобой цацкаюсь! Почему ты так себя ведешь?

Я прищурилась.

– Как?

– Как дерьмовая профессионалка.

– Минуту назад ты говорил, что я не слишком профессиональна, – напомнила я.

– Все правильно. Ты то горячая, то холодная. Почему, интересно?

В этот момент в кабинет, лучезарно улыбаясь, вошел Том.

– Почему, что? – поинтересовался он, опускаясь в кресло за мой стол.

По выражению его лица было ясно, что разговор с тренером Эндрюсом прошел успешно.

Что это значит? Я нашла не того Стива? Тогда зачем Кимберли мне соврала?

– Вот это, – проговорил Гевин, махнув уведомлением о дисциплинарном наказании перед лицом Тома. – Слушай, чел, я знаю, что облажался. Зачем к этому возвращаться? Мне не нужно нотаций о вреде алкоголя, я и так их уже наслушался в больнице Святого Винсента.

– Прекрасно, Гевин, – сказал Том, откидываясь на спинку кресла. – Тогда тебе просто повезло. Поскольку я в настоящий момент не могу попасть к себе в кабинет и к тому же нахожусь в прекрасном настроении, на этой неделе ты освобождаешься от бесед о вреде алкоголя.

Гевин был потрясен.

– Слушайте, я…

– Но только на этой неделе. Потом все будет. А теперь… лети навстречу свободе. – Том махнул рукой в сторону от крытой двери.

– Вот дерьмо, – довольно воскликнул Гевин, потом повернулся и ткнул в меня пальцем. – Увидимся позже, пампушка.

И скрылся с глаз. Том взглянул на меня.

– Пампушка?

– Не спрашивай, – сказала я. – Итак, насколько я поняла, ты и Стив…

– Сегодня в семь вечера, – ответил Том с улыбкой от уха до уха. – Мы ужинаем у «По».

– Значит, романтическое свидание.

– Надеюсь, – расцвел Том.

Я тоже надеюсь… хотя, кто его знает? Если я не права, и Стивен Эндрюс не голубой, значит, то, о чем мне вчера в женском туалете рассказала Кимберли – правда.

Пока я этого не узнаю наверняка, надо сосредоточиться на единственной ниточке, имеющейся на данный момент, – на таинственном Стиве, который по подозрительному совпадению оказался братом Дага. Если он знает что-то о смерти Линдси, тогда я узнаю точно… по крайней мере, я на это надеюсь.

Если, конечно, меня не выгонят за то, что я толстуха.

 

20

Никогда раньше не была на вечеринках в братствах, и мне пришлось крепко поломать голову над тем, что же надеть. Я понимала, что это должно быть круто. Но до какой степени? На улице-то холодно. Может, попробовать утягивающие трусы и мини-юбку? Подойдет ли мини женщине моих лет, у которой, как я недавно заметила, появились жировые складки на бедрах?

Мне даже не у кого спросить. Я не могла позвонить Пэтти, так как она обязательно напомнила бы, что мне нужно связаться с Фрэнком и дать ответ по поводу нашего совместного выступления у Джо, а от Магды вообще не было никакого проку. Когда я позвонила ей и спросила, можно ли мне надеть мини, она сказала: «Разумеется», а когда я поинтересовалась, не надеть ли мне с мини свитер, она взорвалась от возмущения: «Свитер? С ума сошла? Разве у тебя нет ничего в сеточку? Или с леопардовым рисунком?»

Я остановилась на черной, немного тесноватой мини-юбке и прозрачном (но не в сеточку!) топе от Бетси Джонсон.

Широкий пояс юбки скрыл от посторонних глаз складку на животе, еще явственней обозначившуюся после того, как я надела обтягивающие трусы. Я достала длинные, до колен сапоги-чулки (как только я выйду на улицу, на них тут же появятся солевые разводы) и занялась прической. Мне хоте лось выглядеть кардинально по-другому, чем во время моего последнего визита в «Тау-Фи». Я решила сделать начес, что бы выглядеть сексуальней, если, конечно, он сохранится под шапкой.

Несколько капель последнего аромата Бейонс (я в курсе, что это неправильно – пользоваться духами, выпущенными рок-звездой – соперницей, но в отличие от духов Бритни и Тани, они приятно пахли каким-то фруктовым коктейлем) – и я готова.

Я совсем не ожидала, что по дороге встречу Джордана Картрайта.

Правда. За что мне это? Я на цыпочках спустилась вниз, и никто их двух главных мужчин в моей жизни ничего не заподозрил. Папа играл в своей комнате на флейте, Купер тоже был у себя, один Бог знает, чем он там занимается, когда стемнеет. Только сегодня, видимо, он надел наушники, так как слушать папины упражнения даже у меня никаких сил не было. У крыльца стоял некто, очень похожий на снежного человека и пытался забраться на ступеньку, не снимая беговых лыж.

– Хизер? – простонал снежный человек, увидев меня в проеме двери. – Слава богу!

Я узнала этот голос, несмотря на все шарфы, которыми были плотно замотаны шея и лицо.

– Джордан. – Я поспешно закрыла и заперла за собой дверь и осторожно спустилась по ступенькам – не так-то просто это было сделать на высоченных каблуках по сплошному льду. – Что ты делаешь здесь в этих… лыжах?

– Ты не ответила на мои звонки. – Джордан опустил шарф, и я смогла разглядеть его рот, потом поднял лыжные очки, закрывавшие глаза. – Мне очень нужно с тобой поговорить. Папа взял лимузин, такси не вызвать из-за того, что все мосты завалены снегом. И мне пришлось встать на лыжи, чтобы добраться к тебе с Пятой авеню.

– Джордан, ты мог бы приехать на метро.

– Метро? В такое время суток? Да там полно грабителей!

Я покачала головой. Снег прекратился, но было ужасно холодно. У меня в тоненьких нейлоновых колготках успели замерзнуть ноги.

– Джордан, – нетерпеливо сказала я, – что ты от меня хочешь?

– Я… у меня послезавтра свадьба, – ответил Джордан.

– Все правильно. Ты хочешь сказать, что пришел, чтобы мне об этом напомнить и еще раз попросить меня прийти? Так вот, я не пойду.

– Нет, – сказал Джордан.

Насколько мне было видно в тусклом свете фонарей, выглядел он не ахти как.

– Хизер, я послезавтра женюсь.

– Знаю, – проговорила я.

Потом вдруг до меня дошло, зачем он пришел.

К тому же он был еще и пьян.

– О нет. – Я помахала перед его носом ладонью в перчатке. – Нет. Ты не сделаешь этого. У меня нет времени. Я кое с кем встречаюсь.

– С кем? – Глаза Джордана подозрительно заблестели. – Ты сегодня какая-то… нарядная. Хизер, у тебя есть бойфренд?

– Боже! – К счастью, мой голос не разнесся по всей улице.

Шестьдесят сантиметров снега, покрывших автомобили и облака, летящие так низко, что в них розоватым светом отражались огни города, приглушали все звуки.

– Джордан, если ты передумал на ней жениться, скажи это ей, а не мне. Мне плевать, что ты делаешь. Мы расстались, помнишь? Кстати, ты бросил меня ради нее.

– Людям свойственно ошибаться, – пробормотал Джордан.

– Нет, Джордан. Наш разрыв не был ошибкой. Нам нужно было расстаться. Мы правильно сделали, что расстались. Мы не подходим друг другу.

– Но я все еще люблю тебя, – настаивал он.

– Конечно, любишь. Так же, как и я тебя. По-братски. Именно поэтому мы и расстались. Потому что родственники не… Это противоестественно.

– Это не было противоестественным, когда мы… – Он кивнул на входную дверь дома Купера.

– Конечно, – съязвила я. – Поэтому-то ты так стремительно сбежал тогда. Именно потому, что это не было противоестественным.

– Не было, – не сдавался Джордан. – Немного странно, и все.

– Вот именно. Джордан, ты хочешь быть со мной, потому что хорошо меня знаешь. Это просто. Мы так долго были вместе, мы практически вместе выросли. Но это не причина, чтобы так и оставалось. Должна быть страсть. А у нас ее не было. По-моему, у вас с Таней с этим как раз все в порядке.

– Да, – с горечью проговорил Джордан. – Она так и пышет страстью. Я уже с трудом это выношу.

Это было совсем не то, что мне хотелось бы услышать о невесте бывшего жениха. Даже, если я его воспринимала теперь как брата. Почти.

– Надевай лыжи и поезжай обратно, – сказала я. – Прими аспирин и ложись в кровать. Утром ты все будешь воспринимать не в таком мрачном свете. Обещаю.

– Куда ты собралась? – мрачно осведомился Джордан.

– Мне нужно на вечеринку. – Я открыла сумочку, чтобы проверить, захватила ли новую помаду и свежий баллончик со жгучим перцем.

Замечательно, ничего не забыла.

– Что значит нужно? – спросил Джордан, скользя на лыжах рядом со мной, пока я осторожно переступала ногами по скользкому тротуару. – По работе или еще зачем-нибудь?

– По работе, – ответила я.

– А-а.

Джордан дошел со мной до угла. Показались огни светофора, регулирующего на дороге движение, которое начисто отсутствовало. Даже Реджи в такую погоду не вышел на работу. Ветер из парка напомнил о себе, и все вдруг предстало передо мной совсем в другом свете. Как хорошо было бы оказаться сейчас под теплым одеялом с последним романом Норы Робертс в руках, а не стоять на углу улицы с моим бывшим женихом.

– Ладно, – сказал он, наконец. – Тогда прощай.

– Пока, Джордан, – сказала я, испытав сильное облегчение от того, что он ушел.

Он медленно покатился в направлении пятой авеню, а я поплелась через парк, на чем свет ругая себя за то, что не надела джинсы. Я бы не выглядела столь сногсшибательно. Зато мне было бы значительно теплее.

Идти через парк было самоубийством. Я недолго любовалась снежными красотами. Дорожки были убраны, но плохо. Свежий снег успел их завалить. Сапоги, которые я надела, не были водонепроницаемыми, они предназначались только для помещений, предпочтительно с камином, перед которым лежит медвежья шкура. Так было показано на фотографии в каталоге.

Знаю, что мне дешевле было бы их купить в обувном магазине на Восьмой улице, а не по Интернету. Но так гораздо безопаснее. По компьютеру меня никто не узнает.

Я так надеялась, что, когда подойду к Вейверли-холлу, Гевина там не окажется, и я спокойно смогу вернуться домой.

Но он был здесь. Он стоял и дрожал под пронзительным арктическим ветром, дующим со стороны парка. Когда я, семеня на высоких шпильках, подошла к нему, он сказал:

– За тобой должок, женщина. Я всю задницу отморозил.

– Вечно у тебя с ней всякие приключения, – сказала я, подойдя ближе.

Я поскользнулась, и мне пришлось схватиться за его плечо. Он посмотрел вниз, на мои ноги и присвистнул.

– Господи, пампушка, да ты сегодня просто хоть куда!

Я дала ему подзатыльник.

– Смотри вперед, Гевин. Мы здесь по делу. Нечего меня кадрить. И не называй меня пампушкой.

– Я и не думал, – возразил он. – Кадр… кадрить тебя, как ты сказала.

– Пошли. – Я покраснела.

До меня наконец дошло, что я делаю – и совсем не из-за мини-юбки, а из-за того, что вовлекла во все это Гевина. Разве так должен вести себя ответственный администратор, когда встречается со студентами в разгар ночи перед вечеринкой? Гевин уже продемонстрировал свою несознательность, неумеренно поглощая алкоголь. Разве мое намерение пойти с ним не противоречит его наказанию? Разве я могу исполнять роль искусительницы? Да, черт побери!

– Слушай, Гевин, – сказала я, когда мы шли через внутренний дворик.

На кустарниках у входа предметов женского белья видно не было: их засыпало снегом. С верхнего этажа доносилась оглушающая музыка.

– Наверное, это не слишком хорошая идея. Я не хочу вовлекать тебя в неприятности…

– О чем ты? – спросил Гевин и по-джентльменски толкнул дверь. – Каким же образом я могу попасть в неприятности?

– Ну… – протянула я.

Мощное облако теплого воздуха, вырвавшегося из двери, окутало нас.

– Я насчет алкоголя.

Гевин поежился.

– Женщина, я никогда больше ничего в рот не возьму. Думаешь, мне не хватило тогда?

– Заходите и закройте за собой дверь, – сказал охранник.

Мы поспешно проскочили внутрь.

– Это правильно, – прошептана я, пока мы отряхивали ноги от снега. – Но если Стив с Дагом действительно замешаны в том, что случилось с Линдси, они крайне опасны.

– Совершенно верно. Вот почему тебе тоже не стоит пить то, что открыла не ты сама. Я глаз не сведу с твоего стакана.

– Правда? – удивилась я. – Ты и правда думаешь…

– Я не думаю, – сказал он. – Я знаю.

– Тогда я…

Дверь за нами открылась, и нас догнал северный ветер Нанук.

Только это был не Нанук, а Джордан.

– Ага! – сказал он, подняв очки и показав на меня пальцем. – Я так и знал.

– Джордан. – О боже! – Ты за мной следил?

– Да. – Джордан с трудом протиснулся на лыжах в дверь. – По-моему, ты сказала, что у тебя нет бойфренда.

– Закройте дверь! – потребовал пожилой охранник.

Джордан попытался, но ему мешали лыжи. Я разозлилась и помогла ему, изо всех сил пнув ногой лыжу, которая застряла в дверях. Дверь, наконец, закрылась.

– Кто этот парень? – свирепо спросил Гевин.

Потом совершенно другим током добавил:

– О боже! Это же Джордан Картрайт!

Джордан снял лыжные очки.

– Да. – Он скользнул взглядом по козлиной бородке и поношенной одежде. – Младенцами занялась, Хизер?

– Гевин живет в моем корпусе, – задохнулась я от возмущения. – У меня с ним ничего нет.

– Эй, – произнес Гевин.

По его едва видной ухмылке я поняла, что мне не понравится то, что он сейчас скажет.

– Моей маме совсем не понравился ваш последний альбом. И бабушке тоже. Она еще больший ваш поклонник.

Джордан, освободившись от шарфа, смотрел на него.

– Пошел бы ты, сопляк…

Гевин проглотил оскорбление.

– Разве так разговаривают с детьми тех немногих поклонников, которые купили ваш диск? По-моему, вы слишком грубы.

– Я не шучу. Я только что совершил кросс от Пятой авеню и не намерен общаться с разным отребьем.

Гевин сделал вид, что удивился, потом подарил мне счастливую улыбку.

– Джордан Картрайт только что назвал нас отребьем.

– Прекратите, – сказала я. – Вы, оба. Джордан, поворачивай свои лыжи обратно. Мы идем на вечеринку, а тебя туда не звали. Гевин, позвони, чтобы нас впустили.

Гевин прищурился.

– Членам братства не нужно звонить.

– Не будь смешным, – сказала я ему. – Я бы показала свой пропуск, только мне не хочется, чтобы кто-то узнал, что я из отдела размещения. – Я посмотрела на своего бывшего.

Он продолжал разматывать шарф.

– Джордан, серьезно. Гевин и я пришли сюда по делу, а тебя не приглашали.

– По какому такому делу? – поинтересовался он.

– Конфиденциальному, – ответила я. – И мы не можем им заниматься, если рядом будет крутиться Джордан Картрайт.

– Я могу сохранять инкогнито.

– На территории студенческого братства пропуска не действуют, – с тоской сказал Гевин.

Я взглянула на охранника.

– Правда?

– Сюда могут заходить все, кто пожелает, – объяснил охранник, пожав плечами.

У него был такой же тоскливый вид, как и у Гевина.

– Я сам не знаю, почему они так захотели.

– Это как-то связано со смертью той девушки? – спросил Джордан. – Хизер, а Купер об этом знает?

– Нет, – ответила я, скрипнув зубами.

Сил нет, как я разозлилась.

– А если ты ему расскажешь… то я расскажу Тане, что ты ей изменяешь!

– Она уже знает, – смутился Джордан. – Я ей все рассказал. Она сказала, что прощает меня, только если это не повторится. Слушай, ну почему мне нельзя пойти с вами? По-моему, из меня получится прекрасный детектив.

– Ни за что, – отрезала я.

Я все еще не могла отойти от новости, что его невеста в курсе того, что он ей изменяет. Интересно, а она знает, что со мной? Если знает, то неудивительно, что она всякий раз готова испепелить меня взглядом. С другой стороны, иначе она смотреть не умеет.

– Ты не имеешь к этому никакого отношения.

Джордан оскорбился.

– Почему это? Имею. – Он посмотрел на лыжи, потом быстро взял их в руки, прислонил к стене, а поверх водрузил свои очки. – Присмотрите за ними? – спросил он у охранника.

– Нет, – ответил охранник и стал досматривать по телевизору какую-то программу.

– Вот видишь? – Джордан вытащил руку из-под одежды.

На нем было шерстяное пальто, несколько шарфов, джинсы, лыжные ботинки и толстый свитер со снежинкой на груди.

– Я в деле.

– Может, пойдем уже? – сказал Гевин и нервно посмотрел на дверь. – Там на улице толпа людей, а лифт поднимает только троих. Не хочу ждать.

Я устала спорить с Джорданом, пожала плечами и показала рукой на лифт.

– Пошли.

Я почти уверена, что Джордан прошептал про себя: «Победа или смерть!»

А может, мне показалось.

 

21

Мне никогда не нравились вечеринки. Музыка играет так громко, что не слышишь собственные слова.

Хотя то, что происходило сейчас в «Тау-Фи», было не так уж плохо. Я не заметила тут ни одного зануды, считающего себя гениальным собеседником, если вам, конечно, понят но, что я имею в виду. Все выглядели просто сногсшибательно: тоненькие, как тростиночки, девушки, юноши с небрежными прическами, в которые было вложено немало труда.

Бросив взгляд на то, как одеты девушки, вы ни за что бы не догадались, что на улице лютый мороз: коротенькие блестящие топы и брюки с такой низкой талией, что под ними виднелись тоненькие полоски стрингов. Я не увидела здесь ни одной пары джинсов «Uggs». Да уж, детки, которые учатся в Нью-Йорк-колледже, явно покупают одежду не на распродажах.

Я встревожилась, когда вышла из лифта и увидела, что надпись «Толстухи, вон отсюда» все еще существует, хотя было очевидно, что ее очень старались стереть. Буквы были не такими блестящими, как в прошлый раз.

Но надпись все-таки уцелела.

На этой вечеринке не было никого с четырнадцатым размером. Если бы меня спросили, я бы сказала, что средний размер, который носят девушки, пришедшие на вечеринку, второй.

Я терялась в догадках, как им удается выискивать себе подходящие пояса в магазинах детской одежды. Вне всякого сомнения, им нужно посещать именно такие магазины, ведь только там можно найти вещи, которые им подходят.

Но никому из присутствующих их худоба не казалась ужасной. (Где вообще размещаются у них внутренние органы? Кишечник и все такое? Или они у них слиплись? Мне кажется, чтобы внутренние органы работали так, как им и положено, талия должна быть, по меньшей мере, 29 дюймов). Джордан уже вовсю развлекался. В ту самую минуту, когда он вошел в дверь, к нему подлетела девица 2-го размера и прочирикала:

– Господибожемой, вы – Джордан Картрайт? Вы из «Изи-Стрит»? Господибожемой, у меня есть все ваши альбомы!

Мгновенно вокруг него столпилось еще несколько девиц с размером 2, которые энергично виляли недоразвитыми бедрами и визжали. Одна из них вручила Джордану пластиковый стаканчик с пивом. Я услышала, как он говорит:

– Знаете, когда вышел мой сольный альбом, в прессе появилось несколько не очень благосклонных отзывов, люди не понимают то, что для них ново.

Понятно, его всосало в себя болото 2-го размера.

– Оставь его в покое, – сказала я Гевину, который обеспокоенно наблюдал за происходящим.

Кто бы на его месте повел себя иначе? Девушки выглядели так, будто не ели несколько дней.

– Слишком поздно. Ему придется выпутываться самому. Ты видел Дага?

Гевин огляделся. В зале было тесно, свет тусклый, я вообще не понимала, как тут можно кого-нибудь узнать. Но ему все-таки удалось засечь Дага Винера. Он стоял в углу у широкого окна и был занят какой-то девушкой. Не знаю, была ли это Дана, его вчерашняя утренняя фея. Но, кто бы она ни была, Даг был полностью ею поглощен, и мне не стоило бес покоиться, что он заметит меня.

– Прекрасно, – сказала я. – Так кто из них Стив?

Гевин снова закрутил головой. На этот раз он махнул рукой в направлении бильярдного стола и сказал:

– Вот он. Играет в пул. Вон тот, высокий со светлыми волосами.

– Ладно, – проговорила я.

Приходилось кричать Гевину в ухо, чтобы он меня услышал. Музыка играла слишком громко. Это был технопоп, который мне вообще-то нравится. Я любила под него танцевать. Печально, но здесь вообще никто не танцевал. Может, на студенческих вечеринках не принято танцевать?

– Давай подойдем к нему, и ты меня представишь, ладно?

– Хорошо, – ответил Гевин. – Я скажу ему, что ты моя девушка.

Я замотала головой.

– Он никогда в это не поверит. Я слишком старая для тебя.

– Совсем не старая, – возразил Гевин.

Я расстегнула куртку и сняла шапку.

– Ты сам назвал меня бабушкой.

– Я пошутил, – смутился Гевин. – Ты не можешь быть моей бабушкой. Сколько тебе лет? Двадцать пять?

– Хм… – проговорила я. – Да. – Плюс-минус четыре года. – И все-таки, скажи ему, что я твоя сестра.

Подбородок Гевина возмущенно выдвинулся вперед.

– Мы совсем не похожи.

– О господи! – От технопопа у меня разболелась голова.

Что я вообще здесь делаю? Я должна быть дома, в кроватке, как все девушки двадцати с хвостиком. По телевизору идет «Леттерман»! Я пропускаю «Леттерман»! Я перекинула куртку через руку, не зная, куда ее деть. Здесь не было вешалки, а я не решалась оставить одежду, где попало. Куртку запросто могут чем-нибудь облить.

– Тогда скажи, что я просто твой друг, которого ты привел поразвлечься.

Гевин кивнул.

– Ладно. Но не оставайся с ним наедине. Даже, если он попросит.

Я невольно стала прихорашиваться. Совсем чуть-чуть. Пальцем поправила волосок, выбившийся из прически.

– Думаешь, он попросит?

– Стив нападает на все, что шевелится. – Ответ Гевина меня совсем не успокоил. – Он как пес.

Я перестала прихорашиваться.

– Ладно, – сказала я, потянув юбку вниз, чтобы она стала хоть на миллиметр длиннее. – Вперед!

Сквозь толпу мы стали протискиваться к бильярдному столу, где, окруженные восхищенными зрительницами второго размера, по очереди гоняли шары два молодых человека. Откуда взялись все эти тощие девицы? Может, их всех держат на каком-то острове, а на ночь выпускают? Днем я их никогда не вижу.

