Дневник принцессы 9. Принцесса Миа

!!!!!

ТлстЛуи: ЧТООО????? КАК ОНА МОЖЕТ ТАКОЕ ГОВОРИТЬ??? Я ЕГО ВСЕГО ЛИШЬ ЧМОКНУЛА!!! И Я СОБИРАЛАСЬ ЧМОКНУТЬ ЕГО В ЩЕКУ!!! Я ПОЦЕЛОВАЛА ЕГО В ГУБЫ ПО ОШИБКЕ!!!

ЯлюРоманы: Да. Но разве вы с ним вчера вечером не ходили на «Красавицу и Чудовище»?

ТлстЛуи: Ну, ходили, но все было совершенно невинно. Мы пошли в театр просто как друзья.

ЯлюРоманы: Но разве ты раньше не говорила, что твой идеал мужчины – тот, кто сможет просидеть от начала до конца весь спектакль «Красавица и Чудовище», самую романтическую историю на свете, и не хихикать в неподходящих местах?

ТлстЛуи: Говорила, но это было давным-давно. С тех пор я поняла, что ошибалась. Теперь мой идеал – мужчина, который хихикает.

ЯлюРоманы: Ну, тогда тебе бы лучше рассказать это Лилли.

ТлстЛуи: Почему? Что она говорит? Постой-ка,.. откуда она вообще знает, что мы с Джеем Пи делали вчера вечером? Откуда ТЫ об этом знаешь?

ЯлюРоманы: Ой… разве ты не видела?

ТлстЛуи: ЧТО НЕ ВИДЕЛА?????

ЯлюРоманы: Огромную фотографию в сегодняшней «Нью-Йорк пост». Ты и Джей Пи вместе выходите из театра… И такой заголовок: «Принцесса с разбитым сердцем находит новую любовь»?

ПРИНЦЕССА С РАЗБИТЫМ СЕРДЦЕМ НАХОДИТ НОВУЮ ЛЮБОВЬ

11 СЕНТЯБРЯ, СУББОТА, НЬЮ-ЙОРК СИТИ

По-видимому, наша Нью-Йоркская принцесса, Миа Термополис (принцесса Дженовии) и ее давний бойфренд, студент Университета Коламбия, простолюдин Майкл Московитц, расстались.

По слухам, Московитц подписал годичный контракт с японской фирмой и будет работать в Японии над сверхсекретным проектом в области робототехники.

Но Ее Королевское Высочество, по-видимому, не собирается тосковать по своей любви и, не теряя времени даром, вновь возвращается к светской жизни. Ее бывшего кавалера уже сменил загадочный незнакомец, который сопровождал юную особу королевской крови на бродвейскоё шоу «Красавица и Чудовище». Источники, пожелавшие остаться неизвестными, сообщают, что молодой человек – не кто иной, как Джон Пол Рейнольдс-Эбернети IV, сын богатого театрального промоутера и продюсера Джона Пола Рейнольдса-Эбернети III.

Один театрал, наблюдавший юную пару в их ложе, отмечает: «Им явно было хорошо вместе», в то же время другой заявил: «Они очень красивая пара, оба высокие, светловолосые».

Представитель Дженовийского двора по связям с общественностью в ответ на просьбу прокомментировать новость сказал: «Мы не комментируем личную жизнь принцессы».

11 сентября, суббота, 10.00, мансарда

Ну вот. По крайней мере, теперь я знаю, почему Лилли мне не звонит и не пишет.

Все это так запутано во многих отношениях. Я хочу сказать, во-первых, я же его всего лишь чмокнула, А во-вторых, когда все это происходило, они уже расстались. И в-третьих, МЫ ХОДИЛИ НА ШОУ КАК ДРУЗЬЯ. Как кому-нибудь в здравом уме может прийти в голову, что я ВСТРЕЧАЮСЬ с Джеем Пи Рейнольдсом-Эбернети Четвертым?

Я хочу сказать, конечно, он милый, забавный и умный и все такое, не поймите меня неправильно. Но мое сердце принадлежит и всегда будет принадлежать Майклу Московитцу!

Все это какая-то бессмыслица. Лилли же считается моей лучшей подругой. Как она может верить таким ужасным вещам обо мне?

Ну да, согласна, на этой неделе я правда вела себя по отношению к ее брату ужасно. Но только потому, что я (по глупости) не осознавала, как прекрасно то, что у нас есть – пока не потеряла это.

Но я же перед ним ИЗВИНИЛАСЬ, Он мне обязательно позвонит или пришлет ё-мейл (Господи, прошу тебя!), это лишь вопрос времени (осталось два часа), и мы все уладим, и он пришлет мне обратно ожерелье из снежинок, и мы снова будем вместе и все снова будет прекрасно.

Если только он случайно не проверит google news и не увидит огромную статью про меня и Джея Пи.

Но с какой стати ему в это верить? Он никогда не верил папарацци, когда они писали про меня и Джеймса Франко, с какой стати ему верить этой статье? Он не поверит, не может поверить.

Так в чем проблема Лилли?

Ладно, я не собираюсь беситься. Я знаю, что раньше, если бы такое случилось, я бы была в истерике, я бы позвонила папе, стала умолять его обратиться к адвокатам и потребовать опровержения. Я бы попыталась докопаться до сути, выяснить, кто навел на меня репортеров (как будто я и так не знаю, что это бабушка). Я бы лихорадочно посылала е-мейлы Майклу, истерично объясняя, что все это неправда…

Но не сейчас. Сейчас я слишком взрослая. А еще я к такому привыкла.

Кроме того, я и так вся на нервах, как я могу разнервничаться еще сильнее? Моя рука такая мокрая от пота, что я еле-еле удерживаю ручку, чтобы это писать.

Так что… будь что будет. Я дам Лилли время остыть. Уверена, когда она соберет свою вечеринку, и придут все, кроме меня (я звонила Тине, после того, как сбегала за бумагой. Я сказала, что, конечно, ей нужно пойти на вечеринку к Лилли, хотя она хотела из солидарности со мной ее бойкотировать. Но на самом деле мне просто необходимо, чтобы она пошла, потому что иначе я не узнаю, что Лилли про меня говорила. Клянусь, если Лилли будет говорить про меня гадости, я позвоню в Федеральную Комиссию по коммуникациям и сообщу, что в последней серии «Лилли рассказывает все, как есть» она употребляла слово на букву Д, когда описывала текущее положение дел в Ираке), ей станет меня не хватать, и она позвонит мне и пригласит.

И тогда я приду, и мы обнимемся, и все будет прекрасно,

А пока я буду просто сидеть дома и делать домашнее задание по математике. Потому что, видит Бог, на этой неделе я плохо слушала учителя и в итоге ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, что мы проходим на этом уроке. Да и на других тоже, если уж на то пошло. В довершение всех проблем не хватало еще вылететь из школы.

И, пожалуй, пока я этим занимаюсь, прикончу-ка я последние свиные клецки, которые остались от заказа из китайского ресторана (удивительная штука, это мясо: как только начнешь его есть, невозможно остановиться).

Потому что именно так справляется с ситуацией взрослый человек.

ДО ПРИЗЕМЛЕНИЯ ОСТАЛОСЬ ДВА ЧАСА!!

ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ

ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ

ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ

ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ

ИИИИИИИИИИИИИИИИИИ

11 сентября, суббота, 10.15, мансарда

Я просто взяла и задала поиск на мое имя в google news, чтобы посмотреть, сколько про меня статей и насколько вероятно, что Майкл увидит эту статью про меня и Джея Пи и…

…оказалось, что про это есть 527 ссылок в формате RSS,

И это еще не все.

Я зашла в поисковик google по блогам, чтобы посмотреть, пишут ли обо мне в блогах, и обнаружила новый веб-сайт ihatemiathermopolis.com.

На этом сайте есть список самых больших глупостей Миа Термополис. Под номером первым идут мои волосы. А под десятым – мое имя. Все, что между первым и десятым, расставлено в порядке ухудшения.

Я знаю, мне полагается не обращать внимания на негативную прессу. Бабушка говорит, что если я буду на нее реагировать или каким-то другим способом признавать ее существование, я буду только ее подкармливать и давать ненавистникам больше материала, о чем им писать,

Но это… Это просто…

Здорово. Просто супер. Как будто у меня мало других поводов для беспокойства.

Теперь еще кто-то в этом мире возненавидел меня настолько сильно, что готов выложить на прочтение всему миру новость, что с моей новой стрижкой уши у меня стали похожи на ручки чайника.

Этого мне только не хватало.

11 сентября, суббота, 10.30, мансарда

Дорогой Майкл,

Ты наверное уже успел увидеть

Дорогой Майкл,

Привет! Я тут думала, не видел ли ты

Дорогой Майкл,

Делай что угодно, только не смотри на

Дорогой основатель сайта ihatemiathermopolis.com,

ЕСЛИ ТЫ ТАК СИЛЬНО МЕНЯ НЕНАВИДИШЬ, ПОЧЕМУ НЕ СКАЖЕШЬ ЭТО МНЕ В ГЛАЗА, ТРУС НЕСЧАСТНЫЙ?????

11 сентября, суббота, полдень, мансарда

Входящие: О

Только что зазвонил мой мобильный. Я.была так уверена, что это Майкл (его самолет уже приземлился), что чуть не выронила телефон, потому что руки у меня ужасно вспотели и к тому же дрожали (а еще они были жирными от куриной ножки, которую я нашла в глубине морозилки, разогрела и теперь грызла).

Но это был всего лишь Джей Пи. Он интересовался, видела ли я газету.

– Да, видела. Забавно, правда? – Я пыталась говорить этак легко и непринужденно, что нелегко сделать, когда у тебя во рту остатки куриной ножки. – Они считают, что мы влюблены друг в друга. Ха-ха.

– Да, – сказал Джей Пи. – Ха-ха. Молодец, все-таки мне с ним повезло.

– Мне очень жаль, – сказала я. – Как видишь, со мной опасно встречаться. Дело кончилось тем, что ты попал в газеты.

Я не стала говорить про сайт ihatemiathermopolis.com. Думаю, он все равно рано или поздно узнает.

– Я не против, – сказал Джей Пи. – Мое имя упоминается вместе с именем принцессы, наследницы престола? Родители просто потрясены. Они считают, что я наконец-то чего-то достиг.

Тут уже настала моя очередь говорить «Ха-ха». Хотя, если честно, мне было плоховато. Может, это от огромного количества мяса, которое я съела за последние полтора часа? Я съела почти все, что было в холодильнике. Серьезно, не знаю, что со мной такое. Меньше, чем за неделю, я превратилась из вегетарианки практически в каннибала.

Ну ладно, не в каннибала, но в того, кто объедается мясом, как уж их там называют.

Вот только я знала правду – мне было плохо вовсе не из-за мяса, которого я наелась, а из-за того что самолет Майкла уже совершенно точно приземлился, и он в любую минуту может проверить сообщения.

– Послушай, – сказал Джей Пи. – Ты слышала про вечеринку Лилли.

– Да, – сказала я, – меня не пригласили. Судя по всему.

– Я так и подумал. – Джей Пи вздохнул. – А я надеялся, что она уже успокоилась.

– Вообще-то наши фотографии во всех газетах не очень-то улучшают дело, – сказала я.

– Да, – согласился Джей Пи. – Может быть, за эти выходные она остынет…

– Может быть.

Я на это надеялась, но очень сомневалась, что все пройдет за один уикэнд.

– Может, встретимся и устроим нашу собственную вечеринку? – предложил Джей Пи. – Знаешь, вроде как покажем им, как это делается…

– Боже, как это мило с твоей стороны… Но лучше я останусь дома. Потому что самолет Майкла уже сел, так что он может скоро проверить электронную почту, и я хочу быть дома, когда он позвонит.

Если он позвонит.

Но он должен позвонить. Ведь должен?????

– А-а… – Кажется, Джей Пи слегка опешил, – А разве не будет лучше, если, когда Майкл позвонит, тебя не будет дома? Чтобы он понял, как ты популярна и востребована?

Я засмеялась. У Джея Пи извращенное чувство юмора.

– Очень смешно! Но я думаю, он вполне может сам это понять, когда увидит газету. Если эта фотография попадет в Ассошиэйтед Пресс, то ее увидят и в Японии. Кроме того, мне нужно заниматься математикой, а то я ее завалю/

– Если тебе нужна помощь, я готов прийти, – предложил Джей Пи, – Я большой спец по сложению бесконечно малых.

Ну разве он не прелесть? Представляете, человек жертвует субботним вечером, чтобы помочь мне с математикой!

– Ох, – сказала я, – это очень мило с твоей стороны. Но я в порядке. У меня тут живет самый настоящий учитель математики, я всегда могу обратиться к нему за помощью, если начну рвать на себе волосы от отчаяния. Я хотела сказать, то, что осталось от моих волос.

– Ну ладно, – сказал Джей Пи. – Но если передумаешь…

– Я знаю, кому позвонить, – сказала я. – Я в некотором роде пыталась закончить разговор побыстрее. Потому что в это самое время мне вполне мог звонить Майкл. Конечно, мобильный бы об этом сообщил, но все равно. Вы понимаете.

– О'кей, – сказал Джей Пи. – Но запомни, из нас получилась очень привлекательная пара.

– Потому что мы оба высокие и светловолосые, – сказала я,

Джей Пи тоже засмеялся и повесил трубку.

Когда Йеллоустонская кальдера взорвалась в прошлый раз, а это было сорок тысяч лет назад, она выбросила тысячи кубических километров обломков, которые покрыли половину Северной Америки слоем пепла глубиной в шесть футов.

Примерно это же самое случится, когда Джей Пи наконец найдет свою истинную любовь.

Я знаю, эгоистично так говорить, я только надеюсь, когда он обретет свою любовь, моя все еще будет со мной.

11 сентября, суббота, 16.00, мансарда

Входящие: О

Принятые сообщения: О

Поверить не могу! Майкл все еще не позвонил!

Ко мне только что заглянула мама и спросила:

– Миа? Ты сегодня никуда не идешь?

Наверное, она догадалась, что я остаюсь дома, по тому, что я до сих пор сижу во фланелевой пижаме.

– Не-а, – сказала я, стараясь казаться более беззаботной, чем я была на самом деле. НУ ПОЧЕМУ ОН НЕ ПОЗВОНИЛ? – Я собираюсь остаться дома и делать домашнюю работу по математике.

– Домашнюю работу по математике? – Мама по правде взяла и пощупала мой лоб, проверяя, нет ли у меня температуры. – Жара у тебя вроде нет…

– Ха-ха.

Что-то в последнее время все вокруг меня превращаются в комиков. Я убрала руки за спину, чтобы мама не увидела, как сильно они вспотели.

– Миа. – Мама приняла материнский тон. – Ты не можешь вечно сидеть в этой квартире и тосковать по Майклу.

– Я знаю. – Я была потрясена. – Господи, мама, думаешь, я собираюсь это делать? Ты же знаешь, я феминистка. Я не нуждаюсь в мужчине, чтобы быть счастливой.

Просто, знаете, когда этот конкретный мужчина рядом, и я могу нюхать его шею, у меня повышается уровень окситоцина, и я становлюсь более спокойной и расслабленной, чем когда я одна. Или с кем-нибудь еще.

– Ладно. – Мне показалось, что мама сказала это скептически. Про окситоцин она знает. – Я не знаю. Ты ведь осталась дома не из-за этой статьи в газете?

– Ты имеешь в виду статью, в которой меня обвиняют в том, что я встречаюсь с бывшим бой-френдом моей подруги, когда после моего разрыва с моим собственным бойфрендом прошло меньше недели? – непринужденно поинтересовалась я. – Ха, с какой стати я бы стала из-за этого волноваться?

– Миа. – Губы у мамы стали совсем тонкими, а это верный признак, что она мной недовольна. – Ты не должна допускать, чтобы тот факт, что Майкл пошел в жизни своим путем, мешал тебе идти твоим. Конечно, потерю нужно оплакать, но…

– КАКУЮ ПОТЕРЮ? МОЖЕТ БЫТЬ, МАЙКЛ ЕЩЕ НЕ ПОЛУЧИЛ МОЙ Е-МЕЙЛ С ИЗВИНЕНИЯМИ! Я ЖЕ НЕ ЗНАЮ, МОЖЕТ, ОН ПРЯМО СЕЙЧАС ТОЛЬКО НАЧИНАЕТ ПРОВЕРЯТЬ ПОЧТУ И ВИДИТ, ЧТО Я ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, И СОБИРАЕТСЯ МНЕ ПЕРЕЗВОНИТЬ. ЭТО МОЖЕТ ПРОИЗОЙТИ В ЛЮБУЮ СЕКУНДУ!

– Не кричи, – сказала мама. – Ты правда нормально себя чувствуешь? Какая-то ты взвинченная. Ты сегодня что-нибудь ела?

– Гм… – Я не знала, как сообщить ей новость, что я доела все мясо, приготовленное на ланч, и съела весь бекон, который она купила на завтрак. Во всей мансарде вообще не осталось мяса. И мороженого тоже. А еще я прикончила все печенье «Герл-скаут». – Да.

– Ну, раз ты уверена, что чувствуешь себя хорошо, и раз ты все равно остаешься дома, – сказала мамы, – может быть, посидишь с Рокки, пока мы с Фрэнком сходим к Анджелине и посмотрим ее новый любительский фильм?

– Конечно, – сказала я. Я решила, что раз уж у меня нет возможности нюхать шею Майкла, можно поиграть с Рокки в его любимую игру, которая заключается в том, что ты указываешь на разные детали его конструктора и кричишь: «Гузаик!», что на языке Рокки означает «грузовик». Возможно, это поможет мне расслабиться.

Так что теперь я сижу с младшим братиком.

Вот бы видели меня сейчас фотографы из «Нью-Йорк пост». Гламурная жизнь любимой принцессы Америки: она сидит на полу в гостиной во фланелевой пижаме и играет с младшим братом в его игру…

… а ее сердце между тем медленно, но верно разбивается.

12 сентября, воскресенье, 10.00, мансарда

Входящие: О Звонков: О

Но я получила сообщение!!! А-а, оно всего лишь от Тины. Но, наверное, это лучше, чем ничего.

ЯлюРоманы: Эй, Миа!!! Он звонил?????

ТлстЛуи; Нет еще. Но скоро позвонит, я уверена. Наверное, он еще устраивается на новом месте и все такое. Он мне позвонит или напишет, как только у пего будет возможность.

Боже, меня послушать, так я сильная и смелая, а на самом деле в душе я дрожу, даже не знаю, как кто.

НУ ПОЧЕМУ ОН НЕ ПОЗВОНИЛ???

ЯлюРоманы: Конечно, позвонит. Я хочу сказать, если только он не увидел ту фотографию.

Так, кажется, пора менять тему.

ТлстЛуи: Как прошла вечеринка?

ЯлюРоманы: Вечеринка? Наверное, нормально. Не случилось ничего слишком волнующего. Кенни Шоутер пришел с друзьями из секции тайской борьбы, и они все стали без рубашек показывать стойку на руках и отжимания, и наверное, на Лилли это произвело сильное впечатление, потому что она спуталась с одним из них. А потом Перин переела вишни в мараскино, и ее вырвало в раковину в ванной, причем многие ягоды остались целыми, поэтому Линг Су пришлось резать их ножницами, чтобы они прошли в слив. Вот вроде и все. Как я уже сказала, ты не много потеряла.

ТлстЛуи: Постой-ка, Лилли спуталась с каким-то ПАРНЕМ ИЗ СЕКЦИИ ТАЙСКОГО БОКСА, В КОТОРУЮ ХОДИТ КЕННИ ШОУТЕР?

ЯлюРоманы: Ох. Да. Вообще-то Борис сказал, что видел, как Лилли обжимается в кухне с каким-то парнем. Но он не успел как следует рассмотреть, кто это, потому что Лилли бросила ему в голову щипцами для омаров. Ты же знаешь, Борис боится омаров…

ТлстЛуи: Но это точно был какой-то парень из их секции???

ЯлюРоманы: Ну да. Он был без рубашки, значит, это был один из них.

ТлстЛуи: Но это… это так неправильно! Ведь у нее еще не было времени оправиться от удара после разрыва с Джеем Пи! Ясно же, что к этому парню она отлетела рикошетом! О чем она вообще думала? Кто-то должен с ней поговорить. Ты не пробовала?

ЯлюРоманы: Ну, вообще-то, пробовала. Но она просто рассмеялась мне в лицо и велела не быть такой…

ТлстЛуи: Кем не быть? Какой ТАКОЙ?

ЯлюРоманы: Никакой. Миа, я больше не могу писать, мне звонит мама.

Но суть в том, что я и без Тины знала, что ей сказала Лилли.

«Не будь такой, как Миа».

Но я не просто так за нее волнуюсь, у меня есть ПРИЧИНА. Иногда Лилли делает неправильный выбор, а потом сама от этого страдает.

Ну да, конечно, иногда она делает правильный выбор, например, когда она выбрала Джея Пи, но потом все равно страдает.

Но обжиматься с первым встречным из секции борьбы в собственной кухне всего лишь через день после разрыва с парнем, который полгода был ее бойфрендом?

Не понимаю, как это можно считать правильным выбором.

Кто-то должен с ней поговорить, пока она не натворила такого, о чем сама потом пожалеет.

Я бы позвонила ее маме, если бы та не ненавидела меня за то, что я бросила ее сына, а потом ЯКОБЫ стала встречаться с бойфрендом ее дочери.

Но при нынешнем состоянии наших отношений, пожалуй, это был бы не самый мудрый поступок с моей стороны.

12 сентября, воскресенье, 11.00, мансарда

Входящие: О

Но тут зазвонил мой мобильный!

Но это был не Майкл, а всего лишь Джей Пи.

Джей Пи: Привет, как ты?

Мне было трудновато скрыть горькое разочарование.

Я: Прекрасно. А ты?

Джей Пи: Что случилось? Постой-ка… уж не хочешь ли ты сказать, что он не позвонил?

Я: Он не позвонил.

В трубке послышалось какое-то невразумительное бормотание, а потом:

Джей Пи: Не волнуйся, он позвонит.

Я: Надеюсь.

Джей Пи: Ты что, шутишь? Да он дураком будет, если не позвонит. Ну, как прошел вчерашний вечер?

Я: Прекрасно. То есть, я ничем особенным не занималась, только играла с братом в «Гузаик».

Джей Пи: Во что, во что ты играла?

Вот видите, Майкл знает, что такое «Гузаик». Мало того, он САМ играл с Рокки. Мне кажется, ему даже НРАВИЛОСЬ играть в эту игру. Ему это так же помогало расслабиться, как и мне.

Я: Это… ладно, неважно. Ты слышал про Лилли?

Джей Пи: Нет. А что с ней такое?

Мне не хотелось быть тем самым гонцом, который приносит Джею Пи дурную весть о его бывшей подружке, но я рассудила, что пусть уж лучше он узнает новость от меня, чем от кого-нибудь в школе в понедельник.

Я: На своей вчерашней вечеринке она спуталась с каким-то парнем из секции тайского бокса.

Я ожидала, что Джей Пи в ужасе ахнет, но он… в общем, у него был такой голос, как будто он чуть ли не смеется.

Джей Пи: А что, это похоже на Лилли.

Я была в шоке. То есть, конечно, на прежнюю Лилли – Лилли ДО Джея Пи это было похоже, но не на новую, улучшенную.

И он еще смеется!

Я: Джей Пи, ты что, не понимаешь? Лилли так себя ведет только потому, что она ужасно подавлена и сердце ее разбито из-за нашего, как она считает, предательства по отношению к ней! Вся эта история с парнем из секции тайского бокса напрямую связана со статьей в «"Нью-Йорк пост». Нам надо что-то предпринять, пока она не покатилась по наклонной плоскости саморазрушения, прямо как Линдсей Лохан.

Джей Пи: Ну, вообще-то я не знаю, что мы тут можем поделать. Лилли достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения. Если она хочет путаться со случайными парнями из секции тайского бокса, то это ее дело, а не наше.

Я просто поверить не могла, что он все еще смеялся.

Я: Джей Пи, это не смешно!

Джей Пи: Ну, вообще-то немножко смешно.

Я: Нет, это…

12 сентября, воскресенье, полдень, мансарда

Мне пришлось бросить писать, потому что телефон снова зазвонил. Звонил Майкл. Он в Японии.

Он получил мой е-мейл.

А еще он видел нашу фотографию в «Пост».

Но он сказал, что это ничего не меняет. Он сказал, что ему жаль, что приходится говорить об этом по телефону, но другого варианта нет.

Я спросила, что «это», и он ответил, что думал об этом на протяжении всего полета до Японии, и что он серьезно думает, что будет лучше, если мы с ним вернемся к тому, чем мы были до того, как стали встречаться, то есть снова будем друзьями.

Он сказал, что он думает, что нам обоим нужно вырасти, и, возможно, нам пойдет на пользу, если мы проведем какое-то время порознь и будем встречаться с другими людьми.

Я сказала « о'кей», хотя каждое его слово было для меня как нож в сердце.

А потом я сказала «до свиданья» и повесила трубку. Потому что я боялась, что Майкл услышит мои рыдания.

А я не хочу остаться у него в памяти рыдающей.

12 сентября, воскресенье, 12.30, мансарда

НУ ПОЧЕМУ Я СКАЗАЛА О'КЕЙ??????????

Почему я не сказала то, что думала на самом деле, а именно, что я понимаю, что нам нужно вырасти и провести какое-то время порознь…

… но не понимаю, почему мы должны быть просто друзьями и встречаться с другими людьми???

Почему я не сказала, что я думаю, а именно, что я скорее умру, чем буду с кем-то, кроме него?????

Ну почему я не сказала Майклу правду?????

И я ЗНАЮ, что это бы все равно ничего не изменило, я только выглядела бы тем, кем я, по его мнению, и являюсь, то есть незрелой девчонкой.

Но, по крайней мере, он бы не думал, что меня это устраивает.

Потому что оно меня НЕ устраивает.

Не думаю, что я когда-нибудь снова буду «в порядке».

13 сентября, понедельник, 8,00, мансарда.

В мою комнату только что заходила мама, чтобы сказать, что она понимает, что я скорблю, что потеряла любовь всей моей жизни.

Она сказала, что понимает, как я должна быть расстроена и как мне должно быть тяжело, потому что на протяжении недели я пережила ужасный разрыв и еще потеряла лучшую подругу.

Она сказала, что глубоко сочувствует моему состоянию и понимает, что я чувствую необходимость оплакать потерю.

Она сказала, что пыталась дать мне время и не трогать меня, чтобы я могла оплакать потерю.

Но она сказала, что целый день в постели – это достаточно долгое время.

И что ей неприятно видеть меня во фланелевой пижаме, которую, если она не ошибается, я не снимала с субботы. А еще она сказала, что пора вставать, одеваться и идти в школу.

Конечно, мне ничего не оставалось, кроме как сказать ей правду:

Что я умираю.

Конечно, я понимаю, что я не умираю по-настоящему.

Но почему у меня такое чувство, как будто я умираю?

Я все надеюсь, что это само пройдет.

Но оно не проходит и не проходит. Когда я закрываю глаза, чтобы уснуть, то надеюсь, что когда я проснусь и открою их снова, то окажется, что это был просто дурной сон.

Но это не сон. Каждый раз, когда я просыпалась, я все еще была в своей кровати во фланелевой пижаме, в той же самой, в которой я была, когда Майкл сказал, что нам лучше снова стать просто друзьями, и наш разрыв не оказывается сном.

Мама сказала, что я не умираю. Даже после того, как я дала ей пощупать мой неровный пульс и потрогать мои липкие от пота ладони. Даже когда я показала ей белки глаз, которые заметно пожелтели. Даже когда я показала ей язык, который стал почти белым вместо здорового розового цвета. Даже когда я ей рассказала, что зашла на медицинский сайт и мне стало ясно, что у меня менингит.

В таком случае, сказала мама, мне лучше одеться, чтобы она срочно отвезла меня в больницу.

Тут я поняла, что она распознала мой блеф. Поэтому я стала умолять ее разрешить мне провести еще один день в постели. И тут она наконец смягчилась.

Но я не сказала ей, что я никогда больше не встану с постели.

Это правда. Сами подумайте, теперь, когда Майкл ушел из моей жизни, у меня нет ни одной веской причины вообще вставать с постели. Тем более для того, чтобы идти в школу.

Ну да, верно, я принцесса Дженовии, я ВСЕГДА буду принцессой Дженовии, независимо от того, буду я ходить в школу или нет.

Так какая разница, пойду ли я в школу? Работа у меня всегда будет – я принцесса Дженовии, независимо от того, окончу я школу или нет.

А поскольку мне уже исполнилось шестнадцать, никто не сможет заставить меня ходить в школу.

Следовательно, я решила больше туда не ходить. Никогда.

Мама сказала, что позвонит в школу и скажет, что меня сегодня не будет, а потом позвонит бабушке и скажет, что на уроки принцессы я тоже сегодня не приду. Она даже сказала, что ласт Ларсу выходной день, и что если мне так хочется, я могу проваляться еще один день в постели.

Но что завтра, что бы я ни говорила, я пойду в школу.

На что я сказала только, что это ОНА так думает.

Может быть, папа разрешит мне переехать в Дженовию.

13 сентября, понедельнику 17.00, мансарда

Только что заходила Тина. Мама разрешила ей меня навестить.

Лучше бы не разрешала.

Наверное, по мне заметно, что я два дня не принимала душ, потому что, когда Тина меня увидела, то у нее глаза на лоб полезли. Однако она притворилась, что ее не шокировали мои сальные волосы и все такое. Она начала:

– Твоя мама мне сказала. Насчет Майкла. Ох, Миа, мне ужасно жаль. Но ты должна вернуться в школу. Все по тебе ужасно скучают.

– Лилли не скучает, – сказала я.

– Ну… – Тина поморщилась. – Это правда, но все равно. Не можешь же ты на всю оставшуюся жизнь закрыться в своей комнате.

– Я знаю, – сказала я. – Завтра я вернусь в школу.

Но это было полное вранье, даже произнося эту фразу, я чувствовала, как у меня потеют ладони. При одной мысли о возвращении в школу мне хотелось рвать я метать.

– Я очень рада, – сказала Тина. – Я знаю, что у вас с Майклом не сложилось, но может быть, око и к лучшему. Он же тебя намного старше, и ты еще учишься в школе, а он уже в колледже и все такое.

Мне просто не верилось. Даже Тина, моя самая преданная сторонница в том, что касается моей любви к Майклу, и та меня предает. Но я постаралась не показать, как я потрясена.

– Кроме того, – продолжала Тина, не подозревая, какую ужасную боль она мне причиняет, – теперь ты можешь полностью сосредоточиться на романе, который ты всегда хотела написать. И можешь уделять больше внимания школе, и тогда ты получишь оценки, с которыми можно поступить в хороший колледж, где ты встретишь классного парня, который поможет тебе забыть Майкла.

Ну да. Потому что именно этого я и хочу. Напрочь забыть Майкла, Единственного парня, единственного ЧЕЛОВЕКА, рядом с которым мне было совершенно спокойно.

Но вслух я этого не сказала. Я ответила:

– Знаешь, что, Тина? Ты права, встретимся завтра в школе, Я обещаю.

 И Тина ушла, вся такая довольная, думая, что она меня подбодрила.

Но я в это не верила. В то, что Тина права.

И я не собираюсь идти завтра в школу. Я сказала это только для того, чтобы Тина ушла. Потому что разговор с ней меня очень утомлял. Я хотела только одного: снова лечь и заснуть.

На самом деле именно этим я сейчас и займусь. Пока я это писала, я совсем обессилела.

У меня нет сил просто жить.

Может быть, когда я проснусь в следующий раз, действительно окажется, что все это было просто кошмарным сном.

14 сентября, вторник, 8.00, мансарда

Нет, это не оказалось дурным сном, мне не повезло. Я сразу это поняла, когда ко мне в комнату заглянул мистер Джанини с чашкой горячего шоколада и со словами:

– Миа, вставай и сияй! Смотри, что я тебе принес! Горячее какао! Со взбитыми сливками! Но ты его получишь, только если встанешь с кровати, оденешься и сядешь в лимузин, чтобы ехать в школу.

Он бы ни за что так себя не вел, если бы я не была жестоко брошена моим давним бойфрендом и не находилась в тисках отчаяния.

Бедный мистер Джанини, нужно дать ему дополнительные очки за старания. Правда.

Я сказала, что не хочу горячего какао. А потом объяснила, причем очень вежливо, что не пойду в школу. Вообще никогда.

Только что посмотрела в зеркало на свой язык. Но он не такой белый, как был вчера. Возможно, у меня все-таки нет менингита.

Но как еще объяснить тот факт, что как только я думаю о том, что в моей жизни больше нет Майкла, мое сердце начинает биться очень быстро и не успокаивается секунд шестьдесят, а то и больше?

Разве что у меня ласская лихорадка… Но я же вообще никогда не была в Западной Африке.

14 сентября, вторник, 17.0, мансарда

Сегодня после школы снова заходила Тина. На этот раз она принесла домашние задания по всем предметам, которые я пропустила.

А еще привела Бориса.

Борис был немного удивлен, когда увидел меня в моем теперешнем состоянии. Я это знаю, потому что он сказал:

– Миа, я удивляюсь, что феминистка вроде тебя так расстраивается из-за того, что ее отверг какой-то мужчина.

Потом он громко охнул, потому что Тина как следует ткнула его локтем в ребра.

Моей версии про ласскую лихорадку он не поверил.

Поэтому, хотя я и не хотела никому причинять боль – видит Бог, я сама достаточно страдаю – мне пришлось напомнить Борису, что когда его бросила некая девушка, он в тщетной попытке ее вернуть уронил себе на голову целый глобус. Я сказала, что по сравнению с этим мое нежелание вставать с кровати несколько дней, – это просто мелочь.

С чем он согласился. Хотя он все время принюхивался и говорил: «Можно открыть окно? Кажется, здесь… здесь немного жарковато».

Если от меня пахнет, то мне безразлично. Честно говоря, мне безразлично абсолютно все. Ну разве это не грустно?

Поэтому Тине было трудно вовлечь меня в пустой разговор, что она явно пыталась сделать, не иначе как по сговору с моей матерью. Для того чтобы мне захотелось вернуться в школу, Тина пыталась меня заинтересовать рассказами, что про меня спрашивали и Джей Пи, и Кенни, но особенно Джей Пи, который попросил Тину кое-что мне передать – плотно сложенную записку, к которой я не проявила ни малейшего интереса.

После этого Тина и Борис сидели у меня, как мне показалось, еще целую вечность (я знаю, это грустно, когда лучшая подруга пытается поднять мне настроение, но у нее ничегошеньки не получается), а потом, наконец, ушли. Я развернула записку, которую прислал Джей Пи. Там было много всего в духе «да ладно тебе, не может быть, чтобы все было ТАК плохо» и «почему ты не отвечаешь на мои звонки?» и «хочу пригласить тебя на «Тарзана», места в первых рядах партера!» И «ну вернись в школу, я по тебе скучаю».

Что было очень мило с его стороны.

Но когда твоя жизнь рассыпается на кусочки» куда тебе меньше всего хочется идти, так это в школу, сколько бы классных парней ни говорили, что они по тебе скучают.

15 сентября, среда, 8.00, мансарда

Утром ко мне ворвалась мама. Она так сильно сжала губы, что их почти не было видно. Она сказала, что понимает, что мне грустно. И понимает, что у меня такое чувство, как будто жить незачем, потому что бойфренд меня бросил, лучшая подруга со мной не разговаривает, и у меня нет возможности когда-нибудь выбрать себе работу. Она сказала, что понимает, что у меня все время потеют ладони, неровное сердцебиение и язык странного цвета.

Но потом она сказала, что валяться в постели три дня – это предельный срок. Теперь я встану с кровати, оденусь и пойду в школу, даже если для этого ей придется силой тащить меня под ДУШ.

Я не двигалась с места, оставаясь там же, где провела последние семьдесят два часа – в моей кровати, смотрела в окно и ничего не говорила. Мне просто не верилось, что мама может быть такой равнодушной. Серьезно.

Тогда она попыталась применить другую тактику. Она заплакала. Она сказала, что очень волнуется за меня и не знает, что делать. Она сказала, что никогда не видела меня в таком состоянии, что я даже ничего не сделала, когда Рокки попытался засунуть себе в нос монету. Неделю назад я бы подняла шум, что мелочь валяется по всей мансарде и дом опасен для ребенка. А сейчас я даже не встревожилась. Но это была неправда. Я не хочу, чтобы Рокки задохнулся, и я не хочу, чтобы мама из-за меня плакала.

Но в то же время я не представляю, что я могу сделать, чтобы ничего этого не случилось.

Потом мама снова сменила тактику. Она перестала плакать и спросила, хочу ли я, чтобы она пустила в ход тяжелую артиллерию. Она сказала, что не хочет беспокоить папу, потому что он очень занят на Генеральной Ассамблее ООН, но что я не оставляю ей выбора. Она спросила, этого ли я хочу, хочу ли я, чтобы она побеспокоила по этому вопросу папу.

А я сказала, что если она хочет позвонить папе, пусть звонит. И что вообще-то я сама собиралась поговорить с ним насчет того, чтобы переехать в Дженовию и жить там постоянно. Потому что, честно говоря, мне больше не хочется жить на Манхэттене.

Я только хотела, чтобы мама оставила меня в покое, чтобы я могла жалеть себя и дальше. И мой план сработал… только он сработал даже слишком хорошо. Мама так расстроилась, что выбежала из комнаты и снова начала плакать.

Я правда не хотела доводить ее до слез! Мне жаль, что она так расстроилась. Особенно еще и потому, что на самом деле мне не очень хочется переезжать в Дженовию. Там мне наверняка не позволят целыми днями валяться в кровати. А мне это начинает нравиться. У меня даже свой режим дня появился. Утром я встаю раньше всех и завтракаю, обычно я доедаю все, что осталось в холодильнике от вчерашнего ужина, потом кормлю Толстого Луи и чищу его лоток.

Потом я снова ложусь в кровать и в конце концов ко мне забирается Толстый Луи, и мы вместе смотрим по MTV десятку победителей хитпарада, потом переключаемся на VH1. Потом кто-нибудь, или мама, или мистер Дж., приходит и пытается отправить меня в школу. Я отказываюсь, и обычно это отнимает у меня столько сил, что потом я чувствую, что мне нужно еще немного поспать.

Потом я просыпаюсь, чтобы посмотреть два сериала, которые идут в это время.

Потом, убедившись, что поблизости никого нет, я иду в кухню и устраиваю себе ланч – ем бутерброд с ветчиной или готовлю в микроволновке поп-корн или еще что-нибудь, мне не так уж важно, что. Потом я снова забираюсь в кровать с Толстым Луи и смотрю «Народный суд», а потом «Судью Джуди».

Потом мама приводит ко мне Тину, и я делаю вид, что я живая, а когда Тина уходит, я снова ложусь поспать, потому что ее визит меня очень утомляет. Потом, после того как мама и все остальные уснут, я иду в кухню и соображаю себе что-нибудь перекусить, и потом часов до двух или трех ночи смотрю телевизор.

 Через несколько часов я встаю и после того, как я понимаю, что это не дурной сон, что я на самом деле порвала с Майклом, все повторяется с начала.

Пожалуй, я могла бы жить так до восемнадцати лет, когда я начну получать зарплату как принцесса Дженовии (что не произойдет до тех пор, пока я не стану формально взрослой и не начну выполнять мои обязанности наследницы престола).

Ну да, я понимаю, трудновато выполнять обязанности наследницы престола, лежа в кровати. Но я уверена, я бы что-нибудь придумала.

Но все равно, это очень плохо, когда мама плачет из-за меня. Я подумала, что, может быть, стоит сделать ей карту ли что-нибудь еще.

Но для этого нужно встать с кровати и найти маркеры и все остальное. А я слишком устала, чтобы заниматься такими вещами.

15 сентября, среда, 17.00, мансарда

Видно, мама не шутила насчет тяжелой артиллерии. Тина сегодня после школы не зашла. Зато зашла бабушка. Но мама, как бы сильно я ее ни любила, и как бы я ни жалела, что она из-за меня плачет, очень сильно ошибается, если думает, что бабушка может какими-то своими словами или действиями заставить меня передумать и вернуться в школу.

Я туда не пойду. Это просто не имеет смысла.

– Что значит «не имеет смысла»? – спросила бабушка. – Конечно, смысл есть. В школе ты учишься.

– Зачем? – спросила я. – Все равно заранее известно, кем я буду работать. На протяжении веков многие из царствующих монархов были полными кретинами, но их все равно допустили до власти. Так какая разница, окончу я школу или нет?

– Ну, ты же не хочешь быть невежей? – не унималась бабушка.

Она сидела на самом краешке моей кровати, прижимая к себе сумочку, и смотрела по сторонам – точнее, косо посматривала – например, на домашние задания, которые вчера принесла Тина и которые валялись на полу, на фигурки к сериалу «Баффи, Истребительница вампиров», по-видимому, не понимая, что теперь это редкие и дорогие вещицы, примерно как ее дурацкие чашки лиможского фарфора.

По выражению ее лица было ясно, что в комнате внучки-подростка она чувствует себя как в каком-нибудь темном переулке Чайна-тауна.

Ну да, не спорю, у меня в комнате беспорядок. Но все равно.

– Почему это я не хочу быть невежей? – спросила я. – Некоторые из самых влиятельных женщин на нашей планете тоже не окончили среднюю школу.

Бабушка фыркнула.

– Назови хоть одну.

– Пэрис Хилтон, – сказала я. – Линдсей Лохан. Николь Ричи.

– Я совершенно уверена, – сказала бабушка, – что все эти женщины окончили среднюю школу. Но даже если нет, тут нечем гордиться. Невежество никогда не было привлекательным. Кстати, о привлекательности. Давно ли ты в последний раз мыла голову, Амелия?

Я не видела никакого смысла в том, чтобы мыться. Какая разница, как я выгляжу, если Майкл ушел из моей жизни?

Но когда я сказала это вслух, бабушка спросила, нормально ли я себя чувствую.

– Нет, не нормально. Я думала, это и так очевидно, поскольку я четыре дня не встаю с постели, кроме как чтобы поесть и сходить в туалет.

– О, Амелия! – По виду бабушки можно было подумать, что ее оскорбили. – Неужели теперь мы еще и опустились до обсуждения физиологии? Право, я понимаю, ты грустишь из-за того, что потеряла Того Мальчика, но…

– Бабушка, – сказала я, – думаю, сейчас тебе лучше уйти.

– Я не уйду, пока мы не решим, что делать вот с этим.

Тут бабушка постучала носком туфли по письму с логотипом Domina Rei, которое виднелось из-под кровати.

– Ах, это… – сказала я. – Попроси своего секретаря написать от моего имени ответ с отказом.

