Если бы существовало волшебное зеркало, в которое можно смотреться, одновременно творя свой лик, мы увидели бы в нем звездное небо.

Сегодня мы знаем, что вся вселенная пронизана волнами гармонических соответствий между макро- и микромиром, между человеком и космосом. «Строение физического мира неотделимо от обитателей, наблюдающих его, в самом фундаментальном смысле… Существует некий принцип, осуществляющий невероятно тонкую подстройку Вселенной. Но это не физический, а антропный принцип», — пишет космолог П. Девис в книге «Случайная вселенная».

Вот как ощущает эту «невероятно тонкую космическую подстройку» Александр Блок:

«На бездонных глубинах духа, где человек перестает быть человеком, на глубинах, недоступных для государства и общества… катятся звуковые волны, подобные волнам эфира, объемлющим вселенную; там идут ритмические колебания, подобные процессам, образующим горы, ветры, морские течения, растительный и животный мир». В «подстройке» человека и космоса поэт не просто настройщик рояля, а композитор, музыкант — вот что до сих пор еще не осознано в должной мере. «Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно… Но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и Звуки, потому что он — сын гармонии, Поэт… Хаос есть первобытное, стихийное, безначальное; космос — устроенная гармония…

Поэт — сын гармонии. Три дела возложены на него:

во-первых — освободить звуки из родной безначальной стихии, в которой они пребывают;

во-вторых, привести эти звуки в гармонию; в третьих — внести эту гармонию во внешний мир».

Внести гармонию во внешний мир — значит сотворить новый космос, ибо космос, по Блоку, — это и есть гармония.

Наша цивилизация и культура оказались слишком робки перед такими прозрениями. Блок, Белый, Хлебников несли нам космическую весть, но мы заткнули уши и зажмурили глаза. Ныне космос поэтов топят в литературоведческих терминах: символизм, футуризм, имажинизм, акмеизм — какая бездна за всеми этими «измами». Разве в них дело? Небо спустилось на землю и заговорило поэтическим голосом.

Теперь, на исходе XX столетия, космические прозрения поэтов облеклись в блестящие звездные латы современной космологии. Они надежно защищены формулами и числами от тупости, невежества и непонимания, но мне ближе та хрупкость и донкихотская уязвимость, даже незащищенность поэтического слова, с какой предстало оно перед читателями тогда, в космической наготе и невинности, как Адам и Ева перед богом до первого прегрешения.

Когда в нашей печати наконец-то с двадцатилетним опозданием появились снимки радужной ауры излучений вокруг тела, я понял, что означает древняя фраза: «одеялся светом, яко ризою», понял, что парча и дорогие каменья — лишь имитация этого космического одеяния. Вспомнил я и древнее предание о том, что Адам и Ева были в раю не просто наги, а в окружении ослепительного света, который потом угас, отчего и понадобилась одежда.

Академик В. П. Казначеев так пишет о сиянии, исходящем от «живого вещества»: «Диапазон сверхслабого излучения живых организмов лежит на границе между инфракрасной и ультрафиолетовой областью» (Казначеев В. П. Учение о биосфере. М., 1985).

Как раз у этой границы наше земное зрение отказывает, зато поэтическое космическое око видело это излучение всегда.

Об этом опять же поведал А. Блок:

«Миры, предстоящие взору в свете лучезарного меча, становятся все более зовущими; уже из глубины их несутся щемящие музыкальные звуки, призывы, шепоты, почти слова. Вместе с тем они начинают окрашиваться (здесь возникает первое глубокое знание о цветах); наконец, преобладающим является тот цвет, который мне проще всего назвать пурпурно-лиловым (хотя это название, может быть, не вполне точно). Золотой меч, пронизывающий пурпур лиловых миров, разгорается ослепительно — и пронзает сердце. Уже начинает сквозить лицо среди небесных роз… некто внезапно пересекает золотую нить зацветающих чудес; лезвие лучезарного луча меркнет и перестает чувствоваться в сердце. Миры, которые были пронизаны его золотым светом, теряют пурпурный оттенок; как сквозь сорванную плотину, врывается сине-лиловый мировой сумрак (лучшее изображение всех этих цветов у Врубеля…). Золотой луч погас, лиловые миры хлынули в сердце. Океан — мое сердце».