Потом я вспомнила. Этот «остров» называется Манхэттен, а не встречаю я их потому, что днем они заняты перемещениями по «Конде Наст» – именно их снимают на обложки.

Гевин почтительно подождал, пока высокий молодой человек закатит в угловую лузу шесть шаров подряд под одобрительное завывание малоразмерной публики, потом все-таки решился:

– Стив…

Высокий парень обернулся, и я тут же узнала бледно-голубые глаза Дага Винера. Больше ничего общего у них не было. Стив Винер выделялся высокий ростом также, как его младший брат – низким. Мускулистое, как у Дага, тело борца, только большого роста. На нем был черный кашемировый свитер с закатанными рукавами, позволяющими увидеть красиво очерченные предплечья, и сильно потертые джинсы, явно дизайнерские. Прическа такая же нарочито небрежная, как и у всех присутствующих на вечеринке пар ней, за исключением Гевина, у него волосы стояли дыбом потому, что он не удосужился их причесать с утра.

– МакГорен! – На привлекательном лице Стива засияла широкая улыбка. – Давненько я тебя не видел, старик.

Гевин чуть ли не запрыгнул на стол, чтобы пожать протянутую руку. Джинсы Стива сидят так низко на бедрах, что позволяют увидеть плоский, как стиральная доска, живот.

Это потрясающее зрелище и плюс ко всему некоторое количество рыжеватых волос, видневшихся над поясом, заставили меня почувствовать себя так, будто мне ударили под дых. Стив Винер может быть студентом, потенциальным убийцей и так далее, но тело у него что надо.

– Привет, – сказал Гевин своим обычным сонным голосом. – Как дела?

– Рад тебя видеть, старичок. – ответил Стив, и они обменялись рукопожатиями. – Как там в школе? Все еще собираешься стать киношным боссом?

– Нуда, – проговорил Гевин. – Вроде того. В прошлом семестре сдал экспериментальный продвинутый курс.

– Круто, – не удивился Стив. – Если кто и должен был его сдать, так это ты. Ты видишься с Митчем, который был в нашей группе по «Истории кинематографии»?

– Нет, он спалился на травке.

– Дерьмо, – покачал головой Стив. – Что за жизнь?

– Ему дали по минимуму. Сейчас он в федеральной тюрьме.

– Ну хоть в этом парню повезло.

– Да уж. Ему разрешили взять с собой два предмета из спортивного снаряжения – перчатку и биту. Он уже организовал команду. Первую в тюрьме.

– Митч всегда был пробивным, – заметил Стив и взглянул в мою сторону.

Я постаралась сделать выражение лица таким же бессмысленным, как и у красоток 2-го размера, тол пившихся вокруг. Это было несложно. Я просто представила себе, что не ела двадцать два часа, как они.

– Кто твоя подружка? – поинтересовался Стив.

– О, это – Хизер, – сказал Гевин. – Мы вместе снимаем сюжетно-тематическую картину.

Эта импровизация заставила меня слегка запаниковать. Я не имела ни малейшего представления о кинопроизводстве. Я наклонилась вперед так, чтобы моя грудь в откровенном лифчике под полупрозрачным топом практически вывалилась наружу и сказала:

– Приятно познакомиться, Стив. По-моему, у нас есть общие друзья.

Стив, как завороженный, уставился на мою грудь. Вот так-то. Получите, второразмерки!

– Правда? И кто бы это мог быть?

– Девушка по имени Линдси, Линдси Комбс, по-моему.

Я почувствовала, что стоящий рядом Гевин задрожал, хотя и не пил ничего крепкого. Наверное, ему также не понравилась моя импровизация, как и мне его.

– Что-то не припоминаю никого с таким именем, – проговорил Стив, оторвав наконец взгляд от моей груди, и пристально посмотрел мне в глаза.

Вот и верь после этого психологам из «Ю-Эс-Уикли», которые утверждают, будто человек, говорящий неправду, никогда не смотрит в глаза собеседнику.

– Да? – Я притворилась, что не замечаю, как все второразмерные девицы вокруг меня толкают друг друга локтями и перешептываются.

Они-то точно знают, кто такая Линдси Комбс.

– Странно. Она как раз на прошлой неделе мне столько о тебе рассказала… Хотя… может, она имела в виду Дага Винера?

– Наверное, – сказал Стив.

Мне показалось, или он и правда слегка расслабился?

– Это мой брат. Скорее всего, она имела в виду именно его.

– О, – засмеялась я самым бессмысленным смехом, на который была способна. – Извини! Ошиблась. Ты не тот Винер.

– Эй! – Одна из девиц 2-го размера, более пьяная, чем остальные, икнула мне прямо в лицо. – Ты слышала, что с ней случилось? С Линдси?

Я постаралась точно так же, как и она, широко выпучить глаза и сделать их абсолютно бессмысленными.

– Нет, а что?

– О господи! – сказала девица. – Ее же убили насмерть!

– Совершенно насмерть! – подтвердила ее подруга, которая явно носила 4-й размер, а не второй. – Ее голову нашли в кастрюле в столовке «Общаги смерти».

Все девицы 2-го и 4-го размеров дружно сказали:

– О!

Я притворилась потрясенной и ахнула.

– Боже! Неудивительно, что ее не было на занятиях.

Стоявший рядом Гевин побледнел как мел.

– Линдси училась на экономическом, – шепнул он мне в ухо.

Черт! Совсем забыла!

Слава богу, что музыка была просто оглушительной, меня никто, кроме Гевина, не расслышал.

Стив Винер взял в руки стакан с мартини – серьезно – этот парень пил мартини на студенческой вечеринке! А его партнер изготовился сделать удар. Все, кто находился рядом, отошли чуть дальше.

Я почувствовала, что подходящий момент для разговора уходит, поэтому, когда соперник Стива промахнулся, и мы все снова окружили стол, чтобы посмотреть, как бьет Стив, я сказала:

– Боже мой! Зачем кому-то понадобилось это делать? Убивать Линдси? Она была такой милой.

Я заметила, что несколько второразмерок обменялись встревоженными взглядами. Одна из них отошла, пробормотав под нос, что ей нужно в туалет.

– Я слышала, что между ней и тренером Эндрюсом что-то было.

Я решила подкинуть им эту новость и посмотреть, что будет.

Ничего неожиданного. Второразмерки были в недоумении.

– Линдси и Эндрюс? – покачала головой темноволосая девица. – Никогда об этом не слышала. Знаю только, что Линдси западала на всех, кто в штанах.

Соседка толкнула ее локтем и, глядя в сторону Стива, зашикала. Брюнетка замолчала.

Но было уже поздно. Стив вложил в свой удар нечеловеческую силу. Ему явно это не нравилось. Он посмотрел на Гевина и сказал:

– Твоя подружка что-то очень разговорчива.

– Просто учится на сценарном отделении.

Бледно-голубые глаза Стива обратились ко мне. Несмотря на всю его привлекательность, в нем было нечто такое, от чего меня бросало в дрожь.

– Правда? Тебе никто не говорил, что ты похожа на… как ее? На поп-звезду, которая когда-то пела на всех концертных площадках?

– Хизер Уэллс! – Девица 4-го размера была пьянее остальных (видимо, в ней накопилось некоторое количество жира, которое позволяло усваивать алкоголь). – Господи, да она вылитая Хизер Уэллс! Ты, кажется, говорил, что ее зовут Хизер? – спросила она у Гевина.

– Вообще-то, да, – неуверенно проговорила я. – Я вечно попадаю в такие ситуации, Меня действительно зовут Хизер. И я похожа на Хизер Уэллс.

– Бывают же совпадения. – Одна из девиц 2-го размера покачнулась и, чтобы удержаться на ногах, схватилась за бильярдный стол. – Вы не поверите, когда я скажу, кто здесь еще. Джордан Картрайт. Не однофамилец, а сам, собственной персоной. Самый что ни на есть настоящий.

Девицы завизжали. Через секунду они уже спрашивали свою подружку, где она видела Джордана. Девушка показала на него пальцем, и большинство тех, кто наблюдал за очередным ударом Стива, бросились просить Джордана, чтобы он поставил автограф прямо на тощих грудях.

– Боже, – проговорила я, когда все девушки испарились. – Никогда бы не подумала, что Джордан все еще так популярен, ведь его последний альбом благополучно провалился.

– По-моему, он голубой, – заверил нас партнер Стивена.

После того как тот промазал, противник стал вести в счете, забивая один шар за другим. Стиву, стоявшему у дальнего конца стола, эта новость не подняла настроения.

– Я слышал, что вся эта затея с женитьбой на Тане Трейс была специально придумана, чтобы прикрыть их связь с Рикки Мартином.

– Уау! – Меня позабавило, что вокруг Джордана ходят такие слухи, хотя они и не были правдой. – Не врешь?

– Нет, конечно. – заверил меня партнер Стива. – А его волосы? Он сделал себе трансплантацию. Парень был лысым, как бильярдный шар.

– Уау! – снова сказала я. – Они здорово потрудились, подсаживая ему такое количество волос.

– Простите, что отвлекли от игры, – сказал Гевин и почему-то взял меня за руку. – Нам пора.

– Не уходите, – попросил Стив.

Он смотрел на меня уже целых две минуты.

– Мне нравится твоя подружка. Ты сказала, что тебя зовут Хизер? Хизер, а еще как?

– Снеллинг, – выпалила я, не задумываясь.

Понятия не имею, почему фамилия моего начальника слетела у меня с языка.

– Это польская фамилия.

– Правда? А звучит, как английская.

– Но не английская, – сказала я. – А откуда пошли Винеры?

– Наша фамилия – немецкая, – ответил Стив. – Ты говоришь, что вместе с Линдси ходила занятия по сценарному мастерству?

– По ораторскому искусству, – поправила я.

Я старалась не запутаться во вранье, и пока у меня это получалось.

– Что там наплела та девушка? Линдси западала на каждого, кто оказывался в поле ее зрения?

– Что-то тебя слишком интересует Линдси, – заметил Стив.

Его противник промазал и нетерпением ждал, когда же Стив обратит внимание на игру. Каждую секунду он повторял:

– Ну, Стив, давай, бей, твоя очередь.

Но Стив не обращал внимания. Точно так же, как и я не обращала внимания на Гевина, дергавшего меня за руку.

– Пошли, Хизер. Я тут еще кое-кого знакомого увидел. Пойдем, поздороваемся, – напропалую врал он.

– Она была особенной, – сказала я, глядя Стиву прямо в глаза.

– Вот именно, особенной, – бесстрастно проговорил Стив.

– А я думала, ты ее не знаешь.

– Ладно. – Стив положил кий и бросился ко мне и Гевину, который смертельной хваткой вцепился мне в руку. – Кто эта сука, МакГорен?

– Господи! – Голос у меня за спиной, к несчастью, был мне хорошо знаком.

Я повернула голову и увидела Дага Винера, который одной рукой обнимал за плечи полуголую девицу непопулярного в здешнем обществе 8-го размера (приятно было убедиться, что Винеры против такого рода дискриминации). Даг показал на меня пальцем, и его лицо стало пунцовым.

– Эта чувиха была с тем парнем, который мне вчера чуть руку не сломал!

Лицо Стива перестало быть любезным.

– Та-а-ак… – протянул он не без удовлетворения в голосе. – Значит, вы вместе учитесь? – Эти слова были обращены к Гевину.

В них не было ни капли дружелюбия.

Я мгновенно пожалела обо всем. И не потому, что могла бы сейчас валяться на кровати, тренькая на гитаре, с Люси под боком. Я пожалела, что втянула в это Гевина. Хотя он и сам предложил. Мне ни в коем случае нельзя было соглашаться. Я поняла это, как только увидела блеск во взгляде Стива. Он был такой же холодный и тяжелый, как и замерзшая ста туя Джорджа Вашингтона в парке.

Не знаю, был ли этот парень убийцей Линдси. Я была уверена только в одном – мы в беде. В большой беде.

Однако Гевин, как видно, не разделял моих опасений.

– О чем ты, старик? – спокойно поинтересовался он. – Хизер – моя подруга. Ей тоже хотелось погонять шары.

Минуточку! Чего мне хотелось?

– Дерьмо собачье, – ухмыльнулся Даг. – Это она приходила вчера ко мне в комнату с парнем, который задавал вопросы о Линдси. Она полицейская шавка.

Поскольку Гевин понятия не имел, о чем говорит Даг, его возмущение было вполне правдоподобным.

– Полегче, парень, – повернулся он к младшему Винеру. – Напробовался собственной дури? Сам знаешь, от крэга мозги сносит только так.

Стив Винер скрестил руки на груди. Его руки на фоне черного свитера выглядели особенно загорелыми. Наверняка побывал недавно в теплых краях.

– Я крэгом не занимаюсь, кретин.

– Это я так, для красного словца, – усмехнулся Гевин.

Я восхищалась им. Он учится на режиссерском, хочет снимать кино, но какой актер в нем погибает!

– Если будешь на меня наезжать, я, пожалуй, пойду отсюда.

Верхняя губа Стива изогнулась.

– Знаешь, кто ты, МакГорен?

Гевин и бровью не повел.

– Heт. Так, кто я, чувак?

– Ты – нарк. – Как только Стив это произнес, с темного дивана поднялись две фигуры, раньше я их не замечала, поскольку они, видимо, были увлечены баскетбольным матчем, который транслировался на огромном, шириной со стену, экране телевизора.

Девицы, которые сбежали за автографом Джордана, вернулись обратно, но прекратили хихикать и теперь с замиранием сердца наблюдали за разворачивающейся у них на глазах драмой, как будто это была очередная серия «Реального мира».

– Мы не любим нарков, – процедил один из обитателей «Тау-Фи».

Он выглядел немного моложе Стива, но его бицепсы поражали воображение.

– Очень не любим, – сказал eго близнец (с точки зрения размеров бицепсов).

Я переводила взгляд с одного на другого. Они не похожи на родственников и все-таки выглядят удивительно одинаковыми в кашемировых свитерах и джинсах, как у Стива. С одинаковыми взглядами, в которых не уловить ни капли ума, ни капли снисхождения.

– Господи, Стив, – вполне правдоподобно обиделся Гевин и показал на меня пальцем, не выпуская моей руки. – Это моя подружка, она всего лишь хотела посмотреть на игру. Но если вы будете продолжать вести себя как скоты, нам здесь делать нечего. Пошли, Хизер.

Но попытка к бегству была пресечена лично Дагом Винером, который сделал шаг вперед и встал у нас на пути.

– Никто не смеет безнаказанно угрожать Винерам, – сказал Даг. – Кем бы ты ни была, я заставлю тебя об этом сильно пожалеть.

– Да? – Сама не знаю, что на меня нашло.

Гевин изо всех сил тащил меня назад, но я уперлась каблуками в пол и сопротивлялась, как мул. Хуже того, я умудрилась спросить:

– Как заставил Линдси?

И тут с Дагом что-то случилось. Его лицо стало таким же красным, как огни на башнях в окне.

– Да пошла ты! – завопил он.

Наверное, мне не стоило удивляться, что в следующую же секунду голова Дага Винера воткнулась мне в диафрагму. Я сама напросилась.

 

22

Что происходит, когда восьмидесятикилограммовая студенческая тушка втыкается тебе под дых, словами не описать. Хорошо еще, что я сама не мелкая. Если бы я носила 2-й раз мер, я бы не выжила.

Но (правду не утаишь) Даг оказался не намного тяжелее меня, плюс ко всему, я видела, что он на меня бросился, и успела сгруппироваться, поэтому просто оказалась на полу, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Мои внутренние органы были в целости и сохранности. На первый взгляд, конечно.

Для Гевина все кончилось не так хорошо. С ним ничего бы не случилось, если бы он просто стоял и смотрел на происходящее. Его ошибка была в том, что он попробовал помешать Дагу.

Даг, что, впрочем, неудивительно, использовал запрещенные приемчики. Когда Гевин схватил его за плечи, он попытался отгрызть моему защитнику палец.

Поскольку мне не хотелось, чтобы одного из моих подопечных схарчили, я выбросила ногу назад, все еще сжимая в руках куртку и сумочку, и залепила Дагу каблуком в то место… В общем, мальчики обычно не хотят, чтобы им туда по падали каблуками. Может, я и не занимаюсь йогой, и вообще ничем не занимаюсь, но я не отличаюсь от всех девушек, живущих в Нью-Йорке, и знаю, как нанести серьезные увечья с помощью обуви.

Даг рухнул на пол, зажав руками свое интимное место, и вокруг начался ад. Тела и предметы залетали по гостиной, как будто подхваченные гигантским смерчем. Стекла за барными полками разлетелись вдребезги, не выдержав удара брошенного кем-то бильярдного шара. Гевин умудрился пихнуть одного из дюжих молодцов прямо на телевизор, который не замедлил взорваться, осыпав обидчика снопом искр и осколков. Второразмерки устремились в коридор, украшенный надписью «Толстухи, вон отсюда», один из автоматов для игры в пинбол рухнул под весом Джордана (мне совсем неинтересно, что он делал там со спущенными штанами).

К счастью, вокруг был такой хаос, что мне удалось схватить Гевина и прокричать ему в ухо: «Бежим!» Мы подхватили Джордана под руки (он был не в состоянии передвигаться самостоятельно) и потащили его к выходу…

… именно в этот момент сработала противопожарная система, среагировавшая на дым от телевизора.

Девицы в коридоре, чьи воздушные наряды начали подмокать и липнуть к телам, завизжали, а мы шмыгнули в дверь с табличкой «Лестница» и, не останавливаясь, помчались, волоча на себе моего полубессознательного экс-жениха к выходу на улицу.

– Вот это да! – выдохнул Гевин, когда холодный воздух обжег наши легкие. – Ты это видела? Видела?

– Ну, видела, – ответила я, пошатываясь на ветру.

Джордана нельзя было назвать абсолютно мертвым грузом, но и на живого он тоже не тянул.

– Все это не слишком здорово.

– Не здорово? Да это клево! – Гевин восторженно затряс головой.

Мы медленно брели по направлению к восточной части парка.

– Жаль, что у меня не было камеры! Ни одна из этих девиц не носит лифчика! Когда сверху начала литься вода…

– Гевин, – моментально перебила я, – лучше попробуй поймать такси. Мы должны отвезти Джордана обратно в Ист-Сайд, домой.

– Здесь нет такси, – ухмыльнулся Гевин. – На улице вообще никого нет, кроме нас.

Он прав. Парк был похож на царство мертвых. Да и улицы тоже. В непосредственной близости не было ни одной машины, разве что на Восьмой улице. Ни один из таксистов нас так и не заметил, хотя я отчаянно размахивала руками.

Я оказалась в весьма затруднительном положении. Я понятия не имела, что делать с Джорданом. Я верила ему, когда он говорил, что ни один из таксистов не сможет перевезти его через мосты. И ни за что на свете не позвоню его отцу, человеку, который сказал мне, что никто больше не хочет слушать «вопли сердитой драной рокерши», чтобы он приехал сюда на своем фамильном лимузине.

Джордан выглядел абсолютно счастливым, зажатый между нами, как моллюск между створками раковины. Хуже не придумаешь. Не оставлять же его у чьей-либо вход ной двери. Он, чего доброго, замерзнет насмерть. А до метро – несколько очень больших кварталов, причем идти нужно опять через парк, мимо Вейверли-холла, в сторону площади Астор.

Я совсем не горела желанием попадаться на глаза кому-то из членов братства, к тому же вдалеке послышались звуки сирен. Пожарные службы при включении противопожарной системы оповещаются автоматически.

Джордан поднял голову и радостно всхлипнул, тоже услышав сирены.

– А вот и копы!

– Не могу поверить, что ты была когда-то помолвлена с этим парнем, – проговорил Гевин с отвращением, вдруг вспомнив, что он тоже подбивает под меня клинья. – Он такой придурок.

– Он не всегда был таким. – Хотя, по правде говоря, мне кажется, что Джордан именно таким всегда и был.

Только я этого не замечала по молодости и по глупости. А еще я была без ума от него.

– Просто он послезавтра женится и немного нервничает.

– Не послезавтра, – поправил меня Гевин, – а завтра. Уже первый час. Официально уже наступила пятница.

– Черт, – выругалась я.

Картрайты наверняка беспокоятся, куда подевался их младший сынок. Таня рвет и мечет. Если, конечно, она вообще заметила, что он вышел из дома. Я не могу отослать его домой в таком виде – с расстегнутыми штанами и помадой, размазанной по физиономии. Ну почему он хотя бы немного не похож на брата!

Господи! Его брат. Купер убьет меня, когда узнает, где я сегодня была. А ведь придется ему все рассказать. Не могу же я притащить домой Джордана и ничего не объяснить.

Ничего не поделаешь, поволоку Джордана домой. Это единственное место, куда я могу его пристроить сегодня ночью. У меня на большее просто сил не хватит. А еще я смертельно замерзла. Сапоги-чулки определенно не годятся для ночи после январской снежной бури на Манхэттене. Не понимаю, как это могут вытерпеть девушки, которые любят носить джинсы ниже пупка? Разве пуговицы не примерзают к их животам?

– Ладно, – сказала я Гевину, когда мы приблизились к пересечению восточной и северной аллей парка. – Выхода нет. Понесем его ко мне домой.

– Ты серьезно? Я увижу, где ты живешь? – Подсвеченная розовыми огнями уличных фонарей ухмылка Гевина меня насторожила. – Чудненько!

– Нет, Гевин. Как раз наоборот. Брат Джордана сдает комнату мне, и он будет очень недоволен, если увидит, как мы входим в дом с Джорданом на руках. Мы должны вести себя тихо, как мышки. Очень тихо.

– Это я могу, – галантно заявил Гевин.

– Мне бы и отца не хотелось будить, – добавила я. – Мой папа, хм… тоже там живет.

– Я познакомлюсь с твоим папой? Который сидел в тюрьме? – Все ясно, Гевин и правда на меня запал.

– Нет, ты с ним не познакомишься, – сказала я. – Потому что, надеюсь, он, как и Купер, будет спать. И мы не станем его будить. Понял?

– Понял, – вздохнул Гевин.

– Хизер… – Джордан начал двигать конечностями чуть живее.

– Заткнись, Джордан, – сказала я. – Мы почти пришли.

– Хизер, – снова проговорил Джордан.

– Клянусь господом, если тебя стошнит на меня, я тебя убью.

– Хизер, – повторил Джордан в третий раз. – По-моему, мне что-то подмешали в питье.

Я встревожилась.

– Так ты не всегда такой после вечеринок?

– Конечно, нет. – Язык Джордана заплетался. – Я выпил всего один стакан пива.

– Разумеется. А сколько стаканов вина ты выпил до того, как приехал ко мне?

– Всего десять, – невинно признался он. – Эй! Кстати, а где мои лыжи?

