1

Каждый раз, когда клиенту давали двадцатипроцентную скидку, нужно было, чтобы на квитанции расписался управляющий Пань, на самом деле процесс этот весьма хлопотный, и управляющий Пань почти наверняка будет недоволен. Когда в последний раз Цянь Сяохун с пачкой квитанций ходила к управляющему Паню, тот, расписываясь, ворчал, что скоро нужно будет переименовать отель в «Двадцатипроцентную скидку». Цянь Сяохун поняла, что если так и дальше будет продолжаться, то это плохо кончится для их маленького бизнеса, и обсудила это с У Ин и А-Син.

– Кто-то из нас должен расписываться за управляющего Паня. Часть квитанций отнесем ему на подпись, а в остальных сами распишемся, что скажете?

– Отлично, просто отлично! – в один голос воскликнули У Ин и А-Цин.

Но кому поручить такое ответственное дело? Девушки спорили, перебивая друг друга, стараясь предложить чужую кандидатуру на это опасное занятие. В итоге большинством голосов У Ин и А-Син решили, что у Цянь Сяохун почерк лучше, кроме того, она неплохо умеет копировать, сможет похоже воспроизвести подпись управляющего Паня. На том и порешили. Столкнувшись с такой беспричинной щедростью и необоснованным доверием коллег, Цянь Сяохун отбросила скромность, тут же приобрела несколько прописей и сутками напролет тренировалась расписываться за управляющего Паня. Она занималась этим на работе и после работы с одержимостью брошенной женщины. Чжу Лие заметила это и заподозрила неладное, а потом не удержалась и спросила:

– Цянь Сяохун, я тебя заранее предупреждаю: у господина Паня есть семья, он в отеле пользуется уважением, да и вообще мужик видный. Ты со своей тайной влюбленностью в него только на себя беду навлечешь. Не нужно выдергивать зубы из тигриной пасти, стоит ему захотеть, и он тебя выкинет на улицу!

Чжу Лие надела крошечную розовую майку и крутила аппетитной задницей. Она недавно обесцветила волосы, и кожа ее казалась ослепительно-белоснежной.

– У мужиков встает при одном только взгляде на меня, а если я начну ластиться и задницей вильну, так они уже взорваться готовы. Мужикам нравится, когда женщина заигрывает, используя язык тела, – без зазрения совести хвасталась Чжу Лие, но не без причины, как понимала Цянь Сяохун.

Цянь Сяохун притворилась, что Чжу Лие ее раскусила, смущенно ткнула ее кулаком:

– Если кто в него и втюрился, так это ты, и не исключено, что он с тобой спит. Ты время от времени без повода таскаешься к нему в кабинет, а у него там стол намного шире нашей кровати!

У Чжу Лие в каждом ухе было проколото по три дырки, в общей сложности она носила три пары сережек, и когда смеялась, то четыре сережки-висюльки начинали беспрерывно раскачиваться.

– Даже если он и хочет меня, кишка тонка. Трахать подчиненных – самая большая глупость, понимаешь? Так что и ты его не охмуряй. Он сейчас как раз участвует в конкурсе на звание одного из десяти самых достойных граждан. Только последний ублюдок стал бы в такой критический момент волочиться за бабами!

Но разговоры разговорами, а подпись еще далека от совершенства, понятное дело, надо дальше тренироваться.

– Колобок, прошу тебя, не проболтайся, позволь мне таким способом отвлечься от моей любви к управляющему Паню, мне нужно излить душу, ведь, когда наешься, надо по нужде сходить? Тем более я никому этим не помешаю.

Через неделю Цянь Сяохун положила подделку рядом с настоящей подписью управляющего Паня, У Ин и А-Син смотрели так и сяк, разглядывали под разными углами, но так и не поняли, где настоящая подпись, а где фальшивая, и единогласно постановили, что с помощью такого трюка можно целиком и полностью выдать ложь за правду и даже сам господин Пань не догадается.

