Мне показалось, что прошло несколько часов, но на самом деле я, наверное, провизжала не больше минуты, когда далеко внизу мужской голос выкрикнул мое имя.
– Я здесь! – закричала я. – Наверху! На десятом этаже!
Голос что-то сказал, и внизу, слева от меня, обе кабины лифта пришли в движение и стали опускаться. Если бы мне хватило духу, я бы рискнула и прыгнула на крышу ближайшего лифта. Но расстояние между мной и кабинами было больше пяти футов – с такого же расстояния, наверное, прыгали Элизабет и Роберта, когда промахнулись и разбились, если, конечно, принять версию, что они погибли, занимаясь лифт-серфингом, – и меня парализовал страх.
Я понимала, что долго так не продержусь. После удара неизвестно чем мое плечо онемело от боли, ладони горели от того, что я держалась за ржавый металлический трос, руки кровоточили, и трос становился скользким от моей собственной крови.
Мне смутно вспомнились школьные уроки физкультуры.
Я не блистала по части лазания по канату, да и вообще по физкультуре, но помнила: чтобы удержаться на канате, нужно обмотать свободный конец каната вокруг ступни на манер петли.
Обмотать вокруг ступни металлический трос оказалось гораздо труднее, чем канат в пятом классе, но в конце концов я кое-как закрепилась. Однако я все равно не продержусь дольше, чем несколько минут. Плечо и особенно руки ужасно болели, а болевой порог у меня всегда был низким, поэтому я знала, что скорее отпущу трос, упаду и разобьюсь, чем буду терпеть боль.
Что ж, я прожила неплохую жизнь. Конечно, бывали и трудные времена, но детство у меня было хорошее, по крайней мере, родители следили, чтобы я не ложилась спать голодной.
Я никогда не подвергалась насилию или надругательству. У меня была успешная карьера, правда, ее пик пришелся лет на восемнадцать. Но все равно. Мне доводилось есть во множестве отличных ресторанов. И что важно – я уверена, о Люси позаботятся. Если со мной что-нибудь случится, за ней будет присматривать Купер.
Мысль о Купере напомнила мне, что вообще-то я вовсе не хочу умирать – только не сейчас, когда, кажется, жизнь становится интереснее. Если я умру, то так и не узнаю, что Купер обо мне думает. Он собирался мне сказать, но вот теперь я могу умереть и не узнать.
Может, умирая, человек получает доступ ко всем знаниям вселенной.
А вдруг не получает? Что, если человек просто умирает, и с этим все кончается?
Но ведь ремонтники уверяли, что тросы, на которых висит лифт, просто не могут лопнуть. Ну ладно, один еще как-нибудь может, но не все сразу. Тросы порвались не случайно, кто-то подстроил это. Судя по огненному шару, который вырвался снизу, наверное, кто-то подложил бомбу.
Точно, это была бомба.
Кто-то пытался меня убить.
Опять.
Я задумалась, кто может желать моей смерти, и это на некоторое время, может, на минуту, отвлекло меня от боли в содранных руках и даже от мыслей о том, что думает обо мне Купер. Ну, во-первых, есть Кристофер Эллингтон, который уже пытался сбросить на меня с балкона горшок с геранью из-за того, что я подозреваю его в убийстве. Ему понадобится надежное алиби.
Но откуда Кристофер Эллингтон мог знать, что я окажусь на этом лифте? Я редко пользуюсь служебным лифтом. Фактически я езжу на нем только в тех случаях, когда гоняюсь за лифт-серферами.
Может, Гевин Мак-Горен каким-то образом замешан в смертях Элизабет Келлог и Бобби Пейс? Версия неправдоподобная, но какие еще могут быть объяснения? Хулио не может быть убийцей. Он наверняка погиб. С какой стати ему убивать и меня, и себя?
Ближайший ко мне лифт вдруг двинулся обратно, и я заметила, что на его крыше кто-то есть. Но это не Гевин Мак-Горен. Я прищурилась (в шахте было полно дыма) и разглядела мрачное лицо Купера. Он идет меня спасать. Это означает, что я ему нравлюсь. Хотя бы немножко. Видите ли, если ради моего спасения человек рискует жизнью…
– Хизер! – Голос Купера звучал как всегда спокойно и уверенно. – Не двигайся.
– Как будто я могу куда-то отсюда деться, – сказала я.
Вернее, попыталась сказать. На самом деле я услышала только какое-то истерическое бормотание. Не может быть, чтобы это я его издала.