– Уверена, что с ними все в порядке, – ответила я. – Утром заберешь. Зачем кому-то понадобилось что-то добавлять в твое питье?

– Чтобы воспользоваться мной, разумеется, – сказал Джордан. – Каждый хочет получить кусочек меня. Каждый хочет кусок пирога от Джордана Картрайта.

Гевин, которого обдала волна пивною перегара, сморщил нос.

– Только не я.

Мы дошли до дома Купера. Я остановилась, стала искать в сумочке ключи от дома и выслушала от своих спутников целую лекцию по этому поводу.

– Мы войдем и положим Джордана на диван, – сказала я Гевину. – А потом я отведу тебя в Фишер-холл.

– Мне не нужны провожатые, – ухмыльнулся Гевин.

Как только «Тау-Фи» исчез из поля зрения, он снова стал похож на бойцовского петушка.

– Ребята из братства здорово разозлились, – предостерегла я. – И они знают, где ты живешь…

– Спокойно, женщина. Стив ничего, кроме моего имени, обо мне не знает. Я для него недостаточно крут. Ведь мне никогда не нравилось шпиговать свое тело химией.

– Двадцать один коктейль не считается.

– Я не имел в виду алкоголь, – признал Гевин.

– Прекрасно, обсудим это потом. Давай сначала уложим Джордана на диван. Потом подумаем, как отправить тебя домой.

– Это же всего в двух кварталах отсюда.

– Хизер…

– Не сейчас, Джордан, – сказала я. – Гевин, я не хочу, чтобы ты…

– Хизер, – вновь повторил Джордан.

– Что такое?

– Купер на нас смотрит.

Я подняла голову.

В окне двери просматривалась голова Купера. Через секунду мы услышали, как он отпирает дверь.

– Ладно, – бросила я Гевину.

Сердце начало гулко стучать.

– Планы поменялись. На счет три мы бросаем Джордана и делаем ноги. Раз. Два.

– Даже не думайте, – сказал Купер, выходя на крыльцо.

Он был в джинсах и толстом свитере. От него веяло таким теплом и спокойствием, что я едва не бросилась к нему, едва не прижала голову к его широкой груди и едва не стала жаловаться, какой ужасный вечер был у меня сегодня.

Вместо этого я сказала:

– Я все объясню.

– Не сомневаюсь, – ответил Купер. – Заходите. И занесите этого внутрь.

Мы затащили Джордана в прихожую. Это было непросто, Люси неистово прыгала на нас. Точнее, на меня. Впрочем, мои ноги так замерзли, что я не чувствовала ее когтей, только слышала, как они рвут колготки.

Как только Люси удалось дотянуться до руки Джордана и лизнуть ее, мой бывший внезапно оживился, повиснув у нас на руках, и заговорил:

– А… братец! А что случилось?

– Звонила твоя невеста, – сказал Купер, закрыв за нами дверь и заперев на все замки. – Вот что случилось. Если не было еще чего-то. Ведь ты ушел и никому не сказал куда.

– Еще как было! – сказал Джордан.

Мы опустили его, и он рухнул на дедушкин полуразвалившийся розовый диван. Люси запрыгнула сверху и радостно начала лизать его лицо.

– О… Хорошая собачка… Пожалуйста, сделайте так, чтобы комната не крутилась.

– Как он вообще сюда добрался? – поинтересовался Купер. – Такси не ездят. А Джордан ни за что в жизни не поехал бы на метро.

– Он приехал на лыжах, – объяснила я, стуча зубами.

В доме царило благодатное тепло. Размораживаясь, мои окорочка отчаянно болели.

– На лыжах? – удивился Купер. – И где его лыжи?

– Он их потерял, – встрял Гевин.

Купер, похоже, впервые заметил Гевина.

– А… – протянул он. – Опять ты?

– Вы не должны сердиться на Хизер, – начал Гевин. – Во всем виноват этот парень. Видите ли, она пыталась хоть немного протрезвить его и повела вокруг парка, но он сопротивлялся. К счастью, я проходил мимо и помог дотащить его. Если бы не я, кто знает, чем бы дело кончилось. Парень мог бы отморозить себе чего-нибудь. Или того хуже. Я слышал, в этом парке бродит один сумасшедший доктор, который набрасывается на пьяных, вырезает почки и жертвует их боливийцам, живущим на диализе. Представляете, просыпаетесь вы утром, у вас все болит, а вы не можете понять почему. Бац! Оказывается, у вас слямзили почку!

Надо же! Гевин воистину гений импровиза. Он врет с такой легкостью, так убедительно, что мне стало очень интересно, сколько историй скормил он мне самой за те несколько месяцев, пока мы с ним знакомы?

Купера, похоже, это не впечатлило.

– Прекрасно, – сказал он. – Спасибо за помощь. Теперь, я полагаю, мы справимся собственными силами. До свидания.

– Я провожу тебя, – начала я, но голос из коридора не дал мне договорить.

– Слава богу! – В гостиную вошел папа в пижаме и халате.

По всклокоченным волосам было понятно, что он крепко спал, но Танин звонок разбудил и его.

– Хизер, мы так бес покоились. Когда Таня позвонила и мы не нашли тебя в комнате… Никогда так больше не делай, моя девочка! В следующий раз, когда соберешься уходить, скажи кому-нибудь из нас, куда ты идешь.

Я изумленно переводила взгляд с папы на Купера и обратно.

– Вы серьезно?

– Я провожу Гевина домой, – сказал Купер, и мне стало ясно, что придется смириться. – Хизер, постели Джордану на диване. Алан, позвони Тане и скажи, что Джордан остается у нас на ночь.

Папа кивнул.

– Я скажу ей, что он был на вечеринке выпускников. И пришел к нам переночевать, чтобы ее не беспокоить.

Я застыла, отчасти оттого, что уже почти забыла имя папы, которое только что назвал Купер, отчасти осознав абсурдность того, что услышала.

– У Джордана нет друзей, – сказала я. – Кто мог его позвать на вечеринку? И ему бы в голову не пришло, что он может побеспокоить Таню своим поздним возвращением.

– У меня есть друзья, – возмутился Джордан с дивана, где Люси не прекращала вылизывать его лицо. – Вы двое – мои друзья. Или шестеро. Неважно, в общем, все, кто здесь собрался.

– Мне не нужен провожатый, – заявил Гевин, увидев, что Купер потянулся за пальто.

– Возможно, – насмешливо проговорил Купер. – Но мне самому не мешает подышать свежим воздухом. Пошли.

И они вышли на улицу, оставив меня наедине с папой и Джорданом – двумя людьми, которые оставили меня тогда, когда я больше всего в них нуждалась, и которые вернулись, когда стали мне совсем не нужны.

– Ты – мой должник, – сказала я Джордану, возвращаясь в гостиную с простынями и салатной миской (на случай, если его будет тошнить).

И хотя была более чем уверена, что он не вспомнит ничего завтра утром, добавила:

– А на твою свадьбу я все-таки не приду. – Потом повернулась к папе и сказала: – Не говори Тане, что я была с ним.

– Я хоть и провел в тюрьме последние двадцать лет, – ответил папа с достоинством, – но кое-что в этом понимаю.

– Ну и молодец, – сказала я и, позвав Люси, поспешила к себе в комнату, надеясь на то, что успею закрыть дверь раньше, чем вернется Купер.

Знаю, Сара осудила бы меня за то, что я использую тактику страуса.

Но когда дело касается Купера, это единственно действенный метод.

 

23

На следующее утро я постаралась ускользнуть от Купера. Для этого поднялась в несусветную рань – в 8 часов, и уже к половине девятого приняла душ и оделась. Это настолько выходило за рамки моего обычного графика, который предполагал, что я не спускаюсь вниз до 8. 55, что мне удалось не встретиться ни с одним из обитателей этого дома, даже с папой. Когда я с ботинками в руках на цыпочках, чтобы не заскрипела ни одна половица, прокралась мимо его комнаты, он играл на своей индийской флейте «Гимн утру».

Купера нигде не было – сквозь полуприкрытую дверь его комнаты виднелась аккуратно убранная кровать. Джордан, что странно, тоже куда-то делся. Простыни, на которых он спал, были аккуратно сложены на краю дивана, сверху стояла салатная миска, слава богу, не использованная по назначению. Мне стало ясно, что случилось: Купер разбудил брата и уже везет его на собственной машине домой. Джордан после вчерашнего ни за что на свете не проснулся бы самостоятельно в такую рань. Я знала, что Джордан всегда спит после серьезных попоек до четырех вечера. Отвращение к ранним просыпаниям было едва ли не единственным, что нас объединяло, если не считать общей страсти к печенью «Гел-скаут» – он был без ума от мятных, а я – от имбирных.

Чувствуя себя так, будто выиграла в лотерею, я выпустила Люси, взяла шоколадный батончик, чтобы подкрепиться по дороге на работу, и только потом заметила записку, прикрепленную к входной двери.

«Хизер, – было выведено аккуратным и очень мелким почерком Купера, который я научилась различать, помогая ему в качестве секретаря, – нам нужно поговорить».

Хизер, нам нужно поговорить? Хизер, нам нужно поговорить? Есть ли в английском языке нечто более страшное, чем эти четыре слова? Серьезно, кто может пожелать увидеть такое на входной двери?

Разумеется, никто.

Вот почему я сорвала бумажку, скомкала ее, сунула в карман и вышла из дома.

О чем хочет поговорить со мной Купер? О том, что я притащила его мертвецки пьяного брата домой вчера ночью, и он спал на нашем диване? О том, что я, никому ничего не сказав, ускользнула из дома расследовать убийство Линдси Комбс, хотя обещала предоставить расследование профессионалам? О том, что я подвергла опасности жизнь одного из своих подопечных? А может, это вообще не имеет никакого отношения к тому, что случилось ночью? Может, Купер решил, что с него хватит Уэллсов с их причудами, хватит папиной индийской флейты и моей способности приволакивать домой упитых вдрызг поп-звезд и двадцатиоднолетних юнцов, одетых в мешковатые штаны и изображающих из себя гангстеров? Может, он решил выгнать всю нашу компанию к чертям собачьим? Впрочем, некоторые это вполне заслужили.

Я не имею в виду папу или Люси.

Мой путь на работу был полон задумчивости и грусти.

Даже шоколадный батончик, на мой взгляд, по вкусу больше напоминал картон, а не «Кит-Кэт». Я не хочу, чтобы меня выгнали из дома Купера. Это единственный настоящий дом в моей жизни, не считая квартиры, где мы жили вместе с Джорданом и воспоминания, о которой были навсегда испорчены, когда я увидела их вместе с Таней Трейс в весьма не двусмысленной позе.

– Хизер! – Реджи, стоявший на своем обычном месте, был заметно удивлен, увидев меня в столь ранее время.

А я была удивлена, что он вообще вышел на работу. Хотя снег прекратился, улицы все равно напоминали узенькие тропинки, проложенные среди огромных снежных гор.

– Доброе утро, Реджи, – сказала я, обходя двухметровый сугроб, в который превратился чей-то несчастный автомобиль. – Вот это буря, да?

– Я не испытываю по этому поводу никакой радости, – ответил Реджи.

Он кутался от холода в огромную золотистую парку от Томми Хилфингера. В одетых в перчатки руках дымился стаканчик кофе.

– Иногда я думаю, может, мне лучше вернуться на острова?

– Что ты там будешь делать? – заинтересовалась я.

– У моих родителей банановая плантация, – сказал Реджи. – Я мог бы помогать им. Они уже давно просят, чтобы я вернулся домой. Но здесь я могу больше заработать.

Я не могла удержаться и мысленно сравнила ситуацию в семье Винеров с проблемами Реджи. Отец Дага и Стива хочет, чтобы они сами заработали себе состояния, и мальчики стали заниматься торговлей наркотиками. Семья Реджи хочет, чтобы он продолжил семейный бизнес, но он зарабатывает гораздо больше на торговле наркотиками. Все это показалось мне очень глупым.

– Мне кажется, тебе стоит уехать на банановую плантацию, Реджи, – сказала я. – По-моему, так будет лучше. И гораздо безопаснее.

Реджи задумался.

– Только не в сезон ураганов, – наконец проговорил он. – Но если я уеду, то не буду видеть по утрам твоего счастливого лица, Хизер.

– Я могла бы приехать, навестить тебя. Никогда не была на банановых плантациях.

– Тебе там не понравится, – заметил Реджи с ухмылкой, продемонстрировавшей все его золотые зубы. – Мы там встаем очень рано, до рассвета. Нас будят петухи.

– Боже, – испугалась я. – Как ужасно! Ничего удивительного, что тебе нравится Нью-Йорк.

– Если ты можешь зарабатывать здесь, значит, способен зарабатывать везде, – заметил Реджи, пожав плечами.

– Абсолютно с тобой согласна. Кстати, ты ничего не узнал о Даге Винере?

Улыбка Реджи погасла.

– Нет, – ответил он. – Говорили только, что вчера ночью в одном из братств произошла заварушка.

– Да? Ух ты! Что за заварушка?

– Говорят, в ней участвовал твой бывший, Джордан Картрайт, – сказал Реджи. – Но, скорее всего, это слухи. Что знаменитому Джордану Картрайту делать на вечеринке братства за два дня до собственной свадьбы?

– Ты прав. Скорее всего, слухи. Пойду, пожалуй. Очень не люблю опаздывать!

– Конечно, – абсолютно серьезно подтвердил Реджи. – Если кто и любит, так это точно не ты.

– Увидимся! Не замерзни тут! – Я помахала ему рукой и повернула за угол на Вашингтон-Сквер-Вест.

Раз, и готово!

И как это слухи о вчерашнем успели так быстро распространиться среди торговцев наркотиками?! Не в газете ли это напечатали? Слава богу, что студенты не позвонили в полицию! Если на работе узнают, что я была там, не миновать крупных неприятностей.

Когда двадцать минут девятого я появилась в дверях Фишер-холла, Пит чуть не подавился бутербродом.

– Что случилось? – запаниковал он. – Конец света?

– Очень смешно, – ответила я. – Я здесь не первый день работа.

– Правильно, – кивнул Пит, – но ты никогда не приходила так рано.

– Может, начинаю новую жизнь.

– А мне в этом году повысят зарплату, – Пит громко расхохотался.

Я скорчила ему гримасу, забрала со стола отчет о прошедшей ночи и отправилась в кабинет. К моему великому облегчению, внешняя дверь была заперта на замок. Ура! Я первая! Вот удивится Том, когда меня увидит!

Я стянула с себя куртку и шапку и отправилась к Магде за кофе и бутербродом. К счастью, Магда была на месте. Она выглядела гораздо лучше, чем на прошлой педеле. Глаза накрашены розовыми тенями, на голове обычный начес высотой в двадцать сантиметров, брови подведены черным как уголь карандашом. Увидев меня, она улыбнулась.

– Вот и ты! – воскликнула она. – Моя маленькая поп-звезда. Ты скучала по своей Магде?

– Да, скучала, – ответила я. – Хорошо провела выходные?

– Хорошо, – серьезно ответила Магда. – Мне это было необходимо. Понимаешь, что я имею в виду? Я постаралась не думать об этом месте и о том, что здесь случилось. – Она поежилась, но, увидев двух входящих в кафе студенток, вдруг закричала совсем другим голосом: – Посмотри! Вот мои маленькие кинозвездочки. Доброе утро!

Студентки хмуро смотрели, как она считывает сканером их обеденные карточки. Потом Магда отдала карточки, девушки ушли, а она проговорила обычным голосом:

– Я слышала, ты ходила навещать Мануэля? Как он?

– Вчера было еще не очень хорошо, – сказала я. – Но в больнице сказали, что его переводят из реанимации, состояние стабилизировалось.

– Хорошо. Полиция еще не поймала тех, кто это сделал?

– Нет. – Мне очень хотелось рассказать ей, что я догадываюсь, кто это сделал, но сначала мне нужно было узнать, как прошло свидание у Тома. – Уверена, они делают все возможное.

Магда нахмурилась.

– Они не слишком стараются разыскать тех, кто убил нашу маленькую Линду, – сказала она. – Прошло три дня, а они так никого и не арестовали. Это потому, что она девочка, – добавила она, подпирая подбородок рукой. – Если бы они нашли мужскую голову, то наверняка бы уже кого-нибудь арестовали. Полиции наплевать на то, что происходит с девушками. В особенности, с такими, как Линдси.

– Это неправда, Магда. Они работают изо всех сил. Я уверена, что они очень скоро кого-нибудь арестуют. Просто им, как и тебе, вчера помешал снег.

Магда бросила на меня скептический взгляд. Бесполезно убеждать ее, если она что-то вбила себе в голову. Я взяла бутерброд, как всегда, с беконом и мягким сыром, стакан кофе пополам с какао и вернулась к себе в кабинет. Я сидела и гадала, кто такой Тед Токко, и почему он хочет, чтобы я ему перезвонила. Номер телефона, который он указал, был номером главного офиса Нью-Йорк-колледжа. В кабинет ввалился сонный Том и очень удивился, увидев меня.

– Мне это снится?

– Нет. Это я, собственной персоной. Просто пришла вовремя.

– Ты пришла раньше меня! – Том затряс головой. – Чудеса не прекращаются?

– Итак? – Я нетерпеливо взглянула на него. – Как все прошло? С тренером Эндрюсом?

Он достал ключи, чтобы отпереть свою дверь, но я ус пела заметить его довольную улыбку прежде, чем он смог скрыть ее.

– Прекрасно, – ответил он бесстрастно.

– Раз так, давай, рассказывай.

– Не хочу сглазить, – сказал Том. – Серьезно, Хизер, я всегда сам себе все порчу. На этот раз я этого не допущу. Ни за что на свете.

– Тогда… – Я внимательно изучила его. – Если ты что-то скрываешь о вас, значит, у вас все хорошо.

– У нас все отлично, – сказал Том.

Он больше не мог скрывать улыбку.

– Стив, он… он такой забавный. Но мы пока не торопимся.

Мы. Он уже говорит «мы».

Я была рада за него. Хотя стало немного грустно. Не по тому, что мне тоже хотелось когда-нибудь тоже стать частью «мы».

Просто сейчас мне предстояло узнать, почему Кимберли мне соврала… Если, конечно, Стивен Эндрюс не такой же гениальный актер, как Хит Леджер, в чем я лично сомневаюсь.

И все-таки я была рада за Тома.

– Ты говоришь, что не хочешь торопить события, это означает, что вы должны хорошенько присмотреться друг к другу? Правильно?

Он пожал плечами и покраснел.

– Посмотрим, – процедил он и зашел в кабинет.

Это мне кое-что напомнило.

– А где доктор Смерть? Она сегодня придет?

– Слава богу, нет, – ответил Том. – Начальство решило, что если какие-то студенты будут нуждаться в психологической помощи, то они вполне могут пройтись за ней пешочком через парк.

– Будем надеяться. Шерил Хебиг вообще готова встречаться с доктором Килгор бесконечно долго.

– По-моему, она ее и довела, – довольно сказал Том. – Теперь кабинет снова мой. Весь мой! Схожу в столовую, возьму поднос и позавтракаю, наконец, за собственным столом.

– Удачи тебе. – Я подумала, что иметь шефа, который считает, будто рабочий стол подходящее место для принятия пищи – большая удача.

Таких начальников, как Том, еще поискать. Я была очень рада, что он никуда не уходит. По крайней мере, в ближайшее время.

Только я села читать ночные отчеты, как в кабинете появился Гевин. Вид у него был непривычно смущенный.

– Хм… Привет, Хизер, – чопорно сказал он. – Том пришел? Мне нужно перенести антиалкогольную беседу на другое время.

– Да, он здесь, – ответила я. – Он вышел в столовую за бутербродом. Сядь. Он скоро придет.

Гевин уселся на диван рядом с моим столом. Но вместо того чтобы развалиться в нем, по своему обыкновению, широко расставив ноги, Гевин сел на самый краешек. А еще он не хватал у меня со стола скрепки или игрушки из «Макдональдса», как делал всегда.

Я удивилась.

– Гевин? Все в порядке?

– Что? – Он уперся взглядом в репродукцию Моне, висевшую на стене, только чтобы не смотреть на меня. – Я? Я в порядке. А что?

– Не знаю. Ты какой-то странный сегодня.

– Я не странный, – проговорил Гевин. – Просто решил оставить тебя в покое.

Я сморгнула.

– Что?

Он наконец посмотрел на меня.

– Сама знаешь. Я просто не хочу тебя беспокоить. Твой друг вчера вечером сказал, что тебе необходимо побыть в одиночестве.

Я похолодела. Появилось дурное предчувствие.

– Слушай, – сказала я, – это Купер сказал тебе, что меня нужно оставить в покое?

– Да, – кивнул Гевин. – Вчера вечером. Когда провожал. Кстати, совершенно напрасно. Мне уже двадцать один год. Я не нуждаюсь в провожатых.

– А что еще Купер обо мне говорил?

– Сама знаешь. – Гевин неловко пожал плечами и снова уставился на Моне. – Что ты была очень расстроена, когда его брат Джордан тебя бросил, что ты до сих пор переживаешь и еще не готова ни к каким новым романтическим отношениям…

– Что? – Я вскочила на ноги. – Что ты сказал?

– Ну… – Гевин смущенно взглянул на меня. – Поскольку ты все еще его любишь…

Мое сердце чуть не взорвалось в груди.

– Люблю кого?

– Джордана Картрайта, конечно. – Гевин, похоже, уже жалел, что сказал мне об этом. – Черт! – выругался он, увидев выражение моего лица. – Совсем забыл. Купер просил меня не говорить тебе. Не выдавай, ладно? Я побаиваюсь этого парня…

Голос Гевина дрогнул, и он посмотрел на меня с беспокойством. Я не могла понять почему. Может, из-за того, что я сидела с широко раскрытым ртом и готовыми выпрыгнуть из орбит глазами?

– Разве ты не поэтому решила не ходить завтра на свадьбу? – начал заикаться Гевин. – Ты его еще любишь и тебе невыносимо видеть, что он женится на ком-то другом? Купер именно так и думает. Он сказал, что ты не в состоянии переключиться на кого-то другого, так как до сих пор страдаешь по Джордану, и тебе нужно время, чтобы это пережить…

Крик поднимался от самых ступней ног и уже был готов вырваться из моего горла, как пар из закипевшего чайника. Я уже запрокинула голову, но в кабинет неожиданно вошел Том. Его лицо было белым, как снег на улице. В руках не было никакого подноса с завтраком.

– Они только что нашли ее тело, – проговорил он и рухнул на диван рядом с Гевином.

Крик так и умер во мне.

– Чье тело? – поинтересовался Гевин.

– Линдси, – ответил Том.

 

24

Магда сидела за кассой и рыдала.

– Магда, – в пятый раз просила я ее, – скажи, что случилось?

Магда покачала головой. Противореча всем законам физики и силе лака для волос, ее прическа разрушилась. Волосы, сбившись в колтун, грустно свесились в одну сторону.

