Когда он вошел в гостиную, прижимая книгу к груди, отец с мамой молча сидели за столом. Перед ними лежала мамина книга домашних расходов. В нее мама записывала все покупки и сколько что стоило.

– Мне уже совсем пора идти готовить, – сказала она.

– Нет, – сказал отец. – Сначала доделаем. – Он снова стал просматривать книгу расходов, покупку за покупкой.

В руке у него был красный карандаш.

– Привет, Томас, – сказала мама. Она подставила ему щеку, но Томас сказал:

– Другую щеку, мам.

– Почему? – спросила она.

– Потому что, – сказал Томас.

Он заметил, что она покраснела. И повернула к нему правую щеку. Он поцеловал ее. Это была та щека, по которой ударили.

– Откуда у тебя эта книга? – спросил отец. Он писал цифры в столбик на листке бумаги.

– От госпожи ван Амерсфорт, – сказал Томас.

Отец поднял голову. Он снял очки и рассеянно посмотрел на Томаса. – Ты хочешь сказать, что встретил госпожу ван Амерсфорт, и она сказала: «Вот тебе книга»?

– Нет, это было не так, – сказал Томас.

– А как тогда?

– Я помог ей занести сумку в дом, – сказал Томас.

– Какой ты молодец! – воскликнула мама. – Бедная женщина так одинока…

Отец опять надел очки и продолжал считать цифры.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты туда ходил.

Повисла тишина. Часы на каминной полке пробили шесть. Томас посмотрел на медных гекконов, которые по каминной полке ползли к потолку.

– Почему? – тихо спросила мама.

– Эта женщина – коммунист, сама знаешь, – сказал отец. Если на нас нападут русские, она тут же выйдет на крыльцо их приветствовать. А нас, христиан, всех уведут в рабство.

Опять наступила тишина. Двери на веранду были открыты. Было слышно, как в своих садиках разговаривают и смеются соседи. В комнату залетели обрывки музыки.

– Красиво, прошептала мама. «Люди – братья меж собой».

– Покажи-ка свою книгу, – сказал отец.

Томас положил книгу на стол.

– «Эмиль и сыщики», – прочитал отец. – Эриха Кестнера. По-моему, он тоже коммунист.

– Это просто детская книга. Какой от нее может быть вред?

Отец сдвинул книгу по столу в сторону Томаса. – Как можно быстрее отнеси ее назад, – приказал он, – и больше никогда не ходи туда.

– Можно я уже пойду готовить? – спросила мама.

– Как же ты тогда собираешься в этом месяце свести концы с концами? – спросил отец.

– Я добавлю из своих денег на одежду, – сказала мама.

– Нет уж, жена, – сказал отец, – так тоже не надо. – Он со вздохом достал свой кошелек из заднего кармана и вытащил из него купюру в двадцать пять гульденов. – Вот, держи, – сказал он. – Но постарайся укладываться в сумму на домашнее хозяйство.

Томас с книжкой выскользнул из комнаты. Мама с купюрой в двадцать пять гульденов пошла на кухню.

«Милая Элиза, – писал Томас в „Книге всех вещей“, – может быть, ты думаешь, что ты некрасивая, потому что у тебя кожаная нога, которая скрипит при ходьбе. Или потому что у тебя на одной руке только мизинец, а больше ничего. Но это не так. Ты самая красивая девочка на свете. Я думаю, потом ты будешь жить в замке с «роллс-ройсом» под дверью. Я это пишу не потому, что хочу с тобой встречаться, ведь тебе шестнадцать, а мне девять (почти десять), так что это невозможно. Я это пишу, по тому что это правда».

Томас смотрел в окно и думал: «Как жалко, что у меня не хватит духу написать это Элизе».

Жалко, жалко, жалко, потому что письмо очень хорошее, особенно про замок и «роллс-ройс». «Никогда в жизни не хватит духу, это точно».

«Знаешь, когда начинается счастье? – сказала госпожа ван Амерсфорт у него в голове. – Когда перестаешь бояться».

Ей-то легко говорить, она ведьма. Стоп, минуточку. Может, ведьмой она стала как раз потому, что перестала бояться?

