Так уж получилось, что выяснить, кто мне нужен, удалось довольно легко. Для этого понадобилось просто спросить за ланчем, не знает ли кто-нибудь парня по кличке Рыжий.

Хотя чаще всего это не так уж и просто. Не стану рассказывать вам, сколько я перелопатила телефонных книг или сколько часов просидела в интернете. Не говоря уж о глупых оправданиях, которые мне приходилось выдумывать для мамы в попытках объяснить счета, выставленные нам после моих поисков. «Прости, мам. На самом деле я просто пыталась узнать, нет ли в радиусе пятидесяти миль какого-нибудь торгового центра, в котором продаются лоферы от Маноло Бланика».

Но в этот раз все получилось настолько легко, что я даже сказала себе: эй, а ведь быть медиатором вовсе не так уж и плохо.

Само собой, эта мысль мелькнула лишь на мгновение. Тогда я еще не то чтобы нашла Рыжего.

– Вы не знаете никого по кличке Рыжий? – спросила я, приступая к завтраку, у ребят, которые, судя по всему, стали моей постоянной компанией на время ланча.

– Конечно, – отозвался Адам. Он лопал читос из огромного пакета. – Рыжий пес. Ты тоже читала эту историю про пса, путешествующего автостопом ?

– Да нет, – возразила я. – Это человек. Возможно, взрослый. Вероятно, местный.

– Бомонт, – подключилась Ки-Ки.

Она ела пудинг из пластиковой креманки. Большая толстая чайка, сидевшая буквально в тридцати сантиметрах от нее, провожала взглядом ложку каждый раз, как Ки-Ки опускала ее в стаканчик, а затем вновь подносила к губам.

В академии при миссии не было столовой. Мы ели на улице каждый день, даже, как видите, в январе. Хотя, конечно, он даже близко не стоял с нью-йоркским январем. Здесь, в Кармеле, было двадцать градусов и приятно светило солнышко. А дома, если верить каналу погоды, только что выпало пятнадцать сантиметров снега.

Я прожила в Калифорнии почти три недели, но здесь до сих пор ни разу не было даже дождика. Я все еще не выяснила, где нам полагалось обедать, если во время ланча вдруг начнется ливень.

Что случится, если покормить чаек, я уже узнала нелегким опытным путем.

– Таддеус Бомонт – застройщик.

Ки-Ки покончила с пудингом и принялась за банан, который вытащила из стоявшего на коленях бумажного пакета. Она никогда не покупала школьных завтраков. У нее был пунктик насчет корн-догов.

Очищая банан, Ки-Ки продолжила:

– Друзья зовут его Рыжий. Не спрашивайте, почему – у него даже волосы не рыжие. А зачем он тебе вообще?

Это всегда был опасный момент. Ну вы понимаете, тот момент, когда начинались подобные вопросы. Потому что кроме отца Дома никто ведь обо мне не знал. Я имею в виду, о том, что я медиатор. Ни Ки-Ки, ни Адам. Ни даже моя мама. Док, мой младший сводный брат, подозревал, но не знал. Не все, по крайней мере.

Моя лучшая подруга Джина из Бруклина, возможно, была ближе всех моих знакомых к тому, чтобы выяснить это, и то только потому, что случайно оказалась рядом, когда мадам Зара, та гадалка на картах Таро, к которой Джина заставила меня пойти, с ужасом посмотрела на меня и заявила: «Ты говоришь с мертвыми».

Джина решила, что это круто. Только она не до конца понимала, что под этим подразумевается. Поскольку это, само собой, означало, что мне никогда не удается выспаться, что мне достаются синяки, объяснить которые я не в состоянии, от людей, которых никто, кроме меня, не видит, да к тому же я не могу переодеваться в собственной спальне, чтобы стопятидесятилетний призрак мертвого ковбоя не увидел меня голой.

Еще вопросы будут?

Ки-Ки же я ответила просто:

– Я просто слышала о нем по телику.

