— Мы даже не думали, что найдем Бустера, — призналась Джайна, набив рот едой. — Я была готова угнать «Тень Джейд» и лететь прямо на Явин. Когда Бустер не хочет, чтобы его нашли, он может действительно исчезнуть.

— Чем он занимался? — спросил Энакин.

— Перегонял оружие для хаттского подполья, — ответила Джайна. — Я просто спросила себя: «Куда бы отправился Бустер, если бы захотел помочь в войне и одновременно получить доход, не испытывая при этом угрызений совести?»

— Ты смеешься?

— Нам также не помешало, что при нем оказался Корран Хорн, — сказал Джесин. — Мы нашли его следы в Силе.

— Однако.

— Джесин скромничает, — сказала Джайна. — Он провел кучу времени в глубокой медитации, пытаясь найти Коррана. Это не было случайностью.

— Весьма впечатляет, — признал Энакин.

— Спасибо, Энакин, — проговорил Джесин, как будто это действительно его удивило. Его бровь дернулась вверх, отчего он на миг стал сильно похож на отца. — Ты-то в порядке, Энакин?

Энакин кивнул:

— В общем, да. То есть, я имею в виду, нога еще побаливает, даже с бактовым пластырем, но вообще я думаю, что все хорошо. Даже более чем хорошо.

— Ты о чем? — спросил Джесин с некоторым подозрением.

Какое-то время Энакин задумчиво жевал.

— До сих пор, — сказал он, я думал о йуужань-вонгах не иначе как о врагах.

— Они и есть враги, — возразила Джайна.

— Да, — ответил Энакин. — Так же, как были врагами имперцы. Но, кроме Палпатина, мама, папа и дядя Люк могли по крайней мере теоретически думать о людях, с которыми они воевали, как о возможных друзьях. По сути, именно так дядя Люк уничтожил Императора, верно? Он смог представить себе Дарта Вейдера своим отцом, своим другом. Йуужань-вонги — ну, если честно, я даже не хочу думать о них таким образом.

— С ними это нелегко, — сказала Джайна. — Посмотри, что случилось с Илегосом, когда он попытался их понять.

— Значит, ты считаешь, что добился успеха там, где Илегос потерпел неудачу? — спросил Джесин.

— Понимаю ли я их? Нет, не вполне. Но я получил более глубокое представление, чем имел раньше. Теперь я могу думать о них как о людях, вот в чем разница.

Джесин кивнул:

— Ты прав, конечно. Значит ли это, что ты решил больше с ними не сражаться? Ты намерен работать для достижения мира?

Энакин моргнул.

— Ты что, смеешься? Мы должны сражаться с ними, Джесин. Я доложен с ними сражаться. Просто я теперь лучше знаю, как.

Джесин нахмурился.

— Ты уверен, что извлек правильный урок из всего этого? — спросил он.

— Не буду спорить, Джесин, но я думаю, что можно не беспокоиться о том, какой урок мог бы получить кто-то другой на моем месте. Потому что, откровенно говоря, будь на моем месте кто-то другой, я не думаю, что он бы выжил и смог извлечь хоть какой-нибудь урок.

— Надо сказать Бустеру, что придется эвакуировать корабль, — сказала Джайна. — Голова Энакина разбухает такими темпами, что вот-вот расколет корпус.

— Верьте или нет, — отвечал Энакин, — но то, что я сказал, я сказал без гордыни. Я просто констатирую факт.

— Гордыня весьма коварна, — предупредил Джесин. — Она отлично маскируется. Надеюсь, у тебя будет об этом долгий разговор с дядей Люком. Если, конечно, ты не думаешь, что даже ему нечему учить тебя.

— Не запихивай свои слова мне в рот, Джесин, — сказал Энакин.

— А ты не забыл, кто в самом конце вытащил твою задницу из огня? — спросила Джайна.

По лицу Энакина поползла улыбка.

— Но я же не это имел в виду, вы что, не понимаете? Я говорил, что никто бы там не уцелел, кроме меня. Потому что больше ни у кого в галактике нет таких брата и сестры, как у меня.

Он забрал свой поднос, стараясь не смеяться, когда глядел на их разинутые рты.

— А теперь извините, — сказал он. — Мне нужно кое-кого навестить.

Дверь каюты Тахирай была чуточку приоткрыта. Сквозь щель Энакин увидел, что она лежит на койке, задрав босые ноги вверх по стене. Взгляд ее был прикован к транспаристиловому окну и далекой россыпи ядра галактики.

Энакин постучал о дверной косяк.

— Привет, — сказал он.

— Привет. Заходи, если хочешь.

— О'кей.

Энакин присел на край ее койки.

— Ты не пришла обедать, — сказал он. — Я подумал, что надо тебе что нибудь принести.

Он поставил на койку контейнер с едой.

