– По первоначальным отчетам Лэффи кажется, что разработанный Александром план противостояния мятежникам водочного бунта пока что осуществляется успешно, – сообщил Дэн, врываясь в кухню и читая первый параграф статьи Лэффи в номере от 30 октября.

– В самом деле? – Джеки хлопотала у стола, впервые пытаясь без помощи Греты приготовить пироги с клубникой.

– Да, в самом деле. – Дэн вернулся к чтению. По правде говоря, ему доставляло огромное удовольствие увидеть напечатанной новую статью Лэффи. Продление карьеры Лэффи стоило Дэну больших усилий. Во-первых, ему пришлось уговорить Гамильтона в качестве награды за храбрость Джеки сохранить в тайне ее работу и не вмешиваться в нее. Затем он заплатил значительную сумму молодому посыльному Джеки, чтобы он хранил молчание. Парень с радостью согласился и сразу же уволился, так что теперь Дэн сам еженедельно доставлял статьи Джеки в редакцию «Дженерал эдвертайзер». И наконец, Дэн лично заверил Бейча, что достоверность статей Лэффи остается прежней, несмотря на временное сотрудничество с министром Гамильтоном в течение нескольких недель, предшествовавших аресту Моники и Томаса. Лэффи всегда будет, с тайным сожалением сообщил Дэн Бейчу, стойким и последовательным республиканцем. И Бейч, который отлично знал о серьезном положении Дэна в обществе, с готовностью предоставил Лэффи возможность и дальше анонимно заниматься своей работой. И хотя Бейчу страшно хотелось узнать, откуда у Дэна сведения про таинственного и скрытного Джека Лэффи, он предпочел не задавать вопросов.

Оставалась угроза раскрытия личности Лэффи со стороны Моники и Томаса. Но Дэн перекрыл и эти возможности. Молчание Моники было обеспечено: будучи осужденной за измену, она была депортирована во Францию со строжайшим запретом въезда в Америку. Томаса также признали виновным, но благодаря заступничеству Александра приговорили всего к нескольким годам заключения. Дэн навестил Томаса в тюрьме, его интересовал единственный вопрос: как Томас поведет себя по отношению к Лэффи? Удивленный Томас поклялся, что не намерен связываться с Джеком Лэффи ни при каких обстоятельствах.

Таким образом, Лэффи снова вернулся к своей работе.

Опустив газету, Дэн с озорной усмешкой обратился к жене:

– Судя по этому отчету об экспедиции Гамильтона в западную Пенсильванию, можно подумать, что Лэффи просто обожает нашего министра финансов.

Джеки выпрямилась и уперла руки в талию:

– Лэффи только бесстрастно излагает события! А Гамильтон действительно показал себя блестящим человеком, как в качестве военного министра, так и министра финансов, поэтому заслуживает похвалы. Он командует сотнями солдат, но до сих пор не было произведено ни одного выстрела. Ясно, что мятежников напугала демонстрация сил военного ополчения.

– Ну а как же право фермеров протестовать против несправедливого закона? – поддразнил ее Дэн.

– Одно дело – право, а другое – гражданская война.

– Согласен. – Дэн снова стал читать статью и вдруг встревоженно воскликнул: – Черт побери, что это значит?

– Видно, ты читаешь тот параграф, который я дописала поздно вечером, так что ты не успел его прочитать перед тем, как отнести статью в редакцию? Где я пишу про ниспровержение Робеспьера и про возможное подписание Договора Джея?

– У тебя получается так, как будто Америка воспользовалась уязвимым положением Франции, чтобы укрепить наши связи с Англией!

– Ну и что? А разве не поэтому подписание Договора Джея кажется близким, несмотря на бескомпромиссное отношение Гренвилла? Франция может праздновать свободу... но она все равно не уверена в своем будущем. Разве не поэтому наше правительство решило, что для нас гораздо важнее укрепить связи с Англией?

– Жаклин! – Дэн в досаде отшвырнул газету.

– Главное – компромисс, муж мой, помнишь? – Джеки рассмеялась, защищаясь от нападения Дэна.

Он со вздохом обнял ее.

– Если бы я не любил тебя так сильно...

