Бах!

Прозвучал выстрел, пуля со свистом рассекла воздух и ударила в самую середину вяза. Даже не взглянув на результат своего безукоризненного выстрела, Бранди перезарядила пистолет и вслед первой пуле послала вторую, которая пробила древесную кору почти в той же точке.

— К вечеру от этого бедного дерева останется голая дымящаяся веточка, — подходя к ней, издали заметил Квентин. — Какое злодейство вызвало такой гнев?

Бранди распрямила плечи и даже не обернулась.

— Я представила себе, что это голова Дезмонда.

— А это как-то связано с тем, почему ты выскочила из дома сразу после разговора с моим братом?

Бранди уставилась на любимый пистолет, подарок Квентина, водя пальцем по насечке.

— Они ушли?

— Они с Хендриком покинули нас спустя примерно час, после того как ты выбежала вон. Не стоит говорить, что у Дезмонда был вид столь же очаровательный, как у этого пробитого пулями дерева. Наверное, выпил полбутылки мадеры, потому что еле дошел до кареты, опираясь на руку Хендрика.

— Очень надеюсь, что он будет страдать от самого жестокого похмелья, какое только бывает.

Квентин хмыкнул.

— Ты должна говорить мне, куда уходишь, — напомнил он ей, подходя ближе. — А то пропадаешь уже несколько часов. Если бы Герберт не докладывал мне каждую четверть часа, что с тобой все в порядке и ты продолжаешь разбивать в щепки бедное дерево, я бы очень беспокоился.

Бранди повернулась к нему:

— Прости. Я не подумала. Мне просто хотелось убежать от Дезмонда как можно дальше.

Квентин осторожно приподнял ее подбородок одним пальцем:

— Что случилось?

— Дезмонд случился.

Квентин подавил улыбку.

— А нельзя ли поподробнее? Он что, велел тебе оставить мысль о собрании? Все дело в этом?

— Это лишь верхушка айсберга.

— Солнышко, — Квентин сжал ее лицо ладонями, — буду с тобой честным. Эллард хотел отменить собрание. Я посоветовал отложить его. — Предвидя возражения, он легко закрыл ей губы большими пальцами. — Позволь мне договорить. Я вовсе не хочу, чтобы ты отказалась от своей идеи. Наоборот, мне кажется, твои подозрения вполне оправданны. Вчера, пока ты спала, я просмотрел записную книжку Ардсли. Согласен, цифры доходов и потерь как-то не вяжутся вместе не только потому, что твой отец был исключительно умным деловым человеком, но и потому, что мой брат таковым не является. Но мы с Хендриком нашли компромиссное решение — более тонкое и менее драматичное, чем вызов, брошенный одновременно дюжине лордов, но, надеюсь, такое же эффективное. — Квентин прямо и ясно объяснил, в чем заключается план Хендрика. — Если Элларду ничего не удастся разузнать, — в заключение сказал он, — мы всегда можем прибегнуть к этому собранию как к последнему средству. Согласна?

— А если я скажу «нет»?

— Тогда я спрошу, почему ты отказываешься — потому что действительно считаешь идею неудачной или потому что проверяешь глубину моего уважения к твоей независимости? — Бранди потупилась. — Если верно последнее, — торопливо добавил Квентин, касаясь губами склоненной головы, — то позволь заметить, что мы с тобой давно выяснили этот вопрос, если вообще он требовал выяснения.

— Ты прав. — Она подняла на него взор. — И не заслужил недоверия. Разумеется, я согласна. Гораздо разумнее взяться за дело так, как предлагает мистер Хендрик. — В ее взгляде вспыхнула искра гнева, когда она кое-что вспомнила. — Не говоря уже о том, что мы таким образом избежим риска публично поставить в неловкое положение папиных деловых партнеров.

Квентин скрипнул зубами:

— Соображение Дезмонда, надо полагать?

— Ну конечно. — Бранди пытливо посмотрела ему в глаза. — Почему ты не рассказал мне, что Дезмонд устроил приказ о твоей спешной отправке в колонии?

— Он тебе рассказал об этом? — удивился Квентин.

— Не совсем так. Он предположил, что об этом рассказал ты. Поэтому сам пустился в длиннющие объяснения, стараясь оправдать свои поступки величием души в надежде, что я прощу его за то, о чем на самом деле не подозревала.

— Неудивительно, что ты так на него разгневалась.

— Так вот почему ты ничего не сказал? Не хотел настраивать меня против него?

Квентин скривился в циничной усмешке:

— На этот раз ты меня наделяешь великодушием, на которое я не способен. Честно говоря, к своему брату я не испытываю ничего хорошего, кроме жалости, но и она меркнет по сравнению с моим презрением. Кроме того, меня не терзают угрызения совести из-за того, что я делюсь с тобой своим нелицеприятным мнением о брате и ты его разделяешь. Нет, солнышко, причина, по которой я не рассказал тебе о происках Дезмонда в военном министерстве, в том, что у меня просто не было времени. Его подлый шантаж я раскрыл, только пробыв в Лондоне несколько дней. С помощью Батерста я исправил ситуацию и сразу вернулся домой, где узнал, что в тебя стреляли. Уверяю, я собирался обо всем рассказать тебе, как только ты окрепнешь.

