Нью-Йорк — странное место. Здесь все может измениться в мгновение ока. Теперь я поняла, что означает выражение «нью-йоркская минута». Здесь время течет гораздо быстрее.

Вы, например, можете идти по идеально чистой улице, усаженной деревьями, но всего через квартал оказываетесь в заваленных мусором трущобах, где стены домов покрыты граффити. А ведь вы всего лишь перешли улицу.

Так что я не сильно удивилась, когда в течение двух дней из безработной превратилась в гордую обладательницу сразу двух работ.

Собеседование с сотрудником отдела кадров в фирме отца Чаза прошло успешно. По-настоящему успешно. На самом деле оно было похоже на какой-то фарс. После получаса ожидания в стильном холле (они поменяли отделанные золотом диваны на кожаные, темно-коричневого цвети, прекрасно гармонирующие с темными деревянными панелями на стенах и ярко-зеленым ковром) меня проводили к какой-то деловой женщине. Она задала мне пару милых вопросов типа, откуда я знаю Чаза. Я ответила: «Мы жили в одном общежитии, когда учились в колледже». Я не стала упоминать, что мы с Шери встретили его на киновечеринке, которую устроил комитет самоуправления Мак-Крекен-Холла, и что именно Чаз начал передавать по кругу сигарету с марихуаной, из-за чего мы еще долгое время между собой называли его «Косячок». А потом однажды утром Шери, обнаружив его в нашей столовой за завтраком, подсела к нему за столик, спросила, как его зовут, и в тот же вечер отправилась в его одноместную комнату и переспала с ним. Три раза.

— Прекрасно, — говорит Роберта, видимо не отдавая себе отчет в том, что получила обо мне более чем неполную информацию. — Мы все любим Чарльза. Когда он работал в отделе корреспонденции, он нас все время разыгрывал. Это было так забавно.

Да уж, Чаз умеет повеселиться.

— Плохо только, — с сожалением говорит Роберта, — что Чарльз не выбрал юриспруденцию. У него, как и у отца, блестящий академический ум. Когда они начинают о чем-то спорить — всем остальным нечего делать.

Да. Все правильно, Чаз любит это дело.

— Итак, Лиззи, — доброжелательно продолжает Роберта, — когда вы приступите к работе?

Я от удивления раскрываю рот.

— То есть вы меня принимаете?

— Конечно. — Роберта смотрит на меня как-то странно, как будто по-другому и быть не может. — Как насчет завтра?

Могу ли я начать завтра? Не у меня ли на счету остался всего триста двадцать один доллар? Не я ли исчерпала все кредитные лимиты своих карточек? Не я ли задолжала «Мастеркард» целых полторы тысячи?

— Конечно, я начну завтра.

О, Чаз, беру все свои слова обратно. Я люблю тебя. Можешь говорить все что угодно о Люке. Можешь быть каким угодно пессимистом по поводу моей с ним свадьбы. Я обязана тебе на веки вечные.

— Я обожаю твоего парня, — сообщаю я Шери, позвонив с мобильного прямо от дверей небоскреба на Медисон-авеню, где фирма «Пендергаст, Лоуглинн и Флинн» занимает целый этаж.

— Правда? — С недавнего времени Шери, всякий раз когда я звоню к ней на работу, отвечает так как будто у нее крыша поехала. — Тогда забирай его себе.

— Заметано, — отвечаю я. Я стою на Пятьдесят седьмой улице, соединяющей Медисон и Пятой авеню. Сегодня чудесный осенний день — еще достаточно тепло и в то же время не жарко. Я решаю не спускаться в метро, сэкономить пару долларов и пешком пройтись до мастерской месье Анри, которая находится в тридцати кварталах отсюда. Бережливость — превыше всего! — Чаз нашел мне работу в офисе своего отца.

— Работу? — Я слышу в трубке треск компьютерной клавиатуры. Шери разговаривает и одновременно работает с электронной почтой. Но я не обижаюсь. Буду довольствоваться тем, что есть, в последнее время нам нечасто удается пообщаться. — Я думала, что ты уже устроилась. В свадебное ателье.

— Да. — Я вдруг понимаю, что не сообщила подруге подробности моей договоренности с месье Анри. — Но там мне но будут платить.