Бросимся в сей «животворный океан света», погрузимся в эту космическую купель, переполненную сиянием. Поверим Блоку. Ведь речь идет не о символах или иносказаниях — это реальность космической жизни света, которую до сих пор не хотят видеть. Если бы речь шла о символизме, я не стал бы отнимать время у читателей. Но, прочитав горы литературы о Блоке, я не услышал даже намека на огненное космическое посвящение, пережитое великим поэтом. Блок закончил свое восхождение к небу по астральной радуге. Как Данте, увидел лицо Прекрасной Дамы, сотканное из вихря звезд, пурги и огня:

«Вихрем поднятый костер»— это всплеск излучений, идущих от человека к небу. Для тех, кто склонен все необычное приписывать лишь разгоряченной фантазии поэтов, приведу снова высказывания академика В. П. Казначеев. На языке строгой науки пережитое Блоком астральное пламенное вихревое единение с космосом означает обмен информацией между живой и косной материей на уровне сверхслабых «электромагнитных взаимодействий» в форме «фотонной констелляции» для организации «живого вещества». Я понимаю, что рядом со стихами Блока все это звучит суховато, но послушайте дальше. Ученые говорят о том, что с научной точки зрения человек, излучающий сияние, есть не что иное, как «фотонное созвездие». «Организация такого «созвездия» существует за счет постоянного притока энергии извне… Здесь мы имеем дело со своеобразным, условно говоря, «зеркальным» эффектом.

С одной стороны, живая система передает в среду определенные характеристики своей организации… С другой стороны… она столь же направленно воспринимает, «впитывает»…». Так вот что такое лазурно-пурпурно-золотое лилово-фиолетовое сияние, исходившее к небу. Не зря полыхал астральный костер.

Там, в ночной завывающей стуже, В поле звезд отыскал я кольцо. Вот лицо возникает из кружев, Возникает из кружев лицо. Вот плывут ее вьюжные трели, Звезды светлые шлейфы влача…

Этими стихами Блок закончил описание звездного восхождения. Поэт словно предвидел, что никто ему не поверит, и с наивностью, свойственной гению, стал убеждать, заклинать читателя в реальности произошедшего. «Ценность этих исканий состоит в том, что они-то и обнаруживают с очевидностью объективность и реальность «тех миров»… все миры, которые мы посещали, и все события, В которых происходящее вовсе не суть «наши представления».

Все напрасно, никто не поверил. А ведь Блок сказал прямо и недвусмысленно. Послушаем его еще раз, ведь великий поэт убеждает нас: «Реальность, описанная мною, — единственная, которая для меня дает смысл жизни… Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет «нет», мы останемся просто «так себе декадентами», сочинителями невиданных ощущений… За себя лично я могу сказать, что у меня если и была когда-нибудь, то окончательно пропала охота убеждать кого-либо в существовании того, что находится выше и дальше меня».

Каждый писатель по-своему пережил свое космическое рождение. Теперь, опираясь на открытие В. П. Казначеева, могу более определенно сказать, что произошло с Аввакумом Петровым в остроге, с Андреем Белым на пирамиде, какая реальность кроется за описанием особых космических состояний Пьера Безухова, Данте в «Божественной комедии», Вильгельма Мейстера из романа Гёте, В. Катаева в финале книги «Алмазный мой венец».

Не видимые обычным зрением сверхслабые излучения вырвались из тела. Так бабочка разрывает кокон и улетает. Бабочка излучений несет в космос какую-то очень важную информацию, и человек как бы ощупывает своими лучами все мироздание. По тем же каналам, на тех же частотах к нему идет отклик от самых далеких звезд. Он слышит и понимает этот язык.

Когда образуется такая обратная связь между человеком и космосом, вселенная перестает быть черной. В этот момент она воспринимается как свое тело. Возникает ощущение близости самых дальних пространств и звезд. Свет, исходящий от тела в космос, как бы возвращается изнутри, обогащенный новой поэтической информацией.

Так неумело пытался я передать это ощущение много Лет назад. С годами я убедился, что такое космическое рождение пережили многие писатели и ученые. Более того, сейчас наконец-то проясняется, какая физическая реальность кроется за столь необычными ощущениями. В главе «Космизм живого вещества» академик В. П. Казначеев сообщает, что кроме перечисленных излучений есть еще совсем невидимый поток нейтрино. Космос как бы заполнен «нейтринным морем». «В настоящее время выдвигаются различные гипотезы о возможном взаимодействии нейтрино и планетарного живого вещества» (В. Казначеев).