— Я рада, — просто ответила Бранди и глубоко вздохнула. — Квентин, я хочу узнать все неблаговидные подробности. Но сначала, думаю, тебе следует услышать кое-что.

— Хм?

— Я рассказала Дезмонду о нас, о наших чувствах друг к другу.

— Уверен, он пришел в восторг, тем более что перед его отъездом в Лондон я тоже выложил ему все начистоту.

— Вот как? — оживилась Бранди. — Что же ты ему сказал?

— Что я люблю тебя, — Квентин запустил пальцы в ее волосы, — что если он попытается стать на моем пути, я заставлю его пожалеть, что он родился на белый свет.

— В точности мои слова, — обрадовалась Бранди. Квентин снисходительно хмыкнул:

— Ты пригрозила ему расправой? Поэтому практикуешься на вязе?

— Нет. Я пригрозила устроить сцену, которая сделает его предметом насмешек для всего общества, а после убежать из Котсуолда и скрываться до совершеннолетия, когда я буду сама себе хозяйка.

Квентин запрокинул голову и зашелся в смехе:

— Как жаль, что я не видел в ту минуту его лица. Что он сказал?

— Ни слова. Просто уставился на меня, словно решал, не придушить ли ему меня или все-таки поверить на слово. Очевидно, остановил свой выбор на последнем. — Бранди нахмурилась, вспомнив одно замечание Квентина. — Ты сказал, что просмотрел вчера папину книжку и тебя тоже удивили огромные убытки… для такого прозорливого коммерсанта, как папа.

Квентин мгновенно стал серьезным:

— Верно.

— Ты также упомянул, что поражен, какие огромные доходы принесли сделки, выбранные и заключенные Дезмондом, — подразумевая, как я понимаю, что, по-твоему мнению, Дезмонд не настолько умен и проницателен.

— Именно это я имел в виду.

— Уже не впервые ты подвергаешь сомнению деловые качества Дезмонда. Насколько я помню, в прошлый раз, когда об этом зашел разговор, ты предположил, что он неправильно воспринял отцовскую оценку своих способностей.

Брови Квентина поползли вверх.

— Значит, ты все-таки обратила внимание на мои слова. А мне казалось, ты была очень занята тем, как тактично… — подыскивая выражение, Квентин, похоже, развеселился, — сообщить Дезмонду, чтобы он оставил всякую мысль о свадьбе с тобой ныне и впредь.

— Так и было. Но я все равно услышала тебя. Просто тогда это не имело значения. Я решила, что если Дезмонд и преувеличил свои заслуги, то только для того, чтобы произвести на меня впечатление. А вот теперь я не уверена. — У Бранди все сжалось внутри, но она заставила себя продолжать. — Когда мы с Бентли просматривали папину книжку, он, так же как и ты, поразился финансовым талантам Дезмонда. Я давила на него, пока он не объяснил, почему так удивлен. — Бранди встревожено посмотрела на Квентина. — Прошу, не сердись на Бентли. Я загнала его в угол, и у него не было другого выхода, как рассказать мне правду.

— Я не сержусь, — глухо ответил Квентин. Вздохнув, Бранди продолжила:

— Как бы то ни было, когда Бентли поведал мне, как беспечно Дезмонд швырялся деньгами и с какой неохотой и осторожностью Кентон доверял ему ведение дел, я почувствовала, что совершенно сбита с толку. Поэтому я спросила у мистера Хендрика, каково его мнение о деловых качествах Дезмонда.

— И?..

— Мистер Хендрик убежден, что Кентон был в восторге от прозорливости сына.

— Что подтверждает заявление Дезмонда.

— Видимо, да, — признала Бранди. — Теперь вернемся к папе. Он тоже, должно быть, верил в способности Дезмонда, а иначе зачем бы он стал доверять ему свои дела? И самое главное, зачем завещал Дезмонду управление всем имуществом Таунзендов? — Бранди задумчиво покусала губу. — Все это вместе с железным доказательством, содержащимся в папиной записной книжке, безусловно, говорит в пользу Дезмонда, следовательно, вы с Бентли ошибаетесь. Однако здесь, — Бранди указала на свое сердце, — я знаю, что вы правы. И к чему приведет нас это противоречие?

На лице Квентина появилось странное выражение.

— С тех пор, как я узнал о записной книжке твоего отца, меня неотступно терзают эти же мысли. Если честно, солнышко, я невольно гнал их прочь, потому что иначе они заставили бы меня сделать вывод, с которым я, наверное, не смогу примириться.

