— Я уже знаю, кто он. Только не вполне понимаю, чем он занимается, — ответила Ноэль. — Что же касается моего возвращения домой, то не стоит об этом беспокоиться. Мы с Хлоей разработали план моего возвращения таким образом, чтобы меня не обнаружили. Гораздо важнее сейчас поговорить. — Она провела рукой по его щеке. — Я хочу знать все. Но сначала позволь сказать кое-что и мне. Ничто из того, что ты собираешься мне открыть, не изменит моих чувств к тебе. Ничто!

Глаза Эшфорда снова потемнели, на этот раз скорее от удивления, чем от страсти.

— Твоя вера повергает меня в смятение, — пробормотал он, гладя ее волосы. — Я люблю тебя. Буря'

— И я тебя люблю.

Ноэль уютно устроилась, положив голову ему на грудь и чувствуя себя опьяненной счастьем, удовлетворенной их близостью и, увы, чрезвычайно заинтригованной. Ее любопытство было возбуждено до предела, хотя, к ее облегчению, беспокойство по поводу того, что он собирался ей рассказать, в значительной степени улеглось.

— Итак, почему ты украл эту картину? И кто ты на самом деле? Кому предназначаются эти деньги?

— А ты уверена, что я не собираюсь оставить их себе? — Он бросил на нее вопросительный взгляд.

— Совершенно уверена, — ответила Ноэль, опуская голову ему на плечо. — Ты никогда бы этого не сделал.

— Но я вор. И ты видела это сегодня ночью собственными глазами.

— Вор крадет для себя. А ты — нет. Я не поверю этому. Итак, ты не ответил на мой вопрос: почему ты украл эту картину? Это как-то связано с Бариччи? С твоим желанием перехитрить его? И какое это имеет отношение к твоему отцу?

Она прочла в его глазах изумление, но он не собирался отпираться ни от чего.

Эшфорд привлек ее к себе, обнял и прижался подбородком к ее голове:

— Итак, я готов доверить тебе не только свою тайну, но и свою жизнь. И не важно, открывал ли я ее кому-нибудь прежде. Но я был напуган до смерти твоим появлением. Я испугался, что ты можешь пострадать. Ты такая бесстрашная и бесшабашная маленькая глупышка. Ты хоть имеешь представление о том, что могло с тобой случиться там, в той части Лондона?

— Я старалась не привлекать к себе внимания, — запротестовала Ноэль, понимая правоту Эшфорда. Но такова уж была ее прямая и честная натура, что она не могла скрыть от Эшфорда ничего. — Я готова признать, что вела себя рискованно. Но разве тебе не понятно почему? Я не могла позволить тебе воздвигнуть между нами стену до того, как мы стали тем, чем стали. А ты не хотел со мной поделиться. У меня не оставалось выбора, мне пришлось последовать за тобой и увидеть своими глазами, в чем ты замешан.

— Знаю ли я тебя? — Он вздохнул: — Ничуть. Я должен был предвидеть, что ты никогда не примиришься с моим решением оградить, защитить тебя от моего прошлого. От опасности.

— Но ведь это не только твое прошлое. Это и настоящее.

— Нет. Нет, после сегодняшнего вечера так больше не будет. Сегодня, как я обещал тебе, я с этим порываю. — В его тоне прозвучала абсолютная убежденность.

— Я тебе верю, — отозвалась Ноэль. — Но я понимаю и другое: это твое занятие сыграло решающую роль в твоей жизни и оказало на нее огромное влияние. Это часть жизни того мужчины, которым ты стал. И поэтому это часть и моей жизни тоже.

— Согласен. — Эшфорд кивнул, — И потому я решил рассказать тебе обо всем, не опуская ничего. — Он откашлялся, прочищая горло: — Ты спросила меня, имеет ли моя деятельность отношение к Бариччи. И мой ответ — да, имеет. И к нему, и к другим таким же, как он, мерзавцам. Имеет ли она отношение к моему отцу? Имеет. И это тоже весьма существенно. — Эшфорд набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул' — Что тебе известно о бандите по прозвищу Оловянная Кружка?

Ноэль изумленно моргала, пытаясь понять, чем Вызван столь странный вопрос.

— То же, что известно всем. Он легенда. Более сорока лет он раздает деньги тем, кто в них нуждается. — Она умолкла, и глаза ее широко раскрылись: — Так ты работаешь с ним? С Оловянной Кружкой?

— Да, и весьма в тесном контакте. Я его сын. В воздухе повисло молчание.

— Господи! — Ноэль попыталась принять сидячее положение. Ум ее лихорадочно работал, складывая воедино все части головоломки. — Как же я могла быть такой дурой?

— Ты далеко не дура, любовь моя. — Едва заметная улыбка тронула губы Эшфорда. — Ты невероятно умна. Мой отец — отличный актер. Он почти полвека дурачил всю страну, всех, кроме моей матери. И все же с самого начала ты почувствовала, что с ним что-то не то. И со мной тоже.

Ноэль пыталась вспомнить все, что ей было известно об Оловянной Кружке, все, что она узнала и прочитала о нем раньше.

