Часть шестая. ВСЕ СМЕШАЛОСЬ. «Сестрички с Севера»

В том, что касалось нарядов, Цянь Сяохун обладала талантом сочетать одно с другим, примерить разные варианты, что-то изменить в одежде и в итоге получить совершенно новый образ. Темно-синяя куртка с потертыми джинсами, туфли без каблуков, волосы, расчесанные на прямой пробор, закрывают уши, вся одежда сидит как влитая, бюст выдается вперед, в итоге облик получился необычный и выразительный. Цянь Сяохун влезла в автобус, десять минут тряслась и доехала до района Цяньшань. Стоило выйти из автобуса, как она первым делом увидела название отеля, написанное потускневшими золотыми иероглифами. Рядом с отелем припарковалось несколько машин, но у входа было не очень оживленно. Цянь Сяохун едва не врезалась в стеклянную дверь, но в последний момент в замешательстве толкнула ее и смутилась от собственного невежества. Наряд, который изначально казался подходящим, теперь производил впечатление вульгарного. За стойкой регистрации на стене висело несколько блестящих часов, на самом деле блестели стеклянные циферблаты, а золотая краска на корпусах покрылась налетом, напоминающим пыль. Стрелки показывали разное время, при внимательном рассмотрении оказалось, что под часами написаны названия городов и стран: «Пекин», «Нью-Йорк», «Канада», «Япония», «Великобритания». Хорошенькая девушка в темно-синей униформе, стоявшая за стойкой, расплылась в улыбке:

– Добрый день, девушка! Чем могу вам помочь?

У нее были выразительные круглые глаза, белая, словно куриное яйцо, кожа, через которую просвечивали тонкие сосудики.

– Я бы хотела поговорить с вашим управляющим. Подскажите, на каком этаже его кабинет.

Цянь Сяохун подумала, что девушка очень красивая, и униформа у нее красивая, и улыбка тоже красивая, вот только зубы не белые.

– По какому вопросу? – спросила вторая девушка, чуть постарше.

– Я пришла по объявлению о приеме на работе. Ищут администраторов.

– Да? Набирают сотрудников? – спросила девушка постарше у большеглазой красавицы.

– Вроде да. Позвоню и спрошу у управляющего. – Красавица указательным пальцем набрала номер. – Алло, господин Пань! Тут девушка пришла устраиваться на ресепшн… Ага… ага… Хорошо! – Красавица повесила трубку и с улыбкой сказала: – Офис управляющего в номере пятьсот девять, поднимайтесь. Лифт с левой стороны.

– Благодарю вас. – Цянь Сяохун радостно улыбнулась. Это место ей уже понравилось.

Ковер оказался старым, красный цвет вытерся настолько, что почти превратился в черный. По дороге она не слышала звуков шагов, словно люди летали над поверхностью, будто души умерших. Она постучала в дверь офиса управляющего.

– Входите!

Цянь Сяохун смутно расслышала ответ, повернула медную ручку, толкнула дверь, и с порога роскошь кабинета управляющего едва не сбила ее с ног.

– Господин Пань, здравствуйте, я пришла по объявлению! – выпалила Цянь Сяохун и только в конце тирады нашла глазами силуэт управляющего.

– Присядь. Сейчас я закончу. – Господин Пань сидел за большим письменным столом и даже не поднял головы.

Цянь Сяохун присела на диван, обвела взглядом комнату и про себя цокнула языком от восторга: вот это размах! Свисавшая с потолка люстра с бесчисленным количеством нагромождавшихся друг на друга лампочек ярко освещала комнату. В витрине поблескивали кубки, а две вазы по размерам превосходили чаны, в которых дома засаливали на зиму овощи. На полках стояли книги, на стене висели свитки с каллиграфией и картины, а письменный стол управляющего по ширине был как кровать.

Управляющему на вид было лет тридцать с небольшим. Он был одет в белоснежную рубашку с темно-синим галстуком и выглядел очень представительно. Наконец управляющий поднял голову и сделал жест рукой, мол, подойди к столу, поговорим. Он быстро осмотрел девушку с ног до головы, а потом снова поднял голову, чтобы окинуть взглядом еще раз, как человек, который, уже выйдя из дому, вернулся за забытой вещью.

– Господин управляющий, простите, что отвлекла от дел!

Цянь Сяохун села напротив него и спокойно улыбнулась. Похоже, перед ней культурный человек, не то, что начальник Чжуан, господин Чжань и им подобные. Такое впечатление, что в комнате витало нечто, что заставило Цянь Сяохун невольно начать фильтровать свою обычно непринужденную манеру разговора.

– Где ты сейчас работаешь? – ласково улыбнулся ей управляющий Пань. Щеки у него были надутыми, словно он держал во рту кусок сахара.

– На фабрике игрушек. Я приехала из провинции Хунань. Мне восемнадцать, – соврала Цянь Сяохун, назвав возраст, указанный во временном удостоверении личности, при этом с ее лица не сходила улыбка.

Управляющего ответ вроде бы устроил, он передал Цянь Сяохун какой-то бланк и велел заполнить. В заявлении о приеме на работу нужно было расписывать все очень подробно. Дойдя до пункта «образование», Цянь Сяохун задумалась, а потом вписала «среднее», а остальные графы заполнила в соответствии с действительностью. Управляющий с легкой улыбкой пробежал глазами:

– Какая умница!

Услышав похвалу из уст управляющего Паня, Цянь Сяохун удивилась, обрадовалась, но при этом и несколько опешила. Она сказала:

– Дайте мне указания, и я всему хорошенько обучусь!

– Когда можешь приступить к работе?

– Завтра!

Управляющий позвонил на стойку регистрации:

– Хуан Син, зайди ко мне в кабинет.

Через некоторое время в комнату вошла большеглазая красавица.

– Господин управляющий, вызывали? – Девушка не испытывала никакого стеснения в присутствии начальника.

– А-Син, это новая сотрудница Цянь Сяохун, все ей покажете, а поселим ее с тобой и Чжан Вэймэй.

– Конечно же, господин управляющий, – ответила А-Син на кантонском.

Цянь Сяохун не ожидала, что все пройдет так быстро и завтра уже можно будет примерить такой же красивый наряд, как у А-Син. Она сдержалась, чтобы не запрыгать от радости, перед ней впервые открывались такие светлые перспективы. Цянь Сяохун воскликнула звонким голосом:

– Большое спасибо, господин Пань!

Из отеля «Цяньшань» девушка пулей понеслась на фабрику, чтобы сначала сообщить радостную весть А-Цзюнь. Ведь если бы не А-Цзюнь, то она не увидела бы объявление о найме на работу, не попала бы в отель «Цяныпань», тогда пришлось бы и дальше мириться с тем, как рисуется Плоскодонка, и работать, как робот, в этой темнице.

– Вслед за сердцем убегай, за руку мечту хватай… – всю дорогу Цянь Сяохун радостно мурлыкала песенку.

Стоило ей сесть рядом с А-Цзюнь, как та, понизив голос, сообщила:

– Плоскодонка разозлилась, вроде как начальству донесла! – Затем она поспешно спросила: – Взяли тебя? Взяли?

Цянь Сяохун щелкнула пальцами, весело подмигнула подруге, но всю прелесть случившегося словами было просто не выразить.

– А-Цзюнь, если у меня все получится, то я посмотрю, есть ли там работа, подходящая для тебя. Нельзя тебе торчать в этом гнилом месте!

А-Цзюнь немного удивилась:

– Как это так, захотела уйти – и уходишь?

– А-Цзюнь, глупенькая, если не попробуешь, как узнаешь? Я боюсь, что ты и искать-то не пробовала!

Как и ожидалось, А-Цзюнь покачала головой. В этот момент появилась Плоскодонка. Она размеренным шагом подошла, встала за спиной Цянь Сяохун и ледяным тоном сказала:

– Зайди к начальнику цеха.

– А?! Тоже мне, большое дело! Я всего-то отпросилась через А-Цзюнь. Зачем ты бригадиру пожаловалась? Перед кем рисуешься-то? Ты проводишь весь день, строя нас, как будто кто-то взял у тебя зерно, а вернул шелуху, но над кем ты чувствуешь превосходство? Ты такая же, как мы!

Поведение Плоскодонки вывело Цянь Сяохун из себя – слишком уж та заискивает перед начальством. Плоскодонка ожидала, что Цянь Сяохун станет подобострастно оправдываться и жалобно умолять, и не думала, что девушка вдруг окажется такой язвительной. Другие работницы отложили свою работу и смотрели на Плоскодонку.

– Что уставились? Работайте! А не то я у вас из зарплаты вычту!

От злости Плоскодонка захлебывалась слюной, так что сначала сглотнула, а потом прокричала эти слова. Девушки послушно отвели глаза. Цянь Сяохун обвела Плоскодонку презрительным взглядом и пошла в кабинет начальника цеха.

– Ты правила наши знаешь? – Начальник цеха ростом был ненамного выше письменного стола.

– Знаю. Читала много раз.

– Тогда сама скажи, какой из пунктов нарушила сегодня.

– Понятия не имею. У меня заболел живот, я пошла к врачу и через свою подругу отпросилась у Плоскодонки.

– У кого?

– Ну, у бригадира.

– Где справка из больницы?

– Не выписали. Я забыла!

– Чжу Дачан тебе кем приходится?

– Он? А какое это отношение имеет к делу?

– Говори!

– Старшим двоюродным братом.

– Ясно. По правилам за однократный прогул штраф пятьдесят юаней.

– Что? Пятьдесят юаней! Не надо мне тут прогулы приписывать. Я сейчас же увольняюсь!

– Сама решай!

– А я уже решила! Увольняюсь.

– Хорошо. Сходи позови бригадира.

– Не пойду! Сами идите! – Цянь Сяохун уселась на стул, ударившись грудью о письменный стол.

Начальник цеха опешил, потом повернулся и от двери помахал Плоскодонке рукой. Через некоторое время она вошла в кабинет.

– Она увольняется. Отведи ее в бухгалтерию за расчетом, – велел начальник цеха Плоскодонке.

– Зарплата за первый месяц остается в залог на предприятии, его можно получить, только отработав полгода, так что не будет никакого расчета! – напомнила Плоскодонка начальнику цеха.

– То есть я почти месяц за бесплатно пахала?! Это нечестно! Кровопийцы – вот вы кто! – Цянь Сяохун вскочила на ноги.

– Это правила фабрики, там все четко прописано. Ты ведь читала, – сказал начальник цеха.

– Если все будут, как ты, через двадцать дней увольняться, как производство-то наладить? – В словах Плоскодонки вроде как даже был резон.

– Жадные вы, как говорится, готовы человека с потрохами сожрать, но и вас потом кто-нибудь сожрет, мать вашу! – выругалась Цянь Сяохун. Но тут ничего не поделаешь, плетью обуха не перешибешь, так что лучше сэкономить слюну.

Цянь Сяохун в бешенстве выскочила из кабинета, простилась с А-Цзюнь и ушла, высоко подняв голову и выпятив грудь.

Из местного «шопа» Цянь Сяохун набрала номер Чжу Дачана и сообщила, что увольняется с фабрики игрушек. Чжу Дачан не удивился:

– Я так и думал, что тебе эта работа не подойдет, когда ты устроилась, сразу было понятно, что долго не продержишься, слишком там уж работников прессуют, ущемляют их свободу.

– У вас с подругой все в порядке? – осторожно поинтересовалась Цянь Сяохун.

– Все нормально. У тебя вещей-то много? Я приеду тебя провожу.

– Хорошо. Буду ждать в общежитии.

Чжу Дачан приехал быстро, снял с багажника мотоцикла какой-то предмет размером с кирпич или даже чуть толще и сказал:

– Это тебе в подарок.

– Что это такое?

– «Цыхай».

– О, небо, какой тяжеленный! Да им убить можно! – Цянь Сяохун взяла книгу обеими руками, она таких толстых книг и не видала, ужас просто! Потом увидела ценник «98 юаней» и зацокала языком: – Мамочки, а дорогой-то какой!

Чжу Дачан ответил:

– Если хочешь учиться, то недорогой. Если ты хочешь себе лучшей доли, хочешь, чтобы в Шэньчжэне у тебя что-то путное получилось, нужно учиться, причем не только по «Цыхаю».

– Угу. – Цянь Сяохун испытывала легкое головокружение.

– У меня сестренка одного с тобой возраста, в Чжуншаньском университете учится. Я имею в виду, что учеба, возможно, твою судьбу изменит.

Цянь Сяохун буркнула что-то в ответ, полистала «Цыхай». Страницы были сплошь усыпаны иероглифами, напоминавшими тучу комаров.

– Ой, это ж я несколько лет читать буду!

Чжу Дачан рассмеялся:

– И за несколько лет не прочтешь! Это справочник, всезнающий учитель, ты потом поймешь, что применение у него очень и очень широкое.

– Ясно. Поехали. – Цянь Сяохун осторожно запихала кирпич в сумку.

– Цянь Сяохун, ты там поосторожнее, в отеле легко худому научиться.

Чжу Дачан надел шлем, голова сразу стала огромной, как у робота.

– Братец Чжу, я все поняла. Я вас никогда не забуду. – Глаза Цянь Сяохун покраснели.

– Ты смышленая девочка, просто юная совсем, мне кажется, ты многого добьешься.

«Чего я добьюсь?» Сев на мотоцикл, Цянь Сяохун повторяла про себя слова Чжу Дачана. «Стану начальницей? Заработаю кучу денег? Прославлюсь?» Цянь Сяохун не могла понять и словно бы провалилась в туман. Глаза пытались рассмотреть пейзажи вдалеке, но она знала, что реальна лишь красивая униформа, которую выдают в отеле «Цяньшань».

От отеля до дома Ли Сыцзян Цянь Сяохун шла где-то минут пятнадцать. Совершив неспешную прогулку, она наконец добралась до места и от двери крикнула:

– Ли Сыцзян!

– Ой! Кто там? – раздался ответ Ли Сыцзян, когда дверь открылась. – Ой, Сяохун, ты чего пришла? – Личико-яблочко немного сморщилось, а маленькие глазки потухли.

– А что, нельзя уже и прийти? Ха-ха!

Цянь Сяохун со смехом вошла, увидела, что кругом висят трусы подруги, хотела было ее поддеть, но тут обнаружила, что Кунь прямо в одежде лежит на кровати, стерла с лица улыбку и поздоровалась. Кунь в ответ выдавил из себя улыбку:

– Присаживайся, хочешь арахиса? – Он показал на пластиковый пакет на стуле.

– Хорошо! Сыцзян, ты же сливы сушеные любишь! – подшутила Цянь Сяохун над подругой, но та оцепенела, а лицо Куня тоже приобрело какое-то странное выражение.

Цянь Сяохун заметила, что парень морщит нос, а Ли Сыцзян какая-то бледная – определенно что-то случилось.

– Сыцзян, я вас не потревожила? Просто зашла сказать, что больше не работаю на фабрике.

– Да? А куда устроилась?

– В отель «Цяньшань». Недалеко от вас.

– Отлично… Будет время, зайду тебя проведать, – пролепетала Ли Сыцзян голосом умирающей курицы.

– Ничего не случилось, Сыцзян? Почему ты такая грустная?

Ли Сыцзян скривила рот, она пыталась не заплакать, но слезы сами потекли. Кап-кап-кап!

– Кунь! Что случилось? Что с ней? – Цянь Сяохун повернулась к Куню, поскольку понимала, что состояние подруги наверняка как-то связано с ним.

Кунь долго шевелил губами, словно бы не знал, с чего начать, а потом со вздохом сказал:

– Она в интересном положении!

– Это что значит?

– Ли Сыцзян беременна!