В глазах Бранди промелькнула боль, девушка порывисто погладила Квентина по щеке.

— Я так и думала, — тихо произнесла она. — Квентин, прости. Мне ненавистно делать такое предположение, но…

— Оно должно быть сделано.

— Тогда мы сделаем его вместе и вместе выстоим, каков бы ни был результат, — если, конечно, наши рассуждения не беспочвенны.

Сдержанно кивнув, Квентин выразил словами то, от чего жаждал отречься:

— Мы оба думаем одно и то же: мог ли Дезмонд «убедить» кого-то подтасовать цифры убытков и доходов Ардсли, чтобы выставить Дезмонда в благоприятном свете? Мой ответ — если вспомнить его недавнюю тактику в военном министерстве — безоговорочное «да». Кажется, я не объяснил, как он устроил отправку приказа? Он шантажировал одного из помощников Батерста, заявив парню, что если тот хочет сохранить свой пост, то должен доложить начальству, что я срочно понадобился в колониях. Вопрос теперь в том, не сделал ли он то же самое с кем-нибудь из работников компаний, куда он вкладывал деньги от своего имени и от имени Ардсли?

— Он мог так поступить? — пробормотала Бранди, переваривая объяснение Квентина. — Не знаю. Наверное, мог. Дезмонд позабыл бы и об этике, и о гордости, лишь бы добиться того, чего он всегда жаждал: признания и уважения Кентона. — Она печально покачала головой. — Никто не мог убедить Дезмонда, что его отец любит сыновей одинаково.

— Хотя мы все пытались, Бог свидетель. — На скулах Квентина заходили желваки. — Но в данном случае он добивался не только отцовской похвалы, но и одобрения Ардсли тоже. Как иначе мог Дезмонд надеяться получить и тебя, и семейное дело Таунзендов в придачу?

— Я об этом не подумала.

— Ну а я подумал. — Квентин вздохнул, собираясь с духом. — Теперь мы дошли до вопроса, которого я не могу избежать. Ограничился ли Дезмонд только этим преступлением, или правда гораздо более зловеща? Возможно ли, что Ардсли раскрыл замысел Дезмонда? И если так, не пригрозил ли он разорвать все связи с Дезмондом, отказав ему в привилегии жениться на тебе и управлять всеми финансами семьи? Или еще хуже, не объявил ли он о своем намерении пойти к моему отцу и открыть ему всю правду?

— Да, — тихо согласилась Бранди. — И вот тогда Дезмонд мог обезуметь.

— Насколько обезуметь, Бранди? — спросил Квентин. — Настолько, чтобы лишить Ардсли жизни? Настолько, чтобы хладнокровно убить его?

— Нет. — Бранди вцепилась в лацканы его камзола. — Дезмонд жаден и слаб. Но я не верю, что он настолько бесчеловечен, что способен убить кого-то. А кроме того, Квентин, ты упустил одну существенную деталь. Даже если я ошибаюсь, даже если Дезмонд способен на все те злодеяния, о которых ты говорил, он все равно ни за что не стал бы вредить папе, когда рядом с ним был Кентон. Дезмонд боготворил вашего отца. Он не подверг бы его жизнь опасности. Никогда. Нет, если Дезмонд хотел убить папу, то он устроил бы все так, чтобы это случилось, когда папа был один, а не ехал в Лондон в карете Кентона.

В глазах Квентина промелькнула надежда.

— Ты права. Есть еще одна неувязка. Дезмонд не мог быть тем преступником, который стрелял в тебя, потому что находился в Колвертоне, когда это случилось. Если бы он попытался улизнуть, то Сандерс, или Уайт, или кто-нибудь из слуг наверняка заметил бы его. — Квентин недовольно тряхнул головой. — Послушай меня. Я не люблю своего брата и не доверяю ему, и все же я очень надеюсь, что он не виноват.

— Ты чудесный, чуткий человек, — тихо проговорила Бранди. — И каков бы ни был Дезмонд, он все-таки твой брат. Тебе не нужно объяснять ни мне, ни себе, почему ты испытываешь именно эти чувства.

Квентин слегка кивнул:

— Раз ты понимаешь мою неуместную преданность, возможно, ты также поймешь — хотя истина важна в любом случае, — почему я считаю своим долгом выяснить, виновен Дезмонд или нет.

— Из уважения к Кентону.

Квентин слабо улыбнулся:

— Ты знаешь, как предан был отец своей семье. Будь он жив, он бы знал, как справиться с этой напастью, я нисколько не сомневаюсь. Даже если бы он лично осудил Дезмонда и его поступки, он тем не менее сделал бы все возможное, чтобы сохранить тайну — просто потому, что Дезмонд его сын.

— Согласна.