Поясню: нейтрино, подобно фотону, частице света, мгновенно пронизывает вселенную, как бы ощупывая ее'. Теперь еще раз вспомним князя Мышкина и разбитый кувшин Магомета, из которого не успела вылиться вода, пока он обозрел все пределы Аллаха.

При антропной инверсии именно так, во мгновение ока, огибается вся вселенная. Видимо, с потоком излучений устремляется в космос поток нейтрино.

Не хочется намертво связывать судьбу космической инверсии с той или иной биофизической или космологической гипотезой. Важно, что сегодняшняя наука гораздо более подготовлена к разговору о столь значительном для многих явлении, нежели в девятнадцатом веке и в начале двадцатого.

Вот как прекрасно пишет об атом выдающийся советский философ Я. Э. Голосовкер в главе «Первый экскурс в космос за разумом и воображением»: «Инстинкт культуры есть не только нечто земное, но и нечто вселенское — в мирах космоса… Если на земле исчезнет человек и даже исчезнет сама земля, то его культу римагинации (так Голосовкер называет незримые сгустки информации во вселенной. — К. К.) могут не исчезнуть. Они могут перенестись в сознание иного высшего существа, живущего не на земле, а где-то в космосе и одаренного высшим инстинктом воображения…

…А так как существование высокомыслящего воображаемого существа не может быть ограничено только пределами земли или солнечной системы, а возможно в любых частях космоса… это существо может быть по времени

В результате вспышки сверхновой звезды 23 февраля 1987 года на землю обрушился поток нейтрино, подтвердивший догадку ученых о том, что во вселенной 90 % вещества кроется в этих частицах.

своего существования бесконечно древнее и по мысли бесконечно могущественнее и совершеннее человека».

И вот последний удар Голосовкера по занудному рационализму: мировая космическая мысль в отличие от рациональной земной есть не что иное, как «воображение земного человека» (Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987).

Можно до бесконечности называть имена художников, поэтов, ученых, музыкантов, осязавших космос лучами. Вот хотя бы свидетельство о норвежском художнике Эдварде Мунке.

«Солнце для Мунка было божественным источником света и жизни. Небесные тела и «силы» были живыми существами. Луна — ребенок земли. Лунный свет порождает желание и страх. Умереть — значит лишь изменить форму. Люди — волны духа и материи. Они могут растаять, образовать новые формы. Если капустный червь может стать бабочкой, то почему же человек после смерти не может стать чем-то, чего мы не в состоянии видеть. Люди — сосуды, заполненные текущими в них волнами» (Стенерсен Р. Эдвард Мунк. М., 1972).

По сути дела, Мунк видел те же реальности, что и Блок, — волны космических излучений, разговор светом.

Теория относительности началась с разговора светом. Эйнштейн мысленно полетел за лучом и убедился, что на фотонегативе нет ничего. Если лететь со скоростью света, отражения не будет. Он погнал световой поезд по световым рельсам, а на светоперроне поставил светочасы, и он увидел, что на часах света стоял один и тот же час — вечность. Оказалось, что время есть только относительно света. Вы гонитесь за лучом, и время исчезает, как только вы догоните свет. На фотоне (в луче) время равно нулю.

Если вы перегоните свет, то окажетесь «на том свете», там минус-время, а причина опережает следствие: сначала родится ребенок, а потом происходит зачатие, первый поцелуй, первая встреча, томление по возлюбленной, первый взгляд.

В «Сне смешного человека» Ф. М. Достоевского люди высшей цивилизации изъясняются светом. Светом изъясняются клетки, обмениваясь ультрафиолетовыми лучами на одной и той же частоте. О других излучениях известно меньше, но все они сводятся, как и генетический код, к четырем «мастям»: сильные, слабые, электромагнитные и гравитационные взаимодействия.

Чтобы открыть мерцание человеческой ауры, пришлось исследовать человека, как звезду, на расстоянии. Тогда и выявили десять излучений, исходящих от его тела.

На языке инфракрасных и ультрафиолетовых излучений «говорят» звезды. Видимый луч — только путеводная нить Ариадны в лабиринте космоса.

Гийом Аполлинер видит воочию, как звеэды-пчелы пьют мед излучений, исходящий от луны и от человека. Причем вот что еще интересно: ведь и Лорка воспринимает луну как сотовый мед.