– Сяохун, что мне делать… у-у-у… – наконец-то прорвался плач.

– Что делать? Выходить замуж и рожать! – громко сказала Цянь Сяохун.

– Но… у него… у него… есть уже жена и дети-и-и-и…

– Не плачь, Сыцзян! Кунь, ты правда женат? – усомнилась Цянь Сяохун.

Кунь кивнул.

– Тогда как ты мог ее обрюхатить? Совесть есть вообще?

– Я… не хотел ничего такого, а она сама настояла, чтобы я не надевал презерватив, типа у нее безопасные дни, и вот результат! – Кунь явно был обижен.

Цянь Сяохун остолбенела. Ведь она сама рассказала Ли Сыцзян про безопасные дни, растолковывала столько времени, а подруга насчитала на свою голову.

– Сыцзян, а ты как считала-то? Я же тебя предупреждала, что эти безопасные дни не на сто процентов безопасные!

Ли Сыцзян еще раз без запинки повторила всю теорию: неделя до и неделя после критических дней, а потом, всхлипывая, сказала:

– Не на сто процентов безопасные… Я вон залетела, так что на сто процентов опасные!

Цянь Сяохун в ответ на это философское замечание не знала, то ли смеяться, то ли плакать.

– Сыцзян, так в книжках написано, это наука! А я сама не знаю толком… Раз все так обернулось, Кунь, что делать-то будем?

Кунь наморщил приплюснутый нос и повращал глазами, а потом сказал:

– Ничего не попишешь, придется идти на аборт!

Три девушки спали каждая на своей кровати, кроме того, у окна стоял общий письменный стол. Кровати расставили так, что получился прямоугольник, внутри которого оставалось свободное место, над кроватями висела москитная сетка, а между ними – непрозрачная занавеска, отгораживавшая спальное место. Хуан Син повесила рядом со своей кроватью фигурку Микки-Мауса, белого плюшевого зайчика и другие мягкие игрушки, ей нравилось коллекционировать эту ерунду. Помогая Цянь Сяохун заправить постель, она посоветовала ей тоже купить занавеску. Хун Син была очень высокой и стройной, когда она жестикулировала, то все ее тело подергивалось, а сосуды, заметные на белом прозрачном личике, создавали ощущение, что нежная кожа порвется от одного прикосновения. Цянь Сяохун смотрела, смотрела, а потом не выдержала:

– А-Син, почему у тебя такая кожа красивая? Ты разве не из Гуандуна?

А-Цин в ответ еле заметно усмехнулась:

– Что же, только вам, хунанькам, позволено быть красивыми?

Цянь Сяохун поняла, что А-Син легкий в общении человек, и непринужденно сказала:

– Я не в том смысле. Но красивые девушки из Гуандуна вообще не похожи на жителей Гуандуна!

Может, А-Син просто привыкла, что все вокруг нахваливают ее внешний вид, так что особо не отреагировала.

– А-Син, а сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

– Ясно. А мне восемнадцать. А У Ин столько лет? Она здесь не живет?

– У Ин двадцать пять, у нее уже ребенку три года. Ее муж работает начальником цеха на заводе, и они всей семьей снимают квартиру в другом месте. А соседку, – А-Син ткнула пальцем в третью кровать, – зовут Чжан Вэймэй, она из Чаочжоу, завтра ты с ней вместе работаешь в утреннюю смену.

Цянь Сяохун увидела, что на москитной сетке висит плакат с изображением Лесли Чуна, который занимает буквально треть пространства.

– А во сколько начало работы?

– В восемь. Столовая на первом этаже. Вставать в десять минут восьмого, пока позавтракаешь, уже и на работу пора. Кстати, примерь-ка форму, я думаю, тебе нужен маленький размер.

Цянь Сяохун надела униформу: темно-синяя юбка, жилетка в тон, белоснежная рубашка, на шее шарфик завязан бабочкой, а ко всему этому еще и туфли на высоком каблуке.

– Очень красиво! Сама глянь!

Цянь Сяохун встала перед зеркалом:

– Ой, туфли не подошли, придется купить другую пару!

– Цянь Сяохун, я тебе расскажу историю про пижаму. Один человек как-то раз купил красивую пижаму, вернулся домой, примерил, и ему показалось, что домашние тапочки не сочетаются с пижамой. Тогда он купил новые тапочки, через два дня он заметил, что ковер в комнате слишком старый, поменял и ковер. На фоне нового ковра квартира выглядела ветхой, поэтому он принял решение приобрести новую квартиру. Видишь, сколько хлопот из-за пижамы?

Цянь Сяохун рассмеялась:

– А жену он тоже поменял? Я лично только туфли поменяю, слишком старые, не соответствуют остальной одежде.

Она крутилась перед зеркалом так и сяк, впервые видя такое отражение.

– А-Син, я красивая?

А-Син весело глянула на нее:

– Сяохун, ты хочешь от меня услышать, какая ты красивая? Но ты же сама отлично знаешь, красивая ты или нет.

– Я ростом не вышла, хорошо быть высокой, как ты?

– Наполеон тоже был маленького роста, а как он красиво сражался!

– На поле? Кто? – не поняла Цянь Сяохун.

– Наполеон. Это имя такое. Потом тебе про него расскажу. Хочу передачу послушать. – А-Син включила радиоприемник.

Женский голос таким тоном, будто вещание происходило из кровати во время занятий любовью, заказал поставить для бывшего парня песню «Время, проведенное вместе». Ведущий ответил, мол, простите, под рукой нет песен Энди Лау, есть только песня Джеки Чун Хок-Яу «Расставание под дождем». А-Син рассмеялась:

– Этой тетке еще повезло, смысл у песен почти один и тот же, а то поставили бы ей «Я люблю Тяньаньмэнь», вот повезло бы!

– Это какое-то новое развлечение? А как песни заказывать? – поинтересовалась Цянь Сяохун, снимая форму.

– Надо позвонить на радиостанцию. У них есть телефон горячей линии. Мы месяц дозванивались, и только разок получилось. Очень забавно!

Цянь Сяохун показалось, что А-Син говорит как образованная.

Несмотря на имя, внешность Чжан Вэймэй наводила тоску. Скулы ее слегка выдавались, а когда девушка смеялась, то они торчали еще сильнее, глаза были небольшими и бегающими, как две крысы. Следы от ныне покойных прыщей так и засохли на лице, при взгляде на них появлялся порыв отковырять все эти корочки, однако новые и новые прыщи появлялись безостановочно, из-за чего окружающие испытывали замешательство. Роста Чжан Вэймэй была немаленького, фигура отчасти компенсировала остальные несовершенства, однако тазовая кость слишком широкая, мяса наросло много, и во время движения ягодицы подпрыгивали, отчего со спины возникало ощущение, что идет пожилая женщина. Однако Чжан Вэймэй носила простую девичью прическу – длинные волосы на прямой пробор, и весь ее облик отражал жестокий конфликт «внутренних противоречий», что не мешало девушке иметь высокое самомнение. Цянь Сяохун утром поздоровалась с Чжан Вэймэй, та в ответ натянуто улыбнулась и особо не вступала в разговоры, она поставила за стойкой маленькой зеркальце, прислонив его к стенке, и в свободное время посматривала в него, то подкрашивала губы, то терла глаза, и все это с серьезным видом. С левой стороны от холла располагался ресторан европейской кухни, на втором этаже – китайский ресторан, с третьего по девятый этаж – номера. Чжан Вэймэй, похоже, проработала здесь уже достаточно долгое время и хорошо знала всех посетителей, а Цянь Сяохун оставалось лишь улыбаться, и к концу дня лицо аж одеревенело.

– Ешь швободные номера? – спросил смуглый полноватый мужчина.

– Простите, не могли бы вы говорить на путунхуа?

Гость говорил по-кантонски, и Цянь Сяохун не поняла.

– Етить! Ты шама-то откуда? Я так говорю уже што лет! А ты меня взялашь переучить! – Голос у него был грубым.

Посетитель уставился на Цянь Сяохун помутневшими глазками, отчего она испытала замешательство. Тут Чжан Вэймэй перестала смотреться в зеркало, улыбнулась так, что скулы взлетели вверх, и сказала:

– Господин, простите, она новенькая! Сколько нужно комнат?

– Одну! Зачем мне нешколько?!

– Господин, зарегистрируйтесь, пожалуйста!

– Вот тебе документы, шама заполни за меня!

Чжан Вэймэй взяла у него удостоверение личности и вместе с регистрационной формой передала Цянь Сяохун.

– Скажите, на сколько дней вам нужен номер? – спросила Цянь Сяохун.

– На хрен мне тут жить нешколько дней! Я не ш тобой говорю! – Он повернулся к Чжан Вэймэй: – На чаш.

Чжан Вэймэй ответила:

– На час та же стоимость, что за полдня, пожалуйста, внесите залог в двести юаней.

Мужик вытащил туго набитый бумажник, швырнул две бумажки, взял карточку от номера и ушел. Цянь Сяохун увидела, как мужик шаркает ногами, кошелек в заднем кармане делал задницу круглой и упругой, а за этой круглой задницей в лифт тихонько вошла девушка, словно собака, нюхающая ему зад.

– А-мэй, почему они ботинки носят, как туфли без задников? Я сколько раз уже видала! – не выдержала Цянь Сяохун, и ей плевать было, есть ли у Чжан Вэймэй сейчас время отвечать.

– Богачи! – односложно ответила Чжан Вэймэй. Не отрывая взгляда от зеркала, она терпеливо боролась с одним упрямым прыщом. Возможно, у нее сейчас была овуляция, поскольку прыщи буквально напирали друг на дружку.

– Надевать ботинки как шлепанцы – какое отношение это имеет к богатству? Они так подвергают себя наказаниям? Мне кажется, если пятки сотрешь, то потом очень больно! – хихикнула Цянь Сяохун.

– Нравится ему, тебе-то что за дело? – Чжан Вэймэй категорически не соглашалась на ничью с прыщом, она надавила посильнее, а в голосе ее появилась решительность. Цянь Сяохун послышались в ее словах какие-то странные нотки, словно бы в мире не было никаких других вещей, заслуживающих внимания, кроме ее прыщей.

Прямые волосы Чжан Вэймэй закрывали половину лица, Цянь Сяохун в зеркало видела, как Чжан Вэймэй указательными пальцами выдавила из прыща капельку гноя, которая брызнула прямо на зеркало, а потом на коже появилась капля темно-красной крови. Чжан Вэймэй издала протяжный вздох, словно гора упала с плеч, промокнула кровь салфеткой, а потом повернулась, улыбнулась, выпятив скулы и искоса глядя на Цянь Сяохун, словно в победе над прыщом была и ее великая заслуга. При виде такой теплой улыбки Цянь Сяохун опешила, оставалось лишь выпятить грудь в ответ на редкую улыбку.

– У тебя такая чистая кожа, а я вот мучаюсь от гормональных проблем. – Чжан Вэймэй нашла объективную причину своим запущенным прыщам.

Цянь Сяохун показалось, что Чжан Вэймэй вкладывает в свои слова какой-то скрытый подтекст, типа если бы не гормональные проблемы, то никаких прыщей не было бы, а тогда кожа была бы гладкой, и сама Чжан Вэймэй стала бы писаной красавицей.

– Ты их пальцами не ковыряй! Выйдешь замуж – и все пройдет, правда! – Цянь Сяохун говорила серьезно, как врач.

Чжан Вэймэй тут же издала какой-то сдавленный смешок, словно кто-то снаружи потянул за провод, вытянул смешок из горла, и, выкатившись наружу, смешок стал размером со снежок, а потом изо рта Чжан Вэймэй изверглись три вполне нормальных «ха». Лицо ее сморщилось, теперь она напоминала тетушку, которая смеясь ударяла тебя по ляжке.

– Ошибаешься! Я с мужиками сплю уже много лет, а прыщей на лице только больше становится.

– Правда? Значит, все сложнее! – У самой Цянь Сяохун не было опыта борьбы с прыщами, поэтому она немного сомневалась. – Насколько я знаю, есть один способ: надо взять противозачаточные таблетки «Таньцинь-1», смочить водой и нанести кашицу на больное место, через неделю все прыщи подсохнут и исчезнут.

Чжан Вэймэй испуганно выпрямилась, явно навострив уши, чтобы узнать, как избавиться от прыщей, которые так сильно отравляли ей жизнь. Она быстро схватила ручку и переспросила:

– Что? Что? Повтори еще раз, я запишу.

Цянь Сяохун еще раз повторила название лекарства.

– «Таньцинь-1» звучит как название искусственного спутника. – Чжан Вэймэй скрипела ручкой по бумаге, а глазки, напоминавшие крыс, быстро бегали.

Затем Чжан Вэймэй вкратце рассказала о себе и прониклась к Цянь Сяохун дружескими чувствами. Прошло совсем немного времени, достаточного разве чтобы справить большую нужду, как тот шаркающий мужик спустился сдать номер. Его пыл явно поугас, видно было, что он получил удовольствие, и даже, сдавая номер, попытался, запинаясь, пошутить с Цянь Сяохун на путунхуа. Его спутница выглядела так, словно всего лишь заходила в дамскую комнату, она как ни в чем ни бывало пересекла фойе, вышла на улицу, повернула направо и испарилась. Когда мужик резко повернулся, Цянь Сяохун уставилась на его задницу, которая стала куда более плоской.

Цянь Сяохун решила, что эта работа – не бей лежачего, делать особо нечего, кроме как регистрировать гостей, проверять удостоверения личности, заполнять карточки для полиции. В особо приятные моменты можно кокетничать с постояльцами, внимательно рассматривать входящих и выходящих мужчин и женщин, распускать сплетни о гостях и их личных делах. Разумеется, даже когда настроение падало настолько, что хотелось что-то разбить, все равно нужно было держать лицо и обворожительно улыбаться, тогда и за месяц нормально заплатят. Если честно, то работа заключалась в том, чтобы торговать собой, но не телом, а улыбкой, так что поприличнее.

По мере приближения новогодних праздников рабочая дисциплина в отеле разболталась еще сильнее, сотрудники совсем отбились от рук и частенько лодырничали. Но Чжан Вэймэй скучать не приходилось. Она замучила ненавистные прыщи и выщипала весь пушок вокруг бровей так, что ее короткие брови выглядели словно неожиданно появившиеся на поверхности подводные рифы. Кроме того, она перебирала волосы, выискивала секущиеся кончики и подстригала их по одному, если вдруг обстригала какой-то волос по ошибке, то издавала крик ужаса. А в остальном в ее настроении не наблюдалось никаких перемен. Дежурить вместе с Чжан Вэймэй, увлекшейся самолюбованием, разумеется, было скучно. Цянь Сяохун больше всего нравилось работать в паре с А-Син или У Ин. Смотреть на А-Син – эстетическое удовольствием, У Ин взрослая и с хорошим чувством юмора, а самое важное, они сошлись характерами, и общение напоминало пробежку по лужайке в солнечный день.

Заводя новых друзей, нельзя забывать про старых. Цянь Сяохун все еще беспокоила проблема Ли Сыцзян. Она отработала половину смены за Чжан Вэймэй, чтобы отпроситься на весь день и сходить в больницу поддержать Ли Сыцзян, собравшуюся избавиться от «веселого дитя порока», говоря словами самой Ли Сыцзян. Настроением и походкой она напоминала женщину на сносях, которая вот-вот должна разродиться. Ее лицо перестало быть похожим на свежее, сочное, наливное яблочко, а как будто бы высохло, уменьшилось в размерах и немного сморщилось. «Веселое дитя порока» пакостило изнутри, но это не стоило мучений Ли Сыцзян.

