На следующее утро Пегги обнаружила, что мистер Паркс был прав, предупредив, что какое-то время может поболеть голова. Эта боль вкупе с тем, что встревоженная Люси будила ее каждые два часа, заставила девушку чувствовать себя так, будто она в самом деле упала с лошади лорда Эдварда и это чертово животное еще пробежало по ней пару раз для полноты ощущения.

Чего не сумел предсказать доктор, так это жестокую простуду. Когда Люси разбудила хозяйку, приготовив ей утреннюю ванну, Пегги не только не могла подняться с кровати, но даже была не в состоянии выдавить слово через саднящее, распухшее горло.

Один лишь взгляд на бледное лицо Пегги, и рыжеволосая камеристка побежала искать миссис Прейхерст. Экономка появилась тотчас же и засуетилась при виде Пегги, сидевшей в кровати с лихорадочно блестевшими глазами и волосами, в беспорядке рассыпавшимися по подушке. Она едва слышным голосом попыталась объяснить, что с ней все в порядке. Это всего лишь небольшая простуда. Чего это все так носятся? Неужели никто раньше не видел простуженной женщины?

Как ни пыталась, Пегги не смогла убедить миссис Прейхерст, что у нее нет ничего серьезного. Экономка потрогала лоб Пегги, почувствовала жар и тут же отправила одного из лакеев за мистером Парксом. Пегги яростно пыталась доказать, что смешно посылать за врачом, когда у нее всего-навсего обычная простуда, но, поскольку она совершенно потеряла голос, на нее не обращали внимания. Все пожелания Пегги игнорировались, и вся прислуга поместья Роулингзов — во всяком случае, казалось, что это так — сбежалась в ее комнату с грелками, чесночными припарками и другими еще более пахучими домашними снадобьями.

К тому времени, когда прибыл мистер Паркс, Пегги почти перестала надеяться, что ей вообще когда-нибудь разрешат встать с постели. Лекарь был столь же деловит, как и накануне вечером. Прежде чем заглянуть пациентке в горло, он внимательно обследовал рану на голове. Диагноз был быстрым и конкретным: серьезное воспаление горла, особенно миндалевидных желез, вследствие, в этом нет никакого сомнения, слишком длительного пребывания на воздухе в непривычных климатических условиях Йоркшира.

— Гнойный тонзиллит, — тоном судьи, выносящего вердикт, объявила миссис Прейхерст. — Этого следовало ожидать.

Хлопнув в ладоши, она вызвала служанку и отправила ее на кухню за горячим чаем с медом.

— Вы скоро поправитесь, — сообщил мистер Паркс Пегги, которая, услышав эту новость, сделала кислое лицо.

Доктор обратился к экономке:

— Постельный режим и столько чаю, сколько в нее влезет в течение недели. Держите ее в тепле, миссис Прейхерст, и проследите за тем, чтобы она больше спала. В этом поможет настойка опия. Я приеду через несколько дней, чтобы посмотреть, как идут дела.

Пегги хотела было спросить, скоро ли вернется голос, но оказалось, что прохрипеть такое количество слов выше ее сил. Расстроенная, девушка поудобнее угнездилась среди пуховых подушек и постаралась думать о хорошем, хотя в тот момент казалось, что хорошего в ее положении мало. Для Пегги, которая почти все свои девятнадцать лет вставала вместе с солнцем и была занята делом до самого заката, принудительный постельный режим был совершенно непривычен. Она, наконец, была свободна от домашних обязанностей и забот об отцовских прихожанах. Теперь у нее было полно времени для чтения и написания писем, для работы во имя блага множества бедняков…

А она была так слаба, что не могла даже самостоятельно пройти по комнате.

По крайней мере, сказала себе девушка, Джереми под надежным присмотром. Однако она не могла не волноваться — не столько о мальчике, сколько о тех, кто будет им заниматься.