Врать своим друзьям не так уж и трудно. Вот лгать маме – это было не очень-то приятно.

– А разве не так звали того парня, с которым ты танцевала у Келли? – спросил Адам. – Ну ты помнишь, Сьюз. Тэд, тот беззубый горбун, от которого ужасно воняло. Ты потом еще подлетела ко мне, бросилась на шею и умоляла жениться на тебе, чтобы защититься от него на всю оставшуюся жизнь.

– А, да, – вспомнила я. – Он.

– Это его отец, – объяснила Ки-Ки. Она знала все на свете, потому что являлась редактором – а также издателем, журналистом и фотографом в одном лице – школьной газеты «Новости миссии». – Тэд Бомонт – единственный сын Рыжего Бомонта.

– Ага, – сказала я.

Теперь ситуация обрела чуть больше смысла. То есть это объясняло, почему умершая женщина пришла ко мне. Очевидно, она почувствовала мою связь с Рыжим через его сына.

– Что «ага»? – На лице Ки-Ки появилось заинтересованное выражение. С другой стороны, Ки-Ки всегда выглядела заинтересованной. Она была как губка. Только вместо воды впитывала информацию. – Не говори мне, что ты запала на этого придурка, его сыночка. В смысле, да что с ним такое? Он даже не спросил, как тебя зовут.

Так оно и было. Хотя я не обратила на это внимания. Но Ки-Ки права. Тэд даже не спросил мое имя.

Хорошо, что он меня не заинтересовал.

– Я слышал кое-что плохое о Тэде Бомонте, – покачал головой Адам. – Ну то есть помимо того факта, что он таскает в животе своего недоношенного близнеца, у него еще и жуткий нервный тик, при котором помогают только лошадиные дозы прозака. А ты сама знаешь, что прозак делает с либидо парня…

– А как выглядит миссис Бомонт? – спросила я.

– Нет никакой миссис Бомонт, – ответила Ки-Ки.

– Последствия развода, – вздохнул Адам. – Бедный Тэд. Неудивительно, что у него такие задвиги насчет обязательств. Ходят слухи, что обычно он встречается одновременно с тремя-четырьмя девушками. Хотя это может быть вызвано патологической зависимостью от секса. Я слышал, с этим помогают справиться группы, работающие по программе «Двенадцать шагов» .

Ки-Ки пропустила слова Адама мимо ушей.

– Кажется, она умерла несколько лет назад.

– О, – протянула я. Мог ли призрак, объявившийся в моей спальне, быть почившей женой мистера Бомонта? Это стоило проверить. – У кого-нибудь есть четвертак?

– Зачем? – поинтересовался Адам.

– Мне нужно позвонить, – пояснила я.

Сразу четверо ребят из нашей компании протянули мне свои мобильные телефоны. Серьезно. Я выбрала один с наименее устрашающим количеством кнопок, набрала справочную и попросила координаты Таддеуса Бомонта. Оператор ответил, что единственный контакт, который у них есть, – это телефон «Бомонт Индастриз».

– Давайте, – решила я.

Отойдя к рукоходу – в академии при миссии учились с шести лет, и на спортивной площадке, где мы обычно обедали, была даже песочница, хотя я к ней не приближалась из-за всех этих чаек и тому подобного, – и таким образом обретя некое подобие уединения, я попросила взявшую трубку и приветствовавшую меня бодрым: «Бомонт Индастриз. Чем могу вам помочь?» – секретаршу пригласить к телефону мистера Бомонта.

– Скажите, пожалуйста, как вас представить?

Я думала об этом. Я могла бы сказать что-то вроде: «Человек, которому известно, что на самом деле случилось с его женой», – но в действительности я понятия об этом не имела. Я даже до конца не понимала, почему подозреваю, что его жена – если только эта женщина была его женой – лжет, и Рыжий и правда ее убил. Если задуматься, это очень печально. Я имею в виду, то, что в столь юном возрасте я уже стала настолько циничной и подозрительной.