— Этот бандит, то есть твой отец, имел обыкновение отбирать драгоценности у недостойных богачей и отдавать полученные за них деньги бедным, оставляя их в оловянной кружке. , — Ну, примерно так… Потом он встретил мою мать.

— И покончил с грабежами?

— В некотором роде. Сначала его партнером и помощницей была моя мать, до тех пор пока не были зачаты я и Джульетта.

Брови Ноэль изумленно поднялись.

— Твоя мать — еще более замечательная женщина, чем я предполагала.

— Это еще очень слабо сказано. Но грядущее материнство и отцовство изменило планы моих родителей. Они расстались с опасными сторонами своего ремесла и всю свою энергию посвятили сбору средств, чтобы легальным путем наполнять оловянные кружки и оставлять их беднякам.

— И они делают это и по сей день, — подытожила Но-эль, наконец поняв все. — Поэтому, когда ты стал старше, когда ты возмужал, ты взял на себя активную часть их ремесла, а они, разумеется, остались твоими советчиками.

— Да, отчасти, — уточнил Эшфорд. — Только вместо драгоценностей я отбирал у недостойных богачей картины. Но никто не подозревал, что «бандит» изменил профиль своей деятельности.

— Но Бариччи то знает, как обстоят дела, и, должно быть, зеленеет от злости, понимая, что его кто-то обставляет в сфере его деятельности. Как я понимаю, прежде у тебя были и другие соперники на этом поприще.

Эшфорд не отвел взгляда. Он твердо решил рассказать Ноэль все, что обещал, ничего не утаивая.

— Я не ограничивался вымогателями и мошенниками. Я грабил и тех, кто не был преступником в буквальном смысле слова и чьи грехи заключаются не в нарушениях закона, а в алчности, жестокости, полном бессердечии.

— Могу себе представить, — заметила Ноэль, — какое торжество ты испытывал, вспоминая, как наказал негодяев, от которых в молодости страдал твой отец. Это многое объясняет — твой гнев, когда ты говоришь о таких мерзавцах, как Бариччи, а также то, что твой отец получает информацию раньше полиции. — Она снова помолчала. — А как же насчет твоих обязательств, о которых ты говорил? Ведь речь идет о верности твоему отцу и ради него ты обязан соблюдать тайну.

— Да, и вчера в Маркхеме я получил отпущение.

— Вовсе нет! — Ноэль облизнула губы кончиком языка. — Эшфорд, я понимаю тебя лучше, чем ты сам. Сейчас ты воображаешь, что с прошлым покончено раз и навсегда. Но я вовсе не уверена, что тебе это удастся. Да, ты свободен от обязательств, но как быть с беспокойством, которое будет постоянно снедать тебя? В таком образе жизни есть своя притягательность, азарт, и сегодня вечером я почувствовала это в тебе. Неужели ты и впрямь готов расстаться с этой волнующей жизнью, с этим ощущением торжества, которое ты испытываешь всякий раз, когда тебе удается перехитрить какого-нибудь отпетого негодяя?

— Безусловно, — ответил Эшфорд.

— Но… — Ноэль схватила его за руку.

— Послушай меня, Ноэль. — Он снова привлек ее к себе, перебирая пряди ее волос. — Я ничего не отвергаю. Просто возбуждение одного рода заменяю другим. — Его губы легонько коснулись уголка ее губ. — Поверь мне, я знаю, что делаю. В тебе, моя дорогая, весь восторг и все волнение, которое я способен испытать, которого я хочу и в котором нуждаюсь. Правда, иногда случается, что я не могу с тобой справиться. Сегодня я чуть не упал замертво, когда ты вдруг появилась из-под попоны и я понял, какой опасности ты подвергала себя. Теперь Ноэль почувствовала в его тоне полную убежденность, и ее захватила жгучая радость. Он полностью уверен в себе. Он знал, что говорит. И он принадлежит ей. Она ощутила огромное облегчение и улыбнулась ему.

— В таком случае мне придется подумать о более приемлемом способе подарить тебе необходимые волнение и азарт, чтобы приводить на грань обморока. — Она обвила руками его шею. — Что скажешь?

Эшфорд повалил ее на спину.

— Я скажу «да»! — Он наклонился, чтобы поцеловать голубую жилку у нее на виске. — Но мы еще не закончили разговор, — напомнил он ей.

Его губы проследовали вниз по ее шее и остановились на ложбинке между грудями.

— Мы закончим разговор завтра, — пробормотала Ноэль. Тело ее уже вновь пробудилось для ласк. — Как я уже говорила тебе в Маркхеме, беседовать можно и при свидетелях, но есть вещи, который при свидетелях делать нельзя. Поэтому наш разговор можно отложить…

Ее фраза завершилась стоном, когда Эшфорд, нагнувшись к ней, захватил губами ее сосок.

— Это именно то, что чувствую и я, — прошептал он.

