Когда на следующее утро они пришли ко мне, в комнате меня уже не было.

Только не надо сходить с ума. Я оставила записку, в которой говорилось:

«Тем, кого это может касаться,

Я должна бежать, чтобы кое-что доделать. Скоро вернусь.

С уважением,

Джессика Мастриани.»

Я не хотела, чтобы кто-нибудь волновался.

Вот что произошло: я рано проснулась. И как только я проснулась, то знала, где находится Шон. Снова. Поэтому я приняла душ и оделась, а затем вышла в коридор, спустилась вниз по лестнице и выскользнула за дверь...

Никто не пытался остановить меня. Никого даже не было рядом, за исключением нескольких солдат, тренировавшихся во дворе. Они просто проигнорировали меня. Что меня удовлетворило.

Вчера, когда я возвращалась из бассейна, я заметила маленький микроавтобус, который подъехал к остановке возле домов, где жили офицеры с супругами и детьми. Я подошла туда. Опять же, никто не пытался меня остановить. Все-таки, я здесь не заключенная.

Микроавтобус, как сказали люди на остановке, ехал в ближайший город, где я покупала купальник и приставку... и где, я узнала случайно, была автобусная станция.

Поэтому я стояла со всеми людьми, и когда, наконец, микроавтобус подъехал, села в него. И пронеслась прямо под носом у новостных фургонов и репортеров. Мы проехали прямо мимо них и солдат, охраняющих вход на базу, держа репортеров снаружи.

И вот так просто я покинула военную базу Крэйн.

Город за пределами Крэйна не считался процветающим мегаполисом, но мне всё же было сложно найти автовокзал. Я должна была спросить трех человек. Первый, водитель микроавтобуса, дал мне самое неудачное направление, затем ребенок за кассой регистрации, и, наконец, старик, сидящий на скамейке рядом с парикмахерской. В конце концов, я нашла его благодаря тому, что рядом стоял автобус.

Я заплатила за билет туда и обратно — семнадцать долларов — теми деньгами, которые дал мне папа прежде, чем уехать.

— На всякий чрезвычайный случай, — сказал он, и сунул мне сто баксов.

Ну, это чрезвычайный случай. Вроде того.

Я позавтракала на автобусной остановке двумя шоколадками и Sprite из торговых автоматов. Ещё один доллар семьдесят пять.

Полагая, что могла бы заскучать во время поездки, я купила книгу. Ту же книгу, которую заметила в заднем кармане Роба в последний раз, когда видела его. Я думала, что чтение той же книги, сможет как-то сблизить нас.

Хорошо, я признаю: это не правда. Это была единственная книга на полке, которую я сочла хоть капельку интересной.

Автобус подъехал в 9:00. Я села в пустой автобус и заняла место у окна. Замечали когда-нибудь, что всё вокруг всегда выглядят лучше, когда смотришь сквозь тонированное стекло автобуса? Серьезно. Тогда, когда выходишь из автобуса, всё кажется не таким ярким; можно увидеть грязь, и вы подумаете: «Тьфу». Вот так я и думала.

Потребовалось больше часа, чтобы добраться до Паоли. Я провела большую часть пути, глядя в окно. Не так много чего увидишь в штате Индиана, кроме кукурузных полей. Уверена, что такое утверждение верно и для большинства других штатов.

Когда мы добрались до Паоли, я вышла из автобуса и пошла на станцию​​. Она больше, чем та, за пределами Крэйна. Стояли ряды пластиковых стульев и таксофоны. Тем не менее, я могла легко угадать копов под прикрытием. Только одно свободное место было у торгового автомата, а другое — возле мужского туалета. Каждый раз, когда автобус прибывал, копы вставали и выходили, сделав вид, что кого-то ждут. Потом, когда Шон не выходил из автобуса, они возвращались назад и снова садились.

Я наблюдала за ними в течение часа, так что знаю, о чем говорю. Также стояли полицейские машины без опознавательных знаков, припаркованные через дорогу от автобусной станции, и ещё одна — около входа в боулинг, немного подальше.

Когда пришло время прибытия автобуса Шона, я знала, что должна устроить диверсию, чтобы полицейские не успели поймать мальчика, прежде чем я смогу поговорить с ним. Так вот что я сделала: я устроила пожар.

Знаю. Могли погибнуть люди. Но послушайте, я убедилась, что никого там не было. Я подожгла мусор в дамской комнате, но только после того, как убедилась, что все кабинки пусты. Тогда я пошла и встала у таксофона, словно ожидала звонка. Никто не заметил меня. Никто никогда меня не замечает. Невысокие девушки, как я, не выделяются, понимаете?