2

После того как в газетах опубликовали информацию о системе акционирования местных предприятий, со всех концов страны в Цяньшань потянулись делегации, чтобы учиться, исследовать и перенимать опыт. Отель был почти каждый день забит под завязку, гости валили валом, денег было столько, что руки устали считать. Отель «Цяньшань» считался лучшим среди многочисленных местных отелей, и многие чиновники, отправляясь в командировку за счет бюджета, останавливали свой выбор именно на нем, ведь потребности их высокопоставленных организмов давно уже не могли удовлетворить маленькие гостиницы. Разумеется, те, кто приезжал за счет бюджета, не смотрели на цены. С утра они спали, потом завтракали в отеле, подкрепившись, неторопливо отправлялись по делам, затем с радостью возвращались и в ресторане китайской кухни на втором этаже жадно пожирали обед, наслаждаясь гуандунской кухней, а покончив с едой, питьем и весельем, разносили молву об отеле «Цяньшань» по всему Китаю.

Чиновники давно уже грезили о ночной жизни Шэньчжэня, однако каждый раз вели себя, как стадо баранов, выходя в город организованной толпой. Кроме того, всем известно, что ночная жизнь таит в себе массу опасностей, и чиновники боялись, что по неосторожности любовные похождения могут стать поводом для нападок и плохо сказаться на карьере. Поэтому никто из баранов не отбивался от стада, и вели они себя степеннее, чем президенты иностранных держав, посещающие Китай с официальным визитом. Однако как-то раз Цянь Сяохун и У Ин дежурили в ночную смену, и в ночи им позвонил чиновник из Чжэцхян и попросил принести в номер восемьсот семь несколько баночек пива. На звонок ответила У Ин:

– Я только схожу куплю и пришлю вам.

Чиновник рассыпался в благодарностях:

– Огромное спасибо. То, что нужно!

Что конкретно нужно было этому чиновнику, Цянь Сяохун поняла уже после того, как вошла в номер восемьсот семь с пятью банками пива. Это был номер «люкс», чиновник занимал его один, видимо из-за высокого статуса. В номере работал телевизор, показывали повторную трансляцию какого-то съезда. Чиновник лет пятидесяти был одет в белую майку и шорты, довольно полный, с выпирающим, словно бочка, животом, отчего его тело напоминало прописную латинскую букву S. S выдал Цянь Сяохун щедрые чаевые за то, что девушке пришлось побегать, а потом захотел послушать о том, как ей тут живется и работается. Цянь Сяохун, глядя на купюру в руке, сказала отражению чиновника в большом зеркале, висевшем на стене:

– За пятьдесят юаней нам три смены нужно отработать, а сейчас пробежала пятьдесят метров и получила, вот так и работается: порой приходится попотеть, а иногда деньги легко достаются.

S потер свой лысый затылок и ласково поинтересовался:

– А тебе самой какой заработок больше нравится?

Цянь Сяохун давно уже поняла, к чему он клонит, поэтому только улыбнулась, но промолчала, а чиновник уже не мог сдерживаться в присутствии этой семнадцати-восемнадцатилетней девчонки. Под действием ночных соблазнов похоть бродила внутри него, словно дрожжи, стремительно распирая изнутри.

– Давай-ка обсудим, о какой сумме ты думаешь.

S пододвинулся к девушке, и отожравшееся брюхо первым коснулось ее тела.

– Я… я даже не знаю, я раньше не пробовала. А вы какую сумму готовы выложить? – Не побоявшись его невозмутимой сдержанности, Цянь Сяохун мусолила в руках бумажку в пятьдесят юаней.

– За десятку ляжешь в кроватку, сто отдам – позу выбираю сам, за тысячу не прочь я иметь тебя всю ночь, десять тысяч вынимаю – уползешь еле живая, – скороговоркой проговорил чиновник рифмованную частушку. – Ну что? Что предпочитаешь?

Белоснежная простыня и мягкая подушка выглядели притягательно, вот только главный герой был отталкивающим. Цянь Сяохун закусила губу, напустив на себя игривый вид, затем быстро сняла с чиновника майку, а потом и шорты. Без одежды он напоминал огромную лягушку. S хотел было раздеть девушку, но та отстранилась и стыдливо сказала:

– Дайте я сначала хорошенько вас рассмотрю.

И вот перед ней голое тело пятидесятилетнего мужика, изогнутое в виде буквы S: отсутствие мышц, дряблая задница, огромный живот, под складками кожи ущелье, откуда показалось мужское достоинство, словно рассада, проклевывающаяся на поле, в состоянии среднем между стоячим и вялым. Цянь Сяохун с трудом сдержала смех и спокойно сказала:

– Дяденька, я еще девочка, просто интересно было на ваше тело посмотреть. Я с вас одежду сняла, вас не затруднит одеться? Вот вам пятьдесят юаней за труды. – Цянь Сяохун бросила купюру, которую долго комкала в руке, повернулась и пулей выскочила из номера.