– А ты любишь! – Она закинула ему руки на плечи и звучно чмокнула в губы. – И я тебя!

Дэн прильнул к ее губам в страстном поцелуе, сожалея, что они уже договорились сегодня ехать в Гринхиллс.

– Дэн! – Джеки отстранилась от него. – Твоя мама ждет нас в два часа, а я еще должна успеть испечь пироги.

Дэн скептически посмотрел на неуклюже слепленные пироги.

– Что-то они не очень напоминают пироги Греты...

– А разве мне еще не удалось убедить тебя, как обманчив бывает внешний вид? – защищала Джеки свою работу.

– Очень даже удалось, – усмехнулся Дэн.

– Вот и хорошо. – Джеки положила один дымящийся пирог на тарелку и направилась в гостиную. – Я пекла их для твоей мамы, но этот достанется нам... Я же знаю, как ты их любишь. Пойдем попробуем, что получилось. – Она уже почти дошла до дверей, когда раздавшийся в гостиной грохот заставил их поспешно вбежать в нее. Виски взглянул на них, невинно моргнул и невозмутимо продолжил свое занятие: лакать содержимое разбившейся бутылки с виски.

Дэн вздохнул:

– Что ж, перевоспитать твоего кота я уже не надеюсь, видно, придется мне с ним просто смириться.

– Рада это слышать. – Джеки поставила пирог на стол и выглянула в окно. Нервно вытерев руки о фартук, она двинулась в коридор. – Потому что я хотела тебе кое-что сказать. – Она открыла дверь и пригласила кого-то войти: – Милости просим, заходите.

В дом царственной походкой вошла белая пушистая кошка с высоко поднятой головкой. На мгновение остановившись, она надменно взглянула на Джеки, затем обернулась назад. Успокоенная тем, что увидела, она продолжила путь в гостиную, где сидел гордый Виски.

Дэну не пришлось долго гадать, почему у него такой гордый вид. За белой кошкой ковыляли пять крошечных котят, в разной степени окрашенных в белый и черный цвета. Можно было не сомневаться, кто их родители.

– Сюрприз! Наш Виски стал отцом! – гордо сообщила Джеки.

– Это я понял, – сухо заметил Дэн.

В туже секунду идущий последним черный, как уголь, котенок насторожился и поспешил к отцу, путаясь в собственных лапках. Затем без колебаний принялся жадно лакать оставшееся на полу виски.

Дэн застонал:

– Теперь-то я точно знаю, чей это котенок!

Джеки улыбнулась:

– Он напоминает мне Виски, когда мы впервые встретились с ним в ту ночь.

– В какую еще ночь? – не понял Дэн.

– В ту самую ночь, когда я усыновила Виски и в первый раз увидела недоступного Дэна Уэстбрука. – Джеки шаловливо улыбнулась. – Вы с Томасом шли по улице со своими стаканами, а я возвращалась с моей ночной вылазки. И Виски выбил стакан у тебя из рук как раз в тот момент, когда ты собирался сказать, что чувствуешь опасность, а Томас убедил тебя, что ты ошибаешься. Но это не так. Под деревьями скрывалась я, стараясь остаться незамеченной.

Дэн сразу вспомнил ту ночь.

– Так это была ты?

– Конечно! Я страшно боялась, что ты меня заметишь, кстати, именно поэтому я так испугалась тебя, когда мы встретились на балу у министра Гамильтона.

– Ты боялась, что я могу тебя узнать! – Он удивленно смотрел на нее. – А я-то подумал, что ты просто поражена моим вниманием.

– Ну, и это тоже, – засмеялась Джеки, вспомнив уверенное поведение Дэна в «Сити-Таверн». – Я действительно нашла твое поведение в высшей степени дерзким и неприличным.

Дэн представил себе Джеки, скорчившуюся в тени деревьев, и изумленно покачал головой:

– Я тоже не шутил, когда сказал, что твое поведение не лучше! А ведь в то время я еще ничего не знал! – Он взял руку Джеки, повернул вверх ладонью и поцеловал ее. – Ну, женушка, может, желаешь раскрыть мне еще какие-нибудь тайны? Помимо твоей двойной личности, нашей первой встречи и целой армии котят, произведенной на свет твоим любителем выпить?