Через несколько минут повалил дым. Одна из кассиров заметила его первой. Она завизжала:

— Боже мой! Пожар! Пожар! — и указала на дверь дамской комнаты.

Другие работники полностью взбесились. Они начали кричать всем, чтобы те вышли. Кто-то крикнул:

— Наберите 911!

Один из полицейских под прикрытием спросил, есть ли огнетушитель. Другие звонили по мобильным. Он сказал парням идти в машины без опознавательных знаков и по радио вызвать пожарных.

И тут подъехал автобус из Индианаполиса. Я побрела навстречу.

Шон вышел пятым. Он замаскировался… ну, или попытался это сделать. Он всего лишь покрасил волосы в коричневый. Велика важность. Вы все ещё можете увидеть его веснушки за километр. Кроме того, Шон всё ещё был в этой дурацкой кепке с логотипом «Янки». По крайней мере, он попытался натащить ее на глаза, чтобы закрыть лицо.

Но, простите, двенадцатилетний ребенок, который к тому же был невысоким для своего возраста, вышел из автобуса дальнего следования сам по себе, в середине учебного дня? Слишком бросается в глаза.

К счастью, мой маленький огонь начал действительно коптить. Не знаю, чувствовали ли вы когда-нибудь раньше запах горелого пластмассового мусорного ведра, но позвольте мне сказать, что он неприятный. А дым? Довольно черный. Все вышедшие из автобуса испуганно смотрели в сторону станции. Густой едкий дым валил из туалета. Все кассиры стояли снаружи, говоря пронзительными голосами. Вы могли бы сказать, что это самое интересное, что происходило на автобусной станции в Паоли за какое-то время. Полицейские под прикрытием метались, пытаясь убедиться, что все вышли. И тогда появились пожарные машины, включая сирены на полную мощность.

Пока все это происходило, я подошла к Шону, взяла его за руку и сказала:

— Не останавливайся.

И повела его от станции так быстро, как только могла. Сначала он не хотел идти со мной. Довольно трудно было услышать, что он сказал, так как сирена пожарной машины была очень громкой. Я кричала ему в ухо:

— Ну, если ты предпочитаешь пойти с ними, они тебя ждут.

И, я предполагаю, он понял мой намек, потому что после этого перестал сопротивляться.

Когда мы отошли достаточно далеко от станции, чтобы звук сирены уже не мог заглушить наши голоса, Шон вырвал руку и потребовал очень грубой голосом:

— Что ты здесь делаешь?

— Спасаю твой зад, — сказала я. — О чем ты вообще думал, когда возвращался сюда? Именно здесь любой, имеющий хоть капельку мозга, будет искать тебя, понимаешь.

Голубые глаза Шона сверкнули на меня из-под козырька кепки.

— Да? Ну, где ещё я должен быть? Моя мама в тюрьме, — сказал он. — Благодаря тебе.

— Если бы ты прояснил все в тот день, — сказала я, — вместо того чтобы нервничать, ничего этого бы не случилось.

— Нет, — парировал Шон. — Если бы ты не стуканула, ничего этого бы не случилось.

— Стуканула? — я разозлилась. Все говорили, какой замечательный «дар» я получила. Словно это было чудо, благословение, и бла, бла, бла. Но никто ещё не называл меня стукачкой. Маленькое отродье, подумала я. Почему я трачу на него свое время? Я должна просто оставить его здесь... Но я не могла. Знаю, что не могла.

Я пошла дальше, не говоря ни слова. Аллея, на которой мы находились, не была приятной. Контейнеры, полные мусора, по обе стороны от нас и битое стекло под ногами. Хуже того, примерно через пять метров, аллея закончилась, и я могла увидеть, что впереди начиналась оживленная улица. Если я собиралась убедиться, что Шона не поймают, я должна прятать его от посторонних глаз.

— Во всяком случае, — сказал Шон тем же сопливым голосом, — если кто-то с мозгами знает, что я буду здесь, то почему никто из них не нашел меня?

— Потому что только я знала, на каком автобусе ты приедешь, — ответила я.

— А откуда ты знаешь?

Я подняла брови.

— А-а-а, тебе приснилось, что я был на рейсе 1115 из Индианаполиса? — саркастически спросил он.

— Эй, никто не говорил, что мои сны интересны.

— Ну, и что было там? Ты сказала, что они ждали меня. Кто?

