Родители Эдмунда Харриса жили на тихонькой улице для среднего класса на северной стороне Пеории. (прим.переводчика.: Пео́рия — город на севере США, является шестым по величине городом штата Иллинойс.) В семь тридцать солнце уже заходило, но дети все еще игрались во дворе, бегая за мячами, собаками и друг за другом. Я замедлил скорость, игнорируя желание скорее подъехать к дому Харрисов. Если мы у цели, пара секунд ничего не изменит.

По крайней мере, я надеялся на это.

Я оглядел улицу, снова проверяя номера домов — нам был нужен 1414, мы только что проехали к 1398 — и я заметил, что Алона снова смотрит на меня. Ее светлые волосы заструились, накрыв ей руку, когда она с любопытством наклонила голову в одну сторону.

— Что? — спросил я, поборов желание потереть лицо.

Она покачала головой, как будто выводила себя из забытья.

— Ничего, — быстро сказала она, но ее щеки были более розовыми, чем обычно.

Я прищурился.

— Ну да, конечно...

Она приподняла подбородок, надменно хмыкнув.

— Я пыталась понять, почему мое присутствие больше не влияет на тебя, в частности на твой гардероб.

Противясь себе, я оглядел свои темные джинсы и футболку.

— Моя майка серая, — сказал я. — Ты серьезно расширила мои модные горизонты. Теперь я ношу три цвета.

Она закатила глаза, но я поймал намек на улыбку, прежде чем она отвела взгляд. Здорово. Несмотря на обстоятельства, я все равно могу заставить ее улыбнуться. Это случалось не так уж и часто.

— Эй. — Я сел прямее за рулем, уставившись на дом дальше по улице справа. Я слегка толкнул ее в плечо.

— Должно быть это оно, — я указал на очень обычный, двухэтажный дом, мое сердце забилось немного быстрее.

— Не похож на семейный дом криминального гения, — сказала Алона. ––Не очень притоновский. И где же ров?

— Хорошая шутка, — сказал я. Но знал, что она был права. Ну очень знакомый фургон стоял на подъездной дорожке. — Он здесь, — я кивнул в сторону фургона, когда мы приблизились и замедлился.

— Нет, — резко сказала Алона, — Не останавливайся.

— Что?

— Ты хоть вникаешь в те фильмы, которые смотришь? — Она раздраженно посмотрела на меня. — Мы не хотим пугать его.

— Ты же эксперт в этом, — пробурчал я.

Она показала мне язык.

— Ха-ха. Езжай дальше, — сказала она.

И как бы мне не хотелось этого признавать, она, скорее всего, была права. С этим парнем лучше использовать тонкий подход.

Я проехал мимо дома, в котором было темно, без признаков жизни и припарковался у обочины в четырех домах от цели, где улица имела поворот и частично скрыла бы нас из виду.

— Нам все еще нужно пройти к главной двери, — сказал я, отстегивая ремень безопасности, — если ты не планируешь произвести атаку ниндзя. — Я открыл дверь и вылез.

Она скользнула за мной, мотая головой.

— Не будь смешным. Нам не нужно красться в дом. Машина могла привлечь внимание. — Алона встала и потянулась вверх, могу поклясться ее суставы хрустнули.

— Подумай об этом. Ты заметил бы, что кто-то торчит на твоей подъездной дорожке. Но замечаешь ли ты тех, кто просто проходит мимо ? –– Нет — ответила она мне — Точно не здесь. — Она кивнула на местных, выгуливающих своих собак, играющих с детьми и поливающих лужайки.

И снова она была права. Я вопросительно поднял брови.

— Я провела годы, пряча маму от людей, — сказала она, пожимая плечами. — Только соседи, проходящие мимо, могли застать меня врасплох.

И снова я проникся к ней симпатией за то, как ей жилось раньше. Неудивительно, что она так переживает из-за Тернеров. Они заботятся о ней в ответ. Ну, как они думали, о своей дочери.

Я чувствовал, как уходят остатки моего гнева к ней. Да, она лгала о свете, но ложь была для нее способом защитить себя. Должно ли было это удивить меня, что в момент растерянности и страха она с удвоенной силой заботилась о том, чтобы вещи работали для ее пользы? Она старалась измениться, старалась поверить. Это огромный шаг для нее.

Также она допускала мысль, в которой я очень сильно сомневался, что ей были даны специальные поручения. Ничего о загробной жизни, вернее из моего опыта столкновений с ней, точно не могло бы помочь.