Джеки ослепительно улыбнулась ему.

– Я? Но как я могу хранить что-либо в тайне от своего мужа? Когда ты попросил меня выйти замуж, разве ты не поклялся все их раскрыть?

– Действительно.

Джеки нежно погладила его лицо:

– Тогда вопрос закрыт.

– Я заметил, что ты не ответила на него, дорогая! Жаклин! У тебя есть еще какие-то секреты?

Отчаянный писк одного из котят прервал его выговор. Дэн присел на корточки, извлек из-под кресла застрявшего там малыша и выпустил на пол. Котенок огляделся, затем заметил что-то интересное, заковылял к боковому столику и стал нетерпеливо царапать его ножку.

– Кажется, ему хочется пирога, милая, – засмеялся Дэн. Он отломил маленький кусочек и угостил котенка. – На, кроха, с тебя и этого довольно, а остальное – нам.

Котенок страшно обрадовался и открыл розовый ротик, затем обнюхал кусочек и вдруг замер, глядя на пирог с явным отвращением. Затем содрогнулся, сморщил носик и пошел прочь.

Дэн разразился хохотом.

– Может, нам попросить Грету испечь вместо него другой для Гринхиллса, дорогая? А то матушка навсегда прогонит нас из своего дома.

– А я все утро возилась с ними, – сокрушенно пожаловалась Джеки. – Понятия не имею, что не так...Я делала все точно так, как учила Грета!

Дэн привлек ее к себе и обнял:

– С меня вполне достаточно твоих талантов, дорогая, и без умения печь пироги с клубникой. – Он подмигнул ей. – Самое сладкое угощение, которое я получаю каждое утро, в кухне не найдешь!

– Дэн! – Джеки едва удерживалась от смеха. – Если даже кошка отказывается есть мой пирог, на что я могу надеяться?

Дэн молча подхватил ее на руки и направился к лестнице.

– Раз уж нам незачем тратить оставшиеся полчаса на пироги, я покажу тебе, какие именно у тебя есть достоинства. – Он заглушил ее смех поцелуем. – Уверен, мама нас поймет, если мы немного опоздаем. – Он ногой захлопнул за собой дверь спальни.

– До чего же в Гринхиллсе красиво осенью! – сказала Джеки, любуясь из окна кареты яркими красками леса. – Могу понять твою маму, которая предпочитает жить здесь.

Карета остановилась перед роскошным особняком.

– К сожалению, дорогая, не думаю, что моя матушка не любит посещать светские развлечения лишь потому, что в Гринхиллсе красивая природа.

– Ты думаешь, она все еще тоскует по твоему отцу?

– Я это точно знаю. – Как всегда, когда речь заходила об Эдвине Уэстбруке, тон Дэна был сухим и напряженным.

Пока Дэн помогал Джеки спуститься из экипажа, она молча гадала, принесут ли плоды посеянные ею семена.

– Как я рада вас видеть! – Навстречу по дорожке бежала Леонора. Она встала на цыпочки и поцеловала сына, а затем нежно обняла Джеки, которая ответила ей с такой же теплотой. – Расскажите мне обо всех новостях, – оживленно говорила Леонора, идя рядом с ними к дому. – Сегодня такая замечательная погода, что я велела накрыть стол в саду.

– Отлично! – воскликнул Дэн. – Мы привезли имбирные пряники, еще теплые, их приготовила Грета. Она достала их из печки перед самым нашим отъездом.

Джеки метнула на него мстительный взгляд.

– Сегодня утром я впервые испекла пирог с клубникой, – пояснила она, когда Леонора удивленно посмотрела на нее. – Но он оказался совершенно неудачным.

– Скажу вам по секрету, дорогая, я терпеть не могу пироги с клубникой, – шепотом призналась ей Леонора.

– А мне так хотелось чем-нибудь вас порадовать! Но оказалось, у меня совершенно нет способностей к кулинарии.

– Есть один подарок, который мне очень хочется получить от вас! – заявила Леонора. – И я уверена, что это вы сделаете отлично и будете наслаждаться каждым моментом, пока будете над ним трудиться!