– Магда. Скажи, что именно они нашли? Том не хочет об этом говорить. Джеральд не пускает никого на кухню. Сюда уже едут копы. Просто скажи мне.

Магда не могла говорить от потрясения. Питу, которому было поручено выпроводить всех студентов из столовой, даже не требовалось никого убеждать. Они сами поспешно выходили, бросая на Магду нервные взгляды.

Учитывая то, что она не переставала завывать, я не могла их винить.

– Магда, – сказала я, – у тебя истерика. Тебе нужно успокоиться.

Но Магда не могла. Именно поэтому я, тяжело вздохнув, отвесила ей пощечину.

Она не замедлила дать мне сдачи.

– Ой! – закричала я от боли и схватилась за щеку. – Зачем ты это сделала?

– Ты первая начала! – сердито завопила Магда.

– Так у тебя же истерика! – У Магды была тяжелая рука.

У меня искры из глаз посыпались.

– Я просто хотела, чтобы ты пришла в себя. Какого черта ты меня ударила?

– Ты не имеешь права бить людей, даже если у них истерика, – огрызнулась Магда. – Разве тебя не учили этому на курсах по оказанию первой помощи пострадавшим?

– Магда! – Мои глаза наполнились слезами. – Расскажи мне, что они нашли.

– Я покажу, – ответила Магда и вытянула вперед руку.

В ладони она держала странный предмет. Он был золотым, похожим на серьгу, немного крупнее обычной и немного более изогнутой. На кончике блестел бриллиант. Предмет был сильно деформирован, как будто его кто-то жевал.

– Что это? – спросила я, разглядывая его.

– ОТКУДА ЭТО У ВАС?

Мы с Магдой подпрыгнули от неожиданности, столь странной была реакция Шерил Хебиг, которая со своим приятелем Джеффом в этот момент проходила мимо нас к выходу из столовой. Глаза Шерил округлились. Она, не отрываясь, смотрела на то, что было у Магды в руке. Пит, пытавшийся выдворить из столовой всех присутствующих, выбивался из сил.

– Шер, – сказал Джефф и потянул свою подругу за руку, – пошли отсюда. Они хотят, чтобы мы ушли.

– Нет, – сказала Шерил и затрясла головой, она все еще смотрела на то, что было в ладони у Магды. – Где вы это взяли? Скажите мне.

– Ты узнала это, Шерил? – спросила я, хотя по ее реакции и так было понятно, что узнала. – Что это?

– Это сережка, которую Линдси носила в пупке, – ответила Шерил.

Ее лицо стало таким же белым, как и блузка, которая была на ней надета.

– Боже, где вы это нашли?

Магда поджала губы и скрестила руки на груди.

– О нет, – сказала она мелодичным голосом, которым говорила только в присутствии студентов. – Неважно. Тебе нужно идти на занятия, а то опоздаешь…

Но Шерил сделала шаг вперед. Ее взгляд был таким же тяжелым, как и мраморные плиты у нас под ногами.

– Скажите мне.

Магда судорожно сглотнула, посмотрела на меня и начала говорить.

– Это было в измельчителе отходов. В том, что уже неделю не работает. Сегодня пришел инженер, чтобы взглянуть, что случилось. И нашел это.

Она повернула украшение, и на обратной его стороне стала видна надпись «Линдси». Полустертая, едва различимая, но она там была.

Шерил покачнулась, как будто ноги перестали ее держать, и Пит с Джеффом усадили ее на стул.

– Скажи ей, пусть опустит голову на колени, – приказала я Джеффу.

Он был перепуган, но кивнул и заставил девушку пригнуть голову к коленям, золотисто-медовые волосы коснулись пола.

Я повернулась к Магде, посмотрела на серьгу у нее в руке и прошептала:

– Они засунули ее в измельчитель?

Магда покачала головой.

– Они пытались, но кости застряли.

– Значит, она все еще там?

Магда кивнула. Мы говорили шепотом, чтобы Шерил не слышала.

– Раковина засорилась. Никому и в голову не пришло поинтересоваться почему. Она то и дело засоряется. Мы просто начинаем пользоваться другой раковиной.

– И полиция тоже не догадалась туда заглянуть?

Магда наморщила носик.

– Нет. Вода, которая там стояла, была… сама знаешь, какая она может быть в засорившейся раковине. К тому же в понедельник вечером у нас готовили жаркое с красным перцем…

Меня затошнило.

– Боже мой, – простонала я.

Магда взглянула на серьгу.

– Кто мог это сотворить с такой милой, красивой девушкой? Кто, Хизер? Кто?

– Я найду, – ответила я, повернулась и практически вслепую – мои глаза застилали слезы – пошла к Шерил.

Она сидела, опустив голову на колени. Я села на корточки рядом и спросила:

– Шерил, где встречались Линдси и тренер Эндрюс?

– ЧТО? – Джефф подпрыгнул от неожиданности. – Тренер и Линдси? Никогда!

Шерил подняла голову. Ее лицо было ярко-красным от крови, которая прилила к голове. На щеках виднелись дорожки слез, капли все еще блестели на длинных ресницах.

– Тренер Эндрюс? – переспросила она, всхлипывая. – Нет. Не-е-ет. Конечно, нет.

– Ты уверена?

Шерил кивнула.

– Да. Ведь Эндрюс… как бы вам сказать… Он… – Она посмотрела на Джеффа.

– Что? – Джефф испугался. – Тренер Эндрюс?..

Шерил вздохнула и взглянула на меня.

– Вообще-то, мы не уверены, – сказала она. – Но нам всегда казалось, что тренер Эндрюс – гей.

– ЧТО? – Теперь уже Джефф был готов разрыдаться. – Тренер Эндрюс? Такого просто быть не может!

Шерил грустно посмотрела на меня.

– Понимаете теперь, почему мы держали наши подозрения при себе?

– Понимаю, – проговорила я и погладила ее по руке. – Спасибо.

Я вышла из столовой и направилась к лифту.

– Хизер? – Магда со всех ног бросилась ко мне на своих шпильках. – Ты куда?

Я надавила на кнопку, и двери лифта открылись.

– Хизер! – Пит оказывается тоже вышел за мной в вестибюль. – Что случилось?

Я не ответила, вошла в лифт и нажала на двенадцатый этаж. Когда двери начали закрываться, Магда бросилась ко мне, пытаясь протиснуться в кабину. Тщетно.

Она не должна со мной ехать. Ей не понравится то, что я собралась сделать. Мне это самой не нравилось.

Но кто-то же должен.

На двенадцатом этаже двери раскрылись, я вышла из лифта и направилась в комнату 1218. В коридоре, разрисованном одной практиканткой шуточными изображениями Тигры с дредами на голове – она была без ума от «Винни-Пуха» – было очень тихо. В девять утра студенты, у которых нет занятий, еще спят.

Но одного из них мне страшно хотелось разбудить.

– Администрация резиденции, – завопила я, изо всех сил молотя кулаком в дверь.

Никто не имеет права заходить в комнаты к студентам без предупреждения.

Но это не означает, что мы должны разговаривать с нашими жильцами через дверь. Я и не собиралась. Я вставила универсальный ключ в замок и повернула ручку.

Как я и ожидала, Кимберли спала, свернувшись калачиком на кровати. Двуспальная кровать ее соседки по комнате (надо же! В Нью-Йорк-колледже даже простыни были белыми с золотым!) пустовала. Кимберли села на кровати и сонно прищурилась.

– Ч-что происходит? – спросила она. – Господи! Что вы-то здесь делаете?

– Вставай, – приказала я.

– Что? Почему? – Кимберли была очень красива.

Ее лицо, в отличие от моего, еще не знало всех этих омолаживающих и увлажняющих кремов, а волосы не торчали во все стороны, а спускались гладкими волнами по обеим сторонам лица.

– У нас пожар? – поинтересовалась Кимберли.

– Не пожар, – ответила я. – Пошли.

Кимберли поднялась с кровати. На ней была безразмерная футболка с логотипом Нью-Йорк-колледжа и маленькие шорты. На ногах – носочки из серой шерсти.

– Погодите, – сказала она, закладывая за ухо прядь волос. – Куда мы должны идти? Мне нужно одеться, почистить…

Но я уже схватила ее за руку и потащила к двери. Она пыталась сопротивляться, но, чего уж тут скрывать, я была несколько крупнее ее. И к тому же я полностью проснулась, а она еще нет.

– Куда вы меня тащите? – заикалась Кимберли, едва поспевая за мной, а я упорно тащила ее к лифту.

Вероятно, она поняла: если не пойдет добровольно, я потащу ее волоком.

– Мне нужно кое-что тебе показать, – сказала я.

Кимберли нервно замотала головой.

– Я не хочу, не хочу этого видеть.

На мгновение мне захотелось швырнуть ее о стену, как мяч для игры в гандбол. Вместо этого я сказала:

– И все-таки ты на это посмотришь, а потом мы с тобой поговорим. Поняла?

Кабина лифта все еще оставалась на двенадцатом этаже. Я втолкнула Кимберли внутрь и нажала на кнопку первого этажа.

– Вы сумасшедшая, – сказала Кимберли дрожащим голосом, пока мы ехали вниз.

Только сейчас она начала просыпаться.

– Знаете что? За это вас вышвырнут с работы.

– Правда? – засмеялась я.

Это было самое лучшее, что я услышала за сегодня.

– Вы не имеете права со мной так обращаться. Президент Эллингтон придет в бешенство, когда узнает.

– Президент Эллингтон, – сказала я, и в этот момент лифт приехал и двери открылись, – может поцеловать меня в задницу.

Я потащила ее мимо двери моего кабинета, по вестибюлю, к столику консьержа, где сидел студент, который прикрывшись журналом «Космо», вытащенным из чьего-то почтового ящика, потрясенно наблюдал за нами. Пит, оживленно махавший руками пожарным (зачем, интересно, мы позвонили 911, когда нашли куски человеческого тела и костей в измельчителе пищевых отходов, и почему именно пожарные появляются на месте происшествия первыми?), тоже прекратил координировать действия спасателей и уставился на меня.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал он, когда я потащила Кимберли мимо него.

– Не стойте как столб! – закричала Кимберли. – Остановите ее! Разве вы не видите, что она делает? Она похитила меня против моей воли! Она повредила мне руку!

Рация Пита затрещала. Он поднес ее ко рту и сказал:

– Нет, в вестибюле все спокойно.

– Глупый продажный коп! – завопила Кимберли, когда я вталкивала ее в двери столовой.

Магда, стоявшая у входа рядом со своим начальником Джеральдом и несколькими пожарными, смотрела на нас с изумлением. Шерил все еще сидела неподалеку с белым от потрясения лицом, но уже вполне пришедшая в себя, рядом с ней стоял Джефф Тернер. Я схватила Кимберли за шиворот и ткнула носом в раскрытую ладонь Магды.

– Видишь это? – спросила я. – Знаешь, что это такое?

Кимберли извивалась, пытаясь освободиться.

– Нет, – угрюмо буркнула она. – Лучше отпустите меня.

– Покажи ей, – попросила я Магду, и та любезно поднесла серьгу прямо к носу Кимберли.

– Узнаешь? – снова спросила я.

Глаза Кимберли стали круглыми, как двадцать пять цен тов. Она не могла оторвать взгляд от того, что лежало на руке Магды.

– Да, – проговорила она дрожащим голосом. – Узнаю.

– Что это? – Я отпустила ее воротник.

Мне уже не нужно было ее удерживать, чтобы она смотрела на серьгу. По правде говоря, она сама была не в состоянии смотреть в другую сторону.

– Это сережка для пупка.

– Кому она принадлежит?

– Линдси.

– Правильно, – сказала я. – Линдси. Знаешь, где мы ее нашли?

– Нет. – Голос Кимберли сорвался. Интересно, она сейчас просто заплачет или упадет в обморок?

– В измельчителе пищевых отходов, – сказала я. – Они пытались размотать тело твоей подруги, Кич. Как мусор.

– Нет, – проговорила Кимберли.

Ее голос стал еще слабее.

– Ты знаешь, что тот, кто убил Линдси, пытался зарезать Мануэля Хуареса во время игры, – продолжала я. – Просто они боялись, что Линдси могла рассказать что-то о них. Что об этом думаешь ты, Кимберли?

Кимберли, чье лицо было залито слезами, едва слышным голосом пробормотала:

– Не понимаю, при чем тут я?

– Не лги мне, Кимберли, – сказала я. – Сначала ты пыталась убедить меня, что Линдси якобы из зависти убила соседка по комнате. Потом, что у Линдси с тренером Эндрюсом была романтическая связь, хотя ты прекрасно знала о нетрадиционной ориентации Эндрюса…

Я услышала у себя за спиной потрясенный вздох. Я знала, что это Шерил Хебиг.

– Давай посмотрим правде в глаза, Кимберли, – не стала я ходить вокруг да около. – Ты знаешь, кто убил Линдси.

Кимберли затрясла головой так сильно, что волосы упали ей на глаза.

– Нет. Я…

– Хочешь посмотреть еще, Кимберли? – не унималась я. – На приспособление, куда запихивали куски Линдси? Оно засорилось. Там застряли ее кости. Я могу тебе показать, если хочешь.

Кимберли застонала. Пожарные смотрели на меня, как на чудовище. По-моему, они правы. Я – чудовище. Но мне не было стыдно за то, что я так поступаю с Кимберли. Ни капельки.

– Хочешь знать, что они сделали с Линдси, Ким? Хочешь? – Она затрясла головой, но я все-таки продолжила. – Сначала ее душили так сильно и так долго, что капилляры в глазах разорвались от напряжения. Она, возможно, пыталась вдохнуть, но тот, кто ее держал, не отпускал ее. И тогда она умерла. Но это еще не все. Потому что потом они разрезали ее на куски. Разрезали и засунули эти куски в измельчитель…

– Нет! – всхлипывала Кимберли. – Нет! Это неправда!

– Еще какая правда. И ты это знаешь. А знаешь, что еще, Кимберли? Ты – следующая. Они скоро придут за тобой.

Наполненные слезами глаза расширились.

– Нет! Вы говорите так, чтобы меня напугать!

– Сначала Линдси. Потом Мануэль. А теперь ты.

– Нет! – Кимберли отшатнулась от меня, но, к несчастью, столкнулась лицом к лицу с Шерил Хебиг, которая уже поднялась со стула и стояла неподалеку с блестящими от ненависти глазами.

Только Кимберли, похоже, не заметила этот взгляд. Она закричала:

– Шерил, слава богу! Шерил, скажи ей, скажи этой твари, что я ничего не знаю!

Но Шерил только покачала головой.

– Ты сказала ей, что у Линдси с тренером Эндрюсом что-то было? Зачем ты это сделала? Зачем? Ты же знаешь, что это неправда.

Кимберли, видя, что и здесь ей не будет поддержки, отшатнулась от Шерил, все еще тряся головой.

– Ты… Ты не понимаешь…

– Прекрасно понимаю, – сказала Шерил и пошла на нее, Кимберли стала отступать, пока с застывшим от ужаса лицом не встала прямо перед столом Магды. – Ты всегда завидовала Линдси! Хотела быть такой же любимой и популярной, как она. Но такого бы никогда не случилось. Потому что ты грязная…

Шерил не удалось закончить. Кимберли ударилась о стол кассира, поскользнулась и упала на пол.

– Нет, – всхлипывала она. – Нет, я не делала этого. Я вообще ничего не делала. Я ее не убивала!

– Но ты знаешь, кто это сделал. – Я подошла к ней. – Разве нет, Кимберли?

Она затрясла головой.

– Не знаю! Клянусь, что не знаю! Я только знаю, что сделала Линдси!

Мы с Шерил удивленно переглянулись.

– И что же сделала Линдси, Кимберли? – спросила я.

Кимберли, поджав колени к груди, едва слышно пробор мотала:

– Она залезла в его тайник и украла наркотики.

– Что?

– Она украла наркотики! Вы что, тупые? – Кимберли взглянула на нас сквозь слезы. – Она украла его заначку. Около грамма кокаина. Она так на него злилась, говорила, «он зажимает кайф, она расстилается перед ним, а он дает ей за это дорожку-другую и все». А еще он крутит с другими девицами на стороне. Это выводило ее из себя.

Шерил, услышав такое, отшатнулась.

– Ты лжешь, – сказала она.

– Стойте! – Я не понимала. – Чьи наркотики? Дага Винера? Ты говоришь о Даге Винере?

– Да, – с несчастным видом кивнула Кимберли. – Она не думала, что он хватится их. А если обнаружит, то решит, что это сделали его приятели из братства. Не смотри на меня так, Шерил! Линдси была далеко не святой, сама знаешь. Неважно, что вы там про нее думаете. Боже, не понимаю, почему вы все не хотели видеть очевидное… Она была чертовой наркоманкой. И получила по заслугам!

Всхлипы Кимберли усилились до уровня гипервентиляции легких. Она зажала руками живот, как будто у нее приступ аппендицита, и уткнулась лицом в колени.

Однако я не собиралась снимать Кимберли с крючка.

– Но Даг заметил пропажу кокаина, – сказала я. – Он заметил и пришел за ним, так ведь?

Кимберли снова кивнула.

– Вот почему Линдси понадобилось попасть в кафе. Она хотела вернуть кокаин. Она ведь не могла спрятать его в своей комнате, там его могла найти Энн. – Кимберли кивнула. – Тогда она выманила ключ у Мануэля, вошла сюда, каким-то образом впустила Дага в здание и…

– Что потом?

– Она вернула ему наркотик…

– Почему же он тогда убил ее?

– Откуда я знаю? – Кимберли медленно подняла голову, как будто та весила целую тонну. – Знаю только, что Линдси получила по заслугам.

– Ты… – Шерил смотрела на нее сверху вниз, грудь судорожно вздымалась и опускалась от переполнявших чувств, на глазах блестели слезы. – Ты… Ты… Тварь!

Шерил замахнулась, чтобы ударить Кимберли, та закрыла руками лицо, но…

Но руку Шерил перехватили прежде, чем она влепила Кимберли пощечину.

– Хватит, девушки, – раздался у нас за спиной спокойный голос детектива Канавана.

 

25

– И вот вам мотив, ясный как день, – сказала я Питу.

Мы сидели после рабочего дня в задней комнате бара «Каменная ворона».

Пит был растерян так же, как и Магда.

– Что? – хором спросили они.

– Вот почему он ее убил, – терпеливо объяснила я. – Линдси все время крутилась рядом с ними, болтала своим друзьям о том, что он продает наркотики. Ему пришлось заставить ее замолчать, в противном случае его рано или поздно взяли бы.

– Совсем необязательно отрезать кому-то голову, чтобы заставить замолчать, – возмутилась Магда.

– Да, – подхватил Пит. – Убийство было особо жестоким, разве ты так не считаешь? Если твоя девушка немного болтлива, это еще не повод ее убивать.

– Он убил ее, чтобы предупредить остальных, – сказала Сара от барной стойки, где смотрела по телевизору баскетбольный матч. – Своих покупателей. Предупредил, чтобы они держали рты на замке, или их ждет такой же конец. Господи! Штрафной! ШТРАФНОЙ! Судья что, ослеп?

– Возможно, – сказал Пит, откусывая разогретый в микроволновке буррито, который купил на улице.

Такова плата за то, что столовую на работе снова закрыли, чтобы судебные приставы могли без помех извлечь останки тела из засорившейся раковины. Я же довольствовалась холодным пивом и попкорном.

– Или этому извращенцу Винеру показалось, что так будет забавнее.

– Мы не знаем точно, Винер ли это, – уточнила Магда.

Мы с Питом в недоумении уставились на нее.

– То, что Линдси должна была встретиться с ним, совсем не означает, что именно с ним она встретилась на самом деле. Вы слышали, что сказал детектив?

– Он сказал, что мы должны заняться своими собственными делами, – напомнила я. – И ни слова о том, виноват или не виноват в преступлении Даг или его брат. – Но я все равно отвела его в сторону и рассказала о вчерашней вечеринке братства, добавив при этом: – Это точно Даг или Стив.

Сказала, что Мануэль вспомнил: Линдси упоминала имя Стив и считает, что они убили ее, чтобы она не разболтала о торговле наркотиками, а голову оставили в кастрюле, чтобы предупредить остальных клиентов.

– Вы должны их арестовать. Должны!

Хоть я и подсказала, как действовать дальше, детектив Канаван никак на это не отреагировал. Он лишь нахмурился и проговорил:

– Я должен был догадаться, что ты тоже ходила на ту вечеринку. Разве ты можешь пойти куда-то и не устроить бедлам?

Я обиделась. Между прочим, я бываю во многих местах. И необязательно там случаются драки. Взять, к примеру, этот бар, напротив Фишер-холла.

Судите сами, сейчас всего несколько минут шестого, люди еще не вышли с работы, и в баре, кроме нас, почти никого, однако никакого бедлама. Пока.

– Когда? – поинтересовалась Магда, – Когда они арестуют их?

– Если их вообще арестуют, – поправил Пит.

– Но они обязаны, – возмутилась Магда, хлопая глазами над своим любимым алкогольным коктейлем «Уайт рашен».

Мы с Питом едва сдержались от смеха.

– Они же отвезли Кимберли в участок, чтобы допросить. Ведь она нам такое порассказала… даже если после этого она начала врать, они все равно слышали то, что она говорила в столовой.

– Разве это доказательство? – спросил Пит. – Всего лишь, как это называют в сериале «Закон и порядок», досужие сплетни.

– Думаешь, они не сняли ни одного отпечатка пальцев в кухне? – спросила Магда. – Не нашли ни одного волоска для проведения анализа ДНК, чтобы понять, кто это сделал?

– Кто знает, что они там нашли? – сказала я, задумчиво отправляя в рот полную горсть несвежего попкорна.

Кстати, почему это несвежий попкорн кажется мне таким вкусным? Особенно с холодным пивом?

– Мы наверняка узнаем об этом последними.

– Хотя бы с Мануэлем будет все в порядке, – сказал Пит. – Хулио говорит, что ему лучше день ото дня. Но все равно палату охраняет полицейский.

– А что он будет делать, когда охрану снимут? – поинтересовалась Магда. – Они же не поставят полицейского у его дома?

– Тогда они просто обязаны арестовать Дага, – сказала Сара от барной стойки. – Мне кажется, именно Даг ее задушил. Вопрос в том, сделал он это нечаянно или нарочно? Может, он душил ее во время сексуальных игр и переборщил? Судя по тому, что вы рассказали, он не производит впечатления человека, контролирующего свои эмоции и действия…

– Да уж. Я рассказывала, как он ударил меня головой под дых?

– Но положить расчлененные куски в измельчитель, что бы избавиться от улик? – Сара покачала головой. – На такое, мне кажется, у него мозгов бы не хватило. Господи! Какой кошмар!

Я оторвала взгляд от пустой корзинки из-под попкорна. Магда и Пит были не единственными, кто смотрел на Сару с изумлением.

Белинда, хозяйка бара, поклонница панк-рока с бритой головой тоже вытаращила глаза.

