9.15, 16 апреля, пятница.
Западная Юнион-сквер 15, пентхаус.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Мина проснулась от запаха поджаренного бекона.
Сначала ей показалось, что она в Нью-Джерси, в родительском доме — больше она нигде не просыпалась от таких ароматов.
Лежала она, однако, не в лиловой с белым девичьей спальне с коллекцией Бини Бэби, а в модерновом, выдержанном в коричнево-серых тонах пентхаусе Лучана Антонеску. Джек Бауэр стоял на постели рядом с подушкой и громко сопел.
— А ну-ка слезь, Джек, — машинально пробормотала Мина и скинула его на пол. Он противно заскрежетал когтями по черной плитке и снова вскочил на кровать.
Память возвращалась к Мине обрывками. Они пошли к графине, потому что Джон настоял… и там оказался Лучан, спасший ее у собора Святого Георгия. Они поболтали, посмеялись, он предложил вместе выгулять Джека Бауэра…
Потом они вломились в музей Метрополитен и целовались перед изображением Жанны д'Арк. Он пригласил ее к себе домой, она согласилась.
Потом они…
Господи Боже!
Мина рывком села, взялась за виски и опять рухнула на подушки.
Они что, действительно занимались любовью всю ночь?
И он действительно, если верить обонянию, готовит ей завтрак?
Мина заулыбалась, но Джек пресек это, сиганув ей на диафрагму.
— Ой, Джек! Не смешно!
Но он и не старался ее насмешить. Он ныл, скреб ее когтями — не слишком приятное ощущение, поскольку она лежала под темно-серой простыней в чем мать родила — и облизывал ей лицо.
Угораздило же ее выбрать самую невоспитанную собаку во всем приюте.
— Все-все, уже встаю!
За окнами от пола до потолка, выходящими на террасу, сияло прекрасное весеннее утро — не такое уж раннее, определила Мина несмотря на слегка затемненные стекла.
Мобильник, выкопанный из сумочки на полу под кроватью, подтвердил, что она опаздывает. Вот тебе на.
В телефоне обнаружилось также семь сообщений: четыре от Лейши, два от матери, одно от Джона (возможно, с предупреждением, что мать звонила домой). Да, по ночам Мина отсутствовала не часто… практически никогда.
Но уж если отрываться, то по полной программе.
Сидя на краю кровати, Мина настучала ответ Лейше, чьи послания приобретали все более панический характер:
«Все хорошо, даже очень. Позвоню позже».
Джону она написала:
«Ты ничего не сказал маме, нет?
P.S. Я в Румынии»
Матери нужно будет перезвонить — эсэмэски для нее что китайская грамота.
Непонятно, как быть с работой. Какой сегодня день, пятница? Кто-то, кажется, должен был на пробы прийти…
— Я думал, ты уже встала. — Вздрогнув от звучания красивого баритона, Мина узрела самое восхитительное, что ей доводилось наблюдать на последние месяцы: Лучан Антонеску, в одних пижамных штанах из серого шелка, держал в руке бокал для шампанского — похоже, с апельсиновым соком. — «Мимозу»?
Мина решила бы, что все еще спит, если бы Джек Бауэр не впечатал лапу ей в почку.
— Ой. — Прикрывая грудь простыней, она деликатно спихнула Джека с постели. Тот, тявкнув, приземлился на кучу их с Лучаном одежды. — Какой ты милый, Лучан. С удовольствием.
Улыбка Лучана говорила, без преувеличения, о страстной любви. Мина, получив возможность рассмотреть его при дневном свете, нашла, как и ночью, что он — само совершенство. Крупный, но без намека на жир, настоящий атлет без некрасиво выпирающих мускулов, восхитительно мужественный. Вспомнив, как она гладила эту широкую спину, обнимала стройную талию и даже целовала твердый живот с полоской темных волос, Мина залилась краской.