Так что я представилась своим настоящим именем – Сюзанна Саймон – и вдруг смутилась. Зачем такому важному человеку, как Рыжий Бомонт, разговаривать с какой-то Сюзанной Саймон? Он же меня не знает.

Поэтому совершенно неудивительно, что секретарь, попросив меня подождать, секундой позже ответила:

– Мистер Бомонт сейчас занят на другой линии. Могу я передать ему сообщение?

– Э-э… – протянула я, лихорадочно обдумывая варианты. – Да. Скажите ему… Скажите ему, его беспокоят из газеты Академии при миссии Хуниперо Серра. Я журналист и работаю над статьей о… десяти самых влиятельных людях округа Салинас. – Я продиктовала свой домашний номер телефона. – И вы можете его попросить не звонить мне до трех? Я не успею вернуться из школы раньше.

Когда секретарша поняла, что я школьница, она подобрела еще больше.

– Конечно, дорогая, – сладким голосом пропела она. – Я сообщу мистеру Бомонту. Пока-пока.

Я положила трубку. Меня задело это «Пока-пока». Мистер Бомонт очень удивится, перезвонив мне и услышав Королеву Ночного Народа вместо Лоис Лейн.

Вот только Таддеус Рыжий Бомонт даже не думал мне перезванивать. Полагаю, если ты несметно богат, быть названным одним из десяти наиболее влиятельных в Салинасе людей глупой школьной газетенкой – не такое уж большое дело. Я проторчала дома весь день после уроков, но никто так и не позвонил. Во всяком случае, мне.

Не знаю, почему я решила, что все окажется так просто. Полагаю, все дело в фальшивом чувстве уверенности, возникшем из-за того, с какой легкостью мне удалось узнать нужное имя.

Я сидела в своей комнате, «любуясь» следами ядовитого дуба на руках в угасающих лучах заходящего солнца, когда мама позвала меня ужинать.

Ужин в семействе Аккерманов был большим событием. Проще говоря, мама доходчиво объяснила, что если меня не будет за столом каждый вечер, кроме тех случаев, когда я согласую с ней свое отсутствие, то я труп.

Мамин новый муж, Энди, был не только отличным плотником, он еще и прекрасно готовил и устраивал для своих детей шикарные ужины с тех пор, как у них прорезались зубы, если не раньше. А еще пек оладьи на завтрак по воскресеньям. Вот только от запаха кленового сиропа по утрам меня тошнило. Что плохого, я вас спрашиваю, в простом рогалике с плавленым сыром или, быть может, с лососем, ломтиком лимона и парой каперсов?

– Вот и она, – сказала мама, когда я, шаркая ногами, вошла в кухню в своей повседневной одежде: рваных джинсах, черной шелковой футболке и мотоциклетных ботинках. Именно этот прикид стал причиной того, что мои сводные братцы начали подозревать меня в причастности к одной из банд, невзирая на все мои энергичные протесты.

Суетливо вскочив из-за стола, мама подошла и чмокнула меня в макушку. С тех пор как она встретила Энди Аккермана – или Умельца Энди, как его называли в шоу об обустройстве дома, которое он вел на одном кабельном канале, – вышла за него замуж, а потом вместе со мной переехала в Калифорнию, чтобы жить с ним и тремя его сыновьями, она была невозможно, отвратительно счастлива.

Даже не знаю, что противнее: это ее состояние или кленовый сироп.

– Здравствуй, дорогая. – Мама потрепала меня по волосам. – Как прошел день?

– О, великолепно, – откликнулась я.

Сарказма в моем голосе она не услышала. Он стал совершенно бесполезен в разговоре с мамой с тех пор, как она встретила Энди.

– А как прошло заседание ученического совета?

– Потрясающе!

Это выдал Балбес в попытке схохмить, пародируя мой голос.

– И что значит «потрясающе»? – Энди, стоя у плиты, переворачивал шипевшие на сковороде кесадильи . – Что в этом такого «потрясающего»?