Сара заметила это, огляделась и воинственно произнесла:

– Прощу прощения, но человек может иметь интересы в самых разных сферах. Я, например, интересуюсь спортом и психологией. Это называется всесторонне развитой личностью.

– Еще попкорна? – спросила ее Белинда.

Ее слегка на пугала личность с таким количеством колец в носу.

– Хм… Нет, – сказала Сара. – Он несвежий.

– Хм… – сказала я. – А я не откажусь. Спасибо.

– На этом, – сказал Пит, – позвольте мне откланяться, нужно попасть домой, пока дети окончательно не разгромили квартиру. Магда, подбросить тебя до метро?

– О да, – ответила Магда и тоже встала.

– Подождите, – запротестовала я. – Я только что заказала еще одну порцию попкорна!

– Извини, моя сладкая, – сказала Магда, натягивая розовый жакет из искусственного кролика. – Но на улице около минус двенадцати. Пешком я до метро просто не дойду. Увидимся в понедельник.

– Пока! – промычала я.

Я бы тоже ушла, но передо мной стояла недопитая кружка пива. Нельзя оставлять пиво недопитым. Это не по-американски.

И уже через минуту я горько пожалела, что не ушла вместе с ними. Дверь открылась, и в бар вошел никто иной, как… Джордан.

– Вот ты где, – обрадовался он, сразу меня заметив.

Это было несложно. За исключением Сары и пары типов с кафедры математики, игравших в пул, в баре никого не было. Джордан сел на стул, с которого только что поднялся Пит, и сбивчиво объяснил:

– Купер сказал мне, что ты иногда заходишь сюда после работы.

Я взглянула на него, оторвавшись от пива. Сама не знаю почему. Возможно, потому что он просто упомянул имя Купера. В настоящее время Купер не входил в число моих любимчиков.

Впрочем, как и его брат.

– Симпатичное место, – сказал Джордан, оглядываясь.

Он наверняка издевался. В представлении Джордана симпатичным мог быть только бар гостиницы «Фосизонс», но с некоторого времени посещение подобных мест выходило за рамки моего бюджета.

– Ты же меня знаешь, – сказала я с улыбкой, хотя улыбаться мне, честно говоря, не хотелось. – Я предпочитаю только лучшее.

– Да. – Джордан прекратил оглядываться и уставился на меня.

Что было еще хуже. Я сознавала, что сейчас выгляжу не слишком соблазнительно. Приключения прошлой ночи привели к увеличению мешков под глазами, к тому же я не успела помыть голову. Я помыла ее прошлой ночью, чтобы смыть табачный запах, впитавшийся в «Тау-Фи», и легла спать с мокрыми волосами. Это ужасно! Кроме того, на мне были несвежие джинсы.

Джордан тоже не блистал свежестью. Там, где у меня были мешки, у него образовались темные круги, а прическа еще хуже моей – сальные волосы торчали в разные стороны.

– Хочешь пива? – спросила я, заметив вопросительный взгляд Белинды.

– Нет, конечно, – ответил Джордан содрогнувшись. – Никогда не пью на следующий день после попойки. Я уверен, мне что-то подсыпали в стакан. Я пил только один…

– Ты сам говорил мне, что выпил 10 бокалов вина до того, как приехал ко мне, – напомнила я.

– Да, – сказал Джордан, с видом «Ну и что такого?». – Я почти каждый день столько пью. Но никогда не бываю таким пьяным, как прошлой ночью.

– Зачем кому-то понадобилось тебя спаивать? К тому же ты сам охотно занялся сексом с незнакомым человеком.

– Это неправда. Не знаю, зачем кому-то понадобилось это сделать. Может, это была просто какая-нибудь страхолюдина, на которую трезвым я и внимания бы не обратил?

– На вечеринке не было страхолюдин. – Вдруг меня осенило! – Может, это был юноша? Всем известно, что в братствах полно латентных гомосексуалистов.

Джордан скорчил гримасу.

– Пожалуйста, Хизер… Давай оставим эту тему, ладно? Достаточно того, что я больше в жизни не буду напиваться!

– Тогда завтрашние тосты с бокалом шампанского отменяются, – заметила я.

Джордан чертил пальцами на столе какие-то фигуры.

– Знаешь, Хизер, – сказал он, – по поводу завтрашнего вечера…

– Я понятия не имею, куда подевались твои лыжи, Джордан, – перебила я. – Я звонила в Вейверли-холл, и охранник сказал, что не видел никаких лыж. Их наверняка кто-то спер. Мне очень жаль, но…

Он поежился. По-моему, я говорила слишком громко.

– Мне плевать на эти дурацкие лыжи, – сказал он. – Я говорю о нас с тобой.

Я уставилась на него во все глаза. Потом вспомнила, что это Купер отвозил его сегодня утром домой.

– Джордан, – поспешила я его перебить, – я больше тебя не люблю. Мне плевать, что тебе наплел Купер, ясно? Когда-то любила. Но это было давно. Все уже прошло…

Теперь он посмотрел на меня.

– Купер? О чем ты?

– Разве не он отвозил тебя сегодня утром?

– Он. Но мы о тебе не говорили. Мы говорили о папе и маме. Это было здорово. Я уже давно так с Купером не общался. Мне кажется, мы многое прояснили. В наших разногласиях. Мы оба согласились с тем, что абсолютно разные, но в этом ничего страшного нет. Что касается его отношений с родителями… это ни в коей мере не касается нас с ним.

Его слова так удивили меня. Купер терпеть не мог Джордана. Даже отказывался поднимать трубку, когда тот звонил, и открывать ему дверь своего дома.

– Вот это да! – воскликнула я – Это… это прогресс. Везет вам.

– Да, – сказал Джордан, продолжая чертить на столе фигуры. – Я пригласил его завтра на свадьбу. Он, конечно, не согласился быть шафером, как мне хотелось, но обещал прийти.

Я была потрясена. Купер терпеть не мог свою семью и вот теперь собирается присутствовать на звездной свадьбе в соборе Святого Патрика, а потом на банкете в «Плаза»? Это так на него не похоже…

– Отлично, Джордан. – Я просто не знала, что еще сказать. – Правда. Я так рада за тебя.

– Это так много для меня значит, – ответил Джордан. – Единственное, что ты еще можешь сделать для меня… это… если ты собиралась прийти завтра…

Я сделала глоток пива.

– Джордан, – проговорила я, – это так мило с твоей стороны, но…

– Мне так сложно это сказать, – Джордан как будто не слышал меня. – Вот что, Хизер. – Он накрыл рукой мою ладонь, которая не была занята пивом, и, честно глядя мне в глаза, сказал: – Мне больно об этом говорить, но я не могу допустить, чтобы ты пришла завтра ко мне на свадьбу.

Я моргнула.

– Джордан, я…

– Пожалуйста, дай мне закончить, – сказал он, сжимая мою руку. – Не потому что мне не хочется, чтобы ты туда приходила, Хизер. Я хотел бы тебя там видеть больше кого-либо на свете. Ты – единственная, с кем я был близок так долго. Если мне и хотелось бы кого-то видеть рядом в самый важный момент моей жизни, так это только тебя.

– Хм… Джордан, – сказала я, – ты мне льстишь. Но разве человек, которого тебе бы хотелось видеть рядом, не…

– Да, это – Таня, – перебил меня Джордан.

– Правильно, – сказала я. – Именно это я и имела в виду. Разве не Таня должна стать таким человеком? Учитывая, что ты ее…

– Нет, я хотел сказать, что именно Таня и не хочет, чтобы ты завтра приходила. После вчерашней ночи. Видишь ли, ей очень не понравилось, что я был с тобой…

– Господи, Джордан! – вскипела я, вырвала руку и оглянулась, чтобы убедиться, что Сара и Белинда не подслушивают. – Ты не проводил со мной ночь! Ты пропел ее на дива не в гостиной у собственного брата!

– Знаю, – сказал Джордан, с достоинством краснея. – Но Таня этому не верит. Видишь ли, она решила, что ты все еще в меня влюблена и…

– Господи! – снова закричала я. – Да почему все думают, что я тебя еще люблю? Совсем нет! Я покончила с этим сразу, как только увидела тебя и Таню в…

– Хватит, – прервал меня Джордан.

Оба математика с интересом вслушивались в нашу беседу.

– Совсем необязательно вспоминать это.

– Серьезно, Джордан, – продолжила я. – Я перестала тебя любить еще тогда, в Японии, когда ты принялся осматривать все храмы, которые на поверку сказались совсем не храмами.

Джордан еще больше покраснел.

– А я и не предполагал, что ты знаешь. Ты мне никогда об этом не говорила.

Я пожала плечами.

– А что тут говорить? Я думала, это случайность, но ты не остановился.

– Вот уж не думал, что женщины могут делать такое с шариком от пинг-понга, – мечтательно произнес Джордан.

– Да, – ответила я резко. – Впрочем, к счастью для тебя, Таня – женщина, обладающая многими талантами.

Имя невесты мгновенно вывело его из мечтательного состояния, как я и предполагала.

– Так ты не обижаешься? – обеспокоенно спросил он. – Ты не придешь на свадьбу?

– Джордан, я вообще никогда не рассматривала такую возможность. Я же тебе говорила. Раз пять, не меньше.

Он наклонился и схватил мою руку.

– Хизер, не могу выразить, как много это для меня значит. Это доказывает, что вопреки всем твоим словам, я все-таки тебе еще небезразличен. Надеюсь, ты поверишь, если я скажу, что жалею о том, как все сложилось. Но для меня наступило время начать новую жизнь с новым партнером. И хотя это тебе и не совсем приятно, я надеюсь, что и ты когда-нибудь встретишь кого-то, с кем захочешь соединить свою жизнь.

– Джордан, – сказала я и похлопала его по руке, – я уже нашла его. Ее зовут Люси.

Джордан закатил глаза и убрал руку.

– Я имел в виду мужчину, Хизер, а не собаку. Почему ты всегда и все обращаешь в шутку?

– Не знаю, – вздохнула я. – Просто я такая. Тебе повезло, что ты сбежал от меня.

Джордан посмотрел на меня с грустью и покачал головой.

– Ты уже никогда не будешь такой, как была, когда мы впервые встретились. Ты была очень милой. И не циничной.

– Это потому, что моего бывшего парня тогда совсем не волновало, могу ли я исполнять разные вагинальные фокусы с мячиком от пинг-понга, – ответила я.

– Точно. – Джордан встал и надел куртку. – Я пойду. Увидимся… позже.

– После того как ты вернешься из свадебного путешествия. Кстати, а куда вы поедете?

Джордан отвел взгляд.

– В Японию. У Тани там гастроли.

– Прекрасно, – ответила я. – Йа мата.

Джордан с перекошенным лицом вылетел из бара.

Как только он скрылся, Сара отвлеклась от игры, которую транслировали по коммерческому каналу.

– Боже! Что ты такого ему сказала?

Я пожала плечами.

– Прощай.

 

26

После всего, что произошло сегодня, я очень надеялась провести вечер в одиночестве. Планировала взять гитару и поиграть что-нибудь грустное, а потом зажечь камин и, свернувшись калачиком на диване, просмотреть все программы, которые я записала на видеомагнитофон в течение недели. Я вспомнила, что в холодильнике осталась кое-какая еда из индийского ресторана. Буду жевать самосу и нан под повтор «Американских топ-моделей». Разве можно придумать что-то лучшее для пятничного вечера? Особенно, если этот вечер наступил после целой недели забот, связанных с обезглавленными телами и парнями из братства.

Но, открыв входную дверь дома, я поняла, что в своих планах забыла учесть один немаловажный фактор.

В настоящее время я проживала с отцом.

Я вошла в прихожую и сразу же почувствовала запах. Ошибиться было невозможно. Кто-то жарил стейки, которые я как-то по дороге с работы купила в магазине «Джефферсон маркет». Они предназначались для нас с Купером, просто у меня не было возможности пожарить их для совместного ужина в связи… в общем, в связи с тем, что случилось.

Сдернув с себя пальто, я отправилась в кухню.

Папа в фартуке стоял перед плитой, готовя мои стейки в чугунной сковородке. Кухонный стол был накрыт скатертью, там стояли два прибора и зажженные свечи. Люси, свернувшись клубочком на одной из своих многочисленных собачьих кроватей (это Купер постоянно их покупал – не я. Он почему-то считал, что они симпатично выглядят) лишь приподняла голову и махнула хвостом. Ясно, что гулять она уже ходила.

– Прекрасно, – сказала я.

Мне пришлось повысить голос, чтобы перекричать включенную на полную громкость индийскую музыку, которая доносилась из стереосистемы Купера.

– Ждешь гостей?

Папа подпрыгнул и оглянулся. Он пил мою диетическую колу и повернулся так резко, что несколько капель выплеснулось из банки.

– Хизер! – воскликнул он. – Ты пришла. А я не слышал.

Я посмотрела на стейки. Это просто невыносимо. Они лежали в моей комнате наверху, в моем холодильнике. Я, разумеется, не держу его на замке, но это не означает, что там может рыться кто-то чужой.

Ведь папа именно чужой. Для меня. В какой-то степени.

– Надеюсь, ты не против? – проговорил папа, проследив за моим взглядом. – Я посчитал, что их лучше приготовить, иначе они испортятся. Я заходил к тебе, чтобы поискать мамин номер телефона.

– В холодильнике?

– Мне стало интересно, чем ты питаешься, – любезно пояснил он. – Я чувствую, что совсем не знаю тебя. Или ты припасла эти стейки для какого-то особого случая? Тогда тебе стоило положить их в морозильник, так они сохранились бы дольше.

Запах скворчащего мяса с луком был бесподобен, и у меня даже слегка закружилась голова.

– Вообще-то я их берегла… впрочем, неважно, – скорбно сказала я.

Теперь это уже неважно, ведь, по словам Гевина, Купер считает, что я до сих пор схожу с ума по его брату. Совместный обед ничего не изменит. Наверное, мне нужно начать играть с шариками от пинг-понга прямо на сцене, что бы все поверили, что с Джорданом покончено. Включая самого Джордана.

– Тогда прекрасно, – проговорил папа, – потому что они почти готовы. Тебе нравятся с кровью, правильно?

Я удивленно приподняла брови.

– Так ты приготовил это для меня?

– А для кого же еще? – Папа немного удивился.

– Ну, – я закусила нижнюю губу, – для какой-нибудь дамы.

– Хизер, я всего неделю назад вернулся из тюрьмы. За это время тяжеловато найти себе подружку.

– Тогда для Купера.

– Купер слишком занят в последнее время. Это только для нас с тобой. Я не знал точно, когда ты вернешься, но мне повезло. Садись. Здесь есть бутылка вина. Надеюсь, ты не возражаешь, что будешь пить его одна. В последнее время я пью только содовую.

Я в изумлении отодвинула стул и села. Я не смогла бы устоять на ногах, даже если он бы меня об этом попросил.

– Пап, – сказала я, разглядывая любовно накрытый стол, – ты не должен готовить мне ужины. И завтраки, кстати, тоже.

– Это все, что я могу сделать для тебя. – Он достал стейки из сковороды, разложил по тарелкам, украсил грибами и луком. – Пусть немного постоят. Так они станут сочнее. – Он отодвинул стул и сел напротив. – Как прошел день?

Я взглянула на него и уже готова была сказать: «Видишь ли, папа, не очень хорошо. Мы обнаружили то, что осталось от Линдси Комбс, и это выглядело не слишком красиво. Потом я применила насилие к студентке, и, если мое начальство об этом узнает, меня уволят». Но вместо этого я сказала:

– По-моему, прекрасно. А как ты провел день?

Мне очень не хотелось возвращаться к воспоминаниям о сегодняшнем дне.

– Отлично, – ответил папа. – Купер попросил меня проследить за одним человеком от работы к ресторану, где он назначил встречу, и обратно.

Вот так так! Теперь я могу узнать, чем занимается Купер.

– Да? А кто нанял его следить за этим парнем? Что он натворил?

– Не могу тебе сказать. Вот, держи. – Он налил в бокал немного вина и протянул мне.

– Но я тоже работаю на него, – сказала я. – Сведения, которые клиент доверяет детективу, не должны быть для меня секретом.

– Я так не думаю, – покачал головой папа. – Купер специально подчеркнул, что я не должен тебе ничего рассказывать.

– Это несправедливо! – закричала я.

– Он говорил, что ты именно так и среагируешь. Прости, моя сладкая. Но, похоже, ему действительно не хочется, чтобы ты знала. Мне кажется, все дело в том, что ты стараешься встрять в дела, от которых лучше держаться подальше. Как с тем убийством в твоем общежитии. Вот теперь стейки готовы.

Я отхлебнула вино и задумчиво посмотрела на пламя свечи.

– В резиденции, – поправила я, а он поставил передо мной тарелку с превосходно приготовленным стейком.

– Что?

– Это называется резиденцией, а не общежитием. Слово «общежитие» не отражает теплой атмосферы студенческого сообщества, которую все стараются поддержать. Те, кто совершил это бессмысленное убийство, в их число не входят. – Я отрезала кусочек мяса и положила в рот.

Райское угощение! Само совершенство.

– Понятно, – кивнул папа. – Именно поэтому мы называли Эглик не тюрьмой, а лагерем.

– Правильно. – Я сделала еще один глоток вина. – Помогает забыть о мечах и переключить внимание заключенных на орала.

– Ну, ни у кого из нас не было меча, – хмыкнул папа. – Как тебе стейк?

– Супер! – сказала я, проглатывая очередной кусок. – Раз уж мы обменялись комплиментами по поводу мест нашей работы или заключения, как в твоем случае, позволь тебя спросить, папа, в чем дело? Почему ты здесь? Мне не верится, что тебе больше некуда поехать, ведь у тебя было полно богатых приятелей, которых ты бы мог потрясти вместо меня. А этой туфтой насчет того, что нужно узнать свою дочь по ближе, меня не проймешь. Колись. В чем тут дело? И учти, меня на мякине не проведешь.

Папа положил вилку и вздохнул. Сделав глоток диетической колы, он произнес:

– Поразительно, так ты похожа на мать.

Я почувствовала, как во мне поднимается волна враждебности. Как и всегда, когда он говорил такое. Но на этот раз я подавила ее.

– Да, мы уже говорили об этом, – сказала я. – Давай продолжим. Так зачем ты искал сегодня у меня в комнате мамин телефон?

– Видишь ли, – проговорил папа, – вот уже несколько лет я работаю над некой… программой. Тем, кто ее практикует, необходимо сделать некоторые шаги, чтобы достичь просветления духа. Необходимо покаяться перед теми, кому ты нанес вред. Именно поэтому я и хотел позвонить твоей маме. Чтобы покаяться.

– Пап, мама нас бросила. Разве не она должна перед нами каяться? Перед нами обоими.

Папа покачал головой.

– Я обещал твоей маме, когда женился на ней, что буду любить и поддерживать ее. Не только по-человечески, но и в финансовом отношении, особенно, когда она оставила работу, чтобы воспитывать тебя. Когда я попал в тюрьму, я нарушил обещание. По моей вине мама была вынуждена поменять твою жизнь, чтобы содержать вас обеих.

– Правильно, – проговорила я с сарказмом. – Она могла пойти работать в приемную к какому-нибудь врачу. Но она с радостью демонстрировала свою гениальную дочь публике в концертных залах.

Папа зашикал на меня.

– Не пытайся переписать историю. Тебе нравилось выступать. Мы не могли лишить тебя сцены. Поверь мне, я пытался. Но мама всегда доверяла своей интуиции, а ты никогда не жаловалась.

Я положила на стол вилку.

– Папа, мне было всего одиннадцать лет. Ты всерьез думаешь, что я была способна самостоятельно принимать решения?

Папа уставился в тарелку.

– Именно поэтому ты стала работать вместе с мамой. В то время я не мог принимать участия в твоем воспитании.

– Это правда, – согласилась я. – А теперь ты считаешь, что настало время выяснить отношения с мамой. Хотя сделать это по телефону, на мой взгляд, трудновато. Ну, ты нашел ее номер?

– Да. Он был в твоей записной книжке. Некоторые адреса там очень старые. Тебе пора завести новую книжку. Если хочешь, я сам займусь этим завтра.

Я проигнорировала его предложение.

– Ты ей звонил?

– Да.

– И покаялся?

– Пытался, – сказал папа. – Но твоя мама, как ты знаешь, иногда бывает очень сложным человеком. Она отказалась признать, что я ее каким-то образом ранил. Она, как и ты, напомнила мне, что сама меня бросила, и если кому-то каяться, то только ей. Но ей на все это наплевать; она сказала, что я получил по заслугам.

Я кивнула.

– Это и в самом деле на нее похоже. Кстати, меня тошнит, когда ты говоришь, что я в глубине души ее люблю. Но если ты соберешься покаяться передо мной, я буду гораздо более покладистой.

– Отлично, – заметил папа. – Потому что ты – следующая в моем списке.

Я пожала плечами.

– Грехи отпущены.

– Я даже не начинал их перечислять.

– Ты уже это сделал, – сказала я. – Сегодняшнего ужина вполне достаточно. Он великолепен.

– Одного ужина вряд ли достаточно, – возразил папа. – Ты была лишена отцовской заботы в подростковом возрасте. Такую рану не залечить стейком на ужин.

– Тогда, – предложила я, – раз уж ты здесь живешь, может попробовать лечить ее множеством ужинов со стейками. Например, каждую пятницу. Можешь даже попробовать чуть разнообразить меню. Мне очень нравится свинина на ребрышках. И жареные цыплята.

– Хизер, – грустно сказал папа, – пища не может служить лекарством от душевной травмы, которую я тебе нанес. Я это понимаю. Из всех людей, пострадавших от того, что я нарушил закон, ты пострадала больше всего. Я оставил тебя с мамой, которая отправила тебя на гастроли. Даже если тебе тогда это нравилось, нельзя было заставлять ребенка так растрачивать свое детство. Жить в трейлере, переезжать из одного концертного зала в другой и терпеть эксплуатацию той, кто обязан был следить за соблюдением твоих интересов.

– Это гораздо веселее, чем ходить в школу, – заметила я. – И, как ты сказал, меня невозможно было оторвать от сцены.

– Но ты была лишена нормальных детских радостей. Мне кажется, частично в этом причина того, что с тобой происходит сегодня.

– А что сегодня со мной не так?

– Тебе почти тридцать, а у тебя еще нет ни детей, ни мужа. Ты не сознаешь, что семья – самое главное на свете. Не гитара, на которой ты тренькаешь по ночам, не работа – семья, Хизер.

Я снова положила вилку и мягко сказала:

– Бывают разные семьи, папа. Не все из них состоят из мужа, жены и детей. Некоторые включают девушку, собаку, работу, папу, лучшего друга и множество людей, с которыми девушка работает. Не говоря уже о торговце наркотиками с нашей улицы. Я искренне считаю, если о ком-то заботишься, он автоматически становится частью твоей семьи.