– С отказом? – Бабушкины нарисованные брови взлетели вверх. – Нет, юная леди, ничего подобного мы делать не будем. Ты можешь представить, что сказала Элена Треванни, когда я вчера случайно столкнулась с ней у «Бергдорфа» и упомянула, что моей внучке предложили произнести речь на большом благотворительном вечере Domina Rei? Она сказала…

– Ладно, – перебила я, – я это сделаю. Некоторое время бабушка молчала, потом с сомнением спросила:

– Амелия, я не ослышалась, ты сказала, что согласна это сделать?

– Да. – Я была готова на все, лишь бы только она ушла. – Я это сделаю. Только давай поговорим об этом позже, ладно? У меня голова болит.

– Вероятно, твой организм обезвожен, – сказала бабушка. – Ты выпила сегодня положенные восемь стаканов воды? Амелия, ты же знаешь, что для сохранения нормального уровня гидратации нужно выпивать каждый день восемь стаканов воды. Именно так женщины из рода Ренальдо сохраняли прекрасный цвет лица…

– Кажется, мне нужно отдохнуть, – сказала я слабым голосом. – У меня горло начинает побаливать. Не хочу заболеть ларингитом и потерять голос перед важным событием… Оно ведь будет в следующую пятницу?

– Господи боже! – Бабушка так резко вскочила с моей кровати, что испугала Толстого Луи, и он выскочил из подушечной крепости, которую я сложила у себя под боком. Мелькнув оранжевой стрелой, он скрылся в кладовке. – Нельзя допустить, чтобы ты слегла с какой-нибудь болезнью, и поставить под угрозу твое выступление! Я немедленно пришлю к тебе моего личного врача.

Она стала рыться в сумочке в поисках мобильного, отделанного бриллиантами, которым она умеет пользоваться только потому, что я миллион раз ей показала. Однако я ее остановила, сказав слабым голосом:

– Не стоит, со мной все в порядке. Думаю, мне просто нужно отдохнуть, а ты иди. Чем бы я ни болела, ты же не хочешь заразиться…

Бабушка пулей вылетела из комнаты.

И я НАКОНЕЦ-ТО смогла лечь спать.

Но через несколько минут в дверях возникла мама. Она остановилась и стала смотреть на меня с озабоченным видом.

– Миа, – сказала она. – Ты действительно сказала бабушке, что согласна выступить на благотворительном вечере общества Domina Rei?

– Да. – Я накрыла голову подушкой. – Что угодно, лишь бы она ушла.

Мама ушла с обеспокоенным видом.

Не знаю, о чем ЕЙ-то беспокоиться? Ведь это МНЕ нужно найти способ сбежать из города до того, как состоится это мероприятие.

16 сентября, четверг, 11.00, в папином лимузине

Сегодня утром я лежала в кровати с зажмуренными глазами (потому что я слышала, что кто-то входит, и не хотела ни с кем разговаривать), когда с меня сдернули одеяло и глубокий строгий голос произнес:

– Вставай. Быстро,

Я открыла глаза и с удивлением увидела, что над моей кроватью стоит папа в деловом костюме. От него пахло осенью. Я так давно не выходила из дома, что забыла, как пахнет на улице.

По выражению его лица я поняла, что сейчас мне влетит. Поэтому я сказала:

– Нет.

Потом снова дернула на себя одеяло и закрылась с головой.

Тут я услышала, как папа сказал:

– Ларс, будь так любезен.

И тут мой телохранитель подхватил меня с постели – прямо с одеялом, натянутым на голову – и понес через мамину квартиру.

– Что ты делаешь? – закричала я, высунув голову из-под одеяла. Я увидела, что мы уже в коридоре, и Ронни, наша соседка по площадке, стоит с магазинными пакетами в руках и ошеломленно смотрит на нас во все глаза.

Когда мы были уже на лестнице, папа за спиной Ларса ответил:

– То, что нужно для твоей же пользы.

Мне просто не верилось, что это происходит на самом деле.

– Но я же в пижаме!

– Я тебе говорил, чтобы ты вставала, – сказал папа, – ты сама отказалась.

– Ты не можешь так поступать со мной! – закричала я, когда мы вышли из дома и направились к папиному лимузину. – Я американка, у меня есть гражданские права!

Папа посмотрел на меня и очень саркастически заметил:

– Нет у тебя прав, ты еще подросток.

– Помогите! – закричала я студентам Нью-Йоркского университета, которые жили по соседству и только что возвращались домой после веселой ночки в Ист-Виллидже. – Позвоните в Международную Амнистию! Меня удерживают против воли!

Студенты стали оглядываться по сторонам, пытаясь найти камеры – по-видимому, они решили, что на Томпсон-стрит снимается эпизод сериала « Закон и порядок « или что-нибудь в этом роде.

– Ларс, – с отвращением сказал папа, – бросай ее в машину.

И Ларс так и сделал! Он бросил меня в машину!

Хорошо еще, что он бросил вслед мой блокнот и ручку.

И мои китайские шлепанцы с цветочками из блесток.

Но все равно, безобразие! Разве так обращаются с принцессой? Да и вообще с живым человеком?

А папа даже не сказал мне, куда мы едем. Когда я просила, то услышала только:

– Увидишь.

Когда первое потрясение от такого обращения прошло, я, к своему удивлению, поняла, что меня это не очень-то волнует. То есть, конечно, это странно, сидеть в папином лимузине в пижаме и закутанной в одеяло и покрывало, но в то же время я не могла наскрести в душе достаточно сильного возмущения по этому поводу.

Наверное, в этом и заключается проблема: в том, что меня теперь ничто особенно не волнует.

Вот только это меня тоже не очень-то волнует.

16 сентября, четверг, полдень, кабинет доктора Натса

Мы сидим в кабинете психолога.

Я не шучу! Папа не отвез меня на королевском реактивном самолете обратно в Дженовию, Он привез меня в Верхний Ист-сайд, чтобы показать психологу!

И не просто какому-то психологу. А одному из крупнейших специалистов по детской и подростковой психологии. Во всяком случае, если множество дипломов в рамах и наград, которые висят на стенах в его кабинете, что-то значат.

Наверное, это должно было произвести на меня впечатление. Или как минимум успокоить.

Но не могу сказать, чтобы меня очень уж успокаивал тот факт, что его фамилия – доктор Артур Т. Натс.4

Да, все правильно. Папа привез меня к психологу, доктору Натсу, потому что он – а также мама и мистер Дж., по-видимому, считают, что я свихнулась.

Я знаю, на вид я, наверное, и правда похожа на сумасшедшую – сижу в пижаме, все еще завернутая в одеяло. Но кто в этом виноват? Могли бы, по крайней мере, дать мне одеться.

Не сказать, чтобы я стала одеваться, дай они мне время. Но если бы они сказали, что вынесут меня за пределы квартиры, я хотя бы бюстгальтер надела.

Впрочем, не похоже, чтобы секретаршу доктора Натса – или медсестру, уж не знаю, кто она – мой наряд особо взволновал. Она только сказала папе, когда он меня вносил:

– Доброе утро, принц Филипп.

Вернее, когда меня вносил Ларс. Потому что когда он затормозил перед кирпичным зданием, в котором находится кабинет доктора Натса, я не хотела выходить из машины. Я не собиралась разгуливать по Восточной Семьдесят восьмой улице в пижаме. Может, я и сумасшедшая, но не настолько!

Поэтому Ларc понес меня на руках, Секретарше, похоже, не показалось странным, что новую пациентку ее босса вносят в кабинет на руках. Она только сказала:

– Доктор Натс сейчас выйдет. А пока не будете ли так любезны заполнить эту анкету?

Сама не знаю, почему я вдруг так запаниковала.

– Нет! Что это, тест? Я не хочу сдавать тест! Это очень странно, но при мысли, что мне придется сдавать какой-то тест, мое сердце забилось как сумасшедшее.

Секретарша только посмотрела на меня как-то странно, и пояснила:

– Это только общая оценка вашего состояния. Здесь нет правильных или неправильных ответов. На то, чтобы заполнить эту анкету, вам потребуется не больше минуты.

Но я не хотела получать никаких оценок, даже если нет правильных и неправильных ответов.

 – Нет, – сказала я. – Я не буду.

– Смотри. – Папа протянул руку к секретарше. – Я тоже заполню такую анкету. Миа, тебе станет от этого спокойнее?

Почему-то мне действительно стало спокойнее. Потому что, честно говоря, если уж я сумасшедшая, то папа тоже. Видели бы вы, сколько у него пар обуви! А ведь он мужчина.

Так что секретарша дала папе такую же анкету, как мне. Когда я заглянула в эту анкету, то увидела, что это список утверждений, из которых нужно выбрать самое для тебя подходящее и оценить. А утверждения такие: «У меня такое чувство, будто жить не имеет смысла». И нужно выбрать один из следующих ответов:

Всегда

Почти всегда

Иногда

Почти никогда

Никогда

Поскольку делать все равно было больше нечего, и у меня все равно была в руке ручка, я заполнила анкету. Когда я закончила, то увидела, что отметила в основном ответы «Всегда» и «Почти всегда». Например, на вопрос «Мне кажется, что меня все ненавидят» – «Почти всегда» и на вопрос «Я чувствую себя никчемной» – «Почти всегда».

А папа выбрал в основном ответы «Почти никогда» и «Никогда». Даже на вопрос «Мне кажется, что истинная романтическая любовь прошла мимо меня».

Хотя я точно знаю, что это неправда. Папа мне рассказывал, что в его жизни была только одна истинная романтическая любовь, это любовь к моей маме, и что он ее отпустил, и очень об этом жалеет. Вот почему он советовал мне не делать глупость и не отпускать Майкла. Потому что он знал, что я, возможно, никогда больше не встречу такую любовь.

Плохо, что я поняла, что он прав, только когда стало слишком поздно.

Но все равно, ему-то легко никогда не чувствовать, что его все ненавидят. В интернете же нет сайта ihateprincephillippeofgenovia.com.

Секретарша, миссис Хопкинс, взяла у на заполненные анкеты и унесла их в другую комнату, которая находилась справа от ее стола. Мне было видно, что там, за той дверью. Тем временем Ларc взял с кофейного столика в прием ной перед кабинетом доктора Натса свежий но мер «Спорте иллюстрейтед» и как ни в чем не бывало стал его читать, как будто носить к психологам принцесс в пижамах для него – обычное дело.

– Миа, я думаю, доктор Нате тебе понравится, – сказал папа. – Я познакомился с ним в прошлом году на благотворительном вечере.

Он один из главных специалистов по детской и подростковой психологии в стране.

Я показала на награды, развешенные на стене.

– Да, это я и сама поняла.

– Что ж, – сказал папа, – это верно. У него прекрасные рекомендации. Пусть его имя и манера поведения не вводят тебя в заблуждение.

«Манера поведения»? А это еще как понимать?

Вернулась миссис Хопкинс. Она сказала, что доктор нас сейчас примет.

Здорово.

16 сентября, четверг, 14.00, в папином лимузине

Доктор Натс оказался… в общем, он оказался не таким, как я ожидала.

На самом деле я не знаю, чего ожидала, но только не того, что увидела. Я помню, папа предупреждал, что пусть его имя и манера поведения не вводят меня в заблуждение, но я хочу сказать, при его имени и профессии я ожидала, что это будет невысокий лысый старикашка с козлиной бородкой, в очках, ну и может быть, он будет говорить с немецким акцентом.

Старым оказался, это да. По возрасту он, наверное, как бабушка. Но он был не лысый и не низенький. И козлиной бородки у него не было. А. акцент был западный. Это потому, как он сам объяснил, что когда он не на работе в Нью-Йорке, то он живет на своем ранчо в Монтане.

Да, это так. Доктор Натс оказался ковбоем. Ковбой психолог!

Я так понимаю, что из всех психологов, какие есть в Нью-Йорке, мне достался психолог-ковбой.

Его кабинет был обставлен как дом на ранчо. На стенах, обшитых деревянными панелями, висели картины с изображением диких мустангов на воле. А на застекленных книжных полках стояли книги только известных западных авторов вроде Луи д'Амура и Зейна Грея. Мебель была обита темной кожей с латунными заклепками. А на крючке, прибитом к двери с обратной стороны, даже висела настоящая ковбойская шляпа. И на полу лежал ковер индейцев племени навахо,

По всему этому я сразу поняла, что доктор Нате вполне соответствует своему имени, И что он еще более ненормальный, чем я,

Наверное, это шутка. Должно быть, папа шутил, когда говорил, что доктор Нате – один из крупнейших специалистов по детской и подростковой психологии в стране. Может, меня разыгрывают? Может, с минуты на минуту откуда-нибудь выскочит Эштон Катчер и закричит: «Принцесса Миа, мы вас разыграли! Этот тип – никакой не психолог, это мой дядя Джо!»

– Ну, – сказал доктор Натс басовитым ковбойским голосом после того, как мы с папой сели на кушетку напротив большого кожаного кресла, в котором он сидел. – Значит, вы принцесса Миа. Рад познакомиться. Слыхал я, что вы вчера были непривычно милы со своей бабушкой.

Я была просто в шоке. Вероятно, доктор Натс обычно имеет дело с детьми. В отличие от них, я, так уж вышло, знакома с двумя психологами-юнгианцами, докторами Московитцами. Так что я немного в курсе, как должны строиться отношения врача с пациентом. И я знаю, что разговор не должен начинаться с ложного обвинения со стороны врача.

– Это полная клевета, – сказала я. – Я не была с ней мила. Я просто сказала ей то, что она хотела услышать, чтобы она поскорее ушла.

– А! – сказал доктор Натс. – Это другое дело. Тогда, выходит, все нормально?

– Ясно, что нет, – сказала я. – Потому что я сижу в вашем кабинете в пижаме и в одеяле.

– А знаете, я это заметил, – сказал доктор Натс. – Но, бывает, вы, молодые девушки, одеваетесь очень странно, вот я и подумал, что это какой-нибудь новый каприз моды.

Я сразу поняла, что из этого ничего не выйдет. Ну как я могу доверить свои сокровенные эмоциональные мысли человеку, который называет меня и моих сверстников «вы, молодые девушки» и думает, что одна из нас стала бы добровольно разгуливать по городу в пижаме и одеяле?

Я встала и сказала папе:

– Мне это не поможет.

– Минуточку, Миа, – сказал папа, – мы ведь только что вошли. Дай человеку шанс.

– Папа. – Мне просто не верилось. Я хочу сказать, если уж мне нужно пройти курс психотерапии, то почему мои родители не могли найти мне настоящего психолога, а не психолога-КОВБОЯ? – Пойдем отсюда. Пока он не поставил на мне клеймо, как на корове.

– Юная леди, вы что-нибудь имеете против владельцев ранчо? – поинтересовался доктор Натс.

– Ну, если учесть, что я вегетарианка… – Я не стала упоминать, что неделю назад перестала быть вегетарианкой. – Да, имею.

– Вы производите впечатление ужасно пылкой, – сказал доктор Натс с жутким акцентом. – Во всяком случае, для девушки, которую, если верить этой анкете, в последнее время почти никогда ничто не волнует.

Он постучал пальцем по анкете, которую я заполнила перед его кабинетом. Стало ясно, что быстро я не отделаюсь, поэтому я снова села. Я сказала:

– Послушайте, доктор… э-э… – Я даже не могла заставить себя произнести его фамилию! – Думаю, вам следует знать, что я некоторое время изучала работы доктора Карла Юнга. Я много боролась за то, чтобы достичь самоактуализации. Так что я немножко знакома с психологией. И я, так уж вышло, знаю, что со мной не в порядке.

Казалось, доктор Натс был заинтригован.

– О, вот как! Ну-ка, просветите меня!

– Я просто немного подавлена. Это нормальная реакция на события последней недели.

– Правильно. – Доктор Натс заглянул в лежащий перед ним листок бумаги. – Вы расстались с бойфрендом, с Майклом, не так ли?

– Да, – сказала я. – И, наверное, это не просто обычный разрыв двух тинейджеров, потому что я – принцесса, а Майкл – гений, и он считает, что должен ехать в Японию, чтобы создать хирургического робота-манипулятора, чтобы доказать моей семье, что он меня достоин, тогда как на самом деле это я его недостойна, и, наверное, потому что в глубине души я знаю, что это я разрушила наши отношения. И, наверное, наши отношения были обречены с самого начала, потому что когда мы летом сдавали в режиме он-лайн юнгианский тест по Майерсу-Бриггсу, я получила низший результат, а он – высший, и теперь он хочет, чтобы мы были просто друзьями и встречались с другими людьми, чего я хочу меньше всего на свете. Но я уважаю его желания, и я знаю, что если я хочу хоть когда-нибудь собрать плоды с дерева самоактуализации, мне нужно проводить больше времени, взращивая корни моего дерева жизни, а еще… и… и… в общем, это все. Кроме возможного менингита. Или ласской лихорадки, Это все, а в остальном у меня все в порядке. Мне просто нужно приспособиться. Но я в порядке, правда.

– Вы в порядке? – переспросил доктор Натс. – Вы пропустили в школе почти неделю, хотя физически вы здоровы – насчет менингита мы, конечно, проверим – и несколько дней не снимали пижаму. Но вы в порядке.

– Да, – сказала я. Неожиданно я почувствовала, что вот-вот расплачусь. И сердце снова забилось слишком быстро. – Можно мне теперь уйти домой?

– Зачем? – поинтересовался доктор Натс. – Чтобы снова забраться в постель и продолжать избегать общества друзей и близких, что, между прочим, является классическим признаком депрессии?

Я только заморгала. Не может быть, чтобы со мной так разговаривал совершенно посторонний человек, мало того, посторонний, которому нравятся западные штучки. Да кем он себя возомнил – естественно, помимо одного из крупнейших специалистов в области детской и подростковой психологии?

– Чтобы продолжать все больше и больше отдаляться от лучшей подруги, Лилли, – сказал он, глядя в мою анкету. – А также от остальных друзей, избегать школы и любой другой общественной среды, в которой, вам, возможно, пришлось бы с ними общаться?

Я заморгала еще сильнее. Да, я знаю, что сумасшедшей здесь должна считаться я, но, слушая подобные заявления, было трудно не заключить, что он не сумасшедший.

Потому что я не хочу ходить в школу не потому, что там я могу встретить Лилли или общаться с другими людьми. Это совершенно не так. И не поэтому я хочу уехать в Дженовию.

– Чтобы продолжать игнорировать вещи, которые вы когда-то любили, например, постоянный обмен сообщениями с подругой Тиной, и чтобы спать целыми днями, а по ночам бодрствовать, – продолжал доктор Натс, – набирая вес вследствие беспорядочного поглощения еды, когда, как вам кажется, вас никто не видит?

Стоп, а об этом он откуда знает? ОТКУДА ОН ЗНАЕТ ПРО ТИНУ И ПРО ПЕЧЕНЬЕ «ГЕРЛ СКАУТ»?

– Чтобы продолжать говорить то, что, по вашему мнению, люди хотят от вас услышать, для того, чтобы они поскорее ушли и оставили вас в покое? И отказываться соблюдать даже элементарные правила личной гигиены, что опять же является классическим примером подростковой депрессии?

Я только глаза закатила. Потому что все, что он говорил, было полнейшей нелепостью. Я не в депрессии. Возможно, я грустная, потому что все так паршиво, и, возможно, у меня действительно менингит, хотя все, похоже, предпочитают не замечать симптомов. Но у меня не депрессия.

– Чтобы отстраниться от того, что вы любили – от писательства, от младшего брата, от родителей, от школьных дел, от друзей – и продолжать барахтаться в отвращении к самой себе, не имея никакого желания изменить себя или начать снова радоваться жизни? – В кабинете, похожем на дом на ранчо, голос доктора Натса гудел очень громко. – Я могу продолжать, но нужно ли?

Я опять заморгала, только на этот раз я моргала, чтобы стряхнуть слезы. Я не могла в это поверить, просто не могла.

У меня нет менингита. У меня нет ласской лихорадки. У меня депрессия.

Я в депрессии.

– Возможно… – я кашлянула, потому что в горле вдруг встал ком, и говорить стало трудно, – я немного подавлена.

– Знаете, нет ничего плохого в том, чтобы признать, что у тебя депрессия, – сказал доктор Натс тихим голосом (я имею в виду, тихим для ковбоя). – Многие, многие люди страдали от депрессии. Быть в депрессии не означает быть сумасшедшим, неудачником или плохим человеком.

Мне снова пришлось смаргивать слезы, много слез.

– Ладно. – Только это я и смогла произнести.

Тут папа взял меня за руку. Но я не оценила его жест, потому что от этого мне еще сильнее захотелось плакать. К тому же рука у меня была ужасно потная.

– Можно поплакать, ничего страшного, – сказал доктор Натс.

Он передал мне коробку бумажных салфеток, которую до этого где-то прятал.

Как он ухитряется это делать? Как он ухитряется все время читать мои мысли? Может, это потому, что он провел много времени на ранчо, с оленями и антилопами? Между прочим, что вообще такое антилопа?

– Учитывая все, что происходило в последнее время в вашей жизни, Миа, вполне нормально и даже полезно испытывать грусть и желание с кем-то об этом поговорить, – говорил тем временем доктор Натс. – Вот почему ваши близкие привезли вас ко мне. Но я мало чем могу помочь, если вы сами не признаете, что у вас есть проблема и вы нуждаетесь в помощи. Так, может быть, расскажете мне, что вас беспокоит и как вы себя чувствуете в действительности? И на этот раз давайте оставим в покое юнгианское дерево самоактуализации.

И тут, даже не поняв, что происходит и как это получилось, я вдруг поняла, что мне даже безразлично, что меня могут разыгрывать. Может, все дело в индейском ковре. Может, в ковбойской шляпе, которая висела на двери. А может, я просто поняла, что он прав: не могу же я провести всю оставшуюся жизнь в моей комнате.

В общем, как бы то ни было, я обнаружила, что рассказываю этому странному ковбойского вида дядечке все.

Ну, может быть, не совсем ВСЕ, потому что рядом сидел папа. Наверное, у доктора Натса есть такое правило, что на первой консультации несовершеннолетнего пациента должен присутствовать родитель или опекун. Было бы неправильно, если бы он обращался со мной как с обычным пациентом.

Но я рассказала ему одну важную вещь, то, что не выходило у меня из головы еще с воскресенья, когда я повесила трубку, поговорив с Майклом. Я рассказала ему то самое, из-за чего с тех пор не вылезала из постели.

И это было вот что. В самую первую поездку с мамой к ее родителями в Версаль, штат Индиана, какую я помню, дедушка велел мне не подходить к старой яме за фермерским домом, в которую когда-то была вкопана цистерна. Яма была прикрыта куском старой фанеры, и должен был приехать бульдозер и засыпать ее землей. Но я как раз недавно прочитала «Алису в Стране Чудес» и меня ужасно притягивало все, что хоть немного похоже на кроличью нору. Поэтому я отодвинула фанеру, встала на край ямы и стала смотреть в глубокую черную яму, думая, ведет ли она в Страну Чудес и могу ли я туда попасть.

И, конечно, земля с краю осыпалась, и я свалилась в яму.

Только я попала совсем не в Страну Чудес.

Я не ушиблась или что-нибудь в этом роде, и в конце концов смогла выбраться, хватаясь за корни деревьев, которые торчали из стен ямы. Потом я вернула фанеру на место и пошла домой, дрожащая, грязная и вонючая. Я не стала никому рассказывать о том, что случилось, потому что знала, что дедушка ужасно рассердится. К счастью, никто ничего не узнал.

Но дело в том, что в прошлое воскресенье, когда я поговорила с Майклом по телефону, у меня возникло такое чувство, будто я снова сижу на дне той ямы. Серьезно. Как будто я сижу там, смотрю на голубое небо далеко наверху, совершенно не понимая, как я оказалась в таком положении.

Только в этот раз не было корней, за которые я могла бы ухватиться и выбраться. Я застряла на самом дне. Я могу видеть жизнь, которая идет наверху – солнце, птиц, облака, веселых людей – но я не могу вернуться к ним. Я могу только смотреть на них, сидя на самом дне глубокой черной дыры,

В общем, когда я закончила все это объяснять – то есть, примерно тогда, когда я плакала уже так сильно, что больше не могла говорить – папа начал мрачно бурчать что-то о том, что он сделает с дедушкой, когда увидит его в следующий раз.

Тем временем доктор Натс поднял глаза от листка бумаги, на котором что-то писал все время, пока я говорила, посмотрел мне в глаза и сказал нечто удивительное. Он сказал:

– В жизни иногда случается, что ты падаешь в яму, из которой не можешь выбраться самостоятельно. Вот тут и помогают друзья. Однако они не смогут помочь, если ты не дашь им понять, что ты в яме.

Я опять заморгала. Все это очень странно, но… об этом я как-то не подумала. Понимаю, это звучит тупо, но идея обратиться за помощью как-то никогда не приходила мне в голову.

– Ну, теперь, когда мы действительно знаем, что вы в яме, – протянул доктор Натс в манере жителя Среднего Запада, – вы позволите нам протянуть вам руку помощи?

Суть в том, что я сомневалась, что кто-нибудь может это сделать. В смысле, помочь мне выбраться из ямы. Я упала так глубоко, и я так устала… что даже если кто-то бросит мне веревку, я сомневаюсь, что мне хватит сил за нее ухватиться.

– Наверное, – сказала я, шмыгал носом, – это было бы хорошо. В смысле, если это сработает.

– Сработает, – спокойно так сказал доктор Натс. – А сейчас я хочу, чтобы вы завтра утром сходили к своему врачу, пусть он пошлет вас на общий анализ крови. Проверим на всякий случай, чтобы ничего не упустить. Некоторые заболевания могут влиять на настроение, так что нам нужно их исключить. В том числе и менингит, конечно. Потом после уроков придете ко мне на первый сеанс терапии. Мой офис очень кстати находится всего в нескольких кварталах от вашей школы.

У меня вдруг во рту пересохло. Я уставилась на доктора Натса.

– Я… не думаю, что я могу завтра пойти в школу.

Казалось, он удивился.

– Это почему же?

– Просто… я просто,..

Мое сердце бешено забилось в груди.

– Просто не могу. Может быть, мне лучше начать ходить в школу с понедельника? Ну, знаете, начать с чистого листа и все такое…

Он только молча посмотрел на меня сквозь очки в тонкой серебряной оправе. Я заметила, что глаза у него голубые. А кожа вокруг них морщинистая, и они кажутся добрыми. Словом, у него такие глаза, какие должны быть у ковбоя.

– Или… может, вы мне что-нибудь выпишете? Лекарство какое-нибудь, чтобы мне было легче.

В идеале мне нужен такой наркотик, чтобы я напрочь отрубилась и мне не нужно было ничего чувствовать и ни о чем думать до… до самого выпуска.

И снова мне показалось, что доктор Натс точно знает, что я имею в виду. И, похоже, ему это кажется забавным.

– Миа, я психолог, – сказал он, чуть заметно улыбнувшись. – А не психиатр. Я не выписываю лекарства. У меня есть коллега, который может их выписать, когда я чувствую, что пациент в этом нуждается. Но не думаю, что вам это нужно.

Что-о? Он очень сильно ошибается! Мне нужны лекарства. Много лекарств! Кому они нужнее, чем мне? Никому! А он только потому мне отказывает, что не видел мою бабушку.

Тут я вдруг увидела, что доктор Натс недоуменно моргает, а папа неловко ерзает на стуле. Тогда только я поняла, что последнюю фразу произнесла вслух.

Упс!

– Ладно, ты же знаешь, что это правда, – сказала я папе, оправдываясь.

– Я знаю, – ответил он, – уж поверь.

– Познакомиться с вашей бабушкой – это то, что мне очень хочется когда-нибудь сделать, – сказал доктор Натс. – Очевидно, она для вас очень важна, и мне было бы интересно увидеть динамику отношений между вами. Но, опять же… в этой анкете вы нигде не отметили, что вас посещают мысли о самоубийстве. Более того, на вопрос, испытываете ли вы желание убить себя, вы ответили «Никогда».

– Ну… – мне было неловко. – Это потому, что для того, чтобы убить себя, мне нужно было бы встать с кровати. А этого мне совсем не хочется делать.

Доктор Натс улыбнулся.

– Не думаю, что в вашем конкретном случае нужны препараты.

– Но мне нужно хоть что-нибудь, – сказала я. – Потому что иначе я не знаю, как я продержусь до конца дня. Серьезно. Не хочу вас оскорбить, но вы не знаете, каково сейчас учиться в средней школе. Я не шучу, это очень страшно.

– Знаете, Элеонора Рузвельт, у которой была голова на плечах, мало кто станет с этим спорить, – сказал доктор Натс, – так вот, она однажды сказала: «Делай каждый день что-нибудь такое, что тебя пугает».

Я покачала головой.

– Что-то не вижу в этом никакого смысла. С какой стати человеку делать то, что его пугает?

– Потому что это единственный способ вырасти как личность, – сказал доктор Натс. – Конечно, пугать могут разные вещи. Может быть страшно учиться кататься на велосипеде, лететь в первый раз на самолете, возвращаться в школу после того, как рассталась с давним бойфрендом и твоя фотография с бойфрендом бывшей подруги появилась в газете, выходящей огромным тиражом. Но если не рисковать, то просто останешься таким, как есть. Как вы думаете, это поможет человеку выбраться из ямы, в которую он упал? Вам не кажется, что единственный способ выбраться оттуда – это измениться?

Я глубоко вздохнула. Он прав. Я знала, что он прав, вот только это будет так трудно. Ладно, ведь и Майкл говорит, что нам обоим нужно вырасти и пройти определенный путь. Доктор Натс продолжал:

 – Кроме того, что может случиться в самом худшем случае? У вас есть телохранитель. И ведь у вас есть другие подруги, кроме Лилли, не так ли? Как насчет Тины, которую упоминала ваша мама?

Про Тину я забыла. Удивительно, что может случиться, когда сидишь в яме. Ты забываешь о людях, которые могли бы сделать многое, возможно, даже все, чтобы помочь тебе из этой ямы выбраться.

– Да. – Впервые за долгое время я увидела крошечный лучик надежды. – Тина есть.

– Ну что же, – сказал доктор Натс. – Тогда вперед. И кто знает, – он усмехнулся, – возможно, вам это даже понравится.

Ну ладно, теперь я точно знаю, что его имя ему подходит. Он еще более чокнутый, чем я. А это говорит о многом, если учесть, что не кто иной, как я, неделю не вылезала из пижамы.

16 сентября, четверг, 18.00, мансарда

После того как мы вышли от доктора Натса, папа спросил, что я о нем думаю.

– Миа, если он тебе не нравится, – сказал он, – мы можем найти кого-нибудь другого. Все, включая вашу директрису, рекомендуют его как лучшего подросткового психолога в городе, но…

– ТЫ РАССКАЗАЛ ДИРЕКТРИСЕ ГУПТЕ? – практически заорала я.

Папе, кажется, не очень понравилось, что я ору.

– Миа, – сказал он, – ты четыре дня не была в школе. Неужели ты думала, что никто этого не заметит?

– Мог бы сказать, что у меня был бронхит! – заорала я. – Незачем было рассказывать, что у меня депрессия!

– Про твою депрессию мы никому не рассказывали, – сказал папа. – Директриса позвонила, чтобы узнать, почему тебя так долго нет…

– Здорово! – Я плюхнулась на сиденье и заплакала. – Теперь об этом узнает вся школа!

– Не узнает, если ты сама не расскажешь. Директриса Гупта совершенно точно ничего никому не скажет. Для этого она слишком хороший педагог, ты же знаешь, Миа.

Как ни не хотелось мне это признавать, но папа прав. Про директрису Гупту можно много чего сказать, в том числе, что она деспотичная и помешана на власти, но уж правило конфиденциальности отношений между директором и студентом ока никогда не нарушит. Да и к тому же половина учеников школы Альберта Эйнштейна к так ходят к психологам. Но все равно. Главное, чтобы Майкл не узнал, что я так подавлена тем, что он меня отверг, что мне приходится посещать психотерапевта. Ужасно унизительно.

– А все-таки, кто еще. знает? – спросила я. – Никто, – сказал папа. – Только ты, твоя мать, твой отчим и Ларс.

– Я никому не скажу, – сказал Ларс, не поднимая глаз от коммуникатора, на котором он играл в компьютерную игру.

– Кроме нас не знает никто, – продолжал папа.

– А как же бабушка? – спросила я настороженно.

– Она не знает. Она как всегда пребывает в блаженном неведении относительно всего, что напрямую не касается ее самой.

– Но она меня вычислит, – сказала я. – Когда я не приду на урок принцессы, она заинтересуется, куда я подевалась,

– Мою мать предоставь мне, – сказал папа. В эту минуту глаза у него стали немножко стальными, как у Дэниела Крейга в «Казино Ройял», и он стал похож на Джеймса Бонда. Конечно, если бы Джеймс Бонд был совсем лысым. – ТЫ постарайся поправиться, а об остальном не думай.

Ему легко говорить. Это же не ему предстоит через неделю и один день выступить перед женской организацией Domina Rei.

Когда я вернулась в мансарду, то обнаружила, что мама в мое отсутствие прибрала мою комнату и все постельное белье отправила в прачечную. А еще она открыла все окна и включила все вентиляторы, они подняли такой ветер в моей комнате, что Толстый Луи испугался, что его унесет, и спрятался под кровать, откуда никак не хотел выходить.

Мистер Дж. тем временем унес мой телевизор. Папа сказал, что мне его не вернут, потому что доктор Натс считает, что детям не стоит иметь собственные телевизоры.

Теперь я знаю, что я буду обсуждать с доктором Натсом большую часть отведенного часа при завтрашней встрече.

Но неважно. Наверное, у меня есть более серьезные поводы для беспокойства. Например, то, что пока я принимала душ, мама проникла в ванную и украла мою пижаму. И выбросила ее в мусоросжигатель. Когда я по этому поводу возмутилась, она сказала:

– Миа, поверь мне, так будет лучше.

Наверное, она права. Наверное я и правда слишком привязалась к этой пижаме. Но все равно. Мне ее не хватает. Мы с ней столько пережили вместе. В смысле, моя пижама и я.

Сейчас мама, папа и мистер Дж. собрались за кухонным столом и ведут обо мне некий «не слишком секретный» разговор. «Не слишком секретный» – это потому что мне все слышно. Я хочу сказать, может, у меня и депрессия, но я же не глухая.

Чтобы отвлечься, я впервые за миллион лет включила компьютер и решила проверить, не написал ли мне кто по электронной почте.

Оказалось, что написали. И много. У меня в ящике было 243 непрочитанных сообщения.

Ну да, большую часть составлял спам, но было несколько очень теплых писем от Тины, которая пыталась меня подбодрить. Было несколько писем от Шамики и Линг Су, и даже парочка от Бориса, (Он очень хороший бойфренд, делает все, что Тина ему велит.) Было несколько писем от Джея Пи, в основном всякие смешные приколы, которые он мне переслал – наверное, думал меня развеселить. Хотя он не знает, что я в депрессии. Во всяком случае, я НАДЕЮСЬ, что не знает.

И вот, пока я продвигалась по почтовому ящику, отправляя в корзину одно письмо за другим, я его увидела. Е-мейл от Майкла.

Клянусь, сердце мое забилось со скоростью миллион ударов в минуту, а ладони сразу же стали мокрыми. Мне ужасно не хотелось кликать на это сообщение. Вдруг это только повторение того, что Майкл сказал мне в воскресенье? Я имею в виду, что нам лучше быть просто друзьями и встречаться с другими людьми. Я не хочу снова это читать. Я не хочу снова это слышать. Я не хочу даже думать об этом снова. Всю неделю я делала все, что могла, чтобы НЕ прокручивать заново в уме тот разговор… а теперь есть вероятность, что он появится передо мной на экране? Ни за что.

Но потом, уже собираясь нажать кнопку « удалить», я засомневалась. Потому что вдруг это совсем не о том? Что, если – ну да, даже думая об этом, я понимала, что это большое ЕСЛИ, но все равно – что, если в этом письме Майкл пишет, что он передумал и не хочет разрывать наши отношения?

Что, если на этой неделе он был в такой же депрессии, как я?

Что, если, проведя эту неделю вдали от меня, он понял, как сильно он без меня скучает, и так же, как я сидела, мечтая оказаться в его объятиях и нюхать его шею, он все это время мечтал, чтобы я оказалась в его объятиях и нюхала его шею?

И я нажала «открыть», пока не передумала.

Скиннербкс: Привет, Миа, это я. Хотя это ясно. Пишу просто, чтобы узнать, как ты. Лилли сказала, тебя всю неделю не было в школе. Надеюсь, все в порядке.

Я устраиваюсь в Тсукубе. Странноватое местечко – представляешь, они едят на завтрак лапшу! Хорошо еще, что во многих местах можно найти сэндвичи с яйцом. Работа у меня такая, как я и думал – трудная. Но думаю, у меня хорошие шансы реально построить эту штуку. Хотя, кто знает, может, через пару недель у меня поубавится оптимизма.

Ты слышала, вроде бы идут переговоры о том, чтобы снять сериал, где «Баффи – Истребительница вампиров» соединится с «Ангелом»? По-моему, ты должна быть в восторге.

Ну ладно, мне пора идти. Очень надеюсь, что ты пропустила школу, потому что тебе пришлось куда-нибудь уехать по принцессовским делам, а не потому, что слегла.

Майкл

Я долго сидела, наведя мышку на кнопку «Ответить», Майкл показал, что беспокоится о моем здоровье. Правда, о физическом, а не эмоциональном, но все равно. Вряд ли даже Майкл может представить, что я провалилась в глубокую депрессию, и дело кончилось поездкой в пижаме и одеяле к психологу-ковбою. Но все равно, ведь это что-то да значит, правда? Что, может быть, между нами еще что-то есть? Что, может быть, он меня все еще любит, хотя бы чуть-чуть? Что, может быть, еще есть шанс, что когда-нибудь как-нибудь еще получится, что я смогу снова нюхать его шею на полурегулярной основе?

Но с другой стороны… Не знаю. Я думала о том, что он говорил по телефону. Насчет того, что нам лучше остаться друзьями. И я поняла, что это письмо такое и есть – дружеская записка, посланная, чтобы показать, что он не держит на меня зла из-за истории с Джеем Пи.

НО КАК ОН МОЖЕТ НЕ ОБИЖАТЬСЯ ИЗ-ЗА ЭТОГО? НЕУЖЕЛИ Я ЕМУ СОВСЕМ БЕЗРАЗЛИЧНА?????

Или я в состоянии нервного припадка из-за истории с Джудит Гершнер ухитрилась без остатка разрушить все романтические чувства, какие у него только ко мне были?

И тогда я перевела мышку с кнопки «Ответить» на кнопку «Удалить». И нажала кнопку.

И письмо от Майкла пропало.

И я ни за что не буду ему отвечать.

Возможно, у Майкла со мной все кончено. Но у меня с ним – нет, во всяком случае, пока.

И я не могу притворяться, будто это не так. И поэтому я не стану совершать такой глупый и недостойный поступок, как писать ответ и просить Майкла принять меня обратно.

Но я могу не просить его об этом только в одном случае: если не буду писать ему вообще.

Удалив письмо от Майкла, я заглянула на сайт ihatemiathermopolis.com.

Слава богу, обновлений не было.

Хотя откуда им быть? Я же всю неделю не выходила из дома, поэтому у того, кто ведет этот сайт, нет нового материала.

Теперь мне звонит мама. Они с мистером Дж. заказали на дом пиццу. Теперь мы все сядем за большой стол обедать, как нормальная семья, только я, мама, ее муж, их ребенок и мой папа, принц Дженовии.

Ну да, нормальная у нас семья, как же.

Не удивительно, что я прохожу курс психотерапии.

12 сентября, пятница, французский

О Господи… это так нереально… я имею в виду, сидеть на уроке.

Думаю, доктор Натс ошибается: мне все-таки нужны лекарства. Потому что не представляю, как я еще справлюсь. Я помню, он сказал, что нужно каждый день делать что-нибудь одно, что тебя пугает (ну, спасибо вам, Элеонора Рузвельт, удружили, спасибо большое!), но что-то одно пугающее, а не ДЕВЯТЬ МИЛЛИОНОВ вещей сразу!

Ну да, я не понимаю, почему школа может меня так сильно пугать, раньше я никогда ее не боялась. Во всяком случае, не так сильно. Но тут дело не только в школе, тут гораздо больше всего. Нужно РАЗГОВАРИВАТЬ с людьми. Нужно вести себя НОРМАЛЬНО. И это при том, что я знаю, что я НЕ нормальная.

Ладно, по правде говоря, я никогда и не была нормальной. Но сейчас я еще дальше от нормальности, чем когда бы то ни было. Я утратила мою поддержку и опору – ЕДИНСТВЕННОЕ, что в последние два года помогало мне сохранять рассудок, единственный якорь в море полного безумия – Майкла.

И теперь, когда его нет, когда он просто вырван из моей жизни, мне предлагается вести себя так, будто ничего не произошло? Ну да, как же.

И я должна находиться здесь, в этом – давайте смотреть правде в глаза – сумасшедшем доме, среди людей, которые еще БОЛЕЕ СУМАСШЕДШИЕ, ЧЕМ Я САМА (только в отличие от меня, они не хотят признавать, что с ними что-то не так), и у меня нет человека, к которому мне бы хотелось поскорее вернуться домой со словами «О боже, ты не представляешь, что такой-то и такой-то сегодня сделали!»

Серьезно, это просто жестоко.

Но, наверное, я это заслужила, Я имею в виду, я сама навлекла на себя все эти неприятности собственной глупостью.

Хорошо еще, что меня не заставляют страдать, отсиживая здесь целый день. Утром мне пришлось болтаться перед кабинетом доктора Фунга, чтобы сдать кровь на анализ. И поскольку я не ела с полуночи, чтобы анализ крови не получился неправильным, то теперь я УМИРАЮ С ГОЛОДУ. Как будто мало того, что мне пришлось встать с кровати, принять душ и одеться.

Так я даже не могла позавтракать!

Но и это еще не все. Хотя в животе у меня совершенно пусто, я не смогла… в общем, непонятно почему, школьная форма на мне не сошлась. То есть молнию я кое-как застегнула, но просунуть пуговицу в петлю на поясе так и не удалось, потому что мешает кожа, очень много кожи. В конце концов, чтобы юбка не расстегивалась, мне пришлось заколоть ее булавкой.

Сначала я подумала, что юбка села в химчистке, и страшно разозлилась.

Но потом оказалось, что бюстгальтер на мне тоже не сходится! Я, конечно, понимаю, что довольно давно не надевала нижнее белье, потому что всю неделю проходила в одной пижаме. И должна признаться, в последнее время я заметила, что вещи стали мне жать, и я надевала только джинсы стрейч, а бюстгальтер застегивала на последний ряд петель. И даже тогда на коже оставались следы.

Но сегодня утром, когда я надела мой любимый бюстгальтер, я обнаружила, что у мня в кои-то веки появилась ложбинка между грудей, потому что они были туго стиснуты чашечками бюстгальтера!

