Человека на больничной койке узнать было сложно. Все части тела, не прикрытые простыней, были обмотаны бинтами. Опутанный трубками капельниц, проводами датчиков, раненый не шевелился. Лишь легкий шорох дыхательного аппарата показывал, что жизнь в теле еще осталась, пусть она и держалась в нем вопреки природе.

Медсестра, проводившая Соснова в палату, стрельнула глазками по его песчаного цвета мундиру, и чуть улыбнулась, отмерив в этом жесте в равной степени сочувствие, утешение и приглашение на кофе.

— Процедуры только что закончились, но пациент в сознании. У вас есть пять минут… — Алексей кивнул, сделал шаг вперед. Веки раненого дрогнули. Некоторое время он обводил мутным взглядом палату, не останавливаясь ни на одном предмете. Наконец, заметил Соснова.

— Значит, ты все-таки жив, старлей… — Алексей кивнул редактору телевидения Восточно-Сибирска.

— Да, гражданин… в нашем городе много происшествий за последнее время. Как вы оказались возле ретранслятора?

— Случайно… решил пешком пройтись… вышел на остановку раньше… — Редактор выталкивал слова по одному, словно роняя камни из слабеющей руки. — Ты знаешь… если через черный ход к студиям идти, как раз у ретранслятора будешь… Я даже не понял, что случилось… только в больнице…

— «Перун-Б»… — Раненый, казалось, сделал попытку приподняться. Ему удалось лишь слегка пошевелить левой рукой.

— Ты что несешь, Соснов, это же наша станция… — В распахнувшихся глазах лежавшего на кровати, беспомощного человека зашевелилась жизнь. Казалось, обвинение в адрес щита Родины способно поднять его, разом излечив. Но это длилось лишь миг — после краткой вспышки гнева редактор снова опал безвольной марлевой куклой.

— Я это знаю… — Алексей подумал, зачем, собственно он убеждает в своей правоте этого, явно умирающего человека? Но непонятное ему саму чувство упрямо тянуло слова. — Удар нанесен слишком чисто — ракета бы неминуемо разрушила и рядом стоящие здания. А так — не было даже обломков. Просто упал с неба лазерный луч — и нет больше телевышки. А вы, очевидно, оказались в зоне тепловой волны — когда воздух быстро раскаляется до нескольких тысяч градусов — это немногим лучше взрыва… — Редактор, казалось, кивнул.

— Жаль… от своего оружия… умирать обидно… — Алексей было рот, чтобы возразить, произнести привычные в таких случаях слова о неминуемой долгой жизни или тех ранах, которые заживают до свадьбы. Но промолчал, словно лежавший перед ним человек по-прежнему был волен распоряжаться им.

— Что же будет с нашей страной? — Вопрос был странным и оба это понимали. В него Алексей вложил и свою обиду за настоящего отца и гнев на отца названного, жалость к горничной, имени которой он так и не узнал, сожаление о жителях Новокраинки, тревогу за себя, обретшего неясный статус в ГГВ и сочувствие к бывшему начальнику.

— Была одна страна, станет другая. — Редактор заговорил на удивление четко, словно наконец обрел власть над обожженными легкими. — Мы многое потеряли, став гражданами Гардарики, но личная свобода лишь малая жертва, когда речь идет о выживании всей нации.

— Но вы же сами…

— Я - гражданин! И знаю, что «Перун-Б» зря не выстрелит! Жаль, конечно, что все случилось именно так — мы и сами могли бы вывести из строя оборудование…

— Просто руководство страны опасалась начала переворота…

— Я так и понял… что же, и среди нас встречаются недостойные звания гражданина. Это бросает тень на остальных — вот что плохо. Скажи, переворот не удался? Заговорщики уничтожены?

— Да… — Соснову подумалось, что редактору следовало бы спросить о личностях, из-за которых руководство страны решилось на крайние меры. Но тот молчал, хотя блеск в глазах говорил о том, что внезапная вспышка активности еще длилась.