Единственное, что могло повлиять в положении междумирья, это поступок. Некоторые вещи, сказанные или сделанные духом, могли или нет привести к свету. Чрезмерная наглость призрака, в зависимости от его силы, могла заставить исчезнуть.

Итак, если свет не хотел, чтобы Алона была Элли, воспринимая это как проявление эгоизма, она бы уже исчезла, так? Она бы просто истратила бы свою энергию и исчезла, оставляя тело Лили таким, каким оно было до этого.

Может быть.

Исключая то, что Эрин удерживала эту позицию, безо всяких, насколько я знаю, побочных эффектов. И, конечно же, свет не благоволил Эрин, чтобы она вытворяла то, что вытворяет, не так ли?

Моя голова раскалывалась от этой мысли. И где-нибудь в этих сплошных диспутах, должен был быть добровольный фактор того, чтобы сделать бескорыстный выбор или что-то совершенно противоположное, но действительно ли выбор Алоны остаться в теле Элли был не эгоистичным? Я не знал. Я не мог понять, как работала система. И, может быть, тому был смысл. Если вы не знаете, как это работает, это становится намного сложнее в такой игре. Ладно, может быть. Но это заставило меня вспомнить о тех днях, когда я думал, что это работало, как мой отец сначала говорил мне. Просто. Точно. Которые, ретроспективно, ударили меня как вид объяснения, которое вы дали маленькому ребенку, когда вы не способны или не хотели бы дать детальный и точный ответ. Вы знаете, гром—это просто два облака, натыкающиеся друг на друга, и тому подобное.

— Эй, — Алона помахала рукой у меня перед глазами, — Каков план?

Я захлопнул дверь и приступил к глубоким философским размышлениям, анализируя ее вопрос, который был самым важным сейчас.

Если бы Эдмунд и, правда, мог видеть призраков, то проще было бы отправить Алону сквозь стену для того, чтобы внести элемент неожиданности. Но он не делал этого, и я не уверен, что звонок в дверь был бы в такой же степени эффективен.

На мгновение, я встряхнул плечами.

— Мы узнаем, дома ли он, и попробуем поговорить с ним. — Вообще-то мы, скорее всего, будем умолять его помочь нам, но из-за Алоны я не стал уточнять. Может, до этого и не дойдет.

Я направился вниз по улице, она шла следом.

— Ну что? — спросила она, когда мы сравнялись, ее голос был полон скептицизма.

— А ты о чем подумала? Раскаленная кочерга и битое стекло? — я придвинулся к краю дорожки и потеснил Алону к траве, пропуская соседа со шнауцером. Он посмотрел на меня, незнакомого странного парня, говорящего с самим собой. Я улыбнулся и кивнул ему. Пофиг, чувак. Ты можешь думать, что хочешь.

— Мы не будем угрожать ему. Нам нужна его помощь, — прошептал я Алоне, когда парень со шнауцером ушел, и мы вернулись к центру дорожки.

— Если все, что ты говоришь, правда, я думаю, что нам лучше попытать удачу с кочергой и стеклом, — мрачно буркнула она. — Он даже не хочет возвращать свою сестру. И если мы сможем найти ее и вытащить из Лили, так и будет. Она примчится к нему.

Я покачал головой.

— Думаю, все гораздо сложнее. Если он хотел избавиться от нее, то попросил бы моего отца позвонить в Орден. Но он не сделал этого. И когда он подумал, что я один из них, он собрал вещи и уехал из города, чтобы защитить ее. — Я вздрогнул больше от горечи, нежели от того, что Эрин или Эдмунд сказали мне. — Это так, независимо от того, что произошло между ними. — И это все усложняет.

И не только это. Подходя к дому с этой стороны, я увидел кое-что, чего я не заметил ранее. На лужайке, в тени большого клена стоял скромный знак о продаже недвижимости. Как бы то ни было, прямо на него было налеплено гигантское уведомление о выкупе.

Я встал.

— Черт.

— Что? — спросила Алона, но затем проследила за направлением моего взгляда. — О! — Она пожала плечами. — И что? Его фургон здесь. Он должен тоже быть здесь.

Да, но в каком здании? Кажется, нам ничто не поможет. Он не жил с родителями уже пять лет — спасибо призраку, с которым мы по его милости должны были разбираться — и к этому времени они, очевидно, потеряли свой дом.

Я задумался.

— Ладно. Пошли!

Мы пошли обратно, уклоняясь от соседей и их маленьких детей.