– А разве тебя не беспокоит, – продолжил папа, замолчав на мгновение, чтобы переварить то, что я сказала, – кто будет ухаживать за тобой в старости, если у тебя не будет детей?

– Нет, не беспокоит, – ответила я. – Дети могут возненавидеть меня. Если у меня есть друзья, которые сейчас заботятся обо мне, то и в старости, скорее всего, они у меня тоже будут. Мы будем заботиться друг о друге. А сейчас я могу лишь откладывать как можно больше денег на пенсионный счет.

Папа поднял глаза от своего стейка, и меня обеспокоило то, что они были полны слез.

– Это очень горько, – сказал он. – Тем более я чувствую, что твоя так называемая семья для тебя сейчас гораздо важнее кровных родственников.

– Да, – подтвердила я. – По крайней мере, никто из них пока не украл моих денег и не скрылся с ними за границей.

Папа поднял банку с диетической колой.

– Я пью за это, – провозгласил он.

Я чокнулась с ним бокалом.

– Так что, если ты не против, я все-таки еще поживу рядом с тобой, чтобы ты приняла мое покаяние, даже если оно тебе не нужно.

– Как хочешь, мне все равно, – сказала я. – Если только ты не собираешься претендовать на то, чтобы я заботилась о тебе, когда ты состаришься. Я плачу взносы только второй месяц. Этого недостаточно даже для того, чтобы содержать саму себя, не говоря уже о престарелых родителях.

– Знаешь, что? Давай поддерживать друг друга хотя бы морально.

– Это приемлемый вариант, – согласилась я, приканчивая стейк.

– По-моему, можно перейти к салату, – сказал папа и, подойдя к холодильнику, достал салатную миску, в которую Джордана, слава богу, не стошнило.

В ней были сложены несколько сортов салата, помидоры шерри и – к моему удовольствию – сухарики.

– Я перемешаю, – сказал папа. – Надеюсь, тебе понравится заправка из голубого сыра? – Не дожидаясь ответа (он был ему и не нужен. Кому не нравится заправка из голубого сыра?), он продолжил: – Так вот, теперь о тебе с Купером.

Я чуть не подавилась вином.

– Это мое личное мнение, к тому же я долгое время ни с кем не встречался. Но если ты и правда хочешь, чтобы ваши отношения стали романтическими, мне кажется, не стоит проводить столько времени с его младшим братом. Я понимаю, что вы с Джорданом очень долго прожили вместе и тебе сложно забыть его. Но я чувствую, что Купера напрягают любые отношения с семьей, поэтому на твоем месте я бы сократил контакты с ними. Особенно, с Джорданом.

Я пялилась на кусочек салата, который он любезно поло жил мне в тарелку.

– Хорошо, папа, – ответила я. – Спасибо за совет. – Что я еще могла сказать?

Я не собиралась делиться с папой подробностями своей личной жизни.

Но, похоже, он этого не понял и продолжил.

– Поскольку Джордан женится, Купер понял, что ты теперь свободна. У тебя появилось гораздо больше шансов на успех. – Папа сел и принялся уплетать салат. – Кстати, по утрам ты могла бы быть немного приветливее.

Я съела еще немного салата.

– Приму к сведению.

– А вот прошлой ночью ты смогла произвести благоприятное впечатление, – заметил папа.

Я перестала жевать.

– Прошлой ночью? Это когда Купер застукал меня с мертвецки пьяным братом у дверей дома?

– Нет, – дружелюбно ответил папа. – Я имел в виду, что ты была в юбке. Тебе нужно чаще ее надевать. Молодым людям нравятся девушки в юбках. Я видел, как смотрел на тебя Купер.

Я не стала объяснять папе, что Купер засмотрелся на меня не из-за того, что я надела юбку, а из-за того, что юбка была короткой, как у проститутки. Купер наверняка едва сдерживался от смеха.

А такие вещи рассказывать папе противопоказано.

– Я тебя не спрашивал, – сказал папа за десертом (разумеется, это были батончики «Дав»). – Какие у тебя планы на вечер? Может, я тебя отвлекаю?

– Только от сериала «Американские топ-модели».

– Что это? – спросил папа.

– О, папа, я тебе покажу. – Если он хочет замолить передо мной прошлые грехи, совместный просмотр канала AMTN – прекрасное для этого начало.

 

27

После четвертой серии подряд папа уснул. Не стану его за это винить. Если для женщины нет увлекательнее занятия, чем наблюдение за сложными интеллектуальными играми, вроде той, что я сегодня разыграла в столовой с участием Шерил и Кимберли, то для среднестатистического гетеросексуального мужчины это – бесконечно скучное времяпрепровождение.

Он спал так крепко, что даже телефонный звонок его не разбудил.

– Алло? – Прошептала я, взглянув на определитель номера, там высветилось «Номер не определяется».

– Алло, Хизер? – Услышала я смутно знакомый мужской голос.

– Да, – ответила я. – Кто это?

– Думаю, ты и сама это прекрасно знаешь, – сказал голос. – Кто еще может звонить тебе в полночь с пятницы на субботу?

Я задумалась. Откровенно говоря, я не знала никого, кто бы стал меня беспокоить в такое время, кроме Пэтти. Но она никогда не осмелилась бы подойти так поздно к телефону в присутствии строгой няни, живущей в их доме.

Кстати, Пэтти не говорит мужским голосом.

– Это… – Знаю, что это смешно, но все-таки предположила: – Тед Токко? Извините, что не перезвонила вам, но я была очень занята.

В трубке послышался возбужденный смех. Кто бы это ни был, он явно весело проводит время. Я тут же заподозрила студентов.

Пьяных студентов.

– Нет, это не Тед, – сказал голос. – Это один друг, с которым ты познакомилась вчера вечером. И не говори, что не помнишь.

От воспоминания о ледяном взгляде серых глаз я невольно вздрогнула.

Мне показалось, что кровь мгновенно отхлынула из конечностей. Я застыла с трубкой в руке. Рядом безмятежным сном спал папа, Люси дремала у меня на коленях.

– Привет, Стив, – выговорила я, хотя губы не слушались. – Откуда у тебя мой телефон?

– Может, еще спросишь, откуда я узнал твою настоящую фамилию? – засмеялся Стив. – Мне ее чирикнула одна маленькая пташка. Хочешь с ней поговорить? Она рядом со мной.

И я узнала голос Гевина МакГорена, он витиевато и длинно ругался прямо в трубку. Я узнала его любимые «твою мать» и «дерьмо», которыми он всегда щедро сыпал, когда я ловила его за хулиганством в лифте.

Потом я услышала звук удара, и мгновением позже Стив проговорил:

– Скажи ей, черт побери. Скажи то, что мы велели.

– Пошел ты! – Таков был ответ.

На том конце провода началась какая-то возня, послышался звук еще одного удара.

Когда Стив снова заговорил, было слышно, что он пытается восстановить дыхание.

– В общем и целом ты поняла, – сказал он. – У нас тут еще одна вечеринка. Только в этот раз мы тебя действительно приглашаем. Мы привели сюда твоего дружка Гевина: хотелось быть уверенными, что ты точно придешь. Если не послушаешься, ему будет больно. Ты же этого не хочешь, правда?

Я по-настоящему испугалась и с трудом проговорила:

– Нет.

– Вот и я так думаю. Значит, договорились. Ты приходишь сюда. Одна. Если позвонишь в полицию, мы сделаем ему больно. Если ты не появишься…

– Хизер, не надо! – завопил Гевин, но ему мгновенно заткнули рот.

– … то ему будет очень-очень больно, – закончил Стив. – Поняла?

– Поняла. Я приду. Но куда? В «Тау-Фи»?

– Я тебя умоляю. Мы здесь, Хизер. Сама знаешь, где.

– В Фишер-холле, – проговорила я и посмотрела в окно на злополучное здание, которое являлось местом моей работы.

Для Нью-Йорк-колледжа время было еще не поздним, большинство окон горело, обитатели резиденции пока не собирались укладываться и оставались в полном неведении, что на первом этаже в запертой столовой сейчас происходит нечто жуткое.

Только теперь я перестала ощущать холод в груди, меня охватила злость. Как они посмели? Серьезно. Как они осмелились повторить такое? Они всерьез решили, что я отступлю и позволю превратить Фишер-холл а «Общагу смерти»?

Ладно, может, он уже и стал «Общагой смерти». Но я не допущу, чтобы все это продолжалось.

– Хизер? – вкрадчиво проговорил Стив.

Забавно, какой приятный бывает голос у психопатов-убийц, когда они одержимы очередным злодейством.

– Ты на проводе?

– Да, я слушаю. И скоро приду.

– Хорошо. – Я поняла, что Стив остался доволен. – Мы с нетерпением ждем тебя. Приходи одна.

– Не беспокойся, – заверила я. – Я буду одна.

Как будто мне нужна чья-то помощь, чтобы надрать эту тощую задницу. Стив Винер допустил роковую ошибку, решив сразиться со мной на моей территории. Может, справиться с такой тоненькой девушкой, как Линдси, ему и не составило особого труда, но если он думает, что я сдамся без боя, громкого боя, который поднимет на ноги всех живущих в этом здании и приведет их к дверям столовой, то сильно ошибается.

Если только ни он, ни его брат не припасли для меня острого ножа, как для Мануэля.

– Отлично, – сказал Стив. – И помни: никаких полицейских. Или твой друг – труп.

Я снова услышала звук удара и крик. Крик Гевина.

Каким бы глупым не был Стив Винер, недооценивать его нельзя.

Я положила трубку, оглянулась и увидела, что папа проснулся и сонно трет глаза.

– Хизер? Что случилось?

– В общежитии происходит что-то непонятное. – Я схватила листок бумаги и написала на нем номер. – То есть в резиденции. Что-то плохое. Мне нужно, чтобы ты позвонил этому человеку и сказал, чтобы он приехал туда как можно скорее. Скажи ему, что я встречу его в столовой. И еще скажи, чтобы взял кого-нибудь на помощь.

Папа взглянул на номер.

– Куда ты идешь?

– В Фишер-холл. – Я схватила куртку. – Вернусь, как только смогу.

Папа заволновался.

– Мне это не нравится, Хизер, – сказал он. – Они платят тебе не так много, чтобы ты срывалась на работу среди ночи.

– Еще бы, – сказала я и выскочила за дверь.

Дорога к Фишер-холлу никогда не казалась мне такой дол гой. Я чуть ли не бежала, но казалось, прошла целая вечность.

То ли из-за того, что я шла по скользким тротуарам, то ли, что вероятнее, потому что сердце стучало, как набат. Только бы они ничего не сделали Гевину, только бы не опоздать…

Я так неслась, что не заметила Реджи, пока буквально не врезалась в него.

– Вот это да, маленькая леди, – закричал он. – Куда это ты спешишь в такое позднее время?

– Отстань, Реджи. – Я не могла отдышаться. – Ты что домой вообще никогда не уходишь?

– Вечер пятницы для меня самое удачное время, – ответил Реджи. – Хизер, что случилось? Ты белая, как… как белая девушка.

– Это те самые парни, – прерывисто дыша, ответила я. – Я тебе о них говорила. Они захватили одного из моих студентов. В столовой. Они убьют его, если я сейчас же не приду.

– О-хо-хо, – простонал Реджи и схватил меня за руки так сильно, что я поняла – мне не вырваться. – Ты серьезно? Хизер, тебе не кажется, что ты должна позвонить в полицию?

– Я уже позвонила! – Пришлось изо всех сил трясти руками, чтобы вырваться. – Папа туда позвонил. Но кто-то обязательно должен появиться там как можно скорее.

– Почему обязательно ты? – поинтересовался Реджи.

Я не ответила и побежала дальше. Мои тяжелые ботинки громко топали по очищенной от снега дорожке, а сердце гулко бухало в горле.

Когда я открыла дверь Фишер-холла и увидела охранника, мне сразу стало ясно, каким образом Стив Винер и члены братства, не говоря уже о его собственном брате, проникли в столовую.

– Вы! – закричала я.

Это был тот самый неприветливый пожилой охранник из Вейверли-холла.

– Пропуск, – сказал он.

Он меня даже не узнал!

– Вы были прошлую ночь в Вейверли-холле!

– Да, – пожал он плечами. – Это мое постоянное место работы. Но иногда я подменяю ребят в других местах. Как сегодня. Я вас пущу только, если вы предъявите пропуск.

Я раскрыла бумажник и показала пропуск.

– Я помощница директора этой резиденции. Я знаю, что вы сегодня вечером впустили сюда целую группу студентов из «Тау-Фи» и не записали их в журнал. Как и в понедельник, когда они совершили здесь убийство.

Неприветливый пожилой охранник, которого, судя по бейджику, звали Куртис, ухмыльнулся и насмешливо ответил:

– Не понимаю, о чем вы.

– Через минуту поймете, поверьте. А сейчас я хочу, чтобы вы позвонили директору и попросили его прийти в столовую. А потом оповестили полицию.

– Полицию? – Пожилого охранника, похоже, проняло. – А что…

Но я была уже далеко.

Я не стала входить в столовую через центральный вход. Зачем идти прямо в ловушку, которую они мне приготовили? Это было бы неправильно. Я пробежала по коридору мимо своего кабинета, мимо комнаты Студенческого союза, которая, как и всегда, была заперта на замок, и через кабинет управляющего столовой подошла к запасной двери, ведущей в кухню.

Она, как я и предполагала, была заперта.

Но у меня с собой был универсальный ключ. Я достала его из кармана и, держа наготове баллончик с красным перцем, осторожно отперла дверь и тихо как мышка вошла в кухню.

Темно. Как я и рассчитывала, все находились в обеденной зоне. Там мерцал какой-то свет, но не от ламп, их не включили. Помещение освещалось… фонариками?

Или настоящим огнем?

Если они зажгли свечи, то будут крупные неприятности. Свечи официально запрещены во всех резиденциях.

Плана действий у меня не было. Я собиралась подползти как можно ближе к стойке раздачи и подсмотреть, что эти парни собираются делать. Потом вернусь и позову детектива Канавана с полицейскими. А еще скажу ему, со сколькими людьми им придется иметь дело.

Я проползла за варочными столами, решив про себя, что придется серьезно поговорить с Джеральдом – так там было грязно. Серьезно, колени мгновенно испачкались чем-то жирным, и я задела рукой что-то мягкое и волосатое. Я искренне надеялась, что это злое маленькое привидение.

Только привидение не пищит и не отпрыгивает в сторону.

Я едва не заорала.

Ну и попала я в переплет! С опаской выглянув из-за стола, я, наконец, увидела их. И мне стало страшно.

В помещении находилось около двенадцати человек в длинных, бесформенных, как у монахов, балахонах, только кроваво-красного цвета. Они стояли в центре комнаты, вокруг стола, накрытого кроваво-красной скатертью. На столе лежало несколько предметов, назначение которых я не могла себе представить. Один, правда, напоминал канделябр или что-то в этом роде. Во всяком случае, мерцающий свет исходил именно от него.

Зато я сразу узнала того, кто сидел, привязанный к стулу. Это был Гевин с заклеенным скотчем ртом.

Как ему будет больно, когда я отдеру этот скотч. Липкая лента наверняка вырвет и его козлиную бородку.

Разумеется, я понимала, что происходит. Я же подписана на все основные кабельные телевизионные каналы. Похоже на ритуал посвящения, как в фильме «Черепа».

Не собираюсь в этом участвовать. С Гевином пока все в порядке, по крайней мере, сейчас ему ничто не угрожает. Я решила ретироваться и подождать, пока придет помощь.

Я поползла обратно к кухне, но зацепилась карманом куртки за металлическую миску, которая стояла на полке. Она упала на (грязный) пол, и следующее, что я увидела прямо перед носом, были кроссовки «Адидас», выглядывающие из-под красного балахона.

– Смотри-ка, кто здесь прячется, – проговорил глубокий мужской голос.

Чьи-то сильные руки подняли меня под мышки и поставили на ноги.

Не думайте, что я не сопротивлялась. Только я подняла руку, чтобы направить струю перечного газа под капюшон, как кто-то выбил баллончик. Но не зря на мне были ботинки фирмы «Тимберленд» – самая подходящая обувь для бесстрашных помощниц директоров резиденций. Я подняла ногу и изо всех сил ударила кованым каблуком по голени обидчика. Тот витиевато выругался.

Но, к сожалению, так меня и не выпустил. Ему на помощь подоспел еще один парень в балахоне, и теперь они держали меня вдвоем. С полок на пол с оглушительным грохотом упало еще несколько мисок.

Шум – это то, что я и намеревалась произвести. Я хотела, чтобы сюда сбежались все, кто сейчас находится в здании. Поэтому, пока меня тащили к ритуальному столу, я орала что есть мочи.

Стив Винер или парень очень похожий на него, на балахоне которого красовалась симпатичная золотая кайма по воротнику – знак отличия президента братства, подошел к Гевину и ударил по лицу какой-то тяжелой штукой, наподобие скипетра.

Я тут же прекратила орать. От удара голова Гевина откинулась назад. Несколько секунд он не двигался, потом медленно приподнял голову и повернулся ко мне. На щеке расползлась огромная кровоточащая ссадина, но его глаза горели от ярости.

Хотя и были в слезах.

– Не кричи, – сказал Стив, ткнув в меня пальцем.

– Она меня ударила, – подал голос тот, что был в кроссовках «Адидас».

– Не сопротивляйся, – добавил Стив. – Еще ударишь кого-нибудь или крикнешь – парень снова получит, поняла?

Я постаралась ответить как можно спокойнее:

– С минуту на минуту здесь будет полиция. Ты сказал, чтобы я им не звонила, но… Слишком поздно.

Стив скинул капюшон, чтобы лучше меня видеть. Хотя помещение освещалось только одним источником – это действительно был канделябр, стоявший посередине их ритуального стола, и свет был довольно тусклым – я хорошо разглядела выражение его лица. На нем не было ни тени беспокойства.

И это сильно напугало меня.

А уж когда двери столовой распахнулись и вошел угрюмый Куртис, с недоеденным сандвичем «Блимпи Бест» (какое совпадение, мне тоже он нравится, особенно начинка из сладких и горячих пикулей!), я и вовсе струхнула.

– Сделайте так, чтобы она не кричала, – раздраженно попросил он Стива. – Кое-кто уже поинтересовался, что здесь происходит.

Я в ужасе уставилась на него. Увидев выражение моего лица, Стив захихикал.

– Как ты догадываешься, – сказал он, – сторонники «Тау-Фи» везде. Даже среди тех, кто работает в службе безопасности крупнейших городских колледжей.

– Приходили полицейские, – сообщил мне Куртис, откусывая сандвич. – Я сказал им, что не понимаю, о чем они говорят, что я заступил на пост уже давно и тебя не видел. Они ушли. Вид у них был недовольный, Вряд ли им придет в голову вернуться.

Я посмотрела ему прямо в глаза.

– Ты уволен.

Куртис рассмеялся.

– Как же, как же.

Он повернулся и вышел. Я взглянула на Стива.

– Ладно. Давай поговорим. Только отпусти Гевина. Он тут ни при чем. Это у нас с тобой проблемы.

– У меня нет проблем, – вежливо объяснил Стив. – Ни с кем из вас.

– Прекрасно. – Я обвела взглядом комнату, пытаясь определить, кто же из них Даг. – Тогда что я здесь делаю?

– А разве я не объяснил тебе по телефону? Ах, да, забыл. – Он шагнул вперед и взял со стола длинный нож с золотой рукояткой, украшенной полудрагоценными камнями.

Лезвие, острое как бритва, могло испугать кого угодно.

– А теперь, братья, пора.

Из сумрака вышли шесть фигур в балахонах, которые, вероятно, прятались за стойкой Магды.

– Пора что? – полюбопытствовала я.

– Пора приступить к обряду посвящения, – объяснил Стив.

 

28

– Ты что, решил меня разыграть? – с отвращением спросила я.

– Братья, – проговорил Стив, не обращая на меня внимания, – настал момент, когда вы сможете доказать преданность «Тау-Фи-Эпсилон».

– Серьезно, что вы тут глупостями занимаетесь?

Стив все-таки соизволил на меня посмотреть.

– Если ты сейчас же не заткнешься, – сказал он, – мы сначала избавимся от твоего дружка, а потом от тебя.

Я замерла, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной. У меня почти получалось, но…

– Гевин – не мой дружок. Кстати, вам не кажется, что убийств уже хватит?

– Хм… – Один из братьев снял капюшон.

Я с изумлением узнала Джеффа Тернера, приятеля Шерил Хебиг.

– Прости, что она здесь делает?

– Заткнись! – Стив мгновенно развернулся и грозно посмотрел в сторону Джеффа. – Никто не давал тебе разрешения разевать рот.

– Но, старик, – попробовал возразить Джефф, – она – помощница директора этого здания и расскажет…

– Она ничего не расскажет, – перебил Стив, – потому что будет мертва.

Вновь присоединившиеся заволновались еще больше, чем Джефф. Другие неловко переминались с ноги на ногу.

– Старик, – проговорил Джефф, – это что, шутка?

– Тишина, братья, – рявкнул Стив. – Если хотите оставаться членами «Тау-Фи», вы должны быть готовы приносить жертвы во благо общего дела!

– Ну, разумеется, – быстро среагировала я, почувствовав, что братья, по крайней мере, Джефф на моей стороне. – Так вот чем для вас была Линдси Комбс? Жертвой? Поэтому вы ее убили?

Движения братьев стали еще более нервными. Стив повернулся ко мне.

– Эта дрянь предала одного из членов нашего братства, – крикнул он. – Она заслужила наказание!

– Все правильно, – сказала я. – Ей за это отрезали голову и сунули куски тела в измельчитель отходов.

Джефф потрясенно посмотрел на Стива.

– Старик, так это был ты?

– Ну, конечно, он, – сказала я. – И только потому, что Линдси украла…

– То, что не имела права брать, – рявкнул Стив, – и не хотела возвращать…

– Она пыталась, – настаивала я. – Она впустила сюда твоего брата…

– Но здесь ничего не оказалось! – заорал Стив. – Она врала нам, что это украли. Как будто мы идиоты! Она была лгуньей и воровкой! И заслужила смерти за свое предательство!

– Старик, – Джефф не мог в это поверить, – она же была лучшей подругой моей девушки.

– Тогда тебе следует сказать мне спасибо, – высокомерно ответил Стив. – Если бы твоя девушка продолжала общаться с людьми такого сорта, она попала бы под дурное влияние и предала тебя, как сделала та, что предала нашего собрата.

Джефф целую минуту пытался переварить то, что услышал. Но когда, наконец, до него дошло, он не стал медлить.

– Все, – сказал он. – Я ухожу. Я вступил в ваше дурацкое братство только потому, что в нем когда-то был мой отец. Я не подряжался убивать людей. Хочешь бить меня по заднице кием? Прекрасно! Нужно выполнять все ваши идиотские правила? Пожалуйста! Но убивать девушек? Ни за что. Вы, парни, полные уроды.

