Далее история рассказывает, как три черта громко заиграли на волынках, когда Юрген вошел в Черный Дом Геенны, чтобы переговорить с Дедушкой Сатаной. Внешне Сатана походил на старика лет шестидесяти или шестидесяти двух. Он был покрыт седой шерстью и имел рога, как у оленя. На нем была темно-серая набедренная повязка, и он сидел в черном мраморном кресле на возвышении в конце зала. Его пушистый хвост, похожий на беличий, непрестанно мотался у него над головой, пока он рассматривал Юргена, не произнося ни слова и не отвлекаясь от какой-то важной думы. А его глаза напоминали отблески света на поверхности чернил, ибо были без белков.

– Каково устройство этой безумной страны? – спрашивает Юрген, начиная сразу с самой сути дела. – В ней нет никакого смысла и вообще никакой справедливости.

– Ох, – ответил Сатана удивительно хриплым голосом, – вы вполне можете так сказать. Именно это я говорил жене не далее как прошлой ночью.

– Значит, у вас есть жена! – говорит Юрген, всегда интересовавшийся подобными вопросами. – Ну разумеется! И как христианин, и как женатый человек я должен был понять, что так и подобает Сатане. И как вы с ней ладите?

– Очень хорошо, – говорит Дедушка Сатана, – но она меня не понимает.

– Et tu, Brute! – восклицает Юрген.

– А что это значит?

– Это выражение, показывающее изумление по поводу события, не имеющего аналогов. Но в Аду все кажется весьма странным, и это место вообще не похоже на то, о котором распространяли слухи священники, епископы и кардиналы, что обычно увещевали меня в моем прекрасном дворце в Брехаусте.

– А где, вы говорите, ваш дворец?

– В Нумырии, императором Юргеном которой я являюсь. И нет нужды оскорблять вас, объясняя, что Брехауст – моя столица, знаменитая производством полотна, шерстяных тканей, перчаток, камей и коньяка, хотя большинство моих подданных заняты разведением скота и земледелием.

– Конечно, нет, я изучал географию. И я часто слышал о вас, Юрген, хотя ни разу о том, что вы – император.

– Разве я не говорил, что этого места не коснулись новейшие идеи?

– Но вы должны помнить, что глубокомысленных людей в Ад не пускают. Кроме того, война с Раем не позволяет нам думать о других вопросах. Так или иначе, император Юрген, по какому праву вы допрашиваете Сатану в его же доме?

– Я слышал слово, с которым осел обратился к кошке, – ответил Юрген, внезапно вспомнив то, что показал ему Мерлин.

Дедушка Сатана понимающе кивнул.

– Честь и хвала Сету и Баст! Да усилится их власть. Вот, император, как идут дела в моем царстве.

И тут Сатана, ощетинившийся и унылый в своем высоком мраморном кресле, объяснил, как все владения и все инфернальные иерархии, которыми он правит, были экспромтом сотворены Кощеем, чтобы ублажить гордость праотцев Юргена.

– Они чрезвычайно гордились своими грехами. А Кощей в один прекрасный день случайно заметил Землю с разгуливающими по ней твоими праотцами, которые ликовали от чудовищности своих грехов и ужасных наказаний, ожидаемых ими в качестве возмездия. Кощей же сделает почти все, чтобы ублажить гордость, поскольку гордость – одна из двух вещей, недоступных Кощею. Поэтому он обрадовался, о, очень обрадовался. А после громко рассмеялся и экспромтом сотворил Ад, создав его точно таким, как представлялось твоим праотцам, для того чтобы ублажить их гордость.

– А почему Кощею недоступна гордость?

– Потому что он создал все таким, какое оно есть. И денно и нощно он созерцает все таким, какое оно есть, и больше ему смотреть не на что. Как же может Кощей гордиться?

– Понятно. Так, как если бы меня посадили в темницу, в которой нет ничего, абсолютно ничего, кроме моих стихов. Содрогаюсь при мысли об этом! Но что еще недоступно Кощею?

– Не знаю. Нечто, не входящее в Ад.

– Мне бы хотелось, чтоб я тоже никогда сюда не входил, и теперь вы должны помочь мне выбраться из этого мрачного места.

– А почему я должен вам помогать?

– Потому что, – сказал Юрген и вынул заклинание Магистра Филолога, – потому что после смерти Адриана Пятого Педро Хулиани, который должен был быть назван Иоанном Двадцатым, по причине некоей ошибки, вкравшейся в вычисления, оказался возведенным на святейший престол в качестве Папы Римского Иоанна Двадцать Первого. Вы не находите причину достаточной?

– Нет, – сказал Дедушка Сатана, немного подумав. – Не могу этого сказать. Но папы отправляются в Рай. Постольку, поскольку многие папы подозревались в приверженности целестинизму, считается, в частности и моими гражданами, что Рай для них во всех отношениях лучше. Поэтому, находясь в состоянии войны, мы для большей верности не пускаем пап в Ад. Следовательно, я папам и их деятельности не судья и им не притворяюсь.

И Юрген опять понял, что воспользовался своим заклинанием неправильно или что оно не в силах освободить людей от власти Сатаны. «Но кто бы мог подумать, – размышлял он, – что Дедушка Сатана такой простодушный старикашка?»

– Тогда скажите, как долго я обязан здесь находиться? – спросил Юрген после гнетущей паузы.

– Не знаю, – ответил Сатана. – Это всецело зависит от того, что думает об этом ваш отец…

– Но какое он имеет к этому отношение?

– …Поскольку я и все остальные здесь суть абсурдные представления вашего отца, что вы часто доказывали логически. А едва ли возможно, чтобы такой умный малый, как вы, мог ошибаться.

– Что ж, конечно, это невозможно, – согласился Юрген. – В общем, вопрос весьма сложный. Но я готов отведать любой напиток и каким угодно образом добиться справедливости, даже в таком неразумном месте, где истиной являются абсурдные представления моего отца.

Так Юрген покинул Черный Дом в Геенне и Дедушку Сатану, ощетинившегося и унылого в своем высоком мраморном кресле, чьи глаза мерцали в полумраке, пока он беспокойно размахивал мягким пушистым хвостом, не отвлекаясь от какой-то важной думы.