Да-да. У меня теперь есть груди, которые можно стиснуть. Не знаю, откуда они появились, но я посмотрела вниз и увидела их. Привет, мои груди!

Тогда я подумала, что, наверное, бюстгальтер тоже сел при стирке. Я примерила другой. ТА ЖЕ САМАЯ ИСТОРИЯ. Я не могла понять, в чем дело.

Но когда я пришла в медицинскую клинику Сохо, и они НАКОНЕЦ меня вызвали, и я вошла, и они меня взвесили, я поняла, что происходит. Оказалось, что я вешу почти как ШЕСТЬ Толстых Луи. Я была в шоке!

Это на одного Толстого Луи больше, чем я весила, когда взвешивалась в прошлый раз! Это, правда, было неделю назад, но все равно!

Между прочим, как раз с неделю или около того я налегала на мясо. Ну, может быть, не только на мясо, но и на пиццу, и на печенье «Герл Скаут», и на арахисовое масло, и на кунжутную лапшу, и на поп-корн (с расплавленным маслом), и на пончики, и на жареные самосы…

Но чтобы набрать вес целого КОТА?

Вау! Это все, что я могу сказать. Просто… вау.

Конечно, нашлось рациональное объяснение, кроме мяса. Доктор Фунг сказал:

– Принцесса, вы по-прежнему вполне укладываетесь в границы индекса массы тела для вашего роста. В вашем возрасте такие периоды интенсивного роста вполне нормальны. У некоторых женщин они происходят даже после двадцати лет.

Потому что я не просто выросла в ширину, я выросла и в высоту, теперь мой рост – пять футов десять дюймов. С прошлого посещения врача я выросла на целый ДЮЙМ!

Если и дальше так пойдет, к восемнадцати годам я могу стать ростом в шесть футов.

Но в том, что я стала тяжелее на одного Толстого Луи, есть и положительная сторона. Знаете, какая? Я больше не плоскогрудая.

А не очень положительная? Она состоит в том, что мне придется поговорить с мамой о покупке новых бюстгальтеров. И трусов. И джинсов. И пижам. И спортивных костюмов. И новой школьной формы.

И новых вечерних платьев.

О боже!

Но все равно. Можно подумать, у меня нет более серьезных поводов для беспокойства, чем (ха-ха) размер моей грудной клетки (гигантский) и тот факт, что все мои юбки держатся на булавках, а джинсы стали коротки. Повод есть. Я имею в виду вот что: через полчаса мне придется спуститься в кафетерий.

И увидеть Лилли.

Которая, как только меня увидит, наверняка возьмет свой подкос и пересядет на другое место.

Которая… ладно, неважно. Я знаю, что Тина все равно не откажется сидеть со мной. На самом деле только это и удерживает меня от того, чтобы повернуться к Ларсу и сказать: «Мы уходим» и двинуть к выходу из этого дурдома.

Это хорошо, что вчера доктор Натс упомянул про Тину, теперь всякий раз, когда я чувствую, что начинаю съезжать в эту черную яму и пытаюсь из нее выкарабкаться, я думаю о ней, и это вроде как корень, за который я могу ухватиться, чтобы не скатиться еще глубже в черную пропасть отчаяния.

Интересно, как бы Тина отнеслась, если бы узнала, что я думаю о ней как о корке?

Конечно, у меня есть куда более серьезные поводы для беспокойства, чем думать, с кем я сяду за ланчем: хотя бы тот факт, что я прохожу курс терапии и не хочу, чтобы об этом кто-нибудь узнал. И то, что через неделю мне предстоит обратиться с речью к нескольким тысячам самых влиятельных деловых женщин Нью-Йорка. И то, что любовь всей моей жизни хочет, чтобы мы были просто друзьями (и встречались с другими людьми) и что у меня больше нет опоры, которой он был, и поэтому мне предстоит плыть по бурным социальным морям в одиночку. И тот факт, что производители мяса так сильно нашпиговывают свою продукцию гормонами, что, просто съев за неделю несколько дюжин сэндвичей с окороком и несколько порций цыпленка, я, наконец, смогла вырастить себе груди, причем буквально за одну ночь. И то, что из-за глобального потепления ледяные шапки на обоих полюсах тают, и все белые медведи могут утонуть.

Но я пытаюсь не беспокоиться из-за всех этих вещей одновременно. Нужно делать маленькие шажки, детские, как Рокки, когда он только учился ходить. Маленькие шажки. Первым делом мне нужно пережить ланч. А потом уж я буду волноваться из-за ледяных шапок на полюсах.

Еще четыре часа, и я смогу отсюда уйти.

17 сентября, пятница, ТО

Здорово. Мне придется добавить еще один пункт к моему списку поводов для беспокойства:

Похоже, вся школа считает, что Джей Пи и я встречаемся.

Вот что бывает, когда из-за нервного срыва не появляешься в школе почти неделю и не можешь постоять за себя.

Ну, вообще-то, наверное, это случается и тогда, когда в газетах напечатают огромную фотографию, на которой ты выходишь из театра, опираясь на руку парня. Но он просто помогал мне спуститься по лестнице! Потому что я была на высоких каблуках! А ступеньки были застелены ковровой дорожкой, и не было перил!

Гы.

Ладно, если опираться на эту фотографию, то я могу понять, почему вся Америка, да и остальная часть мира, пришла к выводу, что мы с Джеем Пи встречаемся.

Но все равно!!! Уж мои лучшие ДРУЗЬЯ могли бы и понимать, как обстоит дело!

Но, как видно, нет. И граница на песке уже проведена.

Лилли теперь сидит за столиком Кенни Шоутера.

Наверное, их свела вместе взаимная привязанность к друзьям по секции тайского бокса.

Перин и Линг Су тоже сидят с ними, хотя Линг Су, когда мы с ней встретились у стойки, сказала, что она бы предпочла сидеть со мной.

– Но, понимаешь, Лилли назначила меня секретарем. – В голосе Линг Су слышалось неподдельное смятение. – Наверное, это лучше, чем казначей.

Это верно, если учесть, что случилось в прошлом году, когда Линг Су была казначеем.

– Казначеем, – продолжала Линг Су, – Лилли назначила Кенни. Но это значит, что мне нужно сидеть с ней и Перин, которая теперь вице-президент, чтобы мы могли обсуждать новые инициативы Лилли, например, сдачу крыши в аренду под вышки сотовой связи в обмен на бесплатные ноутбуки для учащихся школы, или как обеспечить, чтобы больше учеников СШАЭ попало в университеты Лиги Плюща, которые они выберут, ну и разные другие вещи.

– Все нормально, Линг Су, – сказала я, посыпая острую тостаду тертым сыром. – Правда, я все понимаю.

– Хорошо. Между прочим, – добавила Линг Су, – по-моему, вы с Джеем Пи очень хорошо смотритесь вместе. Он такой классный.

Я совсем растерялась.

– Мы с ним не встречаемся.

– Конечно.

Линг Су понимающе подмигнула. Как будто она знала, что я это скажу, вроде как для того, чтобы не портить отношения с Лилли. Но если бы я так сказала по этой причине, это было бы совершенно бесполезно. Но, я-то сказала не по этой причине, Я так сказала, потому что это правда!

Но не только Линг Су думает, что мы с Джеем Пи встречаемся. Когда я пошла относить пустой поднос, работница кафетерия улыбнулась мне и сказала:

– Предложи ему хотя бы попробовать кукурузу.

Сначала я не поняла, о чем она говорит. А потом, когда поняла, густо покраснела. Джей Пи славится своей ненавистью к кукурузе! И она думает, что я могу его излечить от этой ненависти? О боже!

По крайней мере, Джей Пи, кажется, не понимал, что происходит. А если и понимал, то не показывал виду. Увидев, что я впервые за всю неделю появилась в кафетерии, он, казалось, удивился, но не стал поднимать вокруг этого шум (слава богу!), как, например, Тина, которая бросилась меня обнимать, визжать и рассказывать, как она по мне скучала.

Это, конечно, было очень мило с ее стороны, но меня немного смутило, потому что привлекло еще больше внимания к тому факту, что меня так долго не было» И мне уже надоело повторять: «бронхит», когда меня спрашивали, почему я отсутствовала целую неделю. Потому что не могла же я сказать: «Я провалялась в пижаме в своей кровати, отказываясь вставать, потому что меня бросил мой парень».

Единственной странностью в поведении Джея Пи было только то, что он мне улыбался, когда на самом деле улыбаться было нечему – Борис рассказывал о своей нелюбви к мелодрамам, что он нередко делает. Я откусила большой кусок тостады (удивительное дело, хоть я и в полной депрессии, я все разно ем как лошадь. Но неважно, я была голодная, потому что за весь день съела только энергетический батончик, который купила по дороге в школу после того, как вышла от врача) и заметила, что Джей Пи улыбается. Линг Су была права, когда сказала, что он классный.

– Что такое? – спросила я с полным ртом (у меня во рту было рубленое мясо, сыр чеддер, сальса, сметана, резаный латук и еще много всего).

– Ничего, – сказал Джей Пи, продолжая улыбаться. – Просто рад, что ты вернулась в школу. Не пропадай больше так надолго, ладно?

Это было очень мило с его стороны. Особенно, если учесть, что он не может не– знать, что нас с ним считают парочкой.

И что, по крайней мере, отчасти объясняет, почему Лилли в классе ТО упорно держалась своей стороны класса» На меня она не смотрела, не разговаривала со мной и вообще вела себя так, как будто я не существую. Наверное, я для нее как Эстер Принн из фильма «Алая буква». Но только в книге, а не в киноверсии, где ее играет Деми Мур, и сна там такая крутая и все сметает… ой, подождите, я перепутала с фильмом «Солдат Джейн».

Хорошо бы, я могла просто так подойти к Лилли и сказать что-нибудь вроде:

«Послушай, я прошу прощения. Прости, что я была такой дрянью с твоим братом, мне жаль, если я чем-то тебя обидела. Но тебе не кажется, что я уже достаточно наказана? Я теперь еле дышу, потому что нет никакого смысла дышать, если я знаю, что в конце дня не смогу понюхать шею твоего брата. Я думаю только о том, что никогда, никогда больше не услышу его саркастический смех, когда мы вместе с ним смотрим «Южный парк «. Неужели ты не видишь, что мне пришлось собрать все запасы силы и храбрости, чтобы просто прийти сюда сегодня? Что я прохожу курс психотерапии? Что каждую секунду я думаю, что лучше бы уж я умерла? Так что, может быть, перестанешь на меня дуться и простишь? Потому что я очень ценю твою дружбу и мне ее очень не хватает. И, кстати, неужели ты думаешь, что путаться с первым встречным парнем из секции тайского бокса – это самая взрослая реакция на разбитое сердце? Ты что же, вроде Ланы Уайнбергер или как?»

Но только я не могу. Потому что, мне кажется, я не вынесу ее убийственного выражения лица, которое она теперь делает всякий раз, когда на меня смотрит.

Потому что я точно знаю, что именно так она мне и ответит.

17 сентября, пятница, физкультура

Я стою и трясусь.

 Почему стою, а не сижу? Потому что я нахожусь на спортивной площадке на Большой лужайке Центрального парка. Кажется, я играю за левого крайнего или что-то в этом роде, но точно трудно сказать, когда все орут: «Прими мяч! Прими мяч!»

Ага. Сам прими, дурак. Неужели не видно, что я занята, дневник пишу?

Надо было попросить доктора Фунга выписать мне освобождение от физкультуры. О ЧЕМ Я ТОЛЬКО ДУМАЛА?

Потому что дело не только в этом дурацком мяче. Мне пришлось при всех переодеваться. Это означает, что мне пришлось поднять свитер, и все увидели, что моя юбка держится на БУЛАВКЕ.

Я сказала:

– Ха, пуговицу потеряла.

Но это объяснение мне не помогло, когда я надела спортивные шорты и оказалось, что они меня плотно обтягивают. Слава богу, что футболка с самого начала была мне великовата, так что теперь она стала как раз впору.

Но и это еще не все. В довершение всего как-то так получилось, что, когда я переодевалась, в раздевалке оказалась Лана Уайнбергер.

Не знаю, что она там делала, потому что у них на этом уроке не физкультура. Наверное, ей не понравилось, как у нее волосы вьются или еще что-нибудь, потому что она еще раз их сушила феном. Рядом с ней стояла и подпиливала ногти Ева Браун, она же Триша Хейс.

Ну и, конечно, как только я их увидела, то тут же инстинктивно пригнулась, надеясь, что они меня не заметят. Но было поздно. Лака, наверное, углядела меня в зеркале, перед которым стояла, или еще как-то, потому что она тут же выключила фен и говорит:

– А, ты здесь! Где ты пропадала всю неделю?

МОЖНО ПОДУМАТЬ, ОНА МЕНЯ ИСКАЛА!

Ну вот, именно поэтому я не хотела возвращаться в школу. Я не могу справляться еще и с такими вещами в довершение всего. Серьезно, у меня просто голова лопнет.

– Э-э… у меня был бронхит, – сказала я.

– А, – сказала Лана. – Насчет письма, которое ты получила от моей матери…

Я закрыла глаза. Да, по-настоящему ЗАКРЫЛА, потому что я знала, что будет дальше – или думала, что знаю, неважно – и сомневалась, что способна эмоционально с этим справиться.

– Да, – сказала я,

А про себя я думала: «Ну же, скажи это. Не знаю, какую еще гадость, злобную, унизительную или еще какую ты собираешься сказать, но только побыстрее скажи ее, чтобы я могла отсюда уйти. Ну пожалуйста! Не знаю, сколько я еще могу выдержать».

– Спасибо, что согласилась, – вот сказала Лана, совершенно меня ошеломив. – Понимаешь, эту речь должка была произносить Анджелина Джоли, но она отпала, потому что будет играть в новом фильме Мать Терезу. Мама была в панике, лихорадочно искала замену, она меня просто с ума сводила. Ну я и предложила тебя. Ты ведь уже произносила одну речь – помнишь, в прошлом году, когда мы обе баллотировались в президенты школьного правительства. И речь была вроде неплохая. Вот я и прикинула, что из тебя получится хорошая замена Анджелине. Вот так. Спасибо.

В эту минуту мне показалось, что адское пекло на самом деле замерзло – вообще-то надо будет проверить, зарегистрировали ли этот момент сейсмологи всего мира, А все потому, что Лана Уайнбергер сказала мне что-то хорошее.

Но только это, конечно, не та причина, по которой я жалею, что не догадалась попросить у доктора Фунга освобождение от физкультуры.

Причина вот какая.

Я была так поражена, что Лана Уайнбергер повела себя как человек, что не смогла ответить сразу. Я просто стояла и смотрела на нее, К сожалению, за это время Триша Хейс заметила булавку, на которую была застегнута моя юбка, ша слишком догадливая, чтобы поверить мою версию потерянной пуговицы.

– Дура, – сказала Триша. – Тебе вроде как нужна новая юбка. – Она перевела взгляд выше посмотрела на мою грудь. – И бюстгальтер побольше.

Я почувствовала, что становлюсь ярко-красной. Хорошо, что сегодня после школы у меня встреча с психологом, потому что мне нужно будет ОЧЕНЬ о многом с ним поговорить.

– Да, знаю, – сказала я. – Мне нужно пройтись по магазинам.

И тут произошла вторая совершенно подающая вещь. Дана снова повернулась к зеркалу и, расчесывая пальцами волосы, которые теперь стали прямыми, как палки, сказала:

– Мы завтра собираемся на показ белья Бендела. Хочешь, пошли с нами?

– Дура, ты что…

Наверное, Триша собиралась сказать «снята».

Но Лана бросила на нее в зеркале предостерегающий взгляд. Прямо как адмирал Пайет, когда он понял, что упустит «Сокола Миллениума» прямо перед Дартом Уэйдером. Триша закрыла рот, и вид у нее был испуганный. А я только тупо стояла, не понимая, то ли все это происходит на самом деле, то ли у меня из-за депрессии галлюцинации начались. Может быть, есть такая форма депрессии, при которой у больной бывают галлюцинации, в которых болельщицы, которые ее всегда терпеть не могли, якобы приглашают ее на показ нижнего белья. А кто его знает.

Я не ответила сразу. Тогда Лана повернулась ко мне лицом. Редкий случай, она не выглядела зазнайкой. Она выглядела… просто нормальной девчонкой.

– Послушай, Миа, – сказала она. – Я знаю, мы с тобой не всегда ладили. Эта история с Джошем… ладно, неважно. Иногда он бывал полным придурком. К тому же некоторые твои подруги ужасно… я имею в виду эту Лилли…

– Ни слова больше, – сказала я, поднимая руку.

И это были не пустые слова, я говорила всерьез. Я действительно не хотела, чтобы Лана еще что-то говорила про Лилли. Которая, это правда, в последнее время смотрит на меня как на пустое место. Но, может быть, я именно этого и заслуживаю.

– Ладно, – продолжала Лана. – Я видела, что сегодня за ланчем ты сидела, не с ней.

– Мы взяли тайм-аут.

– Ладно, неважно, – сказала Лана. – Ты мою маму здорово выручила! И если ты когда-нибудь будешь членом Domina Rei, как и я, если повезет, тогда нам, наверное, стоит забыть прошлое. Надеюсь, мы все-таки сейчас малость взрослее, чем были, и можем относиться к этому делу по-взрослому. Как ты думаешь?

Я была так потрясена, что только кивнула.

Вместо того чтобы пояснить, что не столько мы с Ланой не ладили, сколько она была очень злой по отношению к некоторым из моих друзей.

Вместо того чтобы сказать: «К твоему сведению, я не буду членом Domina Rei даже если мне за это заплатят».

Вместо того чтобы сделать что-нибудь в таком роде, я просто стояла и кивала.

Потому что ничего другого мне просто в голову не приходило – вот насколько я была ошеломлена.

И в какой ужасной депрессии я пребывала.

– Круто, – сказала Дана. – Так что встречаемся у «Бенделз» завтра в десять. Потом где-нибудь перекусим. Если хочешь. Пошли, Триша, в класс пора.

И они ушли… и почти в это самое время миссис Поттс свистнула в свой свисток и велела нам становиться в колонну и идти в парк.

Я совершенно механически делала то, что мне говорили. Потому что после того что только что произошло, я была как в тумане. Один голос во мне твердил: «Тут кроется какой-то подвох, наверняка. Завтра я приду в «Бенделз», и вместо

Ланы там будет Кэррот Топ с толпой папарацци, и меня сфотографируют с ним, и воскресные газеты выйдут с нашей фотографией и заголовками: Познакомьтесь с новым будущим принцем-консортом Дженовии, это… Кэррот Топ!»

Но другой, более рациональный голос (а хотя я и в депрессии, все-таки рациональная жилка во мне осталась) говорил: «Лана явно была искренней. То, что она сказала про Джоша – в смысле, о том, что произошло между тобой, Джошем и Ланой, не сильно отличается от того, что происходит сейчас между тобой, Джеем Пи и Лилли. Хотя вы с Джеем Пи просто друзья, Лилли все равно думает, что ты его украла, так же как Лана думала про Джоша. Единственная разница в том, что в Джоша ты когда-то на самом деле втрескалась, не удивительно, что Лана злилась. Не удивительно, что ЛИЛЛИ злится. Господи, Миа, какая же ты зануда».

Так что, может быть, никакого подвоха нет. Может быть, Лана на самом деле хочет со мной общаться.

Вопрос в том, хочу ли я на самом деле с ней общаться.

Черт, сюда идет миссис Поттс! Кажется, ей не очень нравится, что я принесла на поле дневник.

Но я же не виновата, что мне никто никогда не бросает мяч?

17 сентября, пятница, химия

О господи.

Насколько я могу судить, за то время, что меня не было в школе, этот класс превратился в натуральный сумасшедший дом. Нас разделили по выбору на индивидуальные группы, каждая будет проводить свой эксперимент. Та группа, которую в мое отсутствие выбрали Кении и Джей Пи, будет заниматься каким-то там синтезом нитрокрахмала, который, как они мне объяснили, на самом деле является смесью нескольких нитроэфиров крахмала, имеющих формулу [C6H7(OH)х(ONO2)yJn, где х+у=3, а N – любое целое число от 1 и больше.

Я понятия не имела, что все это значит. Я просто надела лабораторный халат и защитные очки, а потом сидела и подавала им то, что они попросят.

Конечно, когда я могла понять, что им нужно.

Наверное, я была все еще в шоке от инцидента с Ланой. Мне еще предстоит разобраться, как мне избежать завтрашнего похода с Ланой Уайнбергер на показ нижнего белья. Мне действительно нужны новые бюстгальтеры, но как я могу ходить куда-то с Ланой! Я хочу сказать, хоть она и извинилась, она все равно… Лана. Что у нас вообще может быть общего? Ей нравится тусоваться, а мне нравится лежать в кровати во фланелевой пижаме и смотреть телевизор.

Кстати, это мне напомнило, что завтра я не могу пойти на показ белья. Завтра у нас нет занятий, а это значит, что я могу весь день провести в кровати. ДА!!! Я люблю мою кровать, там так безопасно, никто меня там не достанет.

Вот только мистер Дж. унес мой телевизор.

Ну ладно, я всегда могу перечитать «Джен Эйр». Там есть одно место, где Джен и мистер Рочестер расстались из-за истории с Бертой, а потом она услышала, как над вересковой пустошью плывет его бестелесный голос… Может быть, я услышу, как над Гудзоном плывет бестелесный голос Майкла, и я пойму, что в глубине души он все еще меня любит и хочет меня вернуть, и тогда я полечу в Японию и…

Миа, что ты делаешь завтра вечером? Если я достану билеты на какой-нибудь спектакль, пойдешь со мной? На любой, какой ты хочешь увидеть, только назови. – Джей Пи.

О господи, ну что я могу сказать? Я хочу просто оставаться в кровати. Всегда.

Джей Пи, это очень мило с твоей стороны, но я еще не до конца выздоровела от бронхита. Думаю, я лучше полежу. Но спасибо, что подумал обо мне. – Миа.

Здорово! Если хочешь, я могу прийти в гости. Посмотрим вместе кино…

Да-а, Джей Пи явно переживает свой разрыв с Лилли очень тяжело. Даже при том, что из них двоих именно он был инициатором. Но все равно ему невыносима мысль о том, что он может остаться в субботний вечер в одиночестве.

Я бы с удовольствием, но дело в том, что мой телевизор не работает.

Что совсем не правда, но большей правды Джей Пи от меня не услышит.

Миа, это из-за истории с газетой? Из-за того, что все думают, что мы встречаемся? Папарацци держат вашу квартиру в осаде или как? Ты не хочешь, чтобы тебя снова увидели со мной, обыкновенным простолюдином?

О господи!

НЕТ! Конечно, нет! Просто я очень устала, неделя была трудная.

Ладно, я понял твой намек. У тебя есть кто-то еще, правда? Это Кенни? Вы с ним помолвлены? Когда свадьба? Где вы регистрируетесь? В Шарпер Имидж? Вам нужно автоматическое массажное кресло iJoy 550, правда?

Я не удержалась: над этим было просто невозможно не рассмеяться. Естественно, мистер Хипскин поднял голову, посмотрел на нас и спросил:

– Что-то случилось, молодые люди?

– Нет, – ответил Кенни. Потом сердито посмотрел на нас и прошипел: – Послушайте, вы, может, хватит перебрасываться записками? Помогите лучше.

– Конечно, – согласился Джей Пи. – Что нам делать?

– Ну, для начала, – сказал Кенни, – передайте мне крахмал.

Это мне напомнило одну вещь. И пока Кенни насыпал немного белого вещества в колбу с другим белым веществом, я спросила напрямик:

– Эй, Кенни, я слышала, что Лилли на своей вечеринке в субботу вечером спуталась с кем-то из твоих друзей из секции тайского бокса?

Кенни чуть не выронил белый порошок. Потом посмотрел на меня очень раздраженно.

– Ну, Миа! При всем моем уважении… Я, между прочим, в данный момент осваиваю опасную методику, включающую использование очень едких кислот. Давай поговорим о Лилли как-нибудь в другой раз, ладно?

Господи! Какой же он еще ребенок!

17 сентября, пятница, в лимузине по пути домой от доктора Натса

Честное слово, я даже не знаю, что хуже – уроки принцессы или терапия. И то и другое одинаково ужасно, только каждое по-своему.

Но, по крайней мере, когда дело касается уроков принцессы, я понимаю смысл. Меня готовят к тому времени, когда я буду управлять страной. А терапия, это как… я даже не знаю, как что, и какой в ней смысл. Потому что, если задача терапии – чтобы я почувствовала себя лучше, так мне лучше НЕ становится.

А еще есть ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ. Я хочу сказать, мало того, что мне нужно наверстывать школу за целую неделю, так мне еще придется делать домашнее задание по моей ПСИХИКЕ?

Честное слово, не понимаю, за что мы платим мистеру Натсу, если он заставляет МЕНЯ выполнять всю работу.

Например, сегодняшний сеанс начался с того, что мистер Натс спросил, как прошел день в школе. На этот раз мы были с ним в кабинете одни, папы не было, потому что это был настоящий сеанс терапии, а не консультация. Все было точь-в-точь так же, как в прошлый раз – интерьер в стиле безумного ковбоя, очки в металлической оправе, белые волосы и все прочее,

Единственная разница состояла в том, что я была в слишком тесной школьной форме, а не в моей уютной пижаме, которую, как я сказала доктору Натсу, мама отправила с мусоросжигатель. В тот же вечер, когда мой отчим унес мой телевизор.

На что доктор Натс ответил:

– Хорошо. Ну, как прошел сегодняшний день в школе?

Тут я ему сказала – СНОВА – что я вообще не понимаю, зачем мне нужно ХОДИТЬ в школу, когда у меня совершенно точно уже есть работа, которой я буду заниматься, и я ненавижу школу. Так почему мне нельзя просто остаться дома?

Тогда доктор Натс спросил, за что я так сильно ненавижу школу, и я в качестве иллюстрации рассказала ему про случай с Ланой.

Но он ничего не понял. Он стал говорить:

– Но ведь это же хорошо, не так ли? Девушка, с которой вы раньше не ладили, сделала по отношению к вам дружеский жест. Она готова забыть ваши прошлые разногласия. Разве не того же самого вы хотели бы от Лилли, вашей подруги?

– Да. – Я просто поразилась, насколько он не понимает очевидных вещей. – Но Лилли мне НРАВИТСЯ, а личность Ланы ничего для меня не значит.

– А Лилли в последнее время вела себя дружелюбно?

– Ну… в последнее время – нет. Но она считает, что я украла у нее парня… – Я умолкла, вспомнив, что в свое время украла парня и у Ланы. – Ладно, – сказала я. – Я поняла вашу мысль. Но неужели мне действительно стоит идти завтра с Ланой за покупками?

– А ВЫ как думаете, стоит вам идти с Ланой за покупками или нет? – поинтересовался доктор Натс.

Честное слово, и за это мы платим ему бешеные деньги?!

– Я не знаю! – воскликнула я. – Я спрашиваю у вас!

– Но вы знаете себя лучше, чем я.

– Как вы можете такое говорить? – Я практически завопила. – Да все знают меня лучше, чем я сама! Разве вы не видели фильмы о моей жизни? Если не видели, то вы такой один на свете!

– Я их заказал, – признался доктор Натс, – но заказ еще не доставили. Не забывайте, я ведь только вчера с вами познакомился. И вообще я больше люблю вестерны.

Я покосилась на все эти портреты мустангов.

– Гы. А я и не знала.

– Так, – сказал доктор Натс. – Что еще?

Я заморгала.

– Что еще? Что вы имеете в виду? Кроме того, что, как я уже сказала, ОТЧИМ ЗАБРАЛ МОЙ ТЕЛЕВИЗОР!!!

– Вы знаете, что общего абсолютно у всех студентов, которые когда-либо были приняты в Вест-пойнт?

Здрассьте. Приехали.

– Нет, но, наверное, вы мне скажете.

– Ни у кого из них не было в комнате телевизора.

– НО Я НЕ ХОЧУ ПОСТУПАТЬ В ВЕСТ-ПОЙНТ! – закричала я.

Но доктор Натс на мой крик не отреагировал. Он продолжил как ни в чем не бывало.

– Что еще вам не нравится в вашей школе? С чего начать?

– Ну, хотя бы то, что все думают, что я встречаюсь с парнем, с которым я на самом деле не встречаюсь. И только потому, что так написано в «Нью-Йорк пост».

А как насчет того, что парень, который мне действительно нравится – да что там, я его люблю – посылает мне е-мейлы, спрашивая, как у меня дела, как будто между нами ничего не произошло, как будто он не вырвал мое сердце из груди и не швырнул его через всю комнату, как будто мы друзья и все такое?

Доктор Натс, кажется, растерялся.

– Но разве вы с Майклом не договорились, что вам лучше быть друзьями?

– Да, – сказала я раздраженно. – Но на самом деле я так не думала.

– Понятно. И как же вы ответили на его письмо?

– Я не ответила. – Мне вдруг стало немножко стыдно. – Я его уничтожила.

– Почему вы это сделали? – поинтересовался доктор Натс.

– Не знаю, – сказала я. – Я просто… просто я самой себе не доверяла, боялась, что если я буду писать ответ, то начну упрашивать его вернуться. А я не хочу быть такой девчонкой.

– Это веская причина уничтожить его письмо, – сказал доктор Натс. И почему-то мне было приятно это слышать, хотя он и ковбой. – Ну, а почему вы не хотите идти с подругой за покупками?

Мне больше не было приятно. Как он может не обращать внимания на очевидные вещи?

– Я вам сказала, она мне не подруга. Она мой враг. Если бы вы видели фильмы…

– Я посмотрю их в эти выходные, – сказал он.

– Хорошо. Но… суть в том, что ее мама попросила меня выступить на этом мероприятии. А бабушка сказала, что это большая честь. И она по этому поводу очень разволновалась. А оказалось, мама Ланы обратилась ко мне потому, что меня порекомендовала Лана. Что с ее стороны очень… очень порядочно.

– Значит, – сказал доктор Натс, – это и есть причина, по которой вы сразу не отказались пойти с ней за покупками?

– Ну… в общем, да. И еще потому, что мне нужна новая одежда. А Лана в шоппинге разбирается. И если мне полагается каждый день делать одну вещь, которая меня пугает, то идея пойти за покупками с Ланой Уайнбергер – это то, что меня РЕАЛЬНО пугает.

– В таком случае, думаю, вы нашли ответ, – сказал доктор Натс.

– Но я бы с куда большим удовольствием провела весь день в постели, – быстро сказала я. – Я могла бы почитать. ИЛИ ПОСМОТРЕТЬ ТЕЛЕВИЗОР.

– У нас на ранчо, – сказал доктор Натс, растягивая слова на манер «старого доброго ковбоя», – есть одна кобыла по имени Дасти.6

Кажется, у меня по-настоящему челюсть отвисла. Дасти? После всего, что я ему рассказала, он собирается поведать мне историю о какой-то кобыле по имени Дасти? Интересно, что это за хитрый психологический прием?

– Летом, когда выдается жаркий день, и Дасти проходит мимо небольшого пруда на моей земле, – продолжал доктор Натс, – она лезет в воду и заходит на самую середину пруда. При этом неважно, если она под седлом, или на ней кто-то едет, она обязательно должна залезть в воду. Хотите знать, почему?

Я была так потрясена тем обстоятельством, что дипломированный психолог во время приема рассказывает мне историю про какую-то ЛОШАДЬ, что только тупо кивнула.

– Потому, – сказал доктор Натс, – что ей жарко. И она хочет охладиться. Она с большим удовольствием провела бы целый день в пруду, нежели возя на себе седока. Но она не всегда получает то, что хочет. Потому что совсем не обязательно, что то, что она хочет – полезно или практично. Кроме того, седла портятся от воды.

Я молча смотрела на доктора Натса во все глаза.

И этот тип считается национальным светилом в области детской и подростковой психологии?

– Я хочу вернуться к тому, что вы сказали вчера. – Слава богу, доктор Натс не стал ждать моего ответа на рассказ про Дасти. – Вы сказали, я процитирую… – И он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО процитировал. Взял свои заметки и зачитал:

«И, наверно, это не просто обычный разрыв двух тинейджеров, потому что я – принцесса, а Майкл – гений, и он считает, что должен ехать в Японию, чтобы создать хирургического робота-манипулятора, чтобы доказать моей семье, что он меня достоин, тогда как на самом деле это я его недостойна, и, наверное, потому что в глубине души я знаю, что это я разрушила наши отношения».

Он поднял взгляд от заметок.

– Что вы имели в виду под этим?

– Я имела в виду… – Все происходило слишком быстро для меня. Я едва оправилась от потрясения рассказом о Дасти и все еще не поняла, какое отношение эта кобыла имеет к моему завтрашнему походу в магазин за бельем с Ланой Уайнбергер. – Я имела в виду, что, наверное, Майкл все равно когда-нибудь бросит меня ради более умной и состоявшейся девушки. И вот я решила его опередить и бросить его первой. Пусть даже я потом об этом пожалею. Вся эта история с Джудит Гершнер… думаю, я потому так из-за нее расстроилась, что в глубине души понимала: Майклу на самом деле нужна такая, как она. Девушка, которая умеет клонировать плодовых мух. А не девушка вроде меня, которая просто… просто принцесса.

Не успев понять, как это получилось, я снова расплакалась. Господи! Что такое особенное есть в кабинете этого типа, из-за чего я тут реву, как маленькая?

Доктор Натс передал мне бумажные носовые платки. Не сказать, чтобы это был недружественный жест.

– Он когда-нибудь говорил или делал нечто, что привело вас к такому выводу? – поинтересовался он.

– Н-нет, – ответила я, всхлипывая.

– Тогда почему у вас такое ощущение?

– П-потому что это правда! Я хочу сказать, быть принцессой – это не великое достижение! Я такой просто РОДИЛАСЬ! Я этого не ДОБИЛАСЬ, как Майкл, который добьется славы и богатства, создав хирургического робота-манипулятора. РОДИТЬСЯ на свет может кто угодно, это не достижение!

– Думаю, – сказал доктор Натс немного суховато, – вы к себе слишком строги. Вам всего шестнадцать лет. Очень немногие из шестнадцатилетних подростков действительно…

И тут мне стало стыдно за себя. За то, что я кричала. Но я ничего не могла с этим поделать.

– А возьмите Лилли, – продолжала я. – Ей тоже шестнадцать, а у нее уже есть свое телевизионное шоу. Ну да, оно на кабельном канале, но все равно. Его выбрали. И у ее передачи тысячи преданных зрителей. И она сделала это шоу совершенно самостоятельно, ей даже никто не помогал. Ну, разве что я, Шамика, Линг Су и Тина. Но мы помогали ей только со съемками, правда. Так что слова, что мне всего шестнадцать лет, ничего не значат. Есть много шестнадцатилетних ребят, которые достигли гораздо большего, чем я. Я даже не смогла напечататься в журнале «Шестнадцать».

– Что ж, наверное, мне придется поверить вам на слово, – сказал доктор Натс. – Но если у вас действительно такое ощущение, что вы не достойны Майкла, не лучше ли было что-нибудь предпринять по этому поводу?

Это правда. Он так сказал. Он не сказал: «Господи, Миа, да как ты можешь говорить, что не достойна Майкла? Конечно, ты его достойна! Ты прекрасный человек, ты такая щедрая и полна жизни». Что примерно повторяет слова, которые мне говорили все остальные, когда я поднимала эту тему.

Нет, он сказал: «Да, ты права, ты и правда неудачница. И что ты теперь собираешься с этим делать? «

Я была так потрясена, что перестала плакать и застыла с открытым ртом,

– А разве… разве вам не полагается говорить, что я хороша такая, какая я есть? – спросила я.

Доктор Натс пожал плечами.

– Какой в этом смысл? Вы бы мне все равно не поверили.

– Ну, разве вам не полагается, по крайней мере, сказать, я должна стремиться улучшить себя ради себя самой? А не ради какого-то мальчика?

– Полагаю, это само собой разумеется.

– Ладно, – сказала я, все еще пытаясь справиться с потрясением. – Это правда. Мне действительно нужно что-то сделать, чтобы доказать, что я больше, чем просто принцесса, Но только – что? Что я могу сделать?

Доктор Натс пожал плечами.

– Откуда мне знать? Мне еще нужно посмотреть фильмы о вашей жизни, чтобы узнать вас так хорошо, как, по вашим словам, они помогут мне вас узнать. Но то, что я действительно знаю уже сейчас, я вам скажу: вы не найдете, что вам сделать, если будете все время лежать в кровати, не ходить в школу или держать обиду на людей только потому, что когда-то в прошлом они сказали вам нечто неприятное.

Неприятное? Он еще не знает про сайт ihatemiathermopolis.com.

Я не давала ему адрес. И он не знает, что за этим сайтом стоит Лана.

Но все равно. Для него это тоже было бы просто «неприятно».

Итак, какое у меня задание?

1. Пойти с Ланой за покупками.

2. Разобраться, для чего я послана на эту Землю (кроме того, чтобы быть принцессой).

3. В следующую пятницу после уроков снова прийти к доктору Натсу.

Думаю, с последним пунктом я способна справиться. Но первые два?.. Они могут меня убить.

17 сентября, пятница, 19.00, мансарда

Входящие: 0.

Не то чтобы я всерьез ожидала что-то получить от Майкла ИЛИ Лилли. Особенно если учесть, что я уничтожила его письмо, даже не ответив, а Лилли на ТО меня полностью игнорировала.

Но все равно, я в некотором роде надеялась… я хочу сказать, еще не было случая, чтобы она не разговаривала со мной ТАК долго. Никогда.

Просто не могу поверить, что между нами все кончено.

И из-за чего? Из-за парня!

Только что пришло сообщение от Тины. Что ж. По крайней мере, Тина у меня по-прежнему есть.

ЯлюРоманы: Миа! Как дела? Сегодня в школе не удалось толком с тобой поговорить. Тебе лучше?

ТлстЛуи: Да, спасибо!

Да уж, я все время вру.

ЯлюРоманы: Я очень рада! В школе у тебя был очень грустный вид.

ТлстЛуи: Ну да. Наверное, этого следовало ожидать, если учесть, что я потеряла, любовь всей моей жизни и все такое.

ЯлюРоманы: Я знаю. Мне ужасно жаль. Ой, я знаю, что может поднять тебе настроение! Тебе нужна шоппинговая терапия! Ты же выросла на целый дюйм и увеличилась на один размер, тебе нужна новая одежда! Хочешь пройтись завтра по магазинам? Мама нас отвезет. Ты же знаешь, как она обожает магазины!!!

Это мне наказание за то, что я согласилась отправиться по магазинам с Ланой! Потому что Тинина мама – настоящий гений шоппинга, она ведь раньше была моделью и все такое. А кроме того, она знает всех дизайнеров.

ТлстЛуи: Ох, я бы с удовольствием! Но у меня завтра одно дело с бабушкой.

Гора лжи растет и растет! Но все равно. Не могу же я сказать ТИНЕ, что собираюсь по магазинам с ЛАНОЙ УАЙНБЕРГЕР. Она этого никогда не поймет. Даже если я объясню, что мне полагается каждый день делать что-нибудь такое, что меня пугает. И про Domina Rei

ЯлюРоманы: О.» Ладно. Тогда что ты делаешь завтра вечером? Мои родители уходят, я буду сидеть с малышами, но мы могли бы посмотреть DVD или еще. чем-нибудь заняться.

Почему-то – сама не знаю, почему, может быть, из-за депрессии – от ее приглашения я чуть не расплакалась. Тина – она такая славная.

Я еще мне показалось, что то, что она предложила, мне вполне по силам. В смысле, эмоционально. В отличие от похода в театр с парнем, про которого газеты недавно написали, что я якобы в него влюблена. В то время как правда заключается в том, что я за свою жизнь любила только одного парня, а он сейчас в Японии и изредка посылает мне е-мейлы о том, как там трудно найти сэндвич с яйцом.

 Да уж, очень мило.

ТлстЛуи: Не могу придумать ничего, чем бы мне хотелось заняться больше.

Разве что лежать в мой собственной постели и смотреть телевизор,

Но телевизор у меня забрали, так что я даже этого не могу сделать.

ЯлюРоманы: Я подумала, мы могли бы заново изучить творчество Дрю Берримор. Ее не самые последние работы, например, «Певец па свадьбе» и «История вечной любви»,

ТлстЛуи: Звучит просто БОЖЕСТВЕННО! Я принесу поп-корн.

Я не чувствовала угрызений совести из-за того, что не рассказала Тине про е-мейл от Майкла. Или про то, что я хожу к психологу. Потому что я пока не готова говорить об этих вещах с кем бы то ни было.

Может быть, когда-нибудь я буду готова.

Но что мне надо сделать первым делом? Как следует поспать.

Потому что я совсем без сил.

18 сентября, суббота, 10.00, роскошный магазин «Бенделз»

Что я здесь делаю?

Мне в таком магазине не место! Такие магазины – для избранных.

Ну да, я – принцесса. Должна признать, это делает меня довольно-таки избранной.

Но сейчас я хожу в МАМИНЫХ джинсах, потому что ни одни из моих собственных на мне не сходятся,

Людям, которые носят МАМИНЫ джинсы, не место в таких магазинах, где кругом золото, все сверкает, по залу ходят красавицы модельного типа с флаконами духов в руках, они подходят к тебе и говорят: «Триш МакИвой?» А когда ты отвечаешь: «Нет, меня зовут Миа», они прыскают на тебя духами вроде Febreze, только более фруктового аромата.

Честно, я не шучу. Это вам не Gap. Это ближе к тому типу магазинов, в которых любит бывать бабушка, Только здесь больше народу. В основном, потому что когда бабушка собирается за покупками, она звонит в магазин заранее, и его специально для нее открывают после закрытия, чтобы она могла спокойно делать покупки, не толкаясь среди простолюдинов.

Сегодня утром, когда я объяснила маме, зачем я хочу позаимствовать ее джинсы и куда я иду, с ней чуть сердечный приступ не случился.

– С кем ты идешь за покупками?????

– Я не хочу об этом говорить. Мне нужно это сделать. Для психотерапии.

– Твой психолог заставил тебя идти в магазин с Ланой Уайнбергер! – Мама и мистер Дж. переглянулись. Мистер Дж. в это время насыпал Рокки добавку хлопьев, и наш разговор так отвлек его, что он нечаянно насыпал полную миску и еще больше, так что они пересыпались через край и посыпались на высокий стульчик малыша. Что Рокки несказанно обрадовало. – И это должно ПОМОЧЬ тебе выйти из депрессии?

– Это долгая история, – сказала я. – Предполагается, что я буду каждый день делать что-нибудь, что меня пугает,

– Ну, – сказала мама, вручая мне свои джинсы, – шоппинг с Ланой Уайнбергер и меня бы испугал.

