Юрген вел себя с подозрительным благородством (размышлял Юрген), но он уже взял на себя обязательство. «Я иду на поиски своей дорогой жены», – заявил он, придя в восторг от ощущения собственной добродетельности. И сейчас Юрген оказался один в мире лунного света – там, где он в последний раз видел жену.

– Ну-ну, – сказал он. – С той моей средой покончено, и я вновь почтенный ростовщик. Давайте запомним, что совершать иногда мужественные поступки весьма полезно. Лиза вошла именно в эту пещеру. Так что туда во второй раз иду и я, а не домой к несимпатичным мне родственникам жены. Или, по крайней мере, представляю, что иду…

– Да, – пропищал кто-то, – пришло время. А аб хур хус!

– Самое время!

– О, более чем время!

– Гляди, человек в дубе!

– Ого, огнедышащий дракон!

Вот так беспорядочно кричало и вопило множество голосов. Но Юрген, оглядевшись, никого не увидел. А все тонюсенькие голоса, похоже, исходили откуда-то сверху, где не было ничего, кроме внезапно собравшихся туч. Поднялся ветер, и луна уже скрылась из виду. Через некоторое время этот шум высоко наверху в воздухе стал напоминать разноголосицу воробьев, в которой слов было не разобрать.

Затем какой-то пронзительный голосок отчетливо произнес:

– Заметьте, милые мои, как высоко мы находимся над взбудораженной ветром пустошью, где поскрипывает виселица, раскачиваясь в ночи туда-сюда! Сейчас дождь вырвется, словно сокол от охотника, а печальная царица Хольда раскинет свои косы по сияющему щиту луны. Постель приготовлена, вода зачерпнута, и мы, подружки невесты, ищем девицу, которая станет невестой Склауга.

Другой голос сказал:

– О, ищите девицу с золотыми волосами, совершенную, нежную и чистую, достойную царя, который стар, как любовь, и не имеет в себе ни следа любви. Как раз пробудился наш ухмыляющийся, покрытый пылью хозяин, и его пожелтевшие пальцы трясутся при мысли о ее мягких, как цветы, губах, которые попадут этой ночью в его костлявые объятия и согреют выпирающие ребра. А кто же будет невестой Склауга?

А третий голос пропищал:

– Свадебный наряд мы принесли с собой, а девица отправится отсюда на Форгемон в саване Клеопатры. Ха, эту пару обвенчает Блуждающий Огонек…

– Нет, нет! Пускай Брахиот!

– Нет, это будет Китт с подсвечником!

– Эман хетан, бой, бой!

– Эй, Пат Акробат, берегись Стадлина!

– Есть ли у тебя, Тиб, мармаритин?

– А аб хур хус!

– Давай, Бембо, уходи!

Так все они начали кричать, свистеть и спорить высоко над головой у Юргена, от чего он не получал удовольствия.

«Это же Амнеранские ведьмы, занимающиеся тем или иным видом черной магии, в которой я предпочитаю не участвовать. Сейчас я сожалею, что совсем недавно выбросил поблизости отсюда крест, и полагаю, этот поступок был понят соответствующим образом. Если бы моя жена не высказалась по этому поводу и не настояла на своем, я бы никогда и не подумал так поступить. Я не намеревался на кого-либо бросить тень. И я считаю эту пустошь небезопасной. Но я буду искать свою жену, кого бы я ни повстречал в этой пещере».

Так Юрген вошел туда во второй раз.

А история рассказывает, что там было темно и Юрген не мог ничего разглядеть. Пещера тянулась вперед и вниз, а в дальнем конце мерцал свет. Юрген все шел и шел, и так добрался до того места, где увидел кентавра. Эта часть пещеры сейчас была пуста. Но дальше того места, где прежде в ожидании Юргена лежал Несс, в стене пещеры имелся проем, и из него струился свет. Юрген встал на четвереньки и заполз в это отверстие.

Он распрямился, и у него перехватило дыхание. У его ног – подумать только – находилось надгробие с высеченным на нем изображением лежащей женщины. Сейчас эта часть пещеры освещалась лампами на высоких стойках, так что даже Юргену, чье зрение с годами ухудшилось, все было отчетливо видно. Это была низкая и плоская надгробная плита, подобные которой Юрген встречал во множестве церквей. Но подцвеченное изображение на ней почему-то его заинтересовало. Юрген взглянул более пристально и даже дотронулся до него.

Тут он отпрянул, потому что безошибочно ощутил мертвую плоть. Фигура не была раскрашенным камнем: это было тело мертвой женщины. Еще более необъяснимым образом это тело принадлежало Фелиции де Пизанж, которую Юрген давным-давно любил в Гатинэ, за много лет до того, как завел ростовщическое дело.