Поговорим со звездами, как могли это делать жители древнего, мифологического Китая: «Как только что появились люди, небо сообщалось с ними и они сообщались с небом. Утром и вечером люди могли подниматься на небо, утром и вечером небо могло с ними разговаривать» (Юань Кэ. Мифы древнего Китая. M., 1987).

По традиционным китайским представлениям у человека имеется десять душ. Со смертью человека сперва отлетают души «хунь», а потом исчезают души «по». Интересно, что число — 10 душ — по количеству совпадает примерно с открытыми ныне десятью видами излучений, исходящих от человека.

Вокруг нашей земли есть невидимое инфракрасное небо. Оно светится сильней или угасает в зависимости от деятельности людей.

Тепло и холод — двоичный код инфракрасного. Ультрафиолет нем, но тепло и холод мы различаем. Можно объясняться с мирозданием двоичным кодом и, может быть, этот код связан с волнами гравитации (если эти волны в природе есть). Тогда «да» и «нет» означало бы «тяжело» «легко». Легко внушить себе: «тепло — холодно» и «тяжело — легко», и не будет ли тогда разговор со вселенной разговором со своим «я»? Но разговор со вселенной — это и есть диалог с собой.

Люди разговаривают светом, хотя я сам не знаю, как это происходит. Я сказал бы об этом так:

В момент антропного метасингулирования информация исходит от человека во вселенную, отсюда свечение, порой настолько яркое, что невозможно смотреть. Одновременно навстречу человеку от вселенной устремляется волна метаинформации.

Этот пульсирующий вселенский кристалл излучений голографичен. Каждой звезде на небе соответствует точка акупунктуры на человеческом теле. Они, по наблюдению медиков, сохраняют свою активность порой даже через трое суток после смерти.

Конфигурация созвездий на небе носит отнюдь не случайный характер. Созвездия — зримые иероглифы мета-кода. Они отпечатываются на сетчатке глаза (тоже спиральной структуры), а через зрение проходит 85 % всей информации о мире на сознательном и неосознанном уровнях. Известно, что глаз в свою очередь является сферической спиральной проекцией всех внутренних и внешних органов человека. Значит, через зрение небо воздействует всеми звездами на всего человека.

Еще психолог Юнг задавал вопрос, почему мы группируем мысленным взором созвездия так, а не иначе. Ответ

на этот вопрос не прост. В созвездиях словно сгруппировались миги прошедшей жизни. Что происходит на земле и на небе, знают звездные мифы разных народов.

Даже птицы ориентируют свой полет по звездам, даже рыбы различают созвездия. А что если звездное небо — это постоянная порождающая весть от метавселенской цивилизации?

Одни говорят об имагинативных сгустках информации, другие, как Блок, видят ясно космический свет, третьи предпочитают говорить о бесплотном духе. Мне кажется, что речь здесь идет об одной и той же реальности. Почти неразличимые глазом электромагнитные излучения, совсем невидимые потоки нейтрино и, возможно, другие, неведомые пока формы материи разносят по вселенной информацию О нашем внутреннем мире, а в ответ из космоса идут излучения, несущие космическую информацию. Незримые излучения сливаются в единый вселенский кристалл мирового, говоря словами Голосовкера, имагинативного мозга. Этот хрустальный глобус увидел Пьер Безухов, эту сияющую многоочитую сферу прозревала Лизаша у Андрея Белого.

Не будем делать вид, что звездный код расшифрован. Я даже сомневаюсь, что здесь возможна в принципе расшифровка. Взаимодействие излучений человека и космоса — это в буквальном смысле слова «тонкая материя». А там, где действуют сверхслабые электромагнитные взаимодействия, вступает в свои права принцип дополнительности Нильса Бора. И здесь, пишет академик Казначеев, между человеком и косной материей возникает диалог света, который, увы, трудно расшифровать, потому что «свойства дополнительности при взаимодействии живого и косного вещества, возможно, имеют характер фундаментального естественно-природного принципа».

Поэты говорят о таком диалоге другими словами.

Тайна звезд терзает мозг человека, каждый луч становится колючкой тернового венца, вонзающейся в мозг. Небо и есть терновый, или, как сказал В. Катаев, «алмазный» венец каждого человека.

Вот Стрелец — охотник, он связан с Лебедем (царь Гвидон и Царевна-лебедь).