На этот раз он не спешил, стараясь продлить изощренными ласками ее томление, и ласки эти походили на сладостные пытки. Его язык дразнил ее розовый сосок. Его губы ритмично захватывали и выпускали его, пока Ноэль не почувствовала, как где-то глубоко внутри ее тела завязался тугой клубок, и страсть ее была острее, чем прежде. Теперь ее невозможно было сдерживать, жаркую и непреодолимую, теперь, когда ее тело познало наслаждение. Эшфорд тоже это почувствовал, потому что он издал глухой возглас и принялся ласкать другую ее грудь, и эти сладостные и мучительные ласки вызвали у нее столь бурный отклик, 'что тело ее начало непроизвольно извиваться под ним и ее бедра бешено заработали, производя волнообразные движения. Он продолжал покрывать поцелуями все ее тело, удерживая ее бедра, потом встал на колени между ее широко разведенными ногами. Подняв ее ноги и положив их себе на плечи, он прошептал:

— Ты моя, навеки моя, Ноэль, — и с этими словами прильнул к ее лону самым нежным, волнующим и страстным поцелуем. Его язык ласкал ее нежную плоть снова и снова, а губы, захватив бутон ее женственности, слегка потянули его к себе.

Волны почти непереносимого наслаждения пронизывали тело Ноэль, и, изогнувшись дугой, она вскрикнула, а язык Эшфорда проникал в нее все глубже и глубже. Его губы обжигали ее, и она молила его прекратить эту сладостную пытку, остановиться, а потом, противореча себе, — чтобы он продолжал ее ласкать. Ощущения, которые она испытывала, были столь острыми, что она уже едва переносила их, почти теряя сознание, Эшфорд не обращал внимания на ее мольбы. Он завладел ее руками, продолжая свою чувственную атаку — его губы и язык продолжали ласкать ее, доводя до исступления. Пик наслаждения застиг ее неожиданно, и спазмы, сотрясавшие ее тело, были настолько сильными, что она не могла даже вздохнуть. Эшфорд переживал этот экстаз вместе с ней — его рот был прижат к ее разгоряченной плоти, и он вкушал ее и разделял ее восхитительные содрогания и наслаждался ими. Наконец наслаждение стало угасать, и Ноэль медленно опустилась с небес на землю, хотя пока еще продолжала дышать часто и неровно, вздрагивая всем телом. Эшфорд покрывал нежными поцелуями внутреннюю поверхность ее бедер и, поднимая голову, окидывал ее взглядом счастливого обладателя.

— Твой вкус и аромат опьяняют, я никогда не смогу пресытиться тобой.

На ее губах расцвела томная улыбка:

— Надеюсь, что так оно и будет.

— А я в этом уверен.

Он целовал ее щеки, переносицу, подбородок, радуясь ее ощущениям, ее полной раскованности и с видимым усилием стараясь обуздать собственную страсть.

— Отдохни немного.

— Нет, — покачала она головой и потянулась к нему, погладила его плечи, затылок, ее ладони скользнули ниже. Она провела руками по его мускулам, по мощным бицепсам. Они были напряжены, и время от времени по ним пробегала дрожь. От его тела исходили сила, опаляющий жар, и, несмотря на свою неопытность, Ноэль поняла, что это значит и как можно его утолить и остудить.

— Я не желаю отдыха, — прошептала она, проводя пальцами по его соскам.

— Не делай этого, Ноэль!

Он вздрогнул, стараясь взять себя в руки, преодолеть яростное желание, вновь овладевшее им.

— Я хочу этого так же, как и ты, — прошептала она, и ее рука спустилась по его животу и принялась ласкать его пульсирующий орган.

— Боже! — Он невольно рванулся к ней. — Не делай этого, любовь моя! Не надо! — Последовал новый рывок. — Тебе будет больно. И я еще должен отвезти тебя домой. — Его слова сменились глухим стоном.

— Мне не настолько больно. Не спорь со мной. Она продолжала свое исследование, восхищаясь твердостью и гладкостью этой стали, заключенной в бархатные ножны. Он был огромным, влажным, пульсирующим, и она ощутила его отчаянную потребность в ней.

— Ты великолепен, — прошептала она. Эшфорд что-то процедил сквозь зубы.

— Сколько времени у нас осталось? — спросил он, переменив позу и отдаваясь ласке се пальцев, обвившихся вокруг этого мощного, как ствол дерева, органа.

— Окно Хлои останется открытым до рассвета. Ее пальцы продолжали гладить бархатистый кончик'его фаллоса, впитывая выступившие на нем капельки влаги, показавшиеся ей похожими на капли ночной росы.

— Еще совсем темно. В это время года солнце всходит очень поздно. У нас есть еще по крайней мере три часа.

— Три… часа. — Еще одно мощное содрогание, и его член стал рефлекторно двигаться, зажатый в ее ладони. Он с трудом сдерживался, чтобы не погрузить его глубоко в ее тело. И на этот раз битва была им проиграна, едва она подняла навстречу ему бедра, дразня и соблазняя его видом своей нежной и желанной плоти.

— Ты сводишь меня с ума, — пробормотал он, убирая ее руку и раздвигая ее бедра движением своих. — Нет, ты еще не оправилась от нашего первого соития. Я должен подождать. Черт возьми! Мне вообще не следовало торопиться с этим, а подождать до нашей брачной ночи.

Он овладел ею бережно и медленно, идя вглубь дюйм за дюймом.

