Когда современный читатель обращается к «Диалектике природы», то, учитывая состояние, в каком осталась рукопись этой книги после смерти Энгельса, он может задать себе вопрос: что намеревался написать Энгельс — учебное пособие по диалектике с привлечением примеров из области естествознания или же теоретическое исследование, целью которого было бы конкретное применение диалектического метода к анализу коренных проблем отдельных естественных наук и всего естествознания в целом, а также к критическому разбору чуждых и враждебных материалистической диалектике течений внутри естествознания? Отвечу сразу: Энгельс не собирался в своей книге давать развернутое изложение самой по себе диалектики, а тем более писать учебник по диалектике. Он ставил перед собой совершенно другую задачу: показать, как «работают» (употребляя современное выражение) законы, принципы и категории диалектики в области математики и естествознания, как они должны применяться здесь конкретно, подобно тому, как они конкретно применялись Марксом в «Капитале» и других произведениях.

 

1. Два варианта

Сам Энгельс предупреждал относительно «Диалектики природы»: «Мы не собираемся здесь писать руководство по диалектике, а желаем только показать, что диалектические законы являются действительными законами развития природы и, значит, имеют силу также и для теоретического естествознания. Мы поэтому не можем входить в детальное рассмотрение вопроса о внутренней связи этих законов между собой»[1].

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 385.

Теперь встает следующий вопрос: в каком порядке надо располагать отдельные энгельсовские заметки при их публикации, т. е. где их помещать внутри «Диалектики природы»? Если бы Энгельс собирался на естественнонаучном материале изложить в систематическом зиде марксистскую диалектику, то он, естественно, строил бы книгу так, что формулировал бы отдельные законы, принципы и категории диалектики, а затем иллюстрировал бы их фактами, взятыми из самых различных областей естествознания, дабы показать всеобщность приведенных диалектических положений.

Так, для иллюстрации закона взаимного проникновения противоположностей (мы зовем этот закон сейчас, вслед за Лениным, законом единства и «борьбы» противоположностей) Энгельс мог привести примеры, касающиеся: явлений полярности в неживой (электричество, магнетизм) и живой (изменчивость и наследственность, эволюционная теория) природе; категорий диалектики (их называют «парными»), таких, как тождество и различие, случайность и необходимость и др.; противоположных приемов и способов мышления, таких, как индукция и дедукция, анализ и синтез и т. д.

Тогда целью книги было бы проиллюстрировать как можно полнее и разностороннее один и тот же закон или принцип диалектики. Для этого следовало сосредоточивать в одном месте, а именно там, где упоминается данный закон или принцип, как можно больше разнородного фактического материала, взятого из самых различных разделов естествознания, и чем более разнородного, тем лучше: ведь в данном случае цель изложения — помочь как можно яснее понять из приведенных примеров существо того или иного закона или принципа диалектики.

Именно так пишутся у нас некоторые учебники и учебные пособия по философии: сначала приводится положение, потом — некоторое количество примеров, его иллюстрирующих, иногда хорошо подобранных, иногда плохо.

Затем идет следующее положение и снова энное число примеров к нему. Такой способ изложения я буду называть в дальнейшем «учебным» или же способом «положение — пример».

Но Энгельс предупредил читателя своей книги, что он не собирается писать учебника (руководства) по диалектике. Ведь в таком (учебном) случае задача ограничивалась бы лишь показом того, что такое диалектика с е^ законами, принципами и категориями, и полностью впадала бы задача показать, как «работают» эти ее принципы, законы и категории в применении к конкретному естественнонаучному материалу, а именно это было для Энгельса самым важным. Но тогда надо поступать как раз наоборот: не подбирать сумму примеров из разных отраслей естествознания в целях иллюстрации одного и того же изолированно взятого положения диалектики, а провести конкретный диалектический анализ отдельных естественнонаучных проблем с привлечением каждый раз по возможности всех необходимых для этого анализа категорий, принципов и законов диалектики.

Такой способ 'изложения я буду называть «исследовательским» или «конкретным», Ф. Энгельс избрал второй путь и заявил об этом со всей четкостью.