— Это приготовил Корран. Кажется, он в последнее время много работал на кухне.

— Спасибо, — сказала Тахирай. Она повернула голову, и он впервые встретился с ней взглядом.

— Что с ней стало? — спросила она. — С базой формовщиков?

— Ты уверена, что хочешь это знать? Каждый раз, когда кто-нибудь заговаривает на эту тему…

— Тогда я не была готова об этом говорить. А теперь готова.

— О'кей. В общем, Бустер спалил ее от души. Каррд и его люди эвакуировали рабов. Мы собираемся скоро где-нибудь их высадить. Конечно, йуужань-вонги вернуться, раз мы оставили систему совершенно беззащитной, но тут уж мы ничего не можем поделать.

— Да, — сказала Тахирай. — Ничего. Думаю, это конец академии.

— Конечно, нет. Академия никогда не была каким-то определенным местом. Это понятие, идея. Мы просто приделали ей двигатели. Бустер намерен разрешить детишкам из академии остаться на «Искателе Приключений». Он будет делать случайные прыжки по галактике, пока не удастья разместить их в каком-нибудь безопасном месте.

— Безопасном? — прошипела Тахирай. — Разве где-нибудь может быть безопасно? Разве что-нибудь может быть…

Слова будто застряли у нее в горле, и она опять повернулась к звездам.

— Тахирай, я знаю, что ты чувствуешь, — сказал Энакин.

Она закрыла глаза, и две слезинки скатились по ее щекам.

— Если кто-то и знает, то только ты, — сказала она мгновение спустя.

— То, что с тобой сделали — это ужасно, я знаю, и…

— Что со мной сделали? Энакин, я отрубила Межань Куад голову!

— Тебе пришлось это сделать.

— Я хотела этого. Я жаждала этого. Я наслаждалась этим.

— Она пытала тебя. Она хотела уничтожить саму твою сущность. Ты не должна винить себя за момент гнева.

— Я думаю, что она уничтожила мою сущность, — сказала Тахирай. — Когда я убила ее, это было концом меня.

— Нет, — заявил Энакин. — Это неправда. Я-то должен знать, как потвоему? Лучшее, что в тебе было — оно осталось, Тахирай.

Он протянул руку. Долгое время она висела в воздухе, потом Тахирай, не глядя, взяла ее.

— Это была моя ошибка, — сказала она. — Из-за меня умер мастер Икрит. Люди Каррда погибли из-за меня.

— Ага, как раз в этом я куда как хорош, — ответил Энакин. — Винить себя за все на свете. Могу тебя научить, как это делаеться правильно. Вообще, если как следует подумать, то готов поклясться, что мы изыщем способ обвинить тебя сразу во всем, начиная с того, что йуужань-вонги нашли эту галактику.

Он вздернул голову.

— Нет, кажется, я знаю, на кого возложить эту вину. Мы можем обвинить вместо тебя Палпатина, вот. Как тебе?

Тахирай неодобрительно посмотрела на него.

— Когда это ты стал таким болтуном? — спросила она.

— Не знаю. С каких пор ты стала выцеживать из себя по слову за раз, как будто три или четыре разрывают тебе рот?

Уголки ее губ дернулись вверх в полуулыбке.

— Заткнись, а? Так ты мне больше нравишься.

— Мне тоже.

Како-то время они молча смотрели на звезды.

— И куда ты теперь? — спросила Тахирай, когда пауза слишком затянулась. — Дальше воевать с йуужань-вонгами?

— В свое время.

— Я хочу с тобой.

— Потому я и говорю — в свое время. Я пока останусь здесь. Пока ты не поправишься. Пока я не поправлюсь. После этого, если ты захочешь лететь со мной, мы улетим. Вместе.

Она не ответила, но впервые с того времени, как они покинули Явин, он почувствовал в ней что-то вроде надежды.

— Адепт Нен Йим, шаг вперед.

Нен Йим преклонила колени и встала перед военачальником Цавонгом Ла.

— Сперва я хочу услышать твой отчет о падении базы формовщиков. После этого у меня будут другие вопросы.

— Да, военачальник. По вашему приказу.

— Приказ дан. Говори.

— О битве в космосе я не знаю ничего, военачальник. Многие из наших кораблей умерли на земле или прорываясь через атмосферу. После этого дамютеки были атакованы сверху и повреждены так, что исцелить их было уже невозможно.

— Все это известно. Продолжай.

— Затем бомбардировка прекратилась, и неверные предприняли высадку. Сперва мы не понимали, зачем. Более продолжительная бомбардировка уничтожила бы всех нас без риска для неверных. А так некоторые из них были убиты нашими уцелевшими воинами.

— Ты не знаешь этих неверных как следует, формовщица. Привязанность к своим сородичам толкает их на бессмыссленные действия.