— Господи, Ноэль, с тобой я потерял рассудок, потерял способность соображать.

Он скрипнул зубами и откинул голову назад, когда ее влажная жаркая плоть сомкнулась, затягивая его в свою все еще трепещущую от пережитого наслаждения глубину. Ноэль вскрикнула снова, но не от боли, и подняла колени выше.

— Эшфорд…

Это было невероятно, но ее тело снова пробудилось, снова жаждало его. Она обвилась вокруг него, и ее ритмичные содрогания затягивали его, мучая и даря наслаждение.

— О Боже!

Он уже не мог больше сдерживаться. Его руки скользнули под колени Ноэль, полностью раскрыв ее, и он зарылся в нее глубоко-глубоко.

— Любовь моя, прости меня, — прошептал он, обрушивая на нее всю силу своей страсти. — Господи, Ноэль…

Он потонул в наслаждении. Его красивое лицо было искажено, они уже независимо от своей воли приближались к завершению. Ноэль не разжимала объятий, и каждое его движение в ее теле вызывало ответ не только тела, но и сердца, и души. Она разделяла его бездонное и неугасающее желание, всепоглощающую страсть, которую она сумела в нем разбудить. Они одновременно испытали вершину наслаждения. Ноэль, задыхаясь, выкрикивала его имя. Ее тело сотрясали отчаянные конвульсии, когда произошло излияние его семени, в самой сердцевине ее существа. Они лежали на подушках, обессиленные, и их сердца бились в унисон — как одно. Их окутывала темная дымка, будто время остановилось и мир вокруг них замер. На этот раз Ноэль пошевелилась первая. Она уткнулась лицом в плечо Эшфорда, чувствуя, как по щекам ее льются слезы. Эшфорд тотчас догадался о ее состоянии. Его тело напряглось. Он поднял голову, ощутив влагу на своей щеке. — Я сделал тебе больно?

— Нет, — покачала головой Ноэль. — О, нет.

— Тогда почему ты плачешь? Она смотрела на него, с пронзительной нежностью, надрывавшей сердце.

— Потому что я люблю тебя, — прошептала она. — Я так тебя люблю!

Эшфорд молчал. Его потемневшие глаза, казалось, читали самые потаенные ее мысли.

— Я хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь, — сказал он, отирая ее слезы. — Я хочу иметь от тебя детей. Я хочу состариться с тобой.

Заключив се лицо в ладони, он нежно коснулся губами ее губ:

— Я люблю тебя, Буря. Никогда не забывай об этом.

Сегодняшняя ночь — только начало.

«Сегодняшняя ночь — только начало». Эти слова снова и снова звучали в ней. Как и все остальное, что они пережили вместе. Она вспоминала об этом все следующее утро до тех пор, пока новый день не вступил в свои права. Она ощущала слабость и вялость в мышцах, будто они расплавились и стали студенистыми. Голова болела, потому что в эту ночь она спала не более двух часов, а в глазах ощущала жжение. И все же никогда в жизни она не чувствовала себя лучше, волшебнее. Ноэль улыбнулась и прислонилась головой к оконной раме. Месяц. Эшфорд был намерен жениться на ней через месяц. Улыбка Ноэль вновь померкла. Бариччи был самым серьезным препятствием на ее пути к счастью. Она знала, что пока они не найдут способа вывести его на чистую воду, пока он не будет осужден и заключен в тюрьму, ни она, ни Эшфорд не смогут освободиться от своего прошлого. Правда заключалась в том, что у них обоих были счеты с Франко Бариччи и оба хотели с ним расквитаться. Это бы освободило их от духов прошлого.

— Ноэль! — Хлоя подошла к ней сзади, прошептав ее имя на ухо.

Она вздрогнула от неожиданности. — Ты так ничего мне и не рассказала, после того как на рассвете прокралась в дом через мое окно. Я ничего не хочу у тебя выпытывать, но, право же, кое-чем ты могла бы со мной поделиться, ведь я едва не умерла от тревоги за тебя. Ты явилась домой за каких-нибудь двадцать минут до пробуждения слуг. Я уже представляла папу на лихом коне, пронзающего Эшфорда копьем прямо на нашем газоне.

Прыснув, Ноэль повернулась к сестре и взъерошила ее волосы.

— Твоя фантазия расцветает с каждым днем все более богатым и пышным цветом. Мне жаль тебя разочаровывать — не будет ни лихих коней, ни мечей, ни копий, ни даже скучной старомодной дуэли. — Она скорчила гримаску: — Но я точно рассчитала время. До минуты. Верно?

— Конечно. Тебе это блестяще удалось. Ноэль ощутила, как к сердцу ее подкатила волна нежности к Хлое при виде ее встревоженного личика.

— Ночь была чудесной. Волшебной! Благодаря тебе. Разве я не сказала, как я тебе благодарна за помощь? Без тебя все это стало бы невозможным. Или на нас обоих, Эшфорда и меня, пал бы гнев папы, а это не менее страшно, чем его меч.

Хлоя хмыкнула и спросила: — Тебе удалось спасти Эшфорда от неприятностей?