Цянь Сяохун понимала, что подруга испытывает сильнейшее психологическое давление. Когда в тело входит горячая плоть и когда туда запихивают щипцы – ощущения, конечно, разные, и Цянь Сяохун могла понять тот ужас, который навевали на подругу щипцы, а потому постоянно успокаивала:

– Сыцзян, это не страшно, не страшно… Пара минут – и все кончено.

Ли Сыцзян словно кандалы на ноги надели, она шла медленно, как герой-революционер на казнь, и если и вспоминала свои «революционные подвиги», то жалела, почему не заставила Куня надеть резинку, которая уберегла бы ее от беды. Сейчас глаза Ли Сыцзян напоминали бездонные озера, как у тетушки Сяньлинь, потерявшей А-Мао, такие же отчаявшиеся и пустые. Взлохмаченные волосы кое-как собраны в узел, готовый развалиться при первом дуновении ветра, и пряди, развевавшиеся на ветру, напоминали пожухлую траву на берегу озера.

– Пара минут, говоришь… за пару минут на свет может появиться новая жизнь… за пару минут можно эту жизнь оборвать… кровавая пара минут… Почему они свалились мне на голову? – пробормотала Ли Сыцзян.

Цянь Сяохун остолбенела. Она снова обнаружила, что подруга – прирожденный философ и очень мудрый человек, который тщательно скрывает свою мудрость. Сейчас та нерешительная деревенская Ли Сыцзян постепенно уходила на второй план. Неужели любовь и правда покалечили и создали новую версию Ли Сыцзян?

– Нет, не пойду в больницу. Это живое существо, мое дитя… – Ли Сыцзян погладила живот и остановилась.

Мимо с визгом проносились машины, Ли Сыцзян говорила тихо, но Цянь Сяохун очень четко расслышала слова подруги.

– Хочешь рожать? – резко спросила Цянь Сяохун.

– Я… я думала… – Ли Сыцзян покивала, маленькие глазки, на минуту просиявшие, снова стремительно потухли.

– Черт! Сейчас не время демонстрировать великую материнскую любовь. Если ты родишь ребенка вне брака, то тебе конец. Ты посмотри, посмотри! – Цянь Сяохун ткнула пальцем в грязную попрошайку, которая в обнимку с ребенком сидела под мостом. – Эта мамаша молодец? Побирается с ребенком на руках! Породила новую жизнь и страдает вместе с ним! Если ты по-настоящему любишь этого ребенка, то немедленно делай аборт.

Ли Сыцзян дрожала всем телом, как шаманка, которая снова вернулась в мир живых. Ее маленькие глазки слегка забегали, верхние зубы прикусили нижнюю губу, словно выгрызали правильный ответ.

Пока ответ Ли Сыцзян все еще зрел где-то между верхними зубами и нижней губой, они уже успели дойти до главного входа в Народный госпиталь. На стене выделялся огромный багряно-красный крест, который выглядел пугающим, словно свежая кровь, пролитая на простыню.

– Почему больница – приют любви? Почему кроваво-красный крест не могли сделать розовым? – снова меланхолично выдала Ли Сыцзян. Если ей не попадалась на глаза фраза про то, что брак – могила любви, значит, она просто гений в плане языка. После того как в ее утробе поселился еще один кусочек плоти, Ли Сыцзян стала очень серьезной. Это действительно заслуживает изучения.

– Да, Сыцзян, ты права, в розовом цвете он выглядел бы намного нежнее, – с этими словами Цянь Сяохун буквально силой затащила подругу в ворота.

На территории больницы стоял резкий запах, от которого и здоровый человек занемог бы.

Ли Сыцзян напоминала безголовую муху, в маленьких глазках стояли молчаливые слезы, как у коровы, которую силком гонят на скотобойню, и она смутно предчувствует беду, но не противится. Цянь Сяохун взяла номерок, после чего отвела подругу на второй этаж, в отделение гинекологии. Длинный хвост очереди перед дверьми отделения стал для девушек настоящим шоком. Ли Сыцзян растерянно посмотрела на Цянь Сяохун, словно в своей одиночной войне нашла целый отряд соратников-революционеров, на сердце потеплело, и она осмелела. Дернув Цянь Сяохун за рукав, Ли Сыцзян тихонько спросила:

– Они все пришли делать… это?

Цянь Сяохун быстро обвела очередь взглядом: все сплошь молодые девчонки, некоторые в фабричной спецодежде с названием предприятия, вышитым на груди. Одни молча ждали в одиночестве, другие пришли с подружками с работы и негромко переговаривались о чем-то, время от времени с безразличием посматривая на Цянь Сяохун и Ли Сыцзян, а на лицах их вдруг, словно слайды, вспыхивало выражение злорадства.

Цянь Сяохун покивала:

– Наверное, да, так что не бойся.

Цянь Сяохун отдала карточку Ли Сыцзян, нашла свободное место, села и вдруг улыбнулась:

– Сыцзян, знаешь, сколько нерожденных детей смывают в канализацию в больнице?

Ли Сыцзян невыразительно улыбнулась и произнесла:

– Хорошо быть гребаным мужиком – никакой ответственности!

Она ненавидела Куня, ненавидела за то, тот ее обрюхатил, а потом умыл руки, ведь это он должен был вести Ли Сыцзян в больницу.

– Ой, ты у нас еще и сквернословишь! Кстати, Сыцзян, а сколько тебе Кунь дал на больницу? – Слова Ли Сыцзян натолкнули Цянь Сяохун на мысль.

– Пятьсот юаней. Сказал, чтоб я сделала аборт, а потом хорошенько восстановилась.

– Черт! Вот скупердяй! Хотелось бы приволочь этого козла, чтобы посмотрел, через какие мучения ты проходишь! Сыцзян, ты должна без зазрения совести потребовать с него пять тысяч! Придурок! Еще и дешево отделался.

– А-Хун, как я могу чего-то требовать? Он ведь не специально мне навредил.

– Сыцзян, глупая, это само собой разумеется, он ведь тебя обрюхатил, а жениться даже и не собирался!

– Он… он же нечаянно, он меня любит!

– Етить! Слегка приправил свой подкат сказками про любовь – и все типа чинно-благородно? Чувства – такая штука, которой можно кого хочешь одурманить. Если бы он правда тебя любил, то раскошелился бы на пять тысяч, – пыхтела от злости Цянь Сяохун.

Ли Сыцзян смущенно озиралась по сторонам:

– А-Хун, ты потише!

– Сыцзян, слушай, сегодня после осмотра вечером сходим к Куню и потребуем денег, я буду вместо тебя говорить! Пятьсот юаней – это ничто! Если не разобраться с этой проблемой на корню, то дальше будет только хуже!

Только Цянь Сяохун договорила, как выкрикнули имя Ли Сыцзян. Она спряталась за Цянь Сяохун и дрожа вошла в отделение гинекологии.

– Когда была последняя менструация? – спросила врачиха лет пятидесяти, даже не поднимая головы. Все ее лицо покрывали веснушки, словно стая воробьев, кажется, поднимешь руку – и они испуганно разлетятся.

Ли Сыцзян не могла вспомнить.

– Кто из вас Ли Сыцзян? – Женщина подняла конопатое лицо, посмотрела на каждую из девушек по отдельности, а потом снова на Цянь Сяохун.

– Она! – Цянь Сяохун вытащила подругу вперед.

– Так когда была последняя менструация? – Голос Конопатой сверкал тем же холодным блеском, что и гинекологические инструменты из нержавеющей стали.

Бедняжка Ли Сыцзян дрожала всем телом, она долго шевелила губами, а потом произнесла:

– Закончилась примерно тридцать пять дней назад.

Конопатая записала, тихонько проговаривая слова себе под нос, как ребенок, переписывающий упражнения.

– Жила с мужчиной? – Тон Конопатой был твердым, как металл.

Ли Сыцзян замялась.

– Да, она спала со своим парнем! – ответила за подругу Цянь Сяохун.

– Есть какие-то симптомы? – Конопатая взглянула на Цянь Сяохун, веснушки, словно муравьи, расползлись по лицу.

– Каждый день тошнит… аппетита нет… – Ли Сыцзян старалась подобрать слова, чтобы описать признаки отчаянного токсикоза, и при этом громко рыгнула. Внезапно ей захотелось, чтобы доктор немедленно засунула руку ей в матку и достала эту штуковину, которая приносит такие страдания.

– Ты знаешь, что это больно? Если боишься боли, то не надо вести беспорядочную половую жизнь. – Конопатая явно привыкла к подобным вещам, а в голосе ее звучало ледяное злорадство, будто сама она беспорядочную половую жизнь не вела.

Черт! Вот ведь коза! Цянь Сяохун, услышав слова Конопатой, рассвирепела и про себя ругалась, однако не рискнула рот раскрыть, ведь если поругаться с Конопатой, то в итоге пострадает Ли Сыцзян.

Конопатая выписала целый ворох всяких бумажек: общий анализ крови, анализ мочи, УЗИ. Девушки отстояли очередь, чтобы оплатить исследования. Они напоминали двух новорожденных поросят, тянущихся за маминой титькой, сначала перед одним окошком, потом перед другим. Наконец все получилось, после чего можно было посидеть и подождать результатов анализов, приходя в себя после толчеи.

– Никаких противопоказаний. Будете делать аборт? Раньше были аборты? – Конопатая за секунду про смотрела все результаты.

Ли Сыцзян сначала помотала головой, потом покивала, чем запутала Конопатую.

– Доктор, она качает головой в ответ на последний вопрос, а кивает в ответ на первый. То есть раньше абортов не делала, а сейчас хочет сделать! – растолковала Цянь Сяохун.

Конопатая безразлично посмотрела на Цянь Сяохун, и взгляд ее напоминал комара. Цянь Сяохун хотелось поймать этого комара и изучить, однако комар полетел обратно, не достигнув лица Цянь Сяохун.

– На сегодня мест нет, приходите завтра утром! – прожужжала Конопатая по-прежнему ледяным тоном.

– Кошки по ночам во время течки орут, как резаные, псы рыскают повсюду в поисках подходящей суки, почему же у людей столько проблем? А-Хун, хорошо было бы, если бы от ребенка можно было избавляться так же легко, как помочиться. – Ли Сыцзян без конца строила предположения, не переставая надеяться, что вся эта история с беременностью – всего лишь сон, так же как голодным людям в бреду кажется, что у них есть и хлеб, и рис, и даже всяческие деликатесы. Но в отчаянии Ли Сыцзян понимала, что завтра придется передать нижнюю часть своего тела в ведение Конопатой.

Вопреки ожиданиям, Кунь с его приплюснутым носом больше не показывался, растворившись, словно капля воды в море.

Пятьсот юаней стали точкой в отношениях Ли Сыцзян и Куня. По словам Чжан Вэймэй, Кунь еще по-человечески с ней обошелся. После объявления политики реформ и открытости в захолустном рыбацком поселке внезапно началась новая жизнь: когда люди набили кошельки, то новым развлечением стала охота за «сестричками с Севера», как в Гуандуне называли северянок, приехавших на заработки, с целью снять с них пробу. Большинство местных парней, подкатывавших к девушкам, вели себя как кобели. Встретив сучку, они нюхают ее там и сям, потом, изображая любовь, прижимаются ухом к уху. Сучка вначале начеку, но потом из тщеславия или по причине настоящей любви она наконец сдается под атакой нежности кобеля, тогда кобель благополучно завершает задуманное, и его след простыл. Чжан Вэймэй подытожила, что Ли Сыцзян еще повезло, она не встретила конченых негодяев, которые попользовались бы ею, как сексуальной игрушкой, накачали бы наркотиками и вовлекли в какую-нибудь преступную деятельность. Такие люди, словно пиявки, присасываются к твоей воле, которая начинает гноиться, как кожа. Чжан Вэймэй рассказывала так убедительно, будто лично щупала этих негодяев. Чжан Вэймэй по-новому удивила Цянь Сяохун. Когда Цянь Сяохун пересказывала все это Ли Сыцзян, то особенный упор сделала на «везении», чтобы хоть как-то залечить душевную рану подруги.

Во время второго визита в больницу Ли Сыцзян проявила удивительное мужество. Она шагала впереди Цянь Сяохун так непринужденно, словно речь шла о походе в туалет и ей уже бесчисленное количество раз доводилось делать аборты. Маленькие глазки Ли Сыцзян сверкали, походка стала торопливой. В присутствии Конопатой Ли Сыцзян гордо вскинула личико-яблочко и выпятила свою ничем не примечательную грудь, Конопатая явно была потрясена. Поза Ли Сыцзян словно бы говорила, что она пришла свести счеты.

– Вы хорошо все обдумали и решили сделать аборт? – Сегодня тон Конопатой напоминал щипцы из нержавеющей стали, которые полежали на солнышке, он окрасился в теплые тона, а веснушки пришли в движение. Врачиха растянула уголки рта, на лице появилась редкая улыбка.

– Да! И чем быстрее, тем лучше! – ответила Ли Сыцзян, и ее личико снова стало наливным яблочком.

– Сходите помочитесь, а потом проходите в операционную напротив и ждите меня. – Конопатая показала на дверь.

– Доктор, я пойду с ней. Я ей нужна! – тут же вставила Цянь Сяохун.

Конопатая смерила Цянь Сяохун взглядом, но ничего не сказала, ну а молчание – знак согласия.

Мусорное ведро со следами крови, стоявшее в операционной, снова вселило в Ли Сыцзян ужас, из маленьких глазок хлынули давно пытавшиеся прорваться слезы. Несмываемые следы крови, словно история, были выписаны на белой простыне поверх железного операционного стола, а в фарфоровом тазике покоились различные щипцы из нержавеющей стали. Ли Сыцзян казалось, что она слышит лязг, с которым инструменты ударялись друг о друга. Эти ледяные предметы непонятным способом будут заталкивать в ее теплую утробу. Ли Цзян затошнило, и, когда она сплюнула в окровавленное ведро, белая слюна попала на какой-то кровавый комок, в итоге девушку шумно вывернуло по-настоящему.

– Сыцзян, не бойся, все быстро закончится. – Цянь Сяохун легонько похлопала Ли Сыцзян по спине и передала ей салфетку.

– Что ты возишься? Снимай штаны! Ложись на стол!

Конопатая вошла с тазом в руках и тут же принялась подгонять Ли Сыцзян. Врачиха ловким движением развязала узел и со звоном разложила белые щипцы, ножницы и какие-то палочки.

– Поторапливайся! Еще куча народу на операцию! – снова прикрикнула Конопатая.

Ли Сыцзян смущенно сняла трусы, на дрожащих ногах подошла к операционному столу и вскарабкалась на него, глуповато таращась на Конопатую безжизненным взглядом.

– Ложись! Раздвинь ноги! Задери наверх! – Конопатая уже успела надеть белую маску и перчатки, остались видны лишь глаза, по которым сложно было что-то прочесть.

Ли Сыцзян оцепенела.

Цянь Сяохун помогла подруге раздвинуть ноги, Конопатая веревкой привязала их к операционному столу и стала производить механические действия без каких бы то ни было эмоций. Ли Сыцзян вцепилась в руку Цянь Сяохун, словно хваталась за соломинку.

– Сыцзян, я тебе расскажу анекдот, только ты не смейся. Одна тетка купила себе квартиру и взяла отпуск на две недели, чтобы сделать ремонт. Но через две недели ремонт так и не закончился, так что она решила продлить отпуск и написала заявление на имя своего директора, в котором объяснила причину так: «Еще много дел в спальне, прошу продлить мне отпуск на неделю».

Ли Сыцзян не поняла, в чем смысл. В этот момент Конопатая вставила расширитель, и Ли Сыцзян истошно завопила.