— Тебя что, разжаловали? — Алексей не сразу понял вопрос и лишь взглянув на свои нашивки вспомнил, что одет в мундир сержанта ГГВ. Он медленно покачал головой.

— Нет… меня убили и воскресили в новом виде.

— Человечество так и не научилось воскрешать, мы можем только убивать… сержант. Хотя, это пожалуй и к лучшему — довольно с нас и того, что живем втрое больше дозволенного за счет других. — На последних словах голос редактора упал до шепота. Алексей невольно склонился, чтобы расслышать собеседника. И тут же уловил тонкий, нарастающий писк прибора. В коридоре послышались торопливые шаги, но прежде, чем открылась дверь в палату, что-то щелкнуло в глубине одного из аппаратов. Вслед за стеклянным хрустом в трубку капельницы была впрыснута большая порция какого-то лекарства. Робот-сиделка — одно из последних изобретений, выплюнул пустую ампулу из-под раствора адреналина, словно отстрелянную гильзу. Эта мера показалась ему недостаточной, и автомат зашелся в писке. Шаги приблизились и палата наполнилась людьми в светло-зеленых костюмах. Они пытались что-то сделать, причем все — одновременно. Соснова быстро оттеснили в сторону а потом и вовсе в коридор. Он постоял мгновение перед медленно закрывающейся дверью и направился к выходу. Алексею не так часто как врачам, но все же приходилось сталкиваться с ранами и смертью. Но все же он понял, что все попытки спасти человека — бесполезны. Наверняка, — подумалось ему, собравшиеся в палате знают это также хорошо. Но долг врачей — поддерживать жизнь гражданина, если только он сам не требует иного. Редактор словно отпустил себя, не желая оставаться на земле, точнее даже Соснову показалось, что его недавний собеседник из последних сил держался до встречи с ним, словно хотел получить ответ на важный для него вопрос.

— Гладкой дороги в светлое царство Перуна, — одними губами сказал Алексей в сторону палаты и скорым шагом направился к лифту. Он еще не знал, куда отправится — подразделение «Песчаных кошек» по-прежнему удерживало храм, но в услугах Соснова как проводника они уже не нуждались. Его имя, по идее, должно уже быть удалено из баз данных живых — это означало что ни жилья, ни работы до восстановления в правах он не получит. Сама же процедура восстановления могла длиться несколько суток, и все это время Алексею предстояло провести в карантинном помещении ФМС. При мысли о соседстве с негражданами, ожидающими распределения на работы, трех ярусных нарах и одном туалете на тридцать человек остатки оптимизма куда-то пропали. Еще хуже Соснову стало от мысли, что Тайра находится в тех же условиях. В способности жены постоять а себя он нисколько не сомневался, но сама идея поместить эту девушку в карантин привела его в ярость.

— Нет, бюрократы не вздумайте над ней издеваться… — Прошипел Алексей в адрес чиновников ФМС, и пнул жестким носком ботинка ни в чем не повинную урну. Вмятина получилась солидной, и Соснов внезапно устыдился своего поступка. Но не успел он завершить мысленное раскаяние, как на горизонте замаячила кара материальная в лице двух патрульных службы гражданской безопасности. Как и любой человек, проводящий достаточно много времени на полевых сборах и близкий к армии, Соснов недолюбливал этих преемников милиции. Надо сказать, что сотрудники СГБ отвечали взаимностью тем, кто имел отношение к боевым частям. Обычно несшие службу в городах, они свысока смотрели на месивших грязь граждан, а те, в свою очередь считали СГБшников не способными к настоящим боям чистоплюями. Причины взаимной неприязни, переходившей от поколения к поколению, надо было искать в древности — очевидно еще в те времена, когда термины «гражданский» и «военный» означали разный статус людей. Но корни социального конфликта Соснова занимали мало — предстояла обычная процедура регистрации правонарушения с обязательным установлением личности и оформлением протокола. Камеры наблюдения уже зафиксировали порчу городского имущества. Оставалось только взыскать за него с виновника, прибавив к стоимости урны так называемый «воспитательный коэффициент» а говоря простым языком, завернуть сумму штрафа, которой хватит на сборку и доставку урны хоть из-за океана.