– Ну, ты хватила лишку, А-Хун, так мужика унизить! Он тебе чаевые по доброте душевной дал! – ахнула У Ин, выслушав взволнованный рассказ Цянь Сяохун, и в ужасе выпучив глаза.

– Ничего подобного, У Ин, он использовал чаевые как наживку, хотел, чтобы я ему продалась! – Она повторила ту самую рифмованную частушку и продолжила: – Он тем самым унижает женщин, думает, что раз у него есть член, значит, есть какие-то особые права, только вот член не такой твердый, как курс юаня.

В итоге этот почтенный начальник получил щелчок по носу, и вплоть до самого отъезда он даже не взглянул в сторону стойки регистрации.

3

На поверхности жизнь казалась спокойной и простой, но на самом деле была полна борьбы и скандалов. Взять хотя бы У Ин. В прошлый раз ходила с синяком, как-то раз в ушах три дня звенело, а еще один раз спину повредила – все это последствия сражений с Долговязым Янем. Однако У Ин вернула в жизнь покой и, вопреки всем сложностям, с улыбкой работала и жила. Это был длительный процесс, никто и не видел, как развивалась борьба, не знал, до чего дошла У Ин.

Однажды во время дежурства А-Син и Цянь Сяохун грызли кислые сливы и вели праздные разговоры. И вдруг к стойке подскочила взволнованная У Ин:

– Если вы не заняты, мне нужно поговорить!

– Разумеется, не заняты. Скорее проходи к нам. Что у тебя случилось?

А-Син после того двухнедельного отдыха стала особенно охоча до новостей. Цянь Сяохун шутила, что А-Син превращается в матрону: то ли деградирует, то ли, напротив, делает стремительный скачок вперед.

У Ин первым делом заговорила о поддельных квитанциях на двадцатипроцентную скидку:

– Девочки, квитанций стало слишком много, вы поаккуратнее, не надо все выжимать до капли. И вот еще что: постарайтесь, чтобы большую часть подписывал управляющий Пань, а меньшую – наша управляющая Цянь, чтобы замаскировать получше.

– У Ин, вот не верю, что ты в такое время прискакала, чтобы это сказать! – нахмурилась Цянь Сяохун.

– Вот ведь злючки! Может, у меня эти дни, чем не повод? – со смехом ответила У Ин.

– Да уж, давайте запускать петарды и праздновать, как говорится, если нет красных дней, то наступят черные. Садись давай! – веселилась А-Син.

– Не всем так веселиться, как тебе, ты уж небось замучила бедняжку Ли Сюэвэня? А я давно уже усмирила плоть, как говорится, очистила сердце и умерила желания. Но скоро меня ждет свобода, муж согласился на развод! – наконец У Ин высказала то, что было у нее на душе.

– У Ин, это большая радость!

– Да, мне тоже кажется, что это отлично!

А-Син и Цянь Сяохун наперебой загалдели.

– Но он забирает Ляна, напоследок решил-таки во ткнуть мне нож в сердце, – с грустью добавила У Ин, но тут же рассмеялась: – Но ничего! Ляна все-таки я родила, а кровное родство не разорвешь. А я как раз буду посвободнее, пойду поучусь хоть чему-нибудь.

И впрямь, вскоре У Ин стала такой оживленной, как юная девушка. Она коротко подстриглась, начала носить модную черную сумочку, выпрямила спину, на которую раньше давили семья, ребенок и чувства, выпятила грудь, которая не выпячивалась с тех пор, как ею кормили младенца. Изменения в настроении повлекли за собой изменения во внешности, а по внешности можно было судить, насколько изменилось настроение. Раньше она крутила роман с одиночеством, а теперь завела интрижку с энергичностью. Те, кто не знал подоплеки, считал, что У Ин просто хочет завести любовника. Сама У Ин говорила, что ей нужна «вторая весна». Она была словно цыпленок, который вылупился, разбив скорлупу брака, осмотрелся и сразу понял, что делать. Цыплята интуитивно тянутся к солнцу и пище, а У Ин потянулась к знаниям: пошла на курсы компьютерной грамотности, записалась в вечерний университет, чтобы изучать управленческую деятельность. Цыпленок встал на путь взросления.