Однако тому, кто не понял или даже вовсе не заметил разницы между обоими вариантами создания книги по философским вопросам естествознания, может показаться, что совершенно безразлично, как располагать внутри «Диалектики природы» относящиеся к ней материалы: можно излагать по первому (учебному) варианту, группируя их вокруг законов и принципов диалектики, можно излагать и по второму (исследовательскому) варианту, группируя материалы вокруг соответствующих проблем самого естествознания. Первый вариант несравненно легче и проще: ведь для его осуществления надо только знать формулировки и наименования соответствующих законов и принципов диалектики, а это достаточно хорошо известно; поэтому никакого особого труда іне стоит подбирать в виде примеров к ним все подходящие заметки :из всего остального материала рукописи Энгельса.

Второй вариант значительно сложнее, труднее; при его осуществлении надо прежде всего понять скрытый замысел Энгельса в каждом отдельном случае, а именно понять, каким образом предполагал провести и отчасти начал уже проводить Энгельс методологический анализ данной естественнонаучной проблемы. С помощью каких категорий и принципов диалектики он собирался это сделать или уже частично успел сделать? А это требовало глубокого изучения по существу всей работы Энгельса, как уже проделанной, так и еще только намечавшейся и оставшейся неначатой. Более того, это требовало серьезного овладения естествознанием не только того времени, но и современным, подтверждавшим предвидения Энгельса. Словом, выполнить такую работу нельзя было механически, перемещая заметки Энгельса в соответствии с упоминающимися в них философскими вопросами (законами и категориями диалектики), что, повторяю, не требовало проведения особой предварительной исследовательской работы, а могло быть выполнено и без серьезного проникновения в существо самих заме* ток. Достаточно было констатировать, что в данной заметке упоминается, скажем, отрицание отрицания или переход количества в качество, как она немедленно и просто, почти автоматически находила свое однозначное место в книге, а именно там, где, по предположению (но, как я покажу далее, совершенно ошибочному), Энгельс собирался будто бы иллюстрировать, скажем, общие вопросы диалектики и ее главные законы.

Но легкость и простота выполнения задачи отнюдь не всегда служит критерием того, что задача была понята и выполнена правильно. Скорее наоборот: жизнь ставит, как правило, такие задачи, которые вовсе не являются детски простыми и легкими. Нет, задачи, особенно в области научного исследования, — а издание незаконченной работы Энгельса это прежде всего задача научно-исследовательского, а не технического характера,— всегда бывают сложными, трудными, требующими большого напряжения и времени от исследователя. Тот же, кто ищет легких и быстрых решений, как правило, или пасует при встрече с трудностями, или вместо подлинно научного решения находит другое, которое ему импонирует, но которое на деле оказывается совершенно несостоятельным. Приведем два примера.

 

2. Дарвиновское учение

Спрашивается: в книге Энгельса дарвинизм составляет предмет диалектического анализа или же только пример, приведенный к одному из принципов или законов Диалектики?

Энгельс написал большой фрагмент «Случайность и необходимость», где сначала коснулся множества вопросов, а затем перешел к дарвинизму. Фрагмент остался незаконченным. В самом его конце стоит только одно слово: «Дарвин». Очевидно, что Энгельс собирался, но не успел, написать подробнее о том, как «работают» обе эти категории в трудах Дарвина и прежде всего, конечно, в его «Происхождении видов».

Теперь спрашивается: куда следовало бы поставить этот фрагмент? В тот раздел «Диалектики природы», к которому относится дарвиновское учение, т. е. в раздел биологии, как это надо бы сделать, следуя второму (исследовательскому) варианту? Или же в равдел общих вопросов диалектики и ее основных законов — в качестве иллюстрации к закону взаимного проникновения противоположностей, как это вытекает из первого (учебного) варианта?

Обратимся к записям самого Энгельса. В плане всей книги он записал пункт 5 так: «Заметки об отдельных науках и их диалектическом содержании»[1]. Очевидно, что здесь должна была раскрываться, по мысли Энгельса, диалектика самих отраслей естествознания, а это и есть суть того, что мы назвали исследовательским (вторым) вариантом. С другой стороны, в пункте 3 того же плана рассматривается диалектика как наука о всеобщей связи, о ее главных законах, и в нем материал из естествознания мог бы приводиться как раз в виде примеров к законам диалектики.

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 343.

Теперь, чтобы не оставалось никаких сомнений, посмотрим на тот подпункт 5-го пункта, где говорится специально о биологии. Энгельс сформулировал его так: «...биология. Дарвинизм. Необходимость и случайность».

Отсюда со всей ясностью следует, что разбираемый фрагмент, по мысли самого же Энгельса, должен быть отнесен не к какому-то мифическому разделу общих вопросов диалектики, на который нет даже намека в энгельсовском плане «Диалектики природы», а к разделу биологии, что и записано в этом плане.