— Шайка полицейских под прикрытием, которые ждут тебя на автобусной станции. Должно быть, они подозревали, что ты попытаешься добраться сюда. На автобусе, я имею в виду. Я должна была устроить диверсию.

Его голубые глаза расширились.

— Так это ты устроила пожар?

— Ага. — Мы были почти на улице. Я протянула руку и остановила его. — Послушай, мы должны поговорить. Куда мы можем сходить, где сможем ... понимаешь, смешаться с толпой?

— Я не хочу с тобой говорить, — сказал он.

— Да, но мы поговорим. Кто-то должен вытащить тебя из этого беспорядка.

— И ты думаешь, что сделаешь это? — с усмешкой в голосе спросил он.

— Нравится тебе или нет, малец, — сказала я, — но я — всё, что у тебя есть.

Он закатил глаза. Ну, это уже прогресс, так или иначе.

Мы пошли туда, куда идут все. Правильно — в торговый центр.

Позвольте сказать, торговый центр в Паоли, штат Индиана, не тот торговый центр, как в моем городе. Там всего два этажа и около двадцати магазинов, а также ресторанный дворик, который состоял из «Пицца Хат» и «Оранджа Джулиуса». Тем не менее, беднякам не приходится выбирать. И так как было время обеда, мы не были единственными детьми вокруг. По-видимому, единственным местом в Паоли, где можно купить газировку и кусок пиццы был «Пицца Хат» в торговом центре, поэтому место забито школьниками, пытавшимися схомячить еду за пятьдесят минут, прежде чем вернуться в школу.

Я сказала Шону, чтобы он попытался сесть повыше на своем месте. Я надеялась, что он, может быть, мог сойти за тощего пятнадцатилетку. И что я могу сойти за неудачницу, которая встречается с парнем младше меня.

— Эй, — сказала я, когда наблюдала, как он напал на пиццу. — Помедленнее. Это первое, что ты съел за весь день?

— За два дня, — сказал он с набитым ртом.

— Ты что? Даже не подумал украсть немного денег у отца, прежде чем убежать?

— У него кредитная карта, — сказал он, сделав несколько глотков Pepsi.

— О, кредитная карта. Умно. Легко купить что-то в Макдональдсе с помощью кредитки.

— Мне только нужно было купить билет из Чикаго, — защищался он.

— Ах, да. — Так вот почему, полицейские знали, что он был там. — Но не еду.

— Я забыл о еде, — сказал он. — Кроме того…

Он взглянул на меня. Я не могу описать этот взгляд. Предполагаю, что этот взгляд вы могли бы назвать укоризненным.

— …я больше беспокоился о маме, чем о еде.

Признаю. Я попала. Я беспокоилась за него, и получила за это уже сотый пинок. Потом я увидела размер укуса его последнего куска пиццы.

— О, вот дерьмо, — сказала я. — Я хотела сказать, что сожалею.

— Нет, не сожалеешь.

— Не сожалею? — Я уставилась на него. — О, ну ладно, мне, правда, жаль. Вот почему я здесь. Я хотела помочь.

Шон подвинул пустую тарелку мне.

— Помоги мне с другой пиццей, — сказал он. — На этот раз, без овощей.

Я сидела там и наблюдала, как он поедает второй кусок пиццы, сама выпив только газировку. Не могу, есть в «Пицце Хат». Не потому, что противно или что-то ещё. Я уверена, они хорошо готовят. Только нам никогда не разрешали, есть пиццу где-то, кроме нашего собственного ресторана. Мои родители считали предательством, если хоть заикнешься о «Литтл Цезаре» или о «Домино». В «У Мастриани» или нигде.

Поэтому я ничего не ела. Нелегко жить, когда у родителей ресторанный бизнес.

— Итак, — сказала я, когда Шон казался достаточно сытым для разговора. — Что именно ты собирался делать, когда приедешь сюда?

Он мрачно посмотрел на меня.

— А что ты думаешь?

— Вызволить свою мать из тюрьмы? О, конечно. Хороший план.

Его мрачный взгляд превратился в испепеляющий.

— Ты сделала это, — отметил он с восхищением в голосе. Неохотно, но это не важно. — Пожар на автовокзале. Я мог бы сделать что-то вроде этого.

— О, да. И все охранники выбегут на улицу, и оставят все тюремные камеры открытыми, чтобы ты смог просто проникнуть и освободить маму и уйти.

— Хорошо, — сказал он. — Я не говорил, что у меня был план. Пока нет. Но я придумаю что-нибудь. Всегда так делаю.