4

Мужчины, не считая любителей подглядывать, не в курсе, каких разных Венер можно увидеть в общественной женской бане. Разумеется, можно фантазировать, но фантазии – это только фантазии. В обычной жизни можно лишь рассмотреть, у кого сиськи большие, а у кого маленькие, но это лишь смутные представления о размере. Формы груди весьма многообразны: какая конкретно грудь – в форме чашки, блюдца или отвислая? Так и не рассмотришь. Помещение, где стирали одежду, расположено вплотную к бане и вплотную к фантазиям, а потому тоже обладает таинственной притягательностью. Здесь мокрые молодые женщины обнажают голени и только что намыленные руки, взмахивают мокрыми волосами, вымытыми шампунем, сыплют такими же влажными шутками, и даже их смех отдает сыростью. Иногда они начинают петь, как это делали женщины в деревнях, выколачивая одежду, и груди приходят в движение под свободными сорочками с большим вырезом, стоит женщинам нагнуться, и в этот вырез видно все ниже пупка. Те, кто увидел, удивленно взвизгивают, а те, у кого все видно, подтягивают сорочку и беспечно парируют:

– Что ты удивляешься? У тебя все точно так же устроено!

Помыться и постирать одежду – самый лучший отдых для сотрудниц отеля «Цяньшань», поэтому они неторопливо трут белье, заодно избавляясь от усталости и досады.

После того как однажды в бане Чжу Лие, покачивая своими белоснежными грудями, ляпнула, что у Ли Сыцзян вместо сисек мандаринки, Ли Сыцзян держалась в стороне от всеобщего веселья и избегала ходить в баню, когда там было много народу, а особенно старалась не сталкиваться в бане с Чжу Лие и Цянь Сяохун – обладательницами пышных бюстов. Когда у тебя ребенок уродливый, самому можно об этом говорить, а вот чужим уже не стоит. Ли Сыцзян никогда не считала грудь каким-то особо важным органом и зачастую относилась к своей груди с таким же пренебрежением, как к пяткам, в отличие от Цянь Сяохун и других девушек, которые от нечего делать ощупывали и самозабвенно мяли свою грудь, называя это проверкой сосудов, но в этом был и какой-то привкус хвастовства.

В бане не было никаких перегородок, поверху тянулась шеренга кранов, и вода разбрызгивалась из насадок, напоминавших цветы лотоса, окутывая женщин туманом. Под каждым таким цветком стояло чье-то тело, яростно пытавшееся отмыться. Ли Сыцзян осматривала соседок, кто на кого похож и кто от кого отличается, все казались ей знакомыми и при этом чужими. Обычно она стояла, спрятавшись под самым дальним краном, безразлично намывая себя и при этом внимательно разглядывая других. Такие бани есть не везде, подобным зрелищем не каждому дано насладиться, поэтому в определенном смысле Ли Сыцзян повезло. Она изучила обнаженные тела всех сотрудниц отеля и теперь знала, у кого грудь какой формы и какого размера. Систематизируя полученные знания, девушка пришла к одному умозаключению: грудь и судьба связаны друг с другом. Ли Сыцзян показалось, что ее «мандаринки» не сулят ей ничего хорошего.

Чжу Лие вошла в помывочную, покачивая своими огромными белыми грудями, и Ли Сыцзян подумалось, что Чжу Лие даже голая двигается с уверенностью и надменностью женщины, одетой в самую модную французскую одежду, тогда как Ли Сыцзян, нарядившись в лучшее свое платье, перед Чжу Лие терялась так, словно под ее пристальным взглядом мылась в бане. Чжу Лие и Цянь Сяохун, разумеется, ждала иная судьба, чем обладательниц «мандаринок». Ли Сыцзян сделала соответствующие выводы и с головой ушла в самообразование, книги зачитала до состояния мочалки, без конца писала корявые иероглифы. Ее личико в форме яблока очень сильно похудело. Если кто-то не видел ее пару-тройку месяцев, то при встрече шарахался от неожиданности.

– Ой, Ли Сыцзян, какая ты стала! Теперь хоть видать, какие у тебя красивые глаза, вот бы еще весь тот жир со щек да в сиськи закачать, тогда вообще красотка бы стала! – сделала сомнительный комплимент подруге Цянь Сяохун.