Сказав это, он нагнулся, чтобы снять балахон. Стив, глядя на него, грустно покачал головой. Потом кивнул двоим из тех, кто стоял у стола, и они, подбежав к Джеффу, несколько раз ударили его под дых. Джефф запутался в балахоне и рухнул на пол. Они продолжили избивать его ногами, не обращая внимания на то, что он кричит от боли. Остальные братья, увидев расправу, приумолкли и во все глаза наблюдали за происходящим.

Не они одни застыли от ужаса. Неужели такое происходит на моих глазах? Где полиция? Не могли же они поверить этому кретину Куртису?

Понимая, что я – единственный человек, который может прекратить это безобразие или хотя бы попытаться, пока меня не убьют, я обратилась к братьям, наблюдавшим за тем, как одному из них наносят удар за ударом.

– Вы знаете, что именно украла Линдси? Кокаиновую заначку Дага Винера.

Понять, как они отнеслись к моим словам, было невозможно. Лица присутствующих спрятаны под капюшонами. Но я видела, что они стали переминаться с ноги на ногу еще беспокойнее.

– Не слушайте ее, – приказал Стив. – Она лжет. Они все так делают – распускают о нас грязные сплетни.

– Нам необязательно поливать вас грязью, ребята. Вы и так уже достаточно замараны. Разве не ваш собрат Даг задушил свою девушку за то, что она стащила у него понюшку кокаина?

Один из тех, кто избивал Джеффа, остановился и снял капюшон. Это был Даг Винер. Он быстрым шагом направился ко мне.

– Я вобью тебе эти слова обратно в глотку! – закричал он. – Я этого не делал! Я не убивал ее!

Стив схватил младшего брата за руку.

– Даг…

– Я не убивал! У тебя нет доказательств! – И, повернувшись к Стиву, он повторил: – У нее нет доказательств.

– У нас полно доказательств, – сказала я.

Я тянула время. Стив это понимал. Но он на время забыл, что с помощью Гевина можно заставить меня замолчать. Именно этого я и хотела.

– Разве ты не знаешь, мы сегодня нашли ее тело. То, что от него осталось.

Стив не поверил.

– О чем ты там говоришь?

– О теле Линдси. Видишь ли, ты не учел, что измельчитель не перемалывает кости и сережки для пупка. Сегодня утром мы ее нашли.

Даг издал звук, похожий на те, что издают наши студентки, когда я говорю им, что они не получат одноместных номеров в следующем году. Нечто похожее и на вздох, и на протестующий возглас – «Ну-у!»

Пальцы Стива сжали рукоятку ножа. В лезвии отразился всполох свечи.

– Она блефует. Даже если так, ну и что? У них все равно против нас ничего нет. Мы за собой все подчистили.

– Да уж! – Пот тек с меня градом.

В зимней одежде было жарковато. Или я вспотела не из-за жары? Может, это нервы? В животе как будто кто-то навязал узлов. Наверное, не стоило съедать второй батончик «Дав». Джефф недвижимо лежал на полу. Я не знала, потерял он сознание или притворяется, чтобы его больше не били.

– Вы, ребята, может, и умеете веселиться на вечеринках и проводить дурацкие обряды, но в том, как не оставить после себя улик, вы – полные козлы. Они нашли ваши волосы.

Даг потрясенно взглянул на брата.

– Стив!

– Заткнись, Даг, она блефует.

– Нет! – Даг стал белым как мел. – Она знала! Она знала о заначке!

– Вы оставили голову, и это ваша первая ошибка, – продолжала я. – Вам бы все могло сойти с рук, если бы вы не оставили голову на плите. Даже если бы они нашли кости и сережку, то не разобрались бы что к чему. Все решили бы, что Линдси просто исчезла. Никто бы не узнал, что вы тут были, никто бы даже не заинтересовался, каким образом вы сюда попали. Когда вы попытались убить Мануэля, вы сделали вторую ошибку. Он бы никогда никому не сказал про ключ, если бы вы его так не напугали. Да даже, если бы и сказал, какая разница? Он всего лишь уборщик. Никто бы его не послушал. – Я покачала головой. – Но вам нужно было продемонстрировать всем, какие вы крутые.

– Стив, – заныл Даг, – ты говорил, никто не догадается, что это мы. Если папа узнает, что мы…

– Заткнись, – завопил Стив так громко, что я подпрыгнула.

Впрочем, те, кто держал меня за руки, тоже.

– Заткнись раз и навсегда, маленькое дерьмо!

Но Даг не собирался слушать брата.

– Боже, Стив! – Его голос срывался. – Ты говорил, что папа никогда не узнает! Ты говорил, что обо всем позаботишься!

– Я и позаботился, урод, – рявкнул Стив. – Я и так убрал за тобой все это дерьмо!

– Ты сказал, чтобы я ни о чем не беспокоился. Чтобы я доверился тебе. – Даг почти кричал. – Ты – сукин сын! Ты ничего не сделал! Линдси мертва, а ты нас спалил! И я до сих пор не знаю, что с моей заначкой!

Осознав, что брат всю вину спихивает на него, Стив заорал:

– А кто, интересно, убил эту сучку? Я тебе приказывал ее убить? Я говорил тебе, ублюдок, что ты должен убить ее? Нет, я этого не делал.

– Я не нарочно! – Даг вдруг бросился ко мне, вцепился в куртку и зашипел прямо в лицо. – Я не хотел ее убивать. Честно, не хотел. Она была ненормальная, она украла мой кокаин. И не хотела возвращать его! Она говорила, что его кто-то стащил. Она врала. Если бы она отдала его мне, как я просил… Я думал, что Линдси другая. Что она по-настоящему любит меня, не как те, которым интересна только моя фамилия. Я хотел только припугнуть ее.

– Заткнись, Даг! – Голос Стива снова окреп. – Заткнись, в конце концов!

Даг отпустил меня и подбежал к брату. Слезы заливали его лицо.

– Ты сказал, что обо всем позаботишься, Стив! Ты сказал, чтобы я ни о чем не беспокоился. Зачем ты вообще придумал все это дерьмо с головой? Я тебе говорил, чтобы ты не…

– Замолчи! – По тому, как дрожали его руки, я поняла, что Стив проигрывает.

Он направил нож, который все еще судорожно сжимал в руке, сначала на меня, потом на брата. Будто сторонний наблюдатель, а не участник события, я подумала: неужели Стив Винер решится зарезать собственного брата?

И, если честно, я подумала, что это было бы кстати.

– А ты чего от меня ждал, маленький поганец? – Стив был взбешен и не кричал, а почти шипел. – Ты звонишь среди ночи, рыдаешь как ребенок и сообщаешь, что убил свою дурацкую подружку. Я вынужден тащиться сюда и подчищать за тобой. И ты еще смеешь меня критиковать? И у тебя хватает наглости осуждать мои методы?

Даг безнадежно махнул рукой в мою сторону.

– Господи, Стив! Даже эта паршивая служащая общаги догадалась обо всем. Как ты думаешь, сколько времени понадобится полиции, чтобы найти нас?

Стив посмотрел на меня и нервно облизнул губы. Его острый язык был похож на змеиный.

– Поэтому нам и нужно поскорее от нее избавиться.

После этих слов одна из фигур в красных балахонах вышла вперед и проговорила:

– Старик, ты говорил, что мы их только попугаем, как того уборщика…

– Ничего себе попугали! Он чуть не умер от потери крови! – закричала я.

– Еще одно слово, – Стив направил в мою сторону лезвие ножа, – и я убью тебя немедленно и не стану стараться, чтобы твоя смерть была приятной. – Кончик ножа повернулся и указал на стакан с водой на столе. – Выпей! – скомандовал Стив.

Я посмотрела на стакан. Понятия не имею, что там, но, судя по тому, что случилось вчера с Джорданом, «крышу снесло» – популярное в студенческой среде седативное средство. Всего одна доза, растворенная в воде, сделает меня гораздо покладистее.

Я решила, что с меня хватит. Мне было безумно жарко, болел живот, и я страшно беспокоилась о Гевине и Джеффе. Я бы не возражала, если бы Стив убил Дага. Но подходящий момент упущен. Как бы мне хотелось схватить подушку Дага и душить его, пока он не перестанет сопротивляться.

Нет. Это было бы слишком милосердно. Лучше сжать горло собственными руками и давить, давить, пока он не испустит дух, как он сделал с Линдси.

– Давай, Хизер, – подгонял меня Стив, нетерпеливо поигрывая ножом. – У нас не так много времени.

– Эй, Стив, – сказал один из тех, кто держал меня за руки, – серьезно. Дело заходит слишком далеко…

– Заткнись! – бросил Стив своему собрату по «Тау-Фи», схватил стакан и поднес его к моему носу. – ПЕЙ!

Я отвернулась.

– Нет.

Стив изумился.

– Что?

– Нет, – повторила я и почувствовала, что остальные со мной согласны.

Братство наконец начало понимать, что Стив зарвался. Они не хотели, чтобы он нанес мне вред. Я была в этом абсолютно уверена.

– Я не стану этого пить.

– Что значит, не станешь? – На лице Стива мелькнула тень улыбки. – Ты ослепла? Мой нож у твоего горла!

– И что? – Я пожала плечами. – Какая разница? Меня же все равно убьют.

Это было совсем не то, что Стив хотел услышать. Улыбка сползла с его губ. Он передал стакан одному из державших меня парней, подошел к Гевину, схватил его за волосы, оттянул голову назад и поднес лезвие к горлу.

– Стив, старик, не надо! – завопил один из моих стражей.

– Хорошо. Я выпью это. – Я взяла стакан и залпом опрокинула его в рот.

– Все, хватит, – проговорил тот, кто держал стакан. – Я не желаю в этом участвовать. Джефф прав, вы совсем спятили.

Он пошел прочь из столовой, мимо остальных братьев и мимо Джеффа Тернера, который лежал на полу, не подавая признаков жизни.

– Не пускайте его! – скомандовал Стив тем, кто избил Джеффа до потери сознания. Но даже они задумались.

– Вы что, не слышали? – Он отпустил голову Гевина и с изумлением обнаружил, что его собраться один за другим направились к выходу. – Эй, парни! Вы не можете так поступить. Вы давали клятву. Клятву верности. Почему вы… вы не можете…

Даг испугался.

– Боже, Стив, пусть идут, только…

Даг не договорил, так как Стив бросил нож, откуда-то из недр балахона достал маленький пистолет и направил прямо в грудь своему брату.

– Дуглас, – сказал Стив, – я сыт по горло твоим нытьем.

– Стив! – снова закричал Даг.

Только на этот раз в его голосе было столько страха и отчаяния, что собратья по «Тау-Фи» остановились посмотреть, что происходит.

В этот момент я сделала то, что должна была. На меня никто не обращал внимания. Все смотрели на Стива, повернувшегося ко мне спиной.

Как только я увидела, что указательный палец Стива начал надавливать на курок, я широко раскинула руки и нырнула вниз, на пол. Я знала о поле в столовой Фишер-холла то, чего не мог знать Стив Винер – он был абсолютно чистым. Хулио, в чьи обязанности не входила забота о чистоте за варочными столами, мыл полы в обеденном зале так чисто, что они были гладкими как лед. Собственно, как по льду, я по нему и покатилась прямо к ногам старшего Винера и, вцепившись обеими руками, уронила его на пол.

Не мешкая, я вонзила зубы в его запястье. Стив заорал благим матом и скорчился от боли.

Даг первым пришел в себя. Он просто нагнулся и поднял пистолет, выпавший из рук брата. Дрожащей рукой он направил его на…

Ну, разумеется, в мою сторону.

– Нет! – заорал Стив благим матом. – Не стреляй! Ты можешь попасть в меня!

– Я этого и хочу, – крикнул Даг.

Правда. Слезы заливали его лицо.

– Меня достало, что ты всю жизнь обзываешь меня поганцем! Ладно, может, я и поганец, но не трус! Да, я убил Линдси, но я не хотел этого. Это ты придумал сунуть ее голову в кастрюлю. Кто еще мог такое придумать, Стив? Кто? А потом ты заставил нас зарезать этого бедного уборщика… а теперь эту девушку. И все почему? Потому что тебе хочется казаться божеством, идолом для членов братства. Потому что наш папа был таким, когда учился!

Дуло пистолета в руках Дага, двигаясь то в мою сторону, то в сторону Стива, нервировало до крайности. Стив, лежа подо мной, стал мокрым от пота. Как и я.

– Даг, – проговорил он, – Дагги, отдай мне, пожалуйста…

– Папа не убивал людей, Стиви! – не унимался Даг, будто не слыша. – Не резал людей на куски! Он был идолом безо всякого дерьма! Почему ты этого не понимаешь? Почему ты не хочешь понять – что бы ты ни вытворял, ты все равно никогда не будешь похож на нашего папу!

– Хорошо, – ответил Стив. – Я никогда не буду похожим на отца, только положи, пожалуйста, пистолет…

– Нет! – заорал Даг. – Я прекрасно знаю, что случится потом! Ты все перевернешь с ног на голову и обвинишь меня! Как всегда! Я больше этого не допущу! Теперь все будет по-другому! – И прицелился точно в лоб Стиву.

Именно в этот момент у входа в столовую раздался чей-то очень знакомый голос.

– Брось пистолет, сынок.

Даг обернулся, изумленный и возмущенный. Я тоже повернула голову и с удивлением узнала Реджи, да-да, торговца наркотиками Реджи, направившего очень большой и блестящий девятимиллиметровый «шок» в грудь Дагу Винеру.

– Брось оружие, – проговорил Реджи.

Странно, но его ямайский акцент куда-то исчез.

– Мне очень не хочется стрелять в тебя, но если меня вынудить, я выстрелю.

Стив, все еще распластанный подо мной, закричал:

– Офицер, слава богу, что вы пришли! У этого парня со всем крышу снесло. Он хочет меня убить!

– Ну-ну, – без всякого выражения проговорил Реджи. – Отдай пистолет, сынок.

Даг посмотрел на брата. Тот лежал подо мной и кивал, как китайский болванчик.

– Смелее, Дагги, отдай пистолет этому симпатичному полицейскому.

Даг плакал так сильно, что вряд ли был способен стрелять.

– Какая же ты сволочь, Стив, – сказал он и передал пистолет Реджи.

Тот, в свою очередь, протянул его детективу Канавану, который тоже стоял в дверях с пистолетом в руках.

– Возможно, вы не поняли, офицер, но вы только что спасли нам всем жизнь, – продолжал болтать Стив Винер. – Мой брат пытался убить меня…

– Правильно, – проговорил Реджи, доставая из-за пояса наручники. – Хизер, освободи, пожалуйста, мистера Винера.

Мне ничего не оставалось делать, как скатиться со Стива. Сделав это, я почувствовала, что вся комната начала крутиться. И это было очень приятно.

– Реджи! – закричала я, не поднимаясь с пола. – Так ты – коп? Почему ты мне ничего не сказал?

– Потому что он сотрудник ФБР, – объяснил мне детектив Канаван, попутно отдавая распоряжения целой толпе офицеров, которые надевали наручники на всех парней в красных балахонах. – С вашим неуемным энтузиазмом, Уэллс, вы умудрились попасть в самую гущу операции, которую несколько месяцев проводило агентство по борьбе с наркотиками. Кстати, с чем вас и поздравляю.

– Детектив! – Я смотрела на Канавана и была абсолютно счастлива. – Почему вас так долго не было?

– Мы задержались у входа в здание, – объяснил он. – Охранник оказался очень… упрямым, и мы долго не могли найти ключи. – Он закатил глаза. – Кстати, это характерно для этого места.

– Я так счастлива видеть вас! – воскликнула я и крепко обняла его за шею, когда он нагнулся помочь мне встать. – Я так сильно вас люблю!

– Хм… – протянул Канаван.

Я приклеилась к нему как пиявка, потому что комната кружилась все сильнее и сильнее.

– Вы что-то принимали?

– Они заставили ее что-то выпить, – подал голос Гевин, которого развязал бывший наркоторговец – агент ФБР, еще двое, неизвестно откуда появившиеся, осматривали раны на его лице.

Как я и ожидала, скотч оставил вокруг его рта ярко-красную полосу и изрядно проредил усы и козлиную бородку, отчего они стали выглядеть еще более жидкими.

– Гевин! – закричала я, отпустила шею Канавана и, к не удовольствию медиков, пытавшихся стереть кровь с его лица, заключила парня в объятия. – Тебя я тоже очень люблю! Но только как друга.

Гевина, вопреки моим ожиданиям, это совсем не обрадовало.

– По-моему, у нее крышу снесло, – сказал он, пытаясь вырваться.

Кстати, довольно грубо.

– Ладно, – сказал детектив Канаван и взял меня за руки. – Пошли.

– Куда? – поинтересовалась я.

– Для начала – в больницу. Там вас как следует промоют.

– А я не хочу мыться, – возразила я. – Я бы сейчас не отказалась от мороженого. Хотите батончик «Дав»? Возьми те вон там, в холодильнике. Эй, все должны взять по батончику «Дав»! Все, слышите! – Я вопила во весь голос – Батончик «Дав»! Мне – первой!

– Успокойтесь, Уэллс, – проговорил Канаван, крепко сжимая мою руку. – Хватит.

Потом он повел меня из столовой в вестибюль, и я увидела то, что заставило меня забыть о батончиках «Дав». И это был не Куртис в наручниках, хотя его мне тоже было очень приятно видеть. И вовсе не половина обитателей общежития, которые собрались внизу, пытаясь понять, что происходит, хотя Том и Сара выбивались из сил, убеждая их разойтись по своим комнатам.

Нет. Это был папа.

– Папа! – заорала я, вырвалась из рук Канавана и бросилась в широко раскрытые отцовские объятия.

– Хизер! – Он был очень удивлен моей несказанной радости, но нельзя сказать, что она его сильно расстроила. – Слава богу, с тобой все в порядке!

– Я так сильно тебя люблю! – призналась я.

– В данный момент она любит всех, кого видит, – услышала я голос детектива Канавана. – Она под воздействием седативного средства.

– Но я не поэтому тебя люблю, – заверила я папу, испугавшись, что слова Канавана расстроят его. – И не потому, что ты позвал копов и не допустил, чтобы мне отрезали голову.

– Вот и хорошо, – хмыкнул папа. – Приятная новость. У нее вокруг рта кровь. Она ранена?

Вдруг я заметила, что папа не один. Рядом с ним стоял Купер! Он вытащил из кармана один из своих фирменных носовых платков. Вероятно, носовые платки – обязательная принадлежность каждого частного детектива.

– Ничего страшного, – ответил детектив Канаван. – Она просто укусила одного парня. Вот и все.

– Купер! – закричала я, обвив руками его шею, когда он подошел стереть кровь Стива Винера с моего рта – Я так рада тебя видеть!

– Охотно верю. – Купер почему-то смеялся. – Стой спокойно, вот тут еще осталось…

– Я так сильно тебя люблю, – призналась я. – Даже не смотря на то, что ты сказал Гевину, что я до сих пор влюблена в твоего брата. Зачем ты так сказал, Купер? Я больше не люблю Джордана. Совсем не люблю.

– Вот и хорошо, – ответил Купер. – Поверим тебе на слово. Стой спокойно.

– Я не такая, – не унималась я. – Я не люблю Джордана Я люблю тебя. Правда-правда!

Когда Реджи снова появился в поле моего зрения, Купер уже заканчивал оттирать с меня кровь. Я закричала:

– Реджи! Я люблю тебя! Я так сильно тебя люблю! Я так хочу приехать на твою банановую плантацию!

– На самом деле у меня нет банановой плантации, Хизер, – сказал Реджи.

Он тоже смеялся. Почему все вокруг смеются? Серьезно, может, мне стоит прекратить писать песни и пойти в клоуны? Раз все так на меня реагируют.

– Я из Айовы.

– Ну и ладно, – сказала я.

Один из фэбээровцев осторожно расцепил мои руки, обхватившие шею Реджи.

– И все-таки я тебя люблю. Я всех люблю! Тебя, Тома, и Сару, и даже доктора Килгор. Кстати, где она?

И тут все закрутилось быстрее и быстрее, я больше не могла сопротивляться охватившей меня сонливости и отключилась. Что было дальше, я не помню.

 

29

Мое сердце стучало, как молот по наковальне.

Серьезно. Это совсем не смешно.

Неужели люди принимают такое для развлечения? Если Джордан чувствовал вчера то же самое, неудивительно, что он отказался от пива. Никогда больше не буду пить. Ничего. Даже воды. Даже…

– Хизер!

Я открыла один глаз. Не поверите, кого я увидела у изголовья кровати. Своего начальника. Почему, стоило мне открыть глаза, я увидела лицо босса? Конечно, я люблю Тома, но…

Но не так сильно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Дерьмово, – сообщила я.

– Очень жаль. – Он протянул мне связку цветных воз душных шариков с надписью «Выздоравливай», купленных в больничном киоске. – Это от нашего отдела.

Я застонала и закрыла глаза. Плохо, когда цвета кажутся такими яркими, что на них невозможно смотреть.

– Скоро тебе станет легче, – сказал Том и нервно хихикнул. – Они накачали тебя жидкостью и витамином В.

– Хочу домой, – простонала я.

Руке было так тяжело от натыканных в ней игл и катетеров, что она не поднималась.

– Тебе еще повезло, – сказал Том. – Они не стали тебя госпитализировать. Полежишь еще несколько часов под капельницей, и тебя отпустят.

Я опять застонала. Ну надо же! Я нахожусь в отделении «скорой помощи» больницы Святого Винсента, куда часто приходила навещать студентов, оказавшихся в такой же ситуации, как и я.

Только я и представить себе не могла, как им было плохо.

– Послушай, – сказал Том, уже абсолютно серьезно. – Хочу, чтобы ты первой об этом узнала.

Я приоткрыла один глаз.

– Ты все-таки увольняешься?

– Не совсем, – усмехнулся Том. – Меня повысили. Теперь я – координатор.

Я открыла второй глаз.

– Что?

– Стэну понравилось, как я разрулил ситуацию с Линдси, – возбужденно объяснил Том, – и он решил меня повысить. Я остаюсь в отделе размещения, только теперь буду работать в Вейверли-холле. Сама понимаешь, Хизер, братства. Стэн решил, что там необходимо постоянное присутствие взрослого человека… А еще мне подняли зарплату на десять тысяч долларов в год. Конечно, мне придется работать с этими типами из «Тау-Фи»… но поскольку Стива и Дага Винеров арестовали, это будет не слишком тяжело. Стивен, то есть тренер Эндрюс, сказал, что будет рад мне помочь…

Я закрыла глаза. Не может быть! В кои-то веки я обрела шефа, который совершенно меня устраивал, и тут же его потеряла.

И, простите, конечно, но это не Том разрулил ситуацию с Линдси. А я. Меня чуть не убили, когда я заставляла убийц признаться в содеянном. Где мое повышение по службе?