– Хизер, слушай меня внимательно. – Купер поднялся на крышу лифта № 1 и ухватился за тросы. Даже сквозь дым я видела, как побледнело под загаром его лицо. С чего бы это? – Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
– Хорошо, – сказала я, а про себя подумала: «Во всяком случае, попытаюсь».
– Я хочу, чтобы ты перелетела на тросе в эту сторону, как на тарзанке. Не бойся, я тебя поймаю.
– Угу. – Тут я совершила ошибку: посмотрела вниз. – Нет!
Между прочим, мое «нет» прозвучало достаточно решительно.
– Не смотри вниз! – приказал Купер. – Давай, Хизер, ты сможешь. Здесь всего несколько футов.
– Не буду я никуда перелетать. – Я еще крепче ухватилась за трос. – Я буду висеть тут, пока не приедут спасатели.
– Хизер… – В голосе Купера послышались нетерпеливые нотки, так хорошо мне знакомые. – Оттолкнись от стены и качнись в мою сторону. По моей команде отпустишь трос. Я тебя поймаю, клянусь.
Я замотала головой.
– Ну, знаешь, ты, правда, сумасшедший! – Мой голос звучал как-то странно, как фальцет. – Неудивительно, что семья от тебя отказалась.
– Хизер, вахтер сказал, что трос, на котором ты висишь, плохо держится, он может в любую минуту оборваться, как остальные.
– Ох!
Это совсем другое дело.
– А теперь делай, что я сказал. – Купер подался вперед так далеко, как только мог. – Оттолкнись ногой от стены и лети в мою сторону. Не бойся, я тебя поймаю.
Откуда-то сверху донесся звук, похожий на стон. Я была почти уверена, что это не от меня. Вероятнее всего, от того троса, за который я держалась.
Потрясающе.
Я закрыла глаза и налегла на трос, заставляя его качнутся в сторону дальней стены шахты лифта. Освободив ступню от троса, я изо всех сил оттолкнулась от кирпичной кладки. И, как камень из пращи, полетела по направлению к ждущим меня рукам Купера. Я оказалась к нему не так близко, как бы мне хотелось. Но, тем не менее, Купер закричал:
– Хизер, отпускай трос! Отпускай!
«Ну вот, – подумала я. – Мне конец. Может, о моей жизни все-таки сделают телепередачу».
И отпустила трос.
На секунду я испытала то, что, должно быть, испытали Элизабет и Роберта – ужас полета без страховочной сетки или бассейна с водой.
Но в отличие от них я не полетела вниз навстречу смерти, а почувствовала, как мои запястья обхватили крепкие пальцы Купера. Я всем телом ударилась о стенку лифта, а руки едва не оторвало в плечах – во всяком случая, мне так показалось. Глаза я плотно зажмурила, но чувствовала, как меня медленно поднимают. Я перебирала ногами, пытаясь нащупать опору, пока, наконец, не приземлилась задом на твердую поверхность.
Только тогда я открыла глаза и увидела Купера, который сумел-таки меня вытащить. От напряжения и пережитого страха мы оба тяжело дышали. Во всяком случае, я – от страха. Но мы живы. Я жива!
Над нашими головами снова раздался звук, похожий на стон. И я увидела, что трос, за которой я цеплялась, вместе со шкивом, на котором он держался, сорвался и полетел вниз.
Наконец я смогла отвести взгляд от нагромождения металла на дне шахты и обнаружила, что стою, вцепившись в рубашку Купера, а он заботливо меня обнимает. Его лицо по цвету стало похоже на дым вокруг нас. На рубашке, там, где я за него хваталась, остались многочисленные пятна крови и ржавчины. А теперь я ее еще и измяла.
– Ой, извини.
Купер опустил руки:
– Ничего страшного.
Голос его звучал спокойно, но в голубых глазах сквозило нечто такое, чего я никогда прежде не видела. Понять, что это, я не успела: из кабины, на крыше которой мы сидели, донесся знакомый голос:
– Ну так что, она в порядке или как?
Я заглянула в отверстие в потолке, и на лице Пита отразилось огромное облегчение.
– Хизер, ты нас так перепугала, мы чуть в штаны не наложили, – с бруклинским акцентом сказал Пит. И действительно, его голос чуть заметно дрожал. – Как ты?
– Я в порядке.
В подтверждение своих слов я почти самостоятельно, хотя и довольно неловко, спустилась с крыши в кабину.
В какой-то момент раненое плечо напомнило о себе острой болью, но благодаря тому, что Пит твердо взял меня за локоть, а Купер осторожно придержал за ремень джинсов, мне удалось сохранить равновесие. Оказавшись в кабине лифта, я вдруг поняла, что у меня дрожат коленки, да так, что очень трудно удержаться на ногах. Но я справилась, опершись о стену.