— ЧТО? — По ее тону и прекратившемуся треску я понимаю, что Шери полностью переключила свое внимание на меня. — Ты согласилась на неоплачиваемую работу?

— Точно, — говорю я. Двигаться по оживленному тротуару и одновременно разговаривать по мобильному телефону достаточно проблематично. Вокруг столько занятых людей, спешащих на работу, уличных торговцев, продающих подделки под «Прада», туристов, останавливающихся, чтобы поглазеть на каждое высокое здание, бездомных, клянчащих мелочь, что маневрировать так же сложно, как на скоростной трассе Индия-500 во время гонок. — Когда ты новичок в моде, сложно найти в Нью-Йорке оплачиваемую работу дизайнера.

— Не могу поверить, — ошеломленно говорит Шери. — А как же «Проджект Рануэй»?

— Шери, я не собираюсь участвовать в реалити-шоу…

— Просто я хотела сказать… мне показалось, что там все так легко…

— На самом деле, — объясню я, — это не так. В любом случае я хочу, чтобы мы все вместе: ты, я, Чаз и Люк — отметили это событие. Что ты делаешь сегодня вечером?

— О… — тянет Шери. Я слышу, что она снова начала печатать. Это непросто услышать, когда вокруг гудят машины и громко разговаривают люди. И все-таки от меня не ускользает то, что разговор со мной вновь начинает занимать лишь половину внимания Шери. — Я не могу. Только не сегодня. У нас дел невпроворот.

— Отлично, — говорю я. Я понимаю, что в настоящее время работа для Шери стоит на первом месте. Как, собственно, и должно быть. Ведь она спасает жизнь женщинам. — А как насчет завтра?

— На этой неделе у меня не получится, Лиззи, — отвечает Шери. — Я каждый день буду работать допоздна.

— Тогда в субботу? — терпеливо предлагаю я. — В субботу вечером ты не работаешь?

Шери молчит секунду или две. Наверное, она скажет, что будет занята весь субботний вечер. Но неожиданно она говорит:

— Нет, конечно, нет. В субботу я свободна.

— Здорово, тогда отправимся в Чайнатаун, а потом в «Хониз». По субботам туда приходят серьезные любители караоке. Шери…

— Что, Лиззи? Мне действительно нужно бежать, Пат ждет…

— Понимаю. — В последнее время Шери постоянно кто-то ждет. — Я просто хотела тебя спросить. У тебя с Чазом все в порядке? Он меня спрашивал о тебе.

Она снова переключает на меня все внимание.

— И что он обо мне спрашивал? — почему-то довольно резко интересуется Шери.

— Все ли с тобой в порядке, — отвечаю я. — Я сказала: да. По-моему, он скучает по тебе так же, как и я. — Я останавливаюсь, чтобы подождать зеленого сигнала светофора, и задумываюсь. — Даже, наверное, сильнее…

— Это невыносимо, — сердится Шери. — Я слишком занята, помогая жертвам домашнего насилия подыскать новое жилье и спасая их жизни, чтобы беспокоиться о своем парне. Мужчины всегда думают, что весь мир вращается вокруг них. А когда женщина начинает преуспевать и даже превосходить его, он тут же чует опасность и тут же бросает ее ради той, что может посвятить ему больше времени.

Услышав ее тираду, я столбенею. Настолько, что на мгновение останавливаюсь как вкопанная, и тут же меня в спину толкает какой-то раздраженный бизнесмен.

— Простите, — бормочет он и бежит дальше.

— Шери, — говорю я в трубку. — Чаза не пугает твоя новая работа. Ему нравится, что ты поглощена ею. Ему просто нужно знать, когда он снова тебя увидит. Он не собирается тебя бросать.

— Знаю, — мнется Шери. — Прости… Я не хотела на тебя все это выплескивать. Просто у меня сегодня не самый удачный день. Забудь все, что я сказала.

— Шери… — Я качаю головой. — По-моему, дело не просто в неудачном дне. Вы с Чазом…

— Мне действительно пора бежать, Лиззи, — говорит Шери. — Увидимся в субботу.

И вешает трубку.