5

После того как У Ин заняла койку А-Син, стало оживленнее. Чжу Лие шутила, что их комната скоро превратится в студенческую общагу:

– У Ин, ладно, ты у нас новорожденная цыпочка, понятное дело, надо крылышки расправить, но Цянь Сяохун, эта маленькая развратница, тоже вдруг записалась на курсы подготовки к экзаменам. У Ин, как монашка, днями напролет читает свои сутры, запершись в комнате, как будто собирается сдавать императорские экзамены. Вы, девочки, пока надо было учиться, бездельничали, теперь пора крутить романы, влюбляться и наслаждаться всеми прелестями сексуальной жизни, а вы спохватились! Какой-то сдвиг во времени, причем серьезный. Не за тех вы себя выдаете! По мне, так вы должны здесь подзаработать денег, вернуться домой, открыть магазинчик, торговать одеждой или оборудовать косметический салон – вот и заживете припеваючи! – Груди Чжу Лие сотрясались самым немыслимым образом.

– Ах, Пань Цзиньлянь ты эдакая, с утра до ночи думаешь только о сексе, но рано или поздно надоест! Получи диплом, выучи что-нибудь, а потом уже займись сексом, может, и секс другим покажется! Вон, посмотри на У Ин, она устала от семейной жизни и развелась, уж точно знает, что ей теперь делать! – отпор Чжу Лие давала только Цянь Сяохун.

У Ин отвечала излюбленной фразой: «Вы еще слишком молоденькие», но зачастую и вовсе оставляла ее точку зрения без внимания.

В конце декабря Цянь Сяохун, Ли Сыцзян и У Ин в приподнятом настроении отправились сдавать экзамен, а когда вернулись обратно, Цянь Сяохун ощущала себя, как бойцовый петух после драки, и ворчала:

– Какие сложные вопросы, черт побери!

Настроение ее резко ухудшилось, внезапно захотелось с кем-нибудь перепихнуться, чтобы как-то воодушевиться. Кончилось все тем, что она направилась прямиком в офис управляющего Паня. Тот листал книгу, а при виде Цянь Сяохун схватился за ручку, решив, что она опять принесла что-то на подпись.

– Господин Пань, хочу взять у вас книгу почитать. В этот раз экзамен сдала не очень, слишком мало читала, ну, в сущности-то, не просто мало читала, а вообще не читала никаких литературных произведений. – Дело не в том, что Цянь Сяохун решила подобраться к Паню окольными путями, просто она на какой-то миг и сама поверила, что пришла за книжкой.

– Ты экзамены сдавала? Вот молодец! Какую книгу хочешь – выбирай!

– Господин Пань, а вы мне порекомендуйте что-нибудь!

Глаза управляющего просияли.

– Ты правда хочешь почитать?

Цянь Сяохун энергично закивала, тогда он отвел ее в небольшой кабинет за стенкой и сказал:

– Вот тут вся классика, выбирай на вкус!

Окна в кабинете были застеклены стеклом чайного цвета, и свет, пробиваясь внутрь, приобретал коричневатый оттенок, словно внезапно стемнело, отчего появлялось желание вернуться домой. Телу Цянь Сяохун тоже хотелось вернуться в комнату. Девушка смело взглянула на управляющего Паня и тут же заметила, что он в смятении. Тогда она специально приблизилась вплотную, чтобы он мог уловить ее дыхание, а потом притворилась, что берет с полки книгу, полистала и снова поставила, затем повторила все то же самое раза четыре или пять. Господин Пань начал раздувать ноздри. Цянь Сяохун повернулась и увидела, что управляющий закрыл глаза, словно бы борется со своими плотскими желаниями, но при этом казалось, будто он смакует ту страсть, до которой с легкостью можно дотянуться. В итоге Цянь Сяохун тихонько подошла еще ближе, а потом буквально прилипла к груди управляющего, поскольку тот крепко прижал ее к себе обеими руками. Управляющий Пань все еще сомневался, надо ли спать с Цянь Сяохун, а девушка уже снимала с него рубашку, окончательно лишая его рассудка. Сначала они занимались этим стоя, опершись о книжную полку, а потом рухнули на ковер, и можно сказать, что Цянь Сяохун полностью удовлетворила господина Паня.

Цянь Сяохун вышла из кабинета, держа под мышкой три книги и один раз переспав с управляющим. Когда она проходила мимо стойки регистрации на первом этаже, У Ин с серьезным видом окликнула ее, а потом обеспокоенно замахала руками, и сердце Цянь Сяохун сжалось.