«Лебедь рвется в облака, рак пятится назад, а щука (созвездие Рыб) тянет в воду», — в известных строчках из басни И. А. Крылова движение зодиака. Рыбы — зима, а Рак — лето. Каждый тянет в свою сторону.

Ясно, что Лебедь из зодиакального круга времен рвется к выходу за пределы времени — «в облака». А «воз» Большой Медведицы «и ныне там».

Но вот что еще интересно: в созвездии Лебедя есть черная дыра. А может быть, поэты реально чувствуют какую-то связь с излучениями, идущими из той запредельной области. Державин в стихотворении «Лебедь» так рассказал о своем полете:

Нет, я не отождествляю поэтическую интуицию с восприятием тех или иных невидимых излучений, идущих от видимых и невидимых объектов на небе. Но обращать внимание на такого рода совпадения все-таки надо. Ведь любая неоткрытая закономерность выглядит поначалу как цепь случайностей. А таинственных «случайностей», связанных с отражением звездного неба в поэзии, как, вероятно, уже убедился читатель, накопилось более чем достаточно.

Небо таит в себе не только астрономические и космологические загадки. Это понимают многие художники и писатели.

«Иероглифы звезд» в отличие от букв бесконечно многозначны. Вот почему я испытываю почти физическую тошноту от популярных ныне разного рода астральных трактатов. В них однозначность, невыносимая для поэтического слуха. Вульгарные материалисты типа Бюхнера, Малешота и ученика их — тургеневского Базарова все же не так примитивны, как прямолинейные «астральные» толмачи. Там, где нет высокой поэзии, там нет неба.

«Поэтическое творчество — тайна великая есть, такая же вечная тайна, как рождение человека. Слышишь голоса, а чьи они — неведомо… Ни у кого нет ключей к тайне мироздания. Нет их и у поэта». Гарсиа Лорка часто беседовал с не видимыми взором «черными лунами», и больше всего на свете его волновала космическая тайна земли. Как истинный поэт XX века он не навязывал звездам своего житейского смысла, поэтому его поэтическое слово обладает вселенской распахнутостью, как «внутреннее море» без берегов. Вот где космическая инверсия. Внутреннее — значит ограниченное снаружи; однако же нет — это по-земному, а при выворачивании внутренние моря души без берегов, как вселенная.

Вот истинная Метаметафора во всей своей многозначности и многослойности смысловых пространств.

Связь со звездами, вибрация между поэтом и небом, иногда видимая, иногда незримая, ощутима в каждой строке.

Гарсиа Лорка часто видел «черные луны» и красно-зеленый спектр. Зеленый луч шел от незримого зеленого неба, а от поэта к небу поднималось красное излучение:

В космическом спектре у Блока золотое мерцание. У Лорки преобладает серебряное свечение. В целом же возникает интересная оппозиция:

Блок — золотой — звездный

Лорка — серебряный — лунный

Блок чаще ведет разговор со звездами, а Лорка с луной. Золотой звездный меч Блока напоминает легенду про обоюдоострый огненный меч, отсекающий небо от земли со времен падения Адама. Не этим ли мечом рассек грудь пушкинскому пророку шестикрылый серафим?

Золото звезд — путь на небо. Серебро луны — забвение. Серебряный ластик луны, двигаясь по кругу небес вокруг земли, как бы стирает всю лишнюю суетную информацию, готовит к небу. Может быть. Альфа и Омега Тейяра де Шардена — это еще звезда-солнце и луна-планета земли. Язык луны темен и поэтичен. Вот стихотворение Лорки «Омега» — истинно лунная речь:

Поэзия — код, которым небо обменивается с землей, подчиняется принципу дополнительности. Это особая ситуация, когда взгляд воздействует на источник света, изменяя его, а произнесенное слово настолько преобразует слух, что нельзя сказать, сотворен или отражен образ неба. Это и есть верный признак метакода и возникающего на его основе нового метаязыка поэзии.

«Второе сознание и метаязык. Метаязык не просто код — он всегда диалогически относится к тому языку, который он описывает и анализирует. Позиция экспериментирующего и наблюдающего в квантовой теории… Неисчерпаемость второго сознания, то есть сознания понимающего и отвечающего: в нем потенциальная бесконечность ответов языков, кодов. Бесконечность против бесконечности»

(Бахтин М. Эстетика словесного творчества).