– Что орешь-то? Я еще даже не начала. – Конопатая, сидя между ног девушки, схватила ледяные инструменты.

Цянь Сяохун с силой сжала руку Ли Сыцзян и почувствовала, что ее собственное тело тоже напряглось. По личику-яблочку градом покатились хрустальные слезинки, которые таяли на грязном операционном столе.

Конопатая с равнодушным лицом взяла щипцы, и тогда Ли Сыцзян завыла. Врачиха шурудила щипцами, а Ли Сыцзян заживо истекала кровью, как свинья на бойне. Вой постепенно ослаб, звуки теперь походили на бормотание во сне, доносились издалека, как конский топот. Ли Сыцзян вся взмокла и лежала в луже собственного пота, глядя перед собой, словно хотела взглядом пригвоздить Куня к кресту на белоснежном потолке.

Погода стояла самая что ни на есть новогодняя: дул зимний ветер, моросящий дождь кокетничал на ветру, казался нежным и кротким, и только когда бил в лицо, то становилось понятно, что он ледяной, хлесткий и бесчувственный. На самом деле такая погода на севере считалась бы очень мягкой, но местные жители втягивали головы в плечи и негромко приговаривали: «Ну и холодина!» Ледяной ветер подстерегал входящих и выходящих постояльцев, проникал в фойе, и Цянь Сяохун чувствовала, как тело тут же покрывается гусиной кожей.

После обеда небо прояснилось. Интерьер отеля к празднику украсили шелковыми лентами, кругом развесили фонарики. Из динамиков без конца раздавался марш Мендельсона, музыка кружилась по отелю, словно непрерывно кто-то разбрызгивал краски счастья. Окружающие непостижимым образом заражались этим настроением, как будто и впрямь сегодня вступали в брак! Или, правильнее сказать, уже окольцованные могли освежить в памяти первую брачную ночь и заняться любовью, неженатые или незамужние могли имитировать свадьбу со своей девушкой (или парнем) и попробовать вкус торжества, ну а те, у кого и пары-то не было, могли уединиться с рукой, как с новобрачной, – не обязательно же взваливать на себя психологическое бремя! Короче говоря, сегодня время для свадеб.

Чжан Вэймэй охватил мандраж, с самого раннего утра она пребывала то в приподнятом настроении, то в подавленном, рассматривала себя в маленькое зеркальце и так, и сяк, словно представляла свой облик в свадебном платье. Однако ее парень заявил, что, пока он не получит вид на жительство в Шэньчжэне, никакой свадьбы не будет. Они «строили» Шэньчжэнь вот уже два года, так что у города не было никаких оснований отказать им в создании семьи в ближайшем будущем. Их маленькая семья наверняка строго соблюдала бы законы и дисциплину и никому не мешала бы. Только вот Чжан Вэймэй не учла, что таких как они, желающих выразить искренние чувства, в Шэньчжэне превеликое множество!

– Сложно получить вид на жительство? Как вы планируете это сделать? – Цянь Сяохун приехала всего пару месяцев назад и ничего не знала о получении вида на жительство.

– За деньги! Купим! – односложно ответила Чжан Вэймэй, словно бы не желая просвещать Цянь Сяохун в этом вопросе, а потом резко сменила тему: – Сегодня женится младший брат господина Паня Пань Ань, будет интересно.

Цянь Сяохун до этого сидела, уставившись в лицо Чжан Вэймэй, и видела исключительно проблему с видом на жительство, и только сейчас обнаружила, что неровности на лице Чжан Вэймэй чудесным образом разгладились.

– Пан Ань? Тот высокий худой парень, с виду интеллигентный?

Чжан Вэймэй покивала. Цянь Сяохун видела Пань Аня раньше. Поговаривали, что он состоит в мафиозной банде, но верилось с трудом, поскольку при виде образованного, но хилого Пань Аня с мобильным телефоном размером с кирпич в руке хотелось поспешить ему на помощь. Как такой дохлятик мог быть связан с драками и убийствами? Но однажды Цянь Сяохун собственными глазами видела проявление жестокости Пань Аня. Это происходило на парковке отеля. Пань Ань вытянул руку в автомобильное окно, вытащил наружу парня, уже наполовину забравшегося на водительское сиденье, сначала пнул его коленом ниже пояса, а потом схватил за шиворот и с размаху долбанул об машину. У несчастного из раны на лбу кровь брызнула на ветровое стекло.

– Какая девушка рискнула выйти за Пань Аня? Почему они не устроили свадьбу после Нового года, в первый месяц по лунному календарю? – тараторила Цянь Сяохун без умолку.

– Ну и что, что он мафиози? Это же чувство безопасности, если кто тебя обидит, то обидчика всегда «замочат»! – мечтательно протянула Чжан Вэймэй, хотя она четко понимала, что женщины – члены банды непременно должны быть обворожительными.

Чжан Вэймэй сыпала всякими блатными словечками, и Цянь Сяохун внезапно ощутила, что коллега обладает каким-то загадочным очарованием.

– Еще можно сказать «убрать», а вообще все зависит от проступка, могут и покалечить, – продолжала растолковывать Чжан Вэймэй. – Отрубить руку, сломать ногу или же отрезать член! Очень интересно!

С наступлением сумерек в отеле собралась огромная толпа, просто яблоку негде упасть. Толстый слой конфетти у главного входа напоминал красное белье на постели новобрачных, распространяя ту же атмосферу радости и таинственности. Гости открывали голодные рты, натянуто улыбались и поздравляли молодых. На парковке стояло множество сверкающих автомобилей, в том числе ярко-красный «феррари», серебристый «вольво», черный «мерседес», белоснежный «БМВ»… От роскошных автомобилей рябило в глазах, если бы собрать их в рядок в темном подвале, то они засияли бы, как лампочка на пятьсот ватт, осветив подвал. Из «феррари» вылез парень в джинсах, вытащил сигарету, закурил, потом с довольным видом обошел машину, повернулся и потопал в отель.

– Джимми, давно вас не видела! Опять машину поменяли! – Скулы Чжан Вэймэй приподнялись, когда она с несвойственной ей теплотой приветствовала гостя.

Парень отбросил со лба обесцвеченную прядку и улыбнулся, ткнув пальцем в Цянь Сяохун:

– Новая красотка!

С этими словами он грудью лег на стойку и немигающим взглядом уставился на Цянь Сяохун, причем рассматривал ее беззастенчиво, словно домашнее животное в клетке или золотую рыбку в аквариуме. Парень определенно считал себя закаленным в боях ветераном любовного фронта.

– Ой, а я-то думала, что это актер Джимми Линь пожаловал! – Цянь Сяохун его манера показалась ребяческой, и она стоически выдержала и взгляд, и улыбку.

– Он Джимми Линь, а я Джимми Чэнь, но все говорят, что мы похожи. – Джимми Чэнь поставил сотовый телефон на стойку, половина лица скрылась за этим черным блестящим кирпичом. Внезапно он снова вытянул шею и уставился на грудь Цянь Сяохун.

– Смотрите-смотрите! – Цянь Сяохун выпятила грудь, на которой висела карточка с именем.

– Ага, Цянь Сяохун. Хочешь вечером сходить со мной в караоке? Подумай и скажи! – Он бросил последнюю фразу и удалился.

– Эй! А ваш кирпич?! – крикнула Цянь Сяохун ему в спину.

Джимми Чэнь обернулся, взял свой сотовый и многозначительно посмотрел на девушку, словно она была рыбой в садке и он собирался съесть ее на ужин.

– Он тебя хочет того! Ты поаккуратнее! Эти ребята употребляют наркотики! – тут же предупредила Чжан Вэймэй.

В этот момент на пороге появилась невеста с пышной свитой. Двое нарядных детей сзади несли длинную фату. Все звуки утонули в грохоте хлопушек, улыбки постепенно растаяли, словно пена на воде. Лицо у невесты было очень красивое, вот только фигура какая-то оплывшая, сверху на ней был красный корсет, на талии отделанный черным кружевом, однако при внимательном рассмотрении оказалось, что талия у невесты отсутствует, зато есть живот. Она беременна!

– Чжан Вэймэй, какой у нее огромный живот!

– Ты только сейчас узнала? Она «сестричка с севера», но городская, вроде как раньше была администратором в каком-то большом отеле в Шэньчжэне, университет закончила. Пань Ань и его компашка проматывали там деньги, так и познакомились. Пань Ань не собирался жениться, но девица решила всенепременно рожать, никто не хотел уступать, ну и ты видишь результат!

Цянь Сяохун остолбенела. Внезапно она подумала о бедняжке Ли Сыцзян. Если бы та проявила твердость, какого результата бы достигла? Прямо сейчас Ли Сыцзян сидит, запершись в маленьком домике, и льет слезы в одиночестве, и неизвестно, приходил ли к ней вообще Кунь, с виду такой порядочный местный парень.

Невеста застыла в дверях и расплылась в улыбке. Она подняла руки, приветствуя гостей, причем обе ее руки блестели золотом, словно статуя Будды, поскольку все они были обвешаны, вернее даже сказать, обмотаны золотом – браслеты, цепочки, а еще на каждом пальчике золотые кольца разных размеров с бриллиантами. Благодаря обилию украшений наряд невесты казался очень элегантным. У Цянь Сяохун зарябило в глазах – улыбка невесты словно тоже отливала золотом. Чжан Вэймэй оторопело пялилась на невесту, что есть силы скрывая зависть: такая роскошь и блеск для приезжей девушки еще нереальнее, чем сон.

– Цянь Сяохун, свадьба – это способ пустить пыль в глаза и похвастаться своим богатством, драгоценности на невесте стоят целое состояние. Для родственников Пань Аня, которые зашибают деньги в Гонконге, купить кольцо с бриллиантом все равно что нам с тобой купить кольцо с агатом.

Цянь Сяохун рассмеялась:

– Свадьба свадьбой, а дальше что? Мне кажется, что супружеская жизнь у всех одинаковая. Пышная свадьба – это разовое событие, сыграли свадьбу, а потом мужчина с женщиной живут себе тихонько вдвоем.

– Говоришь так, будто уже была замужем. Ты не мечтала о такой красивой свадьбе?

– Мечтала, но не о роскоши, а о том, что почувствую, надев свадебное платье.

Чжан Вэймэй хмыкнула и замолчала.

Часов в семь-восемь вечера празднество подошло к концу. Джимми Чэн со смеющимися глазами спустился в фойе и спросил:

– А-Хун, надумала?

Сказать, что, глядя на такого красавчика, Цянь Сяохун осталась спокойна, было бы ложью, девушка почувствовала, что уже немного намокла. Сначала она не придала приглашению Джимми Чэня особого значения, поскольку и подумать не могла, что он говорит серьезно. Но бандиты верны своему слову и от других не терпят обмана. Цянь Сяохун замешкалась, а потом сказала:

– Я вечером дежурю.

– А во сколько заканчиваешь?

– В двенадцать.

– О'кей. Тогда я ровно в двенадцать за тобой заеду. – Джимми Чэнь говорил коротко и по делу, ничего лишнего, решительным тоном, которому трудно противиться.

Цянь Сяохун опешила и даже не знала, радоваться ей или грустить.

Ровно в двенадцать ночи, с точностью до минуты, «феррари» Джимми Чэня подкатил к главному входу. Он, прищурившись, улыбнулся Цянь Сяохун, а затем довез ее до входа в какой-то фешенебельный отель. С помощью охранников припарковался на свободном пятачке на парковке и вместе с Цянь Сяохун вошел в ночной клуб при отеле.

В зале для караоке Цянь Сяохун увидела жениха Пань Аня, который обнимал какую-то сексуальную девицу. Вот уж действительно неожиданность! Пань Ань прямо в первую брачную ночь куролесил с братками и развлекался с бабами, словно свадьба была только для галочки, а интересовали его лишь случки, поэтому он бросил беременную невесту в одиночестве.

Здесь царил ужасный кавардак: одни пели, другие громко разговаривали, клубился густой дым, в этом шуме никто особо не обращал внимания на входящих и уходящих. Цянь Сяохун прикончила несколько яблочных пирожных, посидела, скучая, пару минут, и тут рука Джимми Чэня ненадолго задержалась на ее груди, а потом он вывел ее из зала и куда-то увез.

Он не сказал, куда они едут, а Цянь Сяохун не спрашивала, они стремительно достигли молчаливого согласия. «Феррари» мчался в ночной мгле, выстреливая далеко вперед двумя пучками света. Они словно летели на другую планету, а внутри волной поднималась неописуемая радость. Автомобиль объехал коттеджный поселок на берегу моря и остановился на заднем дворе фешенебельной виллы.

Внутри все тоже было очень респектабельным.

– Сходи в ванную помойся, а я пока покурю, – сказал Джимми Чэнь.

Цянь Сяохун протянула руку и обняла его, Джимми Чэнь погладил ее грудь, и девушка застонала.

– Сначала помойся, – повторил Джимми Чэнь, сжимая ее грудь, и Цянь Сяохун послушно пошла в ванную.

Ванная была такой белоснежной, что резало глаза. Цянь Сяохун долго плескалась, чувствуя, как желание от груди растекается по всему телу и его уже невозможно обуздать. Когда она вышла, то Джимми Чэнь уже лежал в постели, наполовину укрытый одеялом, и вертел в руках сигарету. Он понюхал что-то на белом листе, свернул самокрутку, снова вдохнул всей грудью и щелкнул зажигалкой. Затем освободил одну руку, обнял Цянь Сяохун за шею и принялся ласкать грудь девушки, при этом молча курил, наслаждаясь тем, как желание поднимается, словно дым. Когда сигарета почти догорела, Джимми Чэнь затушил бычок и лег сверху на Цянь Сяохун. То ли от его поцелуев, то ли от привкуса на его губах Цянь Сяохун почувствовала себя одурманенной.

Когда все закончилось, они спокойно полежали десять минут. Цянь Сяохун, не получив удовлетворения, протянула руку и принялась ласкать Джимми Чэня, но тот безучастно сказал:

– Никогда не сплю с одной и той же девушкой дважды. Вот тебе кольцо. Но это вовсе не компенсация за то, что ты со мной разик перепихнулась. На самом деле, если бы отказалась, я бы все равно его тебе подарил, давно уже хотел кому-нибудь подарить. Будут проблемы – обращайся. Все. Одевайся. Я отвезу тебя обратно.

– А-Хун, скорее вставай! Вставай!

Было где-то начало седьмого. Цянь Сяохун ворочалась с боку на бок, в эту самую минуту она во сне с восторгом ласкала Джимми Чэня, и тут ее кто-то грубо растолкал.

– А? Что?! – Цянь Сяохун нетерпеливо повернулась.

– Быстрее! Тебя полиция ищет! – Замешательство застыло на лице А-Син и звучало в ее голосе.

– Полиция? Меня?! Зачем?!! – Ее как будто окатили ледяной водой. Цянь Сяохун почувствовала, как ее сердце словно бултыхнулось в полынью, и резко села на постели.

– Я не знаю. Они тебя в коридоре ждут.

Цянь Сяохун поднялась с кровати и выглянула в коридор. И правда – там стояли, словно два деревянных столба, полицейские в форме.

– Пошевеливайтесь! Мы ждем!

Две пары глаз невольно застыли на груди девушки, скрытой под ночной рубашкой, но голос был ледяным, как мрамор, словно бы специально подчеркивал: «Мы не поддадимся соблазну».

– В чем проблема?

Цянь Сяохун правой рукой придерживала дверь, а левую уперла в бок. Они спозаранку потревожили ее эротический сон, так что им стоило бы быть повежливее и пообходительнее. Цянь Сяохун рассуждала здраво: у нее есть свидетельство о временном проживании, есть служебное удостоверение, законы она уважает; кроме того, что вчера занималась любовью с Джимми Чэнем, больше ничего противозаконного не делала. Неужели они из-за такой фигни всполошились? Это уж слишком.