Bay! Интересно, что бы это значило? У Чаза с Шери отношения всегда были бурными, между ними то и дело вспыхивали ссоры, временами переходящие в битвы. (Самая серьезная разразилась, когда Шери решила умертвить и анатомировать свою лабораторную крысу, мистера Джингла. Даже после того, как Чаз купил в зоомагазине его точную копию, никто из нас уже не испытывал к ней таких чувств, как к мистеру Джинглу.)

Но Чаз и Шери всегда быстро мирились (за исключением тех двух недель, когда Чаз не разговаривал с Шери после убийства мистера Джингла). Основной причиной, по которой Шери ссорилась с Чазом, был потрясающий секс после примирения.

И что происходит сейчас? Может, просто Шери решила устроить заговор, чтобы оживить их отношения?

Ведь, как я лично убедилась, непросто поддерживать пламя страсти, когда живешь вместе. Повседневная рутина может здорово помешать безмятежному сосуществованию. Я имею в виду споры о том, кому сегодня мыть посуду, у кого в руках будет пульт от телевизора, кто вытащил зарядное устройство из розетки и забыл включить его обратно и т. д. и т. п.

Эти споры — настоящие убийцы романтики.

Я не про то, что мне не нравится каждая минутка, которую я провожу с Люком. С момента, когда я открываю глазаи вижу у себя над головой улыбающуюся ренуаровскую девушку, до того, как засыпаю, слыша рядом тихое дыхание Люка. Он всегда засыпает раньше меня. Не понимаю, как ему это удается. В ту минуту, когда его голова касается подушки, он выключается, как лампочка. Возможно, потому, что «Принципы общей биологии и химии», которые он читает на ночь, чтобы подготовиться к занятиям, насколько скучны. Я благодарю небеса за то, что приняла решение перебраться из Англии во Францию. Иначе я никогда бы с ним не встретилась и не была бы счастлива, как сейчас (если не принимать во внимание мой финансовые неурядицы).

И все-таки, кажется, я понимаю Шери. Она немного отдалилась от Чаза, только чтобы немного оживить их отношения. Знаете, я смотрела телевизор вместе с Чазом и видела, как он непрерывно переключает каналы вместо того, чтобы просто оставить какую-то мало-мальски интересную передачу или найти газету с телепрограммой на неделю и посмотреть, что идет. А Люк включает какой-нибудь ужасный документальный фильм, например про Холокост, и считает, что это вполне нормально для приятного пятничного вечера дома. Меня это тоже страшно раздражает.

Но сейчас у меня не было времени переживать о Шери с Чазом или о полном неприятии Люком романтических комедий, потому что в ателье месье Анри я обнаружила полный бедлам.

Женщина в возрасте, с высокой прической и в яркой одежде, которую я называю «мост и туннель» (такую носят люди, живущие не на Манхэттене и вынужденные добираться сюда либо по мосту, либо через туннель), держит в руках огромную белую коробку и кричит: «Посмотрите, только посмотрите!» Рядом с ней угрюмо и обреченно стоит девушка, наверняка ее дочь (хотя одета она гораздо интереснее — в черное в сочетании с чем-то похожим на пожар в джунглях).

Месье Анри не перестает говорить:

— Мадам, я знаю. Это не в первый раз. Я часто такое вижу.

Я, стараясь не попадаться ему на глаза, тихонько подхожу к мадам Анри, которая наблюдает за разворачивающейся драмой, стоя за шторой в дверном проеме, ведущем в заднее помещение.

— Что случилось? — спрашиваю я.

Она только качает головой.

— Они ходили к Морису, — звучит в ответ. Это не объясняет ничего. Я до сих пор понятия не имею, кто такой Морис.

Месье Анри открывает крышку коробки и осторожно достает из нее легкое, как паутинка, платье с длинными рукавами.

По идее, оно должно быть белым. Но кружева приобрели отвратительно желтый оттенок.

— Он обещал! — не устает повторять женщина. — Он обещал, что в коробке Оно не пожелтеет!

— Конечно, обещал, — сухо соглашается с ней месье Анри. — А когда вы принесли платье и показали ему, он сказал, что оно изменило цвет из-за того, что вы открывали коробку и нарушили упаковку.

— Да! — Она так расстроена, что у нее трясется подбородок. — Да! Именно так он и сказал! Он сказал, что по моей вине в коробку попал воздух!