— Да, и поверь мне, что ситуация оказалась почти такой мрачной, как я тебе описала. Я же повела себя изобретательно и почти героически. Но главное вот что, и ты имеешь право узнать это первая: Эшфорд вот-вот приедет сюда просить у папы моей руки.

Лицо Хлои осветилось радостью. — О Ноэль! Я так рада за тебя! Я просто счастлива? — Она бросилась обнимать сестру. — Не могу этому поверить! Моя сестра станет замужней дамой.

— Тише! — Ноэль приложила палец к губам, стараясь утихомирить Хлою. — Папа не знает, что Эшфорд попросил моей руки. Я боюсь, что он спросит, когда это случилось. А в нашем случае лучше проявить осторожность, чем честность. Папе было бы больно услышать правду. И я не уверена, что объяснения помогли бы. Я знаю только, что папа всегда старается защитить меня, а это исключительный случай, когда я должна защитить его.

Хлоя со свойственным ей, благоразумием кивнула:

— Согласна.

— А вот и вы! — В гостиную вошла улыбающаяся Бриджит. — Я должна была бы догадаться, что вы будете принимать солнечную ванну вместе с Бурей. — Ее взгляд обратился к Ноэль: — Ты здесь с самого завтрака?

— Да, мама. — Ноэль склонила головку. — А что? Ты меня искала?

— Откровенно говоря, да. — Бриджит приблизилась и нежно обняла Хлою. — Дорогая, я должна поговорить с твоей сестрой без свидетелей. Нам с ней надо обсудить несколько важных вопросов, касающихся приближающегося сезона. Ты нас извинишь?

— Конечно. — Хлоя бросила быстрый взгляд на сестру. Эта просьба матери оставить их с Ноэль наедине несколько необычна. Но похоже, у матери было отличное настроение. Значит, эта ее просьба не таила никакой угрозы и не имела отношения к ночной авантюре. — Я пока закончу роман, который читаю, — сказала Хлоя» направляясь к двери.

Бриджит выждала, пока Хлоя выйдет. Потом закрыла дверь и приблизилась к Ноэль.

— Ты выглядишь усталой, — сказала Бриджит нежно, показывая на темные круги под глазами Ноэль. — Похоже, ты мало спала.

— Честно говоря, это так, — ответила Ноэль, поеживаясь и пытаясь понять по лицу матери, таит ли этот разговор опасность.

— Я тоже, — призналась Бриджит. — По правде говоря, я очень беспокоилась. Сначала и сама не могла понять почему. Я очень устала. Путешествие из Дорсетшира, потом несколько дней, пока мы распаковывали вещи. И все же я забылась сном всего на несколько коротких часов, и сон мой был прерывистым и не слишком крепким. Я встала до рассвета и пошла на кухню приготовить себе чай. Выпила чашку чаю здесь, глядя в окно на рассвет.

Ноэль опустила голову, теперь сообразив, что мать хотела ей сказать.

.-Ты меня видела, — тихо сказала она, гадая, что можно рассказать матери из того, что с ней случилось. Она не могла сказать, что раскаивается, — ведь она провела лучшую в своей жизни ночь. Не могла и лгать: между ней и Бриджит всегда были особые отношения — полного доверия и откровенности. Так что же ей сказать?

— Ноэль! — Бриджит приподняла головку дочери за подбородок, и их глаза встретились. — С тобой все в порядке?

— О мама! — Ноэль проглотила образовавшийся в горле комок. — Со мной не просто все в порядке. Мне очень, очень хорошо!

На глазах Бриджит показались слезы, но она не позволила им пролиться.

— Эта ночь оправдала твои надежды? — Больше, чем я могла мечтать, — прошептала Ноэль.

— И между вами не осталось никаких тайн? Никаких секретов?

— Никаких! Все это в прошлом!

— Я знала, что так и будет! — Бриджит улыбнулась,

— Мама, — начала Ноэль, лотом прикусила губу, ища подходящие слова. — Я так люблю тебя и папу! Я бы никогда и ни за что не причинила вам горя. Но… — Но ты любишь и Эшфорда, — закончила за нее Бриджит, и в глазах ее сквозь слезы блеснули понимание и радость за дочь. — Что вполне естественно. — Она взяла руки дочери в свои. — За любовь не стоит извиняться, Ноэль. Не надо ее стыдиться, — добавила она тихо. — Мы с папой всегда надеялись на это и молили Господа, чтобы ты нашла свое счастье. А изъявление любви — это самое лучшее, что может быть на свете. Это когда человек встречает чудо и понимает, что это чудо принадлежит ему.

Видя изумление на лице дочери, Бриджит не могла сдержать улыбки и почувствовала, что улыбается.

— Представь себе, что я не только твоя мать, дорогая, но и женщина. А этот невероятно прекрасный мужчина, охраняющий тебя, как свирепая медведица охраняет своего детеныша, не только твой отец, но и мужчина. И нам знакомо чувство любви, и мы знаем, что это значит — влюбиться.

Глаза Ноэль стали огромными.

— И папа знает?

— Нет. — Бриджит решительно покачала головой. — Он не настолько свободомыслящая личность. Он бы запер тебя, а Эшфорда застрелил бы, если бы узнал. Нет, это останется между нами.