– Мы сейчас расследуем одно дело, пройдемте, нам нужна ваша помощь, – тот, что повыше, заговорил более ласковым голосом.

– Помощь? Тогда почему обращаетесь со мной, как с преступницей?! Я законопослушная гражданка! – натянуто улыбнулась Цянь Сяохун.

Она помнила Чжу Дачана и Ма Сяомина и знала, что в форму упакован обыкновенный мужчина. Понимая это, Цянь Сяохун перестала отличать мужчин разных профессий друг от друга, не говоря уж о том, чтобы кого-то бояться. Но поскольку Цянь Сяохун выдернули из теплой постели, то она все же не смогла сдержать дрожь.

– Етить! По утрам очень холодно! – Цянь Сяохун выругалась на родном диалекте и пошла в комнату одеться.

Рассветало. Дул сильный ветер. Цянь Сяохун закуталась в пальто. По дороге полицейские вдруг разговорились с Цянь Сяохун. Рослый офицер сказал, что его зовут Ляо Чжэнху. Оказывается, вчера одного из постояльцев ограбили, воры забрали двадцать тысяч гонконгских долларов, и теперь допрашивают всех сотрудников отеля, допросы проводят в кабинете управляющего Паня. Ляо Чжэнху был очень крепкого телосложения, про таких обычно говорят «спина тигра и поясница медведя», от него веяло тигриным величием, вот только глаза у него были маленькими, а взгляд острым, как и положено полицейскому. Однако стоило взгляду коснуться Цянь Сяохун, и он тут же становился мягким, как шелк. Второго полицейского звали Шэ Кай, это был местный парень болезненного вида, но, разумеется, не от недоедания, может, просто много пил.

В коридоре они встретили официантку Сяо Фэй, которая только что вышла из кабинета управляющего, видимо, ей пришлось не сладко, поскольку щечки горели огнем. Проходя мимо Цянь Сяохун, она притворилась расслабленной и показала ей язык, однако прижималась к стене, чтобы уклониться от полицейских, и от соприкосновения с обоями ее одежда шуршала.

– Присаживайтесь.

Из стола управляющего сделали стол для допроса, за ним, с прямой спиной, сидел смуглый полицейский, напоминавший всем видом неподкупного судью Бао-гуна, еще более суровый, чем управляющий Пань. Слева от «Бао-гуна» сидела секретарша с ручкой наготове, чтобы зафиксировать устные показания Цянь Сяохун. Цянь Сяохун устроилась напротив «Бао-гуна», обычно она садилась там, чтобы отчитаться перед господином Панем о работе.

– Пожалуйста, расскажите, что вы делали с восьми часов вечера до четырех часов утра. Внимание! Отвечайте всю правду! – велел «Бао-гун», а ручка секретарши тут же заскрипела по бумаге, как шелкопряд, грызущий тутовый лист.

– Вчера я с двух до двенадцати дежурила. В двенадцать закончилась смена и я вместе с другом поехала в караоке, а оттуда вернулась в отель.

– Куда конкретно ходили? С кем? Когда ушли? Что делали после?

– В отель «Фурама». Там было много людей. Я не смотрела на часы, когда уходила. Вернулась и легла спать.

– Насколько мне известно, в этом отеле караоке закрывается в час ночи, а вы вернулись в отель только в три. Где вы были эти два часа?

– А можно не отвечать? В любом случае меня здесь не было.

– Если отказываетесь отвечать, то придется отвезти вас в участок и там допрашивать не торопясь.

– Я была на вилле у друга…

– У какого?

– Можно не отвечать?

– Нужно ответить. Причем правда пойдет вам на пользу.

– У Джимми Чэня.

– А, с этим. Почему вы общаетесь с членами преступной группировки?

– Господин начальник, это вроде как к делу не относится, – вставил Ляо Чжэнху.

– А что, у членов преступной группировки какие-то знаки опознавательные есть? Я так не могу определить.

– Чем вы занимались?

– А можно не отвечать?

– Нет, нужно рассказать. В мельчайших деталях. Только так мы поймем, что вам можно верить.

– Хорошо, тогда слушайте внимательно. Мы вошли. Он меня жадно поцеловал. Во рту у него был привкус алкоголя, поскольку на свадьбе Пань Аня он выпил несколько стопок водки. Мы целовались минут двадцать, а потом он меня отправил в ванную, велел помыться, а сам, сказал, покурит. Джимми Чэнь очень красивый, так что я совершенно точно не могла от него оторваться еще пять минут и только потом пошла в ванную. Я сняла одежду перед зеркалом. Знаете, мне нравится мое тело. У него там зеркало на всю стену, я долго любовалась своим отражением, сколько точно, я не помню… примерно семь-восемь минут. Я заметила, что у меня вроде как грудь сдулась, наверное потому, что ее давно не касался мужчина. Я молча переживала минуту, потом открыла кран, вода была очень горячей… я позвала Джимми Чэня помочь мне отрегулировать температуру воды… Продолжать в том же духе?

Никто не ответил.

– Мне продолжать или нет? – снова спросила Цянь Сяохун.

Все собравшиеся мужчины словно бы погрузились в воспоминания, хотя в их внешности не было заметно каких-то необычных перемен, однако, без сомнения, каждый словно бы видел перед собой обнаженную Цянь Сяохун перед зеркалом.

– Да, продолжайте, – сказал «Бао-гун» осипшим голосом, словно его ударила молния.

– Вы все записали? – поинтересовалась Цянь Сяохун у секретарши, твердо решив смутить эту кучку дармоедов, а потом еле заметно улыбнулась Ляо Чжэнху, будто тот был ее секретным агентом.

Мягкий, как шелк, взгляд Ляо Чжэнху стал нежным, как перышко.

– Он помог мне отрегулировать воду, а потом потискал меня и так и сяк, вел себя грубо, словно хотел разорвать меня на кусочки. Вода с журчанием заполнила ванную, и Джимми Чэнь погрузил меня в воду. Он тоже залез в ванную. Вода полилась через край. Но он не торопился входить в меня, он целовал мою грудь намного дольше, чем губы, примерно минут пятнадцать, у меня аж грудь онемела от поцелуев. Потом он намазал гель для душа на все мое тело. Я хотела заняться любовью прямо в ванной, но Джимми Чэнь сказал, что ему нравится заниматься этим на кровати под одеялом. Примерно через сорок минут он вынес меня, завернутую в полотенце, и бросил на кровать с пружинным матрасом, так что я подпрыгнула, но все равно не торопился войти в меня, а лежал рядом обнаженный с сигаретой, пока я гладила и трогала его везде. Ему нравится прелюдия, и мне тоже, прошло не менее тридцати минут, прежде чем мы наконец слились в единое целое. Мы занимались любовью тридцать минут, пока не насытились. Вернее, это он насытился, а я вовсе нет. Отдохнув пятнадцать минут, мы начали по новой, второй раз был дольше первого, и он полностью удовлетворил меня. Мы полежали еще полчасика, потом Джимми Чэнь отвез меня в отель, сказал, что не оставляет у себя девушек на ночь, ну а остальное вы все знаете. Теперь вам понятно, где я была и что делала? Можете удостовериться у Джимми Чэня, но у меня нет его телефона.

– Господин начальник, я подсчитала, вышло дольше на двадцать минут, – сообщила «Бао-гуну» секретарша.

– В общих чертах все было так, возможно, мы не так долго занимались любовью, я грубо прикинула. Неизбежны какие-то нестыковки, – Цянь Сяохун подражала манере полицейского.

– Когда вы последний раз видели Чжан Вэймэй? – спросил «Бао-гун», шумно выдохнув через нос.

– В двенадцать часов ночи.

– А до этого о чем вы говорили?

– Запамятовала. Вчера в отеле играли свадьбу, так что все разговоры крутились вокруг свадьбы.

– Если что-то услышите о Чжан Вэймэй, то немедленно сообщите. Вот телефон участка. Вы свободны. Спасибо за помощь! – «Бао-гун» подал ей через стол визитку.

Ему даже вставать особо не пришлось, поскольку карточку перехватил и передал Ляо Чжэнху.

Вот так окончился допрос. Эта компашка просто валяла дурака. Вернувшись в комнату, Цянь Сяохун обшарила кровать Чжан Вэймэй. Под кроватью осталась стоять пара стоптанных шлепанцев, а вот постер с Лесли Чуном, висевший над кроватью, исчез. Цянь Сяохун поверила, что Чжан Вэймэй втихаря сбежала. Что касается тех двадцати тысяч юаней, то неопровержимых доказательств не было, однозначный вывод сделать нельзя, поэтому Чжан Вэймэй навеки останется подозреваемой. Если и правда деньги украла она, то Цянь Сяохун готова была зауважать бывшую коллегу. Если Чжан Вэймэй пустит двадцать тысяч на собственную свадьбу и вид на жительство, то Цянь Сяохун желала ей счастья. Говорили, что пострадавший – родственник Пань Аня из Гонконга, он лишился двадцати тысяч юаней, но не вызывал сочувствия. Если он тем самым помог рождению новой семьи и способствовал счастью и материальному благополучию двух людей, то можно считать, что это благотворительность вслепую и ему зачтется. У постояльцев отеля денег куры не клюют, настолько много, что можно сжигать напоказ.

На завтрак давали рисовую кашу и булочку с заварным кремом. А-Син взяла порцию и для Цянь Сяохун.

– Спасибо, А-Син, я очень проголодалась. Ты, кстати, знаешь, когда Чжан Вэймэй ушла? – Цянь Сяохун откусила половину булочки, и ее щеки округлились.

– Я, наверное, спала, даже не слышала, возвращалась она вообще или нет. Она часто по вечерам оставалась у парня, – ответила А-Син и отхлебнула рисовой каши, жидкой, как вода. – Если так и дальше пойдет, то скоро будут недокладывать не только риса, но и масла с водой. А ты, красотка, с кем вчера перепихнулась?

– А-Син, как думаешь, могла А-Мэй это сделать? – Цянь Сяохун постаралась избежать деликатной темы.

– Если не она, то кто? Она сбежала, значит, выдала себя с головой. Если вдруг решит вернуться, то ее бандиты прикончат. Осмелиться обчистить родственников Пань Аня равноценно помешательству! Я сначала решила, что это ты, ты ж только под утро вернулась. Ладно, теперь весь отель в курсе, что ты вчера переспала с Джимми Чэнем. Но, Цянь Сяохун, тебя никто не тронет, имя Джимми Чэня у всех на слуху!

После того как Ли Сыцзян избавилась от плода, она ничуть не изменилась, на лице не видно было никаких следов произошедшего. Опытные женщины могут, просто взглянув на брови и бедра, понять, девственница девушка или нет, а вот делала ли она аборт или нет, по внешнему виду понять невозможно, после аборта никаких отметин на лице не остается. Так что спустя неделю Ли Сыцзян уже выглядела как цветущая девственница. Разумеется, дело было еще и в том, что Цянь Сяохун каждый день приносила подруге куриный суп и мясные блюда, которые покупала на свои деньги, так как пятьсот юаней, что дал Кунь Ли Сыцзян, она израсходовала еще в больнице. У нее имелись кое-какие накопления, но жалко было их проедать, и она на всем экономила, как и положено девушке крестьянских кровей. Цянь Сяохун же считала, что потратить деньги на дело – вовсе не мотовство, а вот держать себя в черном теле стыдно.

Цянь Сяохун предложила подруге переехать и устроиться официанткой в отеле, там условия проживания неплохие. Ли Сыцзян долго сомневалась, втайне надеясь, что внезапно появится Кунь. Каждый раз, видя подругу в таком состоянии, Цянь Сяохун не выдерживала и начинала ее распекать:

– Сыцзян, не надо надеяться, что Кунь нарисуется снова. А даже если он и придет, ты ему должна влепить пару затрещин и выставить. После случившегося ты должна была понять, насколько искренние у него чувства. Представь, что Кунь – это кусок дерьма, ты уже его из себя выдавила, теперь нужно хорошенько вытереть задницу бумажкой, натянуть трусы, завязать пояс и делать то, что нужно делать, идти туда, куда нужно идти.

Ли Сыцзян со слезами начала собирать свой жалкий скарб: несколько помятых старых кофт и штанов, пару пыльных туфель, зубную щетку, полотенце, тазик для умывания, стакан. Все это она запихнула в ту самую серую холщовую сумку, с которой приехала в Шэньчжэнь.

– Аренду надо платить через полмесяца, – внезапно вспомнила она.

– Тебе так дорого это гнилое место? Я бы на твоем месте ни одной лишней секунды тут не осталась, жаль, что нельзя сжечь дотла!

– Я не в этом смысле! Получается, мы обманули хозяйку.

– Ли Сыцзян, что-то ты путаешь в своих расчетах. Да и вообще, какое тебе дело до хозяйки? Сколько раз тебя другие обманывали, а ты переживаешь из-за денег за полмесяца!

Ли Сыцзян молча переваривала слова Цянь Сяохун, слово корова, жующая жвачку.

В итоге Ли Сыцзян покинула съемное жилье и отправилась вместе с Цянь Сяохун в отель «Цяньшань», так сказать, объединенными войсками.

В канун Нового года Ли Сыцзян надела униформу и начала обслуживать столики в ресторане отеля. Администратором там работала очень красивая девушка с толстой косой. Волосы у нее были черные, густые и длинные, такая роскошная коса вызывала зависть, многие, глядя на нее, пускали слюнки. Однако большую часть времени коса незаметно болталась позади ее высокого худощавого тела. Девушка казалась такой скромницей, что мужчины теряли всякую надежду. Но вот что заслуживает внимания – в местном кинотеатре работал паренек, приехавший с севера, по имени Ли Сюэвэнь. Только он мог заставить Длинную Косу смущенно разулыбаться, она становилась необычайно гибкой, крутилась и так и сяк, обмениваясь с ним взглядами. Ли Сюэвэнь каждую неделю приходил в ресторан несколько раз, иногда с друзьями, иногда один, но всегда в те дни, когда дежурила Длинная Коса.

Необходимо описать внешность Ли Сюэвэня, поскольку вскоре он окажется втянутым в сложные отношения с девушками. На самом деле и У Ин, и А-Син, и вся обслуга отеля знала его как свои пять пальцев, разве что голым его никто не видел, а так никаких тайн не осталось. Ли Сюэвэнь, пол мужской, рост метр семьдесят восемь, уроженец Чанчуня, выпускник Академии искусств Лу Синя в Яньане, двадцать восемь лет, родился под знаком Рака. Ли Сюэвэнь носил очки, черты лица у него были довольно заурядные, что по отдельности, что вместе, но в общем симпатичные. Правда, походка некрасивая – он шаркал ногами и выглядел при этом как старый педантичный профессор или человек, обронивший что-то на землю, а теперь искавший. Однако в его присутствии у окружающих появлялось неизменное и основательное чувство безопасности.

Поговаривали, что Ли Сюэвэнь владел акциями многих местных предприятий и был на короткой ноге с руководством, поэтому между ним и другими работниками, приехавшими на заработки, пролегала целая пропасть. Можно сказать, по социальному статусу он находился на одной ступеньке с местными ганьбу. Ганьбу частенько приходилось работать по пояс в грязи, более того, обычно к ним прилагались пожилые супруги, которые держали их под каблуком, так что на их фоне преимущества Ли Сюэвэня бросались в глаза. Короче говоря, Ли Сюэвэнь был лакомым кусочком. Правда, этот лакомый кусочек ходил опустив голову, но это не мешало ему замечать красоток и приударять за ними.