— Вот почему, — мрачно заключил Квентин, — я не могу обсуждать свои подозрения с кем-нибудь, кроме тебя и Бентли, разумеется. Как не могу привлечь к нашему расследованию кого-нибудь еще. Это относится и к Хендрику, хотя. Бог свидетель, насколько легче стала бы моя задача, если бы я мог попросить его поговорить с Дезмондом, расспросить предпринимателей, в чьи компании Дезмонд вкладывал деньги, даже дать мне названия этих компаний, чтобы я сам мог выяснить с ними все обстоятельства. — Квентин устало вздохнул. — Но Хендрик не член семьи. Поэтому, видимо, я должен действовать один.

— Нет, не один, — напомнила ему Бранди, сама испытывая муку, отпечатавшуюся на его лице. — У тебя есть Бентли и я. — Последняя фраза подсказала ей идею. — Почему бы не начать с Бентли? — предложила она. — Не забывай, он ведь жил в Колвертоне в то время, когда это происходило, тогда как я была в Таунзбурне, а ты в Европе. Возможно, как только ты заговоришь о своей версии, у него найдется что добавить.

— Отличная мысль. Так и сделаю. Сегодня вечером. — Квентин смотрел прямо в глаза Бранди. — А завтра займусь Дезмондом.

— Похоже, вы сегодня особенно заняты, сэр, — заметил Бентли, остановившись на середине комнаты.

Квентин откликнулся с террасы, где разглядывал ночное небо.

— Ты это понял с одного взгляда?

— Я знаю, куда смотреть.

— Куда же?

— Ваш обед остался нетронутым, чай остыл, а сами вы уже целый час стоите на террасе и глазеете в сад. — Подойдя ближе, Бентли поинтересовался: — Это из-за мисс Бранди, сэр? Вас все еще беспокоит ее ранение?

— И да, и нет. Меня заботит не столько сама рана, сколько вопрос, кто стрелял и не намерен ли он вновь осуществить свою попытку. Не говоря уже о том, что я все время мысленно возвращаюсь к разговору с Хендриком и спрашиваю себя, смогу ли докопаться до правды.

— Вы сейчас готовы поговорить о мастере Дезмонде, сэр?

Квентин резко обернулся:

— Что?

Бентли пожал плечами:

— Я всего лишь спросил, готовы ли вы поделиться своими сомнениями относительно причастности вашего брата. Прошу простить, если я вмешиваюсь не в свое дело, сэр, но, полагаю, вам станет легче, если мы все обсудим.

— Ты успел перекинуться парой слов с Бранди?

— Прошу прощения, сэр?

Квентин вошел в комнату.

— Бранди рассказала тебе о нашем с ней разговоре?

— Вообще-то я не видел мисс Бранди весь вечер. Она выбилась из сил, разнося в щепы вяз на опушке. Миссис Коллинз подала ей обед пораньше, приготовила для нее теплую ванну, после которой, полагаю, она заснула.

— Тогда откуда тебе известно о моих сомнениях по поводу Дезмонда?

Бентли преувеличенно шумно вздохнул:

— Право, сэр, этот разговор становится утомительным. Неужели мне снова нужно повторять, что я хорошо вас знаю?

— Нет, — Квентин махнул рукой, — не нужно. Постараюсь хорошенько запомнить, что для тебя не тайна, о чем я думаю или что чувствую.

— Благодарю, сэр. Итак, о мастере Дезмонде… — Бентли задумчиво наклонил голову. — Мы с вами оба знаем, как расстраивало покойного герцога, что мастеру Дезмонду недостает принципиальности. И в самом деле, что бы ни делал ваш брат, им движет лишь стремление к личной выгоде. Поэтому в ту же минуту, когда мисс Бранди показала мне записную книжку отца, у меня возникли опасения, что мастер Дезмонд каким-то образом устроил подтасовку цифр. Однако я не представляю, чтобы он мог навредить вашему отцу, несмотря на все то, что случилось незадолго до смерти герцога.

— Я тоже такого мнения. — Квентин прищурился. — Бентли, вспомни поведение Дезмонда перед тем, как начался весь этот кошмар. Тебе ничего не запомнилось? Хотя бы какая-нибудь мелочь, которая пролила бы свет на это безумие?

— Я уже думал об этом, сэр. Но ничего необычного не вспомнил, кроме того, о чем уже рассказал: между мастером Дезмондом и вашим отцом произошла горячая ссора, после которой покойный герцог решил изменить завещание по причинам, которые мистер Хендрик прояснил.

— Проклятие. — Квентин сжал кулаки. — А как же Ардсли? Он не был взволнован во время своих последних визитов в Колвертон?

Бентли нахмурился:

— Ни в малейшей степени. Насколько я помню, виконт только раз заезжал в последние две недели… если не считать день трагедии.

— Ты усматриваешь в этом что-то необычное?