Вблизи, дом выглядел запущенно, и это чувствовалось во всем. Трава была длиннее, чем следовало. Окна не зашторены, создавая впечатление, что дом смотрит на нас безнадежно. И сквозь окна мы смогли разглядеть темные участки на стенах, где были картины или фотографии. Комнаты, те, которые мы могли увидеть, были пусты — не было никакой мебели.

Я вернулся на дорожку, чтобы проверить фургон. Это точно Эдмунда. Даже если бы я не смог узнать его потрепанную тачку, на пассажирском сидении была полная коробка расплавленных фиолетовых свечей — слишком очевидная подсказка. Но его в нем не было.

— Его? — спросила Алона.

— Ага.

— Все еще хочешь пойти и позвонить в дверь? — она уперлась руками в бока, будто план был отстоем все это время, а не в последние десять минут.

— Нет, — согласился я. Если Эдмунд был внутри, вряд ли он собирался спуститься и встретить гостей. — Ты хочешь...

Я даже не успел закончить, как она повернулась, и промаршировала по ступенькам крыльца, пройдя сквозь переднюю дверь.

Тем временем, пока ее не было, я ощутил себя более заметным, словно кто-то собирался накричать на меня за то, что я околачиваюсь у чужого дома. Смешно. С точки зрения местных живых я один все время. Просто, наверное, я никогда еще такого не испытывал.

Я наклонил голову и постарался слиться с пейзажем, пытаясь не замечать тяжелое чувство, растущее в груди.

Что будет, если Алона исчезнет? Я, шатающийся в одиночестве, буду ощущать себя еще большим фриком от того, что остаюсь собой? Что если мы не сможем разобраться с Эрин... или если Алона была права и у нее больше не хватит сил быть в физической форме Элли? Или она просто не хочет? В конце концов, и в сценарии, написанном под лучший исход, это решение будет принимать Алона. Сможет ли она намеренно сделать выбор в пользу того, чтобы стать кем-то другим, зная, что это навсегда и что та личность, какой она была раньше, исчезнет?

Точно могу сказать, что та прежняя Алона предпочла бы исчезнуть, чем жить под маской Лили — или даже Элли Тернер, и я не ожидал, что ей будет проще изменить внешность Лили и то, как она воспользуется "второй жизнью".

Я определенно хотел, чтобы она осталась. Но когда это произойдет, я не хочу, чтобы она была несчастна только потому, что я буду скучать по ней, если ее не будет, ведь моя жизнь стала лучше — хотя, конечно же, и сложнее и напряжённей в определенные моменты — когда она в ней появилась.

Нет. Я оттолкнул плохие мысли. Мы с ней не могли зайти так далеко просто... потому что ее здесь больше нет. Мы должны уяснить это. Мы должны.

— Эй.

Я оглянулся, чтобы увидеть Алону, склонившуюся сквозь все еще запертую дверь, ее волосы струились по плечам.

— Она уже открыта. И тебе точно надо быть здесь. — Ее рот был искривлен от отвращения или беспокойства, или и того, и другого.

––Ага.

Затем она вернулась в дом, не оставив мне выбора идти или нет.

Дом был чист, но воздух был спертым, как в школе после летних каникул. Воск для пола и не востребованность, надо полагать.

Я стоял в маленькой прихожей, слева очевидно была гостиная — куча вмятин на белесом ковре свидетельствовали о диване и креслах, стоявших здесь ранее. Длинный узкий коридор вел к кухне, а справа лестница на второй этаж.

— Поднимайся сюда, — сказала Алона с площадки между пролетами. Выражение на ее лице не выглядело менее мрачным, чем несколько минут назад, и я хотел узнать причину, но вопрос бы разрушил весь сюрприз, чего я пока не хотел. Войти в дом без шума — чертов почтовый ящик на входной двери, гремел при каждом движении — было довольно сложно. Если Эдмунд еще не знает, что я был здесь, я хотел бы сохранить это, по крайней мере, еще ненадолго.

Я последовал за Алоной наверх так тихо, как мог, и оказался на открытом месте, на самом верху, которое выглядело так, будто здесь была мебель. Три наиболее пустых комнаты были на этом этаже — возможно спальни — но мне не нужно было идти куда-то, чтобы найти Эдмунда... или учуять его.

Он сидел на полу, склонившись к маленькому участку стены между двумя спальнями. В руке он сжимал бутылку виски, и от него несло перегаром, что даже мои глаза заслезились, хотя я был в десяти футах от него. Это объясняло реакцию Алоны. Ее мама обеспечила ей опыт кучей подобных воспоминаний.