Около недели Пегги терпела боль, пила чай и спала. Казалось, теперь, когда ярмо ответственности за Джереми было снято с нее, Пегги стремилась отоспаться за все годы, когда не удавалось вдоволь отдохнуть. Окрепнув, она просмотрела кипу книг, которые лорд Эдвард принес из своей библиотеки, и не смогла удержаться от смеха: похоже, подбирая книги, он специально отдал предпочтение легким романам, а не более серьезной литературе, чтобы подразнить ее.

На сиделок Пегги пожаловаться не могла. Люси почти не отходила от ее кровати. Она готова была и днем и ночью лететь на кухню за «чашечкой чаю» для своей хозяйки и все время пыталась уговорить ее отведать сладости, приготовленные местным кондитером. Она также развлекала девушку рассказами о том, что происходит внизу. Миссис Прейхерст с ее природной склонностью поболтать тоже оказалась неизменно приятной собеседницей. Из разговоров с ней Пегги почерпнула немало интересных фактов о семье Роулингзов, или, точнее, о том, что от нее осталось.

Она узнала, например, что лорд Эдвард, один из самых завидных женихов Англии, несколько раз едва избежал брачных уз, в последний момент скрывшись в Европе, а однажды даже ранил на дуэли в руку брата одной из возможных невест. У него были любовницы по всему континенту, так же как и в Англии, и его регулярно видели во всех местах, где подобает бывать молодому человеку с титулом и деньгами. Пегги была страшно довольна тем, что ее предположения о беспутности Эдварда оправдались, и предвкушала, что, как только сможет говорить, тут же начнет поддразнивать его.

Когда Пегги поправилась настолько, что могла сидеть в кровати — вставать ей пока не позволяли, — она потребовала газеты. С ними она надеялась скоротать время, отказавшись от книг, которые лорд Эдвард полагал подходящими для столь молодой особы. Миссис Прейхерст, неодобрительно пощелкав языком, все же, правда, не без труда, стащила из библиотеки лорда Эдварда целую кипу. Пегги пристально вчитывалась в периодику, делая пространные выписки из статей, касавшихся вопросов благотворительности, которой, как она планировала, займется Джереми. Это подтолкнуло ее поинтересоваться, какими средствами располагает Джереми, поэтому Пегги затребовала конторские книги с записями по домовладению и имуществу Роулингзов.

Несмотря на опасения миссис Прейхерст по этому поводу, Пегги особо не волновало, что скажет лорд Эдвард, когда узнает о ее затее. Поскольку она без труда разбиралась в счетах отцовского прихода, Пегги полагала, что и счета поместья Роулингзов тоже не составят для нее секрета. Ее поразило и встревожило немыслимое расточительство, отображенное в сухих цифрах. Можно было еще понять, что замок таких размеров, как Роулингз, требовал целую гору угля в месяц, но чего ради было устраивать на столе фонтан из шампанского к приезду нескольких приятелей лорда Эдварда из Лондона, когда на улицах полно голодающих людей?!

Фонтан из шампанского? Это развлечение на один вечер обойдется дороже, чем то, что мать оставила Пегги на целый год! Кроме того, имелась запись о неких шарадах. На костюмы и принадлежности для них были затрачены огромные деньги, но, когда Пегги поговорила с миссис Прейхерст, та объяснила, что шарады — это всего-навсего игра, которой собирались позабавиться лорд Эдвард и его друзья. Что это за игра, которая стоит больше, чем годовое содержание сиротского приюта в Эпплсби? Пегги не верила собственным глазам.

Еще она сравнила затраты на последний приезд компании приятелей лорда Эдварда из Лондона с бюджетом школы, откуда наняли Люси и где Роулингзы были основными жертвователями. Получилось, что дешевле содержать школу-интернат для сорока девочек в течение полугода, чем принять на пару недель в Роулингзе компанию из высшего света.

Пегги так разозлилась, что едва не сломала карандаш.