Мама права. Что я здесь делаю? Почему я вообще слушаю доктора Натса? Что ОН может знать о долгой и бурной истории моих взаимоотношений с Ланой? Да ничего! Он даже не видел фильмов о моей жизни! Он не знает, что она вытворяла раньше по отношению ко мне и моим друзьям, как это было чудовищно. Он же не знает, что вся эта затея с шоппингом может оказаться приколом! Например, вместо шоу нижнего белья появится один Кэррот Топ. Я остановилась среди всех этих девушек с духами и стала ждать, не окажется ли главной, грандиозной, финальной шуткой Ланы Кэррот Топ.

Ой, она идет сюда.

Потом допишу.

18 сентября, суббота, 15.00, туалет магазина

По каким-то причинам, которые совершенно недоступны моему пониманию, Лана Уайнбергер и ее клон, Триша Хейс, правда вели себя со мной очень дружелюбно.

Ну, вообще-то причины не совершенно недоступны моему пониманию, Лана уже объяснила, почему она ко мне так добра: «Потому что я уже переступила через пережитое и забыла историю с Джошем. Ты была не виновата».

Когда я осторожно, как можно более вежливо, напомнила ей, что она ненавидела меня задолго до того, как ее бросил парень, чтобы встречаться со мной (а потом, когда я в свою очередь бросила его, вернулся к ней), она сказала, пока мы копались в бюстгальтерах размера 36С (у меня больше не 34В!!! у меня теперь 36С!!!! Лана настояла, чтобы с меня сняла мерки настоящая специалистка по снятию мерок, и она подтвердила то, что я и так подозревала – что у меня размер чашки увеличился!!!), так вот она сказала:

– Ну, вообще-то я не столько тебя ненавидела, сколько твою придурочную подружку.

На что Триша добавила:

– Да, как эта Лилли вообще может тебе нравиться? Она только себя и видит.

Тут я чуть не расхохоталась. Привет, эти Злобные Двойники называют эгоисткой Лилли?

Но когда я задумалась, то поняла, что они, может быть, в чем-то правы. Лилли и правда бывает иногда слишком предвзятой и любит командовать.

Но потому она мне и нравится! Я хочу сказать, у нее, по крайней мере, ЕСТЬ свое мнение. Во всяком случае, по важным вопросам, А большинству ребят в нашем классе ни до чего дела кет. Их интересует только, кто победит в «Американском Идоле» и в какой университет Лиги Плюща они поступят.

Или, в случае Ланы, какой оттенок губной помады ей больше подходит.

Но я не стала ничего говорить в защиту Лилли. Потому что, честно говоря, даже при том, что я по ней скучаю и все такое (хотя не так сильно, как по Майклу), мне нужно разобраться, как выбраться из ямы, в которой я оказалась, без помощи со стороны Московитцев. Потому что последние события показали, что если мне понадобится помощь, ни Лилли, ни Майкла не будет рядом, чтобы мне помочь. Мне нужно учиться твердо стоять на собственных ногах, не опираясь на Лилли ИЛИ на Майкла как на эмоциональные костыли.

И вот, когда Лана и Триша стали ругать Лилли (не очень сильно, правда), я ничего не сказала. Если честно, в том, что они говорили, был смысл. Нельзя сказать, чтобы Лилли когда-нибудь пыталась поставить себя на место Ланы и посмотреть, каково это.

А я пыталась.

И как оно видится с ее места? Все не совсем так, как оно должно быть.

Поймите меня правильно, она очень эффектная, и в магазине каждый представитель мужского пола провожал ее взглядом, как будто не мог от нее оторваться.

И она ПРОСТО СУПЕРПОТРЯСАЮЩИЙ МАСТЕР ШОППИНГА, Это я к тому, что я бы никогда в жизни не стала мерить джинсы Citizens of Humanity. Просто потому, что их носит Пэрис Хилтон, а хотя я лично с ней не знакома, мне кажется, что она не очень-то заботится об охране окружающей среды. Но Лана заявила, что они будут хорошо на мне смотреться» и заставила меня примерить одни, что я и сделала и…

Я в них выгляжу просто БОЖЕСТВЕННО!!!

А уж как меняет человека правильный подбор размера и модели бюстгальтера, я и передать не могу. В бюстгальтере от Agent Provocateur с открытыми чашечками на косточках у меня теперь действительно есть груди! И они как будто уравновешивают остальные части моего тела, так что теперь я не выгляжу как груша. А выгляжу я так, как будто у меня есть фигура.

Ну, конечно, не такая, как у Скарлетт Йохансон. Но может быть, как у Джессики Биел.

С каждым топом от Марка Джекобса, который Лана бросала мне в руки и велела примерить, мне все меньше и меньше казалось, что это розыгрыш, и все больше и больше казалось, что Лана действительно пытается загладить прошлые ошибки и на самом деле хочет, чтобы я выглядела хорошо. Каждый раз, когда она или Триша велели мне что-нибудь примерить, например, мини-юбку из искусственного меха под тигра, или пояс из золотых колец от Рейчал Ли, и говорили: «О, да, это классно», или «Нет, это не твое, снимай», я чувствовала себя… ну, в общем, у меня было ощущение, что обо мне заботятся.

И должна признать, это приятное ощущение, И я не чувствовала в этом фальши, и мне не казалось, что я Кэти Холмс, а они сайентологи, друзья Тома Круза, и бомбардируют меня своей любовью, потому что, когда я время от времени слышала: «Боже, Миа, НИКОГДА не носи красное, ладно? Обещай, что не будешь. Потому что в красном ты выглядишь хреново», – это возвращало меня на землю.

Это было просто… наше, девчоночье. Одно из тех занятий, которые Лилли точно бы облила презрением. Она бы говорила: «О господи, сколько же тебе нужно бюстгальтеров? Их никто не увидит, так какой смысл вообще их покупать? Особенно когда в Дарфуре столько людей голодает». Или: «Зачем ты покупаешь джинсы с ДЫРКАМИ? Я еще понимаю, заносить до дыр собственные джинсы, но покупать штаны, на которых уже сделал дырки кто-то другой!» А еще: «О, господи, ты что, покупаешь ЭТИ ТОПЫ? К твоему сведению, ЭТИ ТОПЫ сшиты на фабриках с потогонной системой маленькими гватемальскими детьми, которым платят по пять центов в час».

Что даже неправда, потому что в «Бенделз» не продаются вещи, сшитые на потогонных фабриках. Во всяком случае женское белье. Я спрашивала.

И знаете, не могу сказать, чтобы нам с Ланой и Тришей было не о чем поговорить. Они мне:

– Ну, так ты встречаешься с этим Джеем Пи или как?

А я им:

– Нет, мы просто друзья. А они мне:

– Вообще-то он очень клевый. Если не считать его пунктик насчет кукурузы.

А потом я им объяснила, что мы с Майклом только что расстались, и я чувствую внутри ужасную пустоту, как будто кто-то вычерпал мою грудную клетку ложкой для мороженого и содержимое, словно труп проститутки, выбросил на Вест-сайд хайвей.

А им даже не показалось, что это странно. Лана мне:

– Да, именно так я себя чувствовала, когда Джош бросил меня ради тебя.

А я ей:

– О боже, мне так жаль!

А Лана мне:

– Ладно, неважно, от этого я уже излечилась. И ты излечишься.

Только она ошибается, я никогда не забуду Майкла. Даже за миллион триллионов лет.

Но я пытаюсь, если можно считать такой попыткой то, что я собрала все его письма, фотографии и подарки в пластиковый магазинный пакет с надписью «Я люблю Нью-Йорк» и засунула их под кровать так далеко, как только смогла затолкать. Я не смогла заставить себя выбросить все это совсем. Просто не смогла.

Но все равно. Разговаривать с Ланой и Тришей оказалось на удивление нормально. Это было очень похоже на то, как мы оазговариваем с Тиной, Только с Тиной мы не обсуждаем трусики-стринги (которые, кстати, довольно удобные, если правильно подобрать размер).

Ну да, Лана и Триша не читали «Джен Эйр» (и странно посмотрели на меня, когда я сказала, что это моя самая любимая книга всех времен) и не смотрели «Баффи».

Но они неплохие девчонки. Мне кажется, их просто неправильно понимают. Например, их одержимость подводкой для глаз легко принять за поверхностность, но на самом деле им просто не очень любопытно, что происходит в мире вокруг них. Если это не имеет отношения к туфлям.

И мне их немного жалко. Во всяком случае Лану, потому что когда пришлось расплачиваться и оказалось, что Ланины покупки тянут на 1847,56 долларов, и Триша ахнула и сказала: «Черт, твоя мама тебя убьет!» (Это потому, что Лане установлен лимит расходов в тысячу долларов), Лана только пожала плечами и сказала:

– Мне по барабану, если она что-нибудь скажет, я ей просто напомню про Бабблз.

Я спрашиваю:

– Бабблз?

Лана вся так погрустнела и говорит:

– Бабблз – так звали моего пони.

Я:

– Звали?

И тогда Лана объяснила, что когда ей было тринадцать лет, она стала слишком тяжелой и длинноногой, чтобы ездить верхом на маленьком пони Бабблз, и ее родители его продали, даже не спросив ее, думая, что быстрый разрыв, когда нет времени на прощание, будет меньше травмировать ее эмоционально.

– Они ошиблись, – сказала Лана, передавая продавщице кредитную карточку для оплаты покупок. – Не думаю, что я когда-нибудь смогу его забыть. Я до сих пор скучаю по этой маленькой толстозадой лошадке.

Это, знаете ли, жестоко. Во всяком случае, бабушка никогда со мной ТАК не поступала.

Ладно, наверное, мне нужно возвращаться к нашему столику. Мы решили побаловать себя ланчем и заказали фирменное блюдо. Оно стоит «всего» сто долларов.

Но Триша говорит, мы этого достойны. И кроме того, в нем почти один только белок, потому что оно состоит из сырой рыбы.

Ну конечно, Лане и Трише нужно платить только за себя, а мне – еще и за Ларса. А он заказал стейк, потому что сырая рыба, как он говорит, вредна для его мужской силы.

18 сентября, суббота, 18.00, в лимузине по пути к Тине домой

Когда я вошла в мансарду после нашего шоппинга, мама уже была страшно зла. Это потому, что я отправила все свои покупки из «Бенделз» (и от «Сакса», куда мы заглянули по дороге, чтобы купить туфли и сапоги) домой с посыльным, чтобы не таскать их целый день с собой. И гора пакетов в моей комнате получилась такой высокой, что Толстый Луи не мог ее обойти, чтобы попасть к своему лотку, который стоит в ванной.

– СКОЛЬКО ЖЕ ТЫ ПОТРАТИЛА? – потребовала ответа мама. Глаза у нее были уже совсем бешеные.

Да, правда, пакетов было много. Рокки развлекался тем, что таранил нижний слой своими грузовичками, пытаясь развалить всю гору. К счастью, лайкру трудно повредить.

– Расслабься, – сказала я. – Я заплатила черной карточкой «Америкам Экспресс», которую мне дал папа.

– НО ЭТА КРЕДИТНАЯ КАРТОЧКА ПРЕДНАЗНАЧЕНА ТОЛЬКО ДЛЯ ЭКСТРЕННЫХ СЛУЧАЕВ! – буквально завизжала мама.

– Здрассьте, – сказала я. – А тебе не кажется, что то, что моя грудь стала нового размера, 36С, это и есть экстренный случай?

Тут губы у мамы стали совсем тонкими, и она сказала:

– Кажется, Лана Уайнбергер плохо на тебя влияет. Я позвоню твоему отцу.

И она решительно вышла.

Ох уж эти мне родители, честное слово! Сначала они достают меня из-за того, что я не встаю с кровати, или еще из-за чего-нибудь. А когда я делаю то, что они хотят, встаю с кровати и общаюсь с людьми, они и на ЭТО злятся.

Угодить на них невозможно.

Пока мама жаловалась на меня папе (ладно, согласна, я действительно много потратила, намного больше, чем Лана. Но я, наверное, года три ничего не покупала из одежды, кроме бальных платьев и какого-нибудь комбинезона, так что им придется это пережить), я стала запихивать старую одежду, из которой я выросла, в мешки для мусора, чтобы отнести их в благотворительный фонд для бездомных, и развешивать в шкафу новую, стильную одежду, а заодно и складывать то, что я возьму к Тине.

Как ни странно, я поняла, что мне не терпится поехать к Тине. Лана и Триша приглашали меня на какую-то вечеринку в квартире какого-то старшеклассника в Верхнем Ист-сайде (его родители уехали на выходные в спа, пополнять запасы энергии ци), но я сказала, что у меня уже есть планы на вечер.

– Спускаешь на воду новую яхту или типа того? – с сарказмом поинтересовалась Лана.

Но я уже научилась не понимать каждое ее слово слишком буквально и не принимать его близко к сердцу. Когда она отпускает шпильки, то чаще всего это означает, что она пытается быть остроумной. Даже если смешно только одному человеку – ей самой. Между прочим, в этом отношении Лана очень похожа на Лилли.

– Нет, просто встречаюсь с Тиной Хаким Баба, – сказала я и на этом успокоилась,

И, кажется, ни Лана, ни Триша не обиделись, что я отказываюсь от «лучшей вечеринки в семестре», чтобы провести вечер с девочкой, которая даже не входит в их модную тусовку.

Я складывала в сумку зубную щетку, когда в мою комнату с телефоном в руке вошла мама.

– Твой отец хочет с тобой поговорить, – сказала она.

Передав мне телефон, она повернулась и с довольным видом ушла.

Серьезно! Я люблю маму и все такое, но она не может сидеть на двух стульях одновременно. Невозможно вырастить меня социально сознательной бунтаркой и, когда депрессия из-за несовершенства нашего мира подавила меня настолько, что я не могу встать с постели, забеспокоиться и послать меня к психологу, а потом возмущаться тем, что я последовала совету этого самого психолога. Это просто невозможно.

Ладно, нельзя сказать, чтобы доктор Нате на самом деле советовал мне потратить такую кучу денег на нижнее белье. Но все равно.

– Я не собираюсь ничего сдавать в магазин, – сказала я папе.

– А я тебя и не прошу, – сказал он.

– Ты знаешь, сколько я потратила? – с опаской спросила я.

– Знаю. Мне уже звонили из банка. Они подумали, что кредитная карточка была украдена, и какая-то девчонка устроила с ней набег на магазины. Это потому, что раньше ты никогда так много не тратила.

– А, – сказала я, – Тогда о чем ты хотел со мной поговорить?

– Ни о чем. Мне просто нужно было создать видимость, что я на тебя кричу. Ты же знаешь свою мать, она со Среднего Запада, она не может измениться. Она закатывает истерику, если вещь стоит дороже двадцати долларов, И она всегда была такой.

– А, – сказала я. Потом добавила: – Но, папа, это несправедливо!

– Что несправедливо? – не понял он.

Я понизила голос:

– Ничего. Это я притворяюсь, что ты меня ругаешь.

– А-а. – Кажется, на папу это произвело впечатление, – Хорошо у тебя получается. О, нет!

– Что «о, нет»?

– Сюда только что вошла твоя бабушка. – Голос у него стал напряженным. – Она хочет с тобой поговорить.

– О том, как много я потратила? – Я удивилась. Сумма, которую я заплатила сегодня в «Бенделз», составляет лишь малую часть того, что моя бабушка каждую неделю тратит на парикмахера и косметические процедуры.

– Нет, не совсем, – сказал папа.

Я и опомниться не успела, как в телефонную трубку уже дышала бабушка.

– Амелия! – рявкнула она. – Твой отец сказал, что наши уроки принцессы отменяются на ближайшее время и обозримое будущее, потому что тебе нужно преодолеть какой-то личный кризис. Что все это значит?

– Мама! – Я услышала на заднем плане папин голос. – Я сказал совсем не это!

Я точно знала, что происходит. Папа попытался избавить меня от уроков принцессы, не сказав бабушке, почему мне нужно их пропускать. Иными словами, не рассказав ей, что я прохожу курс терапии. У психолога-ковбоя.

– Тихо, Филипп, – отрезала бабушка. – По-моему, ты уже достаточно сделал. – Она обратилась ко мне: – Амелия, это на тебя не похоже, разваливаться на части из-за Этого Мальчика! Неужели я тебя НИЧЕМУ не научила? Мужчина нужен женщине, как рыбе велосипед! Соберись!

– Бабушка, – устало сказала я. – Это не из-за… это не ТОЛЬКО из-за Майкла. Сейчас у меня довольно напряженный период. Ты знаешь, я на этой неделе пропустила много уроков, мне нужно уйму всего наверстывать, так что, если ты не против, я бы сделала перерыв в уроках принцессы до тех пор…

– А КАК ЖЕ DOMINA REI? – завизжала бабушка.

– А что с ней?

– Нам нужно начинать работать над твоей речью!

– Насчет этого… я просто не знаю, смогу ли…

– Амелия, ты произнесешь эту речь и точка! – рявкнула бабушка. – Я им уже ответила, что ты выступишь. Я уже ПОХВАСТАЛАСЬ этим перед герцогиней! Значит, встречаемся завтра днем в посольстве Дженовии, вместе углубимся в королевские архивы и посмотрим, что можно найти подходящего для твоей речи. Тебе все понятно?

– Но, бабушка...

– Завтра. В посольстве. В два часа. Клик!

Ну вот. Похоже, моя мечта провести все воскресенье в кровати рассыпалась.

Ко мне только что заглянула мама. Кажется, она справилась с гневом по поводу моих трат. Она пожевала нижнюю губу и сказала:

– Миа, извини. Но я должна была это сделать. Ты понимаешь, что потратила сумму, почти равную валовому национальному продукту небольшого развивающегося государства? И потратила ее всего лишь на низкосидящие джинсы.

– Да. – Я попыталась изобразить раскаяние. Что было не трудно, потому что я и правда раскаивалась.

Я раскаивалась, что не покупала такие джинсы раньше. Потому что я в них смотрюсь просто классно.

Кроме того, мама об этом не знает, и папа пока тоже, пока мы с Ланой и Тришей ели, я позвонила в Международную Амнистию и пожертвовала им точно такую сумму, какую потратила в «Бенделз». Я воспользовалась черной карточкой АмЕкс.

Так что я не испытываю угрызений совести. Особенно сильных, во всяком случае,

– Я знаю, у вас с Майклом сейчас не очень хорошо все складывается, да и с Лилли тоже, – продолжала мама. – И я рада, что ты пытаешься завести новых друзей. Но я не уверена, что Лана Уайнбергер – подходящая подруга для тебя.

– Мама, она не такая уж плохая, – сказала я, вспоминая историю с пони. И еще одну – ту, которую Лана рассказала мне за ланчем, А именно, что ее мама сказала, что если Лана не поступит в колледж Лиги Плюща, то она не будет платить за ее обучение ни в каком другом колледже. Резко.

– Это несправедливо, – сказала тогда Лана. – Потому что я же не такая умная, как ты, Миа.

Я тогда чуть не подавилась едой.

– Умная? Я?

– Ну да, – вставила Триша. – И к тому же ты принцесса, а это значит, куда бы ты ни подала заявление, тебя везде примут. Потому что всем хочется, чтобы у них училась особа королевской крови.

Ой. Тоже верно.

– Ладно, Миа. – Мама посмотрела на меня с сомнением, наверное, она была не согласна с моими словами насчет Ланы. – Я рада, что ты непредвзята и что ты более охотно, чем раньше, пробуешь новое. – Даже не знаю, что она имела в виду под этим, если только она говорила не о мясе и мясных полуфабрикатах. – Но помни правило герлскаутов.

– Ты имеешь в виду, что в хорошем бюстгальтере сосок по высоте должен находиться точно посередине между плечом к локтем?

– М-м… – Мама посмотрела на меня с многострадальным видом. – Нет. Я имела в виду другое правило: заводи новых друзей, но не теряй старых. Одно – серебро, другое – золото.

– А-а, – сказала я. – Ну да, не волнуйся. Сегодня я ночую у Тины. До скорого.

И я ушла. И, думаю, как раз вовремя, потому что я боялась, что мама заметит мои висячие сережки, которые стоят столько же, сколько ходунки Рокки.

18 сентября, суббота, 21.00, ванная Тины Хаким Баба

Я очень рада, что согласилась переночевать у Тины. Даже при том, что я все еще в жуткой депрессии, дом Тины – мое третье самое любимое место (первое, естественно, это в объятиях Майкла, а второе – моя кровать).

Так что находиться у Тины – вовсе не мучительно, это, скажем, примерно так же, как быть в «Бенделз» во время показа нижнего белья,

Хотя я все еще не рассказала Тине о моем эмоциональном состоянии (я имею в виду, что у меня такое чувство, как будто я сижу на дне ямы и не могу выбраться), она меня очень поддержала в моем преображении. Она говорит, что ей очень нравятся мои сережки, что моя попа в новых джинсах смотрится очень хорошо, и даже спрашивает, не сбросила ли я вес. А я его НАБРАЛА!

Все это, конечно, результат фантастически поддерживающего (и немного подбитого подушечками, чтобы замаскировать сосок) хорошо подобранного бюстгальтера.

Первое, что мы с Тиной сделали (после того, как заказали и съели две пиццы с увеличенным количеством сыра) – это перевели все часы, чтобы малыши подумали, что уже пора спать, потом уложили их в кровати, не обращая внимания на возражения, что они не устали. Они похныкали, но потом довольно быстро уснули.

Потом мы достали ВУВ диски и приступили к работе. Тина составила вот такую схему, по которой мы могли следить за творческим путем Дрю Берримор, что, как утверждает Тина, очень важно, потому что в один прекрасный день Дрю станет звездой уровня Мерил Стрип или Джуди Денч, и нам захочется иметь возможность обсудить ее творчество со знанием дела.

ДРЮ БЕРРИМОР

Важные работы

Любопытный Джордж

Тина: Этот фильм я не видела.

Миа: Все равно, это для малышни.

0 золотых Дрю из 5

Бейсбольная лихорадка

Тина: Превосходно, классическая Дрю, И хорошо сыгралась с романтическим главным героем, Джимми Фэллоном.

Миа: Слишком много бейсбола. Тина: Да, пожалуй. 3 из 5 золотых Дрю

50 первых свиданий

Тина: далеко до комизма «Певца на свадьбе», последнего фильма, где Дрю играла с Адамом Сэндлером.

Миа: Но все равно смешно.

3 из 5 золотых Дрю

Дуплекс

Тина: мне больно, что Дрю снималась в этом фильме.

Миа: Я понимаю. Мне тоже больно в глубине души. Но все же это Дрю, поэтому

1 из 5 золотых Дрю

Ангелы Чарли

Тина: Божественная, дерущаяся Дрю!

Миа: Не уверена, что ей нужно было во время рекламного турне для этого фильма все время держаться за руки с Люси Лью и Кэмерон.

Тина: Точно. Кто держит за руки своих подруг?

Миа: Конечно, кроме Спенсера и Эшли в фильме «К югу от Нигде». Но они встречались. Тина: А это совсем другое дело. Миа: Все равно.

5 из 5 золотых Дрю

Признания опасного человека

Тина: Мне родители не разрешили смотреть этот фильм. У него категория R.7

Миа: А я сама не хотела его смотреть, в нем есть старики. Но это Дрю, поэтому…

1 из 5 золотых Дрю

Катание на машинах с мальчиками

Тина: Ты видела этот фильм?

Миа: Нет. Я о нем даже не слышала.

Тина: Но, наверное, фильм хороший.

Миа: Конечно, если в нем играет Дрю.

1 из 5 золотых Дрю

Нецелованная

Тина: БОЖЕСТВЕННЫЙ ФИЛЬМ!!!!! ДРЮ ТАМ ТАКАЯ КЛАССНАЯ!!!

Миа: Я знаю! Она там репортер и одновременно школьница! Ей надо играть школьниц ВО ВСЕХ ФИЛЬМАХ, ГДЕ ОНА СНИМАЕТСЯ.

5 из 5 золотых Дрю

Вот такие пироги

Тина: Ничего из этого фильма не помню, помню только, что у Дрю были кудрявые волосы.

Миа: А она разве не была беременна?

Тина: Значит, кудри были не от «химии», потому что это могло повредить ребенку.

Миа: Кудри были классные, поэтому давай поставим ей высокий балл.

4 из 5 золотых Дрю

Донни Дарко

Тина: Стоп, разве Дрю играла в этом фильме?

Миа: Совершенно ее не помню. Я помню только Джейка Гилленхалла.

Тина: Да, знаю, он в этом фильме классный.

Миа: Давай поставим высокий балл за Джейка.

Тина: Точно. А мне родители не разрешают смотреть «Морпехов» и «Горбатую гору».

5 из 5 золотых Дрю

История вечной любви

Тина: Лучший фильм всех времен.

Миа: Согласна. Когда она носит принца…

Тина: Замолчи!!! ОБОЖАЮ ЭТУ РОЛЬ!!!

Миа: Только…

Тина: ИИИИИИИИИ!

5 000 000 из 5 золотых Дрю

Певец на свадьбе

Тина: Дрю здорово смотрится в костюме официантки.

Миа: Знаю! А когда он поет плохую песню…

Тина: Она все равно к нему добра.

5 из 5 золотых Дрю

Плохие девчонки

Тина: Фильм такой плохой, что даже хороший.

Миа: Знаю. Но, по-моему, когда Дрю схватили и привязали к кровати, и она лежала лицом вниз…

Тина: Это называется «по-турецки».

Миа: Тот, кто сказал, что любовные романы ничему не учат, врал.

4 из 5 золотых Дрю

История Эми Фишер

Тина: Фильм сделан для телевидения! И Дрю играет девочку-подростка с Лонг-Айленда, склонную к самоубийству.

Миа: Блестяще играет, должна сказать.

5 из 5 золотых Дрю

Непреодолимые разногласия

Тина: Очень молодая Дрю в очень клевой роли! Миа: Обожаю этот фильм. Обожаю Дрю.

4 из 5 золотых Дрю

Поджигатель

Тина: Я знаю, тебе этот фильм нравится, поэтому я лучше промолчу.

Миа: Заткнись! Как ты можешь такое говорить? Она очень хороша!

Тина: Она экстраординарна для своего возраста. Просто… просто уж очень глупый сюжет.

Миа: Люди запросто могут вызывать огонь силой мысли, если они очень эмоциональны. Вспомни, что ты все время повторяешь про Джея Пи.

Тина: Правда.

4 из 5 золотых Дрю

E.T.

Тина: Она в этом фильме просто супер!

Миа: И очень хорошо играет. Ее реплики звучат так естественно, как будто она импровизирует.

Тина: Давай смотреть правде в глаза, Дрю – гениальная актриса. Хорошо бы, у нее было собственное ток-шоу.

Миа: А я бы хотела, чтобы она баллотировалась в президенты.

Тина: Президент Берримор! ДАА!!!!!

5 из 5 золотых Дрю

Между «Певцом на свадьбе» и «Историей вечной любви» мы сделали перерыв, и Тина приготовила поп-корн. Пока в « Певце на свадьбе « шли скучные эпизоды, в которых не участвовала Дрю, Тина спросила, есть ли что-нибудь от Майкла. Я ей рассказала про его е-мейл, и она выразила благородное негодование от моего имени. Ее возмутило, что Майкл пытается делать вид, что мы с ним просто друзья, и рассказывает мне про то, как трудно найти сэндвич с яйцом, вместо того чтобы написать, как он без меня скучает и как ему хочется, чтобы мы поскорее снова были вместе.

Но я напомнила Тине, что сама согласилась быть просто друзьями. И что я с самого начала сама виновата, потому что раздула историю из романа с Джудит Гершнер, вместо того чтобы держаться, хладнокровно, как держалась бы в такой ситуации Дрю.

Тина вынуждена была согласиться, что это правда. Она согласилась и с тем, что я правильно поступила, не ответив на письмо.

– Ты же не хочешь, чтобы казалось, что ты сидишь дома, и у тебя нет занятий поинтереснее, чем отвечать на письма бывшего бойфренда, – сказала она.

Даже если на самом деле так и есть.

Хотя не совсем. Я немного чувствую себя виноватой, потому что не рассказала Тине, как я провела день – ну вы знаете, с Ланой и Тришей. Сама не знаю, почему. Но бабушка мне миллион раз говорила, что невежливо рассказывать кому-то о событии, на котором ты была, а этого человека не пригласили. Так что мне не стоит рассказывать Тине про Лапу и Тришу.

Но все равно. Это же была ЛАНА.

Я…

А это еще что такое? Кажется, к нам кто-то пришел и стоит в вестибюле.

19 сентября, воскресенье, 2 часа ночи, ванная Тины Хаким Баба

Боже.

Только Тина закончила поливать обезжиренный поп-корн растопленным маслом, чтобы у него был хоть какой-то вкус, как мы узнали, что в вестибюле стоят Борис и «его друг».

Тина, конечно, всполошилась, потому что ей не разрешается принимать мальчиков, когда родителей нет дома. Но тут к интеркому подошел Борис и сказал, что они только занесут нам кое-что, какой-то подарок. Тина, конечно, не устояла и разрешила им подняться. Потому что, как она сказала: «Подарок!!!!!»

Но если хотите знать мое мнение, этот подарок был только предлогом для Бориса подняться в квартиру и обжиматься с Тиной. Потому что весь «подарок» состоял из пары контейнеров мороженого «Хааген-Даз». (Правда, мороженое было наших любимых сортов – ванильное с миндалем и макадамия. Но все равно.)

А настоящим сюрпризом, во всяком случае, для меня, стало то, что «другом» оказался Джей Пи.

Я далее не знала, что Джей Пи и Борис общаются, Я имею в виду, кроме как в обеденный перерыв.

Джей Пи выглядел на удивление… ну, в общем, хорошо выглядел. Он вошел в квартиру

следом за Борисом. Не знаю, что он с собой сделал, но он казался таким высоким и… мужественным.

Дело в том, что я обычно таких вещей не замечаю. Если только это не Майкл. Не знаю, что со мной такое. Может, это потрясение оттого, что я увидела Джея Пи в непривычной обстановке, или в джинсах вместо школьной формы или костюма, в котором он ходит в театр. А, может, на меня просто подействовало то, что все постоянно твердят, какой Джей Пи классный.

Или, может быть, я просто слишком долго была лишена общества классного парня, потому что со мной так давно нет Майкла.

Или еще что-нибудь.

Но все равно, это очень странно.

Джей Пи мало того, что выглядел классно, он еще был немного смущен. Он вошел и сказал мне:

– Привет.

Тина взвизгнула от радости по поводу мороженого и побежала за ложками. Когда дело касается подарков, на Тину нетрудно произвести впечатление. Если уж говорить о подарках, то она прямо обмирает от украшений.

– Привет, – ответила я.

Не знаю, почему (вообще-то, я знаю, это все из-за сексапильности Джея Пи), но я чувствовала себя очень странно. Наверное, в основном потому, что Джей Пи меня раньше спрашивал, что я делаю сегодня вечером, и я его вроде как отшила, а теперь… в общем, теперь мы здесь вместе.

И с каждой минутой становилось все страннее и страннее. Хотя поначалу все было спокойно, мы все ели мороженое и смотрели «Историю вечной любви». Тина сказала ребятам, что они могут остаться на ОДИН фильм, но потом им придется уйти, потому что если их застанут ее родители, то они ее убьют. Во всяком случае, папа. Он, пожалуй, убил бы и Бориса, причем каким-нибудь особенно болезненным способом, которому он научился у Вахима, Тининого телохранителя, которого на сегодняшний вечер отпустили, так же как и Ларса, потому что им было сказано, что мы проведем вечер «внутри».

Но потом Тина и Борис перестали обращать внимание на фильм и стали уделять внимание друг другу. МНОГО внимания.

 Через некоторое время мне надоели хлюпающие звуки их поцелуев, хотя я то и дело прибавляла громкость, но этих двоих не мог заглушить даже голос Дрю с псевдобританским акцентом.

И вот я в конце концов схватила контейнеры с тающим мороженым и сказала:

– Надо убрать мороженое в холодильник, пока оно совсем не растаяло.

И я вскочила, чтобы идти в кухню. К несчастью – а, может быть, к счастью, не знаю – Джей Пи сказал:

– Я тебе помогу.

И пошел за мной. Хотя отнести в морозилку два контейнера с мороженым совсем не трудно, Я вполне могла бы сделать это одна.

В прохладной чистой кухне семейства Хаким Баба со всяким современным оборудованием и столешницами из черного гранита Джей Пи достал из холодильника пиво, потом пододвинул кухонный табурет и сел на него. Я тем временем пыталась найти в морозилке место для мороженого. Там было очень много замороженных обедов «Здоровый выбор» (Тининому папе врачи велели следить за калориями и холестерином),

– Ну, – сказал Джей Пи тоном светской беседы. Нам было немного слышно телевизор, но, слава богу, не слышно хлюпающих звуков. – На этой неделе ты пропустила много уроков.

– Угу, – сказала я, борясь с каким-то пакетом, кажется, с замороженной вырезкой. – Да, пожалуй.

– Как у тебя сейчас дела? – поинтересовался Джей Пи. – Я хочу сказать, тебе, наверное, нужно многое наверстать.

– Да, – сказала я. На самом деле я в пропущенные домашние задания почти не заглядывала. Когда упадешь в такую глубокую яму, как я упала, домашние задания не кажутся такими уж важными. Во всяком случае, не такими важными, как новые джинсы, – Наверное, займусь этим завтра.

– Да? А чем ты занималась сегодня? Я пыталась затолкать мясо поглубже в морозилку, чтобы освободить место для мороженого, поэтому, не подумав, буркнула:

– Ходила за покупками с Ланой.

Наконец-то мясо сдвинулось, и я смогла поставить в морозилку контейнеры с мороженым.

Я закрыла дверку морозилки, повернулась и стала стряхивать с рук мелкие кусочки льда. Тут только, увидев выражение лица Джея Пи, я сообразила, в чем только что призналась.

– С Ланой? – недоверчиво переспросил он.

Я покосилась на коридор, который вел в гостиную. Слава богу, пусто. Борис и Тина все еще… гм, заняты.

– Э-э… – промямлила я. У меня заныло в животе. «Что я наделала?!» – Насчет этого… Не знаю, как у меня вырвалось, вообще-то я не собиралась никому рассказывать,

– Я тебя понимаю, – сказал Джей Пи. – Не с кем-то, а с ЛАНОЙ? Хотя, с другой стороны… Это она выбрала вот эту рубашку?

Я посмотрела на свой топ в стиле «бэбидолл». Надо признать, миленькая штучка. И с глубоким вырезом.

И, удивительное дело, с новым бюстгальтером – и моими новыми размерами – в этой кофточке видно, что у меня есть ложбинка между грудями. Конечно, ничего вульгарного, но есть.

– Ну, да, – сказала я, чувствуя, что краснею. – Лана умеет покупать вещи.

Это было самым большим преуменьшением. Джей Пи кивнул и сказал:

– Да, это заметно. Мне кажется, она нашла свое призвание. Но как это вообще получилось, что ты пошла с ней?

Все еще сомневаясь, я рассказала ему и про Domina Rei, и про то, как мама Ланы попросила меня выступить на вечере, который она устраивает, и как Лана поблагодарила меня за то, что я согласилась, и как одно потянуло за собой другое…

– Это все я понимаю, – сказал Джей Пи, когда я закончила. – Мне понятно, почему Лана позвала тебя заняться с ней шоппингом. Но вот почему ТЫ согласилась?

Не знаю, правда, не знаю, как объяснить то, что произошло дальше. Я имею в виду, почему я сказала то, что сказала. Может быть, потому что в кухне было тихо (только посудомоечная машина работала, моя тарелки от пиццы, но она у Тины супертихая, и было слышно только слабое шуршание), и мы сидели там вдвоем.

А может быть, потому что Джей Пи выглядел очень неуместно, такой большой, мужественного вида парень в линялых джинсах, ботинках Timberland и в черном кашемировом свитере с закатанными рукавами и с волосами, стоящими торчком, потому что надевал шляпу (сентябрь в этом году на удивление холодный, метеорологи винят во всем глобальное потепление) – в этой изысканной кухне.

Или, может быть, это все по той же причине – ну, вы знаете, из-за того, что он действительно смотрелся очень классно.

Или, может быть, просто потому, что я его не знаю. По крайней мере, знаю не так хорошо, как Тину и Бориса и других друзей, которые у меня остались после того, как Лилли перестала со мной разговаривать.

Как бы то ни было, я и опомниться не успела, как услышала собственный голос:

– Понимаешь, дело в том, что я прохожу курс терапии, и мой психолог говорит, что я должна каждый день делать что-нибудь такое, что меня пугает. И я подумала, что шоппинг с Ланой Уайнбергер – это будет очень страшно. Но оказалось, что вовсе нет.

Тут я прикусила язык. Ну, вы понимаете. Это слишком тяжелый груз, чтобы на кого-то его вываливать. Тем более, на парня. Тем более, на парня, с которым, как пишут газеты, ты якобы связана романтическими отношениями, хотя в этих слухах нет абсолютно, просто нисколечко правды.

Сначала Джей Пи ничего не сказал. Он просто сидел и колупал ногтем большого пальца этикетку пивной бутылки. Казалось, его вдруг очень заинтересовал уровень напитка, оставшегося в бутылке.

Не очень хороший знак, правда? Как будто он даже не может на меня посмотреть.

– Это очень странно. – Я вдруг запаниковала. Мне стало казаться, что я соскальзываю еще глубже в ту яму. – Странно, что я призналась тебе, что прохожу курс терапии. Теперь ты будешь думать, что я совсем ненормальная, да? То есть, еще более ненормальная, чем раньше.

Но вместо того чтобы встать и сказать, что ему пора уходить – как я ожидала – Джей Пи удивленно посмотрел на меня и улыбнулся.

И ощущение, что я соскальзываю, стало немного слабее. И не только потому, что улыбка делала его еще красивее.

– Ты что, шутишь? – спросил он. – Я просто сидел и думал, есть ли в школе Альберта Эйнштейна хоть кто-нибудь, кто НЕ проходит курс терапии. Кроме Тины и Бориса, конечно.

Я заморгала.

– Как, и ты тоже?

Джей Пи фыркнул.

– С двенадцати лет. Именно в этом возрасте у меня развилась привычка бросать бутылки с крыши кашей высотки. Глупое занятие, я мог кого-нибудь убить, В конце концов меня застукали – слава богу – и с тех пор родители следят, чтобы я не пропускал ни одного еженедельного занятия с психологом.

Мне просто не верилось. Кто-то из тех, кого я знаю, проходит через то же самое, что и я? Не может быть!

Я села на кухонный табурет рядом с Джеем Пи и с воодушевлением спросила:

– Тебе тоже нужно каждый день делать что-нибудь, что тебя пугает?

– Вообще-то нет, – сказал Джей Пи. – Считается, что мне каждый день нужно делать МЕНЬШЕ пугающих вещей.

– А-а. – Я была немного разочарована. – Ну и как, помогает?

– В последнее время – да. – Джей Пи поднес ко рту бутылку и отпил. – В последнее время стало помогать очень хорошо. Хочешь пива?

Я замотала головой.

– И сколько времени это заняло? – спросила я.

Удивительное дело, я просто не могла поверить, что разговариваю с человеком, который пережил – и переживает – то же самое, что переживаю я. Или во всяком случае, нечто похожее. – Я имею в виду, сколько ты ходил к психологу, прежде чем тебе стало лучше?

Джей Пи посмотрел на меня со странной улыбкой. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем я поняла, что он меня жалеет. Он испытывает ко мне жалость!

– Что, так плохо? – спросил он.

Но спросил так, как будто он искренне за меня переживает.

Но не этого я хотела. Мне не нужно, чтобы кто-то из-за меня переживал. Вообще глупо, что я из-за всего так ужасно себя чувствую, тогда как на самом деле жизнь у меня просто фантастическая. Смотрите, что пришлось вытерпеть Лане – мать продала ее любимого пони, даже не сказав ей. А угроза лишить ее финансовой поддержки, если она не поступит в колледж Лиги Плюща? Я-то – ПРИНЦЕССА! Я могу делать все, что захочу. Я могу покупать все, что захочу. Ну, в разумных пределах. Единственное – единственное – чего у меня нет, это мужчины, которого я люблю.

Да и его я, если разобраться, потеряла по собственной глупости.

– У меня просто было немного подавленное настроение, – быстро сказала я,

Я не стала упоминать, что мне всю неделю не хотелось вставать с кровати.

– Из-за Майкла? – спросил Джей Пи. Спросил не без сочувствия.

Я кивнула. Мне кажется, я бы не смогла заговорить, даже если бы захотела. В горле у меня встал большой комок, как бывает всегда, когда я слышу или даже просто произношу мысленно его имя,

Но оказалось, что говорить мне и не нужно. Джей Пи поставил бутылку на стол и обнял меня.

Я отчасти даже жалела, что он это сделал. Потому что от этого я заплакала еще сильнее. Потому что я невольно сравнила его руку – большую и мужскую, но не очень большую и мужскую – с рукой кое-кого другого.

– Ну, ну, – мягко сказал он, пожимая мне пальцы. – Тебе полегчает, обещаю.

– Правда?

Но было поздно, слезы уже полились. Я, как могла, старалась их сдержать.

– Знаешь, дело не только… не только в Майкле. – Я словно со стороны услышала свой голос, потому что я не хотела, чтобы кто-то думал, что я впала в депрессию всего лишь из-за парня. Даже если на самом деле так оно и было. – Тут еще эта история с Лилли. Просто поверить не могу, что она считает, будто мы с тобой… будто ты и я…

– Эй! – сказал Джей Пи, Мне показалось, что он немного встревожился. Наверное, из-за того, что слезы у меня лились очень быстро. – Эй…

А потом он вдруг сгреб меня в свои медвежьи объятия, и я стала реветь, уткнувшись лицом в его свитер. От свитера пахло химчисткой. От этого я даже еще сильнее заревела, когда вспомнила, что никогда больше не вдохну запах, который мне нравится больше всех запахов на свете – запах шеи Майкла.

Которая точно не пахнет химчисткой.

– Тсс, – сказал Джей Пи, поглаживая меня по спине, пока я плакала. – Все будет хорошо, вот увидишь.

– Не представляю, как оно может быть хорошо! – Я всхлипнула. – Лилли меня ненавидит, она на меня даже смотреть не хочет!

– Знаешь, может быть, ты должна сделать из этого кое-какие выводы, – сказал Джей Пи,

– Какие еще выводы? – Я икнула и снова уткнулась ему в грудь, – Что она меня ненавидит? Это я и так знаю.

– Нет, – сказал Джей Пи, – Что, возможно, она тебе не такая уж хорошая подруга, какой ты ее всегда считала.

От этих его слов я действительно перестала плакать, выпрямилась и посмотрела на него сквозь слезы.

– Ч-что т-ты имеешь в виду?

– Только то, что если бы она действительно была такой хорошей подругой, как ты, по-видимому, думаешь, – сказал Джей Пи, – то она бы не поверила, что между тобой и мной что-то есть. Потому что она бы знала, что ты на такое не способна. Она бы не злилась на тебя за то, чего ты даже не делала, даже если бы увидела некие доказательства противоположного. Подумай, она хотя бы потрудилась спросить у тебя, правда ли то, что про нас написали в «Пост»?