– И что же это за подарок? – недоверчиво поинтересовалась Джеки.

– Внук! – засмеялась Леонора.

Джеки смутилась, а Дэн весело засмеялся:

– Мама, мы с удовольствием доставим тебе эту радость... и постараемся сделать это как можно скорее!

– Замечательно! Вот этой проблемой и займитесь, а Грете предоставьте заниматься ее делом. А сейчас поспешим к столу, а то все остынет!

За лососем, сладким горошком и жареными лепешками из риса Дэн и Джеки рассказали Леоноре о депортации Моники, об условиях заключения Томаса и о замечательном выздоровлении Джорджа от страсти к Монике.

– Ваш отец – замечательный и сильный человек, – сказала Леонора. – Когда-нибудь он встретит женщину, которая будет его достойна.

– Я знаю, – с теплой улыбкой сказала Джеки.

– А пока Джордж постоянно намекает, что ждет от нас такого же подарка, как и ты, мама.

– Значит, еще больше оснований порадовать нас, – ответила Леонора и обратилась к Джеки: – А как дела у Джека Лэффи?

Джеки засияла от гордости:

– Благодаря Дэну Лэффи вернулся к работе и остался таким же независимым, как и прежде.

Женщины весело засмеялись.

Они уже перешли к кофе и к имбирным пряникам, когда на дорожку, ведущую к имению, свернула большая карета.

– Кто это может быть? – удивилась Леонора. – Сегодня я больше никого не жду.

Дэн пожал плечами:

– Может, кто-нибудь просто заблудился. – Он встал. – Пойду выясню.

Джеки ничего не сказала, только напряженно выпрямилась и застыла в ожидании.

Сердце ее учащенно забилось, когда карета приблизилась и стало видно, что внутри находится единственный седок – мужчина пожилого возраста. Вот он спустился на землю. Высокий и изящный джентльмен с темными волосами, сильно поседевшими на висках. В молчаливой мольбе Джеки крепко стиснула руки на коленях.

Пораженное восклицание, вырвавшееся из груди Леоноры, подсказало ей, что ее мольбы услышаны. Леонора быстро встала, прижав руки к горлу, и неотрывно смотрела на приближающегося мужчину.

Может, тот услышал возглас Леоноры, или просто что-то почувствовал, но вдруг резко остановился и стал издали пристально вглядываться в женщин.

Джеки видела, как внезапно напрягся и замер Дэн.

– Да, сэр, могу я чем-то помочь вам? – Дворецкий Джарвис поспешно вышел из дверей особняка навстречу незнакомцу.

С огромным трудом незнакомец перевел взгляд с Леоноры на слугу.

– Простите? – осипшим голосом переспросил он.

– Я могу вам помочь? – повторил Джарвис.

– Да, – откашлялся незнакомец. – Я приехал повидать маркизу.

– Простите, кого? – не понял Джарвис.

– Маркизу Форсгейт, – повторил тот, затем выпрямился, решительно вздохнул и снова объявил: – Я приехал повидать миссис Уэстбрук.

– Как мне вас представить, сэр?

Он склонил голову набок, издали глядя на Леонору.

– Ее муж.

– Ее... как вы сказали, сэр? – растерянно переспросил Джарвис.

– Все в порядке, Джарвис! – крикнула ему Леонора. – Маркиз может подойти к нам.

Дэн невольно шагнул вперед, словно собираясь вмешаться, но Джеки удержала его.

– Не надо, Дэн, прошу тебя, – тихо сказала она.

Леонора взглянула на Дэна, неуверенная и испуганная, как девочка. Она знала, что Дэн не посоветовал бы ей принять это самое важное решение; он не мог оставаться бесстрастным, не мог понять чувства женщины. Леонора перевела взгляд на Джеки, которую последнее время воспринимала как свою дочь. Она молча просила ее поддержки, готовая предпринять решительный шаг.

Джеки улыбнулась и ободряюще ей кивнула.

– Да, – на ее невысказанный вопрос, – идите... мама. – Голос ее дрогнул.

У Леоноры взволнованно задрожали губы.