— Эй, — сказал Эдмунд с дурацкой ухмылкой, поднимая бутылку в приветствии. — Как ты тут оказался? Это я, Эд. — Будто я мог забыть его за прошедшие восемь часов.

Алона закатила глаза.

— Я облажался, чувак, — продолжил он до того, как я мог ответить. — Я уехал из-за Эрин, и все пошло коту под хвост. — Он помахал наполовину пустой бутылкой, сопровождая свою тираду. — Соседи сказали, у мамы была депрессия, папа потерял работу, и сейчас... они ушли. Их вышвырнули из собственного дома. — Он мрачно тряс головой. — Никто не знает, где они сейчас. И даже если я найду их, они не станут говорить с чокнутым сынком, который обеспечил им столько проблем и опустил стоимость их недвижимости ниже плинтуса.

Я покачал головой, неуверенный, что правильно расслышал его сквозь нечеткое бормотание. Причем здесь стоимость недвижимости?

Я двинулся ближе и опустился на колени рядом с ним, стараясь дышать через рот и умоляя себя быть терпеливым тогда, когда я больше всего хотел потрясти его.

— Это не твоя вина. Ты делал все, чтобы выжить, и я уверен, что они поняли, если бы знали. И мы можем помочь тебе найти их, вообще-то. Но сначала мне нужно, что бы ты сказал мне...

— Неа, чувак, ты не понял, — он повертел головой из стороны в сторону, имитируя волевое движение. — Я был здесь. Я мог все это остановить.

Только это не имело значения. Все дело в том, что его не было здесь, и поэтому все пошло прахом. Очевидно, он уже был пьян, когда потерял связь с реальностью. Восхитительно.

Алона дернулась и присоединилась ко мне.

— На вечеринке? На крыше?

— О чем ты говоришь? — поинтересовался я.

— Его спроси, — буркнула она и ткнула меня между ребер, когда я выпрямился.

Я уставился на нее, но посчитал себя обязанным повторить за ней.

— На вечеринке? На крыше?

Эд прищурился, его взгляд был стеклянным, но это, по меньшей мере, был первый визуальный контакт за время всего разговора.

Он наклонился вперед с напряженным лицом, и я отстранился назад, потому что это было лицо типа я—собираюсь—блевануть—прямо—здесь—и—сейчас.

— Нет, — прошептал он, будто открыв большой секрет.

Я перевел взгляд на Алону — моя очередь закатывать глаза — но она не смотрела на меня.

— Где ты был? — спросила она Эда.

Вздохнув, я повторил ее вопрос для него, не ожидая, пока она снова ударит меня локтем. Ребра еще болели от предыдущего удара.

— В кампусе. В комнате, — сказал он тем же тихим голосом, слезы струились из его влажных глаз по щекам. — Она хотела, чтобы я пошел с ней на эту тупую костюмированную вечеринку, расширил наши социальные горизонты, чтобы это не значило. Она нервничала, уходя одна.

И вот оно. Он не говорил о родителях, он говорил о сестре и ее смерти.

Алона победно посмотрела на меня.

— Мы поссорились, и она пошла одна. Я слишком устал, чтобы чем-то заниматься, — он стукнулся головой об стену, бутылка выскользнула из его руки. Если бы он не выпил больше половины содержимого, виски бы залило ковер. — Тот же колледж, тот же блок, та же специализация в экономике. Она менялась, становясь той, кого я не знал. Контактные линзы, новая прическа...

— Да что такое было с ее прической? — пробормотала Алона, рассматривая беспорядочные кудри на макушке Эда.

— ...сменила свои джинсы и толстовки на одежду, которую носят девчонки из сообществ, тусовалась с этими мудаками из братств... и она хотела изменить меня. Говорила мне, с кем говорить, что носить. Она всегда так делала, но тогда меня это взбесило. Мне не нравилось то, в кого она превращалась — пустышка — и я не хотел быть частью этого. Но если она изменила себя без меня, тогда кем был я, а? — он потер бутылкой ссадину на лице, алкоголь пролился на ковер. — Я был... Это было трудно. Я пытался понять это, понять, что мне делать. И я сказал ей "нет" той ночью, возможно впервые. Она психанула, но я думал, что это на одну ночь — не очень важно. Кроме того, что важно было только это. — Он подтянул колени к груди и оперся на них подбородком. — Это была просто тупая вечеринка, — сказал он тихим дрожащим голосом.