Я промокнула уголки глаз салфеткой, которую Джей Пи достал из подставки и протянул мне.

– Нет, – сказала я.

– Признаюсь, – сказал Джей Пи, – у меня никогда не было много друзей. Но я все равно не думаю, что друзья обращаются друг с другом так, как Лилли обошлась с тобой. Я имею в виду, верят тому, что прочитали или услышали, даже не поинтересовавшись у друга, правда ли это. Я прав? Разве друзья так поступают?

– Я знаю, – сказала я, вздрагивая последний раз и заканчивая рыдать. – Ты прав.

– Послушай, Миа, – сказал Джей Пи, – я знаю, вы с ней дружите целую вечность. Но мне кажется, ты многого о Лилли не знаешь. Какие-то вещи, которые она мне рассказывала, когда мы с ней встречались. Например, что она всегда ужасно тебе завидовала.

Я уставилась на него, совершенно ошарашенная.

– О чем это ты толкуешь? – закричала я. – С какой стати Лилли завидовать МНЕ?

– По тем же причинам, по которым, думаю, тебе завидуют многие девчонки, включая Лану Уайнбергер. Ты красивая, умная, популярная, ты принцесса, тебя все любят…

– ЧТООО? – Я просто хохотала. Потому что не могла в это поверить. Но все равно, смеяться все-таки лучше, чем плакать. – Да у меня фигура, как хвостик от буквы кью! И я заваливаю половину предметов! И почти все в школе считают, что я плоскогрудая чудила ростом пять футов девять, то есть, я хотела сказать, десять дюймов.

Джей Пи улыбнулся.

– Может быть, некоторые когда-то так думали. И, может быть, некоторым ты такой и казалась. Но, Миа, ты бы посмотрела на себя в зеркало повнимательнее. Ты уже не такая, какой была раньше. И, возможно, проблема Лилли в том и состоит, что ты изменилась, а она – нет.

– Но… но это же нелепо, – сказала я, – Я все та же, старая добрая Миа…

– Которая ест мясо и ходит по магазинам с Ланой Уайнбергер? – подсказал Джей Пи. – Миа, взгляни правде в глаза. Ты не та, какой была раньше. Это не означает, что ты не стала ЛУЧШЕ или что не найдутся люди, которые будут любить тебя независимо от того, что ты ешь и с кем общаешься. Но не всем так легко приспособиться к этой перемене, как, скажем, Тине или мне.

Я снова заморгала. Неужели это правда? Неужели настоящая причина, по которой Лилли не желает иметь со мной ничего общего, состоит в том, что она меня не только не презирает – далеко не презирает, – а завидует мне?

– Но это же ужасный абсурд! – выпалила я в конце концов. – Лилли намного умнее меня, она гораздо большего достигла. Господи, да она же гений! Что у меня может быть такого, чего нет у нее? Кроме короны.

– Это существенно. – Джей Пи пожал плечами. – То, что ты принцесса, действительно делает тебя особенной. Никогда не мог понять, почему ты сама так не думаешь. Да большинство людей убить кого-нибудь готовы, чтобы стать особами королевской крови. А ты только и делаешь, что жалеешь, что ты принцесса. Но не только принадлежность к королевскому роду делает тебя особенной.

– Если бы ты пробыл пять минут на моем месте, – пробурчала я, – ты бы понял, какая я на самом деле НЕ особенная. Уж поверь, во мне нет вообще ничего особенного.

– Миа, – Джей Пи взял меня за руку (мои руки лежали на кухонном столе). – Я хотел тебе кое-что сказать.

Но именно в эту минуту позвонил привратник и сказал, что в вестибюль вошли родители Тины. (Хорошо, что Тина регулярно снабжает его домашним шоколадным печеньем с кусочками шоколада, поэтому он охотно выполняет ее поручения) Тина влетела в кухню с безумными глазами и закричала, что Борису и Джею Пи нужно ПРЯМО СЕЙЧАС уходить через выход для слуг. Что они быстренько и сделали.

И вот, я так и не узнала, что Джей Пи собирался мне сказать.

После того как они ушли и мы поздоровались с Тиниными родителями и скрылись в Тининой комнате. Тина извинилась, что провела так много времени, прилепившись к Борису.

– Понимаешь, он такой клевый, – сказала она, – что иногда я просто не могу с собой справиться.

– Все нормально, – сказала я, – я понимаю. Но она все равно переживала.

– Все-таки, с нашей стороны было нехорошо демонстрировать, как мы счастливы, в то время как ты все еще пытаешься оправиться от потери Майкла. Кстати, о чем вы с Джеем Пи говорили?

– А, так, ни о чем таком особенном, – сказала я, чувствуя себя немного неловко.

Тина заметно удивилась.

– Понимаешь, Борис сказал, что когда он упомянул, что ты ночуешь у меня, Джей Пи стал твердить, что им с Борисом нужно прийти к нам в гости. Хотя Борис рассказал ему про правило моего папы. Но Джей Пи говорил, что ему нужно сказать тебе что-то очень важное, и буквально силой заставил Бориса привести его сюда. Ты уверена, что, он ничего такого не сказал?

– Мы о многом говорили, – сказала я. Терпеть не могу врать Тине, но я не могу ей рассказать, что прохожу курс терапии у психолога. Я просто не готова признаваться в таких вещах. Знаю, это глупо. Тина не будет меня осуждать, но все равно, просто не могу. – Ну, знаешь, в основном о Лилли,

– Это интересно, – сказала Тина. – Ты знаешь, Борис считает, что Джей Пи в тебя влюблен. И я с ним согласна. Может быть, он это и хотел тебе сказать.

Над этим я от души посмеялась. Честно, я ни разу так не смеялась с тех пор, как мы с Майклом расстались. Пожалуй, я вообще ВПЕРВЫЕ рассмеялась с тех пор.

Но, как выяснилось, Тина не шутила.

– Миа, взгляни на факты, – сказала она. – Как только Джей Пи узнал, что вы с Майклом расстались, он тут же бросил Лилли. Он потому ее бросил, что влюблен в тебя и понял, что у него наконец появился шанс тебя заполучить.

– Тина! – Я смахнула слезы с глаз. – Не смеши, давай говорить серьезно.

– Я и так серьезна, – сказала она. – Точно такая история описана в романе «Тайный ребенок шейха». Потому Лилли на тебя и злится, я уверена, что все дело в этом.

– Потому что я проболталась, что у нее есть тайный ребенок от шейха?

Я не удержалась и снова захихикала. Честное слово, трудно предаваться депрессии, когда рядом Тина. Даже если ты попала в яму и сидишь в ней, как в ловушке.

Кажется, я разочаровала Тину.

– Нет. Потому, что она подозревает, что истинная причина, по которой Джей Пи ее бросил, – это ты. Потому что он тебя любит. Конечно, с ее стороны это ужасно несправедливо, потому ты ни в чем не виновата. Если парни в тебя влюбляются, ты ничего не можешь с этим поделать, так же, как не могла принцесса из «Тайного ребенка шейха». Но все равно, согласись, ведь именно так все и вышло. Это ВСЕ объясняет.

После этого я хохотала, наверное, еще минут десять. Честное слово, Тина живет в мире красивых фантазий. Ей бы надо самой писать романы и этим зарабатывать. Или комедию поставить.

Жалко, что она хочет стать кардиохирургом.

19 сентября, воскресенье, 17.00, мансарда

Околачиваться возле бабушки – всегда мало радости. А уж торчать с ней в королевском архиве в посольстве Дженовии после почти бессонной ночи – это уж СОВСЕМ не весело, а наоборот. Какое САМОЕ невеселое занятие может прийти вам в голову? Вот на него и похож мой день в обществе бабушки.

Не поймите меня неправильно, я очень даже интересуюсь жизнью моих предков. Просто… читаешь про них, читаешь, все войны да голод… Через какое-то-время начинает казаться, что кругом одно и то же.

Но бабушка утверждает, что королевские архивы – то самое место, где я найду материал для моей речи в Domina Rei.

– Запомни, Амелия, – говорила она. – Тебе нужно их вдохновить, но в то же время очень важно внушить им благоговение. Ну и, конечно, нужно дать им какую-то информацию. Нужно, чтобы они уходили с мыслью, что ты дала им пищу не только для ума и сердца, но и для души.

Ладно, бабушка, как скажешь.

Конечно, бабушку тянуло к записям наиболее известных Ренальдо, и она попросила принести ей полное собрание записей моего дедушки.

Но меня интересовали менее известные персоны. Я подумывала, что можно будет прочитать их слова без ссылки на источник, тогда все подумают, что я придумала это сама.

Потому что я в депрессии, а это не самое продуктивное состояние для творчества. Что бы там ни говорили некоторые авторы песен.

Человек, который отвечал за архивы (и который выглядел примерно так, как по моим представлениям должен был выглядеть доктор Натс – пожилой, лысый и с козлиной бородкой), немало надышался пылью, пока бабушка заставляла его лазить по стеллажам за разными папками. Он пытался объяснить, что они не хранят в посольстве ВСЕ королевские сочинения. БОЛЬШАЯ их часть хранится во дворце. Сюда они привезли всего несколько тонн документов десять лет назад, когда посольство Дженовии праздновало свою пятнадцатую годовщину, и пока не собрались отослать их обратно, потому что до сих пор никто не проявлял к ним интереса.

Но бабушка не желала ничего этого слышать. Не интересовали ее и объяснения, что ей не следует приносить в помещение архива карликового пуделя Роммеля, поскольку перхоть животного может повредить древним рукописям. Она просто держала Роммеля там же, где и всегда, то есть у себя на коленях.

– Мсье Кристоф, – сказала она, – не стойте тут как щелкунчик (это было очень смешно, потому что он и правда был похож на щелкунчика). Принесите нам чаю. И в этот раз не поскупитесь на карликовые сэндвичи!

– Карликовые сэндвичи! – вскричал мсье Кристоф. Он стал еще бледнее, чем был, что вообще-то трудно, поскольку он, судя по всему, вообще не выходит на улицу. – Но, Ваше Высочество… если продукты или напитки попадут на рукописи, они могут…

– Боже правый, мсье Кристоф, мы же не дети малые! – вскричала бабушка. – Мы не собираемся кидаться друг в друга едой! А теперь принесите-ка мне рукописи моего мужа, пока я не встала и не принесла их сама!

Мсье Кристоф удалился с совершенно несчастным видом, и тем самым дал бабушке предлог обратить сверхкритичный взгляд на меня.

– Господи боже, Амелия, – сказала она через минуту, – Что это у тебя в ушах?

Ой! Совсем забыла вынуть из ушей новые сережки.

– Ах, это… – сказала я. – Да. В общем, я купила их на днях…

– С ними ты похожа на цыганку, – заявила бабушка. – Сними их немедленно. И что это происходит с твоей грудью?

На встречу с бабушкой я постаралась одеться консервативно – надела платье от Марка Джэкобса с воротником в стиле Питера Пэна, Лана меня заверила, что это платье – высший городской шик. Особенно с носками с рисунком и туфлями на платформе от Мэри Джейн.

К сожалению, бабушку насторожило то, что было под коричневым шерстяным лифом.

– Я купила новый бюстгальтер, – процедила я сквозь зубы.

– Это я и сама вижу, – сказала бабушка, – я же не слепая. Я только не могу понять, что ты натолкала в чашечки.

– Ничего не натолкала! – ответила я снова сквозь зубы. – Там только я. Я выросла.

– Ни за что не поверю! – заявила она.

И я не успела и глазом моргнуть, как она взяла и ущипнула меня! Прямо за грудь!

– ОЙ! – заорала я, отпрыгивая от нее. – Ты что?

Но бабушка уже смотрела на меня с самодовольным видом.

– Ты и впрямь выросла! – сказала она. – Наверное, подействовало славное дженовийское оливковое масло, которым мы тебя потчевали этим летом.

– Скорее, это от вредных гормонов, которыми американские производители мяса нашпиговывают свой скот, – сказала я, потирая грудь, которая теперь пульсировала от боли. – С тех пор как я начала есть мясо, я выросла на целый дюйм и прибавила еще дюйм… ну, во всех остальных местах. Уверяю тебя, груди у меня настоящие. И теперь одна болит. Интересно, что бы ты сказала, если бы кто-то поступил так с тобой?

– Надо будет проследить, чтобы у Шанель сняли с тебя новые мерки, – сказала бабушка. Она выглядела очень довольной. – Амелия, это прекрасно. Наконец ты сможешь носить платья без бретелек, и платью будет на чем держаться, для разнообразия.

Честное слово, иногда я ее просто ненавижу.

Наконец, пришел мсье Кристоф с чаем и сэндвичами. И с рукописями дедушки, которые хранились во множестве картонных коробок. И, похоже, все тексты были о проблемах с канализацией, которые Дженовия испытывала на протяжении большей части его правления.

– Я не хочу произносить речь о канализации! – заявила я.

Честно говоря, я вообще не хотела произносить речь. Но я понимала, что такой подход мне ничего не даст – ни с бабушкой, ни с доктором Натсом, у которых, если задуматься, есть много общего – поэтому я решила скандалить из-за темы выступления.

– Бабушка, все эти бумаги – про дженовийскую канализационную систему. Я не могу выступать в Domina Rei с речью о сточных водах. – Я повернулась к мсье Кристофу, который болтался поблизости и ахал всякий раз, когда мы брали в руки одну из его бесценных бумаг. – Нет ли у вас чего-нибудь более личного?

– Амелия, не говори глупости, – сказала бабушка, – Ты не можешь читать членам Domina Rei личные бумаги твоего деда.

Честно говоря, я думала вовсе не про деда. Хотя у него было несколько остроумных писем, написанных во время войны, я надеялась найти что-нибудь, написанное кем-то другим, может быть…

Менее занудным? Кем-то не таким близким по времени? Или не мужчиной?

– А как насчет нее? – спросила я и показала на портрет, висевший в нише.

Это была очень приятная маленькая картина, портрет молодой девушки в платье эпохи Ренессанса, в тяжелой золоченой раме с резным орнаментом из листьев.

– Она? – пренебрежительно спросила бабушка, разве что не фыркая, – О ней даже не думай.

– Кто она такая?

Я задала вопрос в основном для того, чтобы просто позлить бабушку, которая явно хотела остановить свой выбор на текстах про канализацию. Но еще к потому, что портрет был очень красивый, А девушка на нем выглядела грустной. Как будто ей тоже немного знакомо чувство, которое испытываешь, когда скатываешься в яму.

– Это, – ответил мсье Кристоф усталым тоном, – Ее Королевское Высочество Амелия Вирджиния Ренальдо, пятьдесят седьмая принцесса Дженовии, которая правила в тысяча шестьсот шестьдесят девятом году,

Я несколько раз моргнула. Потом посмотрела на бабушку.

– Почему мы ее никогда не изучали?

Между прочим, поверьте мне на слово, бабушка заставила меня выучить череду моих предков. И Амелия Вирджиния нигде не упоминалась. Амелия – очень популярное имя в Дженовии, потому что так зовут святую, покровительницу нашей страны, молодую крестьянскую девушку, которая спасла государство от захватчика, усыпив его колыбельной песней и отрубив ему голову.

– Потому что она правила всего двенадцать дней, – нетерпеливо сказала бабушка, – А потом умерла от бубонной чумы.

– Неужели? – Я вскочила с места и подбежала к кулеру, чтобы рассмотреть маленький портрет получше. – На вид она моего возраста!

– Она и была твоего возраста, – сказала бабушка усталым голосом. – Амелия, будь так любезна, сядь на место. У нас нет на это времени. До торжественного вечера осталось меньше недели, и мы не можем больше тянуть, нужно придумать для тебя речь сейчас.

– Господи, как же это грустно, – сказала я.

Наверное, это тоже один из симптомов депрессии, когда ты почти все время плачешь. Потому что у меня и сейчас глаза были полны слез. Принцесса Амелия Вирджиния была такой хорошенькой, прямо как Мадонна – до того, как она увлеклась макробиотикой и каббалой и силовыми тренировками, – когда у нее были пухленькие щечки и все такое. А еще ока была немного похожа на Лилли, Если бы Лилли была брюнеткой. И носила корону и голубую бархатную ленту на шее,

– Ей что же, было шестнадцать лет?

– Да, это так, – ответил мсье Кристоф. Он подошел и встал рядом со мной. – Ужасное было время. Чума опустошала не только деревни, но и королевский двор. От чумы умерли родители и все братья этой принцессы. Поэтому она и унаследовала трон. Правила она, как верно сказали Ее Высочество, всего двенадцать дней, а потом и ее скосила Черная смерть. Но за это время она успела принять некоторые решения – в то время они казались противоречивыми, – которые в конечном счете спасли жизнь многим гражданам Дженовии, если не всему населению побережья. Например, одним из ее решений было закрыть порт Дженовии для входа и выхода судов, и запереть ворота дворца от любых посетителей, включая даже врачей, которые могли бы спасти ее собственную жизнь. Она не хотела рисковать и допускать дальнейшее распространение болезни.

– О господи! – Я прижала ладонь к груди, стараясь сдержать рыдания. – Как это грустно! Где ее записи?

Мсье Кристоф заморгал, глядя на меня снизу вверх (потому что в туфлях на платформе я ростом примерно шесть футов два дюйма, а он коротышка, как сказала бабушка, щелкунчик).

– Прошу прощения, Ваше Высочество?

– Ее записи, – сказала я. – Принцессы Амелии Вирджинии. Я бы хотела на них взглянуть,

– Ради бога, Амелия! – взорвалась бабушка. Было видно, что ей бы сейчас не помешали стакан «сайдкара» и сигарета вместо чая с карликовыми сэндвичами (без майонеза), как ей было предписано врачом. – Она не вела никаких записей, она боролась с чумой! У нее не было времени что-нибудь писать! Ей нужно было сжигать на заднем дворе тела горничных!

– Вообще-то, – задумчиво произнес мсье Кристоф, – она вела дневник.

Тут бабушка вскочила и заявила:

– НЕ НАДО ПРИНОСИТЬ ЕЕ ДНЕВНИК!

Вскакивая, она сбросила Роммеля, тот шлепнулся на пол и некоторое время скользил, пытаясь удержать равновесие, а потом мрачно поплелся в дальний угол.

– У НАС НЕТ НА ЭТО ВРЕМЕНИ!

– Принесите дневник! – сказала я мсье Кристофу. – Я хочу его прочитать.

– В действительности, – сказал архивариус, – у нас есть его перевод. Поскольку принцесса писала на французском языке семнадцатого века, и дневник очень короткий, всего двенадцать дней, мы заказали его перевод, только для того, чтобы убедиться, что эти двенадцать дней не окажутся особенно важными днями для истории Дженовии. Достаточно беглого взгляда на первые несколько страниц, чтобы понять, что принцесса довольно много писала о том, что скучает по кошке…

Тут я окончательно поняла, что просто ДОЛЖНА прочесть этот дневник.

– Я хочу видеть перевод, – сказала я, хотя бабушка в это время закричала: «Амелия, сядь на место!»

Мсье Кристоф некоторое время колебался, явно не зная, как ему поступить. С одной стороны, я ближе к трону, чем бабушка. С другой, она громче кричит и вообще гораздо-страшнее.

– Знаете что? – сказала я ему шепотом. – Я вам позже позвоню.

Но я ему не позвонила. Как только я вышла отсюда и оказалась в лимузине, я позвонила папе и сказала ему, что мне нужно.

Если мое желание и показалось ему странным, он не подал виду. Хотя, наверное, учитывая мое состояние, любое проявление интереса к чему бы то ни было, кроме собственной кровати, должно казаться ему улучшением.

В общем, когда я вернулась домой, меня ждал пакет. Папа распорядился, чтобы посыльный от мсье Кристофа принес не только перевод дневника принцессы Амелии Вирджинии, но и ее портрет. Портрет я прислонила к стене над спинкой моей кровати там, где раньше стоял телевизор. Он очень удачно загородил уродливое гнездо для подключения кабелей, и я, лежа в кровати, могла смотреть на него под любым углом.

Что я сейчас и делаю.

Потому что они могут унести у меня телевизор.

Они могут выбросить мою пижаму.

Они могут заставить меня ходить в школу и к психологу.

Но они не могут помешать мне лежать в моей собственной кровати!

(Хотя, надо сказать, по сравнению с проблемами бедной принцессы Амелии Вирджинии мои проблемы бледнеют. Я хочу сказать, у меня, по крайней мере, нет ЧУМЫ).

19 сентября, воскресенье, 23.00, мансарда

Я только что осознала, что сегодня исполнилась ровно неделя с того дня, когда Майкл позвонил мне и сказал, что между нами все кончено. Кроме того, что мы можем остаться друзьями.

Правда, не знаю, что на это сказать. Конечно, какая-то часть меня по-прежнему хочет забраться в кровать и лежать и плакать до бесконечности, даже при том, что можно было бы думать, что я уже выплакалась (хотя каждый раз, когда я думаю о том, что никогда больше не почувствую, как Майкл меня обнимает, у меня снова наворачиваются слезы). Но потом я думаю о том, как много есть людей, которым гораздо хуже, чем мне. Взять хотя бы принцессу Амелию Вирджинию. Сначала заболели чумой и умерли ее родители. Но это было бы еще не ТАК плохо, потому что она все равно не была с ними очень

близка, потому что в возрасте четырех лет они отправили ее в монастырь учиться, чтобы она стала образованной женщиной, и монастырь этот был так далеко, что она с тех пор почти никого из своих родных не видела.

Но потом от чумы умерли все ее братья, что тоже ее не очень сильно расстроило, потому что она их тоже почти не знала

Но это означало, что она стала первой наследницей престола.

Так что монашки велели ей собрать вещи и ехать во дворец, чтобы короноваться и стать принцессой Дженовии. От этого Амелия была не в восторге, потому что ей пришлось оставить кошку, Агнес-Клэр.

Потому что во дворце не разрешалось держать кошек. (Просто удивительно, сколько времени прошло, а многое не изменилось.)

И когда она приехала во дворец, всем уже командовал брат ее отца, ее дядя Франческо, который никому в семье не нравился, потому что он однажды пнул ногой их собаку, Падапуфа (собак во дворце держать разрешается).

И, если я правильно помню историю Дженовии (а уж поверьте, бабуля меня столько ею мучала, что я ее знаю), этого дядю Франческо, который после смерти Амелии стал принцем Франческо Первым (на самом деле Франческо Единственным, потому что он был такой ужасный человек, что после его смерти никто больше не хотел называть своего ребенка Франческо), терпеть не могли абсолютно все, а не только –его родственники» Он был худшим правителем в истории Дженовии, потому что после чумы, , чтобы восстановить свое благосостояние, он обложил население такими жестокими налогами, что многие умерли с голоду.

А еще у него была репутация ужасного распутника (это доказывает то, что у него было человек тридцать незаконных детей, которые после его смерти все претендовали на трон). На самом деле в правление Франческо Дженовию чуть не поглотила Франция, потому что принц очень много задолжал – он был картежником и однажды проиграл в карты английскому королю Вильгельму II даже драгоценности из своей короны. Их удалось восстановить только через сто лет, когда принцесса Маргарет соблазнила Георга III, который, по слухам, был не совсем в своем уме. Короче говоря, из-за того что Франческо считал, что он уже практически принц, хотя он им не был, бедной Амелии делать было нечего. И вот, как всякий скучающий подросток, которому не с кем поговорить (потому что все ее фрейлины умерли от чумы), она отправилась в библиотеку дворца и принялась читать все книги, которые там были. Почти как Белль в «Красавице и Чудовище». Только для Амелии Чудовищем был ее дядя, поэтому между ними никак не могла возникнуть любовная связь.

И вместо танцующих чашек и свечей были только канцлеры, покрытые пустулами, и все такое.

Во всяком случае, судя по тому, что я успела прочитать. Такая скукотища, что я, наверное, не стала бы читать дальше.

Но я хочу узнать, что случилось с кошкой.

Я…

Только что пришло письмо по электронной почте. Надо прочитать.

БОЛЕЛЬЩИЦА: Миа, привет! Это я, Лана. Уж не знаю, чем ты вчера занималась, но надеюсь, ты хорошо провела время. Ты пропустила просто ПОТРЯСНУЮ вечеринку. Фотки с нее можно посмотреть на сайте lastNights-PaArty.com. О БОЖЕ, кажется, по дороге домой я видела, как твоя подруга Лилли обжималась с ниндзя или вроде того. Не представляю, с какой стати ей встречаться с НИНДЗЯ? Кажется, я вчера переборщила. Ну, как тебе туфли от Лабутена из «Сакса»? Жалко, что тебе нельзя ходить в школу на шпильках. Ладно, пока. * Лана*

Значит, роман Лилли с другом Кенни по секции тайского бокса продолжается! Если, конечно, можно назвать то, что между ними происходит, «романом».

Когда Лилли осознает, что она не сможет найти эмоциональное удовлетворение, если будет вступать в отношения, основанные на чисто физическом влечении? Я имею в виду, какой спортсмен из секции тайского бокса может сравниться с Лилли по интеллекту? Да она выбросит его на улицу, как только он откроет рот.

Вообще-то это грустно. Уж кто-кто, а дочь психоаналитиков могла бы распознать собственную патологию.

Но, наверное, Лилли думает, что у нее никакой проблемы нет, раз она не проходит официально курс терапии, как я.

Ха!

Кстати, это мне напомнило о том, что завтра в школу, а у меня не сделаны домашние задания. И я не наверстала пропущенное. Интересно, может, удастся получить от доктора Натса записку? Например, такую: «Прошу освободить Миа от домашней работы. Она в депрессии. Искренне ваш, Артур Т. Натс».

Да, это бы хорошо сработало. Особенно с мисс Мартинез.

О господи! В мой почтовый ящик только что свалился еще один е-мейл от Майкла.

Ладно, хватит мне уже впадать в панику всякий раз, когда это случается. Я хочу сказать, мы же теперь друзья. Он будет мне писать. Так что мне надо заканчивать сходить с ума, когда от него приходит письмо. Я должна вести себя нормально. Нельзя, чтобы у меня кружилась голова только оттого, что он дотянулся до меня через киберпространство.

Потому что я уверена, он мне не потому пишет, что понял, что совершил ужасную, гигантскую ошибку, сказав, что хочет, чтобы мы были только друзьями, и что он хочет, чтобы мы снова были вместе. Я уверена, дело совсем не в этом. Наверняка он просто удивляется, что я не ответила на его последний е-мейл.

Или, может быть, я у него стою в списке рассылки и это просто обновление информации по поводу поисков сэндвичей с яйцом в Японии или еще чего-нибудь в этом роде.

Ладно, наверное, лучше открыть письмо, а то я так и не узнаю, в чем дело.

Только, может быть, стоит подождать, пока мое сердце снова забьется в более или менее нормальном ритме.

Скиннербкс: Здравствуй, Миа.

Слышал, у тебя был бронхит. Паршивая штука. Надеюсь, тебе уже лучше.

Здесь все по-прежнему хорошо. Мы уже вовсю работаем над первой стадией робота-манипулятора, или Чарли, как мы его называем. Я даже начал привыкать к местной еде, хотя, вообще-то я не привык перекусывать маленькими кальмарами.

Как я понимаю, тебе достается от моей сестры. Миа, ты же знаешь, какая Лилли. В конце концов у нее это пройдет, дай ей время,

Я понимаю, ты, наверное, все еще неважно себя чувствуешь и наверняка завалена домашними заданиями и уроками принцессы, но, если будет возможность, напиши, буду рад получить от тебя письмо.

Майкл

О… боже.

Примерно полчаса я сидела и ревела над письмом Майкла, а потом удалила его, не ответив.

Потому что, честное слово, я не могу, просто не могу быть ему только другом.

Просто не могу.

Уж лучше бы у меня была чума.

20 сентября, понедельник, французский

Миа, что ты читаешь?

Ничего, Тина. Просто дневник, который вела одна из моих прародительниц.

А в нем есть страстный роман???

Вообще-то нет. На самом деле он скучноват. Вот сейчас она составляет проект какого-то распоряжения, основанного на том, что она прочитала в дворцовой библиотеке. Не сказать, чтобы кому-нибудь было от него много пользы. Все равно в итоге она умрет от чумы, как почти все во дворце.

Совсем не похоже на твое обычное чтение!

Да, я знаю. Сама не понимаю, что на меня в последнее время нашло.

Ну, у тебя же много всего случилось за последнее время. Естественно, со временем ты растешь и изменяешься. Кстати, о росте… это что, твоя новая школьная форма?

Ну да, новая. Слава богу, что ее доставили. Я уж думала, совсем задохнусь в старой. Хотя, наверное, корсеты, которые носили мои предки, были еще хуже. Между прочим, ты слышала, что Лилли в эти выходные встречалась с тем таинственным парнем из секции тайского бокса?

Нет! Кто тебе сказал?

Э… я забыла. В любом случае, Т., дело серьезное. Ты должна все разузнать об этом парне! Я боюсь, Лилли может серьезно пострадать.

Ну, не знаю, вообще-то в последнее время я у Лилли в немилости, она вроде как ненавидит меня за то, что я общаюсь с тобой. Может, лучше ты сама что-нибудь узнаешь через Кенни на химии?

Точно я так и сделаю. О боже, ты знаешь, что в семнадцатом веке люди в знак привязанности носили в медальоне вшей, снятых с друга?

Какая гадость! Как хорошо, что теперь у нас есть бутик бижутерии Клэр.

Серьезно.

20 сентября, понедельник, ТО

Знаете, когда меня бросил мой парень, а лучшая подруга решила, что я подлая обманщица и перестала со мной разговаривать, я думала, ничего хуже просто быть не может. Ах да, и еще кто-то сделал в интернете сайт о том, какая я идиотка и как они меня ненавидят.

А потом Лана Уайнбергер решила, что она моя новая лучшая подруга.

Послушайте, я не хочу сказать, что мне не нужны новые друзья, потому что? видит Бог, они мне нужны.

Но только я не уверена, что я готова обрести ТАК МНОГО НОВЫХ ДРУЗЕЙ, как у меня, похоже, вдруг появилось.

Особенно если учесть, что мне по-прежнему больше всего хочется забраться в кровать и не вылезать оттуда,

Лучше никогда.

Но нет. Похоже, я прошу слишком, слишком много.

Потому что сегодня во время ланча, когда я села за стол с Тиной и Джеем Пи, я с удивлением обнаружила, что Лана и Триша тоже ставят свои подносы рядом с моим.

– О боже, – сказала Лана, увидев, что я взяла на ланч, – Ты что, ешь кукурузный хот-дог? Ты хоть представляешь, сколько в нем углеводов? Не удивительно, что ты прибавила целый размер. Ой, это те новые сережки, которые ты купила в субботу? Они смотрятся классно.

Ну вот, Лана выделила меня как свою подругу.

Ладно, неважно. Я хочу сказать, не ТАК уж это плохо. Конечно, в прошлом у нас с ней были некоторые разногласия. Но она знает несколько очень полезных хитростей, например, как перестать обкусывать ногти (на ночь наносить на ногти специальный лак от Салли Хансен, а кутикулу смазывать оливковым маслом).

Тина уставилась на Лану с открытым ртом. Это было так заметно, что Триша сказала: «Дорогуша, сделай фотку, на дольше хватит». Потом она заметила, что ей нравится, как Тина подводит глаза, и спросила, это часть ее религии, или как.

От этого Тина чуть не подавилась салатом с тунцом.

– У кого-нибудь из вас ведет математику Шуйлер? – спросила Лана. – Потому что я без понятия, что происходит на этом уроке.

На это Борис со страдальческим видом ответил:

– Э-э… у нас ведет.

Остаток обеденного перерыва он потратил на то, чтобы помочь Лане с домашней работой, а Тина остаток обеденного перерыва показывала Трише, как она подводит глаза. А Джей Пи остаток обеденного перерыва хмыкал над своей тарелкой с чили (без кукурузы).

А мне хотелось только одного: читать перевод дневника Амелии. Но я не могла, потому что волновалась о том, как это может выглядеть со стороны. Ну, вы понимаете, мое поведение могло показаться антиобщественным.

А у меня на тот момент и без того хватало проблем, чтобы добавлять к ним еще и ярлык «антиобщественной личности».

Но я заметила, что Лилли очень враждебно покосилась на меня, когда относила поднос на прилавок.

Но, может быть, это потому, что я разрешила Лане вставить мне в волосы мини-баретки, а Лилли терпеть не может, когда кто-то причесывается в кафетерии.

20 сентября, понедельник, химия

Джей Пи полюбопытствовал, как вышло, что, всего лишь пройдясь один раз с Ланой по магазинам, я стала частью ее тусовки.

Я ему сказала, что мы с Ланой не просто ходили по магазинам, мы покупали бюстгальтеры.

На что Джей Пи ответил:

– Ну-ка, расскажи поподробнее. Рассказывай ВСЕ.

Но мне было не до того: я читала про принцессу Амелию. Дядя Франческо ворвался в дворцовую библиотеку и приказал сжечь все книги. Уверена, он сделал это чисто из вредности, потому что знал, что Амелии очень нравилось их читать, а не потому, что всерьез верил, что они способствуют распространению болезни»

Но и это еще не все. Он бросил в огонь проект ее распоряжения, которое она так тщательно составила и подписала, и даже засвидетельствовала, а это было непросто, потому что тогда было трудно найти во дворце двух живых людей, чтобы они стали свидетелями. И это при том, что Амелия ему объясняла, что пишет это распоряжение ради блага всего народа Дженовии! Она не верила, что Франческо заботится о народе. Особенно если учесть, что люди мерли как мухи, а он по-прежнему разрешал иностранным кораблям заходить в порт, хотя, казалось, они только привозят в страну еще больше заразы, не говоря уже о том, что увезут ее в города, в которые вернутся из Дженовии.

Амелия обвинила дядю в том, что его волнует только доставка оливкового масла. Дядю Франческо всегда интересовало только оливковое масло. Ну и корона, естественно.

Но нет! Он думал, что сжигание книг (и распоряжений) – это решение всех их проблем.

Мне очень хотелось читать дальше, потому что у Амелии наконец что-то стало складываться хорошо (или плохо, как вполне могло обернуться).

Но на меня заорал Кении, он кричал, что если я не буду помогать ему в проведении эксперимента, то могу получать по химии ноль, которого я заслуживаю.

Так что я мешаю колбу. Вот почему у меня такой плохой почерк.

20 сентября, понедельник мансарда

Хотя я по-прежнему пребываю в пучине отчаяния и все такое, сегодня после школы я немножко возбуждена, потому что:

1. Уроков принцессы не будет.

2. Хотя у меня нет телевизора, у меня есть совершенно захватывающее чтение.

Я собиралась снять школьную форму, надеть спортивный костюм, залечь в кровать и читать про мою предшественницу.

Но мое (признаюсь, слабое) возбуждение оказалось недолгим, потому что я вошла в мансарду и увидела за обеденным столом мистера Дж. со всеми домашними заданиями, которые я не сделала на прошлой неделе.

– Садись, – сказал он, отодвигая для меня стул.

Ну, я села.

И теперь он делает со мной домашние задания. По одному уроку.

Это ужасно несправедливо.

20 сентября, понедельник, 23.00, мансарда

Господи, как же я устала! А ведь мы еще не сделали даже половину всего, что нужно наверстывать,

Какой смысл наваливать на нас столько домашней работы? Они что, не понимают, что это вредно для нашей хрупкой психики? Неужели властям это и нужно? Поколение израненных, изломанных душ?

Не удивительно, что так много подростков обращается к наркотикам, Я бы тоже, наверное, к ним потянулась, если бы не была такой усталой. И я могла бы их найти.

Ну вот, оказалось, что дяде Франческо не понравилось, что Амелия сказала, что ему нет дела до народа Дженовии. Он ей сказал, что если ее правда так волнует судьба народа Дженовии, то она откажется от престола и предоставит править ему. Потому что она всего лишь девчонка, которая понятия не имеет, что делает.

!!!!!!!!

Но, наверное, Амелия сознавала, что делает, гораздо лучше, чем давала понять. Потому что она написала еще один указ – на этот раз, предписывающий закрыть все порты и дороги Дженовии. Никому не позволялось въезжать в страну или покидать ее. Она считала, что такой шаг больше поможет сократить распространение эпидемии чумы, чем сжигание книг.

Ха! Вот так-то, Франческо, неудачник!

А еще она велела принести во дворец лучших мышеловов в городе. Потому что она заметила, что в тех местах, где были коты, как, например, в монастыре, из которого ее привезли, – не было вспышек чумы,

Надо сказать, для девушки, которая жила в начале семнадцатого река, когда ничего не знали о микробах, принцесса Амелия была на редкость сообразительной.

Ах да, еще она выгнала из замка дядю.

Господи. А я еще думала, что это у меня ненормальная семья.

21 сентября, вторник, Введение в писательское мастерство

Оказалось, что не только мои родственники устроили против меня заговор. Когда я сегодня утром вошла в школу, меня поджидала директриса Гупта. Она поманила меня пальцем и сделала знак пройти за ней в ее кабинет. Мы с Ларсом панически переглянулись, вроде как говоря друг другу «ого!». На этот раз я понятия не имела, что мы такого натворили.

Вернее, я, но это неважно. Я была уверена, что директриса Гупта узнала о том случае, когда я нажала кнопку пожарной сигнализации, хотя на самом деле никакого пожара не было. Это, правда, было год назад, но, может быть, столько времени и проходит, пока они просмотрят все записи видеокамер наблюдения во всех коридорах…

Но оказалось, что сегодняшний вызов не имеет отношения к тому случаю. Оказывается, директриса вызвала меня, чтобы конфисковать дневник.

И вот теперь я пишу в тетради по химии.

Директриса Гупта сказала:

– Миа, я понимаю, что ты сейчас переживаешь трудный период. Но твои оценки становятся все хуже. Ты учишься в средней школе, скоро к твоим оценкам качнут присматриваться колледжи.

Мне хотелось напомнить ей то, о чем все прекрасно знают: меня примут в любой колледж, в какой я только подам заявку. Потому что я – принцесса. Я бы сама хотела, чтобы это было не так, но так оно и есть. Это знает даже Триша.

– Я узнала от миссис Поттс, – продолжала директриса, – что ты писала дневник даже во время урока физкультуры. Миа, так дальше не может продолжаться. Не думай, что тебе все сойдет с рук только потому, что ты небольшая знаменитость.

Это называется несправедливость! Я никогда не пользовалась тем, что я «знаменитость», пусть даже «небольшая».

– Считай, что с сегодняшнего дня тебе запрещается писать дневник на уроках, – сказала директриса Гупта. – Я оставлю твой дневник у себя до конца сегодняшних занятий. Не волнуйся, я НЕ БУДУ его читать. После уроков можешь его забрать. И будь любезна, не приноси его в школу завтра. Тебе все понятно?

Что я могла на это сказать? Я имею в виду, ведь она сказала все правильно…

Она дала распоряжения всем учителям, чтобы они. отбирали у меня любую бумагу, если заметят, что я на ней пишу – если, конечно, это не относится к уроку. Сейчас мне только потому удается это писать, что мисс Мартинез думает, что я выполняю задание по писательскому мастерству, которое она нам только что дала – она велела нам описать моменты, которые нас глубоко тронули.

Знаете, какой момент меня глубоко тронул? Момент, когда директриса Гупта заперла мой дневник в школьный сейф. Я себя почувствовала так, будто мне вспороли живот одноразовой авторучкой.

21 сентября, вторник, английский

Миа, где твой дневник???

Я не хочу об этом говорить.

Ой. Ладно. Извини.

Нет, это ты извини. Это было грубо с моей стороны. Просто… просто мой дневник забрала директриса Гупта. Потому что у меня успеваемость поползла вниз.

Ой, Миа, это ужасно!

Нет, я сама виновата. И записки мне тоже не полагается передавать. Все учителя должны отбирать у меня все, что я пишу, если это не относится к уроку. Так что смотри, осторожно.

Тогда нам надо быть осторожнее. Знаешь, что я хотела тебе сказать? Вчера за ланчем, все это было как-то странно, правда? Я не знала, что вы с Ланой так подружились! Когда это произошло? Если ты не против, что я спрашиваю.

Нет, я не против, все нормально. Мне самой надо было тебе сказать. Просто у меня такое странное чувство… Я знаю, в прошлом Лана очень плохо с тобой обращалась, и я не хотела… в общем, я не хотела, чтобы ты меня возненавидела.

Миа! Я никогда не смогу тебя возненавидеть! Ты это знаешь!

Спасибо, Тина. К сожалению, ты такая одна.

О чем это ты? Тебя никто не может ненавидеть!

Э… На самом деле, меня много кто ненавидит. И Лилли – ОЧЕНЬ сильно.

Ох. Ну да, Лилли. Ты знаешь, почему она тебя ненавидит.

Правильно. Я знаю твою теория насчет Джея Пи, Но ты ошибаешься. Ладно, неважно. Дело было так. В конце недели мне нужно будет произносить речь на благотворительном вечере, за который отвечает мама Ланы, одно потянуло за собой другое, и… в общем, оказалось, что Лака не такая уж плохая. То есть, она ПЛОХАЯ, но

не НАСТОЛЬКО плохая, как мы раньше думали. Мне так кажется. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Кажется, да. По крайней мере, когда она говорит что-то резкое, такое впечатление, что она не хочет причинить боль, просто не умеет по-другому.

Да, я понимаю, примерно как Линдси Лохан.

Точно! Но все равно. Мне кажется, Лилли это не нравится.

Что ты имеешь в виду? Она что-нибудь про меня говорила?

Ну, вообще-то она со мной больше не разговаривает, из-за того, что я с тобой дружу, так что МНЕ она ничего не говорила. Но я видела, как в кафетерии она бросала на тебя уничтожающие взгляды.

Ох. Да. Это я тоже видела. Я…

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

Я не буду передавать записки на уроке.

21 сентября, вторник, ланч

Я миллион раз извинилась перед Тиной за то, что у нее были из-за меня неприятности на английском, Слава богу, что наши записки не прочитали вслух. Это единственный плюс.

Тина сказала, что это ерунда и чтобы я не волновалась.

Но это НЕ ерунда. Мне не верится, что я тяну за собой вниз своих друзей. Это просто НЕПРАВИЛЬНО, и мне нужно остановиться.

В любом случае, писать дневник в обеденный перерыв мне никто не может запретить. Даже если я пишу в тетради по химии.

Хотя довольно трудно писать, когда Лана то и дело толкает меня под локоть и говорит: «Постой-ка, так Гупта сказала, что тебе нужно больше заниматься, если ты хочешь поступить в колледж? Господи, это же так легко исправить! Просто поступи в Духовный патруль. Честно, мы там вообще ничего не делаем! Разве что каждые недель пять устраиваем распродажу выпечки. Оооо, я знаю, что тебе нужно! Ты можешь вступить в Ола – испанский клуб! Мы там просто сидим и смотрим фильмы на испанском языке. Вроде того, в котором клевые парни насмерть сражались с окороком. Ну, вообще-то тот фильм мы на уроке не смотрели, потому что он слишком сексуальный, но мы с Тришей смотрели его дома. Или вступи в танцевальный комитет! Сейчас мы как раз готовимся к празднику многообразия культур! В этом году он должен быть просто потрясный, мы хотим для разнообразия вместо ди-джея пригласить настоящую рок-группу. А еще есть кружок наставников младшеклассников. Представляешь, я сейчас занимаюсь с очень симпатичной второклассницей, я уже научила ее ровно накладывать тени.