– Спасибо, Джеки, – прошептала она и повернулась навстречу своей судьбе.

Эдвин Уэстбрук приблизился и остановился перед своей женой.

– Леонора!

С огромным трудом Леонора овладела собой.

– Эдвин!.. Признаться, не ожидала!

– Я тоже. – Он слегка улыбнулся, и жесткие черты его все еще красивого лица несколько смягчились. – Но мне все труднее было оставаться вдали от тебя. – Он неловко взял ее руку, и было видно, как тяжело ему дается признание. – Я скучал по тебе.

На глазах Леоноры заблестели слезы.

– Прошло уже десять лет. Почему же именно теперь?

– Что поделаешь! Столько лет мне понадобилось, чтобы понять, каким упрямым ослом я был! Я приехал слишком поздно? – напрямик спросил он.

– Не знаю... – Леонора смахнула слезы со щеки. – Я давно уже не та женщина, которая уехала из Форсгейта. Я изменилась.

– Понимаю... Но и я уже не прежний. Я стал старше, мудрее и теперь уже точно знаю, что для меня самое главное.

– И что же это?

– Моя семья. Желание жить с ней одной жизнью, – сказал Эдвин достаточно громко, чтобы это услышал Дэн, хотя старался и не смотреть на сына. – Леонора, я не могу тебе обещать, что разделю твои взгляды, но обещаю попытаться понять их. Можешь ли ты обещать мне то же самое?

– Могу... Но это не имеет значения, потому что нас будет разделять океан. – Она твердо качнула головой, когда Эдвин попытался заговорить. – Я не уеду из Филадельфии, не предлагай мне этого. Это мой дом, и я провела здесь жизнь, Эдвин. Я не могу покинуть его только потому, что ты этого хочешь. – Она печально улыбнулась. – Десятилетие способно изменить не только людей, но и обстоятельства.

Эдвин кивнул.

– Совсем недавно я узнал одно слово, – тихо сказал он. – Компромисс. Для меня это совершенно новое понятие, которое растолковал мне один мудрый человек. И я очень хотел бы проверить его на деле. А ты?

– Компромисс? Какой именно?

– Полгода в Филадельфии, полгода в Форсгейте. Разве это не было бы справедливым компромиссом?

Леонора ахнула от удивления:

– И ты готов каждые полгода жить в Америке? Ради меня?

– Да... ради тебя. – Его усмешка напоминала мальчишескую. – Короче, если ты принимаешь эти условия, я готов сразу же начать свое полугодовое пребывание в Америке. Как только ты согласишься, я велю слугам принести мой багаж.

Леонора насмешливо улыбнулась:

– Даже если я и соглашусь на твое предложение, мои слуги не понесут твой багаж. В Гринхиллсе, Эдвин, вы просто мистер Уэстбрук, а не маркиз Форсгейт. Я работаю бок о бок со своими слугами... без классовых различий. Так что придется тебе самому позаботиться о своем багаже.

Он только растерянно покачал головой.

– Согласен, – наконец ответил он, чем несказанно удивил жену. – Так ты рассмотришь мое предложение?

По лицу Леоноры скользнула мимолетная улыбка, и она снова стала серьезной.

– Если ты помнишь, я не одна уехала из Форсгейта!

Эдвин позволил себе взглянуть настрого выпрямившегося Дэна, который стоял рядом с Джеки. Только едва заметно дергающийся мускул на щеке выдавал его волнение.

– Здравствуй, сын! – Эдвин рассматривал высокого крупного мужчину, своего единственного ребенка. В обоих чувствовались невероятные напряжение и скованность. – Ты достиг всего, о чем мечтал, когда уезжал в Америку: независимости, уважения, состояния, добытого собственным трудом. Письма твоей матери были полны гордости, когда она рассказывала об «Уэстбрук шиппинг» и ее процветании. Должно быть, ты не меньше ее гордишься своими успехами.

– Безусловно. Как там Форсгейт?

Эдвин вздрогнул, уловив горечь в голосе Дэна.