– Да, Брэд, – поддакнула я. – Что в этом такого «потрясающего»? То, что вы с Дебби Манкузо терлись коленками под партой, или что-то еще?

Краска залила лицо Балбеса. Он занимался борьбой. И его шея была такой же толщины, как мое бедро. Когда его лицо краснело, она приобретала еще более насыщенный оттенок. Забавное зрелище.

– Что ты несешь? – проревел Балбес. – Мне Дебби Манкузо даже не нравится!

– Конечно, не нравится, – парировала я. – Поэтому-то ты и сел рядом с ней за обедом.

Шея Балбеса стала кроваво-красной.

– Дэвид! – гаркнул вдруг Энди во все горло. – Джейк! А ну быстро сюда, оба. Суп на столе.

Два других сына Энди, Соня и Док, шаркая, вошли в столовую. Вернее, Соня шаркал. Док бежал вприпрыжку. Док был единственным из детей Энди, которого, если мне не изменяет память, я когда-либо называла настоящим именем. Это потому, что со своими рыжими волосами и ушами, которые торчали на голове натуральными лопухами, он выглядел как мультяшный герой. К тому же парнишка на самом деле был очень умным, и в нем я видела своего будущего помощника в борьбе с домашними заданиями, несмотря на то, что училась тремя классами старше.

От Сони, напротив, не было никакой пользы, если не считать того, что он возил меня в школу и обратно. В свои восемнадцать Соня являлся счастливым обладателем и прав, и автомобиля – раздолбанного старого «рамблера» с барахлящим зажиганием. Но садясь со старшим сыном Энди в машину, приходилось пенять только на себя, поскольку едва ли Соня когда-либо просыпался полностью, так как по ночам работал доставщиком пиццы. Он копил, как любил напоминать нам в тех немногих случаях, когда соизволял заговорить, на «камаро», и, насколько я могла судить, этот самый «камаро» был пределом его мечтаний.

– Она сама села рядом со мной! – орал Балбес. – Мне не нравится Дебби Манкузо!

– Выдумай что-нибудь получше, – посоветовала я, протискиваясь бочком мимо него. Мама протянула мне миску с сальсой , чтобы я поставила ее на стол. – Я только надеюсь, – прошептала я в ухо Балбесу, – что той ночью на вечеринке у Келли вы с Дебби занимались безопасным сексом. Я еще не готова стать сводной тетушкой.

– Заткнись! – завопил Балбес. – Ты… ты… Плесневелые Ручки!

Я приложила одну из этих плесневелых ручек к сердцу и изобразила, как поражена его выпадом до глубины души.

– Черт! – воскликнула я. – Как же обидно-то! Смеяться над людьми с аллергией так невероятно весело и остроумно.

– Да, придурок, – поддел Балбеса проходивший мимо Соня. – Так что там насчет тебя и этой злобной кошки, а?

Растерявшись, Балбес совсем отчаялся.

– Я не занимался сексом с Дебби Манкузо! – заорал он.

Я заметила, как мама и Энди обменялись быстрыми смущенными взглядами.

– Я искренне надеюсь, что так оно и было, – раздался за нашими спинами голос Дока, младшего брата Балбеса. – Но если все же занимались, надеюсь, Брэд, ты пользовался презервативом. Несмотря на то, что при правильном использовании заявленная частота повреждений высококачественного латексного презерватива составляет всего два процента, статистика говорит, скорее, о двенадцати процентах. Таким образом, эффективность предотвращения беременности с их помощью – всего восемьдесят пять процентов. Но если дополнительно использовать спермицид, это в разы повышает вероятность благоприятного исхода. А еще презервативы представляют собой лучшее средство защиты – хотя, конечно, воздержание гораздо более действенно – против заболеваний, передающихся половым путем, включая СПИД.

Все в кухне – мама, Энди, Балбес, Соня и я – вытаращились на Дока, которому, как я, кажется, ранее упоминала, было двенадцать.

– У тебя слишком много свободного времени, – наконец подала голос я.

Док пожал плечами.