Проще говоря, когда поэт видит таинственные лучи, связующие его с небом, — это реальность, им сотворенная, но в то же время и объективная. Его диалог с небом происходит не на языке человека и не на языке звезд, а на некоем третьем, неописуемом. Скажу еще проще: третий язык, метаязык, посредник между землей и небом — это сама поэзия. Поэт не переводчик, а создатель звездного языка. Об этом писал еще Низами в Х веке:

Так что же такое метакод? Матрица звезд, с которой воспроизводятся тексты? Матрица, но — живая. Сами по себе звезды немы. Они оживают, когда луч отражен в зрачке. Между наблюдаемым и наблюдателем возникает тонкая связь, порождающая волны незримого света. Возможно, что древние индусы называли праной те самые истечения света, которые мы именуем «слабые электромагнитные излучения».

Средоточием излучений в Чхандогья-упанишаде названо сердце. «Поистине у сердца пять отверстий…»

зрение — солнце — тепло

слух — луна — свет

речь — огонь — аура

мысль — влага — красота

пространство — ветер — энергия

«…Поистине это пять стражей… охраняют врата небесного мира… Достигает небесного мира тот, кто знает пятерых стражей».

Все пять преломлений света от жара и огня до холодного свечения луны, ауры и чувства красоты — это только преддверие. Далее открывается небо незримое.

Далее то сияние, что светится над этим небом, над всеми и надо всем в этом высшем из миров, это поистине то же сияние, что и внутри человека.

Видят это, когда от прикосновения ощущают тепло в этом теле. Слышат это, когда прикрывают уши и слышат как бы звуки и шум, как бы от пылающего огня. Это должно почитать как это увиденное и услышанное. Привлекательным и славным становится тот, кто знает это». Поднявшись на самые вершины небес, увидим там свой внутренний свет. Услышим речь неизреченную, увидим свет невидимый. Описание этой неизреченной речи и отражение невидимого высшего, внутреннего света — метаязык поэзии.

Чтобы войти в это пространство, Элиот подошел вначале к закрытым дверям небесного сада. Этому предшествовал миг антропной космической инверсии, когда прошлое, будущее и настоящее тасуются, как маета в колоде карт, и сливаются в один вечный миг.

Помните блоковский «Соловьиный сад»? В саду Элиота поют не соловьи, а дрозды, но сад по-прежнему звездный. Восхождение к нему по воздушным ступеням неба.

Элиот восходит в звездный сад по сапфировой лестнице. Сапфир включает астральную радугу Блока, ее оттенки. Сапфир — это и есть блоковская лазурь, сгущенная до синевы, еще одно свидетельство, что по одной и той же лестнице света поэты поднимаются в небеса. Теперь вспомним Кол-звезду Заболоцкого, и Большую Медведицу — повозку мертвых, и вечное дерево — древо Млечного Пути.

И вот теперь, когда видимое небо с Полярной звездой, Медведицей, Гончими Псами достигнуто, надо выйти к незримому небу, к своему утреннему свету, о котором говорится в Чхандогья-упанишаде. Чтобы вывернуться туда, надо достичь неподвижной точки — оси, вокруг которой вращаются все звезды. Это вершина небесного дерева — Полярная звезда. Здесь горловина чаши, отсюда выход к свободе. Эта звезда в 120 раз больше солнца. Луч от нее летит до земли 472 года. «Это означает, что в настоящее время мы видим Полярную звезду такой, какой она была во времена Колумба и недоброй памяти Ивана Грозного». Все это, конечно, интересные сведения, но самое главное другое. Полярная звезда — цефеида, она пульсирует. Ф. Ю. Зигель пишет о цефеидах так:

«Подобно сердцу, они непрерывно пульсируют…»

Разговор поэтов со звездами надо слушать без высокомерного недоверия. Ведь ясно же, все они в один голос нам говорят о буквальном, а не символическом контакте со звездами. Может быть, в этом слиянии космического пульса звезд и человека кроются еще не разгаданные тайны метакода.

Возвышенное влечет нас к небу, У Блока это его «хвостатая звезда». У Заболоцкого и Элиота звезда Полярная. Поэтический взор Лорки устремлен к луне. Лермонтов просто слушал, как «звезда с звездою говорит». В этом разговоре звезд отчетливо слышны голоса поэтов.