Боже, о чем только думает лорд Эдвард? Он что, безмозглый щеголь, занятый только увеселениями? Девушка была уверена, что его поведение во время падения экипажа было сродни геройству, и поход в ту жуткую метель за помощью, чтобы переправить всех в безопасное место, — тоже. Ведь щеголь вряд ли на такое способен. И тем не менее в этом году он только на галстуки истратил больше сотни фунтов! Позор!

Однако Пегги попыталась быть справедливой: лорд Эдвард имел полное право распоряжаться своей долей состояния, как ему вздумается. И ее раздражали вовсе не суммы, которые он тратил на лошадей. В общем-то она даже не была против того, что он так расточительно развлекается. Но когда Пегги увидела запись о том, что к предстоящей охотничьей партии специально заказаны две дюжины золотых держателей для салфеток с монограммами «Э» и «А», она оказалась на грани, выражаясь словами Джереми, самовозгорания. Цена этих безделушек равнялась цене всех витражных окон в церкви в Эпплсби, где служил ее отец. Лорд Эдвард получит эти держатели с инициалами его и любовницы только через ее труп!

Пегги была в такой ярости, что миссис Прейхерст, увидев ее белое лицо с лихорадочно горящими глазами, не на шутку испугалась за здоровье девушки. Полнотелая экономка бросилась в коридор немедленно послать за мистером Парксом и там со всего размаха врезалась в лорда Эдварда. Тот без всякой охоты, лишь наслушавшись надоедливых речей Алистера Картрайта, страстно желавшего скорейшего выздоровления очаровательной мисс Макдугал, поднялся, чтобы справиться о ее здоровье.

— Ох, милорд, — запричитала миссис Прейхерст, размахивая руками. — Боюсь, мисс Пегги стало хуже. Она ужасно выглядит! Возбуждена, и глаза у нее стали какие-то жесткие, прямо изумруды!

Эдвард встревожился:

— Вы послали за мистером Парксом?

— Как раз собиралась это сделать. Господи, боюсь, это я виновата. Она казалась осунувшейся все утро, с тех пор как я принесла ей эти книги со счетами…

Эдвард, который уже был готов кинуться по лестнице за Эверсом — то, что он неизменно делал в любой трудной ситуации, — буквально застыл на верхней ступеньке, смерив экономку взглядом, который мог бы превратить в лед даже пламя.

— Книги с записями по домовладению? — Темные брови Эдварда сдвинулись так, что миссис Прейхерст попятилась, прижав одну руку к груди. — Вы сказали, что принесли ей книги с записями по домовладению?

Экономка кивнула, очки дрожали у нее на кончике носа.

— Я сделала что-то не так, милорд? Мисс Макдугал захотела посмотреть их, ведь…

Лицо Эдварда исказила гримаса, и он твердым шагом направился по коридору к дверям Розовой комнаты. Миссис Прейхерст приподняла подол своего черного шерстяного платья и, слегка пискнув, засеменила за ним.

— Милорд, — бубнила она. — Вам нельзя туда, милорд! Это будет неприлично. Молодая леди в постели, милорд!

Но Эдвард уже ворвался в бывшую спальню матери, недовольно отметив, что комната натоплена так, что можно зажариться.

Пегги сидела в центре огромной кровати под балдахином, темные волосы были распущены по плечам, а нос уткнулся в гроссбух, который, казалось, был больше ее. У кровати лежали другие книги и газеты с заметками, сделанными этой чертовой девицей. Заметки! Хотя в остальном комната выглядела как больничная палата — повсюду стояли свежие цветы и ряды склянок с микстурами и примочками, — постель напоминала рабочий стол делового молодого человека.

Пегги даже не подняла глаз на лорда Эдварда и не обращала на него внимания, пока экономка, которая протиснулась в комнату вслед за ним, не кашлянула.

— Мисс Пегги, — с трудом проговорила она, — к вам посетитель.