Более того, среди заметок Энгельса есть одна, которая подробнее раскрывает то, что зафиксировано в плане: «Показать, что теория Дарвина является практическим доказательством гегелевской концепции о внутренней связи между необходимостью и случайностью»[2].

[2] Там же, стр. 620.

Значит, у Энгельса имеется три взаимосвязанных текста: 1) запись в плане, 2) более подробное развитие и пояснение этой записи, т. е. замысла Энгельса, в виде заметки; 3) развернутый фрагмент, где этот замысел начинает реализоваться, доводиться до изложения дарвинизма, с точки зрения того, как практически «работают» в содержании этого учения категории случайного и необходимого. Это — единая цепь развития и реализации замысла Энгельса, в полном согласии со вторым («исследовательским») вариантом.

Но что сказать, если бы кто-то предложил — вопреки плану Энгельса, вопреки его замыслу и даже вопреки додержанню уже написанного Энгельсом фрагмента — разорвать единую линию развития энгельсовской мысли на отдельные, не связанные между собой части? И сделать это с единственной целью, чтобы один текст — заметку Энгельса — поставить в раздел биологии, а другой— фрагмент «Случайность и необходимость»—изъять из биологии и включить в специально придуманный раздел, посвященный общим вопросам диалектики, хотя ничего похожего Энгельс не предполагал делать и никакого такого раздела нет ни в одной из его записей, ни в одном из планов «Диалектики природы»? Это только наше предложение, но оно напрашивается само собой, если принять первый (учебный) вариант для книги Энгельса.

Изъятие данного фрагмента из биологии было бы, на мой взгляд, глубоко ошибочным: во-первых, с общетеоретической точки зрения, — так как дарвинизм в этом случае превращается в простой пример, приводимый к двум категориям диалектики, вместо того, чтобы в ходе его анализа показать, как «работают» эти категории для раскрытия его диалектического содержания; во-вторых, с точки зрения ничем не обоснованного отступления от того, что прямо и четко зафиксировано в плане и в заметке Энгельса по данному вопросу.

Но с точки зрения первого (учебного) варианта получился бы тот выигрыш — правда, на мой взгляд, весьма сомнительного свойства, — что вместе могут быть сведены более десятка примеров, относящихся к одному и тому же закону диалектики — взаимному проникновению противоположностей, в том числе, например, такие: а) взаимопротивоположность рассудочных определений мысли — поляризация, подобная тому, что имеет место в электричестве, магнетизме и т. д.; б) гегелевский тезис, что в сущности все относительно; в) соотношение части и целого в биологии; г) соотношение простого и составного—тоже в биологии; д) указание на недостаточность абстрактного тождества и на необходимость оперировать конкретным тождеством (опять-таки прежде всего в биологии), т. е. таким тождеством, которое включает в себя и различие; е) еще раз то же самое применительно в первую очередь к биологии; ж) еще раз поляризация в области явлений электричества и магнетизма; з) то же применительно к математике (аналитической геометрии) и физике; и) поляризация в немецком языке :на верхненемецкий и нижненемецкий; к) случайность и необходимость (рассматриваемый фрагмент).

Что общего между всеми этими материалами, а также теми, которые тут не перечислены, но имеются у Энгельса? Все это — совершенно разрозненные, ничем внутренне не связанные между собой примеры одного из законов диалектики. Все они, по замыслу Энгельса, имеют свое настоящее место в «Диалектике природы», и только очень немногие из них предназначались действительно для иллюстрации закона взаимного проникновения противоположностей. Но большинству из них Энгельс отводил совершенно другую, значительно более важную и принципиальную роль, нежели роль простой иллюстрации того или иного закона или принципа диалектики.

Подобно фрагменту «Случайность и необходимость», такие фрагменты, которые касаются категорий тождества и различия, прямо связывались Энгельсом с теорией развития в биологии, т. е. с дарвинизмом. Значит, дарвиновское учение Энгельс -предполагал диалектически проанализировать не только в рамках категорий случайного и необходимого, но и в рамках категорий тождества и различия. Это вполне понятно, так как процесс развития в его самом общем 'виде выступает прежде всего как процесс постоянного снятия абстрактного тождества развивающейся вещи самой с собой, как процесс постоянного появления различия внутри тождества, чем и являются любые совершающиеся в вещи изменения.