– Форсгейт по-прежнему процветает... Но как я понял, это всего лишь маленький уголок земли, который не может служить утешением человеку, когда он достиг преклонного возраста. – Он поднял голову и устремил на сына взгляд таких же правдивых и проницательных серых глаз. – Тот же самый мудрый человек, который познакомил меня со смыслом слова «компромисс», научил меня, как угадать приближение времени, когда человек должен произнести свое последнее «прости». И этот час настал, Дэн, час и шанс для всех нас провести в радости предстоящие годы жизни, сбросив с себя тяжелое бремя будущего. – Лицо Эдвина еще более смягчилось. – И тот же человек научил меня еще одной вещи: что человек должен обладать смелостью, чтобы признать свои ошибки... и еще большим великодушием, которое позволит ему простить другого, забыть о его вине и по-прежнему верить ему. – Эдвин протянул сыну сильную красивую руку. – Я был неправ, сын мой, и очень об этом сожалею. У нас с тобой зачастую противоположные взгляды, но ты взрослый и умный человек и имеешь такое же право на собственную точку зрения, как и я. К тому же ты мой сын, которого я очень люблю. – Он стоял и ждал, не убирая протянутой руки.

Дэн смотрел на руку отца с непостижимым выражением лица. Затем поднял голову, встретился взглядом с отцом и прочел в его глазах ту же боль, как в себе самом. Дэн молча принял руку отца и крепко ее стиснул.

– Добро пожаловать в Филадельфию, отец.

Сердце Джеки преисполнилось радости, и она мысленно возблагодарила судьбу за исполнение ее самых страстных молений.

– Спасибо, Дэн, – скрывая радость под сдержанным тоном, сказал Эдвин. – Большое спасибо. – Он кашлянул, взглянул на Джеки, стоящую за спиной мужа, и с широкой улыбкой указал на нес: – Здесь есть еще одна особа, с которой я должен познакомиться.

Дэн быстро обернулся:

– Извини, отец, это...

– Жаклин! – Эдвин подошел к Джеки и, к удивлению Дэна, обнял ее. – Вы точно такая красавица, как я себе представлял!

– Добро пожаловать, милорд, – тепло ответила она.

– «Милорд»?! – усмехнулся Эдвин. – Вот уж не ожидал такого официального приветствия, особенно после ваших выговоров.

Дэн совершенно растерялся.

– Жаклин – моя жена! – поспешил он уточнить.

– Да, Дэн, я это знаю, – подмигнув, ответил Эдвин. – И она точно такая, какой была твоя мать... и какой она осталась: самостоятельная в мышлении, открытая и прямая и неотразимо прелестная! – Он посерьезнел. – Я у нее в неоплатном долгу!

– В каком еще долгу? – недоуменно спросил Дэн.

– Твой отец ошибается, – нежно сказала Джеки, переводя сияющий взгляд на Дэна. – Он ничего мне не должен. Я только написала ему письмо, излагая все те замечательные вещи, которые узнала от тебя и от Леоноры. Это был мой последний секрет от тебя, единственный подарок, которым я могла выразить вам свою благодарность за все, что вы мне дали. И точно так же, как твое верное сердце и нежная душа изменили всю мою жизнь, я знаю, они изменят и жизнь твоего отца. Потому что, – Джеки обернулась к Леоноре, которая уже не скрывала слез радости, – фактически это вы наделили маркиза мудростью, которую он сейчас проявил. Вы научили меня, как важно найти и принять компромисс, дали мне силу преодолеть мое прошлое и с невероятным терпением предлагали мне свою дружбу, доверие, а главное, – она встала рядом с Дэном, – любовь. – Она ласково переплела с его пальцами свои. – Так что, муж мой, это я в долгу.

Дэн был настолько захвачен бескорыстием и искренностью слов Джеки, что буквально онемел. Как он мог объяснить ей, что она вернула в его жизнь нечто такое, утраты чего он даже не сознавал? Он честно старался подыскать слова, чтобы высказать чувства, которые переполняли его сердце: что ее любовь была его настоящим и будущим, что она возвратила ему прошлое. Задыхаясь от избытка чувств, Дэн взял ее лицо в ладони и привлек к себе. И внезапно понял, что ему ничего не нужно говорить.

Сверкающие в синих глазах Джеки слезы сказали ему, что она все уже поняла.