— Ну, — сказала я. — Думаю, у меня есть мысль.

Он взглянул на меня.

— Насчет чего?

— Плана.

— О, Боже, — сказал он, и сделал глоток Пепси.

— Эй, — сказала я. — Не произноси имя Господа всуе.

— Ты делала это, — саркастически произнес он.

— А вот и нет. Да и к тому же, мне шестнадцать.

Он снова закатил глаза.

— Да, это делает тебя взрослой, думаю. У тебя есть водительские права?

Он задел меня за живое. Я случайно завалила первую попытку при получении водительских прав. Это была не моя вина, конечно. Что-то странное, кажется, происходит, когда я сажусь за руль. Всё из-за скорости. Если на дороге никого больше нет, почему необходимо ехать со скоростью 50 километров в час?

— Ещё нет, — сказала я. — Но я работаю над этим.

— Господи. — Шон отвалился на спинку стула. — Послушай, ты не совсем надежна, знаешь? Ты уже однажды подставила меня, помнишь?

— Я совершила ошибку, — ответила я. — И уже извинилась. Я купила тебе пиццу. Сказала, что у меня есть план, чтобы в этот раз сделать всё правильно. Что ещё ты хочешь?

— Что ещё я хочу? — Шон наклонился вперед так, чтобы черлидерши за соседним столиком не подслушали его. — Я хочу, чтобы все стало как прежде, до того, как ты пришла и всё испортила.

— Да? Ну, не в обиду, Шон, но я не думаю, что раньше всё было так замечательно. Я о том, что произошло бы, когда один из учителей или родителей твоих друзей сходил бы в продуктовый магазин и увидел твое лицо на пакете молока, а? Вы с мамой собирались переезжать каждый раз, когда кто-то узнает тебя? Вы хотели бегать, пока тебе не исполнится восемнадцать? Это план?

Шон сердито посмотрел на меня из-под козырька кепки.

— Что ещё мы должны делать? — потребовал он. — Ты не понимаешь... Мой папа, у него есть друзья. Именно поэтому судья постановил, как он хотел. Мой папа попросил друзей прижать судью. Он точно знал, какой мой отец, но всё-таки вынес решение в его пользу. У мамы не было шансов. Так что, да, мы будем продолжать бежать. Никто не сможет нам помочь.

— Ты ошибаешься, — сказала я. — Я могу.

Шон наклонился вперед и сказал, совершенно сознательно:

— Ты ... не можешь ... даже ... водить.

— Я знаю. Но я могу помочь. Послушай меня. Отец моей лучшей подруги адвокат, причем хороший. Однажды, когда я была у него дома, я слышала, как он говорил о случае, когда ребенок подал в суд, чтобы его освободили...

— Это... — сказал Шон, отодвигая свою пустую тарелку, — чушь собачья. Я не знаю, почему вообще тебя слушаю.

— Потому что я все, что у тебя есть. Теперь слушай...

— Нет, — ответил Шон, тряся головой. — Ты ещё не поняла? Я слышал о тебе.

Я уставилась на него.

— Ты о чем?

— Я видел в новостях, как тебя доставляют на военную базу.

— Да? И?

— Ты такая глупая, — сказал Шон. — Ты ничего не знаешь. Готов поспорить, что ты не знаешь, для чего ты нужна им. Правда?

Я поежилась в кресле.

— Конечно, знаю. Надо мной проводят эксперименты. Чтобы выяснить, как я узнаю о таких людях, как ты. Вот и всё.

— Это не всё. Ты им нужна, чтобы находить людей, так?

Я подумала о тех фотографиях мужчин, которые заставлял меня смотреть полковник.

— Может...

— Поняла? Ты не помогаешь никому. Ты не знаешь, кто эти парни. Некоторые из тех людей, которых они хотят обнаружить, может быть, бежали по той же причине, что я и моя мама. Некоторые из них на самом деле могут быть невиновными. А ты доставишь их в полицию, как большой старый пончик с шоколадной глазурью.

Я не хотела слышать такие пренебрежительные слова о полиции, особенно от кого-то такого юного. Всё-таки полиция обеспечивает жизненно важные услуги для нашего общества за небольшую плату или даже маленькую похвалу.

— Уверена, что если кто-то нужен правительству США, он должен быть в чем-то виноват... — сказала я. Мой голос звучал неуверенно даже в моих ушах.

Но по правде, он не сказал ничего, о чем бы я уже не думала. По какой-то причине, он напомнил мне сон. Марко. Поло. Марко. Так много людей, так много голосов. И я не могла достигнуть ни одного из них.