Я ей ответила:

– Угу. Знаешь, я и так очень занята уроками принцессы и всем таким. И школьной газетой.

– Точно, – сказала Лана, – Эй, а что ты думаешь о лаке с блестками? Ну, об этом, у меня на ногтях? Не чересчур?

Когда ЭТО стало моей жизнью? Ах да, вспомнила, в тот день, когда меня бросил бойфренд и я потеряла всю волю к жизни.

21 сентября, вторник, ТО

Ладно, они не могут запретить мне писать в этой тетради, потому что:

А) Все равно никто не знает, чем я должна заниматься на этом дурацком уроке, если учесть, что я ни талантливая, ни одаренная.

Б) Миссис Хилл даже нет в классе. Наверное, идет какой-то аукцион, в котором она пытается победить, или еще что-нибудь, потому что она сидит в учительской.

В общем, только что произошло нечто очень странное. После ланча я пошла в туалет, и пока я мыла руки, из кабинки вышла Лилли и тоже стала мыть руки.

Меня она полностью игнорировала, как будто я вообще не существую. Только смотрела на себя в зеркало.

Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг поняла, что больше так не могу. Я выключила воду, схватила бумажное полотенце и, вытирая руки, чуть было не сказала: «Знаешь, что, Лилли? Ты можешь игнорировать меня, сколько хочешь» это не изменит того факта, что ты не права. НЕ Я СТАЛА причиной твоего разрыва с Джеем Пи, И я с ним НЕ встречаюсь. Мы с ним просто друзья. Мне просто не верится, что после того, как мы столько лет с тобой дружили, ты вообще можешь думать обо мне ТАКИЕ вещи. Кроме того, ты знаешь, что я люблю твоего брата. Несмотря на то, что мы с ним теперь тоже просто друзья».

Но я этого не сделала.

Я не произнесла ни слова.

Потому что, с какой стати? С какой стати мне делать первый шаг, когда Я не сделала ничего плохого? Ведь это ОНА на меня дуется, не разговаривает со мной, в то время как я переживаю очень тяжелый период в личной жизни. Ей когда-нибудь приходило в голову, что сейчас не лучшее время объявлять мне бойкот?

Но такое впечатление, что каждый раз, когда я переживаю личный кризис – сначала, когда я узнала, что я принцесса, теперь, когда ее брат меня бросил, – Лилли поворачивается ко мне спиной.

Должно быть, Лилли почувствовала, что я подумываю ей что-то сказать, потому что она бросила на меня просто самый что ни на есть уничтожающий взгляд. Потом она вымыла руки, выключила воду, взяла бумажное полотенце, вытерла руки, выбросила полотенце в мусорное ведро – так же, как она, кажется, выбросила нашу дружбу – и вышла, не сказав ни слова,

Я чуть не побежала за ней. Правда. Я чуть не побежала и не сказала, что я прошу прощения, за все, что бы я ни сделала, и что я знаю, что я со странностями, но пытаюсь это исправить. Я чуть было не сказала ей: «Послушай, я прохожу курс психотерапии! Теперь ты довольна? Ты довела меня до психотерапии!»

Но, во-первых, я знала, что это неправда. Я хожу к психологу не из-за Лилли, и не из-за Майкла, и не из-за кого-то еще, а из-за Черной Ямы.

А во-вторых, у меня все еще сохранились какие-то остатки гордости. Я хочу сказать, я не собиралась доставлять ей удовлетворение.

Кроме того, а вдруг она сказала бы Майклу? Тогда он бы подумал, что я так раздавлена нашим разрывом, что нахожусь на грани самоубийства.

А это не так.

Мне просто грустно. Даже доктор Н так сказал.

Мне просто грустно.

Так что, вот. Я дала Лилли уйти. И не сказала ей ни слова.

И вот теперь я сижу на уроке ТО, наблюдая, как она по мобильному болтает в чате с Перин насчет их инициативы с вышкой сотовой связи.

И знаете, что? Я даже не уверена, что все еще хочу быть ее подругой. Я хочу сказать, если честно, то Лана Уайнбергер как подруга гораздо ЛУЧШЕ, чем Лилли вообще когда-нибудь была. По крайней мере с Ланой всегда понятно, какие у вас отношения. Это правда, что Лана мелкая и поглощена только собственной персоной. Но, по крайней мере, она не пытается притворяться другой. Как некоторые, чье имя я называть не буду.

Господи, мне так много нужно обсудить с доктором Н в пятницу!

21 сентября, вторник, 16.00, Шанель

Когда я пришла к директрисе Гупте, чтобы забрать свой дневник, она мне супермногозначительно сказала:

– Миа, давай поговорим.

И вот мне пришлось сесть и слушать, как она распинается про то, какая я умненькая девочка, и как много они мне могут предложить, и какая жалость, что я бросила работать в студенческом совете, и что в этом году я не принимаю участия во внеклассной работе. «Ты же знаешь, – сказала она, – колледжи обращают внимание не только на оценки и рекомендации учителей. Им нужны студенты, которые будут интересоваться не только учебой». Права была Лана насчет «Ола».

– Я работаю в школьной газете, – вяло возразила я.

– Миа, – сказала директриса, – в этом семестре ты не была ни на одном собрании редакции.

Я-то надеялась, что она этого не заметила.

– Ну, – сказала я, – этот семестр пока складывался не очень удачно.

– Я знаю, – сказала директриса. Глаза за стеклами очков были добрыми. В кои-то веки. – Я понимаю, в последнее время тебе пришлось многое пережить. Но, Миа, ты не можешь закрыться от мира из-за мальчика.

Я посмотрела на нее в ужасе. Я хочу сказать, даже если это и было правдой, мне не верилось, что она сказала это вслух,

– Я… я не прячусь, – пролепетала я. – Майкл тут ни при чем. То есть, конечно, это грустно, что мы с ним расстались, но… просто… в общем, дело не только в нем, тут много всего.

– Что меня действительно беспокоит, – сказала директриса, – так это то, что ты, как мне кажется, отказалась и от своих старых друзей. Я заметила, что за ланчем ты больше не садишься с Лилли Московитц.

– Это она со мной не садится, – возмутилась я. – Не я первая…

– И я заметила, что в последнее время ты много общаешься с Ланой Уайнбергер. – Рот у директрисы Гупты стал маленьким-маленьким, как бывает у моей мамы, когда она очень сердится. – Должна сказать, я рада, что вы с Ланой больше не вцепляетесь друг другу в гордо, но я не могу не задавать себе вопрос, тот ли она человек, с которым у тебя действительно есть много общего.

Теперь, когда у меня появилась грудь, тот, Лана ВСЕ знает о том, как прикрывать соски.

И как выставлять их напоказ, когда это уместно делать.

– Доктор Гупта, я очень ценю вашу заботу обо мне, – сказала я. – Но мне хотелось вам кое-что напомнить.

Она посмотрела на меня так, будто чего-то ждала.

– Что?

– Я – принцесса. Меня примут в любой колледж, в какой я только подам заявку, потому что им будет приятно похвастаться, что девушка, которой предстоит управлять страной, учится у них на первом курсе. Поэтому на самом деле неважно, буду ли я заниматься в кружке испанского языка, или еще где-нибудь. Но все равно… – я помахала ей дневником, – спасибо за заботу.

Не успела я выйти из кабинета директрисы, как у меня зазвонил мобильный. Я посмотрела на экран и увидела, что звонит бабушка.

Здорово. Видно, от сегодняшнего дня ничего хорошего ждать не стоит.

– Амелия, – пропела она, когда я ответила на звонок, – Где ты задерживаешься? Я тебя ЖДУ.

– Бабушка, что ты имеешь в виду? Ты помнишь, что на этой неделе у нас нет уроков принцессы?

– Я помню. Я жду в лимузине возле школы. Мы поедем к Шанель, чтобы подобрать тебе что-нибудь для вечера в пятницу. Помнишь?

Нет, я не помнила. Но разве у меня был выбор? Никакого.

И вот я у Шанель.

Персонал в экстазе из-за моих новых размеров. В основном потому, что им теперь не нужно вставлять косточки в корсаж любого платья, которое для меня выбирает бабушка, чтобы оно на мне держалось.

Костюм, который она для меня выбрала, смотрится очень мило. И наконец-то она разрешила мне носить черное.

– Твой первый костюм от Шанель, – то и дело бормотала она со вздохом. – Как летит время! Кажется, только вчера ты была четырнадцатилетней девчонкой со ссадинами на коленках, которая даже не знала, как пользоваться рыбным ножом! А теперь взгляни на себя! У тебя ГРУДЬ!

Как хотите. У меня никогда не было ссадин на коленках.

Потом бабушка вручила мне речь, которую сама написала. Для благотворительного вечера. Наверное, она отказалась от мысли позволить мне написать мою собственную речь. Она взяла и пригласила бывшего спичрайтера, который писал речи президенту, и он сочинил мне двадцатиминутный монолог о канализации Дженовии. Видно, это был очень известный спичрайтер, который, точнее, которая – это женщина – написала тысячу речей по самым разным вопросам.

Наверное, она когда-нибудь писала для фильма «Стар трек: Следующее поколение» или чего-нибудь в этом роде.

Предполагалось, что я выучу свою речь наизусть, чтобы она казалась более «спонтанной», как выразилась бабушка.

К счастью, я могу читать, пока они подгоняют на мне новый костюм.

Только я читаю не свою речь. Потому что бабушка упорхнула подбирать платье для себя. Потому что она приглашена на вечер как моя «компаньонка». Я знаю, она надеется, что мы ОБЕ получим приглашения вступить в члены Domina Rei.

Что, возможно, на самом деле не так уж плохо. Тогда я смогу сказать директрисе Гупте, что у меня есть внешкольное занятие, которое я смогу упомянуть в заявке на поступление в колледж. Это должно ее порадовать.

Как бы то ни было, дядя принцессы Амелии недолго держался подальше от дворца после того, как его оттуда выгнали. Это потому, что во дворце не осталось стражников, потому они тоже все умерли от чумы. Он вернулся и стал твердить Амелии, что она теряет очень много денег, запрещая кораблям, импортирующим из Дженовии оливковое масло, покидать порты. А еще потому, что не требует от граждан Дженовии по-прежнему платить подать, хотя у них не осталось денег по той причине, что они болели чумой и не могли работать.

Но дяде Франческо было все равно. Он твердил, что она не знает, что делает, потому что она «всего лишь девчонка», и что она доведет королевскую семью Ренальдо до банкротства и войдет в историю Дженовии как худшая правительница всех времен.

Ирония судьбы: в итоге звание худшего правителя заработал ОН.

Как бы то ни было, Амелия велела дяде убираться прочь. Она знала, что спасает людям жизнь.

После того как она выпустила свои распоряжения, стало поступать меньше докладов о новых случаях чумы.

Но для нее самой было поздно: она уже заметила первую пустулу.

Амелия решила не рассказывать об этом дяде. Потому что она знала, что когда ее не будет, он получит-то, чего хотел: трон, а только это его и интересовало. Ему было безразлично, будут ли у него подданные, ему нужны были только деньги. И корона.

От которой Амелия пока не собиралась отказываться. Потому что ей нужно было сделать еще одно дело.

Жалко, что вернулась бабушка, теперь она ВСЕ ВРЕМЯ ГОВОРИТ И НИКАК НЕ ЗАМОЛЧИТ, И Я НЕ МОГУ ДОЧИТАТЬ И УЗНАТЬ, ЧТО ЭТО ЗА ДЕЛО!

22 сентября, среда, гас ноги, мансарда

О боже! Как это грустно! Принцесса Амелия умерла!

То есть, я знала, что она заболела,

И, конечно, я знала, что она умрет.

Но все равно, это так, так… трагично! Она была совсем одна! Перед смертью некому было даже подать ей салфетку, потому что все умерли (кроме дяди, но тот держался в стороне, потому что боялся от нее заразиться).

К тому же в те времена и салфеток-то не было.

Все это как-то ужасно неправильно.

Я не про салфетки, а про то, что она была совсем одна.

Я теперь плачу и не могу остановиться. А это, сами понимаете, здорово. Потому что завтра с утра мне нужно вставать и зачем-то идти в школу. И не то, чтобы я и без того не была в депрессии… просто как будто кто-то толкнул меня еще глубже в ту Черную Яму.

И я даже не знаю, почему я продолжаю и продолжаю плакать. То есть, возьмем факты:

Мы рождаемся.

Мы какое-то время живем.

А потом мы умираем. Наш дядя принимает наш трон, сжигает все наши вещи и делает все, что только можно, чтобы признать незаконными те двенадцать дней, что мы провели у власти, таким образом показывая себя самым отвратительным принцем всех времен.

По крайней мере, Амелии удалось спасти дневник – на последних страницах она написала, что собирается послать его вместе со своим маленьким портретом на сохранение в монастырь, из которого она приехала и в котором была сравнительно счастлива. Как она написала, «монашки сами разберутся, как поступить».

Амелия сумела уберечь от сожжения и еще кое-что, кроме кошки Агнес-Клэр, которая, хочется верить, умерла сытой и счастливой в монастыре, в который в конце концов доставили вещи ее хозяйки – только для того, чтобы добросовестные монашки, выполняя пожелание Амелии, направили ее бумаги в парламент, который их просто… проигнорировал.

Вероятно, члены парламента решили, что шестнадцатилетней девушке сказать им просто нечего.

Кроме того, дядя Амелии устроил им всем нелегкую жизнь, так как он словно поставил себе цель растратить казну Дженовии до последнего пенни. Так что у них и времени не было сидеть дома и читать дневники какой-то покойной принцессы.

Еще Амелия сумела сохранить последний из законов, который она написала и подписала при свидетелях, уж не знаю, что это был за закон. Амелия пишет, что спрятала пергамент где-то «недалеко от сердца, где когда-нибудь в будущем его найдет другая принцесса и сделает то, что нужно сделать».

Вот только, если умираешь от чумы, прятать что-нибудь возле своего сердца – не самая удачная мысль, потому что дядя сожжет твой труп дотла на погребальном костре.

22 сентября, среда, класс ТО

Лана только что бросила на обеденный стол небольшую бомбочку массового поражения. Просто бросила, а потом пожала плечами, как будто это пустяк. Но, как я уже начинаю понимать, такая у нее манера.

– Ну, и давно это продолжается? – спросила она, помахивая пальцами в сторону столика, за которым сидели Лилли, Кенни Шоутер и другие.

Я посмотрела, на кого она показывает.

– Ну, вообще-то Лилли со мной не разговаривает по нескольким причинам. Во-первых, и это, наверное, самое главное, она считает, что это я виновата, что Джей Пи ее бросил…

– Эй! – вмешался Джей Пи. – Я ее не бросал! Я ей только сказал, что нам лучше быть просто друзьями.

– Да, такое у нас в последнее время часто случается. Во-вторых, – продолжала я, обращаясь к Лане, – Лилли обиделась, что я отказалась баллотироваться в президенты студенческого совета. Хотя я с самого начала не хотела быть президентом студенческого совета, это она сама хотела. В-третьих…

– Я говорю не о том, как долго вы двое воюете друг с дружкой, – сказала Лана, закатывая глаза. – Я имела в виду, давно ли она трахается с Жердью?

Иногда бывает довольно трудно понять, что говорит Лана, потому что она употребляет слэнг, с которым за нашим столиком больше никто не знаком (кроме Триши Хейс и Шамики, которая тоже вернулась в нашу компанию).

– С Жердью? – переспросила я.

– Трахается? – переспросила Тина.

Лана снова закатила глаза.

– Я спрашиваю, давно ли Московитц спит с мистером Светилом науки?

Я выронила сэндвич с беконом и сыром.

– ЧТО? – закричала я. – Лилли и Кенни!

Лана только взмахнула своими длинными суперобъемными накрашенными ресницами.

– Пфф! Я же тебе говорила, что в эти выходные видела, как они облизывали друг дружку.

– Ты сказала, что видела, как Лилли обнимается и целуется с каким-то ниндзя, – сказала я. – А не с КЕННИ. Кенни Шоутер не ниндзя.

– Нет, – сказала Лана, жуя ролл с тунцом и авокадо, которые каждый день доставляют специально для нее, потому что в нашем кафе не готовят суши. – Это точно был он.

– Точно, – сказала Триша. – Этот торчащий кадык я везде узнаю. Он так и ходил туда-сюда, это невозможно было не заметить.

Мы с Тиной остолбенели. Потом Тина накинулась на своего бойфренда.

– Борис, парень, с которым Лилли была тогда в кухне, это был КЕННИ?

Борис явно почувствовал себя неловко.

– Трудно было понять, он стоял ко мне спиной, и к тому же без рубашек все эти бойцы похожи.

– О господи! – вскричала Тина. – Так это был Кенни! Борис, ты только зря расстроил Миа, она подумала, что Лилли от отчаяния, что ее бросил Джей Пи, связалась с первым встречным парнем из секции тайского бокса, а на самом деле это с самого начала был Кенни!

– Я ее не бросал! – снова повторил Джей Пи. Но Борису, похоже, было все равно.

– Какая разница? – сказал он со скучающим видом. – Меня интересует, когда все снова пойдет нормально?

При слове «нормально» он посмотрел на Лану и Тришу. Этого, естественно, никто не заметил, Кроме Джея Пи, который мне улыбнулся. Все-таки у Джея Пи очень милая улыбка.

Хотя это тут совершенно ни при чем.

Поначалу я было возразила:

– Но Лилли запросто могла бы сломать Кенни шею своими бедрами, как Дэрилл Ханна в фильме «Бегущий по лезвию бритвы».

Но потом я вспомнила, что с этим своим тайским боксом Кенни нарастил приличные мышцы.

Ну что же. Я за нее рада. Правда, рада. Я хочу сказать, если она счастлива, то и я счастлива.

Но все равно. КЕННИ ШОУТЕР????????????

22 сентября, среда, химия

Пускай мне запретили вести дневник на уроке, мне все равно. Я ДОЛЖНА это записать.

Я больше не могла терпеть, я должна была спросить у Кенни, что происходит между ним и Лилли.

Ну я и спросила:

– Кенни, это правда, что ты встречаешься с Лилли? Потому что, если тебя интересует мое мнение, мне кажется, что вы с ней составляете хорошую пару.

(Это было вранье, но когда это я говорила правду?)

Неважно, Кенни все равно не оценил мои добрые слова. Он сказал:

– Миа! Я занят, я провожу нейтрализацию кислоты.

Тогда я сказала:

– Ладно, извини, что я вообще об этом заговорила.

И я вернулась на свой табурет, чтобы писать все это.

Буквально через секунду Джей Пи сел рядом со мной.

– Ну что, я больше не виноват? – спросил он. А я ему:

– Не виноват? В чем?

– В том, что я разбил сердце Лилли? Теперь, когда она снова научилась любить, как сказала бы Тина.

Я рассмеялась.

– Джей Пи, я никогда не винила тебя за то, что произошло между тобой и Лилли. Ты же не виноват, что не испытывал по отношению к ней таких же чувств, какие она испытывала по отношению к тебе.

– Миа, я рад, что ты так думаешь, – сказал Джей Пи. – Потому что я уже давно хотел тебе кое-что сказать, но как только я пытаюсь это сделать, что-нибудь случается и прерывает меня. Поэтому я скажу сейчас, хотя, возможно, момент и не самый подходя…

22 сентября, среда, эвакуационный пункт СШАЭ на Восточной 75-ой улице

О боже.

О боже.

Джей Пи в меня влюблен.

И мы взорвали школу.

22 сентября, среда,отделение «скорой помощи» больницы Ленокс-Хилл

Честно говоря, далее не знаю, про что писать первым делом.

Я хочу сказать, я даже не знаю, что подействовало на меня сильнее – то, что оказалось, что Джей Пи в меня влюбился, или то, что мы все чуть не погибли из-за экспериментов Кенни, в которых он без нашего ведома пытался получить вещество, которым во время Второй мировой войны наполняли ручные гранаты и у которого очень высокая точка вспышки, что на нормальном языке означает, что это вещество очень неустойчивое и очень взрывчатое.

И ведь даже не предполагалось, что мы будем получать это вещество! Мистер Хипскин не знал, чем Кенни занимается, потому что Кенни ему сказал, что получает нитроцеллюлозу, которая похожа на прозрачную пленку, на которую записывают фильмы.

А не нитрокрахмал, который ВЗРЫВАЕТСЯ!

Медсестра в отделении «скорой помощи» заверила меня, что брови у Кенни благополучно отрастут.

Мне повезло гораздо больше. Я была против того, чтобы меня везли в больницу, потому что со мной на самом деле ничего плохого не случилось. Уверена, они отвезли меня на «скорой помощи» только потому, что боятся, как бы на них не подали в суд, Я хочу сказать, у меня только дух захватило. Потому что перед самым взрывом, когда Кении закричал: «Ложитесь!», Джей Пи столкнул меня с табурета и бросился на меня, закрывая своим телом, так что все горящие осколки посыпались не на меня, а на него.

Что, должна вам сказать, произошло сразу после того, как он сказал: «Потому что я уже давно хотел тебе кое-что сказать, но как только я пытаюсь это сделать, что-нибудь случается и прерывает меня. Поэтому я скажу сейчас, хотя, возможно, момент и не самый подходящий. Я знаю, ты сейчас упадешь от этой новости. Поэтому отложи ручку и вздохни поглубже».

И тут его голубые глаза в упор посмотрели в мои серые. И, не отводя взгляда, он очень решительно сказал: «Миа, я в тебя влюблен. Я знаю, до сих пор мы были только друзьями, но я хочу большего. И думаю, ты тоже».

И в этот самый момент Кенни завопил, чтобы мы все ложились. И Джей Пи бросился на меня, закрывая меня своим телом.

К счастью для Джея Пи, Ларе оказался тут как тут с огнетушителем – наверное, чтобы как-то компенсировать то, что не он закрыл меня своим телом – в конце концов, это его работа, а не Джея Пи, и погасил пламя, которое вспыхнуло на спине Джея Пи. Он даже не обжегся, потому что наша школьная форма сделана из большого количества ненатуральных тканей, большинство из которых огнестойкие.

Так что пламя на самом деле не коснулось кожи Джея Пи, пострадал только его пуловер.

Но нам всем пришлось убегать от ядовитого облака клубящихся паров диоксида азота. И не только тем, кто был на уроке химии, а всей школе.

Хорошо, что на улице было не морозно (из Канады пришел какой-то холодный фронт, из-за которого в городе стало непривычно холодно для сентября), и ни у кого из нас не было пальто и всего такого.

Только заходила медсестра и сказала, что всю эту историю показали по каналу «Нью-йоркский первый» – съемки в прямом эфире с вертолета показали, как все стоят на улице возле школы Альберта Эйнштейна и дрожат, а вокруг полно машин «скорой помощи» и пожарных с мигалками и всем таким.

В больницу отвезли только троих: Джея Пи, Кенни и меня.

Директриса Гупта перехватила меня в последний момент перед тем, как за мной закрылись двери машины «скорой помощи». Она все говорила:

– Миа, я хочу выразить самые искренние заверения, что я доберусь до сути этой истории. Мистер Шоутер не останется безнаказанным…

Я ей указала на то, что остаться без бровей – само по себе достаточное наказание, если вы спросите мое мнение. Но Гупта уже пошла к другой машине «скорой помощи», в которой был Джей Пи, чтобы повторить ему то же самое.

Что с ее стороны очень разумно, потому что я слышала, что папа Джея Пи чуть что, сразу подает в суд.

Странно, что никто даже не заикнулся, что Джей Пи и я были партнерами Кенни по лабораторным работам и не попытались помешать ему взорвать школу. Вот только мы оба так плохо разбираемся в химии, что понятия не имели, что именно он пытается сделать.

Конечно, Кенни клянется, что не собирался разрушать химическую лабораторию. Он утверждает, что хотел только выяснить, как можно провести синтез нитрокрахмала в лабораторных условиях. А еще он не понимает, как процесс вышел из-под контроля. Он говорит, что еще за несколько секунд все было идеально стабильно, и вдруг… БЭМС!

Честно говоря, я даже рада, что эксперимент Кенни взорвался. Потому что это избавило меня от необходимости соображать, что ответить на совершенно шокирующее заявление Джея Пи, что он в меня влюблен.

Во что, честно говоря, мне трудно поверить. Учитывая тот факт, что всего лишь две недели назад они с Лилли были парочкой.

Ну да, я знаю, нельзя сказать, чтобы у них не было проблем. Я знаю, Лилли очень расстраивалась, что в ответ на ее слова, что она его любит, Джей Пи никогда не говорил «Я тебя тоже».

Но ведь он это объяснил. Он объяснил, что никогда не испытывал к ней таких чувств, вот почему он с ней и порвал, потому что понял, что это по отношению к ней несправедливо. Он поступил правильно… даже если теперь она его за это ненавидит.

И меня тоже, за то, что я с ним все еще дружу.

Но это не означает (несмотря на безумную теорию Тины, что Джей Пи с самого начала был влюблен в меня, а не в Лилли), что все это время он меня любил. На самом деле, как объяснил Джей Пи, пока Ларе гасил огонь у него на спине, он решил сказать об этом вслух только потому, что не мог смотреть, как я убиваюсь из-за Майкла.

– Джей Пи, – прохрипела я. (Мне было трудно говорить, потому что из меня вышел воздух. Ну и еще из-за ядовитых паров.) – Давай обсудим это позже, хорошо?

– Но мне очень нужно сказать тебе сейчас, – настаивал Джей Пи.

– ПРИНЦЕССА, БЕГИТЕ! – заорал Ларс. Потому что к тому времени на нас стало опускаться облако ядовитых паров.

К счастью, поскольку нас с Джеем Пи повезли на разных машинах «скорой помощи», у меня было время это обдумать и в какой-то степени разобраться, что мне с этим делать.

А конкретно – практически ничего.

Ну да, я знаю, доктор Натс бы это не одобрил. Он считает, что мне нужно делать то, что меня больше всего пугает.

В данном случае это означало бы встречаться с Джеем Пи.

Но я не могу! Я не готова! Я только-только рассталась с моим давним бойфрендом, в которого до сих пор безнадежно влюблена. Я не могу взять и вот так сразу прыгнуть в другие романтические отношения.

Кроме того, я не испытываю к Джею Пи таких же чувств. Когда я его нюхаю, у меня не повышается уровень окситоцина. В прошлый раз, когда он меня обнял, я вдохнула его запах и почувствовала… ничего не почувствовала. Только запах химчистки,

А это совсем не тот запах, который я чувствую, когда меня обнимает Майкл, от которого пахнет… ну ладно, от него пахнет всего лишь мылом и всем таким.

Но это не просто запах какого угодно мыла. Это особый запах, которым пахнет кожа Майкла, и только Майкла, когда он пользуется увлажняющим неароматизированным мылом «Дав». И еще от него пахнет стиральным порошком, которым он стирает свои рубашки, и все это вместе создает… в общем, создает лучший запах на свете.

Я знаю, это бессмыслица. Но я просто не уверена, что готова перейти от неароматизированного мыла «Дав» к жидкости для химчистки.

А как насчет НЕГО? Как насчет Джея Пи? Я имею в виду, какая часть его «любви» – просто реакция на открытие, что Лилли уже нашла себе другого парня? Довольно подозрительное совпадение по времени. Сегодня за ланчем мы узнали, что Лилли встречается с Кении, и вдруг, пи с того ни с сего, Джей Пи меня любит? Да ладно!

Ну да, правда, он говорит, что давно пытался мне это сказать, но я уверена, что это не может быть правдой, Потому что до недавнего времени я была занята!

И Джей Пи знает, что я еще не забыла Майкла. Он должен знать, что есть шансы, что я НИКОГДА не забуду Майкла. Во всяком случае, это не произойдет еще очень, очень долго. Он же не такой дурак, чтобы влюбиться в меня, зная, что я никогда не отвечу на его чувства.

Во всяком случае, до следующего учебного года.

Ну да, сейчас Джей Пи немного похож на доктора МакДрими: в больнице ему выдали голубую робу, потому что его свитер расплавился, а рубашка вся обуглилась. Так что он смотрится очень классно.

И он спас мне жизнь и все такое…

Нет, сейчас я не в состоянии с этим разобраться! Я хочу только одного; вернуться домой, забраться в постель и попытаться понять, как я ко всему этому, отношусь.

Не к тому, что мы чуть не взорвались, С этим я как раз могу справиться. Я хочу сказать, в данный момент то, что мы чуть было не взлетели на воздух – просто НИЧТО по сравнению с унижениями, которые мне приходится выносить сочти каждый день.

Но как я отношусь к тому, что Джей Пи меня любит? Это очень странно! Что могло навести его на мысль, что я вообще могу испытывать к нему такие чувства? Потому что я их не испытываю!

По крайней мене, мне так кажется. То есть он мне, конечно, нравится, даже очень. Он – один из моих лучших друзей, особенно теперь, когда Лилли меня бросила.

Но он не Майкл.

Он не Майкл.

Он не Майкл.

Ой, сюда идет врач.

22 сентября, среда, мансарда

Я дома…

И мне даже неважно, что у меня больше нет телевизора. Просто это так замечательно, лежать в своей собственной постели, где не взрываются никакие нитрокрахмалы, и никакие мальчишки не признаются мне в любви.

Знаете, можно было бы подумать, что после всего, что произошло сегодня, они наконец увезут меня в Дженовию, и я буду учиться во дворце. Ради моей собственной физической и эмоциональной безопасности.

Но нет. Мистер Дж. только сказал, что школу Альберта Эйнштейна вымоют, и к завтрашнему дню она снова будет нормально работать, включая даже кабинет химии, который был сильно задымлен, и кроме того, они уже заменили стекла, которые выбило из окон (дурацкая служба срочного остекления!), и что завтра я пойду в школу, как все остальные.

Все, кроме Кенни, которого временно исключили из школы за намеренное получение вторичного' взрывчатого вещества в школьной лаборатории. Когда я возразила, что если они исключили Кенни, то должны исключить и нас с Джеем Пи, потому что мы его партнеры по лабораторным, мистер Дж. только посмотрел на меня и сказал:

– Миа, ты помнишь, что всю эту неделю я подтягивал тебя по всем предметам? Я прекрасно знаю, что ты и Джей Пи понятия не имеете, что происходит на уроке химии.

Что вообще-то очень резко сказано. Но, наверное, справедливо.

Так что, похоже, Кенни получит свои «пятнадцать минут славы» – когда-то он меня спросил, как я думаю, прославится ли он, если начнет работать в компании Майкла по производству роботов-манипуляторов.

Сегодняшнее происшествие в нашей школе попало во ВСЕ выпуски новостей и в интернет. Репортеры называют Кенни «Бикером» – как того сумасшедшего ученого Маппета из фильма (что вообще-то несправедливо, потому что Кенни, занимаясь в секции тайского бокса, нарастил себе вполне приличные мышцы. И нижняя челюсть у него больше не отвисшая. Во всяком случае, не такая, как раньше.) и все время показывают кадры, на которых его с всклокоченными волосами ведут к машине «скорой помощи».

А по-моему, из-за этого, и из-за подписанного лабораторного халата, и из-за того, что у него нет бровей, он стал очень похож на некую вдовствующую принцессу, а вовсе не на Маппета.

Эту историю показывали по телевизору столько раз, что Майкл наверняка должен был о ней услышать. В каждой статье Джея Пи описывают как великого героя, за то, что он бросился на меня и заслонил меня своим телом от огня.

И в каждой статье его называют «новым бой-френдом принцессы Миа».

Да уж, очень мило.

Я даже боялась проверять электронную почту. Но, как оказалось, напрасно боялась. Майкл ничего не написал.

Но как только я вышла в он-лайн, Тина тут же прислала мне мгновенное сообщение.

ЯлюРоманы: О господи, Миа!!! Ты видела новости???

ТлстЛуи: Видела? А я думала – я и есть новость.

ЯлюРоманы: Просто не верится! Бедный Кенни, его исключили из школы!

ТлстЛуи: Ну, ведь он на самом деле взорвал химкабинет.

ЯлюРоманы: Я знаю, но он же не нарочно! Ты же знаешь! Очень надеюсь, что у него не появится запись в личном деле. Это может повлиять на его поступление в колледж!

ТлстЛуи: Тина, я уверена, с Кенни все будет в порядке. Не забывай, ведь он действительно сумел сделать из крахмала бомбу. Не удивлюсь, если сразу после школы его возьмут на работу в Эн-Си-Эй.

ЯлюРоманы: Что такое Эн-Си-Эй?

ТлстЛуи: Это… неважно. Послушай, ты слышала, что случилось ПЕРЕД тем, как взорвался нитрокрахмал?

ЯлюРоманы: Ты имеешь в виду, что Джей Пи закрыл тебя своим телом, чтобы защитить от бушующей стены огня??? Да!!! Это так романтично!!!!

ТлстЛуи: Ну, вообще-то бушующей стены огня не было. Ноя имела в виду то, что произошло еще раньше. Тина, ОН МНЕ СКАЗАЛ, ЧТО ОН МЕНЯ ЛЮБИТ.

ЯлюРоманы:ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ

ТлстЛуи: Я так и знала, что ты это скажешь.

ЯлюРоманы: Я ТЕБЕ ГОВОРИЛА!!!!!!! Я ГОВОРИЛА, ЧТО ОН ТЕБЯ ЛЮБИТ!!!! Я ЗНАЛА!!! О БОЖЕ, ИЗ ВАС ДВОИХ ПОЛУЧАЕТСЯ САМАЯ КРАСИВАЯ ПАРА!!!!! ПОТОМУ ЧТО ВЫ ОБА ТАКИЕ ВЫСОКИЕ И СВЕТЛОВОЛОСЫЕ И ГОЛУБОГЛАЗЫЕ!!!

ТлстЛуи: У меня глаза серые.

ЯлюРоманы: ВСЕ РАВНО!!! Ладно, давай, рассказывай все. Как он это сказал? Что он сказал? Что ты почувствовала? Он тебя поцеловал? Куда вы пойдете на первое свидание Ой, постой-ка, может, вашим первым свиданием был поход на «Красавицу и Чудовище»? Он сказал, КОГДА он понял, что любит тебя? Это было еще до того, как он бросил Лилли, правда? Я ЗНАЛА, что он потому ее и бросил! Теперь становится понятно, почему она так на тебя злится.

О боже!

ТлстЛуи: КОНЕЧНО, он НЕ знал, что любит меня, когда встречался с Лилли! Думаешь, мне будет приятно с ним встречаться, зная, что я ему всегда нравилась, а Лилли он просто использовал для… неважно, для чего, для чего-то? Я хочу сказать, какая тогда из меня получается подруга?

ЯлюРоманы: Ой. То есть ты хочешь сказать… что он не ВСЕГДА любил тебя с той самой минуты, когда ты впервые заговорила с ним в школьном кафе в прошлом году? И вся эта история с Лилли случилась не просто потому, что ты была занята, а встречаться с Лилли было для Джея Пи удобным способом держаться поближе к тебе?

ТлстЛуи: НЕТ! О боже, Тина, ты уверена, что не надышалась ядовитых паров, которые были выброшены при взрыве?

ЯлюРоманы: Уверена. Вахим хорошо сделал свое дело и быстро вывел меня из школы. Вообще-то папа за это ему и платит. Итак, если Джей Пи не любил тебя с той самой минуты, когда ты впервые с ним заговорила, когда же он тебя полюбил, он не говорил?

ТлстЛуи: Он сказал, что это происходило в последнее время, довольно медленно, и он несколько раз пытался мне сказать, но ему все время что-нибудь мешало. Но хотя он знал, что я буду потрясена, он хотел, чтобы я это знала. А потом произошел взрыв.

ЯлюРоманы: О БОЖЕ!!!

ТлстЛуи: Я знаю. Это и правда было страшновато. Сначала я подумала, что бойлерная в конце концов взорвалась. Ты же знаешь, они все время говорят, что она может взорваться…

ЯлюРоманы: МИЛ, Я НЕ ЭТО ИМЕЛА В ВИДУ! Я ИМЕЛА В ВИДУ… Миа, я ВСЕГДА говорила. Что Джею Пи нужна только подходящая женщина, которая смогла бы открыть его сердце, которое он для собственной эмоциональной защиты до сих пор хранил в холодной, твердой раковине, и когда такая женщина ему встретится, он превратится в неукротимый вулкан страсти!!!

ТлстЛуи: Да. И что?

ЯлюРоманы: И ВОТ ОН ЕЕ НАШЕЛ!!! И ВОТ ПОЧЕМУ ВЗОРВАЛСЯ КАБИНЕТ ХИМИИ!!!

ТлстЛуи: Тина! Кабинет химии взорвался потому, что Кенни проводил синтез нитрокрахмала, по-видимому, что-то сделал неправильно.

ЯлюРоманы: Ну да, он кое-что сделал неправильно. Его ошибка состояла в том, что он смешал так много летучих химических соединений слишком близко от Джея Пи, который признавался в любви к тебе, к женщине, которая наконец выпустила на свободу его сердце!!!!!

О господи, жалко, что у меня отобрали телевизор. Сейчас для успокоения нервов мне бы не помешало посмотреть что-нибудь спокойное, вроде «Джоан из Аркадии».

ТлстЛуи: Оставь, Тина, страсть Джея Пи ко мне не вызвала взрыв в химической лаборатории.

ЯлюРоманы: Ну да, конечно. Но тогда это совсем не романтично! Но согласись, совпадение просто поразительное! Ладно, что ты ему сказала?

ТлстЛуи: Когда Джей Пи на меня лег? Я сказала: «Слезь с меня, ты меня раздавил, я не могу дышать»,

ЯлюРоманы: Да нет же! Я имею в виду, когда он рассказал тебе о своих истинных чувствах!

ТлстЛуи: На салют деле я ничего не сказала. У меня просто не было возможности. Кабинет химии взорвался.

ЯлюРоманы: Ну да. Но потом, позже?

ТлстЛуи: Потом нас повезли на машинах «скорой помощи». А потом я была в больнице. А потом приехали родители Джея Пи и забрали его, И это все.

ЯлюРоманы: Как это все??? Но что ты сказала в ответ на его слова, что он тебя любит? Ты сказала, что тоже его любишь?

ТлстЛуи: Тина, конечно, нет! Я люблю Майкла!

ЯлюРоманы: Конечно, ты любишь Майкла! Только, Миа, не обижайся пожалуйста, но вы же с ним расстались. Ты не можешь просто любить и любить его до бесконечности. То есть, конечно, ты можешь, как Росс в сериале «Друзья» вечно любил Рейчел, но… как же выпускной бал?

ТлстЛуи: А что с выпускным балом?

ЯлюРоманы: Миа, тебе же нужен кто-то, с кем ты в выпускном классе пойдешь на бал! Ты не можешь на него не пойти! Наверное, можно пойти с другими девочками, например, Перин и Линг Су говорят, что они пойдут друг с дружкой. Но ты не помнишь наше обещание? Что мы потеряем невинность в ночь после выпускного бала?

Просто поверить не могу, что она завела разговор на эту тему. СЕЙЧАС.

ТлстЛуи: Да, Тина, но ведь это было до того, как любовь всей моей жизни ушла из нее.

ЯлюРоманы: О! Я знаю! Мне так жаль, что у вас с Майклом не сложилось. Но, Миа, тебе нужно снова научиться любить.

О чем она вообще ГОВОРИТ? Я ее не узнаю, это не та Тина, которую я знаю, моя самая преданная, самая стойкая сторонница! Та Тина, которую знаю, никогда бы не сказала, что мне нужно снова учиться любить! Та Тина, которую я знаю, сказала бы, что я должна быть сильной, что Майкл скоро образумится и примчится ко мне на белом скакуне, возможно, в доспехах, и принесет брошку-корсаж из стопроцентного циркония от «Кэй Джевелерс»…

О, нет. Потому что этого Майкл никогда бы не сделал.

И даже Тина, романтичная Тина, у которой звезды в глазах, это знает,

И, наверное, мне уже пора самой это признать,

ТлстЛуи: Тина, Майкл ведь никогда не вернется, правда?

ЯлюРоманы: Ох, Миа, конечно же, он может вернуться! Вопрос в том… если он вернется, будет ли он по-прежнему тебе нужен. Или ты сделаешь шаг вперед и перейдешь к кому-то… скажем, получше?

Мои глаза наполнились слезами.

ТлстЛуи: Тина, ты же знаешь, лучше него никого нет.

ЯлюРоманы: Может быть, есть! Ты просто не знаешь.

ТлстЛуи: Все равно этот разговор не имеет смысла. Он никогда не примет меня обратно. Во всяком случае, после того, как я натворила таких глупостей.

ЯлюРоманы: Никогда нельзя знать заранее! Все может быть! Я тебе говорила, не слушай недругов!

ТлстЛуи: Недругов? Каких еще недругов? Почему ты все время об этом говоришь?

ЯлюРоманы: Ой, Миа, мне все равно. Они мне велели ничего тебе не рассказывать, но я считаю, ты имеешь право знать.

ТлстЛуи: Знать ЧТО? О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ?

ЯлюРоманы: ihatemiathermopolis.com

ТлстЛуи: А, так ты об этом…

ЯлюРоманы: ТЫ БЫЛА НА ЭТОМ САЙТЕ???? ТЫ О НЕМ ЗНАЕШЬ???

ТлстЛуи: Конечно.

ЯлюРоманы: ТОГДА ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПОПРОСИЛА СВОЕГО ПАПУ ЗАКРЫТЬ ЭТОТ САЙТ?

ТлстЛуи: Тина, может, мой папа и принц, но у него нет власти над интернетом.

ЯлюРоманы: Но он мог бы пожаловаться директрисе Гупте!

ТлстЛуи: Директрисе? Почему именно ей? Какое она вообще имеет к этому отношение?

ЯлюРоманы: Поскольку совершенно ясно, что сайт ведет кто-то из СШАЭ…

ТлстЛуи: ЧТООО???

Хотя мне плохо видно сквозь слезы и все такое, я набрала на компьютере ihatemiathermopolis.com. В моей жизни произошло столько всяких событий, что какое-то время у меня не было возможности даже заглянуть на этот сайт.

Я сразу же поняла, что совершила ошибку, пренебрегая этим сайтом. Потому что со времени моего последнего посещения на нем появились обновления. Много обновлений.