– Что такое? – поинтересовалась она с улыбкой, зайдя за стойку регистрации.

– Дело принимает серьезный оборот. Я сегодня была в финансовом отделе, главбух что-то заподозрил, сказал, мол, что за дела, скидку дают все чаще и чаще, управляющий Пань слишком щедр. Он одну за другой просмотрел квитанции, я очень боялась, что он заметит неладное! – У Ин так напряглась, что даже голос изменился.

Цянь Сяохун все еще ощущала, как господин Пань прижимается к ней, а потому была спокойна и не испытывала никакого ужаса. Про себя она подумала, что вовремя переспала с начальником.

– У Ин, а сколько каждая из нас урвала? Большие там суммы? – Цянь Сяохун никогда не считала деньги.

– Больше десяти тысяч. – У Ин понизила голос.

– Ого! То есть вшестером тысяч шестьдесят-семьдесят! Во мы даем! – действительно удивилась Цянь Сяохун. Всего-то неделю тренировалась подделывать подпись, а в результате натренировалась на несколько десятков тысяч.

– Но, А-Хун, если мы сейчас резко прекратим давать двадцатипроцентные скидки, то это тоже ненормально, нужно сохранять ту же пропорцию, а потом постепенно снизить количество наших квитанций. – У Ин уже все обдумала.

– У Ин, мне кажется, раз дошло до такого, то оставаться в отеле страшно. Может, лучше воспользоваться случаем, урвать большой куш и сбежать? – Глаза Цянь Сяохун сверкали.

У Ин уклончиво покивала: ясное дело, работа неплохая, бросать не хочется.

– У Ин, мы деньги заработали и время выиграли, ты только подумай, больше десяти тысяч. Да за такие бабки два года надо корячиться! Отель – всего лишь почтовая станция, а мы путешественники, рано или поздно, а нужно ехать дальше.

Подпись подделывала Цянь Сяохун, так что основная ответственность лежит на ней, и это Цянь Сяохун четко понимала. Чтобы не упустить момент, нужно уже сейчас готовиться и к лучшему, и к худшему. Для начала нужно отправить отцу перевод на восемь тысяч юаней, а потом втихаря найти себе другую работу. Пока что ничего обсуждать с Ли Сыцзян нельзя, она ведь тоже в отеле работает, вдруг кому-то из своих новых подруг проболтается и обо всем станет известно. Если Цянь Сяохун и сбежит, то ничего страшного, только вот те девушки, кто останется, могут уйти ни с чем. Как говорится, курица улетела, а яйца разбились.

6

Несколько дней без Чжу Лие с ее сексуально покачивающимися бедрами и грудью – и в общежитии стало как-то пусто. Если Чжу Лие связалась с каким-то высокопоставленным чиновником, то в этом не было ничего необычного, однако разврат развратом, а работу Чжу Лие никогда не прогуливала. Чжу Лие эта работа нужна была, как никому другому, она каждый день носила с собой пропуск, чтобы тем самым ненавязчиво напоминать, что занимается честным трудом, и это служило отличным прикрытием для остальной ее деятельности по совместительству. Цянь Сяохун уже смутно догадывалась, как конкретно «подрабатывает» Чжу Лие: она наживается на своем теле и время от времени влюбляется. К примеру, тот коротко стриженный «Симэнь» был из числа ее случайных эмоциональных отдушин.

– У Ин, как думаешь, с Чжу Лие ничего не случилось? Не ночевать дома для нее нормально, но вот без повода работу пропускать на нее не похоже.

При виде пустой постели Чжу Лие Цянь Сяохун мучили необъяснимые дурные предчувствия.

– Она уже взрослая девочка, не надо беспокоиться. Недисциплинированная просто, наверняка из постели вылезти не может. – У Ин не принимала отсутствие Чжу Лие всерьез.

– У Ин, ты ее плохо знаешь. На самом деле Чжу Лие очень принципиальная и ответственная, а еще прямолинейная и добрая.

– А вот мне она такой милашкой не кажется, мне не нравится ее влюбчивость и беспорядочные связи, – отрезала У Ин таким тоном, что Цянь Сяохун не нашлась, что ответить.

Когда в комнату вошел Ляо Чжэнху с еще несколькими полицейскими, У Ин и Цянь Сяохун перепугались так, что внутри все обмякло. Махинации с квитанциями заложили в их душах бомбу, готовую в любой момент сдетонировать. Девушки уставились на вошедших, потеряв дар речи.