Девушка вскинула голову, ее глаза, как и говорила миссис Прейхерст, были очень большими и очень зелеными. Ни малейшим образом не выказав удивления по поводу появления Эдварда в ее спальне, Пегги заявила:

— Я отменяю ваш заказ на держатели салфеток с монограммами.

Эдвард уставился на нее.

— Прошу прощения?

— Как вы устраиваете свою собственную жизнь, это, конечно, ваше дело, — спокойно продолжала она. — Но Джереми еще мальчик, и он боготворит вас. Я не позволю, чтобы он вырос, считая, что в том, чтобы поддерживать любовные отношения с замужними дамами, нет ничего предосудительного.

Эдвард услышал, как миссис Прейхерст позади него с шумом втянула в себя воздух. Сам он даже не представлял, как реагировать на выговор. Девушка выглядела совершенно безобидно в своей отделанной кружевами ночной сорочке с глухим воротом, ну просто школьница. При этом она разговаривала с ним высокомерно, будто сама королева Виктория.

Не зная, смеяться ему или сердиться, Эдвард удивленно спросил:

— Какие держатели для салфеток?

Пегги, хмуро взглянув на него, вынула из-за уха огрызок карандаша и указала на запись в книге, которую держала в руках.

— Здесь сказано, что вы заказали две дюжины золотых держателей для салфеток с парными инициалами «Э — А». Может, я и ошибаюсь, но полагаю, что «А» означает «Арабелла». Или, может быть, «Алистер»? — Она в упор глянула на Эдварда. — Я, конечно, слышала о такого рода вещах, но, признаюсь, не могла ожидать этого от вас, лорд Эдвард.

Он вспыхнул.

— Послушайте…

Миссис Прейхерст вновь тихонько кашлянула. Пегги и Эдвард оглянулись на нее, и смущенная экономка присела в реверансе.

— Прошу прощения, милорд, мисс, но эти штучки заказала виконтесса. — Бросив на Пегги умоляющий взгляд, экономка пояснила: — То есть леди Арабелла Эшбери. Она иногда делает заказы для поместья Роулингзов, и лорд Эдвард распорядился, чтобы я выполняла все пожелания леди.

Пегги перевернула назад страницу гроссбуха.

— Неужели виконтесса заказала костюмы для шарад и фонтан из шампанского?!

— А что вы думаете! Именно она!

Пегги захлопнула книгу.

— Лорд Эдвард, я хотела бы поговорить с вами наедине. Миссис Прейхерст, не могли бы вы оставить нас на минуту?

Миссис Прейхерст затопталась в нерешительности.

— О Господи, — ее взгляд был полон смятения, — будет некрасиво, милорд, если вы останетесь с мисс Макдугал одни в ее покоях…

— В этих обстоятельствах, — ответил Эдвард с ухмылкой, которая выползала на лицо, как ни старался он от нее избавиться, — думаю, было бы позволительно, чтобы вы оставили нас ненадолго, миссис Прейхерст. Это в ваших собственных интересах. Мисс Макдугал выглядит так, будто собирается прогладить меня раскаленным утюгом.

— Боже мой, — отозвалась миссис Прейхерст и, не удержавшись, пожала полными плечами. Однако, несколько раз нервно оглянувшись на них, экономка поспешила к выходу. — Ну, я буду прямо за дверью.

Как только дверь защелкнулась, Пегги произнесла охрипшим голосом:

— Не в обиду вам будет сказано, но, лорд Эдвард, не стоит позволять виконтессе свободно распоряжаться счетами на домовладение. Ее претензии непомерны, а деньги, которые она тратит на свои капризы, вполне можно использовать в других целях, например, на улучшение условий жизни семей ваших арендаторов или на постройку новой крыши в женской семинарии.

Эдвард сверху вниз смотрел на лицо, формой похожее на сердечко, и пытался не забыть, что ему следует быть разгневанным, страшно разгневанным наглостью бойкой девчонки. Но то, что его вызвали для разноса на ковер, где он много раз стаивал в детстве с виновато опущенной головой, от всей души забавляло лорда, и он делал неимоверные усилия, чтобы не расхохотаться.