Непроизвольно у меня вырывается протестующий возглас. Месье Анри зыркает на меня, и я немедленно закрываю рот и делаю шаг назад.

Но месье Анри одним взглядом своих голубых глаз приказывает мне не двигаться.

— Мадемуазель! — обращается он ко мне. — Вы хотели что-то сказать?

— Нет, — быстро отвечаю я, чувствуя, что мадам Анри сверлит меня сердитым взглядом. — Разве что…

— Что? — Глаза месье Анри очень светлые. Без очков он почти ничего не видит вблизи. У него страшная дальнозоркость. — Продолжайте. Что именно вы хотели сказать?

— Только то, — осторожно начинаю я, панически боясь, что ляпну что-то не то, — что хранение текстиля в герметичных контейнерах только вредит ему, особенно если внутрь попадает влага. Может появиться плесень.

Я отмечаю про себя, что месье Анри доволен моим ответом. Это дает мне смелости продолжать.

— Ни один из исторических костюмов в Метрополитен-музее не хранится в герметичной витрине. И ничего с ними не происходит. Важно только, чтобы на них не попадали прямые солнечные лучи. Кружева на платье пожелтели совсем не потому, что вы нарушили упаковку. Пожелтение произошло из-за того, что платье было плохо почищено перед хранением… Вполне возможно, что его вообще не чистили и на нем остались пятна от шампанского и пота.

Улыбка месье Анри заставляет меня сделать вывод, что финал моего рассказа достаточно впечатляющ. Его жена надает облегченный вздох.

Я удивленно оглядываюсь. Мне ясно, что она отказывается от слова «дуреха», которым обозвала меня на прошлой неделе.

— Как такое могло случиться? — спрашивает женщина, сдвигая брови. — Если платье чистили до того, как положить на хранение?

— Боже, мам, — раздраженно перебивает ее девушка, — как ты не понимаешь? Этот Морис не чистил его. Он просто сложил его в коробку, запечатал и отдал тебе, сказав, что почистил.

— А еще он сказал, чтобы вы не вскрывали его, — добавляет месье Анри, — в противном случае ткань пожелтеет, и вы не получите никаких денег по гарантии. — Месье Анри произносит «Тс-с» и смотрит на платье у себя в руках. Надо сказать, оно не самое красивое из тех, что я видела. Но вполне симпатичное.

Только очень странно, что эта пожилая дама решила отдать свое старомодное свадебное платье дочери. Не понимаю, как может мисс «Пожар в джунглях» появиться в этом платье в викторианском стиле, с закрытым горлом, будь оно хоть десять раз от Сюзи Перетт.

— Я сотни раз видел подобное, — печально говорит месье Анри. — Какой позор.

Пожилая дама явно расстроена.

— Оно испорчено? Его нельзя спасти?

— Не знаю, — с сомнением в голосе говорит месье Анри. Я понимаю, что он играет. Все, что требуется этому платью, — это замачивание в бесцветном уксусе и, возможно, ручная стирка с небольшим количеством кислородного отбеливателя.

— Господи, как ужасно, — говорит мисс «Пожар в джунглях» прежде, чем месье Анри успевает что-то сказать. — Придется нам покупать новое платье.

— Мы не станем покупать новое платье, Дженифер, — резко отвечает дама с высокой прической. — Это платье послужило для меня и для всех твоих сестер. Оно подойдет и тебе!

Дженифер явно с ней не согласна. Месье Анри даже не нужно надевать очки, чтобы это заметить. Он задумывается, не зная, как быть. Мадам Анри прокашливается.

Но тут, не дав ей произнести ни слова, встреваю я:

— Мы с легкостью уберем желтизну. Но ведь дело не только в ней?

Дженифер смотрит на меня с подозрением. Как и все остальные.

— Элизабет! — Месье Анри впервые с момента нашего знакомства называет меня по имени. Я понимаю, что его приторно-сладкий тон насквозь фальшивый. На самом деле ему хочется меня убить. — Дело только в желтизне.

— Не только, — так же фальшиво-сладко говорю я. — Посмотрите на это платье, а потом на Дженифер. — Все присутствующие смотрят на платье, а потом на девушку, Дженифер выпрямляется и чуть отводит стороны полы куртки. — Теперь видите, в чем проблема?