– Что с Хулио? – спросила я.
Купер и Пит переглянулись.
– Он жив, – сказал Купер, как-то странно стиснув зубы.
– По крайней мере, был жив несколько минут назад, – Уточнил Пит. Он вставил ключ, позволяющий лифту спускаться без остановок. – Но неизвестно, будет ли жив к тому времени, когда его достанут.
У меня закружилась голова.
– Достанут?
– Спасателям придется разрезать металл.
Я вопросительно посмотрела на Купера, но он предпочел не вдаваться в подробности. И я вдруг поняла, что не хочу их знать.
Я снова оказалась в отделении неотложной помощи больницы Святого Винсента – во второй раз за два дня. Только на этот раз я сама была пациенткой. Я лежала на медицинской тележке, дожидаясь, пока мне сделают рентген плеча. Купер отправился искать для меня салат с тунцом, потому что от пережитого страха я ужасно проголодалась.
Я с тоской смотрела на свои забинтованные пальцы и ладони, которые горели от множества наложенных швов. Как сообщил молодой (такой молодой, что это даже раздражало) хирург, мои руки будут нормально служить мне не раньше, чем через несколько недель. А до тех пор я не смогу даже держать карандаш, о том, чтобы играть на гитаре, и думать нечего.
Не представляю, как я смогу работать, если от моих рук мало толку. Наверное, окажись на моем месте Джастин, она бы что-нибудь придумала. Пока я об этом размышляла, появился детектив Канаван. Он снова сжимал в зубах незажженную сигару, уж не знаю, туже самую или новую, но по виду я бы сказала, что ту же.
– Мисс Уэллс, приветствую, – бросил он небрежно, словно мы случайно наткнулись друг на друга в универмаге или кафе. – Слышал, у вас было очень богатое событиями утро.
– О, это вы о том, что кто-то пытался меня убить? Снова?
– Да, об этом. – Канаван вынул сигару изо рта. – Ну, вы на меня в обиде?
Вообще-то, да, немножко. Но он по большому счету не виноват. Цветочный горшок, правда, мог упасть случайно.
И Элизабет и Роберта, правда, могли погибнуть, прыгая с лифтов.
Но только горшок упал не случайно. И девушки погибли не потому, что занимались лифт-серфингом.
– Могу вас понять, – сказал Канаван еще до того, как я успела что-нибудь ответить. – Мы имеем бэкстритбоя с разбитой головой и лифтера в реанимации.
– И двух убитых девушек, – напомнила я. – Не забывайте про них.
Канаван сел на оранжевое пластиковое сиденье, которое было привинчено к стене рядом с рентгеновским кабинетом.
– Точно, двух убитых девушек. Не говоря уже об одной ассистентке директора, которая по всем прикидкам тоже должна быть мертва. – Он снова сунул в рот сигару. – Мы считаем, что это была трубчатая бомба.
– Что-о?
– Трубчатая бомба. Немудреное устройство, но весьма эффективное. В замкнутом пространстве, например в кирпичной шахте лифта, эта бомба причиняет гораздо больше вреда, чем если бы была заложена в машину или подложена в чемодан. Кажется, дорогуша, кто-то очень сильно хочет вашей смерти.
Я уставилась на детектива и снова похолодела. Как только мы спустились в вестибюль, меня почему-то стала бить дрожь, и Купер набросил мне на плечи свою кожаную куртку. Но я мерзла еще с тех пор, как увидела на дне шахты груду искореженного металла, которая когда-то была служебным лифтом. Спасатели пытались вскрыть двери огромными плоскогубцами (они их называют челюстями жизни), но искореженный металл только скрипел и не поддавался. И в этих обломках лежал Хулио. Как я узнала позже, он получил множественные переломы, но вроде бы должен выжить. Ну так вот, я начала дрожать с той минуты, когда увидела искореженную кабину, и с тех самых пор руки у меня были просто ледяные.
– Трубчатая бомба, – повторила я. – Как можно было…
– Ее подложили в мотор служебного лифта. Бомбу сделать нетрудно. Нужна всего лишь стальная трубка с резьбой с обеих сторон, чтобы ее можно было закрыть. С боков просверливается пара отверстий для фитилей, в отверстия засовывают пару хлопушек, прикрепляют пару сигарет и заполняют эту штуку порохом. Вот и все, просто, как пирог.
Просто, как пирог? Да это звучит страшнее, чем тест на выявление способностей!