— Доброе утро. — Лучан, нагнувшись поцеловать Мину, вручил ей коктейль.
— Никак, я чую бекон? — спросила она, меняя направление собственных грешных мыслей.
— Верно. Ты не вегетарианка, надеюсь?
— Следовало бы вообще-то, я ведь люблю животных. — Мина попробовала напиток: апельсиновый сок только что выжали. — Но это как-то отдает лицемерием.
— Мне нравится, когда девушка хорошо ест. — Он провел по ее щеке пальцем. — Сейчас поджарю яичницу — ты какую любишь?
Ни один мужчина, включая родного отца, не задавал Мине такого вопроса.
— Наверное, болтушку. — Мина нежилась, стараясь не замечать Джека, рычащего с той стороны кровати.
— Заметано. Я подумал, что тебе захочется принять ванну — она готова. — Лучан кивнул на дверь, из-под которой, как только теперь заметила Мина, выбивались завитки пара.
— Неужели? Какая прелесть. Знаешь, ты не обязан был все это делать.
— Еще как обязан. — Он охватил ее лицо ладонями и поцеловал в губы, припухшие от ночных ласк. Мина вся чувствовала себя немного разбитой — в хорошем смысле. Джек снова взялся рычать, и Лучан сказал, прервав поцелуй: — Я его уже выгулял.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Нет, в самом деле?
— Ну, не совсем я. Он вроде бы просился, и швейцар взял эту функцию на себя — в общем, можешь не беспокоиться. Иди давай, нечего меня соблазнять. — Он властно указал на дверь ванной.
Мина засмеялась. Приятно, когда тобой помыкает красавец в серых шелковых пижамных штанах… особенно после всего, что он вытворял прошлой ночью.
Кутаясь в простыню, она проследовала в большую, облицованную бурым мрамором ванную. Джек Бауэр чесал за ней по пятам. То, что она увидела в зеркалах, ее успокоило. Не полная ветошь, даже и ничего. Видно, потому, что впервые за долгое время хорошо выспалась, хотя сон ее был недолгим.
И проснулась она в кои-то веки счастливой. Напрочь забыла про капу и, кажется, ни разу не скрипнула зубами за всю эту ночь.
Громадная джакузи была до половины наполнена очень горячей водой. Интересно, какую температуру румыны считают нормальной? Мина для верности подлила холодной и погрузилась в свою купель.
Блаженство! Если б еще уши Джека Бауэра не маячили все время над краем ванны. Мина пыталась его игнорировать, но, потянувшись за одним из пушистых белых халатов на двери, снова увидела перед собой озабоченную лисью мордашку. Как он провел ночь? Она что, в самом деле заперла его здесь? Ну, хотя бы коврик в ванной мягкий и пушистый под стать халатам — удобно спать.
И все-таки хозяйка из нее та еще. Надо будет в виде компенсации как следует погулять с ним.
Халат был ей велик, пришлось подвернуть рукава. Мина прополоскала рот найденным на полке зубным эликсиром, подкрасилась тем, что отыскалось в сумочке. Щеки и губы у нее так горели от поцелуев, что дело ограничилось тушью и контуром для глаз.
Ее платье валялось на черной кожаной оттоманке. Собирая с полу белье, Мина думала, как пойдет сегодня мимо швейцара, когда вернется домой — он ведь точно заметит, что она одета так же, как и вчера. Хоть бы не Прадип дежурил, а его сменщик… хотя какая разница, что о ней подумает какой-то швейцар?
А если она встретит Мэри Лу в лифте? Тут «если», пожалуй, лишнее. Обязательно встретит.
Но может быть, учитывая события прошлой ночи, ее удача наконец переменится.
Главное — не думать, пригласит ее Лучан куда-нибудь вечером или нет. В пятницу вечером. Сама она об этом даже не заикнется. Оба они чересчур старые для таких игр. Он в городе по делу, и нечего приставать…
— Ты свободна сегодня вечером? — крикнул Лучан из кухни. Запах бекона, к которому теперь примешивался кофейный, стал еще крепче.