Для Юргена было очень странно вновь увидеть ее лицо. Он часто гадал, что станет с этой крупной смуглой женщиной; гадал, правда ли, что он первый мужчина, с которым она обманывает мужа; и гадал, что в действительности за особа эта мадам Фелиция де Пизанж.

«Два месяца мы играли с тобой в близость, не так ли, Фелиция? Понимаешь ли, моя дорогая, по правде сказать, я почти забыл о тебе. Но совершенно отчетливо вспоминаю оставленную приоткрытой дверь, а когда я ее осторожно отворял, первым делом видел лампу на туалетном столике, едва горящую и светящуюся пыль на стеклянном абажуре. Разве не странно, что нашу безмерную порочность подытоживает не что иное, как память о пыли на стекле лампы? Ты была очень миловидна, Фелиция. Смею сказать, что полюбил бы тебя, если б когда-нибудь тебя понимал. Но когда ты рассказала мне о ребенке, которого потеряла, и показала мне его портрет, я тебя разлюбил. Мне почудилось, что ты предаешь того ребенка, обращаясь со мной чересчур благородно. И впоследствии между нами всегда находился его маленький призрак. Однако меня вообще не волновало, что ты обманываешь мужа. Правда, я знал твоего мужа весьма хорошо… Мне говорили, что милостивый виконт был крайне доволен сыном, которого ты ему родила через несколько месяцев после нашего расставания. Так что, в конце концов, большого вреда не причинено…»

Тут Юрген увидел другое женское тело, лежащее наподобие скульптуры на другом низком и плоском надгробии, а за ним еще одно, и еще. И Юрген присвистнул.

– Что ж, вот они все! – сказал он. – Значит, я приведен на очную ставку со всей нежной плотью, которую когда-либо обнимал? Да, вот Грана, и Розамунда, и Маркуэва, и Элинора. Хотя вот эту девушку я вообще не помню. А это, по-моему, маленькая еврейка, которую я приобрел в Сидоне у Хассан-бея, но можно ли быть уверенным в этом? Все же вот это, несомненно, Юдифь, а это – Мирина. Я бы не прочь вновь поискать ту родинку на ее теле, но, полагаю, это было бы непристойно. Боже, здесь все женщины, которые когда-то были моими! Всего их должно быть несколько десятков. Такое зрелище наводит мужчину на серьезные размышления. Но испытываешь великое успокоение при мысли, что с каждой из них обошелся честно. Некоторые из них поступали со мной весьма несправедливо. Но все это в прошлом, а с ним покончено. И я не держу зла на столь непостоянные и близорукие создания, которые не могли удовлетворяться одним любовником, хотя им и был Юрген.

Затем Юрген, стоя посреди мертвых женщин, раскинул руки, словно для объятий.

– Приветствую вас, дамы, и прощаюсь с вами! И вы, и я покончили с любовью. За любовью приятно наблюдать, когда она развивается, со смехом опрокидывая все старые воспоминания. Однако для каждого беспутного влюбленного, который признает власть любви и бесстрашно служит под ее знаменами, конец всего – смерть. Сев любви намного приятнее жатвы; или давайте выразим это так: любовь заманивает нас на окольные дорожки, ведущие среди цветов, которые осыпаются еще до первого свежего ветра, в никуда. Поэтому в итоге, при огромном количестве растраченных волнений, вздохов и драгоценного времени, мы обнаруживаем, что конец всего – смерть. Тогда не было бы более проницательным, дорогие дамы, избегать любви? С другой стороны, мы были несказанно мудры, предавшись отважному безумию, которое вызывает любовь. Поскольку лишь одна любовь может предоставить молодым восторг, хотя и преходящий, в мире, где итог любых человеческих усилий преходящ, а конец всего – смерть.

Тут Юрген учтиво поклонился своим умершим возлюбленным и, покинув их, пошел прямо по тянувшейся дальше пещере.

Но теперь свет находился позади него, и тень Юргена, когда он подошел к крутому повороту, внезапно замаячила перед ним на стене пещеры. Эта тень была четкой и безупречной.

Юрген пристально ее рассмотрел. Он повернулся в одну сторону, потом в другую; оглянулся назад, поднял руку, на пробу помотал головой; потом откинул голову, задрав подбородок и скосив глаза, чтобы увидеть тень от профиля. Все проделываемое Юргеном тень повторяла, что было вполне естественно. Странным же являлось то, что в ней ничто не напоминало тень, которой следовало сопутствовать мужчине, и от такого открытия глубоко под землей, в одиночестве становилось неуютно.

– Я не совсем похож на нее, – сказал Юрген. – По правде говоря, я вообще на нее не похож. Это кажется ненормальным. Совершеннейшая нелепица. Но, – и тут он пожал плечами, – чего можно ожидать от меня в данном случае? В самом деле, чего? Лучше я отнесусь к инциденту с величавым презрением и продолжу исследование пещеры.