— Виконт Денерли и ваш отец всегда проводили несколько вечеров в неделю вместе, занимаясь делами или развлекаясь. Их дружба, как вы знаете, длилась много лет. Однако в последние дни своей жизни его светлость был глубоко обеспокоен — смею предположить, из-за ссоры с мастером Дезмондом — и предпочитал не принимать гостей.

— Даже Ардсли?

— Виконту всегда были рады. Но он, видимо, почувствовал, что вашему отцу нужно побыть одному, и тактично держался в стороне. Последние недели его светлость, ваш отец, принимал только своего друга. Если не считать… — Бентли замолчал, неожиданно вспомнив упущенный факт.

— Если не считать кого, Бентли? — настойчиво спросил Квентин.

— Мистера Гаррети. — Бентли сосредоточенно нахмурился. — В тот день у меня был выходной, поэтому я не сразу вспомнил. Но он точно приезжал к вашему отцу дней за десять до катастрофы. В тот вечер, когда я вернулся в Колвертон, я видел, как он сел в карету и отъехал.

— Гаррети? Сыщик? — Взгляд Квентина стал темным, задумчивым. — Насколько я помню, отец единственный раз прибегал к его услугам, когда нужно было осторожно узнать подробности одной сделки. — Он помолчал, лицо его было напряжено. — Ты не думаешь, что отец догадался о махинациях Дезмонда?

— Возможно, сэр. Как я уже сказал, ваш отец был сам не свой последние две недели.

— Тем не менее я не вижу во всем этом логики. — Квентин покачал головой. — Мы только что согласились, что Дезмонд никогда не стал бы вредить отцу. Поэтому каким образом расследование отца — чего бы оно ни касалось — могло угрожать Дезмонду?

— Это вопрос, милорд.

— Мы все ходим кругами, — заключил Квентин. — Мне остается только одно — обратиться к Дезмонду. И молиться, чтобы все наши подозрения оказались пустыми домыслами.

— Вас ждет трудный день, поэтому лучше бы вам отдохнуть, сэр, — предложил Бентли.

— Об этом не может быть и речи. Я не сомкну глаз.

— Видимо, не вы один.

— Хм? — Квентин с любопытством посмотрел на дворецкого.

Бентли указал в сад, где между деревьями бродила одинокая фигурка.

— Не вы один страдаете от бессонницы.

Квентин обернулся и проследил за взглядом Бентли.

— Бранди. — Он встряхнул головой. — Мне казалось, ты говорил, что она спит.

— Я ошибся, сэр.

Губ Квентина коснулась легкая улыбка.

— Непоседлива, как мотылек, — пробормотал он.

— Но этого мотылька поймать гораздо легче. Квентин почувствовал, как у него сжалось сердце.

— В вашей жизни наступил хаос, милорд, — тихо заметил Бентли. — Но среди всей этой неразберихи ваше сердце отыскало покой, к которому стремилось. Не пора ли сдаться, чтобы выиграть войну?

Не оборачиваясь, Квентин кивнул.

— Желаю плодотворного вечера, милорд. — Бентли закрыл за собой дверь, тихо щелкнув замком.

— В доме все думают, что ты спишь.

Бранди удивленно обернулась, ее волосы, освещенные лунным светом, поблескивали огненными искорками. Увидев Квентина, она улыбнулась:

— Но тебя, как видно, я не провела.

— Я был на террасе. Увидел, что ты прогуливаешься в саду.

— У тебя была возможность поговорить с Бентли?

— Да. Ничего это не дало. — Квентин протянул руку и коснулся ее щеки. — И сюда я пришел не для того, чтобы обсуждать Дезмонда.

Бранди услышала в его голосе необычную интонацию, и у нее перехватило дыхание.

— Очень хорошо. Для чего же ты пришел?

— Я все время вспоминал твои детские эскапады, когда ты подглядывала за мной в лесу.

Бранди вспыхнула:

— Я надеялась, что ты уже забыл.

— Напрасно. Меня печалит, что твое обучение так и осталось неполным. И сейчас я хочу исправить это.

Неловкость сменилась изумлением.

— Что исправить?

— Раз ты подглядывала за мной только на опушке леса, то видела всего лишь самое начало. В твоем обучении, таким образом, имеются печальные пробелы. Я хочу исправить это.

Ее глаза стали круглыми, как блюдца. Квентин протянул руку.

— Пойдешь со мной?

— Куда угодно, — прошептала Бранди, обхватывая его ладонь.

Они прошли в лес, не замедляя шага, пока не оказались скрытыми от всех глаз. За ними могла наблюдать лишь луна с небес. Но Квентин вел Бранди дальше, в тайное убежище, о котором знал только он.

Потом он остановился.

Бранди упивалась великолепием окружавшей их природы. До ее слуха доносились заливистые трели соловья, она вдыхала аромат травы, ей казалось, что темная стена деревьев отделяет их с Квентином от всего мира.

— Ненавижу всех тех женщин, — пробормотала она.