– Лучше овладеть всей информацией заранее. Хотя в настоящее время моя сексуальная активность равна нулю, надеюсь, в ближайшем будущем это изменится. – Он кивнул головой в сторону плиты. – Папа, твои чимичанга , или что там у тебя, сейчас сгорят.

Пока Энди, подскочив, убавлял огонь под своим сырным шедевром, мама стояла, определенно впервые в жизни потеряв дар речи.

– Я, – выдавила она. – Я… Ох… Мне…

Балбес не был готов оставить последнее слово за Доком.

– Я, – вновь повторил он, – не занимался сексом с…

– Эй, Брэд, – окликнул его Соня. – Заткнись уже, а?

Балбес, конечно, не врал. Я своими глазами видела: максимум, что они делали, – так это пытались добраться до миндалин друг друга. Огненная страсть Балбеса и Дебби стала той причиной, по которой мне приходилось мазать руки кортизоновой мазью. Но какой толк в том, чтобы иметь сводных братьев, если вы не можете над ними поиздеваться? Не то чтобы я собиралась кому-то рассказывать о том, что видела. Разумеется, нет. Меня можно много в чем обвинить, но я не ябеда. Однако не поймите меня неправильно: я не возражала бы, если бы Балбеса поймали на том, что он улизнул из-под домашнего ареста. Ну то есть, по-моему, на самом деле он не извлек из своего «наказания» никакого урока. И в следующий раз, встретив моего друга Адама, снова может обозвать его педиком.

Только он не сделает этого в моем присутствии. Потому что, борец он или нет, я вполне способна дать ему хорошего пинка, чтоб он летел отсюда до Клинтон-авеню, улицы, на которой мы жили в Бруклине.

Но сдавать его я, конечно, не собиралась. Это не слишком-то круто, знаете ли.

– А ты, Сьюз, – с улыбкой спросила меня мама, – тоже полагаешь, что заседание ученического совета прошло так «потрясающе», как, похоже, считает Брэд?

Я села за стол. Макс, пес Аккерманов, тут же, сопя, подошел и положил голову мне на колено. Я оттолкнула ее. Голова тут же плюхнулась обратно. Хотя я жила здесь меньше месяца, Макс уже понял, что в этом доме с наибольшей вероятностью что-нибудь на тарелке останется именно у меня.

Конечно, Макс обращал на меня внимание, только когда мы садились за стол. Все остальное время он бегал от меня, как от чумы. Особенно обходил стороной мою спальню. Животные, в отличие от человека, очень восприимчивы к паранормальным явлениям, поэтому Макс чувствовал Джесса и, соответственно, держался подальше от тех комнат, где обычно появлялся призрак.

– Конечно, – ответила я, делая глоток ледяной воды. – Оно было именно «потрясающим».

– И что же вы решили на этом собрании? – поинтересовалась мама.

– Я предложила отменить весенние танцы, – сказала я. – Прости, Брэд. Я знаю, как сильно ты рассчитывал стать кавалером Дебби.

Балбес бросил на меня мрачный взгляд через стол.

– С чего это вдруг ты хочешь отменить весенние танцы, Сьюзи? – удивилась мама.

– Потому что это бесполезная трата наших весьма ограниченных денежных средств, – ответила я.

– Но это же танцы! – возразила она. – В твоем возрасте я обожала ходить на школьные вечеринки.

Это потому, хотелось сказать мне, что у тебя всегда было с кем туда пойти, мамочка. Потому что ты была симпатичной, милой и нравилась мальчишкам. Ты не была странным уродцем, как я, с покрытыми сыпью руками и тайной способностью разговаривать с мертвыми.

Вместо этого я заявила:

– Ну, в нашем классе ты была бы в меньшинстве. Мое предложение поддержали. Оно получило двадцать семь голосов.

– Ну ладно, – вздохнула мама. – И что вы собираетесь делать с деньгами вместо этого?

– Устроим пивную вечеринку! – объявила я, покосившись на Балбеса.