У Ин работала в отеле даже дольше Чжан Вэймэй. У Ин знала, что с появлением А-Син между ней и Длинной Косой разгорелся спор, кто кого краше. Разумеется, девушки даже не думали знакомиться, они ходили высоко задрав головы, словно две агрессивные очковые кобры, которые дальше собственного капюшона не видели, но, если кто-то пытался вторгнуться на их территорию, молниеносно отражали атаку и атаковали сами. Ли Сюэвэнь свалился к ним, как лакомый кусок, и, оказавшись между двух лакомых кусков, Длинной Косой и А-Син, сам растерялся. Поэтому отношения Длинной Косы и Ли Сюэвэня, которые развивались со скоростью улитки, напрямую касались А-Син.

Как ни странно, но Длинная Коса тут же подружилась с Ли Сыцзян, и они неплохо ладили. Возможно, красавицам нужен рядом такой невзрачный зеленый листок, как Ли Сыцзян, чтобы выгодно оттенять их, а Ли Сыцзян с готовностью взяла на себя эту роль. Поскольку Ли Сыцзян и Цянь Сяохун были не разлей вода, то Ли Сыцзян предоставляла ей сводку новостей, а Цянь Сяохун, в свою очередь, хотела уважить А-Син, и доклад о каждом шаге Длинной Косы, естественно, попадал к А-Син. Поэтому в уходе из отеля Длинной Косы была немалая заслуга и Ли Сыцзян.

А-Син с виду казалась хрупкой и покорной, ее внутренняя сила никогда не пробивалась наружу, и А-Син всем своим поведением демонстрировала непорочность, проявляла упрямство и уверенность. Хотя как-то раз во время просмотра фильма Ли Сюэвэнь погладил ее руку, но дальше поцелуя в мочку уха дело не пошло. А-Син из робости оборонялась и ждала следующего шага от Ли Сюэвэня. Однако было ясно, что основным фактором, мешающим Ли Сюэвэню официально перейти в наступление, являлась Длинная Коса. Цянь Сяохун считала, что борьба была справедливой, возможности обеих равны и каждая имеет право любить и быть любимой. Она уговаривала А-Син проявить инициативу, ведь если Ли Сюэвэнь переспит с Длинной Косой, то ситуация усложнится. По указанию Цянь Сяохун Ли Сыцзян внимательно следила за общением Ли Сюэвэня и Длинной Косы, тщательно фиксируя все их разговоры и зрительные контакты. Меж тем коса у Длинной Косы становилась с каждым днем все более блестящей. И вот однажды Ли Сыцзян доложила, что они как-то странно переглядываются, очень рассеянны, словно бы избегают друг друга, но при этом потихоньку ищут друг друга глазами, и взгляды их липкие, как популярное на северо-востоке Китая кушанье «батат в жженом сахаре»: с трудом один кусок от другого можно оторвать, а само блюдо сладкое, но не приторное. Цянь Сяохун передала все А-Син, и та поняла, что пора действовать.

А-Син все продумала идеально, даже ее подруги У Ин и Цянь Сяохун пребывали в неведении. Внезапно она объявила, что сегодня отмечает свое девятнадцатилетие, и пригласила У Ин, Цянь Сяохун и Ли Сыцзян в отдельный кабинет в маленьком ресторанчике. Разумеется, Ли Сюэвэнь тоже получил приглашение. Он был единственным мужчиной в компании, и девушки крутились вокруг него, как звезды вокруг луны. Под музыку из раздолбанных колонок они попели под караоке перед ужином и после него.

После ужина обнаружилось, что А-Син уже изрядно напилась. Внезапно девушка разрыдалась, причем впервые плакала на людях, и присутствующие, включая Ли Сюэвэня, остолбенели. А-Син вроде бы и правда загрустила. Она произнесла:

– Как время бежит! Раз – и уже три года прошло после окончания школы. Я эти годы так бестолково провела, если бы не младшие братишки и сестренки, если бы не бедность, то я скоро уже из университета выпустилась бы! А тогда все бы у меня было другое – и работа, и жизнь, и любовь! Почему моя судьба так сложилась? – А-Син ни в коем случае не играла, или, правильнее сказать, изначально она планировала разыграть эту сцену специально для Ли Сюэвэня, но в итоге сыграла настоящую себя.

Маленькие глазки Ли Сыцзян покраснели, она сказала:

– А-Син, у всех свои трудности. Мне не повезло еще больше, я даже школу не окончила. К тому же ты красивее. Я только сейчас поняла, что если у тебя нет образования, то придется вверять свою судьбу кому-то другому.

– Эй, Сыцзян, не говори так. Если кто-то позволяет другим распоряжаться своей судьбой, это к образованию не имеет отношения. – Цянь Сяохун тоже немного выпила, и поскольку за столом присутствовал симпатичный парень, то она соблазнительно растягивала слоги, а не строчила как пулемет.

Поскольку А-Син по-настоящему загрустила, то ее настроение передалось остальным. Она напоминала сейчас цветок абрикоса под весенним дождем – хрупкие плечи подрагивали, в глазах застыла печаль. Если Ли Сюэвэнь не бросится ее утешать, то он или умственно отсталый, или импотент. Практика показала, что он во всех смыслах нормальный. Никто из девушек даже и не заметил, как он расплатился по счету, и не понял, задела А-Син его душу или тело, но, как бы то ни было, Ли Сюэвэнь вывел А-Син из-за стола со словами:

– На сегодня хватит.

Неясно, то ли это Ли Сюэвэнь по собственной инициативе отвел А-Син к себе, или она его подтолкнула, но закончилось тем, что они очутились в его постели. Впоследствии А-Син без зазрения совести говорила, что там, в комнате Ли Сюэвэня, получила самый лучший подарок на день рождения. Она впервые влюбилась, впервые целовалась, впервые была с мужчиной – в тот вечер совпало все. Мужчина, у которого есть хоть капля совести, если лишил девушку девственности, то, считай, связал себя по рукам и ногам. Тем более А-Син твердо верила, что Ли Сюэвэнь нырнул в водоворот ее жизни и теперь уже не сможет выплыть.

По достоверной информации, полученной от Ли Сыцзян, эти несколько дней Длинная Коса особо не причесывалась, вид имела растерянный, глаза потухли. Ночью Ли Сыцзян улеглась в постель и почувствовала, что кровать едва заметно подрагивает, а на рассвете обнаружила на полу целую гору бумажных салфеток. Это Длинная Коса всю ночь сдерживала рыдания. Ли Сыцзян мучилась от угрызений совести, ведь вроде как она стала пособницей в преступлении, и у нее было плохо на душе оттого, что она сдала Длинную Косу.

– Ли Сыцзян, знаешь, что сказал Ли Сюэвэнь? Дескать, она девственница и он за нее в ответе! А за меня кто в ответе?! Неужели наша с ним любовь потерпит поражение из-за девственной плевы?

– Вы с ним друг друга любите? – поразилась Ли Сыцзян. Она не осмеливалась поверить, что Длинная Коса и Ли Сюэвэнь уже переспали, причем не единожды.

– Любим ли мы друг друга! Разумеется! Неужели я легла бы в постель с нелюбимым? Я отвергла ухаживания одного богатого молодчика, всем сердцем хотела быть с этим голодранцем-северяшкой. Ладно, хватит, Сыцзян, я должна уехать отсюда.

В огромных глазах Длинной Косы застыл холод. Внезапно Ли Сыцзян прониклась к ней сочувствием, а к Лю Сюэвэню – презрением.

– Не уезжай. Верни его. Ты красивее А-Син. Вы друг друга любили еще до ее появления!

Кроме Цянь Сяохун у Ли Сыцзян была единственная подруга – Длинная Коса, и Ли Сыцзян очень не хотелось ее потерять, так что она искренне желала помочь.

Длинная Коса медленно, но решительно покачала головой:

– Нет. Даже если он сам вернется, я его не смогу простить. Я хочу полностью испариться из его мира, чтобы он и следов моих сыскать не мог.

Длинная Коса и правда уволилась. Когда она уходила, то вид у нее был серьезный и торжественно-печальный, а ее запах витал в комнате еще несколько дней. Ли Сыцзян стояла напротив опустевшей кровати ошарашенная. Длинная Коса оставила ей номер пейджера, но через три дня этот номер перестал работать. Длинную Косу вычеркнули так же, как этот набор цифр в номере пейджера.

Когда У Ин пребывала в хорошем настроении, она приводила своего трехлетнего сынишку Ляна, и тогда жизнь в отеле закипала. Цянь Сяохун нравился этот милый мальчишка, на самом деле всем девушкам в отеле он нравился, малыша называли Красавчиком. Мальчику тоже нравилось проводить время с «сестрами». По местным обычаям дети незамужних девушек называли «старшими сестрами» и только замужних начинали звать «тетями». Поэтому Красавчик без конца лепетал: «Сестренка, сестренка», а на его личике было написано счастье целого мира. Цянь Сяохун он особенно выделял. Этот хорошенький и смышленый мальчик был единственным утешением У Ин, теплой одеждой, которая согревала ее в холодные дни. Как и любая мать, У Ин больше всего хотела, чтобы ее ребенок был счастлив, однако на лицо самой У Ин, некогда красивое, словно бы набежала темная туча, и теперь оно напоминало кирпич, твердый и обшарпанный. Периодически У Ин приходила с красными, заплаканными глазами. После побега Чжан Вэймэй Цянь Сяохун почти всегда работала в паре с У Ин. Ситуацию У Ин и Цянь Сяохун, и А-Син знали очень хорошо.

Муж У Ин носил фамилию Янь. Если не считать высокого роста, господин Янь внешне был безобразен: близко посаженные глаза, голова, заостренная с обоих концов, очень смуглая кожа. Никто не мог взять в толк, как этот Долговязый Янь смог заполучить в жены У Ин. Как говорила сама У Ин, у господина Яня золотые руки. Это и понятно, иначе как он смог бы занять должность начальника цеха? Но У Ин могла бы с легкостью найти себе кого-то такого же мастеровитого, но посимпатичнее, так что эти россказни про золотые руки казались притянутыми за уши. Разумеется, Лян уже такой большой, и окружающим неловко было ворошить историю брака У Ин, но факт остается фактом: У Ин семейная жизнь не радовала, более того, она была несчастна. Когда господин Янь завел интрижку с другой женщиной, У Ин тоже закрутила роман – с одиночеством.

В тот день У Ин внезапно сунула Цянь Сяохун шестьсот юаней и еще несколько смятых мелких купюр.

– У Ин, это что такое? – удивилась Цянь Сяохун.

– Твоя доля. Ты не знала? Чжан Вэймэй никогда не давала тебе? – У Ин потерла веко. Она не была эгоисткой, в отличие от Чжан Вэймэй.

Цянь Сяохун помотала головой и увидела, что зеркальце Чжан Вэймэй все еще на месте, а в нем отражается знакомое лицо, которое в мягком золотистом освещении казалось очаровательным. Цянь Сяохун оцепенела, потом повернулась, чтобы рассмотреть отражение получше, а потом взяла зеркало и разворачивалась к нему то одним боком, то другим.

– Эй, ты совсем того? Я к тебе обращаюсь! Если тебе не нужны деньги, то я их себе заберу.

– Хорошо. Купи Ляну что-нибудь вкусненькое.

– А-Хун, ты правда не хочешь знать, что это за деньги?

Цянь Сяохун увлеклась самолюбованием, У Ин отобрала у нее зеркальце и потрясла перед носом деньгами.

– Краденые? – Цянь Сяохун широко распахнула свои лисьи глаза.

– Разумеется, нет! Ты разве не знала, что мы можем напрямую давать скидку? Мы берем с постояльца полную сумму, а отчитываемся за скидку, главное, чтобы управляющий Пань подписал квитанцию. Где-то раз в полмесяца! Правда, что ли, никогда так не делала? – У Ин выложила все начистоту.

– Нет! Я вообще ни копейки денег не видела! Чжан Вэймэй все себе в карман клала! Вот ведь жадная! Вот почему она то и дело открывала кассу, пересчитывала деньги и шелестела квитанциями. Черт побери! – Цянь Сяохун изумилась. – Шестьсот юаней! Да это ж месячная зарплата! Разве нам легко такие деньги достаются?

– Иногда деньги сами идут в руки.

Цянь Сяохун действительно разволновалась, но, как бы то ни было, между нею и У Ин родилась сейчас глубокая дружба. Цянь Сяохун крепко обняла У Ин и сказала:

– Когда в следующий раз приведешь сыночка, я вас приглашу пообедать!

– Эй, вы чего это! Разобнимались тут! – Перед стойкой внезапно появился Ли Сюэвэнь, который держал в руках пластиковый контейнер с едой.

Он носил очки с очень толстыми линзами, и за ними взгляд казался потухшим, словно Ли Сюэвэнь преодолел множество дорог. С тех пор как они с А-Син начали встречаться, Ли Сюэвэнь постоянно выглядел изнуренным, а женственность А-Син, напротив, расцветала, и девушка излучала бодрость, в этом плане они были полной противоположностью.

– А-Син еще спит? Ты ее не откармливай, ха-ха-ха!

– Вы умеете наслаждаться жизнью, каждый день едите блюда западной кухни!

Каждая из девушек не упустила шанса поддразнить Ли Сюэвэня, и тот обрадованно потрусил дальше, а уже от самых дверей повернулся и сказал:

– Когда у вас будет выходной, сходим в наш кинотеатр в караоке? Потратили больше миллиона на новые колонки, почувствуете себя звездами!

– Если не боишься, что А-Син станет ревновать, то зови А-Хун, я уже старая для таких развлечений, не до песен, – рассмеялась У Ин.

Цянь Сяохун словно бы кожей почувствовала, как взгляд Ли Сюэвэня надолго замер на ней, возможно, парень даже подмигивал. Цянь Сяохун захихикала:

– Ли Сюэвэнь, вот тебе А-Син даст отпускную, сразу поймешь, как к другим приставать!

Во второй половине дня делать было решительно нечего. Цянь Сяохун накупила лакомств для малыша Ляна и отправилась домой к У Ин. У Ин снимала квартиру в хутуне. Если бы Цянь Сяохун не сходила бы и не увидела бы своими глазами, то ни за что не поверила бы, что такая светлая девушка, как У Ин, и такой замечательный ребенок, как Лян, ютятся в трущобах. Как вообще можно жить в таких потемках?! В комнатенке навеки воцарилась тьма, с утра до вечера горела единственная лампа дневного света, на полу лежал утоптанный до блеска слой грязи, из-за чего поверхность была неровной. Сама спальня настолько узкая, что в ней было даже не развернуться. Потемневшая москитная сетка загораживала кровать, на которой уместились бы максимум двое.

– У Ин, вы тут втроем живете? – с сомнением спросила Цянь Сяохун без обиняков.

– Муж в основном ночует на заводе, редко возвращается, – грустно ответила У Ин, и лицо ее стало темнее слоя грязи на полу.

– Папа давно не приходил! – поддакнул Лян.

Цянь Сяохун тут же обняла малыша, и тот сказал:

– Сестренка, приходи к нам почаще играть!

Когда Цянь Сяохун услышала эти слова, у нее в носу защипало. Понятное дело, мальчик тем самым озвучил и чувства матери.

– Все дома! – За дверью раздался звук шагов, и порог переступил Долговязый Янь.

Малыш Лян бросился к отцу с радостными криками. Отец потрепал его по голове, затем улыбнулся гостье, и Цянь Сяохун улыбнулась в ответ. Долговязый Янь пробормотал себе под нос:

– Надо кое-что забрать, а потом на работу.