Они рассмеялись, и Ноэль обхватила мать руками и крепко сжала в объятиях:

— О мама, это было чудом! Эшфорд нежный и романтичный, и он попросил меня выйти за него замуж, — продолжала она шепотом. — Сегодня утром он придет поговорить с папой.

Лицо Бриджит осветилось счастьем, теперь она была похожа на сияющую восторгом юную девушку.

— Тогда я предлагаю начать готовиться к свадьбе. Они были глубоко погружены в свои планы, когда Блэйдуэлл постучал в дверь гостиной:

— Простите, миледи, но здесь джентльмен, и он хочет видеть леди Ноэль. Это…

— Эшфорд! — воскликнула Ноэль, не дожидаясь, пока дворецкий закончит свою речь. Она бросилась из комнаты, чуть не опрокинув Блэйдуэлла, и промчалась через холл, где чуть не налетела на… Андре Сардо.

— Боже, Боже! Я уже должен был бы привыкнуть к столь бурным приветствиям, — рассмеялся Андре, обнимая Ноэль за талию, чтобы не дать ей упасть. — Я в восторге от того, что вы так рады меня видеть.

— Андре! — Уже произнеся его имя, Ноэль заметила нотку разочарования в своем голосе. Но она ничего не могла поделать. И более того, не могла заставить себя перестать оглядываться по сторонам в надежде на то, что увидит еще одного визитера или экипаж, подъезжающий к дому. Но подъездная аллея была пуста.

— Похоже, что вы ожидали другого гостя. Ноэль вздрогнула, уловив интонации гнева в его голосе. — Да… нет.. — пролепетала Ноэль;

— Так что же, eherie? — спросил ой ледяным тоном. — Да или нет?

Ноэль кляла себя за несдержанность. Она могла быть влюблена, но не должна была терять головы. Рассердить Андре в такой момент, когда они были готовы уличить Бариччи, было непростительной ошибкой.

Она перевела дух и заставила себя улыбнуться;

— Откровенно говоря, я ждала свою модистку. Она должна быть здесь с минуты на минуту с моим новым платьем, и я… — выпалила Ноэль, стараясь придать своему тону как можно больше искренности и с покаянным видом трогая его за рукав. — Простите меня. Вам все это неинтересно, Андре. Извините мои дурные манеры. Дело в том, что скоро начнется бальный сезон, и я с каждым днем волнуюсь все больше.

— Понимаю, сherie, — пробормотал он, но вид у него оставался обиженным и недоверчивым. Он прикрыл ее руку своей ладонью, и после ночи, проведенной с Эшфордом, это прикосновение показалось ей невыносимым. Ноэль пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не отшатнуться.

— Горю желанием пригласить вас, — только и смогла она вымолвить, — но, увы, буду занята весь день примеркой и подгонкой новых туалетов. Видя, как мрачно он сжал губы, она принялась мучительно соображать, как смягчить и успокоить его, а главное — выпроводить из дома до появления Эшфорда.

— У меня появилась мысль — нашлась она наконец. — Почему бы завтра нам не отправиться в галерею Франко? Если, разумеется, вы свободны. У меня нет никаких планов, и уверена, папа разрешит мне выйти из дому на часок-другой.

«Господи, помоги Эшфорду за это время выяснить, кто купил сережки, и убедить полицию повторно допросить Бариччи», — мысленно молилась она.

— Отличная мысль! — просиял Андре. — Отправимся сразу же после обеда. Вам подойдет, скажем, два часа дня?

— Прекрасно, — отозвалась Ноэль, оттесняя его к двери. — Я жду момента, когда смогу полюбоваться вашими чудесными картинами.

Андре поднес ее руку к губам:

— В таком случае я покидаю вас. An revoir, cherie.

Закрыв за ним дверь, Ноэль в изнеможении прислонилась к косяку и вытерла о платье руку, к которой только что прикасались его губы. Этот фарс, который она играла, становился для нее все более тягостным.

Не прошло и трех минут, как раздался стук в дверь, и, сделав Блэйдуэллу знак удалиться, Ноэль сама бросилась открывать.

На пороге стоял мрачный как туча Эшфорд.

— Слава Богу! — приветствовала его Ноэль, едва обратив внимание на его очевидное недовольство.

Он вошел, в сердцах захлопнув за собой дверь, и тут же схватил Ноэль за плечи:

— Я видел, как уезжал этот сукин сын. Я ждал, пока он уберется вон. Что он здесь делал? Я думал, твой отец запретил ему являться еще несколько дней. Что, этот негодник не умеет считать?

Ноэль пожала плечами — она была удивлена неожиданным визитом художника не меньше Эшфорда. А уж о своих планах встретиться с Андре на следующий день она даже не знала как и заикнуться.

— Если ты уже сейчас вне себя от ярости, то не знаю, что с тобой будет через минуту, — объявила она бесстрашно.

— Не могу дождаться этой минуты.