— Не нужно, солнышко. — Квентин обнял ее, стоя за спиной. — Они для меня ничего не значили.

— Я знаю. — Бранди повернулась в его руках и обняла за шею. — Но я эгоистична. Не хочу делить эту минуту ни с кем… даже с воспоминанием.

— И не придется. — Он легко коснулся губами ее рта и пылко прошептал: — Я никого сюда не приводил.

— Но ведь ты говорил…

— Я солгал. — В глазах его вспыхнули коварные огоньки. — Дальше той поляны, которую мы прошли минуты две назад, я никого не провожал.

— Но здесь гораздо красивее.

— Тогда это не имело значения. А вот теперь имеет.

Не говоря больше ни слова, он опустил голову и поцеловал ее бесконечно долгим поцелуем, от которого у Бранди все внутри заныло от томления.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— О, солнышко, для меня всегда существовала только ты. — Квентин крепче сжал объятия, все ближе привлекая к себе Бранди. — Почему только я раньше не догадался?

Он не ждал ответа.

Бранди закрыла глаза и потянулась к Квентину, когда он опустил ее на мягкую траву, от которой шла приятная прохлада.

Дыхание Квентина опалило и без того разгоряченное тело, он лихорадочно целовал ее шею, плечи, лицо с той страстью, которую никто из них не подвергал сомнению.

— Квентин. — Бранди запустила пальцы в его волосы, вся отдаваясь во власть любимого.

Со страстью, которую он не мог ни подавить, ни сдержать, Квентин жадно ласкал через платье ее тело, вдавленное в траву. Его пальцы запутались в ее локонах, вытащили шпильки и в беспорядке рассыпали волосы.

— Солнышко, ты даже не представляешь, как долго… как отчаянно я желал этого.

— Я мечтала о тебе, — задохнувшись, призналась Бранди; ее ладони скользили по его спине под сюртуком, устранив первую преграду, отделявшую ее от теплоты его кожи. — Представляла нас с тобой именно здесь, среди деревьев, под звездами.

— Какой же я был дурак, что сопротивлялся этому. — Его пальцы дрожали, когда он расстегивал ей платье на спине, но на этот раз он не дал себе времени передумать, а спустил корсаж с плеч и высвободил ее руки.

— Больше не сопротивляйся. — Бранди закрыла глаза и откинулась назад, отдавая ему каждый дюйм своего тела, которое он обнажил. — Квентин, так и должно быть.

Его губы скользили вдоль края тонкой сорочки, он вдыхал ее аромат, припадая к полной груди.

— Битва закончена. Я проиграл, солнышко.

— Нет, — прошептала она, нетерпеливо дергая за его жилет. — Ты победил. Мы оба победили.

Квентин мягко отвел ее руки:

— Подожди, любимая. Я пытаюсь не торопиться. Но если ты дотронешься до меня…

— Мне все равно. — Она не мигая смотрела на него, в ее темных глазах отражалась бесконечная любовь. — Квентин, я боюсь медлить.

— Боишься? Почему?

— Потому что, — призналась она еле слышно, — если мы будем медлить, ты можешь передумать.

— Ни за что. — Переполненный нежностью он поцеловал ее. — Ни за что, — повторил Квентин, прошептав эти слова в полуоткрытые губы. — Я с тем же успехом мог достать бы звезду с неба.

Он медленно ласкал ее языком, сжимая объятия, привлекая ее все ближе. Затем замер и отстранился, так что Бранди протестующе застонала. А он все выжидал, отказываясь подчиниться невысказанной мольбе, пока напряжение между ними не достигло пика.

Бранди, объятая пламенем, подчинилась чарам Квентина, она закрыла глаза и цеплялась за него изо всех сил. Открывая для себя неизведанное чудо, она охотно погрузилась в чувственную дымку, которая становилась все удушливее с каждым биением ее сердца.

Платье и сорочка уже спустились до талии. Она не представляла, как они там оказались, но ей было все равно. Все, что она сознавала в ту минуту, — это губы Квентина, руки Квентина, дыхание Квентина на ее коже, когда он шептал ее имя.

— Солнышко… где же я был до сих пор? Ты прекраснее любой фантазии мужчины.

— Только пока я твоя фантазия.

Она встретилась с его горящим взглядом.

— Моя фантазия и моя реальность. Не глядя по сторонам, Квентин скинул сюртук, жилет и принялся дергать за пуговицы рубашки.

— Позволь мне. — Не дожидаясь ответа, Бранди начала ему помогать, и вместе они высвободили из заточения каждую пуговку.

— Теперь… почувствуй огонь, — с трудом выговорил Квентин, отбрасывая в сторону рубашку и прижимаясь к Бранди торсом. — Почувствуй меня, солнышко.