Он сделал круг по спальне – и был таков. На все про все ушло меньше десяти минут. Когда Долговязый Янь скрылся за дверью, У Ин расплакалась и сказала с грустной улыбкой:

– А-Хун, вот такие дела. Полмесяца не был дома, а когда заходит, то вот так вот.

Внезапно атмосфера в комнате стала необычно угнетающей, словно потолок опустился на метр и придавливал к земле. Цянь Сяохун занервничала. Что она могла сказать? Как утешить У Ин? Ли Сыцзян, Длинная Коса, а теперь и У Ин – неужто у всех женщин один удел? Едва не прозвучало слово «развод», но Цянь Сяохун подумала, что У Ин старше ее на семь, а то и на восемь лет, у нее есть свое мнение, и раз она терпит, значит, сама так решила.

– У Ин, если ему и правда семья не нужна, то тянуть и дальше себе дороже. – Цянь Сяохун с сочувствием обвела комнату взглядом.

– Я думаю: а что если он потом вернется? А-Хун, доживи до моих лет и поймешь.

Цянь Сяохун задумчиво покивала.

– Кроме того, А-Хун, работать в ресторане – это значит потратить молодость на заработок денег. Пока тебе около двадцати, ты нарасхват, а через несколько лет на фиг уже никому не сдалась. Ты давай учись, не стоит быть такой пассивной, как я. Девушка, с которой мой муж сожительствует, одного с тобой возраста, он давно забил на семью, даже ребенок уже не нужен, а все деньги тратит на эту девицу. Я ее видела, сестричка из Цзянси, тоже приехала на заработки, и ей живется не сладко. – У Ин говорила сбивчиво, она негодовала и злилась, но при этом понимала и принимала сложившиеся обстоятельства, снося оскорбления молча, как собака. – А-Хун, ты, разумеется, сейчас будешь меня ругать, но когда я была в твоем возрасте, я тоже была довольно заносчивой, но теперь повзрослела и появилось ощущение, что мы с мужем одно целое. Как говорится, одну ночь вместе – супруги на всю жизнь, нельзя просто так взять и стереть кровное родство.

Она говорила таким холодным тоном, что Цянь Сяохун пробила дрожь.

– Не могу больше этого слышать! На самом деле ты потеряла веру в себя, У Ин. Тебе всего-то двадцать, а уже себя в старухи записала, рано ставить крест на романтике. Честно говоря, мне кажется, тебе надо уйти от него, он обязан взять на себя половину расходов на воспитание Ляна, а так пусть каждый ищет свое счастье. Нет никаких причин тебе жить в одиночестве!

Внезапно лампа дневного света погасла и комнатенка погрузилась во тьму, а по полу потянуло холодом. Лян прижался к груди Цянь Сяохун, испуганно заплакал, начал звать маму. У Ин в темноте ощупью нашла ребенка и взяла на руки.

– Электричество отключили?

– Нет. Предохранитель старый, контакт плохой. Я потом схожу починю.

– У Ин, если бы ты испугалась, кого бы ты позвала? – спросила в темноте Цянь Сяохун.

– Сына, а если сынок рядом, то мне и не страшно.

За дверями было очень светло, то и дело доносились чьи-то шаги и смех, солнечный свет остановился у двери, поскольку не мог пробраться далеко внутрь дома. Когда глаза привыкли к тусклому освещению, Цянь Сяохун постепенно рассмотрела фигуру и лицо подруги. Солнечный свет растворялся в слезах У Ин. Цянь Сяохун пару минут потопталась, не зная, что предпринять, а потом предложила:

– У Ин, пойдем к Ли Сюэвэню в караоке?

У Ин тихонько ответила:

– Ты сходи, а я с Ляном поучу иероглифы.

Здание и оборудование кинотеатра были первоклассными – и вид снаружи, и внутреннее убранство. Внутри имелась вращающаяся сцена, оркестровая яма, а освещение и звук соответствовали уровню больших концертных площадок. В зале стояли одноцветные мягкие кресла, и он был рассчитан на пять-шесть тысяч зрителей. Сейчас в кинотеатре не было ни единого человека. Если смотреть со сцены, то накатывало ощущение, будто из темноты на тебя уставилось бесчисленное количество глаз. Пространство было настолько огромным, что возникало пугающее чувство, будто ты в каком-то совершенно незнакомом месте. Ли Сюэвэнь гордился кинотеатром так, будто все вокруг принадлежало его семье.

– А почему тебе можно приглашать народ с улицы попеть? Ты разве не рекламой фильмов занимаешься? – Цянь Сяохун и подумать не могла, что Ли Сюэвэнь еще и в звуковой аппаратуре разбирается.

– Меня пригласили сюда работать и дали хорошую зарплату, потому что я сам не свой до звуковой аппаратуры. – Ли Сюэвэнь внезапно оживился и стал совершенно не похож на того шаркающего парня, что она видела раньше. Оказывается, перед ней образованный молодой человек с многогранными способностями. – Ты в микрофон говори, какую песню хочешь спеть, а я пойду в аппаратную, буду тебе ставить диски. Гарантирую, так устанешь петь, что во рту пересохнет.

Цянь Сяохун стояла на огромной сцене. Она осторожно сделала несколько шагов, осмотрелась и увидела, что наверху, за окошечком, закрытым стеклом, Ли Сюэвэнь, наклонившись, ищет нужный диск. Цянь Сяохун подула в микрофон, и тут же по залу пронесся дикий свист и шуршание, словно сильный ветер сдувал опавшие листья. Девушка аж подпрыгнула от страха, едва не отшвырнула от себя микрофон, и тут из динамиков раздался голос Ли Сюэвэня:

– А-Хун, держи микрофон чуть подальше, не так, как в караоке, он слишком мощный!

Пела Цянь Сяохун так себе, микрофон держала как положено, с нарочитой серьезностью еще и пританцовывала в такт музыке, принимая соблазнительные позы. Судя по выражению лица Ли Сюэвэня, он внимательно смотрел, но совершенно не слушал. Цянь Сяохун закрыла глаза и, опьяненная своим успехом, исполнила очередную песню, а когда открыла глаза, то обнаружила в аппаратной за стеклом еще одного человека – А-Син в униформе. Ли Сюэвэнь, разумеется, тут же выключил микрофон. Цянь Сяохун не слышала, что происходит внутри, только видела, что А-Син подскочила к Ли Сюэвэню, а тот кинулся ее обнимать. А-Син пыталась высвободиться, он ей что-то втолковывал, а она округлила глаза, пристально глядя на него.

– Эй, что у вас там происходит?

– Ничего, ты пой дальше! – сказал Ли Сюэвэнь.

– А-Син, ты что там творишь?

– Ничего! Пой давай! – огрызнулась А-Син.

После этого дня А-Син больше не жила в отеле, лишь время от времени заходила справиться, как дела, заносила фрукты, могла посидеть немного, а лицо было румянее обычного, словно бы только что занималась любовью. С тем пор как А-Син из-за нее поругалась с Ли Сюэвэнем, Цянь Сяохун больше не ходила петь, и возможная интрижка с Ли Сюэвэнем закончилась, так и не начавшись. По крайней мере, Цянь Сяохун считала, что Ли Сюэвэнь намекал ей именно на это.

После того как Чжан Вэймэй исчезла вместе со своим постером, пустую кровать быстро заняла девушка из Чэнду по имени Чжу Лие, что звучало почти как английское «Джульетта» или «Джулия». Белокожую пышечку можно было сравнить с супом с рисовыми колобками, когда после первого кусочка уже хочется жадно съесть всю тарелку, и даже после того как насытишься, колобки все равно кажутся вкусным и восхитительным.

Сейчас полиция уже с уверенностью утверждала, что Чжан Вэймэй незаконно присвоила деньги и бежала от правосудия. Она мечтала заполучить вид на жительство в Шэньчжэне, так что, вероятно, залегла на дно где-то там. Разумеется, все это интересовало только полицию. Цянь Сяохун не скучала по Чжан Вэймэй, А-Син тоже не скучала, а Чжу Лие, которая теперь спала на постели Чжан Вэймэй, и подавно. Чжу Лие ругалась, что кровать как-то странно пахнет. Цянь Сяохун объяснила, что это смесь духов, пудры и потных ног, поскольку комната особо не проветривается, и удивляться нечему.

При виде пылкой Чжу Лие не оставалось никаких сомнений, что у нее богатый сексуальный опыт, тем более она рассказывала об этом по поводу и без. До того как поступить на работу в отель «Цяньшань», Чжу Лие успела поработать администратором в другом отеле по соседству, но здесь зарплата была выше.

– Ты не прогадала, Колобок, тебе здесь понравится, да и у сотрудников широкие перспективы. Вон Чжан Вэймэй ушла отсюда с большими деньгами. А-Син отхватила перспективного мужика, ну а У Ин… Одного малыша Ляна достаточно, чтобы мы пускали слюни до конца своих жизней, у нас, может, никогда такого паренька не будет.

Чжу Лие широко улыбнулась и спросила:

– А ты? Твой парень где?

– Я… верю, что он ждет меня на вершине!

Страстность Чжу Лие не ограничивалась лишь внешностью. Однажды Цянь Сяохун после смены открыла дверь в комнату и увидела, что кровать Чжу Лие дрожит мелкой дрожью. Через москитную сетку Цянь Сяохун смутно различала, что соседка оглаживает сама себя. Когда Цянь Сяохун вошла, тряска внезапно прекратилась, но Чжу Лие явно была неудовлетворена, поэтому через пару минут кровать снова задрожала.

– Колобок! Ты чего это валяешься посреди бела дня?! Сходи проветрись! А рукоблудие вредно для здоровья! – прокричала Цянь Сяохун, закрывая дверь.

Чжу Лие раздраженно вздохнула:

– Да все уже. Мать твою, Цянь Сяохун, ты что, завидуешь, что мне хорошо?! Весь кайф испортила. В самый неподходящий момент явилась.

Цянь Сяохун откинула москитную сетку и рассмеялась:

– Колобок, Пань Цзиньлянь ты наша, почему ж твой Симэнь с тобой не спит?!

Чжу Лие ткнула Цянь Сяохун в бок:

– Ах ты мерзавка, ни за что не поверю, что ты таким не занимаешься.

Цянь Сяохун упала на кровать. То ли Чжу Лие была вся такая мягкая, то ли она сама, но лежать рядом было очень комфортно, словно одна речка впадала в другую. Чжу Лие ухватила Цянь Сяохун за грудь и проворковала:

– Завидую твоим соблазнительным формам, это поважнее, чем пышные щечки.

Цянь Сяохун в ответ ущипнула Чжу Лие:

– Ты меня не распаляй.

Кроме того, что она баловалась сама с собой и с мужчинами, Чжу Лие обожала теребить свои сережки. Это была пара сережек из светло-зеленой яшмы, гладкой и прохладной на ощупь. Днем сережки непременно болтались в ушах Чжу Лие и до вечера, когда она снимала их, чтобы принять душ перед сном, она непременно в течение дня снимала их и сжимала в ладони, рассказывая историю своей прапрабабушки, якобы сережки достались Чжу Лие от нее. Это было единственное занятие, к которому Чжу Лие относилась со всей серьезностью. И хотя сережки были размером с соевый боб и не стоили особого внимания посторонних, например Цянь Сяохун, которая каждый день над ней подтрунивала, сама Чжу Лие обращалась с этими шариками, напоминавшими пластик, как с сокровищами.

Не прошло и пары дней, как явился ее «Симэнь» – сычуаньский парень, побритый почти под ноль. Они обнимались, миловались, болтали на своем диалекте, а под вечер Чжу Лие сказала:

– Цянь Сяохун, если ты не возражаешь, он останется у нас на ночь, а то возвращаться далеко. – А потом обратилась к своему «Симэню»: – Дорогой, оставайся, уж переночуешь как-нибудь ночку.

В итоге «Симэнь» с удовольствием частенько оставался на ночь, один раз даже подзадержался у них недели на две. Чжу Лие объяснила, что он потерял работу и находится в поиске. Цянь Сяохун не могла придумать, чем же занимается этот бритый парень. Одевался он вполне пристойно, но всем своим видом напоминал бездельника, который готов подарить женщине постарше тепло и ласку в обмен на небольшое вознаграждение.

В комнате стояли три кровати, но распределены они были несправедливо. «Пань Цзиньлянь» и ее «Симэнь» теснились на одной, а Цянь Сяохун одна спала на двух. Но «Пань Цзиньлянь» не возражала, только просила Цянь Сяохун по вечерам затыкать уши ватой или слушать музыку в наушниках, недолго, минут так сорок. Чжу Лие нельзя было не восхищаться, так что Цянь Сяохун отвечала ей ее же излюбленным выражением:

– Да пожалуйста! Фигня вопрос!

Невыносимо было то, что старая кровать, на которой спала Чжу Лие, была такой же чувствительной, как плоть самой Чжу Лие. Стоило легонько прикоснуться, как она начинала жалобно скрипеть и раскачиваться, точно передавая все движения и скорость парочки. Цянь Сяохун пробовала затыкать уши ватой, вставлять наушники, но все бесполезно – от грязных мыслишек, расползавшихся, как опухоль, избавиться не удавалось. Наконец Цянь Сяохун нашла идеальный способ: ублажать себя под скрип железной кровати. Она заново освоила это подзабытое искусство и добилась ошеломляющих результатов. Так продолжалось дней десять, и идеальный способ уже не казался таким уж идеальным. Если и дальше так будет, то она себе все там сотрет подчистую.

– «Пань Цзиньлянь», ты только посмотри на мой изможденный вид, ты меня уже замучила! – ворчала Цянь Сяохун, глядя в зеркало.

Чжу Лие подошла, посмотрела и ахнула:

– Да тебе срочно мужика надо!

– Черт! Чжу Лие, может, одолжишь мне «Симэня», а сама пока музыку послушаешь?

Чжу Лие высунула свой пухлый язычок:

– Прости, А-Хун, потерпи еще пару денечков, со следующей недели он начинает работать в баре. Я потом тебе хорошенько возмещу весь моральный ущерб.

Пресытившись их любовными утехами, Цянь Сяохун в приподнятом настроении шла на работу, вот только грудь набухла и налилась. Может, ей тоже найти себе мужика? За пять минут ходьбы до рабочего места Цянь Сяохун серьезно обдумала эту проблему. Какова конкретно ее цель? Сменщицы с таинственным видом сообщили Цянь Сяохун, что час назад ее искал какой-то парень, и Цянь Сяохун решила, что пользуется успехом у противоположного пола. Каково же было ее разочарование, когда оказалось, что телефон оставил Ляо Чжэнху. С полицейскими не интересно, цели парней в форме слишком очевидны, более того, Цянь Сяохун не хотела больше видеть этих «слуг народа».

Сегодня правый глаз У Ин был какой-то не такой, вокруг уголка образовался синяк, еще немного, и она была бы как панда.

– У Ин, ты иди отдохни, а я тут за всем присмотрю.

Цянь Сяохун понимала, что У Ин поругалась с мужем, но не знала, что конкретно спровоцировало терпеливую и молчаливую У Ин на драку.

– Ничего, все нормально. Я решила, что ты все правильно говоришь, и вчера предложила развод. Он не согласился. Мы с ним сцепились, аж на улицу выскочили. А-Хун, мне так приятно было с ним подраться, правда приятно.

– У Ин, я не знаю, права я или нет, просто озвучила свое мнение, но в конечном итоге это твоя семья.

Цянь Сяохун горько было смотреть на побитую У Ин.

– Со стороны виднее. После этой драки мне было так хорошо, я и дальше буду с ним драться, вплоть до развода.

– У Ин, я тебя поддерживаю. А то, может, переедешь к нам в комнату? Сэкономишь на арендной плате.