Но и здесь мы находим у Энгельса прямое указание на то, что действительно анализ дарвинизма с позиций категорий случайности и необходимости должен был бы сочетаться с его же анализом с позиций категорий тождества и различия. Так, Энгельс начинает свой фрагмент «Случайность и необходимость» словами: «Другая противоположность, в которой запутывается метафизика,— это противоположность случайности и необходимости»[1].

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 532.

Здесь употреблено слово «другая». Значит, перед этим должна была идти речь о первой противоположности, где подобным же образом запутывается метафизика.

Какая же это «первая» противоположность? Об этом прямо говорит одна из заметок Энгельса: «Тождество и различие — необходимость и случайность — причина и действие — вот главные противоположности, которые, если их рассматривать раздельно, превращаются друг в друга»[1].

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 531.

Заметим, что сначала здесь отсутствовало упоминание о необходимости и случайности и только потом обе они были дописаны после тождества и различия, так что Энгельс, действительно, имел в виду сначала разобрать первую пару категорий, а затем в качестве «другой противоположности» проанализировать случайность и необходимость. Но так как эту «другую противоположность» он уже связал с самого начала с анализом дарвинизма, то и предшествующий непосредственно этому разбор тождества и различия должен быть связанным у него с. тем же дарвинизмом; а это, как было сказано, вытекает уже из самого содержания теории развития (как снятия абстрактного тождества с самим собой).

Так в соответствии со вторым вариантом раскрывается более глубоко замысел Энгельса, касающийся такого важного раздела «Диалектики природы», как биология, включающая в себя дарвиновское учение, т. е. одно из грех великих открытий естествознания XIX в.

 

3. Открытие закона

Аналогичным образом спрашивается: открытие превращения энергии составляет в книге Энгельса предмет для анализа или же только пример, приведенный к гегелевской диалектико-логической классификации суждений? Этот второй случай касается другого великого открытия того же периода — закона сохранения и превращения энергии. Диалектико-логическому анализу истории этого открытия Энгельс посвятил большой фрагмент, начинающийся так: «Диалектическая логика, в противоположность старой, чисто формальной логике, не довольствуется тем, чтобы перечислить и без всякой связи поставить рядом друг возле друга формы движения мышления, т. е. различные формы суждений и умозаключений. Она, наоборот, выводит эти формы одну из другой, устанавливает между ними отношение субординации, а не координации, она развивает более высокие формы из нижестоящих»[1].

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 538.

Дальше во фрагменте излагается гегелевская классификация суждений, после чего Энгельс поясняет: «Какой сухостью ни веет здесь от этого и какой произвольной ни кажется на первый взгляд эта классификация суждений в тех или иных пунктах, тем не менее внутренняя истинность и необходимость этой группировки станет ясной всякому, кто проштудирует гениальное развертывание этой темы в «Большой логике» Гегеля... А какое глубокое основание эта группировка имеет не только в законах мышления, но также и в законах природы, — для доказательства этого мы приведем здесь один вне этой связи весьма известный пример»[2].

[2] Та м же, стр. 539.

Далее Энгельс с позиций применения категорий диалектической логики — единичность, особенность, всеобщность, трактуемых как ступени познания, в частности ступени познания нового закона природы, — прослеживает историю открытия закона сохранения и превращения энергии, причем этому отводит приблизительно две трети всего фрагмента.

Теперь спрашивается: куда должен быть отнесен данный фрагмент? С точки зрения яервого (учебного) варианта, он должен рассматриваться, очевидно, как один из примеров к общему положению диалектики, которые касаются трех названных выше категории, независимо от того, где эти категории встречаются у Энгельса, — в связи ли с физикой, биологией или же еще с чем-нибудь.

Отметим, что тут, на первый взгляд, имеется прямой повод поступить именно таким образом, поскольку сам Энгельс сказал, что он приводит «известный пример» в качестве доказательства правильности общего положения диалектической логики.

Но в таком случае встает вопрос: ведь ни в плане «Диалектики природы», ни в ее записях нигде нет ни слова о том, что Энгельс собирался писать какой-либо раздел специально по поводу диалектической логики и тем более по поводу классификации суждений. Для главныx же законов диалектики особый раздел был предусмотрен. Как же здесь надо поступить, если придержишься первого варианта? Да очень просто: подобно тому, как в учебнике по философии, когда требуется осветить какой-либо вопрос, для него механически вставляется новый раздел, так можно было бы поступить и здесь: придумать особый раздел, не предусмотренный Энгельсом, например, посвященный диалектической логике и теории познания, и поместить туда этот фрагмент, назвав его классификацией суждений. Просто и легко, и никаких затруднений (если не считать очередного нарушения плана и замысла Энгельса).