Сейчас я почти жалела, что меня не убили. Так сильно болела голова.

– Поздравляю! – сказала я. – Здорово, Том.

– Не волнуйся. – Том похлопал меня по руке. – Я добьюсь, чтобы вместо меня назначили самого хорошего шефа, которого только можно найти. Договорились?

– Ладно.

Наверное, я снова заснула, потому что когда открыла глаза, Тома уже не было. На его месте стояли Магда, Сара и Пит.

– Пошли вон, – поприветствовала я их.

– Слава богу, – с облегчением выдохнула Магда, – с ней все в порядке.

– Серьезно, – повторила я. – У меня разламывается голова.

– Это последствия приема седатика, – бодро объяснила Сара. – Он подавляет центральную нервную систему. Некоторое время ты будешь чувствовать себя развалиной.

Я посмотрела на нее.

– Спасибо.

– Мы только хотели узнать, как ты тут, – сказал Пит, – И сказать, чтобы ты не беспокоилась.

– Да. – Магда уселась на краешек кровати и возбужденно затараторила. – Они нашли кокаин!

– Точно, – подтвердил Пит. – Они его нашли. Заначку Дага Винера. Ту, что украла Линдси.

– Серьезно? – поразилась я. – И где она была?

– Ни за что не догадаешься! – ответила Сара. – В комнате Кимберли Ваткинс.

– Но… – Я никак не могла взять в толк. – Но ведь они считались подругами.

Сара покачала головой.

– Нет. Линдси приклеила пакет под столом, за которым обычно сидела в столовой. Вот почему ей нужно было туда попасть, когда Даг обо всем догадался. Но кто-то постоянно сидел за этим столом вместе о ней.

– Кимберли Ваткинс? Кокаин Дага все время был у нее? – Сара кивнула, и я спросила: – Как вы его обнаружили?

– Это все Шерил, – объяснила Магда. – Она так разозлилась на Кимберли за то, что та наврала о Линдси и тренере Эндрюсе, и за то, что потом произошло с Джеффом – он, кстати, тоже поправляется, обошлось несколькими сломанными ребрами. Она пришла к Кимберли и… в общем, они вели себя совсем не так, как обычно ведут себя кинозвезды.

– Если исключить из их числа Перис Хилтон и Николь Ричи, – встряла Сара.

– Шерил выбила из Кимберли признание, – сказал Пит. – По-моему, Ким тоже собиралась приторговывать наркотиками. Она видела, как Линдси прячет заначку, и украла ее при первой же возможности. А когда выяснилось, что случилось с Линдси, она смертельно испугалась. Она боялась, что Винеры узнают, что кокаин у нее, и сделают с ней то же самое, что и с Линдси.

– Вот почему она пыталась сбить меня со следа, – пробормотала я.

– Точно, – сказала Сара. – Шерил отправилась со своей находкой прямиком в полицию, и Кимберли тоже арестовали. Говорят, агентство по борьбе с наркотиками несколько месяцев безуспешно пыталось раскрыть дилерскую сеть в нашем кампусе. И до того как погибла Линдси, они понятия не имели, откуда студенты получают наркотики. Вот почему Реджи работал под прикрытием в парке. Они рассчитывали, он что-то нароет… и в конце концов он это и сделал, когда ты спросила его о Винерах. Но у них все равно не было доказательств…

Сара пожала плечами.

– Теперь, кроме хранения и распространения, Винеров обвиняют в убийстве и покушении на убийство… Папочка Винер уже нанял лучшего в городе адвоката по уголовным делам. Но я считаю, что если ты дашь показания, у них ничего не выйдет. Ты и Кимберли. Она, кстати, согласилась сотрудничать со следствием, за это с нее снимут обвинение в хранении наркотиков…

– Кимберли исключили из колледжа? – пробормотала я.

– В общем, да, – сказала Магда. – Их всех выгнали, даже Винеров.

– Отлично, – пролепетала я и снова закрыла глаза. – Будет куда расселять студентов, когда на них нападет тяга к перемене мест.

В глазах вдруг все стало черным: нервная система должно быть вновь впала в депрессию. Когда я снова открыла глаза, у моей постели стояли детектив Канаван и Реджи.

– Ты мне врал, – сказала я Реджи.

Он улыбнулся. Я с огорчением отметила, что золотые коронки исчезли.

– Прости, – сказал он. – Я выполнял задание.

– Брайан – специальный агент отдела по борьбе с наркотиками, Хизер, – объяснил детектив Канаван. – Он целый год работал под прикрытием, пытаясь выяснить, откуда в кампус поступают крупные партии наркотиков. Ты вышла на Винеров, Брайан ухватился за эту ниточку и попросил прислать в общежитие агента, переодетого в горничную. – На верное, это была та самая горничная, которую я видела в коридоре, когда она стирала со стены надпись «Толстухи, вон отсюда». – Агенту удалось получить веские доказательства того, что Винеры не только занимались торговлей наркотиками, но и совершили убийство, а также покушение на убийство.

Я посмотрела на Реджи.

– Брайан?

Он пожал плечами:

– По-моему, Реджи больше подходит для улицы.

– Так ты никогда не был на Ямайке?

– Ну, конечно, нет, – ответил он. – Когда у меня появляется несколько свободных дней, я еду в горы. Люблю кататься на лыжах.

Я взглянула на детектива Канавана.

– Мне дадут медаль?

– Хм… – ответил детектив Канаван. – Нет. Но я принес вам это. – Он протянул мне батончик «Дав». – Мороженое точно бы растаяло.

Я подняла руку – ту, в которой торчали иголки от капель ниц, – и вырвала батончик «Дав» у него из рук.

– Наш город, – сказала я, – не слишком щедр на награды.

Когда они ушли, я съела шоколадку. Она была очень вкусной. Настолько, что, съев ее, я снова уснула. Проснувшись, я увидела перед собой Гевина МакГорена. Он стоял у кровати и пожирал меня взглядом.

– Ну, – ухмыльнулся он, – как тебе на моем месте? Теперь тебя откачивают. Должен сказать, так мне гораздо больше нравится.

– Кто тебя сюда впустил? – поинтересовалась я.

Гевин пожал плечами.

– Я – пациент, а не посетитель. – Он показал щеку, по которой ударил его Стивен. – Семь швов. Как ты думаешь, у меня останется этот симпатичный шрамчик?

Я закрыла глаза.

– Твоя мама меня убьет.

– Ты о чем, женщина? – возмутился он. – Ты же спасла мне жизнь.

– Из-за меня тебя похитили и избили, – проговорила я, снова открывая глаза. – Гевин, ты и представить себе не можешь, как мне жаль. Правда. Я не имела права тебя во все это вмешивать.

Красные пятна вокруг его рта почти совсем исчезли. Как и бородка. Он побрился. Это должно было меня насторожить, но моя способность предвидеть события ослабла под воздействием наркотика.

– Если ты уж так хочешь, есть один способ реабилитироваться в моих глазах, – сказал он.

– Да? А какой? – Я искренне считала, что он попросит переселить его в одноместную комнату с видом на парк.

Но вместо этого он предложил мне встречаться.

– Знаешь, хотя бы иногда. Просто проводить вместе время. Играть в бильярд. Конечно, когда ты себя будешь лучше чувствовать. Это будут даже не свидания, – поспешно заверил он. – Я знаю, что ты до сих пор любишь Джордана Картрайта. Просто давай попробуем. Может, что и получится.

– Гевин! – Я была почти уверена, что я – первая помощница директора резиденций Нью-Йорк-колледжа, кому предложили встречаться в отделении «скорой помощи» больницы Святого Винсента после наркотического опьянения. – Я не могу. Ты живешь в общежитии. Нам не разрешается встречаться с нашими жильцами.

Гевин обдумал мои слова. Потом пожал плечами.

– Я сниму квартиру.

– Гевин. Ты хоть представляешь, сколько может стоить квартира на Манхэттене? И, кстати, ты – студент. Служащим Нью-Йорк-колледжа запрещено встречаться со студентами.

Гевин задумался. Потом обреченно предложил:

– Тогда давай подождем, когда я закончу учебу. До следующего года. Согласна?

Я слишком устала, чтобы возражать.

– Да, Гевин. – И закрыла глаза. – На следующий год, когда ты закончишь учебу, я буду с тобой встречаться.

Гевин расплылся в довольной улыбке.

– Здорово. Знаешь, ты говорила, что любишь меня.

Мои глаза опять раскрылись.

– Гевин, я же была не в себе.

– Знаю, – сказал он, продолжая улыбаться. – Но не могла же ты сказать это просто так. Значит, где-то в глубине души…

Когда я в следующий раз открыла глаза, то увидела Пэтти и Фрэнка.

– Привет, – проскрипела я.

– По-моему, кто-то сказал, что не готов выступать перед публикой, – сказал Фрэнк, – а сам пустился во все тяжкие.

– Фрэнк! – возмутилась Пэтти. – Не слушай его, Хизер. Мы только что обо всем узнали. Как ты?

– О, – сказала я все еще слабым голосом, – здорово.

– Серьезно, – не сдавался Фрэнк. – Мы играем в пабе всю неделю. Конечно, сегодня ты явно не в форме, но завтра… Или послезавтра…

– Фрэнк, – расстроилась Пэтти, – оставь ее в покое. Неужели ты не понимаешь, что ей сейчас не до этого.

– Нет, – с удивлением услышала я свой ответ.

И Фрэнк, и Пэтти посмотрели на меня с недоумением.

– Что нет, дорогая? – спросила Пэтти.

– Нет, я хочу петь. – Как только эти слова сорвались у меня с губ, я поняла, что и правда этого хочу. – Я спою с вами, ребята, но только одну песню.

Пэтти покачала головой.

– Хизер, тебе не кажется, что наркотики все еще действуют?

– Какая ерунда! – усмехнулся Фрэнк. – Что ты собираешься петь? Что-то свое? Из нового?

– Нет, – ответила я. – Это будет песня Эллы.

Фрэнк погрустнел.

– Ты права, – прошептал он Пэтти. – Она все еще не отошла от наркотика.

– Она имела в виду Эллу Фицджеральд, – прошипела ему Пэтти. – Просто улыбнись и кивни.

Я закрыла глаза, и они ушли. Когда я снова проснулась, на меня грустными глазами смотрел папа.

– Малышка? – Он был обеспокоен. – Это я, папа.

– Знаю. – Каждое слово отдавалось у меня в голове ударом молота.

Я снова закрыла глаза.

– Как ты, пап?

– Хорошо. Я так рад, что ты осталась цела. Я позвонил маме, чтобы сообщить об этом.

Я приоткрыла один глаз.

– Пап, зачем? Она даже не знала, что со мной происходит.

– По-моему, она имеет право знать. Она ведь твоя мама и по-своему любит тебя.

– Точно, любит. Спасибо, что позвал детектива Канавана.

– Для чего еще существует семья, родная моя? – ответил он. – Я только что разговаривал с доктором. Они скоро отпустят тебя домой.

– А они не хотят для начала дать мне что-нибудь от головной боли? – спросила я. – Голова раскалывается так, что больно смотреть.

– Пойду, поищу доктора, – сказал папа. – Хизер… ты молодец. Я так горжусь тобой, дорогая.

– Спасибо, пап, – сказала я.

Слезы на моих глазах появились не из-за головной боли.

– Пап, а где Купер?

– Купер?

– Да. Меня пришли навестить все, кроме Купера. Где он? Он меня ненавидит, я знаю. Я что-то ему сказала, только не помню что. И он меня за это возненавидел.

– Он пошел на свадьбу к Джордану. Помнишь? Сегодня суббота. Он долго сидел с тобой, пока ты спала. Но ему нужно было уходить. Он ведь обещал брату.

– Конечно.

Выходит, все мои тревоги – курам на смех.

– Кстати, вот и доктор, – сказал папа. – Послушаем, что он скажет.

Выписали меня к вечеру. После двенадцати часов внутривенных вливаний я не чувствовала себя абсолютно здоровой, но, по крайней мере, хоть голова перестала болеть, и комната больше не кружилась. Зеркало в женском туалете рассказало мне о действии седатика на девушку моей комплекции гораздо больше, чем я хотела узнать. Лицо белее мела, уголки губ опустились, а круги под глазами имели устрашающе черный цвет.

И все-таки я жива.

В отличие от Линдси Комбс.

Я подписала нужные бумаги и, прихватив в качестве сувенира пачку таблеток от головной боли, спустилась вниз в надежде увидеть в вестибюле больницы папу.

Но вместо папы меня ждал Купер.

В смокинге.

Мое сердце застучало так быстро, что я чуть было не повернулась и не побежала обратно. Что-то явно не так. Моей нервной системе срочно требуется еще несколько внутривенных вливаний, а может, и что-то более серьезное.

Он увидел меня, встал и улыбнулся.

Подлый приемчик, учитывая, какое действие оказывают подобные улыбки на девушек. Точнее, на девушек вроде меня.

– Сюрприз, – сказал он. – Я отпустил твоего папу домой. Он просидел в больнице всю ночь.

– И ты, как я слышала, тоже, – сказала я.

Я не смела поднять на него глаза, так колотилось сердце, и так мне было неловко. Что я ему наговорила? Наверняка призналась ему в любви!

Но папа рассказывал, что я признавалась в любви всем, кого видела, даже двум санитарам «скорой помощи».

Купер уж точно догадался, что причина не только в наркотике.

Наркотик был ни при чем.

– У меня уже входит в привычку нянчиться с тобой, как с маленькой.

– Прости, – сказала я. – Ты, наверное, пропустил свадебный прием.

– Я обещал прийти только на свадебную церемонию. Я не большой поклонник лосося и танцев.

– О, – проговорила я.

Я тоже не могла себе представить, что он танцует.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста, – сказал Купер.

Мы вышли из больницы на мороз и направились по Двенадцатой улице к его машине. Он завел двигатель и включил печку. На улице стемнело, хотя было всего около пяти часов. Зажглись уличные фонари. Их розоватые блики падали на высокие сугробы по обеим сторонам дороги. Первый снег, такой красивый сначала, превращался в грязную жижу, мерзко хлюпающую под ногами.

– Купер, – неожиданно для себя проговорила я, как только он отъехал. – Зачем ты сказал Гевину, что я все еще люблю твоего брата?

Боже, неужели я решилась сказать такое. Сама не знаю, как это слетело у меня с языка. Возможно, во всем виноваты остатки седатика, воздействующие на мою нервную систему. Наверное, я не долечилась.

– Ты снова об этом? – Купера явно позабавил мой вопрос.

А меня его слова привели в раздражение.

– Да, снова об этом.

– А что еще я мог ему сказать? – спросил Купер. – Что у него есть шанс? Мне очень не хотелось вмешиваться в твою жизнь, Хизер, но парень по уши в тебя влюблен. И если ты и дальше собираешься приглашать его на вечеринки, то должна понимать, что этим ты его только поощряешь. Я был вынужден это сказать, чтобы как-то снизить накал страстей. По-моему, ты должна быть за это благодарна.

Я старалась не смотреть на него.

– Так ты сам в это не веришь? Я имею в виду про меня и твоего брата?

Купер, помолчав, сказал:

– Ты мне говорила. Но, знаешь, сложно было в это поверить, ведь я так часто видел вас вместе.

– Это все он, – твердо сказала я. – Я тут ни при чем. Я ничего не чувствую по отношению к твоему брату. История закончилась.

– Прекрасно, – проговорил Купер.

Таким тоном обычно говорят с душевнобольными.

– Рад, что нам удалось преодолеть разногласия.

– Не удалось, – неожиданно для себя сказала я.

Что я делаю? ЧТО Я ТВОРЮ?

Купер, резко нажал на тормоз.

– Что не удалось?

– Преодолеть наши разногласия, – сказала я.

Не верилось, что эти слова слетают у меня с языка. Но они все продолжали слетать. Я не могла их остановить. Это все седатик виноват. Точно он.

– Почему ты никогда не предлагал мне встречаться? Я тебя абсолютно не интересую с этой точки зрения?

Я почувствовала, что Купера это немало позабавило.

– Ты же бывшая невеста моего брата.

– Правильно, – подтвердила я, ударив кулаком по приборной доске. – Бывшая. Бывшая невеста. Джордан женился. Не на мне. Ты же был там и видел собственными глазами. В чем тогда дело? Я совсем не в твоем вкусе?..

О господи! Час от часу не легче. Но назад дороги нет.

– Но, по-моему, у нас много общего. Ты и сам это понимаешь.

– Хизер! – Его голос стал немного раздраженным. – Ты только что оправилась от длительных и не очень простых отношений…

– Это было год тому назад.

–.. поменяла работу…

– Тоже год назад.

– … воссоединилась с отцом, которого почти не знала…

– С этим все в порядке. Мы прекрасно поговорили с ним прошлым вечером.

– … пытаешься разобраться в себе, понять, чем будешь заниматься в дальнейшем, – закончил Купер. – По-моему, меньше всего сейчас ты нуждаешься в любовнике. Тем более что речь идет о брате твоего бывшего жениха, с которым ты живешь под одной крышей. Твоя жизнь и так слишком запутана. – Теперь он не смотрел в мою сторону. – Я не хочу стать для тебя лекарством от неудачного романа. Я в эти игры не играю. Это не для меня.

Я была потрясена до глубины души.

– Ты – лекарство от неудачного романа? Ты? Купер, мы с Джорданом расстались год назад!

– Ты в течение этого года с кем-то встречалась?

– Вообще-то… нет.

– Вот видишь, – сказал Купер. – Значит, ты ищешь ему замену. А я так не хочу.

Я смотрела на него во все глаза. Почему? Мне очень хоте лось его об этом спросить. Почему ты не хочешь стать моим утешением?

Или тебе от меня нужно нечто большее?

И вдруг я поняла, что, скорее всего, никогда этого не узнаю.

По крайней мере, не сейчас.

А еще я поняла, что мне и не хочется это знать. После всего, что со мной случилось, это будет последней каплей. Мне просто захочется умереть.

– Знаешь, что, – сказала я, отводя взгляд. – Ты прав. Все в порядке.

– Правда?

Я снова посмотрела на него и улыбнулась.

Это отняло у меня последний остаток сил. Но я сделала это.

– Поехали лучше домой.

– Хорошо, – ответил он.

И улыбнулся мне в ответ. Этого было вполне достаточно. В данный момент.

 

30

Тед Токко.

Ассистент кафедры математики

Приемные часы:

С 14 до 15 ежедневно, кроме выходных.

Гласила табличка на двери.

Поэтому, когда я открыла двери и вошла, до меня не сразу дошло, что делает здесь мужчина, похожий на греческого бога.

Серьезно. У парня, сидевшего за компьютером, были длинные золотистые волосы, почти такие же длинные, как и у меня, и здоровый румянец. На стене за спиной виднелся плакат «Киллер Фрисби – навсегда». Из-под закатанных рукавов полурасстегнутой рубашки виднелись такие мускулистые руки, что я решила, что по ошибке зашла в магазин, где продаются сноуборды.

– Привет, – сказал парень и улыбнулся, обнажив ряд белых, ровных зубов.

Впрочем, не таких уж и ровных. В битве с родителями по поводу ношения брекетов он явно вышел победителем.

– Постойте-постойте, – сказал он. – Вы – Хизер Уэллс, не так ли?

Он был моего возраста. Может, даже немного старше. Тридцать-тридцать один. Наверняка. Он носил очки для чтения… чудесные, в золотой оправе. На полке рядом с ним сто яла коробка для бутербродов с изображением Скуби Ду. Я такие видела у своих одноклассников, когда ходила в начальную школу.

– Да, – ответила я. – А откуда вы… – Я замолчала.

Все правильно. Моя физиономия красовалась на плакатах, которые клеили на стены своих спален девочки-подростки и некоторые их братья.

– По правде говоря, я слышал, как вы пели вчера с оркестром Фрэнка Робийярда, – приветливо ответил он. – В пабе «У Джо».

У меня внутри все сжалось.

– Правда?

– Вообще-то, я не большой любитель джаза, но мне понравилась песня, которую вы исполняли.

– Она из репертуара Эллы Фицджеральд, – сказала я.

Меня затошнило. «Мне хочется снова любить» Роджерса и Харта – одна из любимых песен Купера. Я выбрала ее совсем не по этой причине, хотя…

Слава богу, его в самый последний момент вызвали по делам. Не думаю, что я смогла бы выйти на сцену, зная, что он меня слушает.

– Просто мы с Фрэнком… немного подурачились, – промямлила я.

Точнее, Фрэнк дурачился. Я была убийственно серьезна… во всяком случае, пока не убедилась, что никто не собирается меня освистывать. Потом я немного расслабилась и даже стала получать удовольствие. Мне даже хлопали… конечно, не мне, а Фрэнку (хотя Пэтти и уверяла меня в обратном, говорила, что аплодисменты и моя заслуга. Пожалуй, честно говоря, люди просто оценили храбрость вышедшей в тираж звезды, а громче всех хлопал мой папа. Приятно, когда хоть кто-то прикрывает твою спину).

– Мне очень понравилось, – сказал Мистер Совершенство. – Так вы, наконец, прочитали мои сообщения?

Я посмотрела на него.

– Хм, ну, да. Я получила сообщение от некоего Теда Токко…

– Это я и есть, – сказал Тед.

Его улыбка стала еще лучезарнее. Он встал и протянул мне руку. Он был выше меня ростом. И весил больше меня. Крупный и мускулистый молодой человек.

– Я ваш преподаватель математики. – Моя рука утонула в его ладони. – Я хотел вам представиться вчера вечером, после вашего выступления, но вы куда-то исчезли.

Я что-то ответила. Понятия не имею, что именно. Его рука была твердой от мозолей.

– И, тем не менее, не могу не сказать, – проговорил он, отпуская мою руку.

Мои ноги ослабли, и я рухнула на стул.

– Более уважительной причины для пропуска моих занятий я в жизни не встречал. Я имею в виду, что еще никто из моих студентов не прогуливал первую неделю занятий из-за того, что ловил убийцу.

– Так вы мой… мой… – Из головы вылетели все слова.

– Я ваш преподаватель математики, – приветливо повторил Тед. – Я пытался с вами связаться, чтобы уточнить расписание наших с вами занятий. Чтобы наверстать упущенное. Мне бы не хотелось, чтобы вы провалились на экзамене. И решил, что мы могли бы встретиться. В удобное для вас время. Может, после работы? Тут недалеко от Фишер-холла есть бар – «Каменный ворон». Туда многие ходят поиграть в дартс, и мне было бы очень удобно, если бы мы встретились именно там, тем более что нам обоим уже исполнился двадцать один год. – И он мне подмигнул.

ОН МНЕ ПОДМИГНУЛ!

– По-моему, алгебра пойдет намного легче под попкорн и пиво. Вам так не кажется?

Я просто смотрела на него. Какой же он классный! Даже лучше мальчика-бармена.

И тут я вдруг поняла, что мне понравится учиться в колледже. Очень.

– Очень даже кажется, – ответила я.