– Плохая идея. Он ведь припрется в отель меня искать. Не хочу, чтобы все об этом судачили, а арендную плату я в состоянии заплатить.

– У Ин, в любом случае, если что понадобится, то ты говори. Кстати, ты слышала, что А-Син беременна?

– Знаю, вот только Ли Сюэвэнь еще жениться не готов, так что повел ее на аборт. Сейчас прерывание беременности все равно что температура при простуде, обычное дело. А-Хун, ты поосторожнее, для здоровья ничего хорошего.

Цянь Сяохун рассмеялась:

– Почти каждая девушка в итоге не избежит такой вот простуды с температурой, и, только после того как они «заболеют», понимают, насколько лучше быть здоровой, и только тогда начинают предохраняться. Кстати, я хочу позвонить Ляо Чжэнху, посмотрим, может, роман с ним закручу.

Ляо Чжэнху снял трубку, официальным тоном спросил, не слышно ли чего о Чжан Вэймэй, потом нес еще какую-то чушь, типа если обнаружится зацепка, то нужно срочно с ним связаться. Через пару минут он перезвонил и объяснил, что в кабинете было много народу, не пообщаешься на личные темы, а теперь он звонит с мобильного и надеется, что она не возражает.

– Какие еще личные темы, да вы что?

– Удобно ли пригласить тебя выпить чаю?

Цянь Сяохун рассмеялась:

– Да, чаю можно выпить, без глупостей!

Ляо Чжэнху молчал, словно бы поперхнулся словами Цянь Сяохун, из его горла долго раздавались булькающие звуки, а потом он собрался с силами и продолжил:

– Как насчет сегодняшнего вечера?

– Без проблем! Делать-то совершенно нечего.

Изначально Цянь Сяохун планировала взять с собой Чжу Лие, вдвоем они Ляо Чжэнху мозги запудрили бы, но Чжу Лие работала в вечернюю смену, кроме того, эта помешанная на сексе девица явно пресытилась, а всякие там чаепития вообще не вызывали у нее никакого интереса. Она лишь сказала:

– Ты чай с толком пей, не надо подавлять свои желания и игнорировать естественные потребности. Подвернется случай – воспользуйся!

Цянь Сяохун получила поддержку Чжу Лие, после чего цель встречи с Ляо Чжэнху стала еще отчетливее, поэтому, когда она увидела парня в чайной, то быстро осмотрела «ключевые места» и пришла к выводу, что перед ней мужчина немалой физической силы. Ляо Чжэнху не был полным придурком и не пришел на свидание с девушкой в полицейской форме, чем немало обрадовал Цянь Сяохун. При всей своей внушительной комплекции парень был довольно робким: взгляд его маленьких глаз сфокусировался на лице девушки и нарочно обходил стороной ее грудь, но из-за этой нарочитости казался остекленевшим, как у зомби из гонконгских фильмов. Правда, при этом он был довольно разговорчив, обладал логическим мышлением и немалыми знаниями. Словно чашку чая, он выплеснул в нутро Цянь Сяохун, совершенно не хотевшей чая, всю историю своей жизни с того момента, как в девяносто втором году сюда хлынули волной девушки с севера, а он сразу после университета приехал в Шэньчжэнь и хлебнул трудностей, и до сегодняшней поры. В его словах крылась гнетущая тоска, и Цянь Сяохун смутно почувствовала, что он, так же, как она сама, испытывает неудовлетворение.

– А у тебя есть девушка? – спросила Цянь Сяохун.

Ляо Чжэнху покачал головой:

– В этом городе, где соотношение мужчин и женщин один к семи и по улицам ходят толпы девушек, неожиданным образом не нашлось одной для меня. На что это похоже? Надо сказать, местные «сестрички» почтут за честь переспать с полицейским, но я не могу спать с кем попало.

– Так не надо с кем попало! Обхаживай только одну, но серьезно!

Цянь Сяохун показалось, что Ляо Чжэнху сейчас не притворяется, а если и притворяется, то слишком уж искусно. Ляо Чжэнху словно играл в детскую игру «коршун ловит цыплят». Он взял своими огромными лапищами изящный серебристый чайничек, аккуратно подлил чаю Цянь Сяохун, приговаривая:

– Чай очень вкусный, нужно пить маленькими глоточками. Вам не сладко приходится, словно ряску, в любой момент ветер может прибить к другому месту. Если что, ты ко мне обращайся, мало ли там, свидетельство о временном пребывании или пропуск в погранзону.

В животе девушки забулькал чай, ей казалось, что она скоро утонет.

– Пропуск в погранзону? А, понятно! Как его оформить, сколько стоит?

Ляо Чжэнху по-детски широко улыбнулся:

– Разве я говорил, что мне от тебя деньги нужны?

– То есть тебе нужна я сама? – Цянь Сяохун бросила на него сердитый взгляд.

Ляо Чжэнху с серьезным видом ответил:

– Вообще-то я ничего такого в виду не имел, но, если вдруг привалит удача, я не стану отказываться.

А-Син провалялась в постели целых две недели, и к ней относились так, словно она только-только родила. Ли Сюэвэнь уже считал ее потенциальной супругой, поэтому притаскивал всякие деликатесы типа рыбы, голубей, женьшеня, ласточкиных гнезд, смотрел, как она ест и как наливается ее грудь. К тому моменту, как А-Син снова появилась «в свете», все ее тело приобрело приятную полноту. Девушка использовала неприятность как возможность стать еще красивее.

– Сколько людей – столько судеб.

Цянь Сяохун в глубине души переживала за Ли Сыцзян. В последнее время подруга пропадала невесть где. Их смены не совпадали, так что, несмотря на то что девушки работали в одном отеле, встречались они редко. Потихоньку Ли Сыцзян подружилась с персоналом в ресторане. Цянь Сяохун сначала использовала толстенный словарь, подаренный Чжу Дачаном, в качестве подушки, а потом выложила на стол и время от времени листала. Все, кто видел «Цыхай», удивлялись и поражались, сначала внушительности словаря, а потом настойчивости девушки:

– Ничего себе, Цянь Сяохун, такие толстые книги читаешь! В будущем из тебя определенно выйдет толк.

Цянь Сяохун ужасно веселилась и говорила:

– А если я буду спать с ним в обнимку, то толку будет больше?

Но она то и дело листала словарь, почитывала его, и постепенно изучение «Цыхая» вошло у нее в привычку. Чжу Лие постоянно подтрунивала:

– Чем мусолить этот словарь, лучше бы сама себя ублажила или влюбилась бы в кого-то, хоть поймешь что-нибудь. А от того, что книжку листаешь, какая польза?!

– Вот ты любишь на других нападать, даже чтение и то превратила в какое-то постыдное занятие! Ты-то у нас небось как минимум магистр секса и профессор любви, а?

– Ошибаешься! В этом я уже доктор наук, и аспиранты у меня исключительно мужики! – Чжу Лие обожала шутить, и праздные разговоры приносили ей удовольствие.

Цянь Сяохун с большим трудом нашла возможность пойти с Ли Сыцзян в парк покататься на роликах под ярким весенним солнышком. Ли Сыцзян заплатила и за входной билет, и за прокат роликовых коньков. В ее кошельке среди других купюр мелькали весьма приметные гонконгские доллары, которые сразу же бросились Цянь Сяохун в глаза.

– Э! Ли Сыцзян, откуда у тебя гонконгские доллары?

Подруга увильнула от ответа, сказала только, что это чаевые.

– Такая крупная сумма – и чаевые? Быть того не может, Сыцзян. Последнее время ты таинственно где-то пропадаешь, что-то новенькое в жизни происходит?

На катке людей было немного, играла бодрая музыка, ролики с ритмичным звуком терлись о поверхность площадки. На самом деле Цянь Сяохун не особо интересовали объяснения Ли Сыцзян. Девушки присоединились к веселой толпе и катались с такой скоростью, что ветер в ушах свистел. Ли Сыцзян смеялась, она расправила плечи, и рукава развевались, словно флаги. Но особой ловкостью Ли Сыцзян не отличалась, так что несколько раз упала. Рядом катались еще несколько девушек примерно их возраста с ранцами за спиной, в руках они держали рожки с мороженым и болтали о мальчиках, сидевших с ними за одной партой, о дурацких темах для сочинений, о том, что преподаватель английского, когда разговаривает, прибавляет в конце предложения смешные междометия. Они были как солнечный свет, от которого у Ли Сыцзян зарябило в глазах. Они с Цянь Сяохун подъехали к ограждению, чтобы отдохнуть, и все еще пребывали под впечатлением от этой стайки девушек.

– Сыцзян, ты только взгляни на них! Интересно, а нам можно одновременно работать и учиться?

– Как учиться-то? Где и как? Мы уже начисто забыли все, что раньше учили.

– Не волнуйся, Сыцзян, можно разузнать, что и как. Я спрошу Ляо Чжэнху, или, когда будет время, сами сходим на разведку.

– Они такие счастливые… – зачарованно протянула Ли Сыцзян, глядя на школьниц.

– Жалеешь немного, да, Сыцзян? А почему не стала доучиваться?

– Денег не было, тридцать юаней за учебу нам не потянуть, родители с оплатой каждый семестр тянули, мне потом было стыдно в глаза смотреть одноклассникам и учителям. Драный ранец мне достался от старшей сестры, а ей – от брата, я донашивала одежду за братом, а обувь за мамой, выглядела как нищенка, а к тому моменту уже выросла, побоялась, что мальчишки меня засмеют, и в итоге не захотела больше позориться.

– Ли Сыцзян, ты ведь очень способная!

Мимо проехали два парня, которым хотелось позубоскалить с Цянь Сяохун, и та потащила подругу на другой конец катка, однако парни и там их догнали, поэтому девушки решили уйти. Из телефона-автомата Цянь Сяохун позвонила на пейджер Ляо Чжэнху и попросила узнать, есть ли возможность учиться. Ляо Чжэнху как раз был поблизости на дежурстве, так что вскоре он подъехал на трехколесном мотоцикле и отвез девушек в местный дом молодежи.

Там повсюду лежали рекламные проспекты: курсы компьютерной грамотности, курсы по искусству, вечерняя школа, самостоятельная подготовка к экзаменам – различные варианты кружили вокруг них, словно пчелиный рой. Девушки очень долго читали, внимательно изучали цены и взвешивали практическую пользу каждого курса. В итоге под руководством Ляо Чжэнху девушки пришли к единому мнению – пойти на курсы самоподготовки к экзаменам, так как после этих курсов они получат аттестат, который признается во всей стране. Кроме того, здесь упор делался на самообразование, сессия два раза в год, расписание довольно насыщенное, поступление без экзаменов, так что, сможешь получить аттестат или нет, зависит только от твоих способностей. Однако при выборе специализации у девушек возникли разногласия. Ли Сыцзян от природы любила деньги, хотела изучать финансы, да и математика ей всегда давалась легко. Цянь Сяохун любила механическое запоминание, поэтому ей хотелось выбрать специальность, где нужно много всего заучивать.

Ляо Чжэнху сказал:

– Выбери то, что тебе по душе. В этом вопросе не обязательно нужно какое-то единое мнение. Вы хоть и близкие подруги, но все же каждая должна идти своей дорогой. Для начала все хорошенько обдумайте и решите, а то после оплаты уже особо специализацию не поменяешь.

На следующий день они пришли платить и регистрироваться, сказали, что все обдумали. Здоровяк Ляо Чжэнху простодушно улыбнулся:

– Вы сами ощутили, насколько опасно не иметь образования и знаний, и своим умом дошли до осознания всей важности учебы, одно только это уже необычно. Если потратить молодость не только на работу, но и на учебу, то вам воздастся. Мне не терпится посмотреть на вас через пару лет.

Ляо Чжэнху пустился в пространные рассуждения, как учитель, однако его нравоучения не вызвали у подруг неприятия, эти две уже взрослые девушки улыбались до ушей, словно увидели свое блестящее будущее.

Цянь Сяохун скучала по Джимми Чэню, ей хотелось проехаться еще разок в его «феррари», хотелось, чтобы Джимми Чэнь доставил ей удовольствие, чтобы все было так же динамично, как она описывала тогда дармоедам-полицейским. Возможно, все дело в физиологии, однако последние несколько дней ее накрыло очень сильное желание, до такой степени сильное, что ей даже хотелось подслушать, как занимаются любовью ее доморощенная «Пань Цзиньлянь» и «Симэнь». Однако в последнее время Чжу Лие сексом не занималась, а ее «Симэнь» почти не показывался.

Через некоторое время Чжу Лие завела себе нового приятеля, назовем его «Дунмэнем». У «Дунмэня» был напарник, и Чжу Лие спросила у Цянь Сяохун, не хочет ли она поразвлечься, и гарантировала чистоту – парень, возможно, даже девственник. Чжу Лие еще где-то на стороне работала по совместительству, но, что именно делала, умалчивала. У нее было еще одно любимое выражение: «Три года страдаешь – всю жизнь гуляешь». Что конкретно имелось в виду, Цянь Сяохун не совсем понимала, но связала две любимые присказки Чжу Лие вместе: «Три года страдаешь – всю жизнь счастливо гуляешь, фигня вопрос». Чжу Лие была оптимисткой во всем. Чем хуже шли дела, тем веселее она была, обстоятельства прибивали к земле, а она взлетала. Зимним пташкам тоже нужна еда. Древние говорили, что аппетит и влечение – свойства природы человека, а молодой организм испытывает еще более сильный голод во всех смыслах.

В сексуальных желаниях нет ничего стыдного, стыдным может оказаться только сам половой акт. Когда голоден, нужно поесть, когда устал – поспать, это нормально. Но изысканные лакомства – это все равно что императорский гарем с тремя тысячами красавиц. Пойти в ресторан и спустить там все деньги – это разврат богачей, а можно заказать лишь несколько блюд – так выглядит половое влечение людей со средним достатком, нужно разумно подогнать свои потребности под свои экономические возможности. Одна пампушка или чашка лапши, купленная с лотка, – вот половая жизнь бедняков, раз поел – и уже хорошо. Но есть еще и те, кому не достается даже пампушек, тут уже не до жиру: нищие крадут, чтобы обеспечить свои базовые потребности. Цянь Сяохун думала-думала, но так и не поняла, к какому классу принадлежит сама, и не разобралась с этим вопросом вплоть до того, как рассеянно вошла в тускло освещенную комнату Ляо Чжэнху. Она знала лишь, что «проголодалась», хочет наесться от пуза, тем более Ляо Чжэнху был весьма аппетитный. Его огромные руки излучали теплоту и сулили радость.

Ляо Чжэнху налил в одноразовые стаканчики чаю, потоптался немного и присел, простодушно улыбаясь. На лице его застыла нерешительность, будто это квартира Цянь Сяохун, а он здесь всего лишь случайный гость. На вешалке висели пиджак, брюки и фуражка, если мельком взглянуть, то казалось, будто там стоит человек. Однако сейчас Ляо Чжэнху сидел без формы.

Цянь Сяохун не хотела чаю, не хотела, но пила, совсем как в фильмах, когда героиня не очень представляет, как бы ей переспать с мужчиной, а потому всю свою нерешительность прячет в самом процессе распития чая, хотя пить ей не хочется. Постепенно к Цянь Сяохун снова вернулось ощущение голода. Девушка бросила взгляд на кровать Ляо Чжэнху – такую широкую, что можно перекувырнуться раза три и то не свалишься. Покрывало и простыни были девственно-чистыми.

Через час Цянь Сяохун и Ляо Чжэнху перевернули девственную постель вверх дном.

Название книги

Сестрички с Севера

Кэи Шэн

Часть шестая

ВСЕ СМЕШАЛОСЬ