Томас взял отдельный лист бумаги и написал: «Милая Элиза, вообще-то у меня не хватает духу это писать, но я все-таки пишу…» Потом он точь-в-точь переписал письмо, с «роллс-ройсом», замком и всем остальным. Он сложил письмо вчетверо. И спрятал в конверт. «Элизе» – написал он на конверте красивыми буквами с завитками. И сунул конверт в карман штанов. Вряд ли конечно, но может быть, когда-нибудь он решится отдать письмо Элизе. Никогда ведь не знаешь наперед.

– Томас, Марго, идите ужинать, – раздался снизу мамин голос.

В коридоре он встретил Марго. – Ну и как там? – спросила она.

– Где? – спросил Томас.

– У ведьмы, – сказала Марго.

Томасу отчего-то показалось, что слово «ведьма» звучит противно. Он сглотнул, а потом ответил:

– Мне-то откуда знать?

Они спустились вниз.

– Ты у нее был, я точно знаю, – прошипела сестра. У двери в гостиную она схватила Томаса за шиворот. – Рассказывай, как там?

Томас посмотрел на сестру. Ну что ей ответить? Как можно рассказать луковице, как было у госпожи ван Амерсфорт?

– Там было… ээ… не так, – сказал он.

Марго потрясла его за шиворот.

– Не так, как где?

– Не так, как у нас, – ответил Томас.

Марго его отпустила.

– Я с тобой еще поговорю, – бросила она.

Они вошли в комнату. Отец с мамой уже сидели за столом. Под лампой, дымясь, стояли кастрюли. По запаху Томас сразу понял: картошка, цветная капуста и мясо. Цветную капусту он не любил.

Все сели за стол.

– Помолимся, – сказал отец.

Все сложили ладони и закрыли глаза.

– Господи, – начал отец.

– А, это ты, Томас? – услышал Томас в своей голове. В темноте, за веками, он увидел Иисуса в длинном белом платье, развевающемся на ветру. – Как дела, мальчик мой? – спросил Иисус.

– Хорошо, – сказал Томас.

– Просто хорошо или отлично? – спросил Иисус.

– Просто хорошо, – сказал Томас, – но… – он не решался продолжать.

– Говори смелее, – сказал Иисус. – Я никому не скажу. Честное слово. – Господь Иисус плюнул себе на правую руку и поднял два пальца вверх.

– Он не должен бить маму, – сказал Томас. И по чувствовал, что у него на глазах выступают слезы, но плакать не хотел.

– Кто не должен бить маму? – спросил Иисус.

– Сами знаете, – сердито сказал Томас.

– Моя хата с краю, – ответил Иисус.

«Странно, – подумал Томас. – Дедушка всегда говорит: „Моя хата с краю“, а больше никто».

– Я имею в виду, – уточнил Иисус, – что я ничего не знаю.

– Папа конечно! – воскликнул Томас.

Иисус ничего не ответил, но по его лицу было видно, что он очень напуган. И еще грустен и сердит.

– Боже мой! – возмутился он. – Что он, совсем спятил?

А это присказка тетушки Пии!

Но тут Томас услышал слова отца: – Во имя Господа нашего Иисуса Христа, аминь!

Томас открыл глаза, и Иисус исчез.

– Приятного аппетита, – сказала мама.

Отец резал мясо. Нож проходил сквозь мясо, как будто оно было из пены. Но это было не так, потому что из него сочилась кровь.

– Нож острый как бритва, да, пап? – спросила Марго.

– Да, – гордо сказал отец. – Я точу его каждую неделю.

– Он все режет, – сказала Марго. – Даже самое жесткое.

– Так оно и есть, – сказал отец. – Им можно снять шкуру со старой коровы.

– Вжик, вжик, прямо насквозь, – сказала Марго. У нее блестели глаза.

Отец поделил мясо и взял себе самый большой кусок, потому что ему приходится так много работать в конторе. – Терпеть не могу тупые ножи, – сказал он.

Вечером, когда мама укладывала Томаса спать, она шепнула ему:

– Муж госпожи ван Амерсфорт отдал жизнь за нашу свободу. Сама она тоже спасала людей во время войны. Я разрешаю тебе к ней ходить, когда захочешь, но смотри, чтобы папа не заметил.

– Хорошо, мам. Мама?

– Что?

– Ты счастлива?

– Да, мой мальчик, потому что у меня есть ты. – Она его поцеловала, выключила свет и спустилась вниз.

Томас думал над тем, что ему сказала мама. Что отца можно не слушаться, главное, чтобы он не узнал. И что она счастлива. У него было ощущение, что здесь что-то не так, но он не знал, что именно.