— О… Боже. — У Бранди перехватило дыхание. Еще глубже погрузившись в мягкую траву, она упивалась этим первым единением их тел, стараясь запечатлеть в памяти каждый нюанс, каждое ощущение. Он глухо застонал от удовольствия — Бранди почувствовала, как дрожит его тело, и ей показалось, что она умерла и воскресла в раю.

— Ты… Не могу… Я никогда… — Квентин яростно тряхнул головой, не в силах передать наслаждение, разлившееся по его жилам.

Бранди поняла.

Она обняла Квентина, ощутив ладонями, как заходили мускулы на его спине.

— Квентин. — Она выгнула спину с кошачьей грацией, еще теснее прижавшись к нему всем телом.

— Господи… — с шумом выдохнул Квентин. Сам того не ведая, он крепче обхватил ее бедра и чуть приподнял, чтобы она сильнее ощутила его возбуждение и хотя бы отчасти поняла, какая испепеляющая магия ждет их впереди, при этом он тоже приблизился к краю чувственного забвения.

Квентин не думал заходить так далеко. Этот вечер должен был стать лишь поворотной точкой в их отношениях, первым шагом к их общему будущему.

— Только не так, — прохрипел он, заставив себя остановиться. — Еще не время…

— Нет, Квентин. — Бранди, ослепленная страстью, едва нашла силы, чтобы заговорить. — Прошу тебя. Ты слишком долго отвергал нашу любовь.

Он приподнялся на локтях, пожирая глазами полуобнаженное тело Бранди и чувствуя, как его душу терзают противоречия.

— Ну же… — еле слышно выдохнула она. — Боль невыносима. Помоги мне. — Бранди поискала его глаза затуманенным взором. — Квентин, я не знаю, что делать, — призналась она разгоряченным шепотом.

В глазах Квентина отразилась невысказанная нежность, и все его сомнения мгновенно затмила красота чувственного пробуждения возлюбленной.

— Да, милая. Понимаю.

Он поцеловал ее осторожно и неторопливо, сразу поняв, куда приведет их этот вечер, которому навсегда суждено было связать прошлое и будущее. Дрожащими руками Квентин приподнял край юбки, постепенно обнажая икры, колени, бедра. Его пальцы проникли под тонкий муслин, погладили шелковые чулки и, лаская, заскользили выше.

— Квентин, я сейчас умру, — с жаром пригрозила Бранди.

— Да, я знаю, солнышко. — Он не сводил глаз с ее лица, изменившегося от страсти, и старался запомнить эту благословенную минуту, которой никогда не суждено повториться. — Но не так, как ты думаешь. — Квентин покрыл поцелуями ее шею и припал к груди. — Смерть, которую я имею в виду, наступает от удовольствия.

Бранди невольно застонала, хотя прикусила губу, стараясь заглушить стон.

— Не надо, — приказал Квентин. — Я хочу слышать каждый твой вскрик, каждый умопомрачительный стон. — Его язык обжигал огнем розовую вершинку ее груди.

— Что хуже, — задыхаясь, спросила Бранди, — умереть от опустошения или от невыносимо острого удовольствия? Квентин улыбнулся, прижавшись лицом к ее груди.

— Тут не о чем спорить, моя маленькая проказница. — Он начал ласкать вторую грудь, уделяя ей не меньшее внимание, чем первой, — Позволь, я тебе докажу.

— Я… — Бранди пыталась найти слова, чувствуя острую потребность в чем-то и не зная, как избавиться от боли.

— Откройся. — Квентин хотел, чтобы она не сжимала так сильно ноги. — Дай мне дотронуться до тебя.

— Я умру.

— Не умрешь. Доверься мне. — Он целовал трепетную жилку на ее шее, зардевшиеся щеки, разомкнутые губы. — Откройся мне, солнышко, — прошептал он у самого ее рта. — Сейчас. Отдай мне всю себя.

Бранди сразу подчинилась, расслабив ноги, и невольно вздрагивала от ожидания.

— Да… вот так. — Квентина самого била дрожь, и он с трудом говорил. — Бранди…

Его пальцы нашли ее влажную, мягкую, трепетную плоть, готовую к ласкам. Из груди Квентина вырвался хриплый стон, и в ту же секунду Квентин понял, что страсть, которую он знал до сих пор, навсегда для него изменилась. До его помутненного сознания донесся безудержный стон Бранди, и он почувствовал, как в спину впились ее ногти. Но он мог сейчас думать только о том чуде, которое совершалось в ответ на его ласки. Бранди, сама того не подозревая, каждым своим движением заманивала его дальше, умоляя взять все.

— Я… — Бранди облизнула пересохшие губы. — Квентин, я не знаю, что происходит… я… — Она невольно затрепетала под его рукой.

— То, что происходит, это рай, — объявил он, находя и поглаживая тугой бугорок, истомившийся по его ласке. — Больше чем рай.

— Квентин… — Ее тело двигалось как бы само по себе, и Бранди, ничего не понимая, припала к Квентину, испугавшись собственной беспомощности.