Ляо Чжэнху улыбнулся Цянь Сяохун глазами.

– На какой постели спала Чжу Лие? – спросил один из полицейских.

Цянь Сяохун ткнула пальцем, но все молча.

– С кем общалась Чжу Лие? Есть ли контакты ее знакомых?

– В баре «Лелу» работает коротко стриженный парень из Сычуани, они встречались, я его видела, но имени не знаю.

– А еще кто-то?

– Не в курсе.

– Соберите вещи покойной, мы отнесем в участок, пока не объявятся родственники. – У полицейского закончились вопросы.

– Что вы сказали? «Спокойно» или «покойной»?!

Цянь Сяохун вскочила на ноги, а У Ин позеленела от ужаса.

– Покойной. Вещи покойной Чжу Лие, – слова Ляо Чжэнху не оставляли места сомнениям.

– Чжу Лие умерла? Она умерла?! Что случилось?!!

– Да, она умерла. Проводится расследование. Просим не предавать дело огласке.

Полицейские собрали пожитки Чжу Лие и вышли из комнаты.

– Я тебе пришлю сообщение, поговорим с глазу на глаз. – Ляо Чжэнху оставил Цянь Сяохун пейджер.

Цянь Сяохун внезапно показалось, что комната полна ледяного холода.

– Она не могла умереть, У Ин! Наша маленькая Пань Цзиньлянь наверняка не хочет вылезать из чьей-то постели! Эта потаскушка обещала свозить меня на Эмэйшань! – тихонько ругалась Цянь Сяохун, не замечая, что слезы уже катятся по щекам.

Какое-то время она слонялась по комнате. Пустая кровать вдруг показалась похожей на гроб, а через москитную сетку Цянь Сяохун словно бы увидела белоснежное тело Чжу Лие, ласкающей себя. В жаркий день ее вдруг пробил озноб, и волоски на теле встали дыбом.

– А-Хун, эта кровать стоит не по фэншуй! Мы не можем здесь оставаться, нужно срочно куда-то перебраться. При виде полиции у меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди.

Стоило У Ин произнести эти слова, как неожиданно запищал пейджер, и у девушек от страха сердце ушло в пятки. Левой рукой держась за грудь, правой Цянь Сяохун схватила пейджер, на экране которого загорелись слова: «Жду тебя в чайной».

– Хочешь узнать, что случилось с Чжу Лие? – осторожно поинтересовался Ляо Чжэнху, а в маленьких глазках читалось особое благоговение.

– Очень хочу. Она же моя подруга! Она правда умерла? Но как? И где тело?

Из-за напряжения и страха Цянь Сяохун еще сильнее хотелось узнать все обстоятельства случившегося.

– А-Хун, для начала скажу тебе, что таких случаев, как с Чжу Лие, очень много из-за нестабильности, связанной с большим количеством приезжих, и такие дела очень сложно расследовать. Например, про Чжу Лие неизвестно, с кем она общалась, что делала. Без сомнения, у нас нет многих ниточек. – Ляо Чжэнху сделал глоток чая, вздохнул. Его тон и взгляд все так же были полны почтительного благоговения. – Труп Чжу Лие нашли в лесу в пяти ли отсюда, она была обнажена, на теле обнаружены следы спермы, на нижней части тела множественные повреждения. Можно с уверенностью предположить, что ее сначала изнасиловали, а потом убили. На месте преступления было найдено ее служебное удостоверение, иначе труп остался бы неопознанным.

Цянь Сяохун вспомнила, как тогда Высокий и Коротышка завезли их с Ли Сыцзян на какой-то пустырь, и снова задрожала.

– Хочешь взглянуть на Чжу Лие? Это фотографии с места преступления. – Ляо Чжэнху достал из папки стопку фотографий. – Сейчас найду парочку не особо шокирующих.

Цянь Сяохун взяла фотографию. Это был снимок верхней половины тела Чжу Лие. Огромные крепкие груди были разодраны в кровь, на шее виднелась глубокая борозда, девушка явно умерла от удушения. На другой фотографии было показано лицо в профиль. На щеке налипла грязь, сережку вырвали с мясом. При виде трупной бледности и следов крови Цянь Сяохун тут же ощутила, как желудок распирает изнутри, почувствовала сильный рвотный позыв, глотнула водички, чтобы избавиться от кома в горле, а потом наконец низким голосом вскрикнула:

– Боже!