Видя, что у меня глаза на лоб полезли, Канаван вынул сигару изо рта и сказал:
– Очень просто, если знать, как это делается. Кто-то поджег эту штуку за несколько минут до того, как вы и… как его… – Канаван заглянул в записную книжку: – ах да, мистер Гузман вошли в лифт. А теперь, если вы не против, я бы хотел задать вам несколько вопросов. Какого черта вы делали на крыше лифта?
Я растерялась. Трубчатая бомба с двумя фитилями из сигарет… Я не могла себе представить, как выглядит это устройство, но точно не заметила ничего подобного, когда поднялась на крышу лифта.
С другой стороны, там столько всяких механизмов и приспособлений, что спрятать одну маленькую бомбочку не так трудно.
Но трубчатая бомба? Бомба в Фишер-холле?
Из-за двойных дверей донесся крик медсестры:
– Сэр, вам сюда нельзя! Сэр, подождите…
В комнату ворвался Купер с охапкой пакетов. За ним по пятам с сердитым видом спешила хорошенькая медсестра.
– Сэр, нельзя сюда врываться! Выйдите, или мне придется вызвать охрану.
– Все в порядке, сестра, он со мной, – сказал Канаван.
Он достал из бумажника полицейскую бляху и показал медсестре. Но на нее это не подействовало.
– Мне все равно, будь он хоть из Королевской Академии медицины. Сюда нельзя.
Купер сунул руку в один пакет.
– Вот возьмите пончик. – Медсестра посмотрела на него как на ненормального. – Возьмите, от меня.
Медсестра брезгливо взяла пончик, откусила большой кусок и удалилась, жуя. Купер пожал плечами, проводив ее взглядом, а потом с нескрываемой враждебностью посмотрел на детектива.
– Кого я вижу! Никак, это самый большой хрен нью-йоркской полиции!
Я удивилась.
– Купер, что ты говоришь! Детектив Канаван просто объяснял мне…
– Что ты все это выдумала? – перебил Купер и невесело рассмеялся. Потом нацелил на удивленного детектива указательный палец. – Вот что я тебе скажу, Канаван. Все шесть тросов, на которых держалась кабина, никоим образом не могли лопнуть одновременно, если только кто-то нарочно…
– Купер! – закричала я.
Детектив Канаван насмешливо хмыкнул.
– Уймись, Ромео. – Он помахал сигарой. – Мы уже установили, что это второе покушение на жизнь твоей девушки. Никто и не говорит, что происшествие с лифтом – это случайность. Так что, парень, не рви рубаху на груди, я на твоей стороне.
Купер недоуменно заморгал, потом посмотрел на меня. Я думала, он скажет что-нибудь, вроде «она не моя девушка», но он не сказал. Вместо этого заметил:
– Мне показалось, что салат из тунца не очень свежий, так что я не стал его брать, а принес тебе салями.
Купер протянул мне бутерброд длиной, наверное, сантиметров в тридцать. Я не расстроилась:
– Вот это да!
Детектив Канаван с интересом посмотрел на многочисленные пакеты, которые притащил Купер.
– Жареной картошки не найдется?
– Нет. – Купер развернул мой бутерброд и стал разламывать его на кусочки, потому что я не могла ничего толком держать в руках. – Есть оливки.
Канаван был явно разочарован.
– Нет, спасибо. Ну… – Он как ни в чем не бывало продолжил разговор. – Так кто вам велел подниматься на этом лифте?
Я стала отвечать с полным ртом – так проголодалась, что не могла терпеть.
– Мне позвонили с ресепшен и сказали, что Гевин – парень, который живет в Фишер-холле, – снова катается на крыше лифта. Мы с Хулио погнались за ним, чтобы заставить спуститься.
– Вот как? И что было, когда вы поднялись?
Я описала взрыв, который, кажется, произошел в ту самую секунду, когда я поняла, что Гевина там вообще нет.
– Так, – сказал Канаван. – И кто же велел девушке с ресепшен вас вызвать?
– Мы все знаем, кто это сделал, – сказал Купер, еле сдерживая ярость. – Канаван, почему вы сидите тут, вместо того чтобы пойти и арестовать его?
– Кого арестовать? – полюбопытствовал Канаван.
– Эллингтона. Он убийца. Ясно, что Хизер его спугнула.
Канаван покачал головой.
– Этот парень вчера вечером уехал из города. Он остановился в доме родителей, в Хэмптоне. Так что подложить бомбу никак не мог, во всяком случае без чьей-то помощи. Он в трех часах езды отсюда. Я согласен, что кто-то хочет убить твою девушку, но это не Крис Эллингтон.