— Не бойся, — попытался успокоить ее Квентин. — Прислушайся к себе, солнышко. Так все и должно быть.

Она инстинктивно выгнулась под ним раз, второй, — глаза ее раскрылись от удивления и шока. А Квентин ни на секунду не прекращал своих ласк, все ближе и ближе подталкивая ее к бездонной пропасти чувственного забытья.

И Бранди не выдержала.

— О… Боже. — Она изогнулась дугой, и Квентин понял, что ему никогда не забыть выражения совершенного восторга, промелькнувшего на ее лице, прежде чем она шагнула через край и изведала изумительное освобождение от оков, при этом ее тело так чувственно сжало его пальцы, что он бы тоже бросился в пропасть, если бы не был целиком захвачен тем, что с ней происходит.

Ни один любовный экстаз, даже его собственный, никогда не был таким упоительным.

— Квентин, — благоговейно прошептала Бранди, постепенно возвращаясь на землю, дрожа от пережитого восторга и удивленно глядя ему в глаза.

— Ты еще изумительнее, чем то, что сейчас произошло, — пробормотал он и снова поцеловал ее, продолжая ласкать.

Бранди вдруг поняла, что на этом он решил остановиться.

— Ты говорил — все или ничего, — прошептала она, потянувшись к нему. — Я хочу все.

— Я тоже. — Он чуть отстранился и, не дав ей возможности возразить, поправил на ней одежду. — Но только ты можешь дать ответ — будет у нас все или нет.

— Я? — Она оттолкнула его руки и крепко обхватила широкие обнаженные плечи. — Но я ведь тебе уже ответила.

— Этого не может быть. — Квентин повернул голову и нежно поцеловал ей руку. — Потому что мне еще предстоит спросить тебя. — Он снова посмотрел ей в глаза и обхватил ладонями зардевшееся лицо. — Брандис Таунзенд, ты выйдешь за меня замуж?

— Выйду ли я… — Она замолчала, не в силах произнести слова, чтобы они не исчезли. Квентин нежно улыбнулся:

— Я люблю тебя, солнышко. Мне нужно знать, что ты получила от жизни то, что я тебе всегда желал, — мужа, который возрадуется твоему веселому нраву, пробудит в тебе страсть и станет заботиться о тебе до конца дней.

Поэтому, если мне повезло быть этим счастливчиком, скажи мне. Потому что единственный способ заполучить «все», чего мы оба жаждем, — это надеть тебе на палец кольцо.

— О… Квентин. — У нее перехватило дыхание. — Я грежу?

— Грезишь, да, но наяву. Я тоже. — Он погладил лицо Бранди, упиваясь ее радостью и удивлением. — Но я повторю, наше будущее находится в твоих руках. Я хочу соединить свое сердце, и душу, и тело с твоими. Ты сделаешь мне этот дар… окажешь мне честь стать моей женой?

В глазах Бранди вспыхнул лучистый фейерверк.

— Я никогда не думала, что этот день наступит. Быстро скажи мне еще раз, что я не сплю.

— Ты не спишь, — с серьезным видом заверил он.

— Слава Богу. — Она приникла к нему. — Да. — Бранди поцеловала его теплое плечо. — Да, я выйду за тебя. Да, я стану твоей женой. Да. Да. Да.

Квентин обнял любимую и зарылся лицом в ее волосы.

— Господи, я люблю тебя, солнышко. Как я мог притворяться, что это не так, перед нами обоими? — Он усмехнулся. — Ты была права. Я действительно чертов дурак. Никто, кроме тебя, не смог бы заставить меня почувствовать такое… несравнимое, непереносимое счастье.

Бранди отпрянула, от восторга у нее закружилась голова.

— Вы опять ошиблись, милорд. Вы больше не дурак, и мне еще только предстоит сделать вас несравнимо и непереносимо счастливым… по крайней мере не в ближайшем будущем. Но считайте, что вы предупреждены: я собираюсь исправить это упущение и сделать вас таким счастливым, что вы даже не в состоянии представить. И еще одно. Теперь, когда мое обучение завершено благодаря чуду, которое я испытала в ваших руках, я намерена покончить с вашим железным самоконтролем, капитан Стил.

Квентин улыбнулся соблазнительной улыбкой, от которой Бранди почувствовала дрожь во всем теле.

— Буду с нетерпением ждать, — хрипло пробормотал он. — Что касается твоего обучения, поверь мне, солнышко, оно далеко не полное. Но считай, что ты получила своевременное предупреждение. — Он нашел пульсирующую жилку на ее шее, произнося те же слова, которые только что услышал. — Я намерен исправить это упущение и сделать тебя такой счастливой, что ты даже не в состоянии представить. — Он коснулся ее губ в неторопливой, но пылкой ласке. — И это, любовь моя, я тебе обещаю.