Я бы сказал Алоне, по крайней мере, сейчас, единственное, о чем мы должны переживать — это поиски Эрин. Но я понял, что Эда, который мог бы сказать нам, где она сейчас, недостаточно. Не с этим чувством вины вокруг, что связывало этих двоих. Незаконченное дело Эда с тем, кто по сути был его половиной, стало настоящей проблемой. Без него мы не могли ничего сделать, даже если разберемся с тем, как найти Эрин.

Я принял оперативное решение.

— Ты должен пойти с нами. Нам нужна твоя помощь с Эрин.

Он покосился на меня.

— Ты продолжаешь говорить ”мы”.

— Мой дух—проводник, Алона, здесь, — ответил я.

— Это что, так важно? — пробормотала она.

— Серьезно? Эй, Алона, — Эд махнул ниже того места, где она стояла на коленях рядом со мной.

Она закатила глаза.

Он потер лицо и сел ровнее.

— И с чем вам нужно помочь? С Эрин все нормально?

Алона вздохнула.

— Я бы не говорила на твоем месте, — сказала она мне, — Это все усложнит.

Я не обратил на это внимания.

— Это долгая история, — сказал я Эду. — Но она связана с тем, что у Эрин теперь есть тело, которое ей не принадлежит, и нам нужна твоя помощь, чтобы разобраться с ней.

Он дернулся вперед, еще раз заставив меня задуматься о том, как бы его не стошнило на меня.

— Тело? — он нахмурился. — Она завладела кем-то? Как это возможно?

— Серьезно, — сказала Алона, — ты когда-нибудь слушаешь меня? — она подскочила на ноги и ушла.

––Что-то вроде, — сказал я Эду, — Как я сказал, это сложно. Нам нужна твоя помощь, чтобы найти ее и вышвырнуть туда, откуда она пришла.

Он с трудом уловил суть, зажмуриваясь.

— Но она в теле? Она что, жива?

О, черт.

— Я говорила, — пропела Алона откуда-то позади меня.

Я не смотрел на нее.

— Вообще-то нет, — сказал я Эду, пытаясь не отклоняться от темы. — Дело в том, что тело ей не принадлежит. Нам нужно снова сделать ее духом, чтобы она решила свои проблемы и ушла к свету. Это то, чего ты хочешь, не так ли?

— Она счастлива? — спросил он.

Я подумал о том, как радостно Эрин пыталась прижаться своими губами к моим. Хотел бы я иметь только хорошее слово, чтобы описать ее. "Восторженная" может подойти. Но это не отменяет того, что она сделала. Она думала только о себе. А не о тех, кому сделала больно, — Алоне, Лили, семье Лили...

— Я не думаю, что ты понимаешь, — начал я.

— Нет, это ты не понимаешь. Я должен ей, — он ударил кулаком по ноге. — Это случилось с ней из-за меня. Я мог не отпустить ее туда, пойти с ней, как она хотела, и она бы не выпила так много. Ничего бы не случилось. — Он размахивал руками, будто показывая родителей, их денежный крах. — Если она счастлива сейчас, я не буду вам помогать. Даже если что-то из этого выйдет.

Я уставился на него.

— Ты не слышал меня? Она удерживает невинного человека!

— Она — моя сестра! — сказал он, направляя на меня палец, — И я убил ее.

Я встал и растерянно отступил от него.

— Нет, не убивал.

— Я мог, — он мрачно смотрел на дверь.

— Слушай, это было ее решение пойти на вечеринку и напиться до падения с крыши и прочего. Она умерла, и ей нужно идти дальше. Все, конец истории, — Я провел руками по волосам, ища слова, которые подействуют на него, заставят понять. — Ты не должен переживать о ее решениях. И иногда нужно отпускать людей. — И когда я сказал это, то понял, что это была ошибка.

Я услышал, как Алона затаила дыхание за моей спиной, и быстро повернулся к ней лицом.

— Я не имел в виду тебя.

Она грустно улыбнулась.

— Почему нет? Те же правила подходят как Эрин, так и мне. Я это пытаюсь тебе сказать.

— Это другое, — настойчиво сказал я, — Тебя по какой-то причине отправили сюда, даже если никто этого не сказал вслух.

— Рада слышать, что ты так думаешь, — сказала она тихо.

Эд, конечно, ничего не заметил. Он смеялся.

— Отпустить человека? Я бы сказал тебе то же самое, чувак. Дай знать, когда испытаешь это на себе.

Черт. Пьяный и нелепый Эд был прав.