— Вроде бы да. — Мина пошла на голос. Лучан накрыл ей в комнате, на столе из стекла и стали. Серая салфетка, серебряный прибор, чашка кофе, стакан с апельсиновым соком — все в единственном числе.
— Я уже завтракал, — объяснил Лучан, заметив ее недоумение. — Очень есть хотелось после пробежки. Не хотел тебя будить, ты так сладко спала… как ангел.
— Все нормально, — заверила Мина, находя это все же немного странным.
Как только она села за стол, Лучан широким жестом водрузил перед ней тарелку. Три ломтика идеально поджаренного бекона, болтушка из двух яиц, тост с апельсиновым джемом, тонкие апельсиновые кружочки и большая, спелая клубничная ягода.
Мина смотрела на это изобилие, открыв рот. Лучан занял стул рядом с ней.
— Не знал, как ты пьешь кофе — сахар и сливки на столе.
— Спасибо, — сказала Мина, обретя наконец дар речи.
Он все-таки князь, а это синоним принца. Может, они все так делают, чтобы впечатлить девушку после первой ночи любви.
И в ранней пробежке тоже ничего особо странного нет, сказала она себе, беря вилку и попутно восхищаясь его бицепсами при свете дня. Должен же он поддерживать свою великолепную форму. Ей бы тоже не мешало, к слову сказать. Можно будет побегать вместе… до его отъезда в Румынию.
— Если у тебя вечер не занят, можно пойти на концерт в филармонию. Билеты у меня есть. Мазур дирижирует Бетховена… не заскучаешь?
— Разумеется, нет, — с достоинством ответила Мина. — Бетховен мне как раз нравится. — При этом она понятия не имела, кто такой Мазур — интересно, догадается Лучан или нет. Может, получится придумать во время концерта хороший диалог для ее охотника на вампиров.
— Вот и отлично. Обедать мне, к сожалению, придется с коллегой — уже обещал. Встретимся у фонтана в Линкольн-центре в половине восьмого?
— Договорились. И без него, — Мина бросила выразительный взгляд на Джека, который сидел под столом, рычал на Лучана и умильно смотрел на нее, выпрашивая кусочки.
— Он верный товарищ, — мягко заметил Лучан.
— Типа того. — Мина отпила глоток кофе. — Сколько примерно продолжаются симфонические концерты?
— Если ты хочешь знать, когда именно я сорву с тебя всю одежду и начну проделывать неприличные вещи, которые ужаснули бы твою матушку, можем заняться этим прямо сейчас.
— Н-нет, — пролепетала густо-красная Мина, отодвинувшись от стола. — То есть хотелось бы, но я и так уже опоздала. Надо бежать… увидимся в полвосьмого.
Лучан засмеялся и сгреб ее в объятия.
— Я не говорил тебе, что ты очень мило краснеешь?
— Рада слышать, — сказала она, не поднимая глаз от его груди. — Кажется, я только на это и способна в твоем присутствии. Ну что, до вечера?
— Плащ не забудь. — Лучан достал его из шкафа, помог надеть и проводил Мину к лифту, который открывался прямо в квартиру. Обнял за талию и поцеловал на прощание, несмотря на запах тоста и кофе. — Значит, в семь тридцать. Смотри не опаздывай.
Мина вошла в лифт, как сомнамбула. Джек Бауэр, от души надеясь, что видит Лучана Антонеску в последний раз, прошествовал следом, обернулся назад и гавкнул — на всякий случай.
— Тебе того же, дружок, — пожелал Лучан.
Мина смотрела, как уменьшаются цифры над головой. С каждым звонком к ней возвращался рассудок. Когда они вышли в вестибюль, а потом и на солнце, реальность восстановилась полностью — вместе с четкой картиной содеянного.