Согласно второму (исследовательскому) варианту так поступать нельзя. Весь смысл приведенного фрагмента состоит в том, что Энгельс подвергает здесь диалектико-логическому анализу конкретный историко-научный факт, причем категории единичного, особенного и всеобщего «работают» у него с той целью, чтобы вскрыть диалектический ход человеческой мысли, двигающейся (восходящей) с одной ступени мышления на другую, более высокую. Ведь не в пересказе же гегелевской группировки суждений смысл этого фрагмента! Эта группировка давно хорошо известна. Новым, оригинальным, внесенным сюда самим Энгельсом был именно анализ истории подготовки и свершения одного из трех великих открытий естествознания. Только этот вопрос имеет вообще отношение к «Диалектике природы». Энгельс вскрыл здесь логику (диалектику) движения человеческой мысли к познанию нового закона природы, — это и только это ценно и важно в данном фрагменте.

Представить его только как заметку о классификации суждений, значит и тут проявить непонимание смысла и плана всей энгельсовской работы, значит превратить самое ценное и важное в простую иллюстрацию к давно известной гегелевской группировке суждений.

Куда же в таком случае следовало бы поставить этот фрагмент внутри «Диалектики природы» при ее опубликовании? Только в раздел физики, именно туда, где речь идет о центральном открытии, которое имело такое же значение для физики, какое имел дарвинизм для биологии. В этом убеждает и более глубокое сравнительное изучение содержания данного фрагмента в его сопоставлении с содержанием статьи «Теплота». И там и здесь, по сути дела, речь идет об одном и том же, а именно об историческом пути, который прошли производственная практика и человеческое познание, начиная с примитивного способа получения огня посредством трения и кончая созданием паровой машины и теоретическим обобщением опытных данных, полученных о помощью этой машины.

Точно так же к статье «Теплота» непосредственно примыкает фрагмент «Индукция и анализ»[1], где говорится — причем в одном и том же методологическом разрезе — об открытии, сделанном Сади Карно, и о вреде ложных теорий, в данном случае — теории теплорода.

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 543—544.

Согласно же учебному варианту оба фрагмента, где речь идет о логике открытия и дальнейшей разработке закона сохранения и превращения энергии, должны были бы полностью быть оторваны от раздела физики и помещены в каком-то произвольно придуманном разделе по диалектической логике и теории познания, которого и в помине нет у Энгельса.

Значит и этот пример говорит о том, что книга Энгельса— образец подлинно научного исследования.

 

4. Цельность исследования

Нами приведено только два примера, показывающих, что, идя по пути первого варианта, мы неизбежно искажаем замысел Энгельса и нарушаем его планы. Можно было бы привести еще множество подобных примеров.

Но и сказанного достаточно для того, чтобы сделать неоспоримый вывод: Энгельс задумал свою «Диалектику природы» и в значительной части написал ее как действительно научное исследование, подобное «Капиталу» Маркса, но не как учебник, не говоря уже об учебнике упрощенного типа, построенном по способу «положение — пример». Серьезный же, настоящий учебник или руководство по диалектике не может строиться на такой эклектической основе, так как сама диалектика выступила бы тогда не как подлинная наука, но лишь как простая сумма примеров.

Но еще Маркс писал Энгельсу относительно Лассаля, что у него, у Лассаля, «диалектический метод применяется неправильно. Гегель никогда яе называл диалектикой подведение массы «случаев» под общий принцип»[1].

[1] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 30, стр. 168.

Другими словами, речь идет о том, что при марксистам научном исследовании избирается одна какая-то проблема или один круг вопросов, следовательно, одна определенная область предметной действительности и подвергается строго научному анализу с применением диалектики, причем не по кусочкам, не одной какой-то своей стороной или чертой, как это бывает при эклектическом подходе к вопросу, а в целом, во всем объеме ее законов, принципов и категорий, т. е. в смысле единого, цельного научного метода познания.

При таком единственно правильном и единственно возможном подходе исключается с самого начала дробление диалектики на отдельные изолированные между собой кусочки или черточки с последующим приведением к каждому кусочку, к каждой черточке n-го количества случайно подобранных примеров. Исключается на том же основании, на каком сама диалектика всем своим существом, как живая душа марксизма, в корне исключает всякую мертвую эклектику.