Не знаю, кто поддерживает этот сайт, но он явно очень внимательно следит за каждым моим

шагом. То есть, буквально за каждым! Случай, когда я хотела попить из фонтанчика на втором этаже нашей школы, и струя воды вместо того, чтобы попасть мне в рот, брызнула мне в лицо? Он отмечен и записан с издевкой. Случай, когда я споткнулась в новых туфлях, и мои учебники разлетелись со всему кабинету химии? Отмечен. Случай, когда я во время ланча в школьном кафетерии облила свою школьную форму соевым соусом? Не только отмечен, есть даже фотография. Правда, плохого качества – наверное, сделанная камерой мобильника, но есть.

И тот, кто поддерживает этот сайт, на этом не остановился. На сайте полно советов на тему, как мне улучшить мою внешность, чтобы не выглядеть так мерзко. Например, согласно сайту ihatemiathermopolis.com, мне нужно отрастить волосы (что ж, возможно) и не носить в школу туфли на платформе от Мэри Джейн, потому что в них я возвышаюсь над всеми, как какая-нибудь супермодель. «Она, небось, думает, что она и выглядит, как супермодель. Жалко, что ей никто не сказал, что она больше похожа на паралитика».

Очень мило.

Тут-то слезы из моих глаз так и полились. И внезапно все мое тело стало сотрясаться в рыданиях.

ТлстЛуи: Извини, Тина, мне нужно идти.

ЯлюРоманы: Миа, ты в порядке? Надеюсь, ты не приняла весь этот бред всерьез?

ТлстЛуи: Нет, конечно, нет! Просто мне нужно идти. Я тебе, позже позвоню.

ЯлюРоманы: Ох, Миа, мне ужасно жаль, но я думала, что тебе следует об этом знать! Правда, твоему папе нужно позвонить в школу.

ТлстЛуи: Я рада, что ты мне сказала, правда, Тина. Спокойной ночи.

ЯлюРоманы: Спокойной ночи…

22 сентября, среда, полночь

Наверное, с полчаса я проплакала в ванной, закрыв дверь и включив воду, чтобы все думали, что я принимаю душ и не приставали с вопросами, что случилось. Мне кажется, я еще никогда в жизни не плакала так горько, как сейчас. У Толстого Луи, который лежал у меня на коленях, свернувшись клубочком, вся шерсть промокла от моих слез.

Ну, вообще-то он не совсем сам лежал у меня на коленях, я его держала, а он пытался удрать и жалобно мяукал. Но неважно. Если девушка не может найти утешение у собственного кота тогда, когда ей это больше всего нужно, какой тогда смысл вообще заводить кота?

Вот только это такая тоска… Я не хочу быть ТАКОЙ девушкой – эмоциональной, слезливой. Этак я и оглянуться не успею, как начну носить узкие джинсы, сильно подводить глаза, красить ногти черным лаком и читать романы про вампиров.

И это все так нелепо… потому что я же понимаю, как мне ПОВЕЗЛО. Я хочу сказать, у меня нет никаких РЕАЛЬНЫХ проблем. Ну, может быть, кроме того, что я принцесса. И еще кроме этого сайта, ihatemiathermopolis.com.

Но что из этого? О многих людях пишут в интернете всякие гадости. Взять, к примеру, Рейчел Пей, женщину с кулинарного канала. В сети существует целое сообщество, посвященное тому, как много народу ее ненавидит, а на самом деле она просто прелесть. Нельзя принимать это на свой счет. И уж точно нельзя раздувать из этого историю. Иначе получится, что ненавистники добились того, чего хотели – внимания, которого им явно не хватало.

А если я на них пожалуюсь, например, расскажу папе, а он пойдет с этим вопросом к директрисе Гупте, и она вычислит тех, кто этим занимается, и исключит их из школы или еще что-нибудь такое сделает (потому что в СШАЭ есть закон против преследования в интернете, который должен защищать учеников как раз от таких нападок), то что в этом будет хорошего?

Они – кто бы это ни был, и давайте смотреть правде в глаза, я прекрасно знаю, кто это – только еще сильнее меня возненавидят.

Вот именно.

Итак, меня бросил парень, а я его все еще люблю – это больно? Больно, но невелика важность. Миллионы девушек бросали их парни, мой случай – не уникальный. Да что там, миллионы, мою лучшую подругу пару недель назад точно так же бросил парень.

И вот теперь парень, который ее бросил, говорит, что любит меня.

Но я плачу и не из-за этого. Наверное. Я не знаю…

И бедный Джей Пи! Самой не верится, что я оставила его в подвешенном состоянии! Я имею в виду, я не дала ему никакого ответа, а просто… как будто проигнорировала.

Но я должна сказать хоть что-нибудь, иначе это будет изврат.

Хотя, конечно, это все равно будет изврат, как ни поверни.

Но он рискнул, открылся мне. Я должна ему хотя бы ответить, как вежливый человек, это самое меньшее, что я могу сделать.

Вот только… я не знаю, что сказать.

Ну не знаю я! То есть я знаю, что я не отвечаю на его любовь. Наверное. Но это не значит, что я, как выражается Тина, не могу научиться его любить, Если я себе позволю.

На самом деле мне кажется, если я себе позволю, я могу полюбить Джея Пи очень даже сильно,

Но только не так, как Майкла. По-другому.

Но, может быть, мне не стоит принимать какие-то решения поздно ночью, после того, как меня чуть не взорвали, и всего через две недели после того, как, меня бросил парень, и всего через неделю после того, как я начала проходить курс терапии» И за две ночи до того, как мне предстоит выступить с речью о канализации перед двумя тысячами успешных деловых женщин Нью-Йорка. И через час после того, как я обнаружила, что сайт ihatemiathermopolis.com ведет кто-то из тех, кто учится в нашей школе, и, возможно, это моя бывшая лучшая подруга. (Но это не может быть она, правда ведь? Это было бы уж слишком пакостно, даже для Лилли.)

Может быть, утро вечера мудренее, может быть, мне лучше просто лечь в постель…

Нет, так у меня ничего не получится. Я ни за что не усну, пока не…

ТлстЛуи: Дорогой Джей Пи,

Привет. Странный был сегодня день, правда? А завтрашний, наверное, будет еще страннее, потому что все газеты пишут про то, что Кенни сумасшедший маньяк, а мы с тобой встречаемся и все такое.

Не то, чтобы я была против. Уж если надо, чтобы про меня ошибочно думали, что у меня с кем-то романтические отношения, то я рада, что они с тобой, Ха.

Просто… Понимаешь, л не уверена, что готова к НАСТОЯЩИМ романтическим отношениям с кем бы то ни было. Понимаешь, что я имею в виду? Хотя прошло почти две недели, у меня до сих пор такое чувство, что мы с Майклом расстались только вчера. И я не уверена, что готова вернуться в седло и снова с кем-то встречаться…

О господи, доктора Натса даже нет поблизости, а я использую ковбойские сравнения. Ладно, стираю этот кусок.

Хотя прошло почти две недели, у меня до сих пор такое чувство, что мы с Майклом расстались только вчера. Кажется, мне нужно-больше времени на то, чтобы разобраться, кто я есть без него, и только потом связываться с кем-то другим.

Связываться! НЕТ НЕТ НЕТ!!! Удалить!!!

Кажется, мне нужно больше времени на то, чтобы разобраться, кто я есть без него, и только потом встречаться с кем-то другим.

Ладно, так лучше.

Джей Пи, я правда считаю тебя одним из моих лучших друзей. И если бы я СОБИРАЛАСЬ так скоро начать с кем-то встречаться, то этим человеком был бы ты.

О господи! Это хотя бы правда? То есть он мне действительно нравится, но… Но он не Майкл. Но кто Майкл? Кроме самого Майкла, естественно.

Но как же Лилли? Правда, сейчас она на меня страшно зла (но она просто не может быть тем человеком, который стоит за ihatemiathermopolis.com, откуда у нее время на это: она работает в студенческом совете, делает передачу «Лилли рассказывает все, как есть», и еще встречается с Кенни и все такое?) – и я даже не до конца понимаю, за что.

Но что если она каким-то чудом вдруг решит меня простить – за что бы она там на меня ни злилась? И потом вдруг узнает, что я встречаюсь с ее бывшим парнем?

Правда, когда я встречалась с Кенни, большую часть времени я тратила на то, что пыталась придумать, как мне с ним порвать. Но все равно. Не может же она злиться на меня за то, что я делаю в точности то же, что делает она?

О господи. Я не знаю.

Я больше ничего не знаю.

Что приводит меня к следующему:

Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.

С любовью,

Миа

Ладно. Быстро нажимаю кнопку ПОСЛАТЬ пока не передумала.

23 сентября, четверг, 7.00, мансарда

Входящие: 2!

Первое письмо было от Майкла. Когда я его увидела, мое сердце забилось со страшной скоростью.

Но, наверное, я стала поправляться, потому что ладони у меня на этот раз не вспотели.

Может быть, терапия уже действует? Или я вчера ночью столько плакала, что у меня наступило обезвоживание организма?

Я не могла, как всегда, не подумать, что, может быть, Майкл наконец передумал и решил, что мы снова должны быть вместе.

А если так, то соглашусь ли я на это? Неужели я бы действительно дошла до того, приняла бы его обратно после всего, что мне пришлось пережить за последние несколько недель?

Да. Дошла бы.

Но меня ждал удар (снова) – я увидела, что это всего лишь ссылка на статью в «Нью-Йорк пост», в которой рассказывается о вчерашнем взрыве в СШАЭ, с небольшой припиской:

Похоже, Кенни наконец нашел способ добиться внимания, о котором он всегда мечтал.

Дальше стоял подмигивающий смайлик и подпись Майкла.

Так что, по-видимому, он вовсе не расстроился из-за того, что пишут про меня и Джея Пи.

Да ему и нечего расстраиваться. Ведь мы же с ним просто друзья.

Вздыхаю.

Второй е-мейл был от Джея Пи – ответ на мой. Должна признаться, когда я его увидела, мое сердце вовсе не забилось чаще.

ДЖПИРА4: Дорогая Миа,

Не торопись, можешь наводить порядок в своей голове сколько хочешь (хотя, признаюсь, на мой взгляд твоя голова всегда безупречна). Я подожду.

Люблю,

Джей Пи

Вот так. Это мило. Наверное.

23 сентября, четверг, домашняя комната

Я знаю, мне не положено писать дневник в школе, но это же не настоящий класс, а всего лишь домашняя комната, так что они не могут меня накрыть.

И это не мой дневник, который остался дома, а тетрадь по математике.

И кроме того, я просто ДОЛЖНА это записать, потому что я только что увидела нечто ужасно странное. И я просто уверена, что доктор Нате хотел бы, чтобы я это записала хотя бы просто для того, чтобы мой разум мог это осмыслить.

Когда лимузин подъехал к школе, чтобы я вышла – в оцепленной зоне, потому что вокруг школы все еще стоит много фургонов телестудий и болтается очень много репортеров, которые пытаются взять интервью у учеников и преподавателей о «сумасшедшем бомбисте», – я вышла и оглянулась в поисках Ларса. Оказалось, он стоит прямо рядом со мной, но у меня от недосыпания такая дурная голова, что я его не заметила.

В общем, поэтому я и увидела под строительными лесами, которые стоят у кирпичного дома через дорогу, где заменяют цемент, этого высокого парня в черной кожаной куртке и линялых джинсах, в темных очках и в красной бандане на голове. Он стоял и пристально смотрел на нашу школу.

Сначала я подумала: «Интересно, что делает напротив нашей школы Райан из шоу «Одинокие сердца»? Мне казалось, что шоу давно закрылось.

А потом случилось нечто в высшей степени странное: к нему подошла девушка в форме СШАЭ и потянула его за рукав. Он повернулся к ней, обнял ее и они начали страстно целоваться.

И тут я поняла, что девушка эта – Лилли Московитц, а крутой парень в кожаной куртке – КЕННИ ШОУТЕР!!!!! ДА!!! Временно исключенный из школы несовершеннолетний правонарушитель, из-за которого все это и произошло! Явился к школе, чтобы перед началом занятий поцеловать свою девушку!!!

Естественно, из всего этого напрашивается вопрос:

Когда это Кенни Шоутер ухитрился стать крутым парнем?

А еще…

ПОЧЕМУ ЛИЛЛИ СО МНОЙ НЕ РАЗГОВАРИВАЕТ??? Я же просто умираю от любопытства, так мне хочется расспросить, как вся эта история с Кенни вообще приключилась? Ну и как идут дела в студенческом совете. И показал ли ей Кенни свою коллекцию фигурок, которую начал собирать, когда мы с ним еще встречались. И не она ли стоит за сайтом ihatemiathermopolis.com, а если она, то что я такого сделала, за что она меня так ненавидит.

И еще, спрашивает ли про меня когда-нибудь Майкл.

Но я не могу. Потому что она все равно мне не расскажет.

23 сентября, четверг, английский

Миа, как ты себя чувствуешь?

Нормально, Тина. То есть чувствуется, что меня вчера повалили на землю, но задница болит только когда сидишь в определенном положении.

Это хорошо! По я про другое… как ты себя чувствуешь ЭМОЦИОНАЛЬНО? Ну, ты знаешь… из-за ihatemiathermopolis.com и из-за Джея Пи, то есть из-за того, что он тебе сказал.

Ах ты про это! Невелика важность. Нам, знаменитостям, нужно привыкать к тому, что у нас есть ненавистники в интернете. А насчет Джея Пи… наверное, я в порядке. Джей Пи сказал, что он готов ждать, ну ты понимаешь, пока я буду готова снова с кем-то встречаться. Вот так. Это хорошо.

Он такой славный! И это так романтично, что он тебя СПАС – тебя, женщину, которая разбудила вулкан его страстей. А ты видела, как классно он смотрится на той фотографии в сегодняшнем «Нью-Йорк пост» – он там сидит в «скорой помощи» и смотрит на тебя. Теперь все девушки в городе мечтают с ним встречаться!

Я знаю, я его не принуждаю.

Ты же знаешь, что я шучу!

Я знаю, Тина. Но дело в том, что это действительно так. Проблема в том, что… я просто не знаю, хочу ли этого Я.

Ладно, что бы ты ни решила» я все равно тебя люблю. Ты ведь это знаешь?

Спасибо, Т. Если бы все были такими же добрыми, как ты.

23 сентября, четверг, ТО

Ланч сегодня был просто невыносим. Абсолютно все подходили и поздравляли Джея Пи с тем, что он меня спас.

Я не говорю, что Джей Пи не заслуживает всеобщих похвал и благодарностей.

Дело только в том… в том, про что говорила Тина. Так оно и есть. Такое впечатление, что весь мир мечтает о том, чтобы мы с Джеем Пи встречались. За исключением тех, кто считает, что мы УЖЕ встречаемся.

И из-за того, что меня это раздражает, я чувствую себя ужасно, потому что Джей Пи на самом деле очень хороший парень, и нам по всему СТОИЛО БЫ встречаться.

Вот только… почему никто так не восторгался тем, что я встречалась с Майклом? Ну да, Майкл, конечно, не спасал меня от взрывающегося нитрокрахмала. Но он много раз спасал мой РАССУДОК.

И ведь он уехал в Японию не манга учиться рисовать или что-нибудь в этом роде. Он уехал строить прибор, который будет спасать людям жизнь.

23 сентября, четверг, физкультура

О господи! Я так и знала, что это случится. Я знала, что мне придется поплатиться за то, что я сдружилась с Ланой Уайнбергер.

Она заставляет меня прогуливать уроки вместе с ней.

Правда, единственный урок, который я прогуливаю, это физкультура, которая вообще-то для моей академической карьеры не главная.

Но все равно! Я же не прогульщица!

Вообще-то раньше уже бывало, что я прогуливала, но только для того, чтобы посидеть на площадке третьего этажа и с кем-нибудь поговорить о какой-нибудь эмоциональной травме, а не для того, чтобы пойти в «Старбакс»,

Но сегодня, когда я зашла в туалет, там меня ждали Лана и Триша. Они схватили меня и потащили. Мы пробежали мимо Ларса, который стоял, прислонившись к стене возле питьевого фонтанчика и играл в «Фантастический футбол» в своем мобильном, выбежали из школы и побежали по улице. В районе Семьдесят седьмой улицы Ларс нас, наконец, догнал. Лана сказала, что ей очень, очень нужно выпить кофе латте с обезжиренным молоком, и что она все равно не может высидеть на уроке испанского, потому что класс находится прямо под кабинетом химии, и вся эта часть школы все еще воняет дымом.

– К тому же, – сказала Лана, – когда вокруг школы стоят толпы репортеров, которые хотят взять у директрисы Гупты интервью про сумасшедшего бомбиста, вряд ли мы будем так уж заниматься испанским.

И она не преувеличила: наша школа – до сих пор эпицентр репортерского «блицкрига», хотя на территорию самой школы репортеров не пускают, и в этом помогают полицейские, которых, судя по всему, вызвал попечительский совет, чтобы они сдерживали толпу.

Но мы как-то ухитрились проскочить мимо них так, что меня никто не узнал – потому что накрыли головы пиджаками от школьной формы и так пробежали. Это было познавательно – я узнала, как человек чувствует себя в бурке.

– Ну, – сказала Лана, как только мы все сели. – Все говорят, что этот Джей Пи спас тебе жизнь. Так что, вы с ним типа встречаетесь?

– Нет, – сказала я и почувствовала, что начинаю краснеть.

– Почему? – Триша заказала себе кофе мокко с обезжиренными сливками и сейчас дула на него, чтобы он остыл. – Он спас тебе жизнь? Это круто.

– Да. – Мои щеки стали такими же горячими, как горячий шоколад в моей чашке, – Я просто… ну, вы понимаете. У меня только-только закончились одни длительные отношения, и я еще не готова прямо сейчас прыгнуть в другие.

– Я тебя понимаю, – сказала Лана, – Я сама чувствовала то же самое, когда порвала с Джошем. Но надо гулять, пока мы молодые, с. какой стати в ШЕСТНАДЦАТЬ лет связывать себя с одним-единственным парнем?

– Я бы не отказалась связаться со Скитом Ульрихом, – сказала Триша,

Ее замечание насчет Скита Ульриха я просто проигнорировала. Хотя, знаете, я думаю так же.

– Я просто… я правда люблю Майкла, И сама мысль о том, чтобы быть с другим парнем… Ну, не знаю» Как-то она меня не вдохновляет.

– Я тебя прекрасно понимаю, – сказала Лана, слизывая с деревянной палочки пену обезжиренных сливок, – Когда мы с Джошем расстались, я все думала: «Джоша никто не заменит, он такой высокий, клевый, умный, и он мог спокойно сидеть на стуле и ждать, пока я делала покупки».

– Точно, – согласилась Триша, кивая. – Это он мог. Ты даже не представляешь, как много парней этого не умеют,

– И мне совсем не хотелось связываться ни с кем другим, – продолжала Лана, – потому что я не хотела, чтобы снова пришлось страдать. Но потом я подумала, что мне нужен новый старт. Понимаешь? Вроде как начать все сначала. И я пошла на одну вечеринку. И именно там я познакомилась с Блейном.

– Блейзом, – поправила Триша.

– Разве его так звали? – спросила Лана с отсутствующим видом. – Ах, да. Но неважно. Он был моим утешительным парнем.

Триша показала на меня деревянной палочкой.

– Тебе нужен утешительный парень.

– Да, – согласилась Лана, – и по-моему, это должен быть Джей Пи. Я к тому, что он как-никак подставил себя под огонь ради тебя.

– Подставить себя под огонь, это ужасно круто, – проинформировала меня Триша. Судя по всему, без малейшей иронии.

Я все равно кивнула.

– Я знаю. Дело в том, что в теории Джей Пи – идеальный парень для меня. Мы оба любим театр, кино, у нас с ним схожее происхождение, и он очень нравится моей бабушке, и мы оба хотим стать писателями…

– И вы оба все время строчите что-то в свои блокноты, – сказала Лана, показывая своим наманикюренным пальцем на мой блокнот. – Как ты сейчас. Между прочим, в этом нет никакого чудачества.

Триша саркастически фыркнула, но я не обратила внимания.

– Да, – сказала я. – И я знаю, что он красивый, и что это круто, что он меня спас, и все такое. Но он… он неправильно пахнет.

Я знала, что они оба уставятся на меня с тупым видом, и они уставились. Потому что они понятия не имели, о чем я говорю.

Никто не понимает. Никто.

Кроме, может быть, моего папы.

– Возьми и подари ему другой одеколон, – сказала Триша.

– Да, – сказала Лана. – Джош когда-то пользовался жуткой дрянью, от которой у меня прямо мигрень начиналась, И тогда я подарила ему на день рождения « Драккар Нуар «, и он стал им пользоваться. И проблема решилась.

Мне пришлось притвориться, что я благодарна им за совет, и что он мне правда пригодился. Хотя на самом деле – нисколько. В этом, как выясняется, и состоит проблема дружбы с популярными ребятами.

Не всегда можно сказать им правду о чем-то; потому что многих вещей они просто не понимают.

23 сентября, четверг, химия

Миа, ты сегодня за ланчем была такая тихая? У тебя все в порядке?

Да, Джей Пи! Все отлично! Просто я… немного ошеломлена.

Надеюсь, не из-за меня.

Нет, что ты, ты тут ни при чем!

Славным парням тоже нельзя говорить правду о некоторых вещах. Ты врешь.

Нет, не вру! С чего ты взял?

У тебя ноздри раздуваются.

ЧЕРТ! Неужели в моей жизни ВООБЩЕ ничего невозможно сохранить в тайне?

Ой. Это тебе Лилли рассказала?

Она. Послушай, меньше всего я бы хотел, чтобы между нами была какая-то напряженность.

Ее и нет! Ну, во всяком случае, почти нет.

Я же тебе говорил, я могу подождать.

Я помню! Это очень мило с твоей стороны, очень.

Я слишком «милый», правда? Но мне слитком много от «славного парня»? Девушки в славных парней никогда не влюбляются.

Нет! Ты вовсе не славный! Ты страшный, помнишь? По крайней мере, если верить твоему психологу…

А ведь правда! А разве тебе психолог не велел, каждый день делать что-нибудь такое, что тебя пугает?

Гм… да.

Тогда давай встретимся в пятницу вечером и куда-нибудь сходим.

Я не могу! У меня в это время дело.

Миа, я думал, мы решили быть друг с другом честными.

Разве у меня раздуваются ноздри? Честно. В пятницу вечером я должна произносить речь на торжественном вечере в Domina Rei.

Отлично, я буду тебя сопровождать.

Нельзя, это только для женщин.

Ну да.

Я серьезно. Можешь мне поверить, я бы сама не хотела в этом участвовать.

Ладно, тогда встретимся вечером в субботу.

Я не могу! Правда, не могу! Мне нужно заниматься. Ты даже не представляешь, на каком тонком волоске сейчас висит мой средний балл Б+.

Хорошо, но рано или поздно ты пойдешь на свидание со мной. И ты забудешь про Майкла, это я тебе обещаю.

Джей Пи, ты даже не представляешь, как я хочу, чтобы это было правдой.

23 сентября, четверг, 20.00, в лимузине по дороге в «Четыре сезона»

Ох, писать ужасно трудно, потому что у меня страшно дрожат руки.

Но я должна это записать. Потому что произошло одно событие.

Крупное событие.

Крупнее, чем взрыв нитрокрахмала. Крупнее, чем то, что Лилли меня ненавидит и, возможно, именно она и сделала сайт ihatemiathermopolis.com. Крупнее, чем открытие, что Джей Пи меня любит. Крупнее, чем открытие, что Майкл меня не любит (больше). Крупнее, чем то, что я начала посещать психолога. Крупнее, чем то, что моя мама вышла замуж за моего учителя алгебры и родила ему ребенка, и что я оказалась принцессой, и что Майкл меня полюбил.

Это событие важнее, чем все, что когда-либо со мной случалось.

Ладно, случилось вот что.

Вечер начинался, как вполне нормальный. Я имею в виду, мы с мистером Дж. делали мои домашние задания (без ежедневных занятий с репетитором мне ни за что не сдать химию и математику, уж это ясно), потом пообедали и наконец я решила, что Лана права: мне нужно взять новый старт. Мне нужно начать сначала. Серьезно. Пришло время оставить позади старое – старого бойфренда, старых друзей, старую одежду, которая мне больше не подходит, старый интерьер – и перейти к новому.

И вот я переставила мебель в своей комнате. А что? Домашнюю работу я сделала, телевизора у меня больше нет, так чем еще мне прикажете заняться? Читать про себя всякие гадости в интернете? На сайте ihatemiathermopolis.com есть теперь раздел комментариев, где только что появился один пост от кого-то из Южной Дакоты: «Я тоже ненавижу Миа Термополис! Она мелкая и думает только о себе! Однажды я послала ей е-мейл на адрес дженовийского дворца, а она мне не ответила!» И, делая перестановку, я нечаянно уронила портрет принцессы Амелии. Портрет упал и от него отвалилась задняя стенка. Ну, знаете, такая фанерка, которая приделана с обратной стороны рамы. Я очень испугалась, потому что портрет, наверное, бесценный, как и все остальное во дворце. Я полезла, чтобы его поднять, и из него выпала эта бумага.

Точнее, это была не совсем бумага, а пергамент. Такого типа, на которых писали Б качало семнадцатого века. И он был сплошь исписан каракулями на французском языке семнадцатого века, читать которые очень трудно. Я целую вечность разбиралась, что там написано. Я видела, что под документом стоит подпись принцессы Амелии – моей принцессы Амелии, а прямо рядом с подписью стоит королевская печать Дженовии. И что рядом с ее подписью стоят подписи двух свидетелей, чьи имена мне были незнакомы.

Мне понадобилась целая минута, чтобы сообразить, что это, наверное, подписи тех свидетелей, которых Амелия нашла, чтобы ее указ был законным.

Тут-то я и поняла, что за документ у меня перед глазами. Тот самый, который Амелия подписала, тот самый, который так разозлил ее дядю, что он приказал сжечь все копии, и их сожгли – все, кроме одной, которую Амелия спрятала где-то возле сердца.

Сначала я подумала, что она в БУКВАЛЬНОМ смысле спрятала его у своего сердца и что этот документ – что бы это ни было – после ее смерти сгорел вместе с ее телом на королевском погребальном костре.

Но потом я поняла, что она говорила не в буквальном смысле. Она имела в виду, что спрятала документ рядом с сердцем ее ПОРТРЕТА, где он на самом деле и хранился – между самим портретом и задником, и откуда он выпал. Где она спрятала его от дяди, и где его, по идее, должны были найти члены парламента Дженовии после того, как дневник Амелии и ее портрет были возвращены во дворец из аббатства, куда Амелия отослала их на сохранение.

Вот только никто этого не сделал. Я имею в виду, никто не прочитал дневник Амелии. И не нашел пергамент.

Никто – до меня.

Естественно, мне стало интересно, о чем говорится в этом документе. Ну, вы понимаете, если этот документ привел дядю Амелии в такую ярость, что он приказал сжечь все копии. И если Амелия с таким трудом постаралась сохранить хотя бы один экземпляре

И хотя поначалу было довольно трудно разобраться, о чем говорится в этом документе, к тому времени, когда я закончила переводить все непонятные слова при помощи он-лайнового словаря средневекового французского (спасибо ребятам из компьютерного кружка!), я прекрасно поняла, почему дядя Франческо так рассвирепел.

И еще я поняла, почему Амелия спрятала документ. И оставила в своем дневнике подсказки, где его можно найти.

Потому что это, наверное, самый взрывоопасный документ, какой мне только доводилось читать. Он опаснее, чем эксперимент Кенни по синтезу нитрокрахмала.

Несколько секунд я только и могла, что глядеть на него в полном оцепенении.

А потом… потом я поняла нечто поразительное:

Принцесса Амелия Вирджиния Ренальдо, жившая аж в 1669 году, только что спасла мою шкуру!!!!!

И не только шкуру, но и мой рассудок…

… и жизнь

… и мое будущее

…и мое все.

Честное слово. Может показаться, что я преувеличиваю, и я знаю, что такое со мной частенько случается, но в этом случае – нет. Я говорю на полном серьезе, на сто процентов серьезно, так что у меня сердце колотится, руки вспотели, а во рту пересохло.

Я настолько серьезна, что сначала даже испугалась, что у меня прямо сейчас будет сердечный приступ.

Вот почему, как только я поняла, что со мной все в порядке, я позвонила папе и сказала, что мне нужно срочно увидеть его и бабушку, и что я уже еду.

Потому что мне нужно сказать им обоим кое-что важное.

24 сентября, пятница, час ночи, мансарда

Поверить не могу! Мне просто не верится, что они…

Не может быть, чтобы это происходило на самом деле. ЭТОГО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Потому что как мои кровные родственники могут быть такими… такими… такими ужасными???

Реакцию бабушки я еще, пожалуй, могла бы понять, но папа? Мой родной отец?

Не могу сказать, что он не думал, что делает. Он взял у меня пергамент и прочитал его. Проверил подпись, печать и все такое. Он довольно долго его изучал, а бабушка все это время сидела и шипела, брызжа слюной:

– Нелепость! Принцесса Дженовии дарует народу право ИЗБИРАТЬ главу государства и объявляет, что роль суверена Дженовии будет чисто церемониальной? Наши предки не могли быть такими дураками.

– Бабушка, принцесса Амелия – не дура, – стала объяснять я. – На самом деле она поступила очень разумно. Она пыталась помочь народу Дженовии и избавить его от власти человека» про которого она по собственному опыту знала, что он тиран и что когда в государстве чума и все такое, он только еще сильнее ухудшит и без того тяжелое положение. Очень жаль, что никто не обнаружил этот документ раньше.

– Да, определенно так, – сказал папа, все еще изучая документ. – Он мог бы избавить народ Дженовии от многих трудностей. Фактически принцесса Амелия приняла самое мудрое решение, какое только можно было принять в тех обстоятельствах.

– Точно, – сказала я. – Так что нам нужно как можно скорее представить этот документ парламенту. Они выдвинут кандидатов на пост премьер-министра и будут решать, как организовать выборы как можно скорее. И знаешь,, папа, я собиралась сказать, что для тебя это, наверное, большой удар, но если я знаю народ Дженовии, а мне кажется, что я его уже знаю, то единственный человек, которого они захотят видеть своим премьер-министром – это ты.

– Спасибо на добром слове, Миа, – сказал папа.

– Это правда, – сказала я. – А в «Билле о правах», который составила принцесса Амелия, не говорится ни слова о том, что какой-нибудь член королевской фамилии не может при желании стать премьер-министром. Так что, мне кажется, тебе стоит этим заняться. Я понимаю, это немного разные вещи, но у меня есть некоторый опыт участия в выборах, потому что в прошлом году я баллотировалась в президенты студенческого совета. Так что если тебе понадобится моя помощь, я готова помочь всем, чем смогу.

– Это еще что такое? – вскричала бабушка. – Вы что тут, совсем с ума посходили? Премьер-министр? Мой сын никогда не будет премьер-министром! Если ты забыла, Амелия, он принц!

– Бабушка, – сказала я. Я знаю, что пожилым людям бывает трудно приспосабливаться к новому, к интернету, например. Но я знала, что бабушка в конце концов все усвоит. И сейчас она щелкает мышкой как профи. – Я знаю, что папа – принц. И он всегда им останется. Как ты останешься вдовствующей принцессой, а я всегда буду принцессой. Просто в соответствии с декларацией, изданной Амелией, Дженовией больше не управляют принцы и принцессы. Ею управляет выборный парламент, а главой является выборный премьер-министр.

– Это нелепость! – закричала бабушка. – Я не для того потратила столько времени, обучая тебя быть принцессой, чтобы, в конце концов оказалось, что ты НЕ принцесса!

– Бабушка! – Честное слово, можно подумать, она никогда не изучала систему управления. – Я по-прежнему принцесса! Но только церемониальная. Как принцесса Эйко в Японии. Или принцесса Беатрис в Англии. И Англия, и Япония – страны с конституционной монархией… как Монако.

– Монако! – Казалось, бабушка пришла в ужас. – Боже праведный, Филипп! Мы не можем быть как Монако! Что она такое говорит?

– Ничего, мама, – сказал папа. Я только сейчас заметила, что его челюсть стала квадратной. А это (как у мамы – когда у нее рот становится маленьким) признак того, что события пойдут не так, как хочу я. – Тебе не о чем беспокоиться.

– На самом деле, – сказала я, – вообще-то есть о чем. Немножко. Перемены предстоят очень большие. Но только к лучшему, я думаю. Помните, наше членство в Европейском союзе было шатким как раз из-за того, что у нас абсолютная монархия. Вспомните историю с улитками. Но теперь, как демократическое государство.

– Опять эта демократия! – закричала бабушка, – Филипп! Что все это значит? О чем она говорит? Объясни, наконец, ты принц Дженовии или не принц?

– Мама, конечно, я принц, – сказал папа успокаивающим голосом. – Не волнуйся. Ничего не изменится. Позволь мне заказать тебе «сайдкар»…

Я прекрасно понимала, что папа пытается успокоить бабушку и все такое. Но мне казалось, что так откровенно врать ей все-таки нехорошо.

– Вообще-то, – сказала я, – изменится многое…

– Нет, – быстро перебил папа. – Нет, Миа, ничего не изменится. Я ценю, что ты нашла и принесла нам этот документ, но в действительности он не означает того, что, как мне кажется, ты имеешь в виду. Он не имеет силы. Тут-то у меня челюсть и отвисла.

– ЧТО? Конечно, он действителен! Амелия сделала все по правилам, изложенным в Дженовийской королевской хартии: скрепила документ печатью, получила подписи двух посторонних свидетелей и все такое. Я это учила. Так что документ действителен.

– Но она не получила одобрение парламента, – возразил папа.

– ДА ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ЧЛЕНЫ ПАРЛАМЕНТА УМЕРЛИ ОТ ЧУМЫ! – Я просто не могла в это поверить. – Или сидели дома, ухаживая за больными родственниками. И ты, папа, не хуже меня знаешь, что в периоды национальных кризисов – например, когда в стране ЧУМА, правительницу ждет неминуемая смерть, и она знает, что после нее трон займет человек, известный как деспот – коронованный принц или принцесса Дженовии может единолично подписать любой закон, какой сочтет нужным, пользуясь своим правом помазанника Божьего.

Честное слово, неужели он думает, затри года уроков принцессы я научилась только пользоваться вилкой для рыбы?!

– Все верно, Миа, – сказал папа, – Но этот конкретный национальный кризис имел место четыреста лет назад.

– Это не означает, что документ становится менее действительным.

– Не означает, – согласился папа, – но тем не менее у нас нет оснований именно сейчас сообщать о нем парламенту. Да и когда бы то ни было.

– ЧТО-О-О???

Я чувствовала себя как принцесса Лейя Органа в фильме «Звездные войны: новая надежда», когда она наконец открыла Великому Моффу Таркину местонахождение тайной базы бунтовщиков (хотя она врала), а он все равно приказал уничтожить ее родную планету Альдераан.

– Мы обязательно должны представить его парламенту! – заорала я. – Папа, Дженовия почти четыреста лет жила во лжи!

– Разговор на эту тему закончен. – Папа взял «Билль о правах», написанный принцессой Амелией, и собрался убрать его в дипломат. – Миа, я ценю твои старания, ты проявила большую сообразительность, раскопав все это. Но я не думаю что этот пергамент – легитимный документ, который мы должны представить вниманию народа Дженовии или ее парламента. Это всего лишь попытка испуганной девочки-подростка защитить интересы людей, которые давным-давно умерли, и нам не о чем беспокоиться.

– Да, ты прав. – Я быстро подошла и забрала пергамент, пока он не исчез навсегда –в темных недрах папиного портфеля от «Гуччи». У меня выступили слезы на глазах. Я не хотела плакать, но ничего не могла с собой поделать: это было ужасно несправедливо, – Конечно, ведь документ написан девушкой. Хуже того, девочкой-подростком. Следовательно, он не имеет законной силы, и его можно просто проигнорировать…

Папа посмотрел на меня мрачным взглядом.

– Миа, ты сама знаешь, что я не это имел в виду.

– Именно это! Если бы его написал кто-то из твоих предков МУЖЧИН, да хоть сам принц Франческо, ты бы обязательно представил его парламенту в следующем месяце, когда он соберется на очередную сессию. Но его написала всего лишь девчонка, которая пробыла принцессой всего двенадцать дней, а потом умерла в одиночестве ужасной смертью. И поэтому ты собираешься им просто пренебречь. Неужели свобода собственного народа действительно так мало для тебя значит?

– Миа… – голос у папы был усталый. – Дженовия неизменно занимает одно из первых мест в рейтинге наилучших мест для жизни на нашей планете, а население Дженовии признается самым довольным жизнью. Средняя температура – семьдесят два градуса по Фаренгейту, почти триста солнечных дней в году, и никто не платит налоги, или ты забыла? За все время, пока я на троне, население Дженовии ни разу не выражало ни малейшего недовольства по поводу своей свободы или ее отсутствия.

– Папа, как они могут сожалеть о том, чего у них никогда не было и чего они не знают? – спросила я. – Но дело даже не в этом. Дело в том, что одна из твоих прародительниц оставила наследство – нечто, что она собиралась использовать для защиты своего народа. Ее дядя выбросил это наследство точно так же, как пытался выбросить ее саму. Если мы не уважаем ее последнюю волю, то мы ничем не лучше дяди.

Папа закатил глаза.

– Миа, уже поздно, я возвращаюсь в свой номер. Вернемся к этому вопросу завтра. – Я отчетливо услышала, как он пробурчал: – Если ты к тому времени не успокоишься.

В этом-то вся суть. Папа думает что у меня просто нечто вроде женской истерики в подростковом варианте – вроде той, из-за которой он послал меня к психологу. И что принцесса Амелия подписала этот закон по точно такой же причине.

Документ игнорируют только потому, что его написала девушка.

Да уж, прекрасно, лучше некуда.

И от бабушки пока что нет никакой помощи. А ведь можно было рассчитывать, что она как женщина проявит некоторое сочувствие к моему состоянию – и состоянию Амелии.

Но бабушка такая же, как все остальные женщины, которые хотят иметь равные права с мужчинами, но не хотят называть себя феминистками. Потому что это, видите ли, «неженственно».

После того как папа ушел, она только посмотрела на меня и сказала:

– Так, Амелия, я до сих пор не пойму толком, о чем был весь этот спор, но я тебе вот что скажу: не возись больше с этим старым пыльным дневником. Ты готова к завтрашнему выступлению? Твой костюм доставили сюда, так что5 думаю, тебе лучше всего прийти сразу после школы и здесь переодеться.

– Я не могу прийти сразу после школы, – сказала я, – завтра у меня сеанс терапии.

Она несколько раз моргнула. Я до сих пор не знала, что папа сказал ей про доктора Натса, но теперь поняла, что он не сказал ничего. Потом она сказала:

– Ладно, тогда придешь после сеанса.

!!!!!

Честное слово! Моя бабушка узнает, что я прохожу курс психотерапии, и все, что она может на это сказать, так это чтобы я ПОСЛЕ СЕАНСА приходила переодеваться, чтобы произнести речь, которую я буду произносить ТОЛЬКО потому, что ей очень захотелось стать членом Domina Rei.

В эту минуту я была готова убить обоих: и бабушку, и папу.

Домой я вернулась такая злая, что даже не могла говорить. Я сразу прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь.

Но мама и мистер Дж. все равно ничего не заметили. Они смотрели сериал и прямо приклеились к телевизору.

К телевизору, который стоит в ИХ СПАЛЬНЕ.

Потому что у них-то никто не забирал телевизор.

Мне хотелось зайти к ним и рассказать, по крайней мере, маме, о том, что происходит. Вот только я заранее знала, что у нее от этого голова взорвется, А как же иначе, ведь ее бывший бой-френд и его мать отбирают у женщины одно из основных ее человеческих прав – потому что разве не это по сути делают папа и бабушка по отношению к Амелии?

Мама бы сразу вышла на тропу войны, она бы позвонила своим подругам-феминисткам и они бы быстренько устроили пикет перед посольством Дженовии. Если бы это не помогло, она бы свалила папу ударом в шею (чтобы сбросить вес, набранный во время беременности, мама занялась карате, и теперь у нее коричневый пояс).

Но.

 Но только это не то, чего я хочу.

Прежде всего, домашнее насилие – не выход.

А, кроме того, я не хочу, чтобы мама решала эту проблему. Мне нужен совет, как я могу решить ее сама. Я.

Мне просто не верится, что все это происходит на самом деле. Неужели это на самом деле и есть моя жизнь?

А если да, то как так вышло!

24 сентября, пятница, английский

Миа, ты в порядке? У тебя такой вид, как будто ты не выспалась.

Да, потому что так оно и есть.

Почему??? О боже, неужели что-нибудь случилось с Джеем Пи? Или с МАЙКЛОМ:::

Нет, Тина. Представь себе, это не имеет никакого отношения к мальчику. Если только не считать мальчиком моего папу.

Он что, снова читал тебе лекцию о том, что если ты будешь недостаточно усердно заниматься? то тебя не примут в колледж Лига Плюща, и дело кончится тем, что ты выйдешь замуж за какого-нибудь циркача, как твоя кузина, принцесса Стефания? Если так, то я хотела тебе сказать, что мне кажется, что БОЛЬШИНСТВО людей не поступает в колледжи Лиги Плюща, но очень мало кто из них кончает тем, что выходит замуж за циркачей, так что вряд ли стоит особо беспокоиться на этот счет.

Нет, все было гораздо хуже.

О боже, неужели он узнал, что ты собиралась подарить Майклу свое Бесценное Сокровище? Если не считать того, что Майкл этого не захотел???

Нет, нечто намного более важное.

Важнее, чем Бесценное Сокровище? Что же это такое?????

Ну…

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

Я не буду передавать записки на уроке

24 сентября, пятница, обеденный перерыв, лестничная площадка третьего этажа

Даже не знаю, что сказать. Наверняка все слова на этой странице уже расплылись от моих слез.

Только я не могу сказать, так ли это, потому что я так сильно плачу, что вообще еле вижу страницу.

Я просто не понимаю, не понимаю, как она могла СКАЗАТЬ такое,

Не говоря уже о том, чтобы СДЕЛАТЬ.

Это гораздо хуже, чем расставание с парнем, с которым я так долго встречалась. Это хуже, чем когда бывший парень моей бывшей подруги заявляет, что он меня любит. Это хуже, чем то, что девочка? которая когда-то была моим самым страшным врагом, теперь сидит со мной за одним столом во время ланча. Это хуже, чем то, что я почти проваливаю математику.

Я имею в виду то, что мой папа пытается обманным путем отнять у народа Дженовии единственный шанс стать демократическим обществом.

И среди всех, кого я знаю, есть только один человек, который мог бы мне посоветовать, что мне со всем этим делать (вместо того, чтобы предоставить решить все проблемы маме).

И этот человек со мной не разговаривает.

Но я думала? мы можем быть выше мелочных обид, правда, я так думала.

