И снова Василий Григорьевич Телепнев, думный дьяк Посольского приказа, сидел в палатах Шереметева, обсуждая с хозяином дела насущные.
- Я, Василь Григорьич, тщусь придумать эдакую фигуру, дабы Мишку-то выбрали, а все никак. Одна надежа на тебя.
Потягивая питной мед, гость вздохнул.
- Да коли ты, батюшка, не могешь, что уж про меня глаголить?
- Есть одна думка, - решительно тряхнул головой Шереметев. - Казаки ноне без главаря остались, Трубецкой при смерти, Черкасский опорочен. Надобно бы их как-то за Мишку подговорить. Мнится мне, тебе это по силам.
Телепнев поставил чарку, облокотился на стол и задумался, глядя на пузатую братину.
- А чего? Мыслю я, это вполне можно учинить. Пошлю к ним Алешку Власова со товарищи, оденутся в кафтаны стрелецкие, побалакают, и все станет ладно. Казаки - это ж такой народ… податливый, быстро сговоримся.
- Добро, - кивнул боярин и, встав, подошел к оконцу. Посмотрел во двор мрачно, тревожно.
- Чегой-то у тебя стражей вкруг палат немерено, Федор Иваныч? Аль опаска откуда идет?
Шереметев кивнул, все еще глядя в окно.
- Вечор поймали разбойника, Господь ведает, то ли тать, то ли убивец. Васька, иже посланца оберегает, сказывает, мол, Петрушу этот нехристь извести хотел. Хотя кому сие вестно? Могет, обшибся Васька.
- Нет, не обшибся. Я про то, что мальца погубить умышляют, уж ведаю стороной. Одни мой знакомец на том пиру, где Трубецкого опоили, слыхал, как Мстиславский с Лыковым об том шептались.
- Да неужто?! Испужался, знать, боярин, что Петруша его обскочит? От ведь злыдень, а?
- Семя-то тли, как сказано в Писании, во всяком лежит, - усмехнулся Телепнев. - Вот и мы с тобой тоже свою пользу разумеем. Каким же дивом малец жив-то остался?
Федор Иванович почесал бороду и задумчиво ответил:
- То ль по случаю, то ль по Божьей воле, свалился убивец с лестницы наземь и расшибся. А когда схватили его - обе длани-то у него пожжены. Но до оконца Петиного добраться успел, оно было открыто и ставень поднят, точно его с умыслом так оставили. Мамку я за недосмотр сечь велел, да от мальца теперича ее подальше держу. А на подоконном камне-то угли разбросаны, об них, видать, злодей и пожегся. А как они там оказались - Господь ведает. Видать, хранит Богородица мальчонку.
- А душегуб этот что сказывает? Кто его послал?
- Вот тут незадача вышла, - развел руками боярин. - Посечь хотели, а он возьми да и сбеги. Ну да ладно, мы ж ноне ведаем, что по воле Мстиславского он пришел, вот и обскажем на Соборе, коль боярин на престол будет метить. Пусть поруки за то никакой нет, но все одно пятно на нем теперича будет.
- Ну да. А на Москве судачат, мол, чудеса вокруг мальца неистовые учиняются?
- Да уж куды деваться. Я, вишь ли, обещался Владыку на чудо-то кликнуть, дабы он своими очами… Да недосуг было, такая суета поднялась. Да и ночь-полночь.
- Ну, вдругорядь кликнешь.
- Ох, хлопотно с Петрушей. Но скажу тебе втаи - уверовал я, что он всамдель посланец Заступницы небесной. Что ни седмица, то новое чудо. Никак не могет он боярами подкинутым быть.
- Эва… Так почто ж ты за Романова предстательствуешь?
- Да я и сам уж в сумлениях, - пошевелил усами Шереметев. - Ладно, Василь Григорьич, ступай. А мужичкам твоим, что к казакам пойдут, накажи: коли те Мишки держаться не восхотят, пущай за Петрушу их подбивают. Нам с тобой различия-то нету.