— Согласна, военачальник. Оглядываясь назад, становиться ясно, что они намеревались забрать рабов.

— А где в это время была ты?

— Я пряталась среди Опозоренных, военачальник. Я думала, что они будуть брать пленников среди полноценных.

— Трусливый поступок, формовщица.

— Я прошу вашего снисхождения, военачальник, но у меня были на то причины, помимо сохранения моей жизни.

— Объясни их. Говори кратко.

— Моя наставница, Межань Куад, погибла от руки джиидаи, которую мы формировали.

— Вы плохо формировали эту джиидаи, я полагаю.

— Как раз наоборот, военачальник: еще несколько циклов, и она была бы нашей. Если бы не вмешательство другого джиидаи.

— Да, — зарычал военачальник. — Другого. Соло. Еще один Соло.

Он в ярости шагнул прочь, затем повернул назад.

— Мастер Йал Фаат не согласен с тобой, адепт. Он заявляет, что твоя наставница замышляла ересь, и что все полученные вами результаты запятнаны безбожием.

— Мастер Йал Фаат — уважаемый формовщик. Такой же была и Межань Куад. Она так и не смогла ответить на эти обвинения, а я не могу говорить за нее. Но вот что я вам скажу, военачальник. То, что мы узнали о джиидаи — это важно. Оно представляет ценность для йуужань-вонгов. Записи в дамютеке были уничтожены, а моя наставница мертва. Лишь я могу все вспомнить. Потому я и укрылась среди Опозоренных — чтобы сохранить информацию.

— Ты поступила так без причины. Неверные не брали пленных.

— Да, военачальник. Но тогда я этого не знала.

— Согласен. Они странное племя. Они не держат рабов и не приносят жертвы. Они не ценят пленников. Они не воюют ради них. Они считают их обузой или разменной монетой для возвращения своих бесполезных сородичей. Уродливое и безбожное сборище видов.

— Если мне позволено спросить ваше мнение, военачальник, — почему они тогда не убили нас, когда получили, что хотели? Трупы — это не обуза.

— Они слабы. Они не понимают жизни и смерти.

Взмахом ладони он отмел в сторону весь этот разговор и опять уставился на Нен Йим.

— Здесь грубо напартачили и формовщики, и воины, — сказал военачальник. — Если бы Цаак Вуту не был мертв, я убил бы его сам. И тебя тоже следует принести в жертву.

— Если смерть — мой удел, военачальник, если таково желание богов, я прийму это. Но повторяю — то, что мы здесь узнали о джиидаи, не должно умереть со мной. Дайте мне по крайней мере возможность записать то, что я знаю, в гааса корабля-мира.

Суровый взгляд военачальника не изменился.

— Ты получишь такую возможность. Она дается тебе. Не трать ее безрассудно, как твоя наставница.

— А если поймают еще джиидаи? Будет ли продолжена наша робота по их формовке?

— Ваш домен провалил задание. Он не получит второго шанса с джиидаи. Работу над проблемой джиидаи продолжит домен Фаат.

«Значит, она никогда не будет решена», подумала Нен Йим. Конечно, она не осмелилась сказать это военачальнику.

— А домен Куад? — спросила она.

— Корабли-миры болеют. Их нужно обслуживать.

Нен Йим церемонно кивнула, но в животе у нее заныло. Опять кораблимиры, замкнутые небеса и гниющие моу лууры, и мастера, настолько погрязшие в старине, что они скорее позволят йуужань-вонгам умереть, чем задумаются о переменах.

Что ж, да будет так. Но в своем сердце Нен Йим продолжала считать Межань Куад своей наставницей. Неизвестно как, но Нен Йим продолжит работу, которую они начали. Она слишком важна.

И если Нен Йим должна умереть за это, она умрет. Славная ересь будет жить.

— Я подчиняюсь вашей воле, военачальник, — соврала Нен Йим.

— Еще одно, прежде чем ты уйдешь, — сказал Цавонг Ла. — Ты провела некоторое время среди Опозоренных, прежде чем прибыли реоккупационные силы. Слыхала ли ты о новой их ереси, о той, что касается джиидаи?

— Слыхала, военачальник.

— Объясни мне ее.

— Существует определенное преклонение перед джиидаи, военачальник. Многие считают, что Вуа Рапуунга избавил от статуса Опозоренного джиидаи Соло. Многие считают, что для их собственного избавления надлежит молиться не Йун-Шуно, а джиидаи.

— Ты можешь назвать тех, кто поддерживает эту ересь?

— Лишь нескольких, военачальник.

— Назови их. Эта ересь умрет на этой луне. Даже если каждого их этих Опозоренных прийдется умертвить в славном жертвопреношенгии, эта ересь здесь и прекратиться.

Нен Йим утвердительно кивнула, но в глубине души она знала правду.

Репрессии всегда были излюбленной пищей ереси.