Пытаясь сдержать рвущееся наружу веселье, Эдвард нахмурился и глянул из-под бровей на девушку, которая, несмотря на недомогание, выглядела непростительно соблазнительной. На высоких скулах играл румянец, и с распущенными волосами Пегги сильно напоминала себя саму в тот день, когда Эдвард впервые увидел ее, по ошибке приняв за горничную. Сердиться на эту красотку было просто невозможно, поскольку все, чего он хотел, — отбросить одеяло и лечь рядом с ней.

— Вы так считаете? — отрывисто бросил Эдвард, изображая раздражение. Когда она сдержанно кивнула, он спросил: — А могу я поинтересоваться, по какому праву вы полагаете возможным рыскать по моим бухгалтерским книгам?

— Это вовсе не ваши книги, — хмыкнула Пегги. — Это книги сэра Артура. И теперь, когда Джереми стал герцогом Роулингзом, это и его книги тоже. А поскольку мне доверено его опекать, то я имею все права следить за тем, что ему оставлено по наследству. В том числе и за счетами по домовладению. — Покашляв, Пегги продолжала: — Лорд Эдвард, я была ужасно удивлена, увидев, как вы расточительны. Сотня фунтов в год на галстуки? Неужели вы такой денди, что не можете надеть галстук больше одного раза?

Эдвард почувствовал, что краснеет от смущения в связи с этим упреком. Денди? Он? Алистер Картрайт — может быть, но не…

— Конечно, вы можете тратить свою часть наследства по собственному усмотрению, милорд, — пожала плечами Пегги, листая назад страницы гроссбуха. — Хотя ваши попытки объездить Клер Лундгрен кажутся по меньшей мере нелепыми…

Эдвард едва выдавил:

— Что?

— Скажите честно, лорд Эдвард, вы думаете, что никто не читает газет? Я прекрасно знаю, что Клер Лундгрен никакая не кобыла — она актриса, а эта конюшня, которую вы сняли для нее в Кардингтон-Кресчент, на самом деле дом.

— Послушайте, — воскликнул Эдвард, когда ему удалось собраться с духом, — это… Это были совершенно необходимые расходы!

— Вот как? — Уголки рта Пегги поползли вверх. — Ясно. Она вам надоела, и вы вынуждены были откупиться от нее, ведь так? Мне стыдно за вас, милорд. Я уверена, что она согласилась бы и на более дешевый вариант.

Эдвард был настолько изумлен дерзостью девушки, что только и смог, что саркастически хмыкнуть.

— Ну ладно, — выкрикнул он, скрестив руки на груди. — Сегодня мы видим вас во всей вашей шотландской красе, не правда ли? Но я как-то не заметил столь рачительной бережливости, когда разговор шел о покупке нового гардероба для вас!

— Поскольку, — перебила в сердцах Пегги, — прежде у меня никогда в жизни не было больше двух платьев одновременно, я вполне заслужила ту пару дюжин, которые вы так щедро приобрели для меня в Лондоне. И, если вы не забыли, это было одним из условий того, что я вообще соглашусь переехать в Роулингз-Мэнор, о чем, кстати, начинаю сожалеть, поскольку это не принесло мне ничего, кроме унижений…

— Ну да, вы выглядите до ужаса униженной, лежа в этой огромной кровати в комнате, уставленной розами, палец о палец не ударяя целый день, только засовывая свой нос в чужие дела!

— А насчет жадности шотландцев, — прокричала Пегги, отбросив одеяло и встав на колени, будто оскорбление в адрес соплеменников только-только дошло до нее, — я бы предпочла быть заодно со страной, где умеют беречь деньги, чем с той, где их проматывают на фонтаны из шампанского!

Эдвард подошел к кровати и, наклонившись так, что его лицо оказалось всего в паре дюймов от лица Пегги, уперся руками в отложенный в сторону гроссбух.

