Молчать Пьеру надоело. Ох, как много он мог бы сказать, но физиология двухлетнего малыша не позволяла. К своеобразной старинной речи он уже привык, и теперь решил разрабатывать горло и связки, чтобы как можно быстрее начать говорить складно и уверенно.
Каждый день, убедившись, что деревянная дверь плотно закрыта, Пьер тренировался. То ходил из угла в угол, произнося русские слова, то, водя тоненьким пальчиком по строчкам, читал вслух церковные книги, взятые в шкафчике. Поначалу это давалось непросто, но потихоньку он приспособился, и дело пошло быстрее.
Голосок у Пьера был тоненький, высокий, как у девчонки, и всякий раз, открывая рот, он не переставал этому удивляться.
"Мне, пожалуй, впору называть себя мадемуазель".
В тот день после обеда Пьер, как обычно, ходил из угла в угол по скрипучим половицам, повторяя слова. Он уже мог вполне отчетливо говорить, но пока предпочитал скрывать свои успехи.
- Надобно стать царрем. Надобно стать царрем, - шептал он на ходу.
Буква "р" далась ему совсем недавно, и он наслаждался ею, словно и в самом деле был ребенком.
Царем, конечно, стать необходимо, иначе испытание будет провалено. Но как это сделать? Что еще нужно этим виртуальным русичам? Он им такое "чудо" с буквами сотворил, а толку?! Да, дворня смотрит на него с благоговением и опаской, Василий с Филимоном уверены, что он Божий посланец, и вроде бы даже Шереметев начинает верить… А остальные? Конечно, время от времени приходят какие-то люди, глазеют на него, полушепотом спрашивают Федора Ивановича: "Он?". Дивятся, говорят, что на вид совсем обычный мальчишка… Но где радующийся Божьему посланнику народ? Где всеобщее ликование? Где, в конце концов, царские палаты, в которые его, по идее, должны были давно переселить?!
Нда, похоже, маловато одного чуда. Нужно еще что-то придумать. Эх, жаль, нет интернета и социальных сетей, запустить бы флеш-моб с хэштегом "#Младенца_на_престол", вот это был бы номер!
Потихоньку темнело. Пьер в сумерках мерил комнату шагами и скандировал на ходу:
- Младенца на пррестол! Младенца на престол!
Увлекшись своими мыслями, он не замечал, что почти кричит. Тоненький голосок звенел под каменным сводом.
Сидевший в сенях Филимон поднял голову и насторожился:
- Васьк, это откуда ж глас?
Рыжий страж повертел головой, прислушался.
- Кажись, из Петрушиной комнатки доносится.
- А что там за баба? Агафья?
- Нет, - покачал головой Василий, - она ж вот только во двор метнулась.
Они тревожно переглянулись и, не сговариваясь, ринулись к двери. Приникнув к ней ухом, Филимон кивнул:
- И впрямь отсель.
- Да как?! Чадо-то наше не могет так сказывать! То ж не лепет детский, слышь?
Бледные от волнения, стражи замерли, тревожно глядя друг на друга. Из комнаты вполне явственно донеслось:
- Младенца на престол!
- Надобно глянуть, - прошептал Василий и осторожно толкнул дверь.
Она тихо скрипнула. Пьер, очнувшись, едва успел отскочить к столу и принять безмятежный вид. Неужели услышали?! И как теперь объясняться?
Но охранники, против обыкновения, не обратили на него ни малейшего внимания. Оба ошалело оглядывались и, казалось, что-то искали.
Осмотрев комнату и никого, кроме ребенка, не обнаружив, стражи в ужасе уставились на иконы, освещенные тусклой лампадкой. На бледных щеках Василия ярко выделялись веснушки, лицо Филимона пошло пятнами. Они переглянулись, рты у обоих приоткрылись.
- Никак то был глас Богородицы! - выдохнул писарь. - Ей-ей, это Она повелела младенца на престол возвести!
- И то, - кивнул Василий, и оба, не сговариваясь, бухнулись перед иконами на колени, ткнулись лбами в половицы и заголосили:
- Пресвятая Царица Небесная…
Пьер смотрел на них во все глаза. Выходит, они приняли его болтовню за глас небес? Вот так удача! Не успел он подумать, что требуется еще одно чудо, и на тебе - оно само случилось!
Не глядя на него, стражи самозабвенно били лбами об пол, и в голове у Пьера мелькнула шальная мысль. Вскочив на лавку, чтоб голос шел сверху, он громко и торжественно изрек:
- Быть вам заступниками чада сего!
И тут же снова сел. Василий с Филимоном на мгновение замерли, приподняли головы, огляделись… На лицах их был написан благоговейный ужас, казалось, они даже не дышали.
- Голосок-то как будто детский, - прошептал Васька.
- Дык ты на икону-то середнюю глянь - "Введение во храм Пресвятой Богородицы". Ей там годка три всего.
- Видать, она и глаголила.
- Батюшки святы, - прошептал писарь, снова ткнулся лбом в половицу и, не вставая с колен, задом пополз к двери.
Василий двинулся за ним, непрерывно кланяясь в пол, и через несколько секунд оба оказались в сенях. Пьер, еле сдерживая смех, слушал, как стражи вскочили и с воплями кинулись в хозяйские покои.