Логическое дробление (членение) предмета исследования, разумеется, необходимо — без этого невозможно ни провести научного исследования, ни изложить в систематическом виде полученные результаты. Точно так же необходимы и примеры (факты) — без этого также невозможны ни проведение исследования, ни изложение его итогов. Недопустимо одно, а именно: единый метод, который должен применяться как целое, а не вырванными из него частями, механически разрывать на отдельные кусочки, полагая, что каждый кусочек можно использовать в отрыве от других, в сепаратном порядке.

Точно так же недопустимо* подменять научное исследование подбором примеров и примерчиков в виде случайно, произвольно выхваченных фактов и фактиков, сводя к этой ученической затее поиск и раскрытие новых истин, овладение и оперирование ими.

Как известно, В. И. Ленин считал «Капитал» Маркса образцом подлинно научного исследования, проведенного с помощью метода материалистической диалектики.

Но это было одновременно, как показывает Ленин, и творческой разработкой самой диалектики, поскольку она была применена конкретно, как нечто целое, внутренне единое к изучению вполне определенной конкретной области действительности, соответственно, к одной строго определенной науке — политической экономии капитализма. Значит, процесс творческой разработки марксистского учения шел как двусторонний: во-первых, как процесс раскрытия законов экономического развития капиталистического общества с помощью применения материалистической диалектики; во-вторых, как процесс дальнейшего движения вперед самой этой диалектики на основе ее обогащения обобщенными с ее помощью новыми экономическими данными, т. е. на основе проведения с ее помощью конкретного анализа конкретной ситуации.

Вот почему Ленин с полным правом писал: «Если Marx не оставил „Логики" (с большой буквы) (т. е. в виде особого сочинения по диалектической логике. — Б. К.), то он оставил логику „Капитала", и это следовало бы сугубо использовать по данному вопросу. В „Капитале" применена к одной науке логика, диалектика и теория познания (не надо 3-х слов: это одно и то же] материализма, взявшего все ценное у Гегеля и двинувшего сие ценное вперед»[1].

[1] В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 301.

Именно так, по гениальному образцу марксовского «Капитала» была задумана Энгельсом и стала им создаваться «Диалектика природы». Ее ни в коем случае нельзя представлять себе на манер плохого учебника, написанного по эклектическому способу «положение — пример», ибо в таком случае немедленно и полностью исчезнет весь ее замысел, всякое ее подобие «Капиталу». Нет, эта книга, даже в том ее состоянии, в каком она дошла до нас, свидетельствует об интереснейшем теоретическом замысле Энгельса, состоящем в раскрытии диалектического содержания отдельных отраслей естествознания, начиная с лростейшей механики и кончая выходом процесса развития природы из пределов природы и переходом его в область человеческой истории. Подобно «Капиталу», здесь речь могла идти «е о том, чтобы подбирать примеры и примерчики к тому или иному положению (черте, принципу, категории, закону) диалектики, а о применении метода материалистической диалектики как цельного научного метода познания к анализу отдельного круга явлений природы или способов изучения природы естествоиспытателями.

В итоге и здесь, как и в «Капитале», дальнейшее движение вперед марксистского учения должно было приобрести двусторонний характер. С одной стороны, должны были быть творчески, по-научному разработаны наиболее важные специфические проблемы современного Энгельсу естествознания путем конкретного применения метода материалистической диалектики, взятой как нечто целое, т. е. именно так, как берется в подлинно научном исследовании подлинно научный метод. С другой стороны, сама эта диалектика должна была получить в результате ее обогащения философским обобщением новейших достижений естествознания громадный импульс для своего дальнейшего развития.

Следовательно, ни о каком упрощенном, эклектически-ученическом способе «положение—пример» здесь не могло быть и речи. «Диалектика природы» была задумана и выполнена в большой своей части как цельное, подлинно научное исследование. Так мы должны подходить к ней и сегодня. А это значит, что и при ее публикации в современных условиях мы должны исходить только из второго (исследовательского) варианта расположения ее материалов и категорически отвергнуть первый (учебный) вариант, как абсолютно не отвечающий всему духу книги, ее замыслам и ее планам.

В следующей главе мы попытаемся подойти к эгому же вопросу с другой стороны, а именно с точки зрения характеристики того метода, который лежит в основе написания различных вузовских учебников.