— Вам следует когда-нибудь попробовать шампанского, — злорадно произнес он. — Полагаю, вам это просто необходимо.

— Ну и что это должно означать? — вопросила Пегги. Она приподнялась и ткнула указательным пальцем ему в грудь. — Уж если говорить о выпивке, — спорим, я свалю вас под стол в любой день недели! Только назовите время и место.

Эдвард смотрел на упершийся в пуговицу на груди его накрахмаленной белой сорочки палец. Палец был маленький, с коротко подстриженным, ухоженным, красивой формы ногтем. Но Эдварда заинтересовал вовсе не палец, а рука. Интересно, что сделает зеленоглазая нахалка, если он схватит эту руку и приложит к тому месту, где она доставит ему наибольшее удовольствие?

Эдвард тряхнул головой. Ради всего святого, что с ним происходит? Он просто не может далее позволять себе эту сладостную слабость. Целую неделю он старательно избегал приближаться к этой комнате, пытаясь отрицать само существование мисс Макдугал. Но ведь невозможно отрицать того, что с тех пор, как Пегги появилась в Роулингзе со своим сорванцом, в жизни Эдварда все перевернулось. Миссис Прейхерст, которая обычно занималась текущими делами по дому, оказалась слишком поглощена выхаживанием больной, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как меню Эдварда. Им с Алистером даже пришлось несколько раз обедать в деревенском пабе! Эверс был настолько занят тем, чтобы отгонять мальчишку от перил на лестнице Большого зала, что ему было не до надзора за состоянием винного бара хозяина.

Даже Дэниелз, лакей Эдварда, забыл забрать его жилет у деревенского портного, потому что искал для Пегги какое-то лекарство в аптеке. А когда Эдвард подверг его разносу, Дэниелз не посчитал нужным выглядеть виноватым. Он посмотрел прямо в глаза господину и возмущенно сказал:

— Мисс Макдугал было необходимо лекарство. Вы же не стали бы бежать за каким-то своим жилетом, когда крошка умирает от тонзиллита, ведь так, милорд?

А конюхи! У каждого — каждого! — из них светился фонарь под глазом, поставленный молодым герцогом, и все опасались дать сдачи из боязни наказания. А если они все вдруг возьмут да уволятся накануне начала охотничьего сезона?

Но все эти заботы бледнели перед самой серьезной проблемой, стоявшей перед Эдвардом. Как, ради всего святого, быть с воспоминаниями о поцелуе этой девственницы, которые он, как ни старался, не мог прогнать из головы?

Хриплым от подавляемых чувств голосом Эдвард прорычал:

— Я говорил не о виски, а о шампанском, и я вовсе не имел в виду состязание, кто больше выпьет.

— Что же тогда? — Пегги вызывающе вздернула подбородок.

— Хотите знать? — насмешливо хмыкнул Эдвард. — Я еще не встречал такую непонятливую дамочку. Если вы не можете вообразить себе, что мужчина и женщина могут делать за бутылкой шампанского…

Густой занавес ресниц, скрывавший зеленые глаза, вдруг раздвинулся, и Пегги с подозрением взглянула на него:

— Это разыгралось мое воображение, или вы надеетесь, что я займу место отвергнутой вами Клер Лундгрен?

Эдвард злорадно усмехнулся:

— Думаю, если бы вы, допустим, поменьше переживали за бедняков во всем мире и побольше думали об удовольствии, вас бы здесь не было. Вы жили бы себе за счет наследства племянника, но в своем собственном доме с мужем и кучей детишек, которые бы отвлекли вас от меня и моих дел.

Он увидел, что ее огромные глаза изумленно раскрылись, и понял, что зашел слишком далеко. Эдвард не знал, чего ожидать, слез или пощечины, и в стремлении предупредить и то, и другое взял Пегги за руку, которой та упиралась в его грудь, и притянул к себе. Другой рукой обняв девушку за талию, Эдвард наклонился и крепко поцеловал ее в губы.