Соснова однако, волновали не столько деньги, сколько грядущая проверка. Если СГБшники определят его как покойного старшего лейтенанта… Хорошо, если дело закончится помещением в карантин ФМС — Алексей не мог точно вспомнить закон, хотя приблизительно представлял, чем грозит подделка документов. А именно в этом его могли заподозрить недалекие безопасники.

Патрульные между тем неспешно приблизились к Соснову. Несмотря на богатый событиями день, у этих ребят он явно складывался неудачно. Все беспорядки ограничились храмовой площадью, а им достался скучный квартал близ больничного комплекса. Штрафовать тут было некого, и они собирались отыграться на этом человеке в форме непонятной расцветки.

— Тааак, гражданин, нарушаем порядок? — Плотный и мускулистый безопасник в легком бронежилете не торопясь осмотрел вмятину на урне. Второй в это время стоял в нескольких шагах от Алексея, с грозным видом держа руку на кобуре электрошокера. Молодой, от силы восемнадцать лет, — машинально отметил Алексей. Старший патрульный между тем пришел к выводу, что если неизвестный хулиган решит нанести пару ударов по движущимся целям, то бронежилет ему вряд ли поможет. Потрогав для верности вмятину рукой, он колупнул отслоившуюся краску и осуждающе покачал головой.

— С порядком вы знакомы? — Факт правонарушения зафиксирован, отрицать непричастность бесполезно. Попытка бегства будет пресечена также как и сопротивление. — Для верности безопасник расстегнул кобуру, надеясь, что до сопротивления дело не дойдет. Алексей однако спокойно кивнул на услышанную речь. Сопротивляться и впрямь не имело смысла — СГБ сильна не патрулями, а средствами наблюдения и связи. На то, чтобы устранить двоих, Соснову понадобилось бы от силы полторы минуты. Но он знал, что через пять квартал будет окружен автомобилями безопасников и церемониться они уже не будут.

Сканер в руках патрульного удивленно щелкнул. Его обладатель некоторое время изучал появившуюся на дисплее надпись, потом снова попросил Соснова пройти через сканирование сетчатки. Результат оказался тем же. Некоторое время Алексей наблюдал вызванную неведомыми причинами внутреннюю борьбу на лице патрульного.

— Вы кто? — Вопрос был очень странным. К такому повороту событий Алексей не был готов. Он представился, назвав номер, полученный от «кошек». Патрульный ввел данные в сканер и с надеждой посмотрел на экран. Результат его не вдохновил.

— Вам придется пройти с нами для установления личности. — Если бы ему удалось замаскировать неуверенность в голосе, из-за которой приказ больше походил на просьбу, Алексей мог и подчиниться. Вместо этого он решился на дерзость.

— А у вас есть полномочия? — Патрульный еще раз посмотрел на свой прибор, словно надеясь прочитать ответ там. Потом со вздохом убрал сканер и покачал головой.

— За урну бы рассчитались, гражданин…

— Рассчитаюсь, когда протокол выпишете. — Алексей развернулся и направился к автобусной остановке. Младший патрульный с удивлением посмотрел на своего начальника.

— Он же нарушитель! Надо задержать! — Вместо ответа его собеседник повернул экран сканера. «Идентификация запрещена. При следующей попытке устройство будет отключено», — с удивлением прочитал он мигавшую надпись. — А что, это и правда возможно?

— Заплатишь пятьсот рублей за прибор? Я окликну этого типа, и проверим… Ты эмблему у него разглядел? Что это за формирование? — Младший патрульный кивнул.

— Зверь какой-то…

— Точно. Козел.