Честное слово. Я просто чувствовала, что должна поговорить с Лилли. Потому что Лилли наверняка знает, как мне поступить,

И я подумала: ну что в самом худшем случае может случиться, если я ей расскажу? Что если я просто подойду к ней и расскажу, что происходит? Ей просто ПРИДЕТСЯ как-то отреагировать, правда? Потому что совершается такая несправедливость, что Лилли просто не сможет промолчать, так ведь? Ведь это же ЛИЛЛИ, она не может сложа руки стоять рядом, когда совершается несправедливость. Она на это физически не способна, она обязательно должна будет что-то сказать.

И вероятнее всего, скажет она вот что: – Миа, ты наверное шутишь! Миа, ты должна…

И дальше она расскажет мне, что делать. Правильно?

И тогда я, наконец, смогу избавиться от чувства, что все глубже и глубже сползаю в яму.

Я хочу сказать, может, мы и не станем снова подругами. Но Лилли никогда не допустит, чтобы народ какой-то страны обманом лишили возможности управлять своей жизнью. Правильно? Ведь она так резко настроена против монархии.

Во всяком случае, так я рассуждала. Вот почему сейчас во время обеда я взяла и подошла к ней.

Клянусь, больше я ничего не сделала – просто подошла к ней и все! Я только подошла к тому месту, где она сидела – между прочим, одна, потому что Кенни временно исключили из школы, а Перин пошла к ортодонту, а Линг Су решила остаться в классе искусства, чтобы закончить коллаж, который она сама называет «Портрет художника в лапше и оливках», – и говорю:

– Лилли, можно с тобой поговорить секундочку?

Ну да, возможно, это была неудачная мысль, подойти к ней при людях. Наверное, стоило подождать в туалете, потому что после еды она всегда ходит в туалет мыть руки. Тогда я могла бы поговорить с ней наедине, и если бы она отреагировала плохо, то никто бы этого не увидел и не услышал, кроме меня и, может быть, парочки первокурсниц.

Но я, как ДУРА, подошла к ней перед всеми, села на стул рядом с ней и говорю:

– Лилли, я знаю, ты со мной не разговариваешь, но мне очень нужна твоя помощь. Случилось нечто ужасное: я узнала, что четыреста лет назад одна из моих прародительниц подписала закон, ко которому Дженовия становится конституционной монархией, но этот документ до вчерашнего дня никто не обнаружил, а когда я показала его папе, он по сути от него отмахнулся, потому что его написала девочка-подросток, которая правила всего двенадцать дней, а потом ее унесла Черная смерть, и кроме того, он не хочет, чтобы монархам Дженовии отводилась чисто формальная роль, хотя я ему и сказала, что ему стоит баллотироваться в премьер-министры. За него все проголосуют, это точно. Я чувствую, что совершается ужасная несправедливость, но не знаю, что мне с этим делать, а ты такая умная, я рассудила, что ты могла бы мне помочь…

Лилли подняла взгляд от тарелки с салатом и говорит:

– Почему ты вообще со мной разговариваешь?

Что, должна признать, меня сразу обескуражило. Наверное, мне надо было в ту же секунду повернуться и уйти. Но я, как дура, осталась на месте и продолжала говорить. Потому что… сама не знаю, почему. Я решила, что может быть, Лилли меня неправильно поняла, не расслышала или что-нибудь в этом роде.

– Я же говорю, – сказала я, – мне нужна твоя помощь. Лилли, это так глупо, что ты на меня дуешься…

Лилли только снова посмотрела на меня. Тогда я продолжала:

– Ладно, если тебе нравится и дальше меня ненавидеть, прекрасно. Но как насчет народа Дженовии? Он же не сделал тебе ничего плохого, как, вообще-то и я, но дело не в этом. Тебе не кажется, что народ Дженовии заслужил право выбирать своего собственного лидера? Лилли, ты мне нужна, мне нужна твоя помощь, чтобы разобраться, как мне…

– О боже.

На слове «О» Лилли встала. На слове «боже» она подняла кулак и грохнула им по столу,

Она ударила так сильно, что абсолютно все в кафетерии повернули головы в нашу сторону, чтобы посмотреть, что происходит.

– Поверить не могу! – заорала Лилли. Она в самом прямом смысле заорала на меня, хотя я сидела рядом с ней, футах в двух, не дальше. – Ты просто невероятна! Сначала ты разбиваешь сердце моего брата. Потом ты крадешь моего парня. И после этого думаешь, что можешь прийти ко мне за советом по поводу твоей ненормальной семейки?

К тому времени, когда Лилли дошла до слова «семейки», она уже не кричала, а визжала. Я была в таком шоке, что только сидела и моргала. К тому же я не очень хорошо видела, потому что мои глаза заволокли слезы. Оно, наверное, и к лучшему, потому что я не видела всех ошарашенных лиц, обращенных в нашу сторону. Хотя я слышала, что в кафе наступило оглушительное молчание. Не слышалось даже скрипа вилки по тарелке. Это потому, что никто не хотел упустить ни единого звука из словесной перепалки между мной и моей бывшей лучшей подругой.

– Лилли, – прошептала я. – Ты же знаешь, я не разбивала Майклу сердце, это он разбил мое. И я не крала твоего парня, он…

– Ой, ладно, прибереги это для «Нью-Йорк пост»! – закричала Лилли. – Ты никогда ни в чем не виновата, правда, Миа? Хотя, зачем тебе признавать, что ты не права, когда роль жертвы так хорошо на тебя работает? Да ты посмотри на себя! Теперь твоей лучшей подругой стала ЛАНА УАЙНБЕРГЕР! Тебя это не удивляет? Ты что, не понимаешь, что она тебя просто ИСПОЛЬЗУЕТ? Они все тебя только используют. Я была твоей единственной настоящей подругой, и как ты со мной обошлась?

Я видела на месте Лилли только большое размытое пятно, потому что слезы из моих глаз так и полились. Но я хорошо слышала презрение в ее голосе. И полное молчание, которое повисло вокруг нас.

– И знаешь, что, – продолжала Лилли ядовито и по-прежнему так громко, что ее голос мог бы разбудить и мертвого. – Ты права, ты не разбила Майклу сердце. Его так достало твое постоянное нытье и полная неспособность решить свои собственные проблемы, что он с радостью от тебя сбежал. Жаль только, что мне повезло меньше, чем ему! Я бы все отдала за то, чтобы тоже оказаться за тысячи километров от тебя. Но, по крайней мере, теперь у меня есть сайт, который я создала для собственного успокоения. Может, видела? Его адрес – ihatemiathermopolis.com.

С этими словами она круто развернулась и вышла из кафетерия.

Во всяком случае, я думаю, что она это сделала. Точно сказать не могу, потому что я толком не видела, что происходит, потому что к этому времени я плакала так сильно, что по моему лицу лились два Ниагарских водопада.

Вот почему я не замечала, что ко мне подбежали Тина и Борис, и Джей Пи, и Шамика, и Лана с Тришей – не замечала, пока они не стали похлопывать меня по спине и говорить всякие такие слова: «Миа, не слушай ее, она не думает, что говорит». И «она просто тебе завидует, она всегда тебе завидовала», И «Миа, никто тебя не использует, потому что, если честно, у тебя нет ничего такого, что мне нужно» (эту последнюю фразу сказала Лана. Я знаю, что она хотела как лучше.)

Я знала, что они все только пытались мне помочь, чтобы я чувствовала себя лучше.

Но было поздно. Лилли меня полностью уничтожила, причем публично, и это оказалось последней соломинкой, переломившей спину верблюда. А тот факт, что за тем дурацким сайтом стоит не кто-нибудь, а именно Лилли???

Мне кажется, я всегда об этом догадывалась.

Но слышать, как она признается в этом, громко, с гордостью, как будто она хотела, чтобы я об этом знала…

Мне нужно было срочно выйти. Я понимала, что тем самым я только покажу, что я именно такая, какой меня описала Лилли – жалкая ноющая жертва.

Но мне было совершенно необходимо побыть одной.

Вот почему я здесь, на лестничной площадке третьего этажа, которая ведет к запертой двери на чердак, и где никто никогда не ходит.

Чтобы никто не поднялся, Ларс встал на страже внизу лестницы. Кажется, он искренне за меня волновался. Он говорил:

– Принцесса, может, позвонить вашей маме?

А я ему:

– Спасибо, Ларс, не надо.

А он снова:

– Тогда, может, позвонить вашему отцу?

А я ему:

– НЕТ!

Он, кажется, немного опешил от моей резкости. Но я боялась, что дальше он спросит, не позвонить ли доктору Натсу.

Слава богу, он не спросил. Он только кивнул и сказал:

– Хорошо. Если вы правда так думаете…

Я ему сказала, что мне просто нужно немного побыть одной. Я сказала, что скоро спущусь.

Но прошло уже пятнадцать минут, а слезы у меня так и льются, и я не чувствую, что они могут скоро прекратиться. Я просто не понимаю, как она могла такое сказать. После всего, что мы с ней пережили вместе?.. Как она могла ПИСАТЬ такие вещи на своем сайте? Как она может думать, что я вообще способна делать такие вещи, в которых она меня обвиняет? Как она могла быть такой… такой жестокой?

О, нет, только не это! Я слышу на лестнице шаги. Ларс кого-то пустил! НУ ЗАЧЕМ, ЛАРС, ЗАЧЕМ??? Я же тебя просила…

24 сентября, пятница, ТО

Это было так…

Странно.

Серьезно. Не могу подобрать другого слова для описания того, что случилось.

Неудивительно, что мисс Мартинез боится, что из меня никогда не получится успешный внештатный журналист или писатель.

Но честное слово, как я еще могу это описать? Это было просто… в общем, СТРАННО.

И о чем Ларс только думал? Я же ему сказала, НИКОГО не пускать. Кроме, естественно, директрисы Гупты или какого-нибудь учителя.

Тем не менее я услышала на лестнице шаги, и не успела я и оглянуться, как передо мной возник Борис. Он совсем запыхался, как будто бежал.

Поначалу я испугалась, что сейчас он тоже станет признаваться мне в любви (а что, когда наконец дорастаешь до размера 36С, начинают происходить самые удивительные вещи). Но, к счастью, Борис всего лишь сказал:

– Вот ты где! Я тебя повсюду искал. Вообще-то я не должен тебе это говорить, но это неправда,

– Что неправда? – спросила я, совсем запутавшись.

– То, что сказала Лилли. Насчет того, что ты Майклу надоела. Не могу сказать, откуда я это знаю, но я знаю.

Я улыбнулась. Несмотря на то, что я все еще в полном отчаянии и все такое, я не смогла сдержать улыбку. Честное слово, Тине повезло. У нее самый фантастический бойфренд на свете.

К счастью, она это знает.

– Спасибо, Борис, – сказала я, пытаясь вытереть слезы рукавом, чтобы не так сильно походить на сумасшедшую, как я наверняка походила. – Очень мило с твоей стороны сказать мне об этом.

– Дело не в том, что я пытаюсь сделать тебе приятное, – очень серьезно сказал Борис. Он так набегался по школе в поисках меня, что все еще тяжело дышал. – Я говорю правду. Тебе надо ответить на его письмо.

Тут я еще больше растерялась и недоуменно заморгала.

– Ч-что? Кому ответить?

– Майклу, – сказал Борис. – Он ведь писал тебе е-мейлы, правда?

– Да, – сказала я ошеломленно, – Но откуда ты…

– Тебе нужно ему ответить, – сказал Борис. – Я хочу сказать, если вы с ним расстались, это не значит, что вы не можете остаться друзьями. Разве не об этом вы с ним договорились?

– Да, – сказала я удивленно. – Но откуда ты знаешь, что он писал мне по электронной почте, Борис? Тебе… тебе Тина рассказала?

Борис немного помялся, но потом кивнул.

– Да, точно, Тина.

– А, – сказала я. – Что ж, я, конечно, могу ему ответить. Просто… я пока не готова к тому, чтобы мы с ним были друзьями. Мне все еще больно оттого, что мы не больше, чем друзья.

– Что ж, – сказал Борис, – это я могу понять. Но как только ты почувствуешь, что готова, тебе нужно сразу ему написать. Чтобы он не подумал… ну, ты понимаешь, что ты его ненавидишь. Или что ты его забыла. И все такое.

Как будто ТАКОЕ когда-нибудь может случиться.

Я заверила Бориса, что как только я буду эмоционально в состоянии это сделать, не разваливаясь на части и не умоляя Майкла крупными буквами принять меня обратно, я отвечу Майклу.

А потом Борис сделал нечто очень хорошее. Он вызвался проводить меня до класса. (Как только я взяла себя в руки и уничтожила доказательства моего плача – размазанную тушь и все такое).

И вот мы втроем – Борис, Ларс и я – пришли в класс ТО одновременно (то есть с опозданием). Но это не имело значения, потому что все равно ни миссис Хилл, ни Лилли не было.

Наверное, Лилли удрала, чтобы где-нибудь встретиться с Кенни. Они прямо как Кортни Лав и Курт Кобейн. Только без героина. Лилли только не хватает начать курить, ну и, может быть, сделать себе пару татуировок, и тогда она будет полностью соответствовать образу крутой девчонки.

Борис в последний раз спросил, в порядке ли я, и когда я сказала, что да, он скрылся в чулане и принялся отрабатывать мой любимый этюд Шопена.

Наверняка он сделал это нарочно, ведь он такой внимательный.

Тине и правда очень повезло с ним.

Я только надеюсь, что когда-нибудь мне тоже так повезет.

А вдруг моя полоса везения в том, что касается парней, уже была? И я растратила ее совершенно впустую.

Господи, надеюсь, что это не так. Хотя, даже если это и так, пока она длилась, было здорово.

24 сентября, пятница, приемная доктора Натса

Лана и Триша уговорили меня уйти из школы на «мани-педи тайм-аут», как они это называют. Они сказали, что я это заслужила – после того, что мне пришлось выслушать от Лилли в кафетерии,

Поэтому на шестом уроке вместо того, чтобы играть в софтбол, я сидела в салоне, где мне красили ногти на ногах и на руках (то, что от них осталось, потому что после возвращения из Дженовии я не стала заново наращивать акриловые ногти, а свои собственные обкусала) ярко-красным лаком – цветом, который бабушка считает совершенно неподобающим для молодых девушек.

Именно поэтому я его и выбрала.

Но должна признаться, после того как с сорокаминутным сеансом маникюра-педикюра было покончено, я чувствовала себя не намного лучше, чем до этого. Я знаю, Лана и Триша хотели мне помочь, но в моей жизни сейчас происходит слишком много всего драматического, и такая простая вещь, как массаж рук и ног (и маникюр) не поможет.

Ой, доктор Натс готов меня принять.

Сомневаюсь, что хоть кто-нибудь, включая доктора Натса, вообще когда-нибудь может быть готов заняться мной и катастрофой, которую представляет собой моя жизнь.

24 сентября, пятница, в лимузине по пути в «Четыре сезона»

И вот я излила душу доктору Натсу, ковбою-психотерапевту, и вот что он мне сказал:

– Но у Дженовии уже есть премьер-министр.

Я только посмотрела на него.

– Нет.

– Есть, – повторил Натс. – Как вы мне сказали, я посмотрел фильмы про вашу жизнь, и я точно помню, что…

– В фильмах про мою жизнь эта часть показана неправильно, – сказала я. – И не только это, там много всего неправильного. Они получили какую-то лицензию. Сказали, что хотят сделать фильм увлекательнее. Как будто моя реальная жизнь и без того не достаточно увлекательна.

Тогда доктор Натс сказал:

– А, понятно. – Он с минуту подумал над этим, потом сказал: – Знаете, все это напомнило мне про одну лошадь, которая есть у меня на ранчо…

Я чуть не вскочила с кресла и не бросилась на него.

– НЕ НАДО ОПЯТЬ РАССКАЗЫВАТЬ МНЕ ПРО ДАСТИ! – заорала я. – Я УЖЕ ЗНАЮ ПРО ДАСТИ!

– Это не про Дасти, – сказал доктор Натс с немного испуганным видом. – Это про Панчо.

– Сколько у вас вообще лошадей? – требовательно спросила я.

– О, несколько десятков, – сказал доктор Натс. – Но это неважно. А важно то, что Панчо, так сказать, немножко увлекающаяся натура. Он влюбляется в каждого, кто выводит его из стойла и седлает. Панчо трется об него головой, прямо как кот, повсюду ходит за ним, даже если этот человек обращается с ним не очень хорошо. Панчо жаждет теплоты и нежности, он хочет нравиться всем подряд…

– Ладно, – перебила я, – я поняла. У Панчо проблемы с самооценкой. У меня тоже. Но какое это имеет отношение к тому факту, что мой отец пытается скрыть от народа Дженовии «Билль о правах», который выпустила принцесса Амелия?

– Никакого, – сказал доктор Натс. – Но имеет отношение к тому факту, что вы не пытаетесь ничего сделать, чтобы его остановить.

Я снова уставилась на доктора Натса.

– А это как я, по-вашему, могу сделать?

– А вот в этом вам самой надо разобраться, – сказал доктор Натс.

Это меня просто взбесило.

– Когда я пришла сюда в первый раз, – заорала я, – вы сказали, что у меня есть только один способ выбраться из глубокой черной ямы депрессии – это попросить о помощи. И вот я прошу вас о помощи, и теперь вы говорите, что я должна разобраться в этом сама? Между прочим, сколько вам платят в час?

Доктор Натс спокойно посмотрел на меня, держа в руках блокнот.

– Послушайте, что вы только что рассказали мне про свой день, – сказал он. – Парень, которого вы любили, сказал, что хочет, чтобы вы были просто друзьями, и вы ничего по этому поводу не сделали. Лучшая подруга унизила вас перед всей школой, и вы ничего не сделали. Ваш отец заявляет вам, что не уважает желания вашей покойной прародительницы, и вы ничего не делаете. Еще при нашей первой встрече я вам сказал, что вам никто не поможет, если вы сами себе не поможете. У вас ничего не изменится, если вы не будете каждый день делать что-то, что…

– Меня пугает, – сказала я. – Я ЗНАЮ. Но как? Что мне полагается со всем этим делать?

– Миа, – сказал доктор Натс с некоторой досадой, – речь не о том, что вам полагается делать. Речь о том, что вы хотите сделать?

Я по-прежнему не понимала, к чему он клонит.

– Я хочу… я хочу… я хочу поступить правильно!

– Именно об этом я и говорю, – сказал доктор Натс. – Если вы хотите поступить правильно, то не будьте как Панчо. Сделайте то, что бы сделала на вашем месте принцесса Амелия!

О ЧЕМ ОН ВООБЩЕ ТОЛКУЕТ??? Я не успела разобраться, что доктор Натс имеет в виду, потому что он сказал:

– О, смотрите-ка, наше время истекло. Но сегодняшний сеанс был очень интересным, На следующей неделе я бы хотел снова встретиться с вашим отцом. У меня такое чувство, что вам с ним будет что обсудить. И прихватите с собой вашу бабушку, – добавил доктор Натс. – Я видел ее фотографию в интернете. Мне кажется, она – интригующая женщина.

– Минуточку! – сказала я. – Что вы говорите? Как я могу сделать то, что сделала принцесса Амелия? У нее ничего не вышло, ее законопроект так никогда и не был принят. О нем даже никто не ЗНАЛ, Никто, кроме меня.

– До свидания, – сказал доктор Натс. И выпроводил меня из кабинета.

Я просто не понимаю! Папа платит этому типу за то, чтобы он помог мне решить мои проблемы.

Но он только переводит стрелки на меня и говорит, что я должна решать эти проблемы сама.

Но разве ему не за то платят, чтобы он этим занимался?

И как, скажите на милость, я могу сделать хоть что-то с этой историей с принцессой Амелией и ее законопроектом? Я рассказала папе, и он от меня просто отмахнулся. Что еще я могу сделать?

Хуже всего то, что доктор Натс получил мой анализ крови. Какой результат? Нормальный. Я совершенно нормальная во всех отношениях. Даже лучше, чем нормальная. Как Рокки, я на 99% соответствую всем показателям для моей возрастной группы или что-то в этом роде. Я-то надеялась, что мою депрессию хотя бы можно будет объяснить тем, что я начала есть мясо, и от этого у меня повысился уровень холестерина. Но холестерин у меня в норме. У меня все прекрасно. Я здорова, как чертова лошадь.

Ой! Почему это я употребила слово «лошадь»?

О господи, мы приехали! Поверить не могу, что сегодня мне надо участвовать в этом дурацком мероприятии Domina Rei.

Если я все-таки протащу бабушку в этот клуб или как там это общество называется, пусть она больше не смеет доставать меня насчет моей прически.

Панчо? Он на полном серьезе рассказал мне байку про лошадь по имени Панчо?

24 сентября, пятница, 21.00, Дамская комната в «Уолдорф Астория»

Ей ужасно не понравился мой лак для ногтей.

Она ведет себя так, будто одно то, что у меня такие ногти, напрочь лишает ее шансов стать членом этого общества. Из-за моих ногтей она расстраивается куда больше, чем из-за того, что наша семья вот уже несколько столетий по сути живет во лжи. Это было первое, о чем я заговорила, когда вошла в ее номер.

– Бабушка, – сказала я, – не может быть, чтобы ты тоже считала, что игнорировать последнюю волю покойной принцессы Амелии Вирджинии – правильно. Неужели ты согласна с папой?

Она закатила глаза и сказала:

– Только не начинай этот разговор снова! Твой отец ПООБЕЩАЛ, что к этому времени ты уже забудешь об этой истории.

Да, я заметила, что сегодня он не ответил ни на один из моих звонков и ни разу не перезвонил, Он объявил мне бойкот, прямо как Лилли.

Точнее, как Лилли до сегодняшнего дня, когда она взорвалась в кафетерии.

– Честное слово, Амелия, – продолжала бабушка. – Не думаешь же ты, что мы полностью перекроим свои жизни из-за прихоти какой-то принцессы, которая четыреста лет назад умерла?

– Бабушка, Амелия разработала «Билль о правах» не по прихоти. И наши жизни не изменятся, – возразила я. – Мы будем и дальше жить так же, как жили, разница только в том, что мы не будем управлять Дженовией. Мы позволим народу Дженовии выбирать тех, кто будет им управлять. И этим человеком вполне может быть папа…

– Но что, если не он? – требовательно спросила бабушка. – Где мы тогда будем жить?

– Бабушка, – сказала я, – мы будем и дальше жить во дворце, как всегда…

– Нет, не будем, – перебила ока. – Дворец станет резиденцией премьер-министра, кто бы им в конце концов не стал. Неужели ты думаешь, что я допущу, чтобы в моем прекрасном дворце жил какой-то ПОЛИТИК? Да он наверняка застелет весь дворец коврами. БЕЖЕВЫМИ.

Честное слово, мне хотелось ей шею свернуть!

– Бабушка! Премьер-министр будет жить… ну, не знаю, где, но где-нибудь еще. А мы по-прежнему будем королевской семьей, будем жить во дворце и продолжать выполнять все обязанности, которые мы обычно выполняем. КРОМЕ УПРАВЛЕНИЯ.

На это она только сказала:

– Твой отец об ЭТОМ и слышать не захочет. Так что тоже можешь об этом забыть. Господи, Амелия, КРАСНЫЕ ногти? Ты что, хочешь, чтобы меня хватил удар?

Ну да, я понимаю, что этот вечер кажется ей ужасно важным. Вы бы видели, как она расправила перышки, когда во время коктейля ко мне подошла герцогиня и заохала:

– О, принцесса Амелия! Бог мой, как вы выросли с тех пор, как я вас видела в прошлый раз!

– Да, – ядовито сказала бабушка, поглядывая на необъятный живот Беллы Треванни. Или я должна сказать, необъятный живот принцессы Рене. – Так же, как и ваша внучка.

– Ждем родов со дня на день, – проворковала герцогиня,

– Вы слышали? – спросила Белла. – Это девочка!

Мы обе ее поздравили. Она и правда выглядит счастливой, даже светится изнутри, как, говорят, светятся беременные женщины.

И поделом моему кузену Рене, что у него будет девочка, он всегда был таким бабником. Когда его ребенок вырастет и начнет ходить на свидания, Рене поймет, что чувствовали отцы девушек, с которыми он встречался.

Но герцогиня – не единственная, на кого бабушка надеялась произвести впечатление.

Здесь собрались самые что ни на есть сливки нью-йоркского общества – женщины. Мужчины на собрания Domina Rei не допускаются. Кроме ежегодного бала, но сегодняшнее мероприятие – не бал. Я только что видела Глорию Вандербилт – она подкрашивала губы, стоя за пальмой в горшке. И я почти уверена, что в соседней со мной кабинке подтягивает колготки Мадлен Олбрайт.

Знаете, я поняла. Я правда поняла, почему бабушке так хочется стать одной из этих женщин. Они все невероятно влиятельные – и при этом обаятельные. Когда мы только вошли, мама Ланы, миссис Уайнбергер, была со мной очень мила, на вид она совсем не похожа на женщину, которая способна продать любимого пони дочери, не дав той даже попрощаться с ним. Она пожала мне руку и сказала, что я являю собой прекрасный образец для подражания для всех молодых девушек. И еще сказала, что ей бы хотелось, чтобы у ее собственной дочери была такая же хорошая голова на плечах, как у меня.

При этих словах Лана, которая стояла рядом с матерью, фыркнула, прикрывая рот палантином.

Но потом я поняла, что Лана на меня зла не держит, потому что через секунду она взяла меня за руку и сказала:

– Пойдем-ка, у них в буфете есть шоколадный фонтан» Только шоколад низкокалорийный, потому что сделан со «Сплендой». – Утащив меня на безопасное расстояние, так, чтобы нас не слышали ни ее мама, ни бабушка, она добавила: – А еще у них тут классные помощники официантов, ужасно сексапильные.

Но неважно. С минуты на минуту мне придется произносить речь. Бабушка заставила меня еще раз повторить ее в лимузине. Я ей все твержу, что речь такая скучная, что ни на кого не произведет впечатление, и уж тем более никого не вдохновит. Но она уперлась и думает, что речь о канализации – это именно то, что хотят услышать женщины из Domina Rei.

Ну да. Я просто уверена, что Беверли Белльрив из суперпопулярного новостного шоу «24/7» не терпится узнать все о канализационной системе Дженовии. Я только что встретила ее в вестибюле, она широко улыбнулась мне и говорит:

– О, привет! Ты так выросла!

Наверное, она помнит тот случай, как я давала интервью, будучи еще первокурсницей… О боже.

Нет. Не может быть, чтобы он имел в виду именно это, когда говорил… нет, не может быть, чтобы он имел в виду это.

Нет. Просто…

Минуточку! Он сказал, чтобы я не была как Панчо. Он сказал, чтобы я поступила так, как поступила бы принцесса Амелия.

Она хотела, чтобы в Дженовии была демократия.

Только об этом никто не узнал.

Но это неправда. КТО-ТО все-таки знает,

Я знаю.

И вот сейчас, в этот самый момент, я оказалась в уникальном положении – в моих силах сделать так, чтобы об этом кроме меня узнали еще две тысячи человек.

Включая Беверли Белльрив, у которой самый большой рот во всей новостной журналистике.

Нет. Просто нет. Это было бы неправильно. Это было бы… это было бы…

Папа меня УБЬЕТ.

Но… тогда я точно не буду похожа на Панчо.

Но как я могу? Как я могу поступить так по отношению к папе, к бабушке?

Ладно, кому какое дело до бабушки, но как я могу поступить так с папой?

О, нет, я слышу голос бабушки, она идет за мной. Пришло время…

Нет! Я не готова! Я не знаю, что делать! Мне нужно, чтобы кто-нибудь сказал мне, как поступить!

О, господи.

Кажется, кто-то уже сказал.

Вот только этого «кого-то» уже четыреста лет как нет на свете.

ПРИНЦЕССА ВЗОРВАЛА БОМБУ ДРУГОГО РОДА

4 СЕНТЯБРЯ, ПЯТНИЦА, 23.00,

НЬЮ-ЙОРК сити

Для немедленной публикации

Принцесса Миа – о которой недавно говорили во всех новостях в связи с историей со взрывом нитрокрахмала в химическом кабинете средней школы имени Альберта Эйнштейна, в результате чего она и двое других учеников (включая Джона Пола Рейнольдса-Эбернети IV, по слухам, нынешнего принца-консорта принцессы) получили легкие ранения и были отправлены в отделение «скорой помощи» больницы Ленокс-хилл – взорвала свою собственную бомбу: она обнародовала документ четырехсотлетней давности, согласно которому монархия в Дженовии является не абсолютной, а конституционной.

Разница очень существенная. При абсолютной монархии царствующая особа (в случае Дженовии это отец Миа, принц Артур Кристофф Филипп Джерард Гримальди Ренальдо) правит народом и страной по праву Божьего помазанника. При конституционной монархии признается формальная роль наследника престола (таким примером является королева Англии), но все фактические решения по управлению страной принимает выборный глава государства, обычно в сотрудничестве с парламентом.

Принцесса Миа обнародовала эту ошеломляющую информацию на благотворительном вечере в пользу африканских сирот, который устраивала Domina Rei, элитная женская организация, известная своей широкой благотворительной деятельностью и своими знаменитыми членами (включая Опру Уинфри и Хилари Клинтон).

В своем обращении к Нью-Йоркскому отделению общества принцесса Миа зачитала черновой перевод фрагмента дневника принцессы, потомком которой она является. В этом дневнике молодая женщина описывает свою борьбу с чумой и с деспотичным дядей и подписание «Билля о правах», гарантирующего народу Дженовии свободу выбирать следующего лидера,

К сожалению, в хаосе, последовавшим за эпидемией Черной смерти, прокатившейся по Средиземноморью, этот документ был утерян на века – до сегодняшнего дня.

Говорят, что когда принцесса Миа рассказывала, как она счастлива, что имеет возможность подарить народу Дженовии демократию, глаза многих слушательниц увлажнились слезами. А ее ссылка на известное изречение Элеоноры Рузвельт – которая тоже была членом Domina Rei – вызвало овации, слушатели приветствовали принцессу стоя.

«Каждый день совершайте какой-нибудь один поступок, который вас пугает, – посоветовала принцесса слушателям. – Никогда не думайте, что вы не можете ничего изменить. Даже если вам всего шестнадцать, и вы всего лишь глупая девчонка, не позволяйте никому тебя отталкивать. Помните еще одно высказывание Элеоноры Рузвельт: «Никто не может вызвать в вас чувство собственной неполноценности без вашего согласия"', Вы способны на великие дела, и не позволяйте никому говорить, что только потому, что вы были принцессой всего двенадцать дней, вы не знаете, что делаете».

«Это была очень вдохновляющая речь», – прокомментировала Беверли Белльрив, звезда новостного телевизионного шоу «24/7», которая объявила о своих планах посвятить целый раздел своего шоу переходу этой маленькой страны от монархии к демократии. А реакция вдовствующей принцессы Клариссы – она открыто рыдала, почти до истерики – заставила прослезиться абсолютно всех в зале. Воистину, это был запоминающийся вечер, и речь, которую мы услышали, определенно была лучшей из всех, какие нам только доводилось слушать на торжественных вечерах.

Нам не удалось получить комментарии ни от вдовствующей принцессы, ни от ее внучки, обе недоступны для журналистов – сразу после мероприятия обе отбыли на лимузине в неизвестном направлении.

Ко времени выхода номера в печать нам не удалось дозвониться ни до принца Филиппа, ни до пресс-службы Дженовийского дворца.

24 сентября, пятница, 23.00, в лимузине по пути домой из «Уолфорд Астории»

Знаете, что? Мне все равно.

Серьезно, все равно. Я поступила правильно, я это знаю.

И папа может орать сколько угодно и сколько угодно повторять, что я всем нам сломала жизнь.

И бабушка может сколько угодно падать на кушетку и требовать столько «сайдкаров», сколько ей вздумается,

Я не жалею о том, что сделала.

И никогда не пожалею.

Вы бы слышали, как затихли слушатели, когда я начала рассказывать им о принцессе Амелии Вирджинии! В банкетном зале стало тише, чем в школьном кафетерии, когда Лилли при всех на меня накинулась. А ведь сегодня вечером в этом зале было примерно человек на восемьсот больше, чем днем в кафетерии.

И каждая женщина, сидевшая в зале, смотрела на меня, совершенно завороженная рассказом о принцессе Амелии. Когда я рассказывала, как дядя Франческо приказал сжечь все книги из дворцовой библиотеки, мне кажется, я увидела слезы в глазах Рози О'Доннел – СЛЕЗЫ!

А когда я дошла до того момента, когда Амелия обнаружила у себя первую пустулу, то я совершенно точно слышала, как со стороны Нэнси Пелоси донесся всхлип!

Но потом я стала объяснять, что миру давно кора признать, что шестнадцатилетние девушки способны на гораздо большее, нежели фотографироваться для обложки журнала «Rolling Stone» в наряде, не прикрывающем пупок, или терять сознание с. перепою перед каким-нибудь ночным клубом, что пора признать, что мы можем отстаивать свои взгляды и готовы прийти на помощь тем, кому эта помощь нужна… в общем, тут-то мне и устроили овацию.

Я наслаждалась всеобщими поздравлениями и тем, что мама Ланы снова повторила, что рада будет принять мою заявку на вступление в члены Domina Rei как только мне исполнится восемнадцать, когда меня дернул за рукав Ларс. (Наверное, мужчин все-таки пускают на мероприятия Domina Rei, если эти мужчины – телохранители). Ларс сказал, что моя бабушка уже потеряла сознание в лимузине.

 И что отец хочет меня немедленно видеть. Но неважно. Бабушка наверное упала в обморок просто от избытка чувств, потому что ее наконец попросили стать членом клуба, который до этого лет пятьдесят или сколько там ею пренебрегал. Потому что я сама видела, как к ней подошла София Лорен и вручила приглашение вступить в члены клуба. Бабушка чуть из кожи не выпрыгнула, с таким нетерпением она сказала, что подумает. Что на языке принцесс означает: «Я позвоню вам утром и скажу «да», но сейчас я не могу это сказать, потому что тогда будет видно, что мне прямо не терпится».

Папа, наверное, часа полтора орал, что я страшно подвела семью и что в парламенте его теперь ждет настоящий кошмар, потому что дело выглядит так, будто наша семья все это время скрывала документ, и что теперь, если он хочет продолжить те начинания, которые он предпринял, ему придется баллотироваться в премьер-министры, и никому, не известно, выиграет ли он выборы, если кроме него будет баллотироваться еще кто-нибудь из этих остолопов, и что народ Дженовии никогда не привыкнет к жизни при демократии, и что у меня все равно останутся мои королевские обязанности, только теперь мне, наверное, придется когда-нибудь искать работу, потому что мое содержание урежут вдвое, и что он надеется, что я довольна тем, что разрушила династию и что я сознаю, что войду в историю как позор семьи Ренальдо… и все такое, пока я в конце концов не сказала:

– Знаешь, что, папа? Тебе нужно обсудить этот вопрос с доктором Натсом, И ты обсудишь, потому что вообще-то он велел, чтобы в пятницу ты и бабушка пришли на сеанс вместе со мной.

Услышав ЭТО, папа смолк. Вид у него стал ужасно испуганный, прямо как в тот раз, когда одна стюардесса заявила, что ждет от него ребенка – пока он не понял, что видит ее впервые в жизни.

– Я? – вскричал он. – Я должен прийти на твой сеанс у психолога? Да еще вместе с моей матерью?

– Да! – Я не собиралась отступать. – Потому что я очень хочу поговорить о том, что во время заполнения анкеты для оценки твоего психологического состояния, против утверждения «Я чувствую, что истинная романтическая любовь прошла мимо» ты отметил галочкой вариант ответа «иногда», хотя всего пару недель назад сказал мне, что будешь всю жизнь жалеть, что дал маме уйти. То есть ты обманывал доктора Натса, а ты знаешь, что если врать во время сеансов психотерапии, пусть даже такому психологу, как мой, то только сделаешь хуже самому себе.

Папа только заморгал. Наверное, потому, что я слишком резко сменила тему. Но потом он с очень раздраженным видом сказал:

– Миа, в противоположность тому, что ты насочиняла с твоим слишком романтическим воображением, я не сижу целыми днями, тоскуя по твоей матери. Да, иногда я жалею о том, что у нас с ней не сложилось. Но жизнь продолжается. И ты тоже поймешь, что у тебя будет жизнь и после Майкла. Поэтому я действительно иногда думаю о том, что истинная романтическая любовь прошла мимо. Но остальное время я живу с надеждой, что где-то совсем рядом, за следующим поворотом, меня может ждать новая любовь, так же, как – я надеюсь – она ждет тебя. А теперь, может, вернемся к более насущным проблемам? Ты не имела никакого права делать то, что ты сегодня сделала. Я очень, очень тобой разочарован.

Но я не слушала, что он говорил дальше – у меня в голове засела его фраза: «я живу с надеждой, что где-то совсем рядом, за следующим поворотом, меня может ждать новая любовь, так же, как – я надеюсь – она ждет тебя». Интересно, как с человеком может произойти такое превращение? Как можно перейти от тоски по человеку э которого любишь так отчаянно, что без него чувствуешь зияющую пустоту в груди, к надежде на то, что где-то совсем рядом, за следующим поворотом, тебя может ждать новая любовь?

Я просто не знала.

Но я надеялась, что однажды такая перемена произойдет и со мной.

Ой, мы уже на Томпсон-стрит.

Здорово. Как будто сегодня вечером в моей жизни было недостаточно событий. Теперь еще в нашем вестибюле болтается какой-то бомж. Ларсу придется его выгонять.

Надеюсь, ему не понадобится пускать в ход электрошокер.

25 сентября, суббота, час ночи, мансарда

Оказалось, что это был не бездомный.

Это был Джей Пи.

Он ждал меня в вестибюле, потому что на улице было не по сезону холодно и он не хотел стоять возле дома. А звонить по домофону моей маме он тоже не хотел, потому что она могла спать.

Но он хотел со мной увидеться, потому что узнал из новостей о моей речи. И он хотел убедиться, что я в порядке.

И вот он приехал в центр города, чтобы со мной встретиться.

– Я хочу сказать, – все говорил он, – что это большое событие, как они и говорят в новостях. То ты обычная девочка, а потом вдруг через минуту – принцесса. А через несколько лет наоборот: то ты принцесса, то вдруг через минуту – уже нет.

– Я по-прежнему принцесса, – заверила я.

– Правда?

Казалось, Джей Пи в этом не уверен. Я кивнула.

– Я всегда буду принцессой. Просто теперь, если захочу, я могу быть принцессой, у которой есть постоянная работа, квартира и все такое.

Все это я объясняла Джею Пи, стоя на крыльце. Это было после того как Ларе его чуть было не обезвредил, потому что сначала он тоже принял его за бездомного бродягу. И пока я объясняла, произошло нечто очень странное.

Пошел снег.

Сейчас еще очень рано для снега на Манхэттене, особенно если учесть глобальное потепление. Но было довольно холодно. Не настолько холодно, чтобы подмораживало, но все равно, я точно знаю, что, пока я говорила, с розового неба (а розовым оно было потому, что облака висели очень низко, и в них отражались городские огни) упало штук десять крошечных белых хлопьев.

И пока я смотрела на эти белые хлопья, которые падали мне на лицо, пока я слушала, как Джей Пи объясняет, что он рад, что я все-таки осталась принцессой, произошло нечто очень странное.

Внезапно, ни с того ни с сего – именно так – я вдруг перестала чувствовать себя в депрессии,

Никак по-другому объяснить не могу, мисс Мартинез наверняка была бы разочарована моей неспособностью подобрать нужные описательные глаголы.

Но все произошло именно так. Внезапно мне вдруг перестало быть так грустно, как раньше.

Не то чтобы я вылечилась, или что-нибудь в этом роде.

Но я поднялась еще на несколько футов выше со дна глубокой черной ямы, и теперь я снова могла видеть небо, и очень ясно. Теперь оно, казалось, было совсем близко, всего в нескольких футах, а не далеко-далеко, как раньше. И я почти выбралась из ямы.

А потом, пока Джей Пи говорил: «Надеюсь, ты не думаешь, что я к тебе пристаю, потому что я не пристаю, я просто подумал, что, может быть, тебе пригодится друг, поскольку твой папа наверняка сейчас очень недоволен…» – я почувствовала себя… в общем, я почувствовала себя счастливой.

Правда. Счастливой.

Не то чтобы я была на седьмом небе от счастья и все такое. Не в экстазе. Не в восторге.

Но это была настолько приятная перемена по сравнению с постоянным ощущением грусти, что я вдруг совершенно спонтанно, не задумываясь, обняла Джея Пи обеими руками за шею и крепко поцеловала его в губы.

Кажется, он сильно удивился. Но в последнюю минуту оправился от потрясения, тоже обнял меня и ответил на поцелуй.

И самым странным во всем этом было то, что, когда его губы коснулись моих, я в самом деле что-то почувствовала,

Я в этом уверена.

Это было совсем не похоже на то, что я чувствовала, когда целовалась с Майклом.

Но это было что-то.

Может быть, дело было просто в том, что две-три снежинки коснулись моего лица.

Но может быть – только возможно – это было то, о чем говорил папа.

Надежда.

Я не знаю. Но это было приятно.

Наконец Ларс кхекнул, и я отпустила Джея Пи.

Потом Джей Пи, весь такой смущенный, сказал:

– Вообще-то, может быть, я и правда к тебе пристаю. Немножко. Можно мне завтра поприставать к тебе еще?

Я засмеялась. Потом сказала:

– Можно. Спокойной ночи, Джей Пи. И потом я вошла к себе.

У себя в компьютере я обнаружила в почтовом ящике два письма. Первое было от Тины.

ЯлюРоманы: Дорогая Миа,

О боже, я только что увидела это в новостях! Миа, ты прямо как Дрю в фильме «История вечной любви», когда она вошла с крыльями на спине! Только ты не просто прекрасно выглядела на вечеринке, ты реально что-то ДЕЛАЛА! Вроде как НОСИЛА НА СПИНЕ ПРИНЦА. Только лучше. ПОЗДРАВЛЯЮ!!!!!

С любовью,

Тина.

Потом я щелкнула мышкой на второе письмо. Оно было от Майкла. Как всегда, когда я увидела его имя, мое сердце забилось быстрее. Это, наверное, никогда не изменится. Но, по крайней мере, температура моих ладоней не изменилась, в кои-то веки.

В тексте его письма была ссылка на статью о том, как я взорвала свою собственную бомбу. А под ней шел текст:

Скиннербкс: Дорогая Миа, Ты что же, бросила трон и принесла демократию в страну, которая никогда ее не знала? Ну, ты даешь, Термополис!

Майкл.

Прочитав это, я невольно рассмеялась.

И, знаете, оказалось, что приятно посмеяться по поводу чего-то, что сказал (или написал) Майкл. Кажется, такого не случалось очень, очень давно.

А потом мне пришло в голову, что, пожалуй, мы с Майклом и правда можем быть друзьями. Во всяком случае, пока,

И в этот раз я, вместо того чтобы нажать «удалить», нажала кнопку «ответить». И ответила на его письмо.