— Так вот слушай. Когда Блэйдуэлл объявил о приходе гостя, я думала, что это ты, и побежала навстречу. Оказалось, что это Андре — Мне не удалось скрыть своего разочарования. Он пришел в ярость, и мне надо было срочно что-то придумать. Я придумала, что сегодня у меня назначена встреча с модисткой и ему придется немедленно уйти. Он продолжал дуться, и мне пришлось сказать первое, что пришло в голову, чтобы поскорее избавиться от него. Я взяла и предложила ему завтра вместе посетить галерею Франко. — Ноэль бросила на Эшфорда испытующий взгляд, надеясь все же на понимание. — Вот если бы ты ко времени нашей встречи — а это в два часа пополудни — успел узнать, где и кем были куплены эти серьги, и поговорить с властями?..

К ее удивлению, Эшфорд рассмеялся:

— Для тебя — что угодно. — Он поднес ее руки к губам. — Ты заставляешь меня ходить на задних лапках. И как никто, можешь в минуту унять мой гнев… когда ты смотришь на меня своими удивительными сапфировыми глазами и излагаешь самый нелепый план, рожденный в твоей головке, я забываю, что зол на тебя. Ты пробуждаешь мой ум, сердце и душу!

— А тело? — спросила Ноэль с лукавой улыбкой.

— В этом нет ни малейшего сомнения, — охотно согласился он, и его жаркое дыхание коснулось кончиков ее пальцев, которые он поднес к губам. — И ты отлично знаешь, что для тебя я готов горы свернуть.

. — Но у тебя остается на эту гору только один день, — пробормотала Ноэль с озабоченным видом.

— Я уже провел кое-какие предварительные расследования об этих сережках с помощью своих не самых респектабельных знакомых.

— Когда? — спросила Ноэль. — Когда ты успел? — Недавно, но до одиннадцати часов вчерашнего вечера, — ответил Эшфорд, подмигивая ей. — У меня, правда, ничего не получилось. Нынче утром я обратился с официальным запросом ко всем уважаемым лондонским ювелирам, и результат был таким же — ничего.

Он разгладил пальцами морщинки, образовавшиеся на гладком лбу Ноэль. между ее изящно очерченными бровями.

— Не стоит так огорчаться, моя радость. Я ожидал этого. Вспомни, что эти сережки могли быть куплены где угодно — в Англии или за границей. Даже скорее всего за границей. Но я буду продолжать изыскания. А пока что навешу отдел расследовании при Скотланд-Ярде и сделаю это сегодня же, У меня там есть несколько влиятельных знакомых, с которыми мне уже приходилось работать. Попробую использовать н другие возможности, проверю, насколько правильно усыновлено время встречи Бариччи с леди Мэннеринг, а также насколько был обоснован страх, который Мэри заметила у своей госпожи в ночь ее убийства. И потом ты забыла о картине Гойи. Вэнли, я полагаю, уже сообщил о пропаже. Скотланд-Ярд непременно свяжет оба случая — похищение Гойи и Рембрандта, приписав вору и убийство леди Мэннеринг.

— Но ведь Бариччи не крал картины Грим, — прошептала Ноэль. — Ведь это сделал ты.

— Да, но полиции это не известно! И я все поверну так, дорогая, что полиция захочет снова допросить Бариччи. Жди завтра в галерее Франко и полицию, и меня в половине третьего. Я не оставлю тебя наедине с Сардо ни на минуту, даже в присутствии твоего верного стража Грейс.

— Ты и впрямь благородный рыцарь — защитник дамы. Благодарю тебя за то. что ты готов мчаться мне на пометь и спасти от лап похитителя, — улыбнулась Ноэль,

— Как это сделала и ты, — напомнил он ей, понизив голос. Прижался губами к ее ладони и запечатлел на ней самый пылкий поцелуй. — Я не так собирался приветствовать тебя после вчерашней ночи. — Голос его упал до едва слышного шепота: — Позволь мне начать сначала. Доброе утро, моя прекрасная возлюбленная. Последние пять часов вдали от тебя были для меня сущим адом. И я все это время заново переживал то, что случилось между нами: вкус твоих губ, аромат твоих волос, изумление в твоих глазах, когда ты стала моей. Ощущение твоей горячей влажной плоти, обнимающей меня, и то, как ты затрепетала, когда я овладел тобой, и то, как ты лежала в моих объятиях. Я помню все-все восхитительные подробности и мелочи. И вот сегодня утром я приехал поговорить с твоим отцом и представил, как ты идешь навстречу мне по проходу между рядами скамей, а церкви, идешь, чтобы стать моей женой. И я снова понял, что на меня снизошла Божья благодать. Я люблю тебя, Ноэль, даже больше, чем прошлой ночью.

Ноэль почувствовала, что слезы подступили к горлу. Эшфорд оглянулся по сторонам и, заметив, что холл пуст, привлек Ноэль к себе и поцеловал в губы. Это был страстный и властный поцелуй мужчины, считающего ее своей, мужчины, всего несколько часов назад овладевшего ею и любящего без памяти.

Ноэль схватила его за отвороты сюртука, и ее губы раскрылись для нового поцелуя.

— Пожалуй, надо остановиться, — пробормотал Эшфорд глухим голосом, усилием воли заставив себя оторваться от нее. — А то чего доброго, не дожидаясь брачной ночи, отнесу тебя в постель, вместо того чтобы идти в кабинет отца просить твоей руки.