Лицо Шона побелело под веснушками.

— А как насчет фильма «Беглец», а? Он ничего не сделал. Всего лишь однорукий человек. Один из тех людей, которых они хотят, чтобы ты нашла для них, может быть таким, как Харрисон Форд в этом фильме. А ты Томми Ли Джонс. — Он покачал головой с отвращением. — Знаешь, ты действительно стукачка?

Стукачка? Я? Я хотела скрутить шею этому мелкому хаму. Но потом бы сожалела о содеянном.

Марко.

— Тебе даже не подходит определение «стукачка», — сказал он. — Знаешь, кто ты? Дельфин.

Я уставилась на него. Он издевается? Дельфины — доброжелательные, умные животные. Если он пытался оскорбить меня, он должен быть немного изобретательнее.

— Знаешь, что правительство делало раньше? — Шон был в ударе. — Они раньше обучали дельфинов плыть до лодки и тыкать в них носами. Затем, когда началась Первая мировая война, они привязали к спине дельфинов бомбы и отправили их подплыть к вражеским лодкам и коснуться её носами. Но на этот раз, когда они сделали это, что, думаешь, случилось? Бомбы взорвались, и вражеские корабли и дельфинов разнесло в пух и прах. О, конечно, все говорят: «Подумай, сколько людей было бы убито людьми в лодке, если бы их не взорвали. Дельфины отдали жизнь благородному делу». Но я готов поспорить, что животные так не думали. Дельфины не начинали войну. Они не имеют с ней ничего общего. — Он прищурился на меня. — Знаешь что, Джесс? — сказал он. — Теперь, ты — дельфин. И всего лишь вопрос времени, когда они взорвут тебя.

Я сузила глаза на него, но должна признать, что рассказ о дельфинах немного встревожил меня.

Поло.

— Я не дельфин, — сказала я. Я уже начала жалеть, что нашла Шона Патрика O'Ханахана. И я, безусловно, сожалела о том, что купила ему два кусочка пиццы и Pepsi.

К сожалению, чем больше я думала об этом, сидя в ресторане с черлидершами из школы Паоли, хихикавшими за соседнем столиком, и мелодичной музыкой на заднем плане, тем больше понимала, кем именно я стала... или, скорее, кем едва не стала. «Скоро вернусь». Это то, что я написала в записке, что оставила в то утро. Имела ли я, в самом деле, это в виду? Я на самом деле хотела вернуться? Или на самом деле я хотела сказать «Hasta La Vista, детка», как бесплатный тунец для дельфина?

Марко.

— Послушай, — сказала я Шону, — мы здесь обсуждаем не мою проблему, а твою.

Он посмотрел на меня.

— Ладно. Что я должен делать?

— Во-первых, — сказала я, — прекратить использовать кредитку своего отца. Вот. — Я порылась в кармане, затем вытащила то, что осталось от сотни долларов от моего отца. — Возьми. Тогда мы поедем на такси.

— На такси?

— Да, на такси. Ты не можешь вернуться к автовокзалу, и нам надо вывезти тебя из Паоли. Я хочу, чтобы ты пошел в мою школу. — Я полезла в рюкзак, достала ручку и накарябала адрес средней школы Эрнест Пайл на салфетке «Пицца Хат».

— Спроси мистера Гудхарта. Скажи, что я послала тебя. Он поможет. Скажи ему, что он должен позвонить папе Рут, мистеру Абрамовичу. Вот, я написала тебе. Прекрати хватать меня за руку, я пишу это для тебя.

Но Шон не отпускал. Я не понимала, что хочет этот ребенок. Ручку? Зачем ему ручка?

— Успокойся, ладно? — сказала я, глядя на него. — Я пишу так быстро, как я могу.

Но потом я увидела его лицо. Он даже не смотрел на меня. Он смотрел мимо меня, на дверь ресторана.

Я обернулась как раз вовремя, чтобы установить зрительный контакт с полковником Дженкинсом. Когда он увидел меня, его большие руки сжались в кулаки, и я вспомнила, необъяснимо, тренера Олбрайта. И это ещё не всё. За ним маршировала целая свора мясистых парней в армейской одежде и с оружием.

Поло.

— Черт, — сказала я.

Полковник кивнул на меня.

— Вот она, — сказал он.

Хоть Шону всего лишь двенадцать, он не глупый. Он прошептал:

— Бежим!

И хотя ему было всего двенадцать, его совет был очень дельным для меня.