— Нет, — тупо отвечает мама Дженифер.

— Это платье, возможно, очень шло вам, миссис… — Я замолкаю и смотрю на мать Дженифер.

Та уточняет:

— Харрис.

— Точно, миссис Харрис. Вы — статная женщина с великолепной осанкой. Но посмотрите на Дженифер. Какая она миниатюрная. Она потеряется в таком пышном платье.

Дженифер щурит глаза и стреляет взглядом в сторону матери.

— Вот видишь? — шипит она. — Я же тебе говорила.

— Э-э, хм-м, — неловко мямлит месье Анри. Он все еще смотрит на меня так, будто хочет убить. — Кстати, Элизабет, собственно, не является нашей сотрудницей…

— Но это платье очень легко перешить на девушку с такими пропорциями, как у Дженифер, — продолжаю я, показывая на вырез. — Мы можем сделать его более открытым, в форме сердечка, и, возможно, избавимся от рукавов…

— Я категорически не согласна, — возражает миссис Хар-рис. — Это будет католическое венчание.

— Мы сузим их, — мягко продолжаю я. — Они не будут свисать. Девушка с такой фигуркой, как у Дженифер, не должна ее прятать. Особенно в тот день, когда она хочет выглядеть наилучшим образом.

Дженифер слушает меня, затаив дыхание. Она даже перестает теребить свои волосы.

— Да, — говорит она. — Видишь, мам, а я что тебе говорила?

— Не знаю, — бормочет миссис Харрис, закусив нижнюю губу. — Твои сестры…

— Вы младшая? — спрашиваю я Дженифер. Та кивает. — Тогда понятно. Очень тяжело быть младшей сестрой и все время донашивать за старшими одежду. Иногда просто до смерти хочется надеть на себя что-то новое, только твое.

— Точно, — вырывается у Дженифер.

— Но в случае с платьем вашей мамы у вас может это получиться, — говорю я. — И вы не нарушите семейных традиций. Нужно лишь добавить пару деталей, чтобы оно стало вашим. Мы легко сможем вам в этом помочь…

— Точно, — говорит Дженифер, поворачиваясь к матери. — То, о чем она говорит. Я именно этого и хотела.

Миссис Харрис переводит взгляд с платья на дочь и смеется:

— Отлично! Сделаем так, как ты хочешь. Это будет дешевле, чем новое платье.

— О! — Мадам Анри выступает вперед. — Конечно, дешевле. Если юная леди пройдет со мной в примерочную, мы прямо сейчас сможем решить, какие переделки понадобятся.

Дженифер скидывает куртку и, ни слова не говоря, следует в примерочную за мадам Анри.

— О, — кричит миссис Харрис, взглянув на часы, — мне уже нужно бежать. Извините меня.

Она спешит к выходу. Как только дверь за ней захлопывается, месье Анри поворачивается ко мне и, указывая на пожелтевшее платье, задумчиво говорит:

— Вы умеете общаться с клиентами.

— О, — я скромно опускаю глаза, — это было совсем несложно. Я точно знала, что она чувствует. У меня тоже есть старшие сестры.

— Понятно. — Посмотрев на меня, месье Анри становится серьезным. — Было бы интересно увидеть, так же хорошо вы умеете работать иголкой, как языком?

— А вы посмотрите, — говорю я и тяну к себе платье, которое он все еще держит в руках. — Просто посмотрите.

Как правильно выбрать свадебное платье.

Краткая инструкция от Лиззи Николс

 У вас монументальная верхняя часть тела, или вы — обладательница фигуры в форме песочных часов. У меня для вас всего два слова — лямки прочь!

Я знаю, что вы подумали… без лямок на свадьбе? Платья без лямок до недавнего времени считались нескромными в большинстве церквей!

С правильно сидящим корсажем невеста с пышными формами будет смотреться сногсшибательно, особенно если дополнить его колоколообразной юбкой. V-образные вырезы тоже потрясающе смотрятся на женщинах с массивным верхом, так же как и платья с открытыми плечами или с круглым вырезом.

Только помните, чем выше линия выреза, тем грудь выглядит пышнее!