— Я сказала уже маме и Хлое о наших брачных планах, — сообщила Ноэль.

— И?..

— Они в восторге.

— А мне ты предоставляешь Право сообщить об этом самому скептически настроенному члену семьи. Но ты не беспокойся, Ноэль, твой отец обрадуется этому известию не меньше, чем остальные. Обещаю! — Он провел пальцем по ее щеке. — Только позволь нам поговорить с ним с глазу на глаз.

Оправив юбки, Ноэль прошла через холл в кабинет отца, недоумевая, отчего это ее вдруг охватило такое смятение. Она знала, что Эрик принимал и любил ее такой, какой создала ее природа. Он прощал ее, когда она вела себя слишком вольно и даже дерзко. Но сейчас ей так хотелось получить его согласие на брак. Она жаждала его одобрения и благословения. Она хотела, чтобы он испытывал такую же радость, какую испытывала сама.

Глубоко вздохнув, Ноэль постучала в дверь его кабинета.

— Папа, это я. — Ноэль просунула голову в комнату. Он встретил ее нежной и радостной улыбкой;

— Вижу, вижу. Хочешь обсудить со мной какой-нибудь важный вопрос?

— Здесь Эшфорд, и он хочет тебя видеть. Что-то в ее тоне взволновали Эрика, он внимательно посмотрел на дочь:

— Он здесь? Ну что же, пришли его ко мне, Выйдя к Эшфорду, она кивнула на дверь отцовского кабинета:

— Он ждет тебя.

Эшфорд нежно поцеловал ее волосы.

— Перестань волноваться. Все будет хорошо. -Ободряюще подмигнув ей, он направился в кабинет.

— Входите, Тремлетт, — приветствовал его Эрик Бромли, поднимаясь из-за своего бюро и жестом приглашая гостя сесть. — Ноэль говорит, что вы хотите меня видеть. Это насчет серег?

Затворив за собой дверь, Эшфорд покачал головой:

— Нет, сэр, дело не в этом.

— Вы хотите поговорить о Бариччи?

— Нет, о Ноэль.

— О Ноэль! — Эрик подошел к столу и остановился, опираясь о него. — Я слушаю вас.

— Не буду ходить вокруг да окало, — начал Эшфорд, глядя прямо в глаза Эрику — Для вас не станет неожиданностью, если я скажу, что люблю вашу дочь, а она любит меня. Я готов предложить ей свою руку, себя и все, чего она заслуживает и чего, надеюсь, вы сами ей желаете. Я беру на себя обязательство любить ее и заботиться о ней всю жизнь. Итак, я пришел к вам просить руки Ноэль. — Тон Эшфорда после этой тирады утратил свою торжественность. — Я сделаю ее счастливой, лорд Фаррингтон, — просто произнес он. — Она будет со мной в безопасности. Я сумею дать ей пишу для ума и души. Сделаю так, что ее беспокойный дух всегда будет находить достойное дело. И что самое главное — я наполню ее жизнь такой любовью, что даже ее неугомонное сердечко будет переполнено ею. Даю вам слово, что все будет именно так.

— А как же насчет преград, которые вы постоянно упоминали в последнее время? — поинтересовался Эрик, пока что не выразив восторга по поводу всего услышанного.

— Они устранены. За исключением Бариччи. Как только я засажу его в тюрьму, со всеми моими обязательствами будет покончено. Все в моей жизни будет принадлежать Ноэль. Ноэль, ее детям и вашим внукам, которых мы подарим вам с графиней и моим родителям.

Эрик молча слушал Эшфорда, потирая сложенные на коленях руки одну о другую. На губах его заиграла ироническая улыбка.

— Вы успели вовремя, Тремлетт, — сказал он. — Я уже начинал, было думать, что мое первоначальное мнение о вас верно, а такой жених нам никак не подходил. Только очень надежный и волевой человек может сделать Ноэль счастливой, Ей нужен мужчина, не уступающий ей самой в остроте и цепкости ума и силе духа. Тот, кто может во всем быть ей ровней или даже на шаг опережать ее, если только это возможно… Я рад, что не ошибся в вас. — Он протянул Эшфорду руку. — Пусть даже я зря растратил сотни фунтов на платья и украшения для ее дебюта в свете, который так и не состоится, я не жалею об этом.

Эшфорд изумленно заморгал глазами, а потом расхохотался. Он ответил Эрику крепким рукопожатием.

— Благодарю вас, сэр. Рад, что оправдал ваши ожидания,

— Гораздо важнее, что вы оправдали ожидания Ноэль. — Улыбка Эрика стала шире. — А теперь пойдемте в гостиную, где, как я подозреваю, будущая невеста, ее мать и сестра ждут нашего появления и составляют список гостей. Бриджит, — он от души рассмеялся, — приступает к делу без промедления, когда речь идет об устройстве веселых праздников. Да и Хлоя не упустит случая предаться своим романтическим мечтам. Впрочем, у меня возникло предчувствие, что новость о. вашей помолвке для них не такая уж неожиданность.