– Даже не шути на эту тему, – сурово отрезала мама. – Меня крайне беспокоит, как много здесь пьют подростки.

Моя мама работает на телевидении. Она ведет утренние выпуски новостей на местном канале в Монтерее. У нее неплохо получается читать с невозмутимым видом сводки о жутких автомобильных катастрофах.

– Мне это не нравится, – продолжала она. – Мы больше не в Нью-Йорке. Там никто из твоих друзей не водил машину, так что это не имело значения. Но здесь… за рулем практически все.

– Кроме Сьюз, – вставил Балбес.

Он, похоже, считал своим долгом то и дело подчеркивать, что, хотя мне и шестнадцать, водительских прав у меня до сих пор нет. Даже ученических. Как будто умение водить было самой важной вещью в мире. Как будто мое время уже не было полностью занято уроками в школе, исполнением функций вице-президента десятого класса академии при миссии и спасением потерявшихся неупокоенных душ.

– Так что вы собираетесь сделать с деньгами на самом деле? – спросила мама.

Я пожала плечами.

– Нужно заменить статую нашего отца-основателя Хуниперо Серра до приезда архиепископа в следующем месяце.

– О, конечно, – вспомнила мама. – Статую повредили вандалы.

Повредили вандалы. Ага, точно. Конечно, все так и говорили. Но никаких вандалов не было. В действительности это было делом рук призрака, который пытался меня убить, оторвав статуе голову и используя ее в качестве шара для боулинга.

А мне полагалось выступить в роли кегли.

– Кесадильи, – объявил Энди, подходя к столу с полным подносом. – Хватайте, пока горячие.

Эти слова вызвали такой хаос, что мне оставалось только сидеть и в ужасе наблюдать за происходящим. Макс так и не поднял головы с моих колен. Когда все утихло, на подносе ничего не осталось, но моя и мамина тарелки были все еще пусты. Через некоторое время Энди это заметил, положил вилку и сердито сказал:

– Эй, парни! А вам когда-нибудь приходило в голову подождать пару секунд, пока каждый за столом не возьмет себе хотя бы по кусочку?

Очевидно, не приходило. Соня, Балбес и Док смущенно уставились в свои тарелки.

– Прошу прощения, – спохватился Док, протягивая маме тарелку, на которой перемешались сыр и сальса. – Вы можете взять немного у меня.

Мама слегка позеленела.

– Нет, спасибо, Дэвид, – поблагодарила она. – Думаю, я обойдусь салатом.

– Сьюз, – заявил Энди, кладя салфетку на стол, – я сделаю тебе самые сырные кесадильи, какие ты когда-либо…

Я оттолкнула голову Макса и встала еще до того, как Энди успел подняться со своего места.

– Знаешь что, – сказала я. – Не стоит беспокоиться. Я просто поем хлопьев, если ты не против.

Энди выглядел обиженным.

– Сьюз, – начал он, – мне не трудно…

– Нет, серьезно, – перебила я. – Вообще-то я собиралась позаниматься кикбоксингом, и если съем слишком много сыра, то мне будет трудно двигаться.

– Но я все равно буду делать еще, – заметил Энди.

Он выглядел таким грустным, что у меня не было другого выбора, кроме как ответить:

– Ладно, я попробую одну штучку. – Я осторожно попятилась к выходу. – Но сейчас доедайте свои кесадильи, а я пойду и возьму немного хлопьев.

Оказавшись в безопасности на кухне вместе с Максом, крутившимся у моих ног, – дурачком он не был и сообразил, что не получит от ребят ни крошки, так что я была для него единственным шансом добраться до человеческой еды, – я достала коробку с хлопьями и миску. Затем открыла дверь холодильника, чтобы взять немного молока. Вот тогда-то я и услышала позади себя мягкий голос, прошептавший:

– Сьюз.

Я резко обернулась. И мне не нужно было видеть, как Макс, поджав хвост, слинял с кухни, чтобы понять, что меня посетил очередной представитель того самого эксклюзивного клуба, известного как «Неупокоенные».