Что это за место?! Ночью здесь не только мирно спят, занимаются любовью или рукоблудием, не просто видят сны, которые утром позабудут, храпят или сдерживают свои желания. Ночь забирает жизни людей, сеет ужас и тревогу среди тех, кто проснулся с утра, оставляя выжившим друзьям загадки и тайны.

– Я не смогу спать в той комнате, меня кошмары замучают. Чжу Лие любила спать без одежды, совсем как на фотографии. Я боюсь возвращаться туда! – забормотала Цянь Сяохун, голова у нее закружилась, словно она хлебнула крепкого алкоголя.

Как получилось, что она осталась ночевать у Ляо Чжэнху, Цянь Сяохун толком и не помнила. Просто непонятный ветер прибил маленькую лодочку «Цянь Сяохун» к островку Ляо Чжэнху. На островке дул ласковый ветер и светило солнце, он был полон нежности, и напряженные нервы и тело Цянь Сяохун расслабились. Ляо Чжэнху постелил себе на полу, но Цянь Сяохун сказала:

– Зачем спать на полу, если кровать такая широкая, как будто напоказ? Ты вообще когда-нибудь делал женщине хорошо? – А потом добавила: – Чжу Лие умерла, кто знает, сколько мне отпущено…

Атмосфера в комнате сразу стала грустной и печальной. Ляо Чжэнху заразился этой печалью, а потом с чувством заверил ее:

– Я хочу сделать тебе хорошо.

Он сделал ударение на слове «хорошо», чтобы сгладить впечатления от прошлого раза, а потом занялся с ней не сексом, а любовью, так, как мужчина должен любить женщину, как муж должен любить жену.

Когда Ляо Чжэнху услышал от Цянь Сяохун стон наслаждения, то понял, что она не притворяется, настоящее удовольствие и притворство можно различить на слух, поскольку фальшивые стоны должны понравиться партнеру, а настоящие идут из глубины сердца, и человек забывает обо всем. Цянь Сяохун, дрожа, выкрикнула незнакомое имя, и, когда все закончилось, Ляо Чжэнху спросил:

– Кого ты только что звала?

– Я? Звала?

– Я не расслышал, но это явно было имя.

– Кого я могла звать? Никого я не звала! – продолжала отпираться Цянь Сяохун, хотя ей самой было интересно, чье же имя она выкрикнула в экстазе. Она перебрала в памяти всех знакомых мужчин, но отмела одну за другой все возможности. – Тебе послышалось! Я никого не звала!

– Звала! Жаль, на диктофон не записал!

– Ладно, не будем спорить, давай спать. Завтра пойду искать работу. – Цянь Сяохун испытывала легкое раздражение, поскольку тоже не прочь была узнать, чье имя выкрикнула.

– Зачем? Хорошее же место! Останется время учиться! – Его большие руки вслепую шарили по ее телу.

– Чжу Лие умерла, я видела ее и живой и мертвой, я боюсь, и мне очень плохо.

Чжу Лие погибла как раз вовремя – у Цянь Сяохун появился достойный сочувствия повод уйти из отеля «Цяньшань». Ляо Чжэнху молча обдумывал что-то минуты три, а потом решил, что слова Цянь Сяохун не лишены основания.

– Хочешь пойти в больницу матери и ребенка в регистратуру?

– Это где?

– В пригороде. У меня там дядя работает главврачом.

– А что за работа? Типа врача?

– Ну да, будешь ходить в белом халате, как врач, да и куда более приличная работа, чем в отеле… Разумеется, я не говорю, что ты чем-то неприличным занимаешься, просто когда говорят про отель, то сразу нехорошее на ум приходит.

– Ого! Оказывается, ты тоже с предубеждением относишься! – Цянь Сяохун перевернулась и легла сверху на Ляо Чжэнху.

– Так хочешь или нет? Подумай! – Ляо Чжэнху закрыл глаза.

– Разумеется, хочу! Еще спрашиваешь! Когда я тебя не слушалась? – Цянь Сяохун прижалась к нему.

– Ты же умница. Честно сказать, там целая очередь из студентов, которые хотят работать в регистратуре, не веришь, сама сходи на биржу труда и посмотри, что там делается